Текст книги "Слухи"
Автор книги: Анна Годберзен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
18
«Все знают, как девушку, хорошо начавшую свою светскую карьеру, может скомпрометировать частое появление одной, без дуэньи, в обществе джентльменов. Наши юные богини не должны выходить за пределы священной сферы, им предписанной… Если девушка собирается долго вращаться в светском обществе, то она должна с осторожностью выбирать улицы, по которым ходит, и дома, в которые наносит визиты.»
Миссис Л. А. М. Брекинридж. «Законы пребывания в великосветских кругах»
– Куда вы идете?
Диана отвернулась от двери парадного хода и взглянула на вестибюль, испещренный полуденными тенями. Она почувствовала легкий укол совести, увидев Клэр в простом черном платье. В конце концов, Клэр – ее лучшая подруга. У горничной был усталый вид, а сейчас она к тому же выглядела обеспокоенной. Но Диана чувствовала себя особенно виноватой оттого, что сейчас ей придется солгать.
– Прогуляюсь на свежем воздухе.
Диана надеялась, что тон у нее был достаточно естественный.
– Но на улице подмораживает, а небо выглядит так, словно будет град, и…
– Тогда я возьму зонтик.
Диана взглянула на широкое лицо Клэр, обрамленное рыжими волосами, надеясь, что больше вопросов не будет.
– Но я не смогу разжечь огонь, когда вы вернетесь, так как у нас нет дров, а если вы простудитесь…
Значит, матери не удалось дать Клэр денег, чтобы в доме стало тепло.
– Дорогая Клэр, – сказала Диана, выпустив из рук медную дверную ручку и подойдя к своей подруге. Она взяла руки Клэр в свои и поцеловала ее в обе щеки. – Закажи дрова.
– Но они сказали, что больше не станут ждать оплаты и что…
– Скажи им, что мы заплатим при доставке. Когда я вернусь, у меня будут деньги, чтобы с ними расплатиться…
Диана улыбнулась, поцеловала молочно-белый лоб горничной и поспешила выйти за дверь. Спускаясь по каменным ступеням на улицу, она услышала, как Клэр кричит ей вдогонку:
– Но вы должны надеть более теплое пальто!
Диана поспешила в восточном направлении, не оглядываясь, хотя знала, что последнее замечание Клэр было верным. На небе сгущались свинцово-серые тучи, а она, вопреки своему обещанию, не захватила зонтик. В доме у них пока еще имелись пальто, слава богу. Ее мать еще не дошла до того, чтобы распродавать их гардероб. Однако сегодня Диана отправилась с особой миссией, и ей хотелось хорошо выглядеть. Она надела новый зеленый жакет из бархата, который идеально облегал ее фигуру, и юбку в клетку, с черными пуговками. Этот наряд идеально облегал ее фигуру, обрисовывая талию и бедра.
Диана шла решительной походкой, которую вряд ли бы одобрили светские матроны, и повторяла про себя: «Дэвис Барнард, Шестнадцатая Ист-стрит, третий этаж». Ветер был резким и ледяным, но Диана не обращала внимания. Это здание было простым четырехэтажным многоквартирным домом с коричневым фасадом и двумя немигающими оконцами на каждом этаже.
Сначала ей не ответили, и, когда она неподвижно застыла на тротуаре, холод стал пронизывающим. Еще несколько дней назад этот адрес ничего не значил для нее, но сейчас, когда она стояла в ожидании, ей пришло в голову, что он может что-то значить для других. И действительно, ей казалось, что леди, проходившие мимо, прекрасно знают, что такое дом № 155 по Шестнадцатой Ист-стрит. На этих дамах были теплые шляпы и простые юбки. Диана почувствовала себя неловко в бросающемся в глаза зеленом жакете. Элизабет не поставила бы себя в такое положение: она бы подумала о такой возможности и не стала бы бросаться сюда очертя голову.
– Хелло!
Диана задрала голову и посмотрела наверх, придерживая свою шляпу с широкими полями и щурясь: даже с сумрачного неба свет бьет в глаза. Из окна третьего этажа выглянула голова Дэвиса Барнарда.
– Ах, мисс Траскотт! – позвал он.
