Текст книги "Слухи"
Автор книги: Анна Годберзен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
20
«Качества, необходимые идеальной невесте, многочисленны: ее внешность, ее манеры, деньги ее отца, семья ее матери – все играет свою роль. Но, конечно, все это бесполезно, если в ней нет ауры чистоты, окружающей самых желанных дебютанток.»
Миссис Гамильтон В. Бридфелт. «Светские колонки о воспитании юных леди из высшего света»
За стенами особняка Скуимейкеров на Пятой авеню пошел снег. Было теплее, чем ожидал Генри, мягкие снежинки таяли, опускаясь ему на нос. Тротуар покрылся белым кружевом, на котором Генри оставлял темные следы. В считанные минуты мир изменился. Теперь он знал, что последний, ясный взгляд его невесты означал, что она выбрала не смерть, а другую жизнь, благодаря чему ее маленькая сестричка сможет быть с тем, кого любит. Избавившись от поджидавших кучеров, гревшихся, прихлебывая из фляжек, он направился в Грэмерси-парк, № 17. Для него это раньше был дом Элизабет, куда он вначале брел из чувства долга, а позже – с тяжелым чувством вины. А еще раньше это просто была одна из вех Старого Нью-Йорка, знатные семьи которого все больше устаревали с каждым днем. Но в этот вечер четверга для Генри это был только дом Дианы. Все комнаты, кроме ее собственной, могли бы сгореть – ему было все равно.
Тяжелое чувство, с которым он прожил так долго, исчезло. Это чувство было вызвано тем, что Элизабет мертва, что это его вина, что юность такая хрупкая и что он не может быть вместе с единственной девушкой, которая делала брак привлекательным для него. Всего несколько слов – и все эти горести исчезли. Лишь с одним человеком мог разделить Генри эту новость – с сестрой девушки, которая, как оказалось, не умерла.
Генри понятия не имел, сколько времени добирался, – казалось, очень быстро, а с другой стороны, вероятно, целую вечность: ведь, пока он добрался с Пятой авеню в Грэмерси, все его ошибки были стерты, и он опять стал свободным человеком.
Последний и единственный раз, когда он побывал в спальне Дианы, он карабкался туда по шпалере, увитой плющом. Однако теперь Генри настолько вновь обрел свою бесшабашность, что направился прямо к парадному входу и обнаружил, что дверь легко открылась от его прикосновения. Иного приглашения ему и не требовалось, и он вошел в темную прихожую. Затем поднялся на второй этаж, не замечая деталей, и выбрал дверь, из-под которой снизу, в щель, просачивался свет. На этот раз Генри тоже не стал стучаться – просто повернул ручку и вошел.
Маленькая комната купалась в теплом свете лампы, которая освещала книжные полки и медвежью шкуру перед не растопленным камином. Рядом с камином, в старом кресле, сидела Диана с распущенными кудрявыми волосами, сосредоточенно глядя в книгу. Вероятно, она решила, что дверь открыла ее горничная, поэтому не сразу оторвалась от страницы. Ее глаза продолжали бегать по строчкам, будто ничего в мире не было важнее романа, который она читала. Дочитав до конца абзаца, она положила книгу на колени и подняла глаза. Осознав, что это не горничная, она открыла рот, словно собираясь закричать. Генри в мгновение ока очутился рядом и прикрыл ей рот рукой.
– Не надо, – мягко произнес он.
Ее глаза округлились, но, должно быть, Диану успокоил его тон. Однако ее карие глаза смотрели с удивлением и опаской. Наконец Диана сказала так же спокойно, как Генри:
– Ума не приложу, что это вы тут делаете.
– Я здесь нахожусь.
Блаженная улыбка Генри показывала, как он рад этому факту.
– Я вижу.
– Ди.
Опустившись на одно колено, он хотел взять ее за руку, но Диана оказалась проворнее и отдернула ее.
