Текст книги "(не)вернуть. Цена искупления (СИ)"

Автор книги: Анна Гранина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5.

Вика.

– Почему ты так сказал? – спрашиваю я тихо на обратном пути, голос дрожит от накопившейся злости и обиды, что разъедают меня изнутри. Каждое его действие – удар, каждое его слово – очередная трещина в моём сердце.

Максим не сразу отвечает. Несколько долгих секунд он молча ведёт машину, не отводя взгляда от дороги. Лицо его напряжено, скулы подёргиваются, и я чувствую, что он взвешивает каждое слово.

– Потому что так проще, – говорит наконец. Совершенно ровно, без эмоций, но я ощущаю в интонациях едва уловимую насмешку, горькую, раздражающую до зубовного скрежета.

Я резко выдыхаю сквозь сжатые зубы, не в силах сдержать нарастающий гнев:

– Ты не можешь просто решать за меня, что говорить другим людям!

Он коротко усмехается, бросая на меня тяжёлый взгляд.

– Разве? – переспрашивает холодно. – Разве ты не сделала то же самое, когда не сказала мне?

Его слова ударяют по мне, как хлёсткая пощёчина. Я резко отворачиваюсь к окну, чувствуя, как внутри всё холодеет, как сердце пропускает удар. Слёзы подступают к глазам, но я не дам им вырваться. Не сейчас, не перед ним.

Машина замедляется, и вскоре останавливается у знакомого подъезда. Моё сердце стучит так громко, что я слышу каждый удар в ушах. Я нервно облизываю губы, чувствуя сухость во рту, и резко поворачиваюсь к нему:

– Максим… – в моём голосе звучит тревога, смешанная с отчаянием.

– Вика, хватит. – Тут же перебивает меня твердым голосом, не оставляя пространства для возражений.

Я стискиваю зубы, проглатывая все едкие слова и эмоции, которые так и рвутся наружу. Я просто хочу поскорее забраться в свою постель, укрыться одеялом и забыть этот день, как страшный сон.

Я хватаюсь за дверцу, пытаюсь выйти сама, но резкая боль в ноге снова заставляет меня замереть, подавляя гордость и раздражение.

Максим уже рядом. Он протягивает руку, я зло отдёргиваю свою ладонь:

– Не трогай меня, – бросаю резко.

Но он не слушает. Просто молча, не обращая внимания на мои протесты, вновь берёт меня на руки и несёт к подъезду. Я кусаю губы от унижения, злости, боли, но ничего не говорю. Сопротивляться сейчас бесполезно.

С трудом достаю ключи, открываю дверь, надеясь, что он оставит меня одну, но Максим заходит следом. Я оборачиваюсь к нему и гнев вспыхивает с новой силой.

– Макс, уходи!

Но он молчит. Спокойно закрывает за собой дверь, вешает пальто на крючок и, не обращая внимания на мою злость, подходит ближе.

– Ты в своём уме?! – взрываюсь, голос дрожит от гнева.

Он качает головой, глаза его мрачные, глубокие, будто он видит насквозь мою злость и обиду, но не собирается уходить:

– Ты не можешь сейчас быть одна, ходить и себя обслуживать.

Твердолобый какой и непробиваемый!

Я дёргаюсь в сторону, пытаясь пройти мимо, но Максим ловит меня за локоть и осторожно ведёт к дивану. Я вырываюсь, но он не отпускает, и только когда я сажусь, наконец отступает на шаг назад, но не отводит взгляда.

– Теперь-то мы поговорим, – говорит он тихо, твёрдо, и от этих слов по коже пробегает холодок.

– О чём? – резко бросаю, хотя уже знаю ответ.

Он делает шаг вперёд и медленно опускается на корточки прямо передо мной, чтобы наши взгляды были на одном уровне. Его глаза – тёмные, серьёзные, и в них больше боли, чем я готова видеть.

