Текст книги "100 дней после развода (СИ)"
Автор книги: Анна Кэтрин Грин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 38
Руслан
Нет, я даже приехала в зал заседания суда. Я приехал для того, чтобы посмотреть на Полину, тряхнуть её за плечи и сказать «господи, девочка, что мы делаем»? Но вместо этого я наткнулся на ледяной взгляд и полное отрицание действительности.
– Мы разводимся, – это было единственное, что можно было выдавить из Полины.
Мне причём казалось, что если я буду ещё сильнее давить, я, может быть, конечно, и выдавлю что-то нужное и необходимое, но не факт, что мне это понравится. И Полина была настолько уверена в своих словах, что она даже не понимала, что происходило на самом деле.
Мы разводимся, и все.
Она ставила точки, я пытался воззвать к её разуму.
– Полин, то есть ты хочешь просто вот так все перечеркнуть?
– Я не собираюсь с тобой ничего обсуждать,– холодно говорила она, а по стеклянным глазам я понимал, что она, скорее всего, даже не в себе.
– Полин, ты понимаешь то, что мы с тобой столько лет в браке. У нас с тобой трое детей, и ты сейчас решаешь все это сломать. Ради чего?
– Ради того, чтобы мои дети не жили во лжи. Ради того, чтобы у них не было дурного примера? Того, как можно разрушить абсолютно все одним действием, одним поступком.
– Каким действием, каким поступком?
Полина перехватила меня за руку, притягивая к себе, и выдохнула:
– Ты спал с учительницей нашей дочери!
– С чего ты взяла, что я с кем-то спал? – Задал я вопрос прямо в лоб, потому что не собирался отбрыкиваться от обвинений, которые ко мне не имели никакого отношения. Я хотел сразу расставить все точки над i, но Полина только откинула от себя мою руку и вздохнула:
– Ну да, сейчас ты многое можешь сказать…
И я даже в контексте этого какого-то фантасмагорического развода прикинул вариант того, что мы реально разводимся, ну и поэтому чисто на том, что вспомнил быстро и произнёс что кому остаётся. Но Полина сидела с таким видом, как будто бы реально не понимала, что происходило. Я делал выводы, что, соответственно, нас никто не разведёт, но вместо того, чтобы дать несколько месяцев на примирение, судья сказал, что да, все так и будет.
Я был в таком лютом шоке, понимал, что мы попали в какую-то бюрократическую машину, которой было абсолютно наплевать сохранится ячейка общества или нет.
– Вот видишь, нас разведут,– сказала Полина, стоя на ступеньках возле суда.
– Нихрена нас никто не разведёт, – выдохнул я. Но Полине уже было наплевать. Она развернулась, махнула на меня рукой и пошла быстро в сторону такси. – Полин, прекрати, мы же взрослые люди, мы должны уметь договариваться!
– Я не буду с тобой договариваться, – через плечо бросила мне Полина. И тяжело засопела, но я не понимал и тем более не мог себе даже в страшном сне представить, что этот развод запустит череду каких-то бессвязных, но безумно болезненных ситуаций.
Мне позвонила тёща в тот момент, когда оказалось, что у тестя случился сердечный приступ.
Я стартанул и ломанулся в больницу с такой скоростью, как будто бы у меня под ногами земля горела. Я понимал, что здесь промедление равно смерти. Когда скорая оказалась в приёмном покое, я уже ждал тестя в больнице.
Эта ситуация из ряда вон выходящая.
– Оперировать, – выдохнул я сдавленно. – Да, мы будем оперировать, – зарычал я упираясь ладонями в стол главврача, – и эта операция должна пройти по высшему разряду. Мне плевать, хотите, тащите мне со столицы ведущих профессоров, но мой отец должен жить.
В тот момент я на все, что угодно мог пойти для того, чтобы выковырять тестя из лап смерти, потому что я за столько лет стал его сыном, а он моим вторым отцом. Это абсолютно нормальная ситуация, когда люди, долго живущие в браке, воспринимают родителей больше, чем мама жены, папа мужа.