Диана резко обернулась, но не увидела никаких других девушек, питавших интерес именно к этому окну.
– Я имею в виду вас, – пояснил мистер Барнард, из осторожности слегка понизив голос.
– О, – произнесла Диана, снова обратив взгляд к третьему этажу– Я хотела бы подняться, – добавила она просто.
– Конечно.
Через считанные секунды на землю, звеня, упал ключ, прикрепленный к большому серебряному кольцу. Открыв им дверь, Диана поднялась по лестнице, в маленькую квартиру, где обитал журналист, ведущий колонку светской хроники в «Империал».
– Мисс Холланд, – сказал мистер Барнард, впуская ее, – какая вы смелая.
– Если бы вы думали, что я кисейная барышня, то вряд ли подошли тогда ко мне, – ответила Диана, сунув руки в карманы и окидывая взглядом комнату. Это была длинная комната, стены которой были окрашены в темно-синий цвет; на стенах висели эстампы в рамках, пол был устлан коврами. В горке бросалась в глаза хрустальная чаша для пунша, стол был завален бумагами, блокнотами и записными книжками, диван с подушками – тоже.
– Так вот что такое «холостяцкая квартира».
– О да, я закоренелый холостяк.
– Это так? – сухим тоном произнесла Диана.
Подойдя к столу, она стала перебирать книги.
– Я же не сказал плейбой – только холостяк. И тому много свидетельств в этой комнате.
Диана кивнула, правда, не слишком приветливо, и подошла к камину, в котором уютно потрескивало пламя. Он был украшен парой боксерских перчаток, подвешенных как рождественские чулки.
– Хотите кофе?
– Да, спасибо.
Диана повернулась к хозяину, разглядывая его. Он выглядел сейчас менее официально, чем при их встречах на улице и в свете. На нем была рубашка розовато-оранжевого цвета и темно-серый пиджак. Оказалось, что у Барнарда брюшко, свидетельствующее о том, что он любит хорошо пожить. Темные волосы были коротко острижены. Глаза, как всегда, были внимательными.
– С чем вы его пьете? – спросил он, наливая темную жидкость из серебряного кофейника, стоявшего на маленьком столике.
Диана закусила губу: вообще-то она почти всегда пила чай.
– Так же, как вы.
– Хорошо.
Дэвис подошел к полке, где стояло несколько бутылок, и снял графин с каким-то темным спиртным, влил немного в каждую чашку.
– Пожалуйста, присаживайтесь, мисс Диана, – предложил Барнард, усевшись на краешке дивана.
Она села в плетеное кресло и стала греть руки о белую чашку с кофе. Запах виски, смешиваясь с парами кофе, ударил ей в нос. Даже в историческую ночь в оранжерее Генри Диана не ощущала так остро, что нарушает правила приличий. «Мама умерла бы, если бы знала, что я здесь!» – подумала Диана и тут же осознала, что эта фраза не столь уж забавна, учитывая нынешнее состояние здоровья ее матушки. Слабая улыбка ее угасла при этой мысли. Возможно, Дэвис почувствовал, что мысли Дианы обратились к неприличию ее визита: он сказал лукаво:
– Никогда не ожидал увидеть мисс Холланд здесь, в моей комнате.
Диана уклончиво пожала плечами и отхлебнула крепкого кофе. Потом встретилась с ним взглядом и, поскольку настроение ее было переменчиво, как могла, улыбнулась.
– Это самый лучший кофе, который мне приходилось пить, – жизнерадостно заметила она. – И вообще я пришла не для того, чтобы говорить о себе. Я могу кое-что продать.
– О? – Дэвис осушил до дна свою чашку и, поставив на заваленный бумагами стол, осведомился:
– Что же это?
– Ну, – начала Диана, возводя свои карие глаза к потолку, – если бы я была журналистом, то сформулировала бы это так: «Новоиспеченная миссис Ральф Дэрролл дала званый обед для узкого круга в своем новом доме на Мэдисон-авеню, подаренном ей дядюшкой по материнской линии к свадьбе в прошлом месяце. Как говорят, она уже носит платье в стиле, известном как „ампир"».
