Текст книги "100 дней после развода (СИ)"

Автор книги: Анна Кэтрин Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

100 дней после развода
Анна Грин

Глава 1

– Ты спишь с учительницей нашей дочери, – тихо сказала я, заходя в кабинет мужа.

Руслан поднял глаза от чертежа, нахмурил брови и безразлично бросил:

– Поль, давай, не сейчас, некогда.

Я до боли сдавила ладони в кулаки. И выдохнула.

Впервые за три месяца с рождения Матвея я куда-то выбралась. И выбралась я на открытый урок дочери по литературе.

Аня стояла, рассказывала про поэтов серебряного века, про то, как они жили, как творили, полный актовый зал был народу. Сидели представители из институтов, родители учеников, директор школы, и в момент, когда Аня рассказывала о том, что поэты серебряного века отличались свободой нравов учительница Мария Антоновна: высокая худая шатенка с карими глазами фыркнула и линейкой ударила по столу.

– Какие могут быть свободные нравы, Анечка, – сказала она так неприятно, что меня это покоробило, я аж вся перекосилась, а Аня вдруг замерла.

У меня взгляд помутнел.

– Те самые свободные нравы, Мария Антоновна, – выдохнула дочь, слегка качнувшись от микрофона,– примерно такие же, как у вас, которые позволяют вам с отцами учениц в ресторанах сидеть!

Я думала, ослышалась, мне показалось, что все ослышались в тот момент. Аня, резко сорвав ученический галстук с шеи, ломанулась в сторону, слетела со сцены и, не разбирая дороги, полетела в сторону, к лестнице. Я растерянно хлопнула глазами, не понимая, что в них застыли слезы, и встала со своего места, чётко чеканя каждый шаг, который раздавался по актовому залу стуком каблуков, прошла следом. Марья Антоновна смогла только всплеснуть руками и задохнуться, а я даже не посмотрела на неё.

Аню я нашла в женском туалете, она сидела, вжимаясь спиной в угол, запустила пальцы в волосы и ревела, ревела, как белуга.

– Аня… – только и смогла сказать я от шока и растерянности.

– С отцом она была в ресторане, с отцом! – закричала Аня, резко вставая, и ударилась плечом об стену, по щекам текли слезы, а голос ломался из-за рыданий. – Сидела, коза, прижималась к нему, туфли скинула.

Аня со всей силы развернулась и ударилась вторым плечом об стену, так, что сместилось зеркало, и оно со всей силы грохнулось на пол, разлетаясь, как детская мозаика. Аня наступила на осколки, хрустом стараясь заглушить рыдания.

Я поняла, что ломалась моя жизнь.

– Аня, – я качнулась к дочери, обняла её за плечи, прижала к себе, а дочка дёрнулась, запрокинула голову и завыла.

– Я не знала, как тебе сказать, я вообще не понимала, надо ли такое говорить, а она меня буллила постоянно, это коза.

Аня зашлась в сухом кашле, стараясь вырваться у меня из рук.

– Она знала или просто ненавидела меня, потому что знала, что у отца есть дети, чмырила меня постоянно.

– Почему ты молчала?

– Я не знала, как сказать, не знала, – закричала Аня, вырываясь у меня из рук.

Мой мир перестал существовать, я прижала дочь к себе, стараясь её успокоить, раскачивалась вместе с ней в такт движениям.

Спустя пару мгновений в туалет влетела директор Зинаида Артёмовна.

– Господи, Ронина, что это было? – зарычала она, но я в этот момент уже понимала, что все плохо, я развернулась и рявкнула:

– Это у вас надо спросить, что было и какой моральный облик у ваших преподавателей, что они спят с отцами учениц!

Я думала, не смогу доехать до дома. Аня выла и скулила, сидя со мной на заднем сиденье такси, я прижимала к себе дочь, убирала от лица влажные пряди.

Руслан же не мог.

Я действительно, когда ехала, надеялась услышать, что он не мог, и, приехав с дочерью домой, я постаралась её успокоить, но она закрылась в своей спальне, а я медленным тихим шагом, даже не проверив младшего, прошла в кабинет к Руслану и задала вопрос, а он отмахнулся.

Я шмыгнула носом, зажала ладонью рот.

– Поговорим позднее, – рявкнул Рус , раздражаясь, что я отвлекала его от работы.