И да, я представлял, что случится с Полиной, если отец не выйдет из операционной, а она, видимо, не особо представляла, потому что стояла в коридоре, прижимала к себе хнычущего Матвея и на все это смотрела с таким ужасом, что даже слова не могла вымолвить.
Но зато мою тёщу было не заткнуть.
– Вот это вы во всем виноваты. Вы, зная, что такая ситуация в семье разводитесь, нас ещё нервничать заставляете. Вообще ничего удивительного, что у отца сердечный приступ случился, как только я ему об этом сказала.
Я, конечно, свою тёщу-то любил, но прекрасно знал, как она может иногда что-либо сказать. Я вообще не удивлюсь, если она начала изначально претензии вывалила, вывалила все это на тестя и уже потом только смекнула, чем это может обернуться в её контексте, но сейчас, конечно, она бы не призналась, нет. И тёща ходила вдоль коридора, бросала на меня косые недовольные взгляды, как будто бы я должен был здесь расползтись идеальным ковриком по полу, чтобы она ходила, ноги вытирала, но нет, мы так не договаривались, и это реально было очень жуткое и тяжёлое время до тех пор, пока не определились с составом оперирующих, пока не было проведено несколько процедур, направленных на то, чтобы поставить стенд в то место, где было сжатие у сосуда.
Это было на самом деле очень дерьмовое время, в котором я не то что работать, я себя не помнил, потому что дни слились в какую-то череду вечной задницы, и мне оставалось только балансировать, передвигаясь с ноги на ногу, чтобы не навернуться нигде.
И я звонил до посинения Ане, я хотел услышать её голос, я хотел хоть каких-то объяснений. Но, к сожалению, ничего не удавалось выцепить. Аня вела себя примерно так же, как Полина, за одним исключением, что иногда Аня все-таки давала реакцию и писала мне гневные сообщения в ответ. А я не понимал, господи, ребёнок мой, ну неужели ты будешь верить какой-то тётке, нежели чем своему отцу? А потом до меня с запоздалостью доходило, что Аня это все видела своими глазами, и она могла это интерпретировать абсолютно по-разному, но для неё, для её возраста, это было на самом деле предательством, хотя она даже не разобралась в ситуации.
Я звонил Тимуру, он долго и по много мне рассказывал, как ему плохо, что мама плачет, Аня плачет, все плачут.
Я тяжело вздыхал, обещал, что я во всем разберусь, но как-то нихрена не выходило и дошло даже до идиотизма – я поехал к Аньке в школу. И когда меня встретила директор, первая фраза, которая прозвучала:
– Вы не должны волноваться, мы уже исчерпали этот конфликт, мы пришли к взаимному пониманию с обоих сторон.
– Да вы что, – хрипло выдохнул я и пожал плечами.
– Не переживайте, не переживайте, мы обещаем, что такого больше не повторится, и очень надеемся на то, что вы все-таки поймёте и примете, что иногда происходят накладки, как бы мы не старались отбирать достаточно квалифицированных учителей…
Но я не думал, что Мария была достаточно квалифицированным учителем, но поняв, что она была уволена и никакого отношения теперь к Анне не имела, я подуспокоился, и в этот момент, когда я должен был поймать такой мегадзен, сверху свалилось, что те расчёты, которые я приложил для того, чтобы исправить свой же косяк, они нихрена не подходили.
И я понял, что покой мне будет только сниться, а все остальное время я должен впахивать для того, чтобы исправить, что уже наворочено.
Глава 39
Полина
Аня насупилась, прижала подбородок к груди и тяжело задышала:
– Знаете что, мам?– Произнесла она, давя внутри себя истерику. Я это поняла по подрагивающим губам и по сжатым в кулаки ладошкам. – Это, конечно, очень круто, что вы мне даёте право выбора, но я нифига не хочу выбирать.
Аня резко встала со своего места и, развернувшись, вылетела из комнаты.
Я зажала пальцами глаза и тяжело задышала.
Лариса Анатольевна, тихонько просочилась ко мне, стукнув по двери кончиками пальцев.
– Полин, – тихо позвала она, и я тут же перевела на неё взгляд. – Мы с Матвеем на сегодня все закончили. Может быть, что-то приготовить на завтра?