– Наша последняя встреча не располагает к дружелюбию, мистер Скунмейкер. Если вы действительно полагаете, что можете соблазнить меня в любую темную ночь, когда вам заблагорассудится, то вы заблуждаетесь.
Генри смутился, видя перед собой новую, холодную Диану. Он попытался призвать на помощь свой огромный опыт – быть может, он уже сталкивался с подобной ситуацией? Но с ним никогда прежде не было ничего подобного. Он несколько раз открывал рот, но был не в силах ничего произнести. Тогда он решил попытаться снова взять ее за руку, и, наконец, Диана это ему позволила, хотя и весьма неохотно. И тогда Генри вновь обрел дар речи.
– Элизабет жива, – сказал он.
Диана закрыла книгу, лежавшую у нее на коленях, и выпрямилась. Она не отнимала у него свою руку – хороший знак, которому он до нелепости обрадовался, но продолжала пристально на него смотреть. Наконец она прошептала более сердечным тоном:
– Я знаю.
– Знаете? – Генри был поражен. – Но в то утро, после того, как вы пришли в оранжерею… Я видел Элизабет… Я думал, что она… возможно, не захотела жить…
– Нет, – осторожно прервала его Диана. – Она жива. И очень счастлива, как я думаю.
– Так, значит, все в порядке, разве вы не понимаете? Я имею в виду, что, если она жива, если она в любом случае не хотела выйти за меня замуж, и это была колоссальная ошибка – тогда мы с вами можем быть вместе. Вы и яможем…
Голос его замер. Он почувствовал, что колено у него болит, и уселся на пол у ног Дианы.
– Вам бы следовало давно сказать мне об этом.
Румянец вернулся на щеки Дианы, но она все еще с осторожностью поглядывала на Генри. Было что-то пронзительное в этом зрелище: Диана в этой маленькой комнате с желтовато-розовыми обоями и книгами, в комнате, где она жила еще маленькой девочкой.
– Это секрет. Я обещала Элизабет. Если бы кто-нибудь узнал… – Внезапно она отняла у него руку и запахнула кружевной воротник белого пеньюара. – Как вы узнали?
– Мне сказала Пенелопа. Сказала мне час назад. Моя мачеха устроила званый обед…
– Что между вами и Пенелопой?
Диана встала и отошла от Генри к узкой кровати, передняя спинка которой была обита бледно-розовым шелком. Генри не приходило в голову, что Диана может ревновать его к Пенелопе. Но чувство легкости и ликования не покидало его. Он стоял, сунув руки в карманы пальто и глядя в глаза Диане серьезным, нежным взглядом.
– Между мной и Пенелопой нет ничего, – заявил он.
– Ничего? – прошептала Диана с горечью – Как я могу в это поверить? Я, знаете ли, не слепая. Я вижу, как она на вас смотрит. И я знаю, какой вы.
– То, как она на меня смотрит, абсолютно ничего не говорит о моих чувствах к ней, которые таковы, как я вам уже сказал. Разве я не был с вами всегда честен? – продолжал он более мягким тоном. – Ведь я сам рассказал о том, что было у нас с Пенелопой, так с какой стати мне теперь лгать?
– Потому что вы ловелас, как я полагаю.
На лице Дианы читалось возмущение, но грудь ее бурно вздымалась. Генри видел, что ее раздирают противоречия, и она сама не знает, чему верить. Глядя на нее прямо и искренне, он подошел и, взяв ее лицо в руки, поцеловал в раскрытые губы. Поцелуй был продолжительный, и, когда он закончился, она прошептала:
– Вы не ловелас.
– Совершенно верно. – Генри начал играть ее локоном. – Твоя сестра жива, Ди, а это значит, что нет ни трагедии, ни предательства. Если мы захотим, то можем…
Его прервал звук дверного звонка, донесшийся снизу, – слабый, но отчетливый. Он повторялся снова и снова в тишине дома. Диана обвела взглядом комнату, затем посмотрела в глаза Генри. Ее взгляд выразил тревогу, и, когда звонок прозвучал в третий раз, она сказала:
– Может быть, это Элизабет?
