Текст книги "Слухи"

Автор книги: Анна Годберзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

26

«…на том же приеме видели, как очаровательная мисс Диана Холланд была поглощена интимной беседой с мистером Тедди Каттингом. Недавно ее также заметили в опере со Спенсером Ньюбургом. Она также каталась на коньках в парке с Персивалем Коддингтоном. Уж не ищет ли миссис Холланд подходящего жениха? Разумеется, положение Каттинга, его состояние и возраст делают его самым подходящим из этих претендентов…»

Из светской колонки в «Нью-Йорк империал», пятница, 22 декабря 1899

Генри скрестил ноги, сидя в деревянной качалке, расположенной с таким расчетом, чтобы можно было как бы случайно бросить взгляд в длинное помещение оранжереи Скунмейкеров. На нем были брюки в тонкую светлую полоску и кремовая рубашка с запонками, на которых были выгравированы его инициалы. Хорошо одеваться было для Генри привычкой, но сегодня, в вечер пятницы, он одевался с особой тщательностью. И это несмотря на то, что он был под домашним арестом, – после того как отпраздновал воскресшие надежды на совместную жизнь с Дианой Холланд – отпраздновал в компании подвыпивших парней, горланивших рождественские гимны.

Генри лично принес побольше одеял в старую спальню садовника и затопил маленькую печку, набив ее дровами. Однако он все равно беспокоился, как бы не замерзла здесь Диана. Вот уже два дня он безвылазно сидит дома, томясь и мечтая о Диане. Он пустил в ход всю свою изобретательность, чтобы тайком от отца послать ей записку. Она давно уже должна быть здесь, но ее не видно. Он уже дважды прохаживался вдоль ворот, высматривая ее, но не мог оставаться там долго – это выдало бы его. Сейчас он битый час размышлял, ждал ли когда-нибудь так долго какую-нибудь женщину. Правда, однажды в Ньюпорте ему пришлось ждать женщину, улыбка которой была столь же ослепительна, как блеск ее обручального кольца. Он прождал несколько часов, а она так и не пришла. В глубине души он уже знал, что она не придет, и поэтому так надрался, что ему в любом случае было не место в дамском обществе. Он лежал тогда на траве, погруженный в слезливые размышления о любви и браке и о том, что никогда не будет иметь ничего общего ни с тем, ни с другим.

Однако сейчас он был в совсем другом настроении. Он был уверен, что Диана уже спешит к нему. Однако он не привык ждать и не отличался терпением. Поднявшись с качалки, Генри обошел вокруг кровати, взглянул на стеклянный потолок, покрытый белой металлической паутиной. Затем вдохнул запах земли и поправил воротник. Полюбовался своей золотистой кожей и высокими скулами в маленьком зеркальце, прикидывая, есть ли у него время, чтобы принести бутылку вина из погреба. И, наконец, снова уселся в качалку скрестив ноги, и начал шелестеть кипой газет, лежавших на железном столике, покрашенном в белый цвет. Наверное, садовник принес их сюда, чтобы просматривать за ланчем. Генри напомнил себе, что надо бы проверить, сколько времени садовник проводит в основном помещении для слуг с одной из швей Изабеллы, с которой крутит роман, – только после этого можно договариваться о новом рандеву.

Генри начал просматривать старые газеты в тщетной попытке убить время. Его не особенно интересовали политические события, кризисы на бирже и театральные рецензии, а также проблема пьянства среди городских кучеров и водителей кэбов. Другое дело – яхты и лошади – в другое время он бы с удовольствием об этом почитал. Но сейчас он мог читать только те заметки, в которых упоминалась Диана Холланд. И, в конце концов, он набрел на такое. Абзац вполне невинно начинался с упоминания званого обеда у Флоренс Каттинг, ныне миссис Дэрролл; затем следовали подробности, которые Генри пропустил, – и, наконец, выяснилось, что на этом обеде была Диана, его Ди. И не только была, но и провела там время в обществе его друга Тедди, поглощенная «интимной» беседой с ним. Это слово вызвало в памяти Генри несносное поведение его друга, когда тому особенно нравилась девушка: он гладил ей руку, бросался выполнять малейшее ее желание и был так заботлив, как не может быть ни один мужчина в здравом уме. Генри четыре раза прочитал эту заметку. Теперь он понял, почему Тедди так возражал против его отношений с Дианой: его друг сам был в нее влюблен.