Я растерянно пожала плечами, не зная, что ещё сказать, нахмурилась.
– А вам, мне кажется, все-таки стоит отдохнуть. Так дело не пойдёт.
– Я отдыхаю. Вы очень много для нас делаете. Вы не представляете просто в каком аду мы три месяца жили. Я думала, что у меня все дети спокойные, но, Матвей, это было что-то с чем-то.
– Но он растёт, он показывает свой характер.
– Нет нет, не в этом дело. – Я обняла себя за плечи и вспомнила, как нам было дерьмово с Русланом, когда только Матвей родился, потому что мы оба не понимали, в чем дело, и даже няня, нерадивая, только раздражала сильнее сына, нежели чем помогала.– Он же ни у кого не успокаивался, а к няне вообще не шел…
– Ну так няни разные бывают. – Лариса Анатольевна пожала плечами и улыбнулась.
– Но тогда это было что-то ужасное, она только приближалась, а он начинал орать…
– Дети маленькие все чувствуют, дети понимают все. Чтобы ребёнок был спокойным, мама должна быть спокойной, а как мама будет спокойной, когда мама, постоянно уставшая, – Лариса Анатольевна говорила это размеренным тихим голосом, и я почему-то, вопреки здравому смыслу, начинала аж моргать медленнее. – И это же самое касается папы. Если папа отдохнувший и ребёнок у него отдохнувший. Вы же заметили, как ваш супруг приезжал последний раз. Матвей у него на руках чудесно спит. Даже в позе панды…
Я нахмурилась.
– Лариса Анатольевна, вы мне пытаетесь что-то сказать?
– Да, – честно призналась няня и снова спрятала улыбку,– я пытаюсь вам сказать, что пока у вас ребёнок неспокойный был, все нервничали. Все переживали и возможно какие-то ситуации продиктованы не злым умыслом, а банальной усталостью и нехваткой информации. Если бы у вас сразу была нормальная няня, возможно, этого бы ничего вообще не произошло. Я так понимаю, супруг у вас ответственный в плане работы. Ну, сами взгляните на ситуацию другими глазами, не со своей точки зрения. Ну, невозможно было выбраться вам из трехмесячного детского крика без потерь.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что разговаривать надо, когда оба спокойные. Когда дома все хорошо. А не когда все на нервах. На нервах очень много злого можно произнести.
Лариса Анатольевна не стала дожидаться от меня каких-либо слов и тихо вышла за дверь. А я осталась сидеть и раскачиваться на одном месте, а потом сама не поняла, как стала прикладываться, потому что в глазах был песок. И как-то так вышло, что я даже не проснулась ни к ужину, и так и ушла в ночь. А утром вдруг поняла то, что у меня впервые за долгое время не болит голова, не тянет мышцы. И почти даже я рада наступившему дню.
Лариса Анатольевна ходила по кухне с Матвеем на руках, а Аня с Тимуром быстро завтракали.
– Простите, я что-то…
– Все хорошо, Полина все хорошо, – улыбнулась Лариса Анатольевна и щёлкнула кнопкой чайника. – Вы присаживайтесь, у нас здесь немножко омлет и салат овощной.
Я погладила Тимура по волосам и посмотрела на Аню, ощущая, что она недовольна и раздражена.
А перед школой я расцеловала Тимура, а Аня нервно поправляла сумку и хмурилась.
– Успокойся, все хорошо, это был просто вопрос…
– Да причём тут вопрос? – Аня тяжело вздохнула и качнула головой.– Я не знаю, сколько ещё буду ходить к репетиторам, я просто реально не понимаю. И мне кажется то, что я вообще полная бездарность, и мой удел это цветы пересаживать.
Я улыбнулась, погладила дочь по щеке и притянула к себе.
– Не говори глупостей, ты самый талантливый ребёнок. В конце концов, ты чудесно рисуешь, никогда не поздно стать художником…
Но Аня тяжело вздохнула, потому что амбиции были у неё от Руслана. И в её амбициях было добиться лучших результатов по всем направлениям. Тем более если учесть, что на следующий год у неё последний класс.