– О ребёнке, Вика, – произносит, едва слышно, но каждое слово как удар молотком по сердцу.

Я замираю, дыхание перехватывает, и несколько секунд я просто смотрю на него, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.

– Это не твоё дело, – выдавливаю наконец, выплескивая яд и гнев.

Максим резко поднимается, в глазах вспыхивает злость, его голос дрожит от ярости:

– Правда? Ты серьёзно думала, я не узнаю? Это мой ребёнок, Вика! Ты не думала, что я имею право знать?

Я срываюсь на крик, боль и обида взрываются во мне с новой силой:

– Право? Ты говоришь мне о праве? После всего, что ты сделал?! После Алисы, после того, как ты сам разрушил всё, что у нас было? А Ромка? Ты о нашем сыне подумал? Ты вообще о нем думал, когда трахал его невесту? И после всего ты считаешь я должна была бежать к тебе с этой новостью?

Он резко шагает по комнате, руки его дрожат, он оборачивается ко мне, и голос его звучит как рёв:

– Ты ничего не знаешь, Вика! Ты исчезла, пропала, не дала мне ни шанса всё исправить! И даже поговорить! Я жил в аду, думая, что потерял тебя навсегда, а ты скрыла от меня сына или дочь! Ты не имела права так поступать!

– Ты сам меня потерял, Максим! – кричу я, слёзы текут по щекам, их уже невозможно остановить. – Это ты всё разрушил, это ты меня предал! Я осталась одна и не хотела, чтобы ты знал! Ты не заслужил знать!

Он останавливается, смотрит на меня, и в его глазах такая боль, такая вина, что внутри что-то болезненно щёлкает.

– Я всегда выбирал тебя и нашу жизнь, Птичка, – отвечает с твердостью в голосе. – Это была ошибка. Ужасная ошибка, и я заплатил за неё высокую цену. Но ты… ты скрыла от меня ребёнка.

Я резко замолкаю, потому что вдруг замечаю: в квартире всё идеально чисто, будто… Даже кровать заправлена, а я ее не заправляла, мне видно с дивана часть спальни. Я понимаю, что не заглядывала в шкафы, не проверяла ничего. Кровь холодеет в жилах от осознания.

– Ты тут живёшь, – шепчу я потрясённо, и это открытие оглушает.

Он смотрит на меня твёрдо, достаёт из кармана ключи и говорит ровно, как факт:

– Живу, да.. И теперь я буду о тебе заботиться.

– Уходи! – требую я снова,только голос слабый, почти сломленный.

Он садится рядом, но не касается меня, только смотрит в глаза, твёрдо, уверенно, почти нежно:

– Вика, оставь истерики на будущее. Сегодня хватит. И хватит убегать.

Я отворачиваюсь, прикусывая губу, понимая, что он не уйдёт. Он снова здесь, и теперь убежать не получится.

Глава 6,

Вика.

На следующее утро я просыпаюсь от приглушённого, но отчётливо слышного голоса Макса, доносящегося из кухни. Поначалу мне кажется, что я всё ещё сплю, и это просто сон, но реальность возвращается слишком быстро, слишком резко.

Вечером я все же перекочевала в спальню. Закрыла плотно дверь, не желая дальше вести разговоры. У меня не было для этого сил.

Я открываю глаза, ощущая лёгкие и нежные толчки внутри живота, и невольно улыбаюсь, поглаживая его ладонью.

– Доброе утро, девочка моя, – шепчу я, обращаясь к малышке, и она словно в ответ толкается ещё раз, мягко и нежно. От этого внутри становится теплее, и я на мгновение забываю обо всём, кроме этой крошечной жизни внутри меня.

Запах свежего кофе и чего-то печёного наполняет комнату ароматом уюта и спокойствия, который никак не вяжется с моим внутренним состоянием. Я поворачиваю голову и вижу поднос на прикроватной тумбочке: кружка с горячим кофе, тарелка с золотистыми круассанами и свежие фрукты. Всё это выглядит настолько красиво и привычно, будто я проснулась в прошлом.

