Текст книги "Слухи"
Автор книги: Анна Годберзен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
– Пойдем, – мягко произнес Тедди.
Генри допил свое пиво и положил на стол банкноту. Он уже заговаривал один раз с Тедди на эту тему и теперь об этом сожалел. В прошлом Генри всегда игнорировал советы друга и расплачивался за это; но Диана все равно стояла перед его мысленным взором. И хотя он изобразил покорную улыбку, надевая цилиндр, Генри не мог не думать о ее локонах и свежем личике и о великолепной бесшабашности, так идеально совпадавшей с его собственной.
5
Женщины часто останавливают меня на улице и спрашивают, как им сделать из своих дочерей светских леди. Я всегда отвечаю так: «Если им не даны от рождения ни знатное происхождение, ни поразительная красота, им нужно заключить удачный брак. А для этого очень важны туалеты». Лучше всего начать, говорю я этим озабоченным родителям, с универмага в престижной части города, где можно найти продавца, которому веришь…
Миссис Гамильтон В. Бридфелт, колонки из разных изданий касательно воспитания юных леди, 1899
Лина Брауд все озиралась и вертела головой, испытывая неведомые дотоле желания. Повсюду лежали элегантные вещицы, украшенные ручной вышивки или перьями. Они были уложены аккуратными стопками на столах красного дерева, которые тянулись, насколько мог охватить взгляд, отражаясь в сотнях зеркал универмага «Лорд энд Тейлор».
– Тристан, – произнесла она четко звучным голосом.
Лина работала над своей дикцией, и, как она недавно обнаружила, акустика в залах больших универмагов идеально подходила для таких упражнений. В своей прежней жизни она редко заглядывала в подобные заведения, тянувшиеся вдоль Пятой авеню и Бродвея. Эти магазины привлекали женщин того сорта, которых обычно обслуживала Лина. И это несмотря на то, что всего в нескольких кварталах от Грэмерси-парк – где по-прежнему жили женщины, у которых служила Лина, – было полно маленьких специализированных магазинов.
– Я в восторге от этих перчаток.
Тристан Ригли, продавец в «Лорд энд Тейлор» – первый, с кем она подружилась в новой жизни, подошел к ней – быть может, чуть ближе, чем мужчинам полагается подходить на публике к женщинам, которые не являются их родственницами.
– Конечно, мадемуазель Каролина, – сказал он. – Позвольте.
Хотя Каролину не смущало, что ее видят на публике без перчаток – ведь она всю жизнь работала этими руками, без всяких перчаток, – она слегка смутилась, когда Тристан стянул с нее перчатки и начал надевать новую пару. Она сразу же заметила, насколько эти сизые перчатки ручной работы лучшего качества, нежели ее собственные. Они идеально облегали руку, а мягкое прикосновение шелка к коже позволило ей на минуту почувствовать себя очень, очень богатой.
– Мадемуазель нравится?
Как и все продавцы «Лорд энд Тейлор», Тристан был принят на работу из-за своей типично американской красоты – чтобы привлекать покупательниц. Он всегда выражался весьма изысканно. Он не хуже любого другого подходил для того, чтобы отрабатывать на нем новые повадки, так что порой Лина позволяла ему пригласить ее на прогулку в парк или на чашечку чая в отеле. Правда, не особенно часто: она всего лишь практиковалась, и ей вовсе не хотелось подпускать его слишком близко.
– О да.
У Тристана было продолговатое лицо с носом хорошей формы и умопомрачительными скулами. На нем был коричневый жилет и рубашка цвета слоновой кости, застегнутая на запястьях. Взгляд его карих глаз обладал таким гипнотическим свойством, что Лина порой выдерживала не больше двух секунд. Вообще-то постоянно отводить взгляд было полезно для поддержания иллюзии, будто она недавно осиротевшая наследница владельца медеплавильного завода на Западе (из Юты, если будут допытываться).