Я проводила детей, развернулась к Ларисе Анатольевне, но она тут же выдала мне:
– Мы сейчас с Матвеем пойдём на прогулку в парк. У нас сегодня большой план, десять тысяч шагов, поэтому вы уж как-нибудь развлекайтесь тут самостоятельно. Хорошо?
– Да, хорошо.
Но я никак не развлекалась.
Я перебрала вещи и что-то отсортировала в добрые руки, что-то вообще отправила на выброс, и впервые за долгое время в квартире стало появляться хоть какое-то подобие порядка.
Нет, никто не разбрасывал своё нижнее белье по углам, но все равно чувствовалась вот эта тяжесть от того, что всего вокруг много, а места как будто бы перестало хватать. Грешным делом пока я перебирала вещи, в голове мелькнула мысль о том, что надо было бы квартиру побольше, а потом сама себя осекла. Ну вот к чему мне эти мысли? Я бы поняла, если бы мы с Русланом были до сих пор в браке и думали над этой темой. А сейчас надо сказать спасибо, что он вообще оставил мне эту квартиру, и хотя бы у меня хоть какой-то стартовый капитал есть, если я решу менять её на что-то большее.
Я тяжело вздохнула, не зная, куда себя деть, а потом увидела сообщение на экране мобильника.
«Поль, я сегодня заеду».
Без вопроса написал Руслан, и я поджала губы.
Было глупо не давать ему видеться с детьми, но и то, как он себя вёл, когда приезжал, это тоже бесило.
Когда дети вернулись со школы Лариса Анатольевна с Матвеем уже тоже были дома, поэтому быстрый обед и после время, которое Аня проводила за учебниками, а Тимур за новым конструктором.
– Папа приедет попозже, – произнесла я, заходя в зал, где дети как раз-таки сидели.
Аня бросила на меня косой взгляд, а потом, прикусив губы, резко встала и подошла ко мне, вытащила мобильник, открыла соцсеть и ткнула мне в лицо одной из сториз.
– Видишь, он до сих пор с ней видится, опять такая же сторис, только в другом рестике, чего он к нам мотается тогда?
Я прикрыла глаза ладонью и тяжело вздохнула. Но когда Руслан оказался в дверях, первое, что я спросила, были именно анины слова.
– Что ты к нам ездишь, если свою выдру за несколько часов до нас выгуливаешь по ресторанам, оставался бы с ней.
Руслан застыл в дверях ледяной статуей и тяжело вздохнул:
– Твою мать, мне кто-нибудь может объяснить, в каком на этот раз грехе меня обвиняют?
Глава 40
Полина.
Я усмехнулась, глядя на мужа, мысленно задавая вопрос ну неужели он совсем ничего не понимает и так идеально играет.
– Рус. Не надо.
Но Руслан даже не стал меня слушать, он разулся и, быстро заглянув в зал, крикнул детям «привет», подмигнул Тимуру, послал воздушный поцелуй Анютке и прошёл в детскую, поздоровался с няней и чмокнул Матвея, а потом вернулся ко мне, перехватил меня за локоть и потащил в сторону нашей спальни.
Когда мы оказались внутри, Руслан закрыл дверь. Сложил руки на груди и спросил.
– Вот кто-нибудь мне объяснит, что происходит, Поль, я, честное слово, задрался. Я устал. Я не могу. Хорошо, я понимаю, что я психанул. Я вызверился. Я обозлился в тот день, когда ты мне сказала о том, что ты спишь с учительницей нашей дочери. Я все понимаю. Я даже не стал ничего отрицать, потому что мне было не до этого. Я просто не собирался ничего объяснять, потому что я был уставший, я был вытраханный, но когда я пытаюсь идти навстречу, когда я пытаюсь исправить всю эту ситуацию, мне даже не объясняют, в чем меня обвиняют.
– Руслан, прекрати, просто прекрати. Она постит сторис с твоим присутствием.
Я покачала головой, зажала пальцами переносицу и вздохнула.