Он был архитектором, и сейчас у них был крупный госзаказ на строительство моста через восточный выезд из города.

Архитектором Руслан был талантливым. Одним из самых лучших.

– Руслан, – позвала я тихо, ощущая, что в груди все сожжено серной кислотой, которую мне туда плеснули.

Муж тяжело выдохнул, поднял глаза, отбросил прядь волос со лба.

– Ты спишь с учительницей нашей дочери.– Снова повторила я, не веря даже в то, что говорила,

Руслан не мог, мы же с ним, мы с ним со школы вместе, мы в одном классе учились, за одной партой сидели. Мы встречались так долго, что в одиннадцатом классе все поголовно говорили о том, что мы поженимся, а на окончании, на выпускном, я была для него той самой, которая подарила ему всю себя…

Дура такая.

В загородном доме родителей одного из одноклассников заканчивался наш выпускной, и в комнате под самой крышей были только мы с Русланом, и я дрожала и тряслась, а он целовал жадно, напористо, так, словно бы клеймил меня своими поцелуями. И рассвет я встречала уже девушкой, и все одноклассники верили в то, что все будет хорошо.

Только потом Руслан ушёл на год в армию.

Я думала сойду с ума, потому что не знала, вернётся он ко мне или нет и какой он ко мне вернётся.

А я отдала ему самое ценное.

Можно сказать, душу свою вручила ему в руки, вверила ему свою судьбу. А когда он вернулся из армии, я думала, это другой человек, потому что он даже сначала, видимо, сам от шока не понимал, что происходило и в первый вечер мне казалось, что он меня разлюбил.

Но нет.

Чуть позднее, когда мне девятнадцать стукнуло, мы уже поженились.

Я думала, это навсегда, на всю жизнь, до конца, а сейчас, после двадцати лет брака, я стояла перед ним и не верила.

– Поль, ты либо мне конкретно претензию говори, либо выйди и не мешай, не мне тебе повторять в который раз, что это очень важный госзаказ,– зло бросил Рус и развернулся к чертежам.

– Мне Аня на открытом уроке все рассказала…

Руслан замер, не донёс карандаш до бумаги. Я вдруг ощутила холод, который начал расползаться по всему кабинету и поняла, что моя сказка с прекрасным принцем закончилась, не было ничего волшебного в этом мире, не было ничего святого, ноги вытер о мою жизнь, о наших детей.

Господи, если Матвей был трехмесячным, то как это все объяснить Тимуру, я не представляла, а он только год как пошел в первый класс.

Я тяжело задышала. Не знала, как дальше реагировать.

Руслан, видя, что я никуда не собираюсь уходить, с психа бросил карандаш на стол и развернулся ко мне.

– Что, ну что? – спросил он.

Я не верила в то, что он так мог со мной говорить, я не хотела в это верить.

– В Брау хаусе ты сидел с её учительницей, она скинула туфли, а ты целовал ей руки, – чуть ли не по слогам порционно выдавала я, а перед глазами стояла картинка этой самой учительницы, которая, когда начался весь скандал, закатывала глаза и фыркала о том, что дети так любят придумывать всякие небылицы, и директор школы только сильнее разорялась, но я даже не стала ничего выяснять, мне было достаточно слов дочери.

Я тяжело вздохнула.

– Скажи, что это не так, – попросила я дрожащим голосом, – скажи, что Аня что-то неправильно поняла, скажи, пожалуйста, – тихо произнесла я.

Руслан впился в меня немигающим взглядом, таким, как будто бы старался мне душу насквозь пробуравить, да только от души остались одни осколки да пару перьев.

А я не знала, как буду без него с тремя детьми после двадцати лет брака. Когда дышишь человеком, когда живёшь человеком, когда не представляешь никого рядом, кроме определённого человека.

Паника сдавила горло с такой силой, что я даже воздух хватануть не могла губами.

– Поль, я тебе сказал не сейчас, ты видишь, что я занят.