Генри скомкал газетку и швырнул на кровать. Он прошел по длинному центральному проходу оранжереи, среди гиацинтов и орхидей, цветущих круглый год, с единственной мыслью. Он должен найти Диану и выяснить, что случилось. Он расскажет ей, как невыносим Тедди, как он, вопреки собственному чувству стиля, носится с условностями. И как Тедди, словно старая матрона за чаем, уговаривал Генри отказаться от любви к ней… И, разумеется, этот ход мыслей заставил Генри осознать, как много выиграл его друг, вводя его в заблуждение.

Генри проходил по маленьким галереям первого этажа в поисках слуги, который помог бы раздобыть пальто. Было холодно, а Генри некогда было подниматься в свои покои. Он размышлял, стоит ли ему сначала пойти к Тедди, как вдруг забрел в одну из маленьких гостиных, в которой сидели его отец, мачеха (он еще не привык так ее называть) и Пенелопа Хэйз.

– О, Генри! – воскликнула мачеха, поворачиваясь в кресле и радостно и вместе с тем лукаво стукнув веером о ручку кресла.

На ней было платье из черного шифона, ниспадавшее складками ниже бюста, как греческое одеяние. Оно было отделано белым кружевом у шеи и на рукавах.

– Как я рада вас видеть! У нас тут тихий вечер для узкого круга, который, как говорят, предпочитаем в этом сезоне мы, модники. Поскольку вы навлекли позор на семью, самое меньшее, что вы можете сделать, – это присоединиться к нам.

– О, пожалуйста, – вторила ей Пенелопа с игривым взглядом.

Она была в белом, и этот цвет ей не шел. Она замерзла, и кожа ее слегка посинела.

– Вы должны меня извинить, – начал Генри, пятясь к двери.

Изабелла приподняла светлую бровь, а Пенелопа уронила на колени веер. Генри сразу же понял, что у женщин заговор.

– Видите ли, я должен…

Генри прервал стук ножек отцовского кресла об пол. Дородная фигура поднялась и, подойдя к Генри, отец схватил сына за руку и холодно произнес:

– О нет, ты никуда не пойдешь. Или ты забыл, что сидишь под домашним арестом?

И он потащил Генри обратно в комнату, к леди, сидящим у камина, в котором потрескивал огонь.

– Какая у тебя короткая память, – продолжал отец, подтолкнув к диванчику, на котором сидела Пенелопа.

Итак, он очутился на диване, рядом с той, чьей близости когда-то искал, но теперь она была ему малоприятна. Когда-то ему нравилось, что эта девушка разделяет его презрение к светским правилам, которые все остальные так боялись нарушить. Теперь он видел, что она нарушала их, только когда это было ей выгодно. Но теперь в сердце его царила одна Диана Холланд. Сжав кулаки, Генри злобно взглянул на людей, которые удерживали его вдали от нее.

27

«Разумеется, у девушки может быть много поклонников – но не слишком много, – и она должна быть осторожной с обещаниями, данными им. Она должна особенно следить за собой, когда станет старше и уже не сможет объяснять свое поведение наивностью. И, конечно, она не должна допускать, чтобы два ее поклонника встретились.»

Из колонки для дебютанток в журнале мод, декабрь 1899

– Мисс Брод, как удачно, что Кэри вас нашел! – радостно воскликнула Люси Карр, самая жизнерадостная разведенная леди в высшем свете Нью-Йорка, когда двухместная карета пожилого джентльмена остановилась перед ее домом на Ист-Фортиз.

За обедом она без умолку рассказывала Лине о себе, а во время поездки домой сидела, взяв молодую женщину-под руку. Ночной воздух был холодным, и от их дыхания образовывались таинственные белые облачка пара.

– Нам так нужны новые лица в нашем окружении. И все, кроме меня, связаны супружескими узами, а это ужасно скучно.