– Думаю, я вас понял. – Дэвис сделал паузу и, сплетя пальцы, положил на них подбородок. – Но это слишком уж тонко для простого читателя, вам не кажется?
Слегка уязвленная, поскольку работала над этими фразами все утро, Диана уперла руки в бока и сделала новую попытку:
– А что, если вы добавите: «Уж не по той ли самой причине славная императрица Жозефина предпочитала этот стиль? В таком случае, не пройдет и полгода, как появится Ральф младший».
– Очень хорошо, мисс Ди. Я вижу, что вы поклонница моих колонок.
Диана радостно улыбнулась при этом комплименте, проигнорировав его вторую часть. Она посмотрела на семейные дагерротипы на каминной полке, затем перевела взгляд на томик поэзии в кожаном переплете, лежавший на краю стола возле нее.
– Я дам этот материал на этой неделе, – сказал Дэвис.
Диана посмотрела на него. Сама не понимая, почему эта новость так ее обрадовала, она захлопала в ладоши, как маленькая девочка.
– Ставка та же, – продолжал Дэвис, не сводя с нее внимательных темных глаз. – Конечно, я мог бы удвоить вашу оплату.
– Как? – спросила Диана, делая вид, будто умеет торговаться.
– Читатели колонки светских новостей всегда интересуются делами Холландов, и, несомненно, им бы хотелось узнать, что делала мисс Диана Холланд у мистера и миссис Ральф Дэррелл, когда, согласно всем правилам света, она должна бы сидеть, вся в черном, дома и оплакивать свою сестру или, быть может, ухаживая за своей матушкой, которая, как говорят, неважно себя чувствует…
Диана поспешно отвела взгляд от Дэвиса. Она никогда не была примерной девочкой, но ей стало не по себе от того, что она сидит в этой маленькой комнате, пьет кофе с виски и разглашает секреты своих знакомых. Но, с другой стороны, это было так волнующе! Встав, она подошла к окну со старыми кружевными занавесками и оставалась там, допивая кофе.
– Вы для меня совсем особый источник, – продолжал Дэвис более серьезным тоном. – Я никогда бы не написал о вас, если бы вы не разрешили. И я знаю, что ваша матушка старомодна. Но я также знаю, что вы выезжали в свет с тремя джентльменами за последние несколько дней, так что, думаю, миссис Холланд преследует цель, которой не помешает, если я упомяну ваше имя…
Разумеется, Диана, глядя в окно на толпы людей в темной одежде, спешащих домой со службы, не думала о реакции ее матери на упоминание имени дочери в газете. Нет, она рисовала себе, как Генри, прочитав, что она была в свете с его другом, побагровеет от ярости и, быть может, вызовет Тедди на дуэль. О, конечно, она не хочет, чтобы кто-нибудь пострадал, но не мешает дать мужчине небольшую оплеуху, чтобы он вспомнил, кого он любит по-настоящему. Правда, она не знала, каковы чувства Генри. Быть может, он больше увлечен Пенелопой, нежели ею, но хотелось, чтобы он сожалел, что потерял Диану. Ей хотел ось, чтобы он мучился, как она. Даже больше.
Сейчас, когда она стояла у окна и смотрела на улицу, продавая сведения, которые появятся в печати, ей пришло в голову, что она уже не невинна. Раньше ей один день казалось, что она очень опытная, а назавтра она просыпалась с чувством, что совсем наивна. Но теперь она была уверена, что перешла какую-то границу.
– Думаю, это будет очень интересной новостью, мистер Барнард, – сказала она наконец, отвернувшись от окна и усевшись на подоконник. – А если вы нальете мне еще немножко вашего волшебного кофе, я скажу вам, как это изложить.
Дэвис криво усмехнулся и снова подошел к горке. Диана обвела взглядом теплую маленькую комнату, которая идеально соответствовала ее представлениям о мансарде литератора, и с довольным видом вздохнула.
– Я бы начала так: «На приеме заметили, что очаровательная мисс Диана Холланд была поглощена интимной беседой…»
19
«Общеизвестно, что на любом званом обеде с незапамятных времен гостей сажают за стол так, чтобы дамы и кавалеры сидели вперемешку: кавалер, дама, кавалер, дама и так далее. Так назначено самой природой, и многие хозяйки дома приписывают себе честь создания романтических союзов.»