– Ты изменяешь мне, – произнесла я, как заговорённая, и в этот момент у Руслана сдали нервы, он оттолкнулся от стола и обогнул его. Муж встал напротив меня, навис такой здоровой, мощной скалой. Руслан был, как бы я не хотела этого сейчас видеть, но Руслан был привлекательным мужчиной, у него была очень яркая проявленная мужественность. Такая отчётливая мужская харизма, пьянящая, уводящая в восторг, в экстаз, у него даже глаза были, как у дьявола, лукаво-блядские. И когда мне в классе девчонки говорили о том, что Рус ещё отожжёт, я не верила, ведь знала, что между мной и им было что-то бесценное, такое, что позволяло под проливным дождём укрываться его одной курткой и целовать губы, которые пахли арбузной жвачкой.

А сейчас выходило, что все вокруг были правы, одна я, дура, не видела ничего в упор, считала, что уж мой Руслан никогда на такое не пойдёт, думала, что все это только для меня: его глаза, его желание, вожделение, когда он просто мимоходом мог показать свой интерес настолько явно, что внутри все сладко сжималось. Он пьянил меня, он любил меня.

Я так думала все эти годы со школьной парты.

А оказалось…

– Ты меня что, сейчас обвиняешь? – Насмешливо спросил Руслан и опустил руки в карманы джинс.

Сегодня был неправильный день. Впервые за три месяца после рождения младшего я куда-то выбралась, а Руслан, наоборот, остался дома, чтобы присмотреть за няней, и работал в это время сам. Сегодня был настолько неправильный день, что вместо хороших новостей о том, что наша дочь безумно талантливая, умная, успешная, я стояла и думала про супружескую неверность…

– Предатель, – только и смогла выдохнуть я, потому что горло стягивало раз за разом колючей проволокой, и любое слово, вытолкнутое на волю отдавалась режущей болью.

– Полин… – Руслан завёл одну руку за голову и потёр затылок, потом запрокинул лицо к потолку и тяжело выдохнул. – Тебе сейчас посраться хочется?

– Да, правда, хочется, – только и смогла выдохнуть я.

Я последнее время была как белка в колесе. Аня с десятым классом, Тимурка с первым, Матвей грудничок и колики эти непрекращающиеся. Я чувствовала себя каким-то роботом: вставала, кормила, меняла памперсы, готовила завтраки, собирала, провожала, встречала, качала, мама, звонила, фыркала в трубку и говорила, что от меня одни глаза остались. Я была той самой мамочкой в декрете, которая затрахалась. Но я же понимала, что всякое бывает. Я ж знала, что это пройдёт, но почему-то, пока я болела за семью, Руслану было проще пойти куда-то и развлечься.

– Ну, отлично, – фыркнул Руслан, делая от меня шаг назад, – тебе же заняться больше нечем, тебе только можно думать о том, чтобы посраться.

– Ты изменяешь.

– Ой, давай не будем нагнетать. Поверь, ещё от одного похода в ресторан никто не помер, – цинично и зло бросил в меня муж, а у меня аж зубы заскрипели.

А если бы я сходила с кем-нибудь в ресторан?

А если бы.

– Как ты смеешь? Мы с тобой со школы вместе, у нас трое детей, фарфоровая свадьба, – я говорила, а у меня у самой слезы из глаз текли. И слова отдавались болью в раскореженной грудной клетке. Руслан тяжело вздохнул, развернулся к столу и со всей силы ударил ладонью по пресс папье. Оно слетело на пол, задребезжало.

Рус прошёлся пальцами по щетине, обхватил подбородок и развернулся ко мне.

– Ну что ты от меня ещё хочешь, извиниться, что ли, перед тобой?

А я вдруг поняла, что он даже не оправдывается, ему плевать, ему ровно на то, что я испытывала. Ему пофиг, что мне было больно. Он также играючи пойдёт и с другой переспит.

Для него ничего не произошло, это всего лишь маленький дискомфорт, что я узнала правду, но не более, он не мучается тем, что он предал.

И меня ноги не держали, хотелось упасть, удариться коленями в пол, обхватить себя руками за плечи, раскачаться, скулить, как побитой собаке.

Но вместо этого из последних сил я выдохнула:

– Извинения оставь себе, а мне дай развод.

Глава 2

Три месяца спустя.

В квартире царил тусклый полумрак, даже несмотря на то, что сейчас был июнь, даже несмотря на то, что за окном было солнце, даже несмотря на то, что ничего то в этой жизни не происходило ужасного…

Я просто была в разводе.

Я проводила Аню с Тимуром в школу, она занималась дополнительно с репетиторами, а у Тимура был летний детский лагерь, и осталась я с Матвеем.