Вначале ее удивило, насколько легко Тристан купился на ее историю. Они познакомились на начальной стадии ее новой жизни, в день, когда она совершила ужасную ошибку. В этот день она впервые пила пиво и вообще впервые зашла в салун, и это плохо кончилось. Как и другие маленькие оплошности, этот промах мог бы свидетельствовать о том, что она никакая не леди и ее происхождение оставляет желать лучшего. Но с тех пор она навидалась и в отеле «Нью Незерленд», где теперь проживала, и во время своих визитов в «Лорд энд Тейлор» настоящих миллионеров с Запада и могла подтвердить, что они еще более неотесанные и совершают ничуть не меньше ошибок, чем она.
Уж кто-кто, а Лина Брауд – Каролина, как она мысленно к себе обращалась, – знала толк в манерах и нарядах. Она научилась этому, когда была, горничной покойной мисс Элизабет Холланд. Главным из ее наблюдений было следующее: напускное равнодушие весьма действенно демонстрирует значительность персоны. Именно Элизабет, с богатством и хваленой красотой которой не могла соперничать Лина, завоевала сердце Уилла Келлера. Он был кучером Холландов, по которому давно тайно сохла Лина. Именно из-за этой раны она продала тайну своей госпожи подруге Элизабет Пенелопе Хэйз. Тайна заключалась в том, что Элизабет и Уилл проводят вместе ночи в каретном сарае.
Эти сведения принесли Лине пятьсот долларов, которые показались ей тогда целым состоянием. Однако с тех пор от этой суммы осталось меньше половины – остальное ушло на обеды, номера в отелях, платья и украшения, с помощью которых она надеялась преобразиться. Лину сильно разочаровало, что такая внушительная сумма не очень-то помогла ей превратиться из простой девушки в леди, подобную Элизабет. Не нравилось Лине и то, что для этого пришлось прибегнуть к такой грязной сделке. Однако она сделала то, что должна была сделать. На самом деле ее целью не было стать светской девицей – ей просто хотелось сделаться похожей на Элизабет, и когда она будет готова, то поедет на Запад, и тогда Уилл поймет, что ему всегда была нужна Только Лина. Или, по крайней мере, когда он услышит о смерти Элизабет, эта новая, блистательная Лина сможет заполнить пустоту в его сердце. Ей так хотелось отыскать Уилла! Она надеялась, что это случится скоро, – иначе могут кончиться ее деньги.
Тристан укладывал каждую из выбранных ею вещей в отдельную коробочку с чудесной папиросной бумагой. Это были перчатки, небольшая кружевная шаль, каракулевая муфта и пара шелковых чулок – Тристан приучил ее к этим вещицам, и теперь она не могла без них обходиться. Лина с упоительной радостью и смутным страхом наблюдала, как все это складывается, заворачивается и укладывается в коробки. Как только эти вещи уложены в коробки, это означает, что они принадлежат ей, и она должна за них заплатить.
– Мне прислать их в ваш отель?
– Нет…
Лина умолкла и отвела взгляд. Предвечерний свет вливался в высокие окна в романском стиле, выходившие на улицу. Скоро и этот день уйдет, а она не стала значительнее. Когда она выйдет на улицу, то увидит всех этих простых людей, от которых ей так хотелось отличаться, прилипнув к витринам, они будут глазеть на рождественские товары.
В подобные минуты Лине бывало грустно и вспоминался тот ужасный момент, когда после долгих лет тайных воздыханий она призналась Уиллу в любви, и он ее отослал. Ей хотелось быть уверенной, что такое не повторится, и она напомнила себе, что прежде, чем снова увидеть Уилла, ей нужно преобразиться.
– Я, конечно, найму экипаж и захвачу покупки с собой. И, пожалуйста, пришлите счет в отель.
С недавних пор Лина перестала носить с собой все свое богатство (прежде это было навязчивой идеей) и приобрела роскошную привычку расплачиваться позже. Она держала деньги, полученные от Пенелопы, в маленьком шелковом кошельке с кожаными завязками, который прятала в ящике комода под кружевным бельем. Исходя из своего опыта горничной, она знала, что этот ящик – табу для прислуги. Она полагала, что горничные в отеле чувствуют то же самое и не притрагиваются к нему.