Сердце сжимается от волнения, ведь я не ожидала такого от Макса. Или, точнее, надеялась, что утром его здесь не окажется. Я надеялась, что он уедет на работу, что всё, случившееся вчера, растворится вместе с ночной темнотой. Но его голос, отчётливый и напряжённый, звучащий сейчас на кухне, рушит эту иллюзию.

Я вслушиваюсь, пытаясь разобрать, о чём он говорит. Голос Максима звучит раздражённо, резко, властно – таким я его помню в те моменты, когда он кого-то отчитывал.

– Я сказал, что не приеду. И похер, что там у вас происходит, ясно?

Ему отвечают что-то на громкой связи, но слов не разобрать. Он перебивает собеседника жёстко и категорично:

– Разбирайтесь сами. Я занят сегодня. Всё.

Голос обрывается, и наступает тишина, густая и вязкая, словно впитавшая в себя весь мой внутренний хаос.

Я осторожно сажусь на кровати, проверяя боль в ноге. Лодыжка слегка ноет, но боль значительно стихла. Делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями, и взгляд цепляется за прикроватную тумбочку и этот нелепо уютный завтрак, приготовленный им. Почему он это сделал? Зачем ему быть здесь?

Мне становится не по себе от мыслей, которые начинают путаться в голове. Чтобы отвлечься, я решаю убедиться в своих вчерашних подозрениях. Поднимаюсь, осторожно ступая на ногу, и медленно подхожу к шкафу. Открываю дверцу и замираю.

На меня смотрят идеально выглаженные рубашки, костюмы и пиджаки Макса. Всё аккуратно висит, пропитано его запахом, таким знакомым и родным, что комок мгновенно подкатывает к горлу.

Сердце начинает стучать быстрее, ладонь непроизвольно сжимает край дверцы шкафа, и я понимаю, что не смогу притворяться, будто ничего не произошло. Он жил здесь всё это время. Шесть месяцев, среди наших общих воспоминаний, и не вернулся ни в дом, ни в новую квартиру. Почему?

Я не чувствовала его любви последний месяц нашего брака точно. Он был холодным и отстраненным, грубым порой и очень категоричным. Может быть именно тогда он уже не смотрел на меня как на любимую и единственную.

Я медленно закрываю шкаф и иду в ванную. Там ситуация повторяется: его вещи – бритва, одеколон, зубная щётка – всё на своих местах, как раньше. Мои руки дрожат, когда я закрываю шкафчик, не в силах понять его мотивы. В груди разливается тягучая, давящая боль от того, что он снова в моей жизни – вот так, внезапно, без предупреждения, и я не знаю, как с этим справиться.

Вернувшись в комнату, я сажусь обратно на кровать, пытаясь успокоить дыхание и мысли. Кофе и выпечка по-прежнему притягивают меня своим ароматом, и чувство голода заставляет наконец взять в руки кружку с кофе и сделать небольшой глоток. Напиток приятен на вкус, терпкий, с лёгкой горчинкой – именно таким Макс всегда его и готовил.

Я беру круассан и осторожно откусываю кусочек, пытаясь убедить себя, что это просто завтрак, просто забота, просто… нечто, не значащее ровным счётом ничего. Но сердце уже знает правду, даже если разум отказывается её признавать.

Я снова слышу шаги по квартире и голос Макса, теперь уже гораздо спокойнее, но всё равно напряжённо. Он продолжает говорить по телефону, и я вдруг ясно понимаю, что никуда он сегодня не собирается. Он остаётся здесь, со мной, решив контролировать всё до конца.

От этой мысли снова становится тесно в груди. Я не готова к его постоянному присутствию, не готова снова видеть его каждый день, ощущать его заботу и власть одновременно. Но сейчас, сидя здесь с этим завтраком, который он оставил специально для меня, я понимаю, что избежать столкновения не получится.