Нянька сбежала первой, как только за Русланом с грохотом захлопнулась дверь. Нянька в эту же неделю свалила, потому что, видите ли, запереживала, как я ей буду платить, а я и сама не понимала, на что и как я буду жить. Просто в какой-то момент до меня дошло острое болезненное осознание, что все кончилось.

Руслан ушёл, не выдержал, психанул.

И ушёл, проорав мне о том, что это я виновата во всем, если бы не я, ничего бы этого не было. И тогда, впервые в жизни, я ощутила, что от его слов у меня сердце остановилось. Впервые в жизни я поняла, что означает любовь до гроба, потому что его слова брошены впопыхах о том, что все из-за меня, положили меня в стеклянный саркофаг. И поэтому, как подобает любому покойнику, жить со мной наверное, было проблемно.

– Если ты считаешь, что имеешь право высказывать мне какие-то нелепые претензии…

– Руслан, у нас трое детей. И старшая дочь все видела, – тихо шептала я, глядя на то, как муж срывается, собирает чертежи.

–Ты унижаешь меня своими обвинениями!

– Ты даже не оправдываешься, ты даже не отрицаешь, что у тебя все было с ней.

– Я тебе ещё раз говорю, что от этого никто не помирает, – рычал на меня муж. А мне казалось, что тернии разрывали на кусочки мою плоть. Мне казалось, что в этом саркофаге не было венка из роз, а был только колючий терний, который резал кожу, оставляя глубокие незаживающие раны, из которых сочилась сукровица, и все…

У отца случился сердечный приступ, как только стало известно о том, что мы с Русланом разводимся

У моего отца случился сердечный приступ. И он до сих пор не отошёл от него, я сама не поняла, как это случилось, в какой-то суматохе криков, обвинений, когда мама звонила и орала мне, что это я во всем виновата,, что надо было слушаться её, именно тогда случилось страшное: папу едва успели откачать, а потом был непонятный развод, который я даже не осознавала, меня просто кидало из стороны в сторону.

И мне по разводу причиталась брачная квартира, дети, какое-то содержание, которого хватало ровно, тютелька в тютельку и ничего более, а Руслан забрал кота. Противного, вечно раздирающего мебель Беса и оставил себе весь бизнес, загородный дом.

Я посчитала, что это равноценный раздел: мне дети, дыра в груди и мрачная квартира, а ему все остальное и кот.

Я даже не смогла поехать в загс, забрать документы, потому что это были три месяца ада, когда я отвозила детей в школу, а потом возвращалась, переодевала Матвея, укачивала его, и, когда сын засыпал, меня сгибало пополам.

Я сидела в прихожей на коленях и рыдала, уговаривала себя, что надо прекратить верить в эти дурацкие лживые сказки, корабли в них давно все разбились, как и моя жизнь.

Я понимала, что это недостойное поведение для матери троих детей и выводило меня из этого состояния только всхлипы Матвея, когда он просыпался, а так в этом чёртовом коридоре я готова была лежать до тех пор, пока сердце не перестанет биться, а Руслан ещё как назло, звонил и спрашивал.

– Ну что, теперь? Ты довольна? Теперь ты счастлива? Разрушила семью, и все в порядке.

Он говорил это злым голосом. Его звонки пробирали меня до костей, казалось бы, каждым словом он мне перерезал по сухожилию. А иногда он не звонил, а приезжал, и Аня кричала и плакала.

– Ненавижу, ненавижу тебя!

Руслан пожимал плечами и фыркал:

– Я твой отец, куда ты денешься?

А Тимур ничего не понимал. Тимур хотел к папе, Тимур хотел, чтобы все было как раньше, а как раньше быть не могло, и поэтому раз за разом я натыкалась на то, что он плакал у себя в комнате. И мама звонила и кричала мне:

– Ты во всем виновата, подумаешь, с училкой какой-то переспать решил, что теперь всех под монастырь подводить, отца угробила, довела! – она кричала это зло. И бросала трубку, а я обнимала себя за плечи. И повторяла, что моя сказка закончилась и надо просто с этим жить, надо просто принять новую реальность.

Но не получалось, сердце сбоило.

И мне казалось, что оно не выдержит глупое, остановится, и как тогда будут мои дети?

Однажды Аня зашла в ванну, когда меня чуть ли не выворачивало болью, я сидела на дне душевой кабины, обнимала себя за плечи, по которым били твёрдые струи воды.