– Разумеется, мадемуазель. – Тристан сделал паузу и усмехнулся так, что истинная леди, вероятно, сочла бы эту усмешку слишком фамильярной. Затем он сказал: – Я могу вас сопровождать, если вам требуется помощь.
– Благодарю, все в порядке, – ответила Лина, снова отведя взгляд и слегка вздернув нос. – Только помогите мне надеть пальто, и я поеду.
Лина высадилась на углу Пятьдесят девятой улицы и Пятой авеню. Как только она сочинила свою легенду и несколько улучшила манеры, она переехала из захудалого отеля на Двадцать шестой улице в «Нью Незерленд», где коридорные носили королевскую униформу яркого синего цвета. Это было здание с величественным коричневым фасадом, башенками и арочными окнами. Оно высилось над другими зданиями, как огромный замок из песка. Лина где-то слышала, будто «Незерленд» – самый высокий отель в мире, и именно поэтому предпочла его «Савою», находившемуся совсем рядом, и отелю «Плаза», располагавшемуся на западной стороне авеню. Эти три отеля образовали угол при входе в Центральный парк. Дальше тянулись особняки Хантингтонов, Вандербилтов и Хэйзов. При мысли о том, что она живет рядом с людьми такого ранга, Лина испытывала приятное волнение. Ее номер, не самый лучший, стоил двадцать девять долларов в неделю. Она знала, что так не может продолжаться вечно, но какое это имело значение, если она скоро будет с Уиллом, Сильный, талантливый Уилл – он скоро будет о ней заботиться. А пока что, как она надеялась, ей передастся элегантность жизни в отеле.
Она любила возвращаться в свой номер, где ковер был вычищен, а кровать постелена каким-то невидимым механизмом. Лина взглянула на водителя кэба и жестом показала, чтобы он помог ей с покупками. Распрямив плечи, она направилась к входу отеля заученной походкой. Несмотря на веснушки, природа наделила ее благородной внешностью. Губы были слегка надуты, зеленоватые глаза смотрели надменно, носик вздернут. Рыжевато-коричневое пальто подчеркивало тонкую талию и скрадывало широкие, не очень женственные плечи. На маленькой шапочке в тон пальто были черные перья. Лина направилась к конторке.
– Добрый день, мисс Брауд, – приветствовал ее маленький портье, стоявший за массивной конторкой красного дерева.
Как всегда, Лина постаралась скрыть довольную улыбку, которую вызывало ее новое положение и окружающая ее обстановка. Пол был из красивой мозаики, а свет люстры отражался в мраморной лестнице. В вестибюле пахло духами и кофе, и тот, кто сюда входил, должен был сразу же почувствовать: ни в одном другом месте не стоит останавливаться. «Если бы только Уилл мог видеть меня в эту минуту», – подумала Лина. Да он бы, конечно, забыл, что когда-то любил Элизабет. Он бы понял, что Лина – само совершенство.
– Пожалуйста, мой ключ, мистер Каллен.
Когда портье отвернулся, она почувствовала, что у нее за спиной кто-то стоит. Ведь она ясно сказала, чтобы шофер ждал у дверей, пока один из коридорных заберет ее вещи. Резко обернувшись, она лицом к лицу столкнулась с хорошо одетым мужчиной. На нем был бархатный пиджак винного цвета и черные брюки. Воротник цвета слоновой кости подпирал гладковыбритый подбородок. Черты лица были тонкими, и только нос портил все дело: он выдавал пристрастие к спиртному. Мужчина игриво ей улыбался. Но Лина не была в этом до конца уверена: джентльмен был слишком стар, чтобы флиртовать с семнадцатилетней девушкой. Впрочем, в мире так много того, что она не понимает.
Портье вернулся с ее ключом, но застыл, с почтением уставившись на мужчину в винном пиджаке. Лина ждала, когда джентльмен заговорит. Пауза затянулась, и ее сердце забилось от страха, что он знает ее секрет.