Делаю ещё один глоток кофе, пытаясь прогнать тревогу, и мысленно успокаиваю дочь, чувствуя её мягкие, успокаивающие толчки.

– Всё хорошо, малышка, – шепчу я тихо, словно уверяя себя саму. – Мама справится. Мы обе справимся.

Всем привет! Сегодня глава поспокойнее. Завтра продолжим. Всех обнимаю, все-все читаю! Вы супер!

Глава 7.

Вика.

Я заканчиваю завтрак в полной тишине, прислушиваясь к звукам, которые доносятся с кухни. Максим закончил свой раздражённый разговор, но никуда не ушёл, и мне остаётся только ждать. Я прекрасно понимаю, что разговор неизбежен. Он не просто так остался дома и явно ждёт момента, чтобы продолжить вчерашнюю тему.

Дверь спальни чуть приоткрывается, и моё сердце на мгновение сбивается с ритма. Максим медленно входит в комнату и останавливается у порога, словно неуверенный, стоит ли ему заходить дальше. Его взгляд задерживается на мне, на подносе с остатками завтрака, затем медленно опускается на мой округлившийся живот. Я непроизвольно прикрываю его ладонью, словно пытаясь защитить от этого взгляда, который я не могу до конца прочитать.

– Как нога? – спрашивает он негромко, делая осторожный шаг ближе. Голос звучит тихо, сдержанно, без вчерашнего резкого напора.

– Лучше, – отвечаю я так же тихо, чувствуя напряжение, повисшее между нами.

Максим садится на край кровати, сохраняя небольшую дистанцию, и опускает взгляд на мои руки, всё ещё лежащие на животе. Я вижу, как он слегка сжимает пальцы в кулаки, будто сдерживая себя от желания прикоснуться.

– Ты знаешь, кто будет? – вдруг спрашивает он, голос его звучит мягко и осторожно, почти неузнаваемо.

Я поднимаю глаза, встречаясь с его взглядом. В груди странно сжимается от этих слов. Он спрашивает так, словно мы всё ещё та семья, которая когда-то ждала первенца.

– Девочка, – говорю тихо, не в силах сдержать нежности, которая наполняет меня изнутри при упоминании о дочери.

Глаза Макса слегка расширяются, в них появляется удивление и что-то ещё, похожее на трепетную нежность.

– Девочка… – повторяет он, словно пробуя слово на вкус, и я замечаю, как его губы слегка приподнимаются в едва заметной улыбке. – Ты сразу узнала?

Я молчу несколько секунд, собираясь с мыслями. Эти воспоминания такие личные, такие дорогие сердцу, и делиться ими с ним сейчас кажется неправильно, но я всё же говорю:

– Через пару месяцев после отъезда, ещё в Англии, я пошла на плановый осмотр. Сначала врач не смог ничего увидеть, но потом она повернулась так, что не осталось никаких сомнений. И врач сказала: «Поздравляю, у вас будет дочь». Я тогда долго не могла поверить. Даже несколько раз переспросила.

Я улыбаюсь, вспоминая, как плакала от счастья в тот день, когда впервые услышала эти слова. Как гладила живот, представляя маленькую девочку, похожую на меня, может быть, с его глазами…

Максим молчит, внимательно слушая, и в его взгляде я вижу тоску, грусть и сожаление – чувства, которых не ожидала увидеть снова.

– Ты счастлива, что у нас будет дочь? – его голос звучит очень тихо, осторожно, будто он боится услышать ответ.

Я киваю медленно, не в силах солгать:

– Да, очень. Я так о ней мечтала тогда, ты же…

Осекаюсь на полуслове. Помнит, наверное, но… всё в прошлом. Как и МЫ в целом. Есть отдельные сейчас Я и Макс. Вместе после всего нам уже не быть. Память не стереть, разбитую чашу не склеить и, что там ещё из громких эпитетов… «Дважды в одну реку». Это всё про нас. Как бы сильны чувства ни были и каким бы канатом жизнь нас ни связывала. Простить измену я никогда не смогу.