– Ну что ты, что ты сопли распустила, ушёл и ушёл. – Кричала Аня, видя моё состояние. Синяки под глазами, губы потрескавшиеся, безжизненные.

Она меня тоже ненавидела, считала, что это я виновата, что допустила такое. Она сидела в ванной рядом со мной и бросалась обвинениями.

– Хватит, поплакала и хватит!

А я даже не плакала, я запрещала себе плакать в присутствии детей. У меня был вот этот промежуток времени между школой и обедом, когда я качая младшего ребёнка на руках, смотрела в пустоту, а видела призраки нас прошлых.

Свадьба, на которой гуляли почти все одноклассники. Рождение Анютки, когда я, глупая и беспомощная плакала в родовой, говорила, что у меня ничего не получится, а взрослая акушерка давила мне локтем на живот и орала:

– Тужься, дура, тужься.

И среди этих призраков был Руслан. Молодой. Пьянящий, привлекательный, с улыбкой лихой и глазами искрящимися, он хлопал в ладоши, когда танцевали мы на свадьбе, засовывал пальцы в рот и свистел так громко, что казалось, как будто бы стекла будут крошиться.

Я смотрела на этих призраков прошлого и не понимала, как такое произошло.

И в очередной раз взяв Матвея из кроватки, я пыталась успокоить сына, но звонок в дверь не позволил этому случиться. Едва переставляя ноги, я дошла до прихожей и провернула замок, нажала на ручку, толкнула дверь.

Руслан стоял, опираясь плечом о косяк. В правой руке он демонстративно держал переноску со своим котом. А в левой сумку спортивную.

Он врезался в меня взглядом и вскинул бровь.

У меня затряслись губы.

– Ну, здравствуй, – произнёс хрипло Руслан, качаясь вперёд и делай шаг в квартиру.

Я только мотнула головой, не в силах рявкнуть на него, чтобы не смел заходить.

Руслан, усмехнувшись, бросил сумку на пол и открыл переноску с котом. Тот толстой тушей упал на пол и противно заорал, а в унисон ему заплакал Матвей.

У меня на глазах закипели слезы. Я не могла его уложить уже несколько часов.

А Руслан добил, сложив руки на груди и хмыкнув:

– А знаешь, что мы с тобой оказывается, до сих пор муж и жена?

Он оскалился, показывая идеальные ровные белые зубы. А потом, потерев подбородок, хохотнул и заметил:

– Так что встречай мужа, родная моя, я нагулялся!

Глава 3

Я помнила, когда уходил Руслан как Тимур с визгом бросился ему вслед.

И это не было так, что Руслан забрал шмотки сразу после того, как мы с ним поговорили у него в кабинете. Нет.

– Ты хотя бы понимаешь, что сейчас творишь? Мы с тобой столько лет вместе, у нас трое детей, а ты собираешься все это к чертям послать? – Рычал муж, ходя по квартире, он даже не обращал внимания на то что это слышат дети, что няня все это слышала, ему было плевать, он был один у себя, и он хотел, чтобы вокруг него носились и плясали, уговаривали: нет, нет, не надо, никуда не уходи.

А я молча двигалась за ним следом бесшумной тенью, как обычно, всегда привыкла, ведь так в браке и было, нас даже не воспринимали иначе, чем Рус и Полина всегда вместе. Один за одним. И когда под вечер у него сдали нервы, он зло начал собирать шмотки, бросал все, что, не попадя, в спортивную сумку, кидался обвинениями:

– Если бы ты была немножечко посговорчивее, если бы у тебя было чуть больше чисто бабской мудрости, никакая другая не появилась, – рычал на меня Руслан, а мне казалось, что это не мой человек, мне казалось, что его где-то подменили, какая, к чёртовой матери, мудрость, когда я ноги едва таскала и это при наличии няни. Но только, когда Руслан ложился спать, я вставала и качала Матвея, это он приходил с работы и отдыхал, а у меня начиналась вторая смена. О какой мудрости можно было тогда вообще рассуждать.

А потом он вышел.

И Тимур бросился за ним.

– Пап, папочка, ты куда?

– Все хорошо, малыш, – безразлично ответил Руслан, а я перехватила сына, прижала к себе, а он рвался вперёд, рвался, и когда хлопнула входная дверь, Тимур зарыдал:

– Мас, почему папа ушёл? Мам!