– Элизабет?
Это показалось Генри маловероятным – правда, теперь он был готов поверить чему угодно.
– Разве она не открыла бы дверь сама? Ведь я именно так вошел, а я даже не родственник…
Любая другая девушка, боясь, что ее застигнут с мужчиной, с которым она не помолвлена и не обручена, стала бы в отчаянии заламывать руки. Но только не Диана. Закусив губу, она взяла Генри за руку и повела к двери. Осторожно открыв дверь, тихонько вышла вместе с ним из комнаты. Она остановилась на верхней площадке лестницы, всматриваясь вниз.
В холле зажегся свет, и женский голос, который Генри не узнал, сказал:
– Мистер Кэрнз, мы так давно вас не видели. Что привело вас сюда, да еще так поздно ночью?
Диана взглянула на Генри, прошептав: «Тетя Эдит».
– Простите меня за нарушение приличий, мисс Холланд. Я только что прибыл из Бостона. Конечно, я явился бы к вам в более подходящее время, если бы так не испортилась погода. Я собирался нанести вам визит с тех пор, как узнал о несчастье с мисс Элизабет, но меня удерживали дела. Недавно я услышал о тяжелом положении вашей семьи, и я…
– Мистер Кэрнз, пожалуйста, нет никакой нужды в объяснениях. Я распоряжусь, чтобы горничная постелила вам постель. А пока что пойдемте в гостиную. Миссис Холланд больна – слишком больна, чтобы принять вас. Но я схожу за мисс Ди и… —продолжала Эдит.
При упоминании своего имени Диана вздрогнула. Она придвинулась к Генри, он с трудом удерживался, чтобы не прижать ее к себе.
– Тебе нужно идти, – прошептала Диана.
– Я знаю. Я скоро вернусь. Я буду возвращаться каждый день в надежде застать тебя одну.
– Хорошо. – Она с несчастным видом указала на свою комнату: – Шпалера…
Генри уже имел дело со шпалерой и плющом, карабкаясь в спальню Дианы, и тогда дело кончилось синяками и царапинами, так что дату венчания пришлось перенести.
– Нет, только не это.
Несмотря на опасность, он многозначительно усмехнулся. Диана поджала губы.
– Тогда лестница для слуг.
Она указала на дверь. Генри был так поглощен ее блестящими глазами и нежной кожей, что только теперь заметил, что разговор внизу прекратился и на лестнице зазвучали шаги. Он поспешно двинулся к двери, на которую указала Диана, и, даже не позволив себе оглянуться, начал спускаться по узкой, темной лестнице для слуг. Сосредоточившись на звуках шагов наверху, он не задумывался о том, что ждет его внизу.
Осторожно войдя на кухню, Генри увидел спину горничной в грубом черном платье – она склонилась над плитой. Судя по сгорбленным плечам, девушка устала. Ее рыжие волосы, кое-как подхваченные, падали на спину. Наверное, ее разбудил звонок, и она готовила чай с такой медлительностью, которую не потерпели бы в другое время дня или в другом доме. Генри прокрался вдоль стены, осторожно наступая на старые деревянные половицы. Сердце его так гулко билось, что ему казалось: горничная должна услышать и обнаружить его присутствие. Но она сонно продолжала заниматься своим делом, и Генри удалось незамеченным пробраться в холл. Он был освещен газовой лампой, но там никого не было.