И всё же моё сердце предательски замирает, стоит ему приблизиться чуть ближе, чем положено. И я ненавижу себя за эту слабость. Ведь головой понимаю – с нами всё кончено. Но сердцу плевать на разум, оно живёт воспоминаниями, которые я так отчаянно пытаюсь стереть.

Он делает глубокий вдох, явно желая сказать что-то ещё, но внезапный звонок моего телефона прерывает его. Я машинально беру трубку, вижу имя Наташи, нашей старшей швеи, и сердце тревожно ёкает в груди.

– Наташ, что-то случилось? – спрашиваю я, уже чувствуя неприятности.

– Вика, тут беда, – начинает она сбивчиво, её голос взволнован и напряжён. – Привезли ткань, которую мы заказывали. Она вся испорчена – местами брак, пятна какие-то. Партия огромная, мы ждали её столько месяцев, клиент будет в бешенстве. Что делать?

Я закрываю глаза, чувствуя, как голова начинает болеть от навалившихся проблем. Ткань эта не просто дорогая, она эксклюзивная, её нельзя просто так заменить.

– Наташ, я сейчас что-нибудь придумаю, – отвечаю я, стараясь звучать спокойно, хотя внутри всё холодеет. – Пока ничего не режьте, отложите в сторону. Я перезвоню через несколько минут.

Когда я отключаюсь, Максим смотрит на меня внимательно и серьёзно, и я уже знаю, что он всё слышал.

– Что за проблема? – спрашивает он деловым, привычным для себя тоном.

– Испорченная ткань, большая партия. Очень важный заказчик, – отвечаю я неохотно, понимая, что он сейчас снова вмешается. – Мне нужно разобраться.

Макс поднимается, резко расправляя плечи, мгновенно превращаясь из внимательного слушателя в решительного человека, готового действовать.

– Ты никуда не поедешь. Я сам решу эту проблему.

– Максим… – начинаю я возражать, пытаясь подняться с кровати, но он тут же мягко, но настойчиво удерживает меня за плечо.

– Вика, посмотри на себя, – говорит он твёрдо, но без грубости. – Ты вчера повредила ногу, врач прописал тебе постельный режим. Ты беременна, и тебе сейчас нельзя волноваться и бегать по ателье. Я поеду сам.

– Это моё ателье, – возражаю я упрямо, не желая сдаваться так легко. – Я должна разобраться сама.

– Я знаю, – говорит он спокойнее, но его взгляд не терпит возражений. – Но ты сейчас не в том состоянии, чтобы разбираться с такими вопросами. Ты нужна нашей дочери здоровой и спокойной. Доверь это мне.

Я молчу, кусая губу от раздражения и бессилия, но его аргументы звучат слишком логично, и я понимаю, что он прав. От одной мысли, что придётся снова спорить и нервничать, у меня начинает кружиться голова.

– Хорошо, – наконец тихо сдаюсь я. – Но держи меня в курсе, ладно?

Он кивает, и в его взгляде мелькает благодарность.

– Конечно.

Максим быстро надевает пиджак, берёт ключи от машины и, бросив на меня последний взгляд, выходит из комнаты.

Я остаюсь одна, прислушиваясь к шагам в коридоре, хлопку входной двери, и сердце снова начинает болезненно стучать. Слишком быстро он вернулся в мою жизнь. Слишком легко он снова стал частью моей реальности.

Я закрываю глаза, поглаживая живот, чувствуя, как успокаивающе толкается малышка внутри.

– Всё будет хорошо, девочка моя, – шепчу я тихо, словно убеждая себя. – Мы справимся. Просто… нужно ещё немного времени.

Но я уже не уверена, кого я пытаюсь убедить больше – её или себя.