– Это настолько чудовищно, что мне твоё лицемерие сейчас, как не знаю, что отдаётся в груди. Ты просто настолько оборзевший наглец…
– Какие сторис. Господи, Полина, какие сторис? Я здесь только-только выдохнул после проекта, который я, блять, реально заканчивал, размечая его кровью. Мне кажется, у меня даже во всех чертежах линии кровавые прописаны. Я не представляю, о каких свиданиях, о чем ты говоришь. Я три месяца жил в отеле!
Эти слова шарахнули меня, и я нахмурилась, я думала, он живёт не в отеле, а в одной из квартир, маленьких студий, которые периодически покупал, говоря, что детям в будущем пригодится и так далее. Это первое и второе…
О чем он вообще?
– Я все понимаю, Полин, но какие сторис? Мне кто-нибудь это покажет?
Я сделала несколько шагов назад, упёрлась спиной в дверь и повернула ручку, вышла в коридор, заглянула к Анне с Тимуром и, взяв у дочери телефон, развернулась и пришла к Руслану. Повернула экран к нему.
– Я же в прошлый раз показывала.
Руслан прикусил нижнюю губу и поднял на меня недоумённый взгляд.
– И что, я по твоим показаниям должен был что понять?
– Ну, это же ты с ней в ресторане!
– Нет. – честно ответил Руслан и качнул головой, но мне его честность горчила на языке, как полынь.
Я не верила.
– Это твоя рука в кадр попала.
– Нет, это не моя рука. Давай начнём с элементарного, если ты посчитала, будто бы это мой браслет, то свой браслет я ношу на левой руке. А камера зеркалит. И там рука правая.
Руслан вырвал из моих пальцев телефон, ещё раз перелистнул сторис и сделал скриншот. Развернул его, увеличил на весь экран. Показал мне фотку и произнёс:
– Видишь, шармы не те, у меня детские пяточки. Звёздочка, которую я ассоциирую с тобой. Дельфин. Из нашей поездки на Мальдивы. Здесь другое!
Я нахмурилась.
– Это не моя рука, и тогда тоже была не моя рука.
Я тяжело задышала, понимая, что какой-то очень стройный план того, что муж, подлец и негодяй, начал рассыпаться у меня в руках.
– Но ты… Ты с ней виделся в кафе! Ты с ней поддерживал связь! – ехидно протянула я, сужая глаза, и покачала головой.
– Да, – не стал отпираться Руслан и вернул мне мобильник. Сделал несколько шагов назад и опустился на кровать, широко поставил ноги, упёр локти в колени. – Да, я с ней виделся в кондитерской, ну, в той, в которую ты зашла. Но чисто для того, чтобы понять, какого хрена происходит. После всего этого я приехал в школу. Сказали, что инцидент исчерпан. Я не стал уточнять, каким образом он исчерпан. Мне было достаточно того, что проблема решена. Потому что это произошло как раз в промежуток, когда отца должны были прооперировать. А когда я появился, ты мне стала говорить о том, что она обижала Аню и так далее. И, соответственно, первое, что я сделал, это набрал Марию.
– Видишь, у тебя даже её номер телефона есть!
– Об этом мы поговорим отдельно, – произнёс дотошно Руслан, и потер на скуле щетину. – Я позвонил ей, позвал встретиться для того, чтобы уточнить, какого хрена, собственно, происходит, потому что, во-первых, когда я с ней обедал, да, Полин, я тут даже не отнекиваюсь и ничего не говорю. Мы с ней пару раз обедали, один раз столкнулись в баре, но ничего не было. Я не лапал её. Она не шурудила ногами у меня черт пойми где. И то, что видела Аня, было, вероятнее всего, финалом ситуации, потому что когда за обедом я почувствовал, что у меня по ноге кто-то ползёт, то первая реакция была сломать этого кого-то. Так что не надо здесь рассказывать о том, что я такой наглец, я такой подлец и на глазах у дочери сидел, флиртовал с её училкой, нет. Она один раз подсела ко мне в ресторане, где я обычно обедаю, потом второй раз подсела. И вот так вот. То есть у нас не было с ней никаких отношений, мы не переписывались, мы не виделись, мы просто периодически сталкивались на обедах. Мне казалось, этого достаточно для того, чтобы завязались какие-то, возможно, приятельские отношения или ещё что-то. Но я не представлял, что во всей этой ситуации, когда я с трудом через раз соображал, кому-то необходимо будет подкатить ко мне свои ласты. И, значит, я позвонил ей уже после всего этого, предложил встретиться для того, чтобы обсудить эту ситуацию с Аней, потому что я знать не знал на тот момент, когда все это произошло, что она её учительница, она не сказала ничего. Она не сказала, что узнала меня или ещё как-то, то есть я был в полном неведении. На момент, когда я обратился в школу, мне сказали инцидент исчерпан, все, мне показалось, что ситуация решена сама по себе. Когда я приехал домой, ты сказала, что нет, нифига, она гнобила Аню и так далее. Ну, собственно, я и позвонил для того, чтобы уточнить, какого черта, спрашивается, происходит, что это такая нетривиальная форма мести? Типа, если мужик прокатил, то давайте мы сейчас будем чмырить его дочь. Ну нихрена со мной это не проходит. Ну и, собственно, я хотел показать, что нет, моего ребёнка, никто не имеет права обижать, но здесь появилась ты. И такой ситуация была на самом деле.