Через минуту Генри уже дышал ночным воздухом, продвигаясь на север, мимо железных ворот красивого парка, покрытого густым снежным одеялом. Дыхание его было учащенным. Итак, он ускользнул незамеченным. Всего несколько минут назад он и девушка, к которой он питал самые нежные чувства, подвергались большому риску, но все обошлось. Давно он не чувствовал себя таким свободным. Он перешел через дорогу. Улица была покрыта недавно выпавшим снегом, который отражал пурпурный свет фонарей. В северо-западном углу парка он столкнулся с небольшой компанией мужчин в теплых пальто и куртках – они во всю глотку распевали рождественские гимны: «И небеса, и природа поют! И небеса, и природа поют! И небеса, и небеса, и природа поют!» Генри остановился и наблюдал за ними; ему казалось, что они очутились здесь словно специально для того, чтобы озвучить его ликование. Один из них заметил Генри и, тотчас же взяв его под руку, увлек за собой – компания направлялась к Пятой авеню.
– Я понятия не имел, что Рождество так близко, – сказал Генри, когда песня была допета. Он не узнавал никого из этих людей, правда, они были хорошо одеты. Очевидно, возвращались с вечеринки.
– О да, завтра двадцатое, – жизнерадостно ответил тащивший его человек. Он достал из кармана пальто металлическую фляжку. – Любой повод сойдет, чтобы выпить бренди, угощайтесь, – добавил он, сделав глоток.
– Весьма обязан.
Генри принял фляжку и с легким сердцем выпил за свое избавление от проблем и за возврат любимой девушки.
– Скажи, друг, а ты знаешь еще какие-нибудь рождественские песни? – добродушно осведомился мужчина.
Генри несколько раз в жизни пел рождественские песни, но в данный момент не мог вспомнить ничего, кроме «Радость миру», о чем и сказал.
Маленькая компания заорала от восторга и пропела эту песню с самого начала. На этот раз голоса звучали еще громче, так что Генри сильнее почувствовал всю радость мира. Он сделал еще глоток и присоединился к поющим. Они весело шагали по авеню, и в голове у Генри роились мысли о нежных губах Дианы и об их общем будущем.
21
«При наших многочисленных современных транспортных средствах не следует прибывать в дом поздно ночью и рано утром, как известно каждому благовоспитанному гостю. Однако хозяйка не всегда может при выборе гостей сообразоваться с их манерами и должна выглядеть достойно и быть любезной в любой час, когда это требуется.»
Ван Кэмп. «Руководство по домоводству для леди из высшего общества», издание 1899 года
Когда Диана в тот поздний вечер вторника вошла в гостиную, ее безмятежному выражению лица могла бы позавидовать даже ее старшая сестра. На ней было простое черное платье, подчеркивавшее тонкую талию, волосы аккуратно причесаны. Она с достоинством прошествовала к нерастопленному камину, где ждала ее тетя Эдит. Диане с трудом удавалось скрыть эмоции, обуревавшие ее. Генри снова ее любит!
– Мистер Кэрнз, – сказала она, протягивая руку, но не позволив ему поцеловать ее.
Сноуден когда-то был деловым партнером ее отца, а порой спутником в путешествиях. «Бедняга, – подумала она. – Он так серьезно на меня смотрит!» Она знала, что цвет лица ее напоминает закат над Гудзоном, а темные глаза блестят.
– Мы так давно не виделись.
– Да, и я сожалею об этом. Надеюсь, вы получили письмо, в котором я выразил сожаление по поводу кончины вашего батюшки? Я лишь недавно узнал новость о безвременной кончине вашей сестры. Примите мои извинения, что я не присутствовал на похоронах обоих… Я путешествовал, и бывают обстоятельства, когда слишком сложно вернуться на Восточное побережье даже в самых прискорбных случаях.
Диана знаком предложила ему сесть, а сама направилась к креслу с выцветшей обивкой рядом с тем, в котором сидела тетушка. Сноуден продолжал сыпать любезностями в адрес ее семьи, но Диана слушала вполуха.