Ван Кэмп. «Руководство по домоводству для леди из высшего общества», издание 1899 года
– Вы что-нибудь заметили? – прошептала Изабелла Пенелопе, сидя рядом с ней за длинным обеденным столом Скунмейкеров в тот момент, когда подали оленину в винном соусе.
На хозяйке дома было платье из розовато-желтого тюля, отделанное старинными кружевами. Пару раз, когда она наклонялась, чтобы по-девичьи пошептаться, ее платье находилось в опасной близости от тарелки с маслом
– Ведь я нарушила маленькое правило!
Пенелопа действительно заметила, что все дамы были усажены в один ряд, и, хотя она предпочла бы сидеть рядом с Генри, она поняла гениальный замысел хозяйки: таким образом леди были как бы выставлены напоказ. Почти никто из них не мог сравниться с юной мисс Хэйз, а то, что она сидела рядом с Пруденс Скунмейкер, подчеркивало ее красоту больше, нежели если бы она соседствовала с джентльменом. Изабелла, сидевшая слева от Пенелопы, занимала ее разговором о нарядах. Эта тема всегда интересовала Пенелопу, но сейчас она к тому же узнала ценные сведения об излюбленных покроях Генри. К счастью, Пруди, сидевшая по правую руку Пенелопы, еще ни разу не раскрыла рот.
– Так гораздо забавнее, – продолжала щебетать хозяйка.
– Божественно, – ответила Пенелопа, пригубив шампанское. – Скоро вам станут подражать все остальные хозяйки. Конечно, вам следует быть осторожной, чтобы все мужчины Нью-Йорка не обвинили вас в том, что вы портите их жен.
Пенелопа повернулась своим острым белым плечиком к Пруди, которая в ответ на это замечание пробурчала что-то неодобрительное. А Изабелла уже повернулась к своей подруге Люси Карр, разведенной даме:
– Люси, ты только послушай, что говорит Пенни. Она только что сказала, что все мужчины Нью-Йорка скажут, будто я порчу их жен, и…
Пенелопа взглянула через стол, над вазой с орхидеями, на Генри. Он был разговорчивее, чем обычно, возможно, потому, что его соседом был Николас Ливингстон, который распространялся о яхтах. Генри ни разу за весь вечер не взглянул на Пенелопу. Однако это не умерило ее решимости. Она выбрала сегодня самый изысканный наряд, чтобы победить. Платье было такого нежного розового оттенка, что казалось белым. А маленькие медальоны и сто крошечных бантиков, украшавших платье, были ее любимого красного цвета. Вчера Пенелопа провела весь вечер у портнихи, добиваясь совершенства. Платье сидело идеально.
Официанты суетились возле стола, и Пенелопу замутило от запаха оленины. Она сморщила носик. Она никогда бы не подумала, что будет согласна со старыми хозяйками дома, придерживающимися драконовых правил званого обеда, но она сделала вывод, что уместнее сажать дам и кавалеров вперемешку. Пенелопа никогда не любила пребывать исключительно в женском обществе. Единственная в этом ряду леди, с кем ей сейчас хотелось общаться, была Изабелла. Хотя она не могла пожаловаться на хозяйку дома: та усадила ее как раз напротив Генри. Но он упорно не обращал на Пенелопу внимания. Она терпеливо ждала, когда подали сыр.
Пенелопа посмотрела на свое отражение в серебряном ведерке со льдом и осталась довольна темной челочкой на высоком белом лбу. Рассеянно ковыряя еду на своей тарелке, она старалась, чтобы свет выгодно падал на ее обнаженные плечи. Пару раз она пожала руку хозяйке и позволила миссис Карр восторженно разглагольствовать об ослепительном будущем Пенелопы в свете и о том, как всем приятно видеть свежее лицо.
– А где же ваш брат? – осведомилась миссис Карр.
Пенелопа заметила, как покраснела Изабелла, и вкратце пересказала миссис Карр то, что уже говорила хозяйке дома в понедельник. Она только сегодня получила от Грейсона телеграмму и поэтому добавила:
– Сейчас он уже отбыл в Нью-Йорк, так что скоро вы сможете задать все эти вопросы ему лично.