– Это ваши вещи? – спросил, наконец, джентльмен, указывая в сторону шофера, который действительно терпеливо ждал в дверях с фуражкой в руке. – Потому что коридорные здесь неопытные – простите меня за эти слова, Джордж, – и им нельзя доверить такие прекрасные вещи.
Лина никогда не попадала в подобную ситуацию и понятия не имела, что нужно ответить. Портье избегал ее взгляда.
– Простите.
Джентльмен отвесил легкий поклон, не сводя глаз с Лины.
– Мистер Лонгхорн к вашим услугам.
Его полное имя было Кэри Льюис Лонгхорн. Лина знала это от сестры Клер, любимым времяпрепровождением которой было чтение светских колонок. Он оказался старше, чем она тогда думала. Лонгхорн был очень богат – он унаследовал банкирский дом, если Лина не перепутала его с кем-то. Он был известен множеством расторгнутых помолвок и связями с графинями и модными матронами среднего возраста, а также большой коллекцией портретов, на которых были изображены современные красавицы. Лину удивило, что он все еще смотрит на нее с усмешкой. У него были бледно-голубые глаза и впалые щеки.
– Благодарю вас, – в конце концов ответила Лина.
Она понимала, что ее замешательство и смущение заметны, но тут уж ничего не поделаешь. Она видела, что лакей мистера Лонгхорна уже забирает ее вещи у водителя кэба и платит ему. Портье протянул ключ Лины мистеру Лонгхорну с подчеркнутым почтением, даже не сказав, что он принадлежит Лине, и она последовала за этим джентльменом, который уже отходил от конторки.
– Вы живете в отеле вместе с родителями? – осведомился мистер Лонгхорн, когда они остановились у лифта.
Лифтер закрыл дверь из красного дерева и цветного стекла, и лифт, дернувшись, повез их наверх. То, что затем сказал мистер Лонгхорн, вовсе не было ей неприятно.
– Нет, я так не думаю. Я видел вас здесь несколько раз, и всегда в одиночестве. Жизнь нелегка, особенно для сирот. Я сожалею о вашей утрате.
Лина потупилась и смотрела теперь на пол, выложенный черными и белыми плитками.
– Он умер на шахте, – солгала она. – Инспектировал ее. Стен все любил делать сам, не доверяя помощникам. У него был медеплавильный завод и несколько шахт. Моя мать не пережила этого удара и скончалась через месяц. Они так упорно трудились, чтобы я могла наслаждаться всем этим… – Она сделала жест, указав на позолоченный лифт, и нижняя губа ее задрожала. – И хотя мне порой нелегко, думаю, им бы хотелось, чтобы я продолжала радоваться всему этому.
Седые брови мистера Лонгхорна слегка приподнялись, и в душу Лины закралось опасение, не совершила ли она оплошность. Потому что, хотя история Лины была частично правдива – ее родителей действительно не было в живых, – она не была богатой наследницей. Бывали минуты, когда это казалось ей ужасающим мошенничеством. Но Лонгхорн явно так не думал, поскольку заключил с сочувственной улыбкой:
– Такая девушка мне по сердцу.
– Девятый этаж, – объявил лифтер, и лифт, дернувшись, остановился.
Когда они выходили в холл, Лина заметила, что лифтер тоже почтительно отводит взгляд от мистера Лонгхорна. Ее невольно впечатлило благоговение, которое вызывал этот человек с сединой в волосах. Предложив ей руку, он повел ее по плюшевому ковру холла в ее номер. Она слышала за спиной шаги лакея, несущего ее драгоценные картонки. Когда они дошли до ее номера, мистер Лонгхорн наклонился, чтобы отпереть тяжелую дверь из дуба. К облегчению Лины, он не сделал попытки войти. Передав ей ключ, он сказал:
– С вашего разрешения, Роберт поставит ваши вещи на стол.
Номер Лины был таким маленьким, что в нем не было стола, поэтому она предложила другой вариант.