Хотя она всегда думала о Сноудене только как о друге ее отца, он был недостаточно стар для такой роли. Нос у него был короткий, глаза зеленовато-карие, широко расставлены, брови прямые и густые. Его лицо вовсе не было некрасивым, хотя кожа была обветрена, словно он проводил много времени на воздухе. Густые белокурые волосы были разделены прямым пробором. Словом, Сноуден был недурен. Но он был не Генри. Он был лишь причиной, по которой она сейчас не с Генри. Она вновь переживала ощущения от того неожиданного поцелуя, как вдруг заметила, что гость все еще стоит.^
– Как ваша матушка? – спросил он мягко.
– Она очень больна, – ответила она, и в голос ее невольно вкрались раздраженные нотки.
Она взглянула на тетку, чтобы та подтвердила. Эдит перевела озабоченный взгляд с Дианы на мистера Кэрнза и кивнула с серьезным видом.
– Ну что же, это неудивительно, – ответил он, взмахнув рукой. – Тут такой холод. Я удивлен, что вы не заболели тоже.
– Мы… – Диана покраснела и сделала паузу. – Мы никого не ожидали так поздно.
Она проследила за взглядом Сноудена – он смотрел на пустую медную подставку, где обычно хранились дрова. Диане хотелось сказать, что она об этом позаботилась: ведь именно благодаря ее изобретательности сегодня затопили в спальне матери, на кухне и в комнате Дианы. Но, конечно, это повлекло бы за собой вопросы, откуда взялись деньги. А она не собиралась рассказывать о своем визите на Шестнадцатую Ист-стрит. Они задолжали столько денег поставщикам дров, что заработанных ею денег ненадолго хватит, так что Клэр экономила их и, вероятно, хотела узнать, надолго ли у них остановился Сноуден, прежде чем разжигать камин так поздно вечером.
– Мисс Диана, не могу ли я… – продолжал Сноуден, приблизившись к ней. – Я слышал о бедственном положении вашей семьи и прибыл сюда, чтобы помочь, чем смогу. Вам не нужно меня стесняться.
И он поспешно отошел к «фонарю», выходившему на улицу. Он постучал по раме, и Диана заметила экипаж на улице. Через несколько минут лакей Сноудена уже разжигал огонь в камине. Мысли Дианы были сейчас в беспорядке, поэтому ей не пришло в голову, что весьма оригинально со стороны мистера Кэрнза путешествовать с дровами. Слуга был одет так же, как хозяин, в простые коричневые брюки и поношенный жилет из черной кожи. Однако, в отличие от слуги, рубашка у Сноудена была из серого шелка, а не из грубого хлопка, и Диана невольно заметила золотой браслет, сверкнувший в свете лампы.
– Ну вот, – сказал гость, когда в камине заревел огонь. – Очевидно, в доме нужны и другие вещи – я обо всем позабочусь. Но, прежде всего, я должен увидеть вашу матушку.
Диана ответила ему туманным взглядом:
– О?
– Это крайне важно.
– Что именно?
– Чтобы я увидел вашу матушку.
– О!
Диана встала, несколько обеспокоенная тем, как далеко завели ее мысли в присутствии человека, который был ей едва знаком, и ее тетки.
– Ну что же… – тянула она время, не зная что сказать.
– Я думаю, что миссис Холланд недостаточно хорошо себя чувствует для этого, – возразила Эдит.
– Я схожу узнать, достаточно ли хорошо она себя чувствует, чтобы увидеться с вами, – вызвалась Диана, прежде чем Сноуден успел что-либо добавить. Она ухватилась за возможность покинуть комнату.
– Благодарю вас.
Сноуден слегка поклонился.
Диана нашла свою мать в том же положении, в котором оставила ее. Миссис Холланд лежала в постели, голова ее покоилась на горе подушек, портьеры были задернуты. Но ей каким-то образом удалось причесаться и надеть вдовий чепец. Ее глаза были открыты.
– Там мистер Кэрнз, друг папы. Он внизу. Хочет тебя видеть…
Диану прервал звук открывающейся двери. Обернувшись, она увидела, что в комнату входит тот самый человек, о котором она ведет речь, в своем наряде сельского джентльмена. Мужчина в спальне женщины. Это было таким вопиющим нарушением приличий, что даже Диана была шокирована.