Я даже не могла ему объяснить почему. Стояла, прижимала к себе сына, не понимала, что происходило.

А ещё я помнила, как через три дня меня вызвали в школу. И завели в кабинет директора, где оказалась эта Мария Антоновна, заламывающая руки.

– Мы посчитали, что инцидент слишком незначительный. И поэтому нам бы хотелось, чтобы вы переговорили, обсудили, и, возможно, наш сотрудник принёс бы извинения вам. – Порционно подбирая слова, выдавала директор, а я стояла и смотрела в глаза женщине, которая позволяла себе невероятное – издеваться над моим ребёнком, уводить мужа из семьи, и тогда директор встала, оставив нас наедине.

– Право слово, – заморгала так часто учительница как будто попыталась взлететь. – Ну, в конце концов, вы же понимаете, что ваш муж очень импозантный мужчина, и на самом деле мне было безумно сложно. Это непростой шаг, непростое решение.

Я не понимала, какого черта она стояла и рассказывала о том, как ей нравился мой муж, как она была восторженна им. Мне зачем нужна была эта информация? Для чего? Что я должна была с ней делать? Подойти, обнять, сказать: да, да, Руслан, он такой.

– Я долго противилась своим чувствам, но… Руслан человек, которого невозможно не заметить и как-то абстрагироваться. Мне кажется даже, что в какой-то момент я стала сходить с ума, потому что мне казалось, как будто бы его взгляды постоянно на мне. И да, такое происходит даже со взрослыми людьми. Мы же с вами взрослые люди, Полина? Ну, вы же прекрасно понимаете, что произошедшее…

А я ни черта не понимала.

Я просто дёрнулась вперёд, огибая стол, перехватила Марию Антоновну за плечо и со всей силы втолкнула в шкаф, зарычала:

– Ни черта я не понимаю, не понимаю, что ты моего ребёнка чмырила. Не понимаю, что ты ноги перед моим мужем раздвигала.

– Я… – тихо начала любовница моего мужа, но у меня, кажется, тогда отключились все инстинкты самосохранения. Мне кажется, я тогда впала в то состояние безумия, когда не отдавала отчёт в том, что я делаю, потому что, дёрнувшись к столу, я повалила на него контейнер с инструментами и выхватила ножницы. – Помогите, помогите! – заверещала эта дрянь.

Я, тяжело вздохнув, произнесла:

– Еще раз я узнаю, что ты хотя бы косо посмотрела на мою дочь, и эти ножницы окажутся в нужном месте.

Бросив под ноги растерянной училке ножницы, я шагнула и вышла из кабинета, на меня уставились несколько завучей, и директор школы, я убрала от лица прядь волос и холодным голосом произнесла:

– Извинения не приняты, я требую увольнения за аморальное поведение, я требую увольнения зато, что вследствии работы вашего некомпетентного сотрудника мой ребёнок стал жертвой издевательств. Если моё требование не будет удовлетворено, я обращусь в министерство образования.

Я даже не стала выслушивать тупые оправдания, просто пошла на выход.

Кто-то может сказать, что я три месяца пребывала в состоянии тухлой амёбы. Нет. Три месяца я жила в аду. В лютом, где от меня требовались взрослые решения, на которые у меня не было сил, где от меня требовались действия, где от меня требовалось множество всего, а помимо этого у меня было трое детей на руках, и муж, который, как ясно солнышко, появлялся раз в неделю, а поскольку с ним дети не хотели общаться, он просто, как для протокола приезжал, ждал двадцать минут в машине у подъезда, а потом уезжал.

И даже когда отец свалился, от меня тоже требовались взрослые решения, я не могла сидеть и плакать, расценивая свою жизнь как что-то уже завершённое.

Я очень сильно устала.

У меня не нашлось слов для того, чтобы на помпезную фразу Руслана о том, что он нагулялся, что-то ответить.

Я просто прижала Матвея покрепче к себе и подняла на мужа затуманенный взгляд.

Бес, медленно пройдя, потёрся о мои ноги. Погладил хвостом, а я, шагнув впритык под всхлипывание, Матвея со всей силы пнула ногой сумку мужа.

И хрипло произнесла:

– Проваливай. Ментов сейчас вызову.