Текст книги "Слухи"
Автор книги: Анна Годберзен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
40
«Скунмейкеры устроили восхитительный праздник в канун Рождества, на котором всех очаровала наследница владельца медеплавильного завода Каролина Брод. У нее простые манеры, присущие нашим западным штатам, но ее красота пленила всех молодых джентльменов, особенно наследника банкирского дома Лиланда Бучарда. Один-два холостяка попеняли ему на то, что он ангажировал ее почти на все танцы…»
Из светской колонки в «Нью-Йорк империал», вторник, 26 декабря 1899
Каролина видела теперь универмаги в ином свете. Тристан сказал, что ей лучше найти себе портниху: девушки ее сорта не должны ходить в готовой одежде. Каролина знала, что это правда: ведь Тристан сказал это себе в ущерб. В конце концов, он-то работает в универмаге, а это значит, что он продаст меньше. Однако вчера было Рождество, а все лучшие портнихи начнут работать только после Нового года, предупредил ее Тристан, когда она явилась, чтобы купить блузки, юбки, кружева и кое-что из аксессуаров за счет мистера Лонгхорна. Эта договоренность с мистером Лонгхорном была удобна для нее. Хотя пожилой джентльмен не желал слышать факты из ее прошлой жизни, он все же сказал (когда Каролина намекнула, что у нее есть сестра), что старшая мисс Брод тоже должна получить подарки к Рождеству.
Итак, Каролина вошла в «Лорд энд Тейлор» и оглядела ряды столов с драгоценными вещами. Она не чувствовала ненасытного желания приобретать – просто знала, что может купить все, что захочет.
– Во всяком случае, мисс Брод, вы прекрасно выглядите.
Каролина бросила взгляд на свое отражение в зеркале и осталась довольна.
– Тристан, – томно произнесла она, – мне понадобится сегодня ваша помощь.
Тристан наблюдал за ней, провода рукой по полированному столику вишневого дерева. На нем была рубашка с закатанными рукавами и коричневый жилет.
– Сегодня больше некого обслуживать, – заметил Тристан. – В ы, моя красавица, добились успеха.
Каролина смотрела на него, размышляя: попытается ли он поцеловать ее снова? Не то чтобы она собиралась продолжать в том же духе – просто ее слегка волновало воспоминание о том поцелуе в лифте.
– Это действительно сработало, не так ли? – Тристан понизил голос, но ей все равно не хотелось, чтобы он говорил на эту тему на публике. – Вы не думали, что сработает… У вас был такой испуганный вид в тот вечер в отеле. Но я-то знаю, когда нужно выложить козыри.
Каролина слегка кивнула. Ей не хотелось продолжать этот разговор.
– Но прежде чем мы пойдем подбирать вам вещи… – Интонация Тристана заставила Каролину повернуться к нему. – Леди из высшего общества, с которыми я дружил в прошлом, никогда не замечали, если я крал у них понемножку, когда мне нужно было уплатить долг или возникали непредвиденные расходы…
Он сделал паузу. У него за спиной сновали продавщицы.
– Я должен кое в чем признаться. Это я взял ваши деньги, но я же не знал, что это все, что у вас есть.
Каролина не знала, сердиться ей, пугаться или быть благодарной за эту новость. Он усмехнулся по-волчьи и продолжил:
– Но вы видите, что все было к лучшему? Надеюсь, вы понимаете, что я отдал вам долг.
Как любая светская девушка, столкнувшаяся с малоприятным фактом, Каролина почувствовала, что совсем не хочет больше об этом думать.
– О, давайте не будем говорить о таком пустяке, – сказала она. Потом подумала о приятном и улыбнулась. – Давайте-ка посмотрим, какие красивые вещицы хочет сегодня мне купить мистер Лонгхорн.
Тристан улыбнулся, и его карие глаза блеснули.
– Давайте, – ответил он и предложил Каролине руку.
Они двинулись вперед, причем каждый идеально играл свою роль. Каролина шествовала по этому святилищу, где все было таким красивым и чудесным. Она отражалась в зеркалах на колоннах, поддерживавших высокий сводчатый потолок. Всюду сверкали драгоценные металлы, и она шла в этом блеске. Она знала, куда они направляются. Обе мисс Холланд рассказывали об этом Клэр, а та рассказала ей. Они направлялись в одну из тех комнат, где особые клиенты могут сидеть с комфортом и ждать, когда им принесут вещи. Она даже слышала, что там угощают шампанским и сладостями. До сегодняшнего утра она даже не знала, допустят ли ее туда. Но, проходя по залу, среди сверкающей роскоши, отражаясь в многочисленных зеркалах, Каролина поняла, что она, несомненно, уже стала одной из тех девушек, что вхожи в отдельные кабинеты у «Лорд энд Тейлор». Из зеркал на нее смотрела девушка со вздернутым носиком, беззаботными красивыми глазами и уверенной осанкой.