Немного слов от автора:

Девочки мои, привет! 💫

Я продолжила эту книгу в первую очередь потому, что обожаю своих героев. Честно. И Вика, и Максим – они мне безумно импонируют, они живые, настоящие, неидеальные, упрямые, но с огнём внутри. Ну посмотрите на них – разве можно остановиться на полпути?

И да, сразу предупреждаю: повествование будет таким, каким я его чувствую – плавным, с глубокими мыслями, с внутренними монологами. Ну вот такие они у меня! Молниеносные страсти – не их стиль. Они идут шаг за шагом. Иногда ломая, иногда спасая друг друга.

Да, они любят. Пусть не всегда понимают это, пусть не всегда умеют сказать. Но любовь между ними есть, и мне хочется показать их путь друг к другу.

💭 И логика проста: Вика беременна, и никаких «других мужчин рядом» в этой истории не будет. Это история о них двоих. О сложности, боли, прощении и попытке снова быть вместе. Да, им будет нелегко. Обоим.

Если вам интересно наблюдать за этим путём, – добро пожаловать в продолжение.

А ещё… Не пишите мне, пожалуйста, про «клише» или «у кого-то уже было». Потому что, ну правда: велосипед изобрели до нас. Я не могу прочитать все книги на свете, и если мой сюжет перекликается с чьим-то – я его точно не украла. Он мой. Придуманный, прочувствованный, пережитый.

Спасибо, что вы со мной. Спасибо, что читаете. Обнимаю каждого, Ваша Анна Гранина 🕊

Глава 8.

Вика.

Когда хлопает входная дверь, я резко выдыхаю, закрываю глаза и наконец позволяю себе расслабиться, медленно погружаясь спиной в подушки дивана. Дом наполняется непривычной тишиной, но тревога, поселившаяся в груди, никак не хочет уходить.

Я не уверена, правильно ли сделала, позволив Максиму снова так легко войти в мою жизнь, но сейчас мне просто не хватает сил сопротивляться его уверенности и решительности. Он сказал, что поехал в ателье разбираться с поставщиком и решать проблему с тканью. Не спрашивал моего мнения, просто сообщил, словно это решённое дело.

И хуже всего, что внутри меня вспыхнуло предательское чувство облегчения. Возможно, это слабость или усталость, а может быть, моя дочь уже сейчас начинает смягчать моё сердце, которое я старательно защищала все эти месяцы.

Я осторожно глажу живот, чувствуя нежные толчки внутри. Моя малышка будто понимает моё волнение и старается меня успокоить. Я улыбаюсь, шепча тихо:

– Всё хорошо, девочка моя, мы справимся, правда?

Но слова звучат неуверенно даже для меня самой. Как мне справиться, когда всё вокруг стремительно рушится, и Максим снова начинает занимать в моей жизни место, которое я тщательно пыталась освободить?

С кухни доносится тихий звук капель воды из крана, и я, вспомнив, что так и не закончила завтрак, медленно встаю с дивана и направляюсь туда, прихрамывая и осторожно переступая на больную ногу. Мне нужно хоть чем-то занять себя, чтобы не сойти с ума от собственных мыслей.

Я останавливаюсь в дверях кухни, замечая чашку с недопитым кофе Максима и раскрытый ежедневник на столе. Видимо, он забыл его, когда спешил уйти. Почерк его ровный, строгий, с резкими линиями, напоминает его самого – уверенного и не терпящего возражений.

Я невольно замечаю собственное имя среди записей. «Позвонить в клинику, уточнить условия родов. Заказать детскую мебель в спальню».

Сердце болезненно сжимается, и я резко захлопываю ежедневник. В груди вспыхивает раздражение, смешанное с обидой и благодарностью. Кто просил его заботиться обо мне и малышке? Он опять решает всё сам, не спрашивая, хочу ли я его помощи.

Я беру его чашку, выливаю остатки кофе в раковину, пытаясь выместить своё раздражение на чем-то безобидном. Мои мысли снова возвращаются к ателье. Что скажут сотрудники, увидев Максима там? Как отреагирует Оля, если узнает, что я снова позволила ему вмешаться в наши дела?