Наконец обед закончился, и все присутствующие – около сорока сытых и пьяных людей – двинулись в бальный зал.
– Как же вы собираетесь подбодрить вашего пасынка? – спросила Пенелопа с сочувственной ноткой в голосе, усевшись на бархатную кушетку между миссис Скунмейкер и миссис Карр, в центре зала. Пенелопа не случайно выбрала такую позицию: разведенная дама своим звонким смехом и гривой кудряшек подчеркивала привлекательность юной мисс Хэйз.
Отважившись посмотреть уголком глаза на старшего Скунмейкера, беседовавшего с каким-то господином преклонных лет, она заключила, что он все заметил. Поблизости стоял скучный Спенсер Ньюберг, и Пенелопа отметила, что его сестра, миссис Гор, с интересом наблюдает за ней.
– Не знаю! Люси, как же нам его подбодрить?
Миссис Скунмейкер перегнулась через колени Пенелопы, положив свой шелковый веер на ее юбку.
– На вашем месте, – уверенно ответила миссис Карр, – я бы устроила так, чтобы он потанцевал с мисс Хэйз.
Миссис Скунмейкер сжала руки при этом предложении, на которое она и напрашивалась, Пенелопа в этом не сомневалась.
– О, но если он не в настроении танцевать… – возразила она.
– Вздор.
Миссис Скунмейкер ответила подруге взглядом, свидетельствующим, что они друг друга понимают, и направилась к своему мужу. Пенелопа наблюдала, как хозяйка оттеснила в сторону пожилого джентльмена – теперь она узнала Кэри Льюиса Лонгхорна – и сказала мистеру Скунмейкеру несколько слов. Потом Пенелопа перевела взгляд на противоположную стену, где висело много больших картин в золоченых рамах, – как раз вовремя, чтобы хозяин заметил, что ее бросили одну, посреди зала, с безвкусной разведенной дамой. Пенелопа прикрыла рот веером, брошенным Изабеллой.
– Интересно, о чем это Скунмейкер может говорить с Кэрри Лонгхорном. Конечно, мистер Лонгхорн мой друг, но они никогда не вращались в одном кругу… – говорила миссис Карр, но Пенелопа ее не слушала: она внимательно следила за отцом и мачехой Генри.
Они пришли к соглашению и, извинившись, вместе направились в угол, где Генри все еще был поглощен беседой с Николасом Ливингстоном. Пенелопа ждала, обмахиваясь веером.
– На днях его видели в опере с какой-то молоденькой девушкой – можете себе представить? Вот был бы номер, если бы он сейчас женился, да еще на девушке, которая ему годится во внучки!
Пенелопа слушала вполуха. Заиграла музыка – в соседней комнате расположился квартет. Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Когда она открыла глаза, перед ней стоял Генри в черном фраке. За его плечом маячили мистер и миссис Скунмейкер, наблюдавшие за Генри. Миссис Карр поднялась и, подмигнув, позволила мистеру Лонгхорну занять себя беседой. Все в этом зале, подумала Пенелопа, знают, что Генри Скунмейкер сейчас пригласит мисс Хэйз на танец.
– Хелло, – сказал Генри просто.
Голубые, как озеро, глаза Пенелопы встретились с его глазами.
– Разве такие вечера, как этот, не заставляют вас грустить об Элизабет?
Казалось, Генри размышляет, как бы получше ответить.
– Только не такие вечера.
– О, что бы я только ни отдала, чтобы вернуть ее, – вздохнула Пенелопа, с грустью пожав плечами.
– Вы-то забудете, я вас знаю, – быстро ответил Генри. В его глазах загорелся огонек. – Я думаю, честность идет вам гораздо больше. – Намек на их близкие отношения в прошлом был приятен Пенелопе, и она смело ответила на его взгляд. – Вот так-то лучше. – Генри с показной покорностью коснулся руки Пенелопы. – Говорят, мы должны танцевать.