Как раз когда они подходили к лифту, где стены были облицованы эмалью павлиньей расцветки, а большие бронзовые стрелки указывали, на каком этаже кабина, Каролина увидела нечто, от чего у нее перехватило дыхание.
– О, – произнесла она шепотом, чтобы никто не услышал.
Там, между столами, на которых были разложены галстуки, разгуливал Уилл. У него был такой вид, словно он только что сошел с борта судна в зарубежной гавани. Красавец Уилл с серьезным взглядом и отросшими волосами, которые были длинноваты. Он загорел на солнце, и ему явно пришлось нелегко. Сердце пронзила сладкая боль, и ей пришлось зажмуриться. Но когда она снова взглянула на Уилла, то прикрыла глаза рукой. Может быть, он действительно прочитал о ней в газетах. И приехал за ней. Он еще не заметил Каролину, а ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что он не сделал на Западе состояния. На нем были те же саржевые брюки и черное пальто, которое было ему великовато. Но она все равно хотела его.
– Мисс Брод, – обратился к ней Тристан.
Она кивнула ему, а быть может, себе. Двери лифта открылись, мимо проходили покупатели, направляясь к кассам. Каролине легче было наблюдать за Уиллом, когда их разделил поток людей. И Каролине стало ясно, что ей нужно делать. Хотя страсть к Уиллу не угасла, она не может уступить своим желаниям. Уилл сейчас так близко, но она-то уже далеко. Если бы он ее увидел, то понял бы, каким дураком был тогда, и ей пришлось бы спуститься со своих высот, а это она не смогла бы вынести.
– С вами все в порядке, мисс Брод?
– О… да, – ответила она. И… отвернулась от Уилла, отказавшись от прежних грез. – Просто немного разболелась голова, но сейчас все уже прошло.
Каролина облизнула губы и сделала глубокий вдох. Она вспомнила портрет мистера Лонгхорна в молодости, вспомнила, скольких молодых людей встретила два дня назад, на балу, и подумала обо всем, чего заслуживает. А также о разнице между настоящими и воображаемыми поцелуями. Она улыбнулась сладкой улыбкой. Глядя на Тристана, стоявшего рядом с ней в лифте, она подумала, что лучше бы ей его не знать. Возможно, она была слишком робкой и склонной делать промахи, так что без него не смогла бы добиться покровительства мистера Лонгхорна, но Тристан больше не был ей нужен. Он стал ей неприятен, и нужно поскорее от него отделаться. Она еще немного будет с ним милой, а потом избавится от него. Улыбка ее затуманилась, и, глядя на Тристана, она четко произнесла:
– Я превосходно себя чувствую.
41
«В последнее время было так много пересудов о покойной Элизабет Холланд. Многие полагают, что, поскольку недавно обнаружилось ее кольцо невесты, она, пожалуй, погибла от рук воровской шайки. Если она найдется, то по возвращении ей нужно быстро выйти замуж, независимо от того, какие невообразимые события имели место во время ее отсутствия в свете.»
Из редакционной статьи в «Нью-Йорк таймс», среда, 27 декабря 1899
– Если кто-либо знает причину, по которой эти мужчина и женщина не могут сочетаться браком, пусть они окажут сейчас или будут молчать вечно.
По комнате прошел одобрительный шепот, и стало совершенно ясно, что никто не собирается возражать. Пол был усыпан белыми лепестками, окна задрапированы кружевами. В меньшей гостиной, находившейся в восточной части дома Холландов, по-прежнему было маловато мебели, но она была идеальным местом для венчания. Сюда внесли маленький диванчик, на котором сидели мать Элизабет (она оправилась от болезни, но была еще слаба, и ее слегка лихорадило) и тетушка Эдит, которая все утро непрерывно то плакала, то улыбалась. У них за спиной стояли четверо людей Сноудена, в поношенных кожаных жилетах и белых рубашках с воротничком. У окна стоял Сноуден с Библией, который серьезно относился к своим обязанностям. А за спиной Элизабет стояли Диана, за ней – Клэр, обе с маленькими букетиками из ландышей и белых роз, которые составили сегодня утром эти три девушки, перевязав букетики лентами цвета лаванды.