– Вы забыли меня, – вставил мистер Лонгхорн, сидевший напротив дам.

– О, конечно, но вы не в счет, – ответила миссис Карр с визгливым смехом.

– Вы правы, дорогая, я так стар, что порой забываю, что Центральный парк – это парк, а не какое-то дикое место с болотом и скалами. Но я устроил славный обед, не так ли?

Лина зря опасалась, что ей трудно будет второй раз привлечь внимание мистера Лонгхорна: как только они столкнулись в вестибюле отеля, он пригласил ее на обед. Она согласилась, после чего он рассыпался в извинениях, что неправильно уловил ее имя в опере.

– Мы чудесно провели время, мистер Лонгхорн, – сказала она с очаровательной застенчивостью, подражая Элизабет Холлаид.

Они прекрасно провели время. Катались на санях в парке и обедали в отдельном кабинете «Шерри» – она читала об этом ресторане, но никогда там не была. У Лины слегка кружилась голова от шампанского и от многочисленных новых знакомств. Она любовалась на свое отражение в зеркалах и видела, как сверкают ее глаза. Лину поражало, с какой легкостью она вошла в круг Лонгхорна. Впрочем, их знакомство будет недолгим. Мир был к ней благосклонен, и очень может быть, что скоро у нее появятся средства на билет на Запад.

– Миссис Карр, это ваш дом? – спросил мистер Лонгхорн.

– О да! – Люси поцеловала Лину в щеку и заставила ее обещать, что они скоро встретятся снова.

Как только миссис Карр в длинном меховом манто вошла в ярко освещенный холл, лошади тронули. Мистер Лонгхорн и Лина молчали до тех пор, пока карета не остановилась перед входом в «Нью Незерленд».

– Моя дорогая, – сказал пожилой джентльмен, высаживаясь на тротуар, – я целый вечер не мог перекинуться с вами словечком наедине. Вы не подниметесь выпить бренди?

– Конечно, мистер Лонгхорн, – Лина посидела еще немного в карете. На улице было тихо; величественные здания возвышались над ней, мерцая окнами. Вздохнув, она подала руку мистеру Лонгхорну, который помог ей выйти. – С удовольствием.

– Тогда идите вперед, – продолжал он с милой улыбкой. – Я не хочу, чтобы судачили о том, что вы поздно ночью заходите в номер к старику. Идите в свою комнату снять пальто, а я немного позже пришлю за вами Роберта.

Лина кивнула. Она вошла в большой вестибюль, легко ступая по мозаичному полу, и так величественно попросила свой ключ, словно занимала шикарные апартаменты. Затем направилась к лифту и назвала свой этаж, не глядя на лифтера, – теперь она не делала эту ошибку. Железная дверь закрылась, и кабина начала подниматься. «Я поднимаюсь, – подумала она, – я поднимаюсь, поднимаюсь».

– Вы вознеслись ужасно высоко, не так ли?

У Лины дух захватило от такой наглости. К лицу прилила краска. И тут она узнала бесшабашную усмешку и карие глаза Тристана. Свет вдруг стал нестерпимо ярким. Лина инстинктивно сделала шаг назад.

– Где вы раздобыли эту униформу?

– О, вы меня недооцениваете, моя Каролина, – ответил он все с той же улыбкой. – Кажется, вечер у вас прошел успешно.

– Да, – ответила Лина, начиная приходить в себя. – Он пригласил меня выпить бренди.

– Хорошо! Скоро он будет наш. Но будьте осторожны – не позволяйте ему слишком много, иначе все пропало.

– Не позволю.

– И ради бога, подыщите новую подругу. То, что вас видят с этой разведенной дамой, миссис Карр, еще хуже, чем если бы у вас совсем не было подруг.

Интересно, как он узнал про миссис Карр?

– Я это запомню.

– И не говорите слишком много, а то выдадите себя.

– Да, конечно.

– И главное, только притворяйтесь, что пьете, но лишь пригубите. Пусть он напьется, а вам нельзя.