Я смотрела на Руслана и не знала, что сказать.
Красиво пел, ой, как красиво пел, бородатая соловушка.
Глава 41
Полина.
– Руслан, прекрати, – тихо попросила я, врываясь в его речь. И Рус прекратил, замолчал, уставился на меня немигающим взглядом. – Прекрати, хватит оправдываться, хватит добиваться непонятно чего.
– Полина, я добиваюсь того, чтобы наша семья снова была все вместе. Я не хочу уезжать в северную столицу без тебя. Я не хочу уезжать без детей. Как ты этого понять не можешь? Я не изменял тебе…
– Ты исчез на три месяца, – только и произнесла я дрогнувшим голосом.
– Полин. – Рус оттолкнулся от кровати и шагнул ко мне, перехватил меня за запястье, посмотрел пристально в глаза, желая найти контакт.– Полин, пожалуйста, вспомни. Я говорил тебе на в суде не надо нам разводиться. Я говорил тебе в больнице с твоим отцом, не надо нам разводиться, Полин. Одумайся, Полин. Ты одна с тремя детьми остаёшься.
– Тебе было плевать на этих троих детей!
– Полин, как мне было плевать, если я тебе попеременно звонил, то детям.
– Ты приезжал и просто тупо сидел в машине. Тебе было глубоко фиолетово, что там происходит с детьми.
– Потому что меня не пускали в квартиру. Ты сама не помнишь того, когда я появился первый раз, и ты хлопнула мне перед лицом дверью так, что чуть не прищемила нос.
Я сжала губы в узкую линию.
Он сейчас все что угодно мог сказать, чтобы оправдать себя.
– Или вот, например, ситуация с тем, что я попробовал попросить мать, чтобы она сама к тебе приехала, хотя бы узнала, что да как и вообще, но вместо того, чтобы тебе с ней договориться, она несколько раз приезжала к закрытой двери, стучалась, долбилась и уезжала…
– Надо звонить!
–Так ты трубки не брала… – Тихо произнёс Руслан, и я, не выдержав, вырвала руки у него из захвата. – А потом ещё возникают вопросы чего мать обиделась? А она капец, как обиделась, потому что для неё это было хуже, чем плевок в душу. Она мне звонила и говорила, я, когда Полинка родила с работы приезжала, чтобы хоть немного с Анюткой посидеть, когда Анютка родилась, говорит, я ни разу дома пожрать не приготовила, потому что с работы ехала к вам.
У меня засосало под ложечкой.
Грустные какие-то воспоминания заставлял Руслан вставать перед глазами.
Свекровь действительно приезжала после работы. Она ещё когда я говорила о том, что тяжело, не надо не ездить, отмахивалась и повторяла, что это как раз по пути, она вот у нас выходит, а потом две остановки вниз идёт и гуляет.
Вот только она гуляла и в мороз, и в снег, и в дожди.
Сердце бешено заколотилось в груди, намекая мне на то, что в этой истории слишком много неоднозначных ситуаций.