Но прежде чем я успеваю погрузиться ещё глубже в тревожные размышления, телефон снова звонит. На экране мигает имя Оли. Я нажимаю кнопку ответа и слышу её взволнованный голос:

– Вика, Наташа звонила, говорит, что Макс в ателье появился. Сказал, что решит проблему с тканью. Ты вообще в курсе?

Я тяжело вздыхаю, ощущая головную боль от ситуации, которая совершенно выходит из-под моего контроля.

– Да, Оль, в курсе, – отвечаю я устало, понимая, что сейчас начнётся новый виток допросов и переживаний. – Он просто решил помочь. Я сама не рада, но не смогла его остановить.

Оля ненадолго замолкает, а потом её голос становится мягче:

– Вика… Я не хочу лезть в ваши дела, но ты уверена, что так стоит? Ты ведь знаешь, что Макс не делает ничего просто так.

Я медленно сажусь на стул, поджимая под себя здоровую ногу, и закрываю глаза.

– Я знаю, Оля, – тихо отвечаю я, чувствуя, как сердце снова начинает колотиться быстрее. – Но я не знаю, что с этим делать. Сейчас я просто не справляюсь сама.

Оля вздыхает на том конце провода, но вдруг её голос становится подозрительно встревоженным:

– Погоди, а почему ты вообще сама не приехала в ателье? У тебя всё нормально?

Я кривлюсь, представляя, какая реакция последует сейчас.

– В общем, я вчера ногу подвернула. Теперь вот тоже малоподвижная, как ты. Видишь, какая из меня помощница?

– Ты серьёзно, Вика? – Оля почти кричит. – Ты беременна на седьмом месяце, ты ногу подвернула, и молчишь? Что вообще с тобой происходит, дорогая? Как так можно?

Я устало потираю висок, чувствуя себя школьницей на ковре у директора.

– Прости, я не хотела тебя волновать, – говорю виновато. – И без этого проблем хватает. А теперь вот – сижу дома, зависимая от помощи Максима. Совсем не то, чего я ожидала от возвращения.

Оля ворчит ещё минут пять, отчитывая меня, как маленькую девочку, но я лишь тихо улыбаюсь. Слова подруги немного успокаивают. Хотя бы кто-то на моей стороне, кто-то, кто не позволит мне окончательно сойти с ума.

– Ладно, – наконец вздыхает Оля, – береги себя, прошу тебя. И не стесняйся просить помощи, даже у Макса, раз уж он там. Только не позволяй ему слишком много, хорошо?

– Хорошо, – отвечаю я тихо, сама не зная, смогу ли выполнить это обещание.

Отключившись, я снова вздыхаю, опускаю телефон на стол, но он тут же снова начинает вибрировать, заставляя сердце замереть.

На экране появляется имя сына. Рома.

Я мгновенно замираю, чувствуя, как в груди сжимается что-то болезненно-тревожное. Он до сих пор думает, что я в Италии. Я не нашла в себе сил сказать ему, что вернулась в Москву, тем более о своей беременности. Он, возможно, простил Макса, начал с ним общаться… Но как он воспримет моё возвращение и новости о сестре?

Телефон продолжает звонить, а я просто смотрю на экран, не решаясь принять вызов. Сейчас мне кажется, что ещё один сложный разговор я просто не выдержу.

– Прости, сынок, – шепчу я, когда телефон наконец замолкает, оставляя после себя тяжёлую тишину.

Я знаю, что разговор неизбежен, но пока я просто не готова. Потому что боюсь, что правда причинит ему боль, а это последнее, чего я хочу сейчас.

Снова тихо толкается малышка внутри, словно пытается поддержать, и я осторожно глажу живот, словно прося прощения и у неё:

– Скоро всё наладится, девочка моя. Я обещаю.