Лина кивнула и продолжала кивать, пока Тристан не остановил ее. И тут он сделал то, чего она никак не ожидала: шагнул к ней и поцеловал в губы. Он прижал ее к стенке лифта, обитой кожей. Это был ее первый поцелуй. Она сотни раз воображала, как Уилл целует ее, но воображаемые поцелуи не шли ни в какое сравнение с настоящим: словно целый букет цветов распустился на солнце. Когда лифт остановился на девятом этаже, дёрнувшись, ее платье было в полном порядке, и она вышла из лифта, не оглядываясь.

– Будьте готовы, мисс Брод, – сказал ей вслед Тристан, когда она направилась к своему номеру. – Скоро я сделаю свой следующий ход.

Лина сама себе удивлялась. Она была удивительно спокойна для девушки, которая только что впервые поцеловалась. Она почти не пила бренди, в то время как мистер Лонгхорн пил с удовольствием. Она очаровательно улыбалась, слушая его рассказы о принадлежавших ему поместье и яхте, а также о тех деловых партнерах, которые особенно ему наскучили. Хотя Тристан только что дал ей указания, все же Лина считала, что своими хорошими манерами обязана Элизабет. Ну и пусть! Элизабет достаточно ею попользовалась, и только справедливо, если Лина получит что-нибудь взамен.

– Я бы хотел свозить вас в Париж… – сказал мистер Лонгхорн, который много рассказывал ей о Париже.

Он лениво развалился, вытянув длинные ноги. Бархатный смокинг несколько более темного оттенка, чем тот, который был на нем, когда они познакомились, обтягивал довольно объемистое брюшко. Он на минуту отложил сигару, за что Лина была благодарна. Никто в доме Холландов не курил – разве что иногда Эдит, сестра мистера Холланда, да и то тайком, поэтому Лина не привыкла к запаху табачного дыма.

– Париж, – продолжал он задумчиво, – сколько там было хорошего!

Они сидели на роскошных коричневых креслах перед растопленным камином в гостиной апартаментов Лонгхорна. На столике между ними стоял хрустальный графин, а на заднем плане суетился слуга Лонгхорна. Лина не знала, который час, но ей казалось, что уже поздно и в это время она обычно уже спит.

– Но ведь не всёхорошее, – сказала Лина.

– Да, не всё, – весело согласился мистер Лонгхорн. Морщины на его лице обозначились резче, и он тряхнул головой. У него были густые седые волосы. – Конечно, не всё! Но я был тогда молодым, поэтому мне кажется, что это были лучшие времена.

Лина вежливо улыбнулась. Следуя совету Тристана, она больше помалкивала, и Лонгхорн явно это одобрял.

– Смотрите, каким я был в молодости!

Он указал на стену, увешанную портретами, на которые Лина бросила беглый взгляд, входя в номер. Она подумала, что это его знаменитая коллекция красавиц. Но когда она встала и подошла поближе, то увидела, что на одном из этих портретов в золоченых рамах изображен мужчина лет двадцати с небольшим. У него была грива черных волос и прекрасной формы нос. Но она узнала высокие скулы и игривые глаза и поняла пристрастие мистера Лонгхорна к старомодным воротникам. Глядя на этот портрет, Лина пожалела, что первый ее поцелуй был не с таким вот джентльменом.

– Это вы? – прошептала она.

– Да, когда все девушки были от меня без ума. – Мистер Лонгхорн сделал паузу и приложился к бренди. – Надеюсь, вы не сочтете мои слова нескромными, мисс Брод. Но я действительно был таким. Порой я жалею по нескольку раз на дню, что был столь легкомысленным и не женился. Тогда я не был бы сейчас так одинок. Но, оглядываясь назад, я все же не могу не гордиться собой.

– О, ничего удивительного, – Лина слегка покраснела от искренней нотки, прозвучавшей в ее голосе.

Она отвела взгляд от портрета Лонгхорна и начала рассматривать изображения красавиц прошлого и настоящего. Это были акварели и портреты маслом. Ей вдруг захотелось, чтобы ее портрет тоже тут висел, чтобы она была настолько красива, чтобы какой-нибудь художник захотел увековечить ее. Забыв, что она не одна, Лина разглядывала портреты на стене.