В центре всего этого находилась Элизабет в новом белом платье, идеально на ней сидевшем, хотя оно шилось не для нее. Оно подчеркивало тонкую талию, которой она так гордилась. Платье было отделано кружевами. Пуговицы были обшиты кремовым шелком, что выглядело весьма изысканно. Это платье выбрал Уилл, поскольку мать запретила Элизабет даже подходить к окну. Они с Уиллом держались за руки. Уилл отводил от нее глаза, и она поняла, что он нервничает. Она давно не видела, чтобы он так нервничал. На нем был новый темно-коричневый костюм с жилетом и белая рубашка.
– Элизабет Адора Холланд, берешь ли ты в законные мужья Уильяма Томаса Келлера, чтобы быть вместе и в болезни, и в здравии, пока смерть не разлучит вас?
– Беру, – прошептала она.
Глаза Элизабет увлажнились, и она, не отрываясь, смотрела на Уилла, на его широкие плечи и большие голубые глаза с темными ресницами. Какая ирония судьбы, подумалось ей, что на деньги, вырученные за ее кольцо невесты, были куплены цветы и новые платье и костюм! Но она была рада, что Уилл принял участие в его продаже, – и не только потому, что он торговался в ломбарде и выручил хорошую цену. Пройдут годы, Уилл добьется своей цели, они будут вместе стареть – и тогда они смогут рассказать эту историю своим детям. Как кольцо, которое должно было их разлучить, помогло купить одежду, в которой они венчались.
– Берешь ли ты, Уильям Томас Келлер, эту женщину в законные жены, чтобы быть вместе в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
Теперь глаза Уилла улыбались. Когда он сказал: «Беру», улыбка уже не сходила с его лица. Он достал из кармана их кольца. Это были простые колечки из желтого золота, которые ее мать нашла среди фамильных драгоценностей, и жених с невестой надели их друг другу на палец.
– Объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать невесту, – сказал Сноуден.
Элизабет все утро с трепетом думала об этой минуте. То, что у них с Уиллом была физическая близость, так долго было секретом, что ей сейчас было странно и страшновато поцеловать его на глазах у матери и тетки.
Но через минуту это оказалось совершенно естественным. Она не сознавала, как Уилл к ней приблизился, их губы встретились и слились в пламенном поцелуе. Да, она сожалела о том, что оставляет позади, но впереди у нее было ослепительное будущее. Услышав аплодисменты, она осознала, что минута, которой она страшилась, прошла.
Элизабет отстранилась от Уилла, и ее обняла Диана. Бедная Диана – казалось, силы совсем ее покинули. Ее блестящие каштановые локоны рассыпались по плечу Элизабет. Хотя Элизабет несколько часов слушала ее рассказ о предательстве Генри, прерываемый рыданиями, и убеждала сестру, что Пенелопа, несомненно, придумала какой-то фокус и все подстроила, в душе она испытывала облегчение, что Диана больше не будет встречаться с ним украдкой. Она искренне заверила Диану, что не сомневается в любви к ней Генри. Но она была несколько шокирована тем, что было с ним у Дианы, хотя несколько лет сама прокрадывалась в постель Уилла в каретном сарае. Теперь она будет спокойнее спать в Калифорнии, зная, что Диана не подвергается риску быть застигнутой. Ее мать несколько неуверенно поднялась на ноги. Тетушка Эдит, все еще сидевшая на диванчике красного дерева, обитом бархатом винного цвета, наблюдала за невесткой, чтобы убедиться, что та не нуждается в поддержке. Миссис Холланд подошла к Элизабет и поцеловала ее в щеку. Потом повернулась к Уиллу.
– Я давно тебя знаю и всегда тебя любила, – сказала она просто. Все присутствующие в этой комнате со стенами цвета морской волны, резным деревянным потолком и вазами со свежими цветами, ждали, что скажет миссис Холланд. – А мой покойный муж любил тебя еще больше, чем я. Иначе я бы этого не допустила. Не стану притворяться, что выбрала бы тебя в первую очередь в мужья своему ребенку, но я знаю, что с тобой она будет счастлива и что она в надежных руках.
Лицо Уилла было очень серьезным, и он с благодарностью кивнул. Он знал, что это самое лучшее, что он мог услышать от матери Элизабет.