– Он может положить их на диванчик у окна.
Лакей двигался спокойно и уверенно, выполняя ее просьбу.
– Рад был познакомиться, мисс…
– Брауд. Каролина Брауд.
– Мисс Брауд. – Пожилой джентльмен склонился и, взяв руку Лины, поцеловал. Лакей терпеливо ждал, держась позади. – С вашей стороны было весьма любезно разрешить мне сопровождать вас, и я надеюсь, что сегодня вечером вы снова окажете мне эту милость.
Лина оглянулась на лакея, словно хотела прочесть в его взгляде, что все это не совсем уместно, но он отвел глаза.
– Видите ли, – продолжал мистер Лонгхорн, и глаза его блеснули, – я взял ложу в опере на этот сезон, а сегодня открытие сезона, и мне не с кем туда пойти, кроме Роберта. Не будете ли вы возражать, если я попрошу вас присоединиться ко мне?
Маленькая простая девушка Лина Брауд – и вдруг в опере, в ложе. Это предложение удивило ее не меньше, чем если бы он преподнес ей бриллиантовую тиару и сделал ее королевой Персии. Она провела все утро одетая как светская девица, а сегодня вечером, вместо того чтобы сидеть, как всегда, в своем номере, у нее появился шанс побывать среди сливок общества. Она будет ослепительной, и на нее будут смотреть – точь-в-точь как на девушку, в которую Уилл, как ему кажется, влюблен. Первой ее мыслью было извиниться перед Робертом за то, что она займет его место в ложе, но затем она велела себе улыбнуться.
– О да, – ответила Лина. Она была не в силах произнести это равнодушным тоном. – С радостью.
6
«После того как все стремились навешать на себя побольше украшений, в моду снова входит простота. Сливки общества устраивают маленькие тихие обеды и носят платья из простого муслина. Но помните: есть простота – и простота, и элегантность не так-то легко дается.»
Журнал моды, декабрь 1899
В маленькой хижине Келлера было мало вещей, и все их Уилл приобрел ради Элизабет. В центре стоял прямоугольный стол, который собственноручно сделал Уилл; у стены – старая железная кровать, которую он купил у того же авантюриста, что и лошадь, – тот разорился в Ланкастере. Над оловянной раковиной висело овальное зеркало в раме, происходившее из того же источника. Перед этим зеркалом Элизабет причесывалась перед обедом, обычно делая маленький узел на затылке, наподобие подушечки для иголок.
Волосы были причесаны, вода принесена из колодца, и теперь Элизабет обратилась к задаче, совсем для нее новой. Элизабет снова пыталась приготовить обед. Оранжевые маки, собранные ею вчера в поле, красовались в кувшине в центре стола, покрытого куском того же брезента, который служил у них для всего. Рядом лежала маленькая стопка книг Уилла – «Геологические методы поисков нефти под земной поверхностью» и «Как выкопать колодец в дикой местности».
Элизабет удалось разжечь огонь в маленькой железной печке в углу, но задача открыть банку печеных бобов оказалась слишком сложной для нее. Консервный нож был ржавым, и она подозревала, что Уилл где-то его нашел. Подобная бережливость в другое время вызвала бы у нее восхищение, но сейчас ей хотелось заплакать. Именно это она и сделала и в ту же минуту осознала, что никогда не плакала так громко.
Успокоившись, она почувствовала себя лучше. Положив руку на живот, она прикрыла глаза. На губах заиграла улыбка: все-таки забавно, что она так далеко от всех чудесных вещей, к которым привыкла, и не может справиться с самой легкой задачей. Это было столь же внове для нее, как и громкий плач.
Положив консервную банку, Элизабет уселась за стол. В это время дня она обычно чувствовала, как долго пребывает в одиночестве. Теперь Уилл долгие часы проводил в поле вместе с Денни, партнером, которого он нашел в Окленде. Она и не пыталась понять, что они там делают. Мир Уилла, мир труда, был для нее загадкой, и в последнее время она чувствовала себя от этого немного виноватой. Она знала, что он тратит время на то, чтобы обустроить их дом, – а ведь другая девушка сама бы справилась с этой задачей, и он мог бы потратить эти драгоценные часы на обследование местности.
Элизабет ничего так не хотелось, как быть с Уиллом, но в такие минуты, когда день клонился к вечеру, ей хотелось быть ему достойной спутницей. А в Нью-Йорке в это время солнце уже зашло… Ей бы хотелось с таким же искусством приготовить обед фронтита, с каким она занимала гостей светской болтовней в воскресенье в гостиной их дома в Грэмерси-парк.
Элизабет сидела, размышляя о тех людях, которых покинула, и о тех тысячах миль, которые отделяли ее от них. Она бы так не тосковала по ним, если бы хоть немного знала об их жизни и если бы расстояние не было таким огромным. Время от времени она читала газету недельной давности, в которой упоминались кое-какие нью-йоркские новости, но они лишь усиливали ее беспокойство: там неизбежно сообщалось, что ее мать совсем не похожа на себя – в отличие от Дианы.
– Лиззи! – позвал Уилл с порога, и через мгновение Элизабет уже оказалась в его объятиях.
Он поднял ее в воздух и закружил, а она крепко обхватила его за шею, прижавшись к нему. И снова почувствовала, как хорошо, что она здесь, с ним. Она вдыхала запах Уилла – от него пахло потом, простым мылом и еще чем-то неуловимым. Он произнес спокойно:
– Сегодня нам повезло.
Он опустил ее, и, как только ее ноги коснулись пола, она взглянула ему в лицо. Оно было таким солнечным, а голубые глаза действительно были счастливыми.
– С чем повезло?
– С нефтью.
Уилл сделал паузу и, сжав полные губы, наблюдал за пей. На нем была поношенная рубашка с закатанными рукавами. Волосы, выгоревшие на солнце, потемнели от пота.
– Денни и я, мы нашли ее. Мы нашли нефть – блестящую черную нефть. Знаешь, там под землей целые озера нефти. Она просачивается сквозь камни. В воздухе пахнет серой. Мы собираемся сделать как сказано в моей книге: выкопать колодец и продать ее нефтеочистительному заводу в Ланкастере – и тогда мы сможем нанять рабочих. Какое-то время нам придется тратить все, что заработаем. Но нефть здесь есть – мы просто сидим на ней. Благодаря ей, мы разбогатеем.
Уилл говорил захлебываясь и так взволнованно, что вынужден был остановиться и сделать вдох. От него исходила энергия. Он снял саржевые брюки, которые всегда надевал, уходя из дома, – они были испачканы липким черным веществом – и надел длинные кальсоны, в которых спал, не переставая рассказывать, как добывается нефть и сколько, по его мнению, стоит баррель. Она повесила его брюки на спинку кровати, чтобы они ничего не запачкали, и наблюдала теперь, как Уилл открывает банку консервов. Он продолжал разглагольствовать о том, что нужно нанять рабочих, и о будущих доходах.
Элизабет лучезарно улыбнулась – так она, бывало, улыбалась из-за красивой парчи, или сумочки с подарками на балу, или из-за мусса из лосося. Однако эта улыбка была вызвана не будущим богатством – все это казалось далеким и фантастичным – нет, дело было в Уилле. Ему будет сопутствовать успех – неважно, начнет ли он с нефтяного промысла или нет. Он станет одним из тех людей, о которых пишут в приключенческих журналах, – такой юный, с деловой хваткой и редкой проницательностью и умением сделать правильный выбор.
Уилл будет строг с теми, кто в этом нуждается, но справедлив, и им будут восхищаться. Он станет главой семьи и будет помогать тем, кто этого заслуживает и кому нужна помощь. Выражение лица станет не таким мягким. Они будут вместе стариться и наблюдать за тем, как меняется мир.
Они долго вглядывались друг в друга, затем Элизабет подошла к Уиллу и, прижавшись к нему, ощутила, как бьется его сердце.