– Или вот, например, я с Аней пытался поговорить, а она не хуже тебя себя вела – рычала, бросалась обвинениями и кидала трубки. Я же тебя просил, Полин, давай одумайся. Ну пожалуйста.
– Ты за три месяца ни разу не узнал, как дети!
– Потому что я каждый раз спрашивала у тебя, Полин, у нас трое детей, как ты будешь? Что ты будешь? Но ты стояла с таким горделивым видом, как будто бы тебе воду в вино дозволено превращать. Смысл мне было идти на таран, когда ты меня постоянно отталкивала и заверяла всем своим поведением, что у тебя все под контролем, нихрена у тебя не было под контролем, но это я узнал уже после, когда, наступив на собственную гордость, наступив на собственные убеждения, взял и приехал с Себастьяном, и то нас выперли, потому что опять какая-то непонятная девица что-то там выложила в своём инстаграме. Ты не знаешь, какого мне было, когда я решался на этот шаг.
– Что корона не проходила в дверной проем? – Руслан сжал зубы, на скулах заиграли желваки, между бровей залегла глубокая морщина.
– Ты можешь на мне сейчас не практиковаться в остроумии?
– Руслан, да я не практикуюсь на тебе в остроумии. Как ты этого понять не можешь? Я тебе говорю очевидные вещи. Ты ушёл, бросил меня с тремя детьми.
– Я не хотел уходить. Это тебе было важно, чтоб я ушёл. – Вдруг саданул меня словами Руслан, и я аж приоткрыла рот.
– В каком это плане, ты сейчас что это говоришь? – Задохнулась я.
– Лучше б ты не приходил. Лучше б ты к родителям поехал. Лучше б ты с детьми остался у матери. Что ты ходишь, костьми гремишь. Я же последние три месяца только и выслушивал, что я мешаю, что я здесь лишний, что от меня много шума, что я много места занимаю. Вот. Представь, что ты три месяца будешь выслушивать нечто подобное, а потом к тебе приходят и вываливают «ах, ты спишь с учительницей дочери»! Так я уже на тот момент прекрасно знал, что я тебе мешаю. Я тебе не нужен. Я на эмоциях вылетел, выскочил.
Руслан облизал губы и отвёл глаза.
Такое чувство было, как будто бы признать это ему было невероятно сложно.
Я осталась стоять, как каменная статуя.
И только грудь вздымалась от дыхания.
– Нет. Это было сделано не из-за того, что я такой засранец. Это было сделано исключительно из-за того, что, бляха, Полин, я тоже живой человек. Ну, извини, в вопросах воспитания детей я полный профан, как бы я не пытался быть хоть немного в этой теме. Я полный профан, потому что на одной стороне стоишь ты с профессиональным подходом ко всему, и с другой стороны, стою я, у которого из занятий с детьми отвезти их в торговый центр. Если ты на протяжении столького времени не меняла эту няньку, то, наверное, она тебя в чем-то устраивала, куда мне соваться со своим свиным рылом в вашу царскую богадельню? Чтобы ещё раз выслушать о том, что моё мнение нихрена в этой семье не значит. Или как? Все можно было решить несколькими путями, ещё одну няньку нанять. Я не знаю, мать мою притащить к нам!
– Она едва ходит, и у неё одышка! – заметила я зло и опустила взгляд.
– Но это ей не мешало приезжать к тебе и пытаться поговорить. И каждый раз натыкаться на запертую дверь. А моя мать не твоя, она не сможет зайти в квартиру, в которой нет никого.
– Но она тем не менее смогла зайти когда меня не было дома.
– Она зашла к своим внукам. Потому что внуки были дома, Полин, не надо перевирать. Я пытаюсь тебе объяснить, что в этой ситуации нет кого-то виноватого. Есть просто дерьмово сложенная, блять, жизнь. Ни я, ни ты не были готовы к рождению третьего ребёнка. Нам с тобой казалось, что мы пойдём по накатанной, что у нас с тобой все уже отработано до мелочей, но нихрена. Дети разные бывают. И, оказавшись в ловушке этого, мы с тобой тупо не понимали, что надо делать. И не надо меня обвинять в том, что была любовницей или ещё что-то. Нет, Полин, не было! У нас просто было все плохо.