И тут Пенелопа действительно ощутила прикосновение его руки сквозь перчатку. Он помог ей подняться и увлек через арку из полированного дуба в соседнюю комнату, где уже танцевали три-четыре пары. Генри смотрел на нее, словно пытаясь раскусить, и после его последней реплики она уже не пыталась притворяться. Движения его были деревянными – не так было, когда они в последний раз танцевали много месяцев тому назад:
– Думаю, вы действительно горюете из-за этого, – сказала она наконец, задумчиво склонив голову набок.
– Из-за Элизабет?
Генри прикрыл глаза и понизил голос, хотя в этом не было необходимости. Музыканты в своем углу играли громко, так что другие танцующие пары не могли услышать, о чем они беседуют.
– Как же могло быть иначе – ведь это так ужасно. Но, полагаю, это так па вас похоже, – продолжал он чуть ли не с нежностью, – злорадствовать по этому поводу.
– Напротив, мне очень не хватает моей подруги. Но вы забываете, как она меня предала.
– О, Пенелопа, – ответил Генри шепотом. Комната с обоями персикового цвета кружилась вокруг них. – Впрочем, сейчас это вряд ли имеет значение.
– Да, значение имеет лишь то, что она мертва. А это трагедия.
Генри помолчал, обдумывая ответ. Наконец он сказал:
– Да, именно так.
– Вот почему вы больше не флиртуете? И не ищете веселья, как бывало? Почему вы не смотрите на меня по-особенному?
– Это было бы неправильно, – спокойно ответил Генри.
Прикосновение его руки к ее талии было едва ощутимым – это было просто несносно.
– Ах, нет. – Пенелопа уговаривала себя не выкладывать все сразу, но слова уже рвались с губ. – Но вам бы так не казалось, если бы вы знали то, что знаю я.
Теперь они переговаривались так тихо, что им пришлось приблизиться друг к другу.
– Что ты знаешь, Пенни?
– Что Элизабет жива.
Пенелопу удивило, какое удовольствие доставила ей эта фраза. Левый глаз Генри дернулся, и он невольно сжал Пенелопу – правда, ему удалось не прерывать танец, он лишь ускорил темп.
– О чем ты говоришь?
– Она инсценировала свою смерть, чтобы не выходить за тебя замуж.
Теперь Пенелопа улыбалась своей ослепительной улыбкой. Они так быстро неслись в танце, что чуть не сбили с ног Аделаиду Уэсмор и Реджиса Дойля.
– Я помогла.
– Ты… Где она?
Глаза Генри были широко открыты, в них пылал огонь.
– В Калифорнии. Кажется, она вовсе не была в тебя влюблена, Генри. Наверное, она могла бы…
– Ты хочешь сказать, что она не падала в реку? – перебил ее Генри.
Он часто моргал, и вид у него был преглупый. Пенелопа медленно, кивнула, вполне удовлетворенная. «Ну вот, – подумала она. – Я его действительно поразила…»
– Ты хочешь сказать, что у нее все в порядке?
– Да. Она…
Но если Генри и заметил, что тон у Пенелопы стал раздраженным, у него не было времени, чтобы это показать. Ему было не до того. Унылое выражение его лица, с которым он ходил несколько месяцев, исчезло, в глазах появился прежний шаловливый блеск. Он перестал танцевать и отпустил ее, и, к великому ужасу Пенелопы, все в зале тоже остановились, чтобы лучше наблюдать за происходящим. Генри мимолетно взглянул на другие пары, даже не пряча широкую улыбку. Взяв Пенелопу за руку, он поцеловал ее.
– Я нужен в другом месте… – вот все, что он сказал в оправдание, и поспешно вышел из комнаты.
– О, – сказала Аделаида, которую все еще держал за руку ее партнер, мистер Дойль. – Надеюсь, с ним все в порядке.
Но по взгляду, которым она его проводила, было видно, что ее больше огорчает потерянный шанс сегодня вечером потанцевать с сыном хозяина дома.
Темные ресницы Пенелопы затрепетали, и она разозлилась не на шутку. Вокруг нее стояли люди, с усмешкой смотревшие на нее. В воздухе еще остался запах любимого одеколона Генри, его сигарет и коньяка, и она еще чувствовала его руку на своей талии. Но острее всего было чувство унижения оттого, что ее бросили посреди танцевального зала, среди тех, кто ниже ее, на руинах ее великого плана.