– Миссис Холланд, – начал он, – не могу выразить, как я сожалею о том, что не имел возможности принести вам лично мои соболезнования по поводу кончины вашего мужа и дочери.
– Благодарю вас, мистер Кэрнз. Но я читала ваши письма, и мне известны ваши чувства.
– Хорошо. Надеюсь, вы не сочтете дерзостью, если я скажу вам, что слышал о ваших финансовых затруднениях и прибыл сюда, чтобы сказать, что не верю этому. Но если это так, мне бы хотелось предложить вам свои услуги.
Сделав паузу, он достал из кармана конверт.
– Я привез вам чек.
Диана, стоявшая у кровати матери, вспыхнула. Ей хотелось сказать, что в этом нет необходимости, что решение всех их проблем только что стало реальным. И это решение было гораздо красивее, нежели Сноуден Трэпп Кэрнз. Ей бы хотелось резко отвергнуть его предложение, но она не могла выдать свою тайну. И тем не менее она рада была услышать, что ход мыслей матери совпадает с ее собственным.
– Мы не можем принять вашу благотворительность, мистер Кэрнз, хотя с вашей стороны было весьма любезно к нам приехать.
– Но это не благотворительность, – серьезно возразил мистер Кэрнз. – На самом деле я должен вам эти деньги, и сумма не столь уж велика. Это процент, причитающийся вашему мужу за одно довольно успешное предприятие, осуществленное нами совместно в Клондайке. Так что, как видите, если вы не примете этот чек, то я окажусь вором
Он улыбнулся заискивающей улыбкой, которая весьма не понравилась Диане.
– Мистер Кэрнз… – начала миссис Холланд, сдаваясь.
– Я настаиваю, – перебил ее Сноуден, показывая, что тема закрыта.
– Благодарю вас.
Миссис Холланд приняла чек с покорным видом, столь не свойственным ей. Наклонившись, она положила его на ночной столик, и на лице ее читалось облегчение.
– Как долго вы собираетесь пробыть в городе?
– В настоящее время обязанности не призывают меня в другое место, и, если позволите, миссис Холланд, я бы взглянул на ваши бумаги. Мне не верится, что ваши дела обстоят так плохо, как о том толкуют… – Сноуден сделал паузу, и его глаза вспыхнули. – Или как вы, по-видимому, считаете.
– Это очень мило с вашей стороны, хотя уверяю вас: я уже просматривала бумаги, и положение просто ужасное. Впрочем, неважно – пока вы в городе, вы непременно должны жить у нас.
Сноуден поклонился, щелкнув каблуками:
– Благодарю вас, миссис Холланд. Мы еще побеседуем завтра. Я и так утомил вас. Я спущусь и найду горничную. Она подыщет мне место, где я не буду никого беспокоить.
Он взял Диану за руку, но уже не пытался поцеловать. Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Спокойной ночи, мисс Диана.
– Спокойной ночи, – вяло ответила Диана.
Когда он вышел из комнаты, она почувствовала облегчение. Это означало, что очень скоро она окажется наедине со своими мыслями о Генри. Дверь закрылась, и она почувствовала, как холодная рука матери коснулась ее запястья:
– Ди?
– Да, мама? – Диана нагнулась над кроватью и наблюдала, как мать снова откидывается на подушки.
– Сейчас ты устала, дорогая, но завтра будь полюбезнее с мистером Кэрнзом, хорошо?
Разумеется, Диана поняла, что подразумевает мать под словом «полюбезней»; она хотела, чтобы Диана вела себя с мистером Кэрнзом не так, как с мистером Коддингтоном, и мистером Ньюбургом, и мистером Каттингом. Но в эту минуту Диану не интересовал ни один мужчина в мире, кроме Генри.