И вдруг она увидела Элизабет Холланд. Ее портрет был маленький, в простой черной рамке. Она сидела спиной к зрителю и оглядывалась через плечо с безмятежным видом. Портрет был написан легкими, воздушными мазками. Художник прекрасно передал сходство: это был маленький круглый рот Элизабет, невинные широко расставленные глаза, бледная кожа персикового оттенка у носа и на остром подбородке. На ней было платье из бледно-розового шелка – Лина помнила, как помогала Элизабет надевать его.

Лина отвернулась, надеясь, что хозяин не заметил, как страстно ей хочется походить на эту девушку на портрете, подошла к высокому окну, выходившему в парк. Теперь она поняла, почему ее номер стоит так дешево. Номер мистера Лоигхорна состоял из нескольких комнат со старинной мебелью и камином, по сравнению с которым камин Холландов показался бы крошечным. И, что самое главное, окна выходили не на улицу, а в парк. Огромный парк с голыми багровыми деревьями на снегу, с каждой стороны обрамленный зданиями, казался картиной, принадлежавшей Лонгхорну.

Это был конец вечера, в течение которого она познала, что это такое: когда тебе завидуют и тобой восхищаются. Глядя на пейзаж из окна, она обнаружила, что теперь ей хочется большего. Отойдя от окна, Лина не справилась с искушением в последний раз взглянуть на портрет Лонгхорна. О, если бы только она могла знать его тогда

– Мистер Лонгхорн.

Она отвернулась от юноши на картине и теперь смотрела на оригинал. Его тяжелые веки были прикрыты, пока Лина стояла у окна, и теперь они медленно поднялись.

– О… Каролина, – отозвался он наконец.

Казалось, он забылся, но, узнав ее, улыбнулся с довольным видом.

– Каким счастливым вы меня делаете, дорогая, – добавил он немного печально.

Лина перевела взгляд на Роберта в черном фраке и в черных же брюках. Он наблюдал за ней. Даже медные пуговицы, казалось, тоже смотрят на нее. Еще минуту назад Лина была о себе весьма высокого мнения. Но оно изменилось, когда она поймала взгляд Роберта. Вид у него был безмятежный, и казалось, он не впервые является свидетелем подобной сцены. Она могла бы еще больше разочароваться в своем успехе, если бы внимание слуги не привлек стук в дверь.

Когда Роберт открыл дверь, Лина обнаружила, что ситуация резко изменилась. На пороге стоял Тристан в коричневой униформе продавца «Лорд энд Тейлор», державший в руках несколько конвертов зловещего вида. Она почувствовала на губах его поцелуй, словно Тристан поцеловал ее секунду назад. Протиснувшись мимо Роберта, он взглянул на мистера Лонгхорна, сидевшего в кресле.

– Простите, что помешал вам, но я повсюду искал мисс Брод,

– А в чем дело? – холодно осведомился мистер Лонгхорн.

Он сел прямо, насторожившись.

– Я никогда не видела этого человека, – осипшим голосом заявила Лина, чувствуя себя словно ялик, попавший в шторм.

Правда, Тристан что-то говорил о следующем ходе в игре, но это произошло как-то уж слишком скоро. Она утратила уверенность, и ей почудилось, что разоблачение близко.

– Ну конечно же, мисс Брод, вы меня помните – я же служу в универмаге «Лорд энд Тейлор», – настаивал Тристан.

– О! Но ведь я бываю в очень многих универмагах…

Он пристально смотрел на нее, что еще больше усиливало смятение Лины.

– Пожалуй, память меня порой подводит.

– Мисс Брод может забывать продавцов универмагов так часто, как ей заблагорассудится, – отрезал мистер Лонгхорн. – И я действительно не понимаю, каким образом это оправдывает ваше вторжение. Сейчас очень поздно, и это мой личный номер, так что изложите ваше дело или убирайтесь.

Еще несколько минут назад мистер Лонгхорн считал ее прелестной малюткой. Но сейчас явился ее друг, этот мошенник, и все испортил. Лина прикрыла глаза, ожидая катастрофы.

– Простите за поздний визит, но я жду мисс Брод в вестибюле с шести часов. Из-за этих счетов…

– Счетов? И вы беспокоите меня из-за каких-то счетовтак поздно вечером?

Лина открыла глаза. Пожилой джентльмен приподнялся, держась за ручку кресла. В голосе его звучала такая едкая насмешка, что, по мнению Лины, Тристан должен был струсить.

– Я буду вам признателен, если вы будете присылать счета мисс Брод прямо в мою контору на Принс-стрит, и чтобы вы больше не докучали этой юной леди! Вы знаете адрес? Хорошо. Мой слуга проводит вас.

Лина наконец смогла свободно вздохнуть, но она не знала, испытывает ли облегчение или разочарование. Она была уверена, что Тристан уничтожил ее чары. Лонгхорн отвернулся от двери, и она увидела, что он рассержен – действительно рассержен. Он несколько раз яростно кашлянул в сжатый кулак. Отступая в коридор, Тристан подмигнул Лине.

– Благодарю вас, сэр, – сказал он, исчезая в лифте под бдительным присмотром Роберта.

Когда у мистера Лонгхорна закончился приступ кашля, он задержал взгляд на своей юной гостье.

– Это было так… странно, – заикаясь, произнесла Лина, не в силах поднять глаза от стола. – Я, конечно, верну вам деньги, как только…

Старый джентльмен взмахнул рукой, словно отгоняя моль.

– Я не хочу, чтобы вы возвращали мне деньги, моя дорогая.

– Но я могла бы, – упорствовала она.

– Нет, не могли бы. Я знаю, что вы замышляете, – или же вы думаете, что я нажил бы все свои деньги, если бы верил каждому мошеннику?

– Нет. – Его слова не сразу дошли до Лины. Она давно ожидала их услышать и сейчас испытывала чуть ли не облегчение. – Полагаю, что не верили.

– Да, я знал, что вы замышляете, с первой минуты, как увидел вас в вестибюле.

Лина начала теребить кружево на своем платье. Ей было невыносимо стыдно, но она говорила себе, что через несколько минут все закончится.

– И я подумал: такая красивая девушка не должна унижаться из-за того, что она родилась незнатной. Другое дело мужчина с талантом. Мужчина с талантом может упорно работать, нажить состояние и жениться на девушке из знатной семьи. А девушка этого не может – разве что ее папа будет упорно трудиться. А я подозреваю, что ваш папа не такой.

Только теперь Лина осмелилась поднять глаза:

– Да.

Она говорила робким шепотом.

– Не пугайтесь так, дорогая. Мне от вас не нужно ничего, кроме вашего общества. И не верьте россказням, будто я развратник. Я слишком долго ждал, чтобы жениться, а теперь уже слишком поздно для меня. Но мне все еще хотелось бы, чтобы кто-нибудь ездил со мной на вечеринки и рассказывал о молодежи. Если вы согласны на это, то я позабочусь, чтобы продавцы универмагов и служащие отеля больше вас не беспокоили. Ваши счета будут направлять прямо ко мне, и вы сможете нанять себе горничную и иметь свой собственный экипаж. Я позабочусь, чтобы у вас было все самое лучшее.

Лина была так потрясена, что не знала, как выразить свою благодарность. Значит, она все-таки стоит того, чтобы ее увековечили на картине. Покой и теплота разлились по ее телу, и она вспомнила, что нужно улыбнуться.

– Благодарю вас, мистер Лонгхорн. – вымолвила она. – Это так мило.

– Хорошо. Завтра вы купите себе новые наряды. Я хочу, чтобы вы вместе со мной посетили ежегодное празднование кануна Рождества у Скунмейкеров, и для этого вам понадобится платье, в котором вас никто еще не видел.

Лина кивнула, уже представляя себе цвет и покрой. Когда мистер Лонгхорн снова заговорил, голос его звучал очень мягко:

– Я сожалею об этой безобразной сцене, моя дорогая. Мы больше не будем о ней вспоминать.

– О, я тоже сожалею, – произнесла она тихо.

Но Лина вовсе не сожалела. Для нее шторм неожиданно кончился, и теперь она плыла по спокойным водам под ярким, теплым солнцем.