– Благодарю вас, миссис Холланд, – ответил он.
Элизабет наблюдала, как мать с легкой улыбкой кивнула ему. Она знала, что ее матери трудно было сделать даже это – только благодаря уговорам Эдит смогла состояться эта церемония, – и была благодарна. Позже, в поезде, она расскажет Уиллу, как много сделала для них Эдит, и они придумают, как отблагодарить ее, когда начнут поступать доходы от их нефти.
– Мистер Кэрнз, как красиво это было, – обратилась миссис Холланд к Сноудену льстивым тоном. – Нам снова очень повезло, что вы с нами. По-видимому, вы будете бесконечно нас удивлять, демонстрируя с каждым новым днем нашего знакомства свои скрытые качества.
– Для меня это было честью. Но сейчас вы должны меня извинить… Мне нужно заняться одним небольшим делом, и я уверен, что ваша семья хочет немного побыть без посторонних.
Сноуден пожал руку Уиллу, затем повернулся к Элизабет. Им удивительно повезло, подумала она, что они встретили Сноудена, такого доброго и щедрого. Он казался ей сейчас чуть ли не членом семьи.
– Поздравляю вас обоих, мистер и миссис Келлер.
Когда Сноуден удалился, за ним последовали его слуги, и Холланды наконец остались одни. Сквозь кружевные занавеси проникал свет с улицы. Большинство картин исчезло со стен гостиной, но осталось несколько морских пейзажей. Эта гостиная сохранила свою ауру – Элизабет помнила, как маленькой девочкой считала, что там происходят какие-то непонятные вещи, ведомые лишь взрослым.
Клэр ушла приготовить чай с пирогом, а Элизабет села рядом с матерью на маленький диванчик.
– Когда Сноуден вернется в Бостон, он выправит свидетельство о браке и пришлет вам в Калифорнию. Будет не так заметно, если он сделает это там. О, Элизабет, – прошептала она, – я буду по тебе скучать, буду скучать. Но тебе нужно поскорее уехать. Чем дольше ты будешь тут оставаться, тем больше вероятность, что тебя могут обнаружить. А ты же знаешь, что это будет конец для нашей семьи.
Элизабет кивнула, сдерживая слезы. Ей хотелось сказать матери, как важно для нее, что она обвенчалась в присутствии своей семьи, но, в конце концов, решила, что в, этом нет необходимости. До Нового года осталось всего несколько дней, и она проведет их с теми, кого любит больше всего. Они будут вместе сидеть, за трапезами, и близкие привыкнут к мысли, что она – миссис Келлер. А затем, накануне Нового года, следуя совету Сноудена, который считал, что это самое безопасное время – почти никто не едет в этот день на поезде и их вряд ли заметят, – они соберут два маленьких чемодана и во второй раз распрощаются с Грэмерси и Нью-Йорком – на этот раз навсегда.
42
«Сегодня утром в „Уорлд" было помещено объявление о помолвке мисс Пенелопы Хэйз и мистера Генри Скунмейкера. Эта чудесная новость заняла всего одну строку. Разумеется, зная о том, что кольцо, которое молодой Скунмейкер подарил своей предыдущей невесте на помолвку, всплыло на поверхность, мы не можем не задуматься, что же произойдет, если леди, носившая это кольцо, тоже всплывет на поверхность…»
Из светской хроники Нью-Йорка в «Уорлд газетт», среда, 27 декабря 1899
Пенелопа бежала по залам особняка Хэйзов, прижав к груди свою маленькую собачку, и эхо вторило ее шагам. Она была так близка к тому, чтобы получить то, чего хотелось ей больше всего на свете, но она чувствовала, что коварные силы готовы отнять у нее это. Она отбрасывала длинную тень на пол в черно-белую клетку, когда бежала по залам первого этажа с невероятно высокими зеркальными потолками. Этот особняк из красного кирпича и известняка на Пятой авеню, № 670, норой подавлял даже девушку столь хладнокровную, как Пенелопа. Слухи о возвращении Элизабет лишили ее сна, а воображаемая картинка, на которой Генри и Диана были вместе, испортила прекрасные часы пробуждения. Увидев английского дворецкого, Пенелопа остановилась и, запыхавшись, подошла к нему.
– Ратмилд, – обратилась она к нему. Черные глазки-бусинки Роббера, ее бостонского терьера, в ужасе блуждали по комнате. – Где мои родители?
– Мадемуазель Пенелопа, я полагаю, что они пьют чай в гостиной. Вы бы желали, чтобы я…
– Нет-нет, – перебила его Пенелопа. Она передала собачку дворецкому. – Я сама.
Пенелопа начала подниматься по величественной мраморной лестнице на второй этаж, где ее родители пили чай в гостиной. Остановившись на первой ступеньке, она оглянулась:
– Вы можете сказать секретарше моей матери, что она очень скоро понадобится.
Никто, кроме разве что Изабеллы Скунмейкер, не помогал Пенелопе в достижении ее желаний, поэтому она без зазрения совести обрушивала свой гнев на всех. Особенно бесполезен был мистер Ратмилл, дворецкий. Он служил в нескольких титулованных английских семьях, прежде чем попал к Хэйзам, и знал, так же как молодая хозяйка дома, что они нувориши и им нужен английский дворецкий, который бы их обтесал. Он бросал на них насмешливые взгляды, которые не замечала толстокожая матушка Пенелопы, но Пенелопа прекрасно их понимала. Что касается Изабеллы, то она была в восторге, когда было объявлено о помолвке. Однако каждый раз, как она преподносила маленький подарок своей будущей невестке или взвизгивала от радости, многозначительно подмигивая, Пенелопе казалось, что над нею насмехаются.
Она добилась того, чего хотела, но ей пришлось применить шантаж, и пока что за все свои труды она не получила даже кольца. Она повела себя так умно, глядя на многое сквозь пальцы ради себя и Генри, а он даже не оценил этого. Со стороны Генри не было ни одного романтического жеста, ни одного нескромного взгляда. Пенелопа чувствовала себя очень одинокой и, если бы не гордость, усомнилась бы, стоит ли все это продолжать. Но она была очень гордой, и именно это сейчас заставило ее подниматься по лестнице.
Пенелопа вошла в маленькую гостиную на втором этаже, окна которой выходили на авеню, как и у всех комнат, которыми семья часто пользовалась. Она не пыталась скрыть свое плохое настроение. Родители сидели у камина, а брат стоял неподалеку, возле одного из павлинов из французской эмали, в натуральную величину. Грейсон курил сигарету. Все трое с глупым видом уставились на Пенелопу.
– Ах! – раздраженно воскликнула она.
Комната с тяжелыми пурпурными портьерами на окнах была довольно темной, и миссис Хэйз должна бы выглядеть в полумраке лучше, но это было не так. Платье из зеленого с белым тарлатана, отделанное черными кружевами, подчеркивало тучность этой леди; темные волосы были подхвачены зеленой лентой. Зеленый бант не следовало надевать в ее возрасте.
– Что такое? – спросила Эвелин Хэйз, со стуком поставив чашку на стол. – Не хмурься – от этого у тебя будут морщины.
– Мы думали, что ты так счастлива теперь, после помолвки с этим мальчишкой Скунмейкером, – произнес Ричмонд Хэйз недовольным голосом.
Его нельзя было назвать высоким, если сравнивать с двумя его детьми, У него были темные борода и усы, в маленьких глазках отражался его эгоизм. Пенелопа бросилась на софу кремового цвета и опустила голову на одну из подушек. Грейсон повернулся и медленно выпустил струю дыма.
– И чего же хочет Пенни? – осведомился он саркастическим тоном и взглянул на нее точно так же, как смотрел в детстве, когда у Пенелопы бывала одна из ее частых вспышек гнева.
– Я не хочу больше жить в этом ужасном доме, – отрезала Пенелопа, что было жестоко, учитывая, сколько денег вложил в этот особняк мистер Хэйз. – Я всех ненавижу.
– Почему? – спросил ее брат все с той же насмешливой улыбкой. – Ведь все мы желаем тебе добра.
– Мы так гордимся тобой, Пенелопа, ведь ты накануне такого блистательного брака. – Мать подмигнула Пенелопе, стараясь ободрить ее. – А твой брат даже ни разу не сделал предложения. Мы все надеялись, что он вернется хозяином поместья, но он не оправдал наших надежд.
Грейсон закатил глаза, рука его соскользнула с рамы вишневого дерева, на которую он опирался. Издав громкий вздох, он направился к софе, на которой возлежала Пенелопа, и уселся, скрестив ноги. На нем были брюки в узкую полоску; жилет, сшитый в Лондоне, был из жемчужно-серого шелка.
– Ну же, дорогая сестричка, – продолжал он. – Расскажи нам, что могло бы тебя порадовать.
Пенелопа взглянула на брата, напомаженные волосы которого были разделены прямым пробором, потом перевела взгляд на отца, лицо которого приняло то покорное выражение, с которым он подписывал чек на очень крупную сумму. И вдруг Пенелопа успокоилась:
– Я хочу сейчас же обвенчаться.
– Сейчас же? – переспросила мать.
С той самой минуты, как Грейсон рассказал Пенелопе; что видел в поезде Элизабет, она знала, что нужно что-то быстро предпринять. Неважно, что Генри не любил свою бывшую невесту, если она вернется в Нью-Йорк, все будут судачить о том, женится ли на ней Генри, и неважно, что Пенелопа с ним помолвлена. Их свадьба отложится на неопределенное время, и общественное мнение будет против Пенелопы. Она выпрямилась и, сложив руки на коленях, обвела взглядом своих близких, стараясь придать себе скромный вид.
– Да, до конца этого года.
– Пенелопа, – вмешался отец суровым тоном. – У нас не заказан зал, и мы не договорились со священником, и не разослали приглашения.
– Но ты же Ричмонд Хэйз! Ты можешь раздобыть священника, и все будут счастливы присутствовать на моейсвадьбе. И в любом случае, миссис Скунмейкер уже сказала, что мы можем воспользоваться их домом в Такседо, чтобы по-настоящемуотпраздновать помолвку. Почему же не отпраздновать вместо этого свадьбу? Мы напишем сегодня вечером приглашения от руки и разошлем их завтра! О, пожалуйста, папочка!
Родители были слишком ошеломлены, чтобы отказать ей в просьбе или согласиться. Они переглянулись несколько нервозно над золотым чайным сервизом. Первым заговорил Грейсон, и теперь в голосе его не звучала ирония:
– А почему бы нет? Это будет таким сюрпризом, что вызовет зависть и волнение, и все будут из шкуры вон лезть, чтобы их пригласили. Это напомнит всему обществу, чем стала наша семья. Думаю, старому Скуимейкеру тоже понравится эта идея. Вы читали эту заметку о нем в сегодняшней газете? Кажется, он раздал несколько испорченных индеек на том параде, и несколько девушек из трущоб отравились. – Грейсон издал смешок и закурил новую сигарету. – Нужно отвлечь всех от этой трагедии, – обратился он к отцу.
– Но что же ты наденешь? – осведомилась миссис Хэйз, на круглом лице которой все еще было написано замешательство.
– Я всегда хотела надеть твое подвенечное платье, – солгала Пенелопа. – Мы можем переделать его для меня.
– О! – Миссис Хэйз улыбнулась. – Почему бы и нет? Вы не думаете, мистер Хэйз, что так будет лучше всего?
– Если это будет сюрпризом, и к тому же за городом, – продолжала Пенелопа, правильно рассчитав, что, если она продолжит говорить, отец растеряет свои аргументы, и весь этот разговор ему наскучит. – Тогда не будет всех этих противных толп и полицейских заслонов. И не будет бесконечных статей в газетах за несколько месяцев до свадьбы о подружках невесты и о том, какого цвета у них будут платья. Так будет гораздо элегантнее, вам не кажется?
Ее отец посмотрел на дочь, затем пожал плечами:
– Если тебе этого хочется и Скунмейкеры согласятся…
– О да! Это просто идеально. И я знаю, что они согласятся.
Пенелопа поднялась с софы и сжала руки. Теперь у матери было взволнованное лицо: она еще не успела продемонстрировать на публике свои новые драгоценности, о чем было известно ее дочери. Грейсон бросил на сестру восхищенный взгляд.
– Вы пойдете сегодня вечером, не так ли? Мы все пойдем, чтобы рассказать Скунмейкерам этот план. А завтра Генри, и я, и его семья, и все вы можем поехать в Такседо и начать подготовку. Таким образом, нам не будет докучать вся эта трескотня!
Под «трескотней» Пенелопа подразумевала газетчиков, которые в своих колонках подробно освещали любую мало-мальски значительную свадьбу. Ее родители любили, чтобы все делалось как следует, и их легко было убедить, что лучше избежать газетной шумихи. Но на самом деле Пенелопу тревожила «трескотня» в газетах, связанная с сестрами Холланд. Как только она и се жених окажутся за городом, она будет спать спокойнее. Итак, она была близка к тому, что по праву принадлежало ей – в глазах общества и публики, а очень скоро – и Бога.
