Текст книги "Смерть волкам (СИ)"

Автор книги: Анна Чеблакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

2

Дул сильный ветер. Волосы лезли Веглао в рот, куртка и платок хлопали, развеваясь за её спиной. Ветер ещё можно было бы стерпеть, если бы не дождь, холодный и сильный, бьющий прямо в лицо. Вода стекала по лицу в рот, капала с кончика носа. Задыхаясь, девочка натянула верёвку, один конец которой был обвязан вокруг низкой ветки дерева, и быстро обмотала её вокруг тонкой молодой осины так, чтобы петля не сползла вниз. Потом бросилась к рюкзаку и вытащила из него свёрнутый брезент. Накинула его на верёвку, как простыню, и принялась вбивать в уголки брезента колышки, приколачивая его к земле. Перед этим девочка затащила туда рюкзак и расстелила на земле оставшийся лоскут брезента. В конце концов она оказалась в своеобразном треугольном домике, где две скошенные стены и пол были брезентовыми, а на полу ещё и лежало одно из её одеял.

– Живём! – слабо улыбнулась Веглао. Толком от дождя укрытие, конечно, не защищало, но это было уже кое-что. Жаль только, что не было возможности высушить мокрую одежду и развести костёр. «Зато, – подумала Веглао, – так я, может быть, простужусь и быстрее умру».

Тут же, словно в ответ на эти мысли, в её голове зазвучал властный голос: «Ещё чего! Ты спасалась, убегала, шла столько времени, и всё для чего? Чтоб вот сейчас сдохнуть? Тогда уж иди прямо к Кривому Когтю! Вот дурёха! Ригтирн жизнь положил на то, чтобы тебя спасти, а ты…» Голос словно укрепил Веглао, и слёзы, уже показавшиеся на её глазах, тут же высохли.

Она сняла ботинки и надела сухие носки. Потом распустила мокрые волосы, тщательно расчесала их и снова заплела. Вновь залезла в рюкзак, вытащила пакет с едой, уже изрядно похудевший, и с наслаждением вдохнула запах хлеба, сушёного мяса и печенья, подумав, что мечтала об этой минуте целый день. Ей хотелось съесть всё и сразу, и лишь огромным усилием воли она заставила себя взять только один сухарик, кусочек колбасы и половину галеты, а остальное убрать в рюкзак. Жуя хлеб, она в очередной раз напомнила себе: есть нужно ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Эта мысль не принесла особого успокоения. Покончив с ужином, она свернулась клубочком, прижавшись к рюкзаку, и укрылась своей курткой.

Она думала о Ригтирне. О чём бы она ни старалась думать, её мысли возвращались к нему, как недавно возвращались к полнолунию, а ещё раньше – к Тальнару. Только сейчас, когда первый ужас и непонимание схлынули, она по-настоящему поняла, что Ригтирн умер. Своё теперешнее положение, то, что она превратилась в бездомную голодную бродяжку и впереди её ждут страдания и смерть, казалось ей сейчас не таким страшным, как то, что её старший брат погиб, защищая её. А ведь она часто его не слушалась, дерзила ему. Иногда забывала принести ему обед в поле по каким-то дурацким причинам: то задавали много уроков, то подружки звали гулять. А он ни разу не отругал её, не пожурил, не накричал в сердцах. Он только терпеливо ждал, пока её подростковая глупость пройдёт.

Когда они осиротели, то Ригтирн стал для неё опорой во всём, а она? Она хоть раз поддержала его, поговорила с ним по душам? Да, всё это было… но как-то скованно, неуклюже с её стороны, и так редко. Она замкнулась в своём горе, и почти не замечала, что и Ригтирну плохо, что его молодое лицо уже постарело, отяжелело от трудностей и отчаяния. А сейчас, когда ничего исправить уже было нельзя, в голову лезли все обиды, которые она ему причиняла по глупости, и все ласковые слова, которые она не говорила. Каждый раз, вспоминая об этом, она плакала. Так было и сегодня – хоть и уговаривала себя не реветь, всё-таки расплакалась перед тем, как уснуть. Но эти слёзы были совсем не те, что в предыдущие несколько дней – они успокоили её, облегчили ей душу, и она заснула крепко-крепко под шум дождя, прижимая колени к груди. Ночью ей снился мирный, домашний сон о том, как она вместе с мамой собирает лесную малину, мелкую, но такую сладкую, что полное ведёрко до дома точно не донесёшь – обязательно по дороге пару горстей отправишь себе в рот.

Проснувшись, она не услышала шума дождя. Тело слегка затекло от неудобного положения. Она обулась, выбралась наружу и огляделась по сторонам.

Утро было ясным, слабые лучи солнца играли на жёлтых осенних листьях. Папоротники, уже рыжие, горели ярким пламенем на фоне белой испарины, поднимающейся над мокрой землёй. В воздухе витал приятный запах мокрой земли, грибов и свежести. Чуть-чуть ёжась – утро было прохладным – она застегнула куртку и отправилась на поиски подосиновиков. Грибов найти не удалось, но зато она наткнулась на заросли костяники. Поев ягод и печенья, она быстро собрала вещи и зашагала дальше.

Куда идти, она совершенно не знала. Судя по тому, что она совершенно не чувствовала оборотней, Кривой Коготь и вся его свора находились довольно далеко. Это и радовало Веглао, и вводило её в замешательство – ощущение опасности, пусть неприятное, было её единственным ориентиром. Но, как бы то ни было, она шла дальше, стараясь оставлять солнце позади, – шла на запад. Она не думала о том, что будет там делать: наверное, то же самое, что и здесь – прятаться и убегать. Теперь у неё нет дома, теперь ни один человек не станет терпеть её присутствие, а раз идти некуда, значит, идти можно куда угодно.

Первая вспышка горя и потрясения уже прошла. Веглао шла всё дальше и дальше, чувствуя, как бурлящее озеро боли в её душе медленно-медленно затягивается ледяной коркой. Тоска по Ригтирну отнюдь не стала слабее, но она была уже не такой острой. Прежде, когда Веглао думала о брате, её пронзала боль, как будто едва начавшую затягиваться рану вновь взрезали ножом. Теперь при этих мыслях скорей возникало чувство такой боли, которая возникает при новом ударе по тому месту, где уже налился синяк.

Она шагала по мягкому мху и бурелому, по зарослям папоротников и мокрым осенним листьям, отстранённо думая о том, что же ей делать дальше. Вот уже пять дней, как она живёт бродячей жизнью, и у неё пока что осталась горстка еды, кое-какие силы и крупица внутреннего тепла для поддержания жизни. Но это пока, а что будет завтра, послезавтра, через неделю, через месяц? Хотя вряд ли стоит загадывать так надолго – и так понятно, что ещё два-три дня, и она умрёт где-нибудь под деревом. Веглао отнюдь не была тепличным растением, но она всё же росла в доме, а не в лесу, и сколько помнила себя, её всегда окружали другие люди. И ещё о ней всегда заботились – сначала родители, после их ухода – старший брат. Она никогда как следