Текст книги "Новозеландский дождь (СИ)"
Автор книги: Анна Имейджин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Я поднимаю в «свою» комнату, и запираюсь.
–Ники, открой!
–доброй ночи, Ларсен.
–Ники!
Я игнорирую его.
–так я и знал, ага! Во всем виноват этот придурок с его дурью!
–доброй ночи.
Я залезаю под одеяло и окидываю взглядом «свою» комнату. Вспоминаю, как мы лежали и целовались с Ларсом на этом самом месте еще каких-то полгода назад… а сейчас?
По щеке скатывается две слезинки. Хватит.
Я всегда чувствовала, что это не мое место в жизни. Я глажу себя по животу, и слезы снова текут по щекам. Как ты, маленький? Ты никогда не узнаешь своего отца. А возможно, и свою мать, которая умрет так рано. Ты проведешь всю жизнь в нищете с бабушкой. Ты никогда не отхватишь даже того самого маленького кусочка счастья, который достался мне. За что тебе выпадает такая несчастная жизнь?
Но я уже люблю тебя. Ты – единственное напоминание о том, что меня когда-то кто-то любил. В первый и последний раз… я ни за что не убью тебя. Если со мной обошлись жестоко, это не значит, что я должна поступать так с теми, кто этого не заслуживает…
Слезы, много слез…
–мам, а можно мне еще раз повидать Кэмерона? – спрашиваю я позже за завтраком.
Мама косится на Ларсена, сидящего с нами. Тот, услышав такое, досадно восклицает:
–да делайте, что хотите! – а потом встает и уходит.
Мама пожимает плечами.
–вы поссорились?
–отстань, мам.
–ладно, Ники, я сейчас позвоню Сэму, он успеет свозить нас до отъезда в аэропорт…
–хорошо! – говорю я и несусь наверх.
Ох, как же мне сейчас плохо. Голова растрещалась.
Чуть больше, чем через полчаса спустя, мы поднимаемся по мраморным ступеням больницы, проходим, и спрашиваем в приемной, как Кэмерон, и можно ли к нему.
–а кем вы приходитесь мистеру Биасу? – спрашивает девушка в приемной.
–я его друг… – произношу я.
У меня появляется плохое предчувствие.
–вы мисс Маклемур?
–да…
–видите ли, мисс Маклемур, к Кэмерону сегодня нельзя…
–почему нельзя?
Голова кружится.
–вчера вечером Кэмерон совершил попытку самоубийства, отключив аппарат жизнеобеспечени…
Бам.
Больно. Головой об пол…
-да, Ларсен Столлингворт, – отвечаю я.
–мистер Столлингворт… только что ваша девушка упала в обморок в приемной городской больницы Лос-Анджелеса, после того как узнала о смерти Кэмерона Биаса и отправлена в палату интенсивной терапии в связи с ее опухолью головного мозга…
–моя девушка? Что? – переспрашиваю я.
Только что я сидел на диване перед телевизором, смотря какое-то тупое шоу и думая, что моя жизнь будет кончена с возвращением Ники в Новую Зеландию, а теперь…
Все еще хуже.
Ники упала в обморок из-за того парня? Неужели… неужели.
Она любит его.
Но, стоп… ее рак… рак. Обмороки бывают вызваны серьезными потрясениями… и обмороки оповещают о том, что что-то пошло не так с работой организма. А Ники... она вечно падала в обмороки и теряла сознание. Бедная, хрупкая Ники… Неужели тот момент, которого мы с ней так боялись, настал?
Господи. Она же еще и беременна… а знает ли кто-то об этом? Это из-за этого, или из-за чего… нет… нет…
Я осознаю, что беда не приходит одна. Пришел критический момент.
–мистер Столингворт? Мистер Столингворт, я подумала, что обязан предупредить вас, как молодого человека Николь… – говорят на другом конце.
Я швыряю телефон об стену от злости и беспомощности.
Что там происходит?!
Ох… где я?
Кажется, под капельницей…
Я не помню ничего…
Я помню, как у меня болела голова. Я помню, что я беременна, и что из-за этого мы поссорились с Ларсеном. Что я решила бросить все. Что мы с мамой перед отлетом пошли навестить Кэмерона… и что мне сказали, что он хотел покончить с жизнью…
Кап, кап, кап.
–Ники! – дверь в палату открывается, и в нее влетает мама.
При ее виде у меня к горлу подступают слезы.
–мам… мамочка… прости меня…
Мама склоняется надо мной и плачет.
–ах, Ники, Ники, это ты прости меня! Я не должна была тебя никуда отправлять, ты бы осталась с нами, и все было бы хорошо, и ты бы так не переживала из-за Кэмерона! И он бы тебе ничего не подкинул!
Я удивлена реакцией мамы.
–мам, хватит… прости меня, мам… – говорю я и плачу тоже.
–нет, Ники, милая, не плачь…
Я сдерживаю новый поток слез и спрашиваю:
–что с Кэмероном?
–Кэмерон? Тот мальчик? – спрашивает мама, и я вижу, как слезы снова подкатывают к ее глазам. – он умер…
–ладно, мам, – шепчу я.
Только бы сейчас не заплакать снова, из-за него.
Чувствую, как начинает кружиться голова…
–что вообще произошло?
–я не знаю, Ники. Я хотела тебя спросить, но я боялась… мы с Ларсеном боялись. – говорит она.
–я не хочу ничего о нем слышать, мам. Ой…
Я чувствую резкую боль в животе.
–ах, Ники… я понимаю. Ники… зачем вы нам это не сказали? Ты, наверное, боялась моей реакции… Боже, Ники, ну почему, почему я не знала…
Слабая догадка посещает мою голову.
–мам… это правда то, о чем я думаю… я упала, и…
–да, Ники. Ты потеряла ребенка…
Мама заливается слезами.
–ну не плачь, мам. Ты ни в чем не виновата, – говорю я, чувствуя странную пустоту в сердце.
Ты не хотел этого, Ларсен, и оно не произойдет. Но имеет ли это теперь значение, когда все разрушено?
–Ники… – неуверенно произносит мама. – тут Ларсен в коридоре. Не знаю, что у вас произошло, но мне кажется, он хотел поговорить с тобой наедине…
–позови его, – тихо прошу я.
Мама выходит выполнить мою просьбу, а я слушаю тишину. Так тихо… только попискивают приборы.
Дверь открывается, и я вижу Ларса на пороге. Да… он все тот же… все тот же мой, любимый Ларс, от которого я решила отказаться…
Однако тут я замечаю на его лице какую-то холодность и отчужденность, даже враждебность. Как в тот раз.
–Ларс… привет… – несмело говорю я.
–здравствуй.
По его тону я чувствую, что что-то не так. Даже тогда, в машине, он не звучал так. Теперь же… Что-то окончательно изменилось между нами, и уже не будет прежним. Я предчувствовала, что так будет, и это был мой выбор… но черт, теперь, я кажется, не выдержу.
–мне ругать тебя или сама поняла?
–что?
–Николь, давай не будем притворяться дураками, – просит Ларсен и мне становится страшно.
Почему он называет меня полным именем?
–Ларс…
–твою мать, ты понимаешь, что ты натворила? Во что ты ввязалась, общаясь с наркоманом? Нахрена ты стала игловой?! Ты хочешь в тюрьму? Чтобы посадили нас обоих из-за его дурости?! Ты думаешь, что если ты умрешь, то можешь творить со своим здоровьем, что угодно? – он срывается на крик.
Мне окончательно становится страшно.
–Ларс… о чем ты? Мне просто было жаль его… – жалобно шепчу я, пытаясь предотвратить бурю.
И почему я чувствую себя виноватой перед ним, если решила, что мы больше друг другу не нужны?!
–скажи спасибо, что твой дружок чуть не помер, иначе я бы затаскал его по судам! – рявкает Ларсен.
–Ларс, что с тобой? – испуганно спрашиваю я.
–ты спрашиваешь, что со мной, Николь? – уже орет он. – ты что, не понимаешь, глупая девчонка?!
–нет, Ларс, объясни мне!
–объяснить? Да все из-за этого гребаного героина и гребаного героинщика! Вот с чего ты взяла, что нам нужно расстаться! Он со своей дурью забил тебе всю голову! Очнись, Ники, это не твое решение! Тем более, в твоем положении! Ты понимаешь, что ты натворила? Что теперь будет с ребенком?
–Ларсен… Ларс… Кэмерон ни в чем не виноват… – я чувствую, как в глазах появляются слезы, а Ларсен, будто не слыша меня, выкрикивает:
–Какого хрена, значит, я любил тебя, а ты променяла меня на героин?!
Мне действительно становится страшно. Зачем он так на меня кричит? Что с ним произошло?
–Ларс, ты что? – я начинаю плакать.
Мне правда становится очень страшно. Что случилось с Ларсеном? Почему он меня обзывает? Почему он не понимает меня? Какой героин? Почему променяла?!
И тут до меня доходит, хоть я и пропустила его первые слова…
–Ларсен, я прошу тебя, прости меня! Я не наркоманка!!! – кричу я.
–нет, Николь, я доверял тебе, а что сделала ты? Ты меня предала! Я все понял! Ты стала мутить с ним, ты подсела, вот откуда у тебя была вся та дрянь! Вот почему тебе так плохо, и ты так тряслась и была нервной! Ты, гребаная наркоманка, Николь Маклемур!!! Ты могла убить своего ребенка! Так и знай! Я ненавижу тебя, и будь проклят тот день, когда моя машина сбила тебя! Ненавижу тебя! Не хочу тебя знать больше. И делай что хочешь со своим ребенком, мне уже все равно. Я никогда тебя не знал. Ненавижу тебя…
Ларсен разворачивается и направляется к двери, и я тихо произношу:
–ребенка больше нет.
Ларс на мгновение оборачивается, будто хочет что-то сказать, но потом отводит взгляд и выходит.
Я остаюсь одна и даю волю слезам, не веря услышанному.
Что случилось? Куда делся тот милый, добрый, понимающий, заботливый Ларсен? Почему он так решил и не хочет слушать меня, почему?! Почему он не хочет понять меня и помочь мне? Где тот человек, которого я любила? Даже тогда, когда я кричала, что ненавижу его, что мы больше не будем вместе – я подсознательно надеялась, что это наоборот встревожит его, что он что-то изменит… я как дура, верила, что истерики и скандалы что-то меняют, я пыталась привлечь внимание, как маленькая глупая девочка. Но Ники, ты уже не в том возрасте, когда это прокатывает. А теперь ты только сама себе уготовила верный путь в могилу. Сама роешь ее. Он никогда тебе больше не поможет, и депрессия вместе с расстройствами личности, возвращение которых не заставит себя ждать, только помогут.
Итак, я идиотка.
Я любила его, и, если бы я только могла… я немедленно выбежала бы в коридор. Я простила бы ему все. Я терпела бы все. Я отдала бы все за то, чтобы просто жить с ним в его доме здесь, в Лос-Анджелесе, жевать по утрам холодную пиццу, накинув его рубашку, и убивать время в студии, болтая с Сэмом, пока Ларс занимается работой…
Но я не могу этого сделать.
Кап, кап, кап.
Капельница это или мои слезы? Да в принципе, мне уже все равно. Абсолютно. Все равно.
Открывается дверь.
–Ники, все в порядке? Я слышала, как вы с Ларсеном ругались…
–да, мам, все хорошо, отстань от меня, – произношу я и безудержно ударяюсь в слезы.
–Ники! Ники! – я слышу, как мама выбегает в коридор и зовет врача, как Ларсен резко отвечает что-то…
Но мне уже все равно, все равно…
-Ларс? Ларс! Слава Богу, ты ответил! Что случилось?
–Сэм, иди на хрен, – отвечаю я. – я ответил тебе только для того, чтобы сказать тебе это.
–что? Ты чего, друг?
–отвали. Я улетаю в Брисбен к маме, сегодня же, немедленно. Заберешь потом Николь и ее мать, и отправишь их домой. Деньги остались у меня дома, ключи у тебя есть.
–что, Ларс? А… где ты?
–на пути в аэропорт. Прощай, – я отключаю телефон.
Вот и все. Пора рвать с настоящим – хотя бы ненадолго.
Я чувствую, что поступаю с Ники жестоко, но я не могу иначе. Я вспоминаю, как бросил беременную Рози, и я не знаю, что с ней стало потом… кто знает, вдруг уже много лет где-то по нашей планете ходит в школу мой сын? Или дочь? Ники соврала, или она правда потеряла ребенка? Я… я мразь. Я… я не знаю, что делать. Просто я последняя мразь, и Ники никогда меня не простит… я осознал, что все кончено, когда выбежал на улицу. В моих ушах все еще стоит ее отчаянный протест, и я уже осознал: я бы неправ. Ники никогда не притронулась бы к наркотикам, чтобы не произошло. А я… я идиот, который никогда не разберется, в чем дело. Я бы вернулся к ней прямо сейчас, я бы клялся ей, как угодно. Я послал бы Мириам нахер, я бы ушел из публичной жизни. Я бросил бы все, я больше никогда не выпил бы ни капли. Я никогда бы уже не был тем эгоистом, той тварью… я стоял бы на коленях перед Ники, пока она не улыбнется. Но… я не могу этого сделать. Я знаю, что она теперь меня не простит, потому что это я был неправ. Мне стыдно за то, что произошло около часа назад, и я понял, что не имею права на второй шанс. Точнее – я уже потратил его, и впустую. Я снова неправильно выбрал время, чтобы уйти. Слишком поздно.
В аэропорту меня встречает Мириам – она должна отогнать мою машину назад к моему дому.
–почему ты так поступаешь, Ларс? Что случилось? С твоей девушкой? Николь умерла? – тихо спрашивает она, завидев меня в зале ожидания.
–лучше бы умер я, – бросаю я. – прости, что был с тобой так жесток, Мириам. Прости.
–но что случилось, Ларс?
–Мириам, – говорю я. – пожалуйста, отстань. Я понял свои ошибки. Такой ответ тебя устраивает?
Мириам удивленно кивает.
–это то, о чем я думаю? Ты решил исправиться?
–думаю, да. – я протягиваю Миранде ключи от машины. – держи. Все, как и договаривались.
Мириам кивает снова.
–да. Хорошо, Ларс.
Мы замолкаем. Слышу объявление о посадке на мой рейс…
–я пошел. Пока, Мириам.
–пока, Ларсен. Удачи…
–спасибо. И тебе, – киваю я.
Собираюсь с духом, поднимаю свой чемодан с земли. Пора. Зная, что я уже никогда не увижу Ники снова, я не смогу больше здесь находиться. И снова я причинил кому-то боль. Прости, мир, но ты не оставляешь мне никакого другого выбора…
ЭПИЛОГ
-Ларсен Столлингворт?
Черт, как же мне это надоело. Вечно планирования выступлений, переговоры, всякая ерунда…
Прошел год. Я больше не пересекался с Ники.
После того разговора с Мириам меня словно осенило.
Когда я приехал в больницу, куда попала Ники, я волновался. Я не знал, смогу ли я это сделать, но я был обязан это сделать. Только жестокий, резкий, полный разрыв. Не оставляющий надежды и пути назад. Разрезающий жизнь на прошлое и будущее, вычеркивая настоящее. Перечеркивающий все то, что было написано на страницах книги ранее.
Я понимал, что нам никогда не было суждено быть вместе. И даже несмотря на то, что мы все-таки имели, я был чудовищем, которое бессознательно пыталось все перерубить. Я сам не понимал, чего и от кого я хочу, я просто играл с Ники и Мириам как с марионетками… просто глупый плохой мальчик, который никогда не повзрослеет.
Рано или поздно мы бы расстались с Ники – и я понял, что тогда, когда мы отдалились так сильно, время пришло. Я не мог больше так играть на доверии с Ники, развлекаясь с Мири. Я не мог больше стараться исправиться – я понимал, что я не ищу большой любви. И поэтому… я сделал это.
Сразу же из больницы я помчался в аэропорт, купил билет домой, примчался к себе, покидал нужные вещи в сумку и полетел к родителям в Брисбен. Мне нужно было отдохнуть от мира и обдумать все.
Я провел у родителей месяц. Они, конечно, расспрашивали меня про нее, но я кратко врал им какой-то бред, почему мы расстались. Я не рассказывал им правды…
Затем я вернулся в Лос-Анджелес, и вскоре отправился во всемирный тур, и всюду, где я выступал, десятки съемных девочек и распутных фанаток ждали меня. Я пытался забыться, растворяясь в каждой из них.
Я больше не искал любви. Однажды я любил, и я разочаровался.
Наркотики – зло. И к травке никогда больше не притронусь.
Но дело было не только в наркотиках – Мириам была права. Как я мог так обманывать Ники, развлекаясь с кем попало в ее отсутствии? Я мог врать себе что угодно, но я предал ее. Я предал самую замечательную девушку на свете, и сам же себя наказал.
–да? – отвечаю я.
–вы помните такую девушку, как Николь Маклемур?
–да… – я вижу, как загорается зеленый свет на светофоре. – что с ней?
Из нависших над Лос-Анджелесом свинцовых туч падают первые тяжелые капли дождя. Мне сигналят, чтобы я ехал, но я не могу. Я стою и жду, что же мне ответят.
–что с ней?
–это доктор Уэллс. Николь желала проститься с вами. Мы очень сожалеем, мистер Столлингворт. Мы готовимся экстренно провести в Греймуте операцию по удалению опухоли, но шансов нет.
–как… нет… – я чувствую боль в сердце, – совсем?
Слова доктора ошарашивают меня.
Ники… ты простила меня за мой эгоизм… нет. Ты не можешь умереть. Ты не должна расплачиваться за мои грехи, Ники…
–совсем.
–никаких?
–никаких.
Телефон выскальзывает у меня из рук. Господи, сколько я боялся, и этот день настал… я сижу, бессильно опустив руки, и не думая ехать. Слезы капают из моих глаз. Она умирает. Умирает. Ники умирает. Умирает.
Как будто этого года и не было. Как будто только вчера мы сидели у меня дома в Лос-Анджелесе на кухне, жуя хлопья, запивая их соком и смеясь. А теперь вот что…
–мистер, пожалуйста, проезжайте и не тормозите движение, – подходит к моей машине полицейский и заглядывает в окошко. – мистер Столлингворт? Боже! Что же вы не едете?
–моя… – я хочу сказать «знакомая», но получается другое, – моя девушка умирает, – произношу я бесцветным голосом.
Капли дождя становятся все чаще. Солнце скрывается за тучами.
–да проезжай ты уже! – кричит какой-то мужик слева.
–мистер Столлингворт, что с вами? – спрашивает полицейский.
Я плачу.
Ники умирает. Она умрет.
Я сразу же забываю все то, что происходило в прошлом году. Мне стыдно за это. Если б я мог вернуть время назад… но к сожалению, уже никогда не смогу. Господи… мне нет прощения.
–вас довезти до дома? Может быть, в больницу?
–да. До дома.
Мою машину обещают пригнать попозже, а меня везут к Сэму. Он первый приходит мне в голову. Я сижу в полицейской машине, сжимая телефон в руках и с невысохшими слезами. В моей голове пустота, я гляжу за окно на проливной дождь.
Вот и все.
Получасом спустя Сэм уже говорит по телефону с девушкой из аэропорта.
–да. Два билета Лос-Анджелес – Окленд. Что? Только через сутки? Вы что, с ума там сошли? – впервые вижу его таким рассерженным.
А я просто сижу в кресле, рассматривая обои. Кажется, я морально умер, и от меня осталась только боль.
–через час? Отлично! Мы будем! Сэм Зайрен! – он отключает телефон. – все, Ларс, мы… – он поворачивается ко мне. – Ларс? Ты в порядке?
–а ты как думаешь, – произношу я, чувствуя, что вот-вот опять хлынут слезы.
Я не могу держать это горе в себе.
–Ларсен! Они не сказали, что Ники умерла. Успокойся.
–она умрет.
–Ларс!
–она умрет! – и я заливаюсь слезами, как никогда в жизни, уткнувшись лицом в спинку кресла.
Господи, что угодно, но только бы не смерть Ники!!!
-это точно не будет больно? – с опаской спрашиваю я.
Мама стоит рядом.
За окном палаты хлещет дождь и воет ветер. Типичная серая Греймутская весна…
–нет, что ты, Ники, – ласково говорит мистер Райман, анестезиолог, держа в руках маску. – я надену ее на тебя, и ты уснешь.
–а… а как же Ларсен? – я растерянно смотрю на маму. – он же обещал прилететь…
Сутки назад меня привезли в мрачную центральную больницу Греймута. Спустя полтора часа после этого маме позвонил Ларсен и обещал прилететь с Сэмом первым же рейсом. Прошли почти сутки.
Весь прошедший год был ужасным. После того, как мы вернулись домой, я не могла ничего с собой поделать. Я ревела из-за Ларсена целыми днями. Я ни разу не написала ему ничего. Я не следила за ним в интернете. Я чувствовала, что я умираю. Наш последний разговор с Ларсом стал поворотной точкой. Кажется, он почувствовал мою смерть еще раньше меня. Он боялся этого. Он не хотел, чтобы это причиняло ему сильную боль, поэтому так нам должно было стать лучше…
Кап, кап. То ли это слезы, а то ли дождь. Почему мне не дали даже поговорить с Ларсом? У меня плохое предчувствие. Вдруг я умру? Ведь, несмотря на все уверения наших греймутских врачей, я слышу, как в их фразах скользит подтекст: «ты достойно, боролась Ники. Но увы, даже самым замечательным из людей еще не удавалось перебороть рак. Мы будем помнить тебя…».
А мы даже не увиделись с Ларсом… я не попросила у него прощения… мы так ничего и не прояснили. Как бы я хотела, чтобы время можно было отмотать назад… во всем виновата я. И моя глупость. Если бы не она, мы сейчас были бы вместе… и возможно, втроем.
На глаза накатывают слезы. И я чертовски боюсь этой маски.
–я не знаю, Ники, – она растеряна, в ее глазах слезы.
–Ники, давай, – твердо, но нетерпеливо говорит доктор Уэллс.
–давай, – говорит медсестра мисс Ньюби.
Я поглядываю на их лица, на моем лице неожиданно появляется глуповатая улыбка, какая появлялась всегда, когда я впервые делала что-то глупое. Будь что будет, я готова.
–все ведь будет так, как вы говорите? – спрашиваю я и глубоко вдыхаю.
Ларсен. Я знаю, он будет рядом.
–давайте. Я готова.
И этого будет достаточно. Хоть я и не увижу его…
Свет! Чувствую сквозь прикрытые веки холодный свет ламп. Я пытаюсь открыть глаза. Неужели все закончилось?
Но не получается. Черт. Что это? Я слышу голоса.
–скальпель, доктор Швайцер.
Звон и звяканье металлических инструментов. Я чувствую себя как в кошмаре, когда не можешь проснуться.
Меня схватывает дикий страх, и я с ужасом осознаю, что происходит. Он давит мне на грудь, на сердце, и я чувствую, что начинаю задыхаться от ужаса. Нет. Нет. Этого не может быть.
Из моей груди вырывается дикий вопль, хоть я и не могу открыть глаза и вскочить. Боже…
–Господи. Марк, – слышу я голос доктора, обращающийся к анестезиологу.
Слышу звон инструментов, которые кладут на стол.
–ты уверен, что сделал все правильно?
–да, доктор Уэллс…
–она в сознании. – я чувствую, что он склонился надо мной.
–она чувствует? Слышит нас? – спрашивает мистер Райман.
Меня парализует страх. Я не могу ни шевельнуться, ни произнести ни звука больше… я фактически умираю. Господи, помоги мне.
–маску еще раз, Марк.
Меня схватывает ледяной ужас.
Я чувствую, как мне пытаются надеть ее на лицо, пытаюсь увернуться, Господи, Господи, вызволи меня с этого адского стола! Но все усилия тщетны, анестезиолог знает свое дело, и вскоре нос и рот мне чуть ли не затыкают, и я начинаю проваливаться в темноту…
Ларсен… я люблю тебя…
-где она, где она?
Оцепенение сменилось яростью, расталкивая всех вокруг, я несусь по коридору. Операционная. В коридоре сидят миссис Маклемур с мистером Маклемур, брат Ники, Ли с бабушкой, Этан и многие другие родственники и друзья Ники…
–как она, что с ней? – я в ужасе смотрю на табличку «операционная».
–Ники на операции, – со слезами отвечает мама Ники.
Я растерянно замираю на месте. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Бедная моя, бедная Ники!
–мы все молимся за нее… – говорит одна из бабушек Ники, и в этот момент из-за дверей доносится неистовый вопль.
–Ники!!!
Мое сердце пронзается ужасом и болью.
–что с ней?! Нет!!! – кричу я.
Сэм хватает меня.
–Ларс, Ларс, успокойся, Ларс…
Но я отбиваюсь, ударяю друга, вырываюсь и кричу.
–что с ней? Что с ней делают? Зачем? Зачем? Если она все равно умрет! Зачем эти мучения? Зачем я ее люблю? Зачем жить? – я уже не соображаю, что нему. – Зачем существует наш мир, если все мы умрем? Зачем это все?!
–Ларс!
–к черту!!!
Я слышу, что один из врачей выходит, чтобы отругать меня, но я разворачиваюсь и бегу по лестнице, выбегаю на улицу… сажусь в арендованную машину, еду, еду, пока мне на глаза не попадается какой-то бар.
Я сижу полночи и пью, безудержно заливая свое горе коньяком и виски, я уже даже не плачу, я трясусь от горя. Никто не подходит ко мне и не спрашивает меня ни о чем – я просто умираю в одиночестве.
Ближе к полуночи звонит мой телефон.
–мистер Столлингворт… – слышу я траурный голос. – только что Николь Маклемур умерла…
–суки!!! Суки!!! – кричу я в трубку. – суки!!! Она не должна была умереть!!! Суки!!!
Бармен просит меня покинуть заведение, я швыряю деньги на стойку и выхожу, беспомощно валюсь на лавочку под ближайшими деревьями. Льет дождь как из ведра. Темно. Ветрено.
Я не чувствую ничего, я сижу, обхватив голову руками и безудержно рыдая. Все, все, все, все кончено.
Мир исчез. Остались лишь темнота, дождь, холод, ветер, отчаяние, и боль. Боль. Боль. Бесконечная боль.
Вместо сердца будто дыра, словно его вырвали. Боль пронзает насквозь. Я не чувствую ничего.
Вот и все. Ники умерла. Умерла. Зачем теперь существую и я.
–Ларс, Ларс, я нашел тебя! – кто-то трясет меня за плечо.
Я чувствую, что лежу на мокрой жесткой скамейке. Темно. Я сразу вспоминаю все последние события. Сердце пронзает боль.
–Ларс! – посмотри на меня.
Усилием Сэм поднимает меня и разворачивает к себе.
–Ларс! Ларс!
–Сэм. Она умерла. Все. Ники больше нет. Понимаешь? Умерла. А с ней умер, и я…
–Ларсен, не пори ерунду! – Сэм хватает меня за воротник рубашки и поднимает. – пошли, Ларс.
–куда? Пусти меня! – я начинаю вырываться.
Зачем? Куда мне идти? Для меня все кончено. Мне никуда возвращаться. У меня больше нет никого.
Я произношу эти слова и осознаю сказанное.
Действительно, действительно… что… кто у меня теперь есть?
Родители? Родителям я не нужен очень давно. Для родителей я – всего лишь блудный сын, раз в год вспоминающий об их существовании, а в остальное время просаживающий своим же честно заработанным трудом деньги, распущенный идиот с чувством вседозволенности.
Остальные родственники? Да та же хрень.
Мириам? Не думаю, что она меня простила. Я так безжалостно ей пользовался, что даже и не знаю, откуда во мне взялось столько жестокости. Мириам может утешить, пригреть, но… простить она не сможет никогда. Я знаю, я так ранил ее сердце, как никто другой никого не ранил никогда.
Рози? Моя первая, школьная любовь, оказавшаяся не невинной в момент первой нашей близости? Готов поспорить, что с тех пор, как я стал знаменитым, она сидит и бесится, что не может стрясти с меня алименты, и ничего более. Или вообще, давным –давно уже позабыла про меня, и имя мое проклято.
Рози, Софи, Холли, Эшли, Руби, Тони, Одри, Карли, Диди, Джули, Мелани… все мои бывшие девушки? Да я просто ими пользовался без зазрения совести, как и Мириам. Наверняка, никто из них даже не позвонит и не выразит мне свои фальшивые лицемерные соболезнования. Никто.
Фанаты и фанатки? Я вас умоляю. В большинстве своем, мои фанаты – это стадо шестнадцатилетних девочек, которые сохнут по мне, моей смазливой внешности, моим легким танцевальным песенкам и моему имиджу плохого парня. Думаю, они легко найдут себе замену.
Сэм? Мой беспечный друг-менеджер? Ну и что ему с меня? Какой я ему друг, если я только и делаю, что ругаюсь с ним и подставляю его? И чего я ему дался? Мы же просто коллеги по работе! Я просто нужен ему потому, что на мне можно сделать кучу денег…
–Ларсен, идем! – рявкает Сэм, и дергает меня так, что я с размаху валюсь в грязную глубокую лужу.
Вот и сейчас, я чертовски уверен, он поднимает меня только потому, что я ему нужен для работы вменяемым.
–Ларсен!
Я закрываю глаза – вижу ее образ перед собой. Ники…
–Ларсен!
Я окончательно просыпаюсь только на похоронах. Больницы, больницы, таблетки, боль, таблетки…
–покойся с миром, Николь Маклемур.
Миссис Маклемур плачет. Я с подступающими слезами смотрю, как родственники подходят к гробу, чтобы поцеловать покойницу. Ники… Ники… моя любовь. Это не она. Я в это не верю.
Слезы сдавливают горло, когда подходит моя очередь, но я креплюсь. Я быстро бросаю на нее взгляд. Глаза прикрыты, волосы аккуратно уложены… бедная моя Ники.
Она в свадебном платье – как полагается по традициям. Сердце снова сдавливает боль: это то, чего нам никогда не было суждено. Это то, от чего Ники сознательно отказалась…
–Ларсен, ты в порядке? – подходит ко мне мама Ники.
Она словно постарела на двадцать лет за эти дни. В руке она сжимает платочек.
–да, да, я… миссис Маклемур…
Она берет меня за руку и отводит в сторону. Я равнодушно выслушиваю церковные песнопения, смотрю, как заколачивают крышку гроба и опускают в землю…
Я содрогаюсь. Слезы подступают снова. Я так и не попросил у тебя прощения…
25 декабря 1991 – 17 мая 2011.
Прости.
Прощай.
Когда я подхожу, чтобы бросить в могилу горсть земли, то, наклонившись, я уже не сдерживаюсь. Слезы высвобождаются, я просто падаю на колени перед могилой Ники и беззвучно рыдаю, уткнувшись головой в землю. Господи! Боже! За что ты забрал ее? Зачем? Зачем ты все так устроил? Я знаю, это все из-за меня, из-за моего эгоизма… я знаю, как много я грешил в своей жизни. Я знаю, что мне нет никаких оправданий, и я истинный дьявол… Но зачем, зачем она так пострадала из-за меня? Зачем? Почему я так не ценил ее? Нет, нет, этого никогда не должно было произойти! Боже… я по-прежнему люблю ее… Моя Ники… моя бедная… моя святая!
–Ларсен! Ларс! – слышу я голоса вокруг, даже хор перестает петь, а священник читать молитвы.
Я безудержно рыдаю, лежа на земле. Земля… земля, в которой теперь будет моя девушка. Моя любимая…
Ники, Ники!
–Ларсен, Ларсен!!! – трясет меня Сэм и пытается поднять с земли.
Я упираюсь, только продолжая рыдать. Весь мир превратился в боль.
Священник продолжает церемонию. Могилу рядом со мной забрасывают землей, не обращая на меня внимания.
Я слышу, что люди расходятся, а я все еще лежу, обнимая землю. Зачем… зачем… зачем ты ушла?! Это ведь я, я во всем был виноват… почему, почему, зачем ты страдаешь за меня? Ники… Ники…
–Ларс, – ласково произносит голос Сэма, спустя долгое, долгое время, когда все уже давно разошлись.
Я наконец-то отрываюсь от земли.
–что тебе, Сэм?
–Ларсен, пойдем домой.
–отвали ты уже от меня, Сэм!!! – я вскакиваю.
Чувствую, что похолодало, дует сильный ветер. Тучи.
–что ты ко мне пристал? Ты меня никогда не поймешь!!! Отстаньте, отстаньте вы от меня все!!! Это я во всем виноват!!! Она не должна была умирать! Отстань, во всем виноват я, я, мерзкий мудак!!!
Я быстрым и резким шагом иду к его машине.
–Ларс, стой! Стой, ты куда? – вопит Сэм.
Я сажусь, захлопываю дверцы, и завожу сразу на сто. В бардачке у Сэма мои транквилизаторы, без которых последние дни стали бы адски невыносимыми. Отлично. Высыпаю сразу все в ладонь. Запиваю водой из бутылки. Мое последнее спасение.
–Ларс!!! Открой!!! Сдурел? Жить надоело?! – Сэм барабанит по стеклам машины и вопит самыми нецензурными словами.
Я показываю ему средний палец.
Все кончено. Прощай, Ники. Прощай… мы никогда не встретимся с тобой даже на небесах… я люблю тебя.
Машина резко дергается с места, Сэм отлетает в сторону и падает на землю. Я еду, не разбирая дороги, слезы затуманивают зрение, стекла машины заливает проливной дождь.
Господь, ты так всемогущ. Зачем ты забрал Ники? Зачем ей страдать за все мои ужасные поступки? Почему, почему я так жестоко обошелся с ней тогда? Как, как я так мог? Как я мог быть такой сволочью?!
Полиция сигналит мне, кажется, я выехал на встречную полосу. Утираю слезы одной рукой. Мне все равно. Прощай, мир. Я точно умер в тот вечер.
Ники… я люблю тебя…
Нет. Нет. Она не могла умереть. Я помню ее… я помню ее живую… я ее любил… отказываюсь в это верить, разрываясь от боли.
Зачем. Зачем жить. Зачем. Я чувствую себя так, будто кто-то взял – и перерезал ниточку, связывавшую мое сердце и меня всего. Все. Все. Я не существую. Я умер.
Ники. Ники. Прости меня, что я тебя не спас. Прости, что я бросил тебя наедине с бедой. Прости, что бросил тебя в твоем положении… прости, что я был бессердечной тварью. Прости меня, за все. Прости, что я такая мразь. Прости, что я обманывал тебя… Ники… я надеюсь, что я исполнил твою мечту… Ники. Я люблю тебя. Всем сердцем.
-говорят, Николь Маклемур так и не увиделась с Ларсеном перед смертью? – спрашивал анестезиолог у медсестры, когда они убирали операционную, вернувшись с похорон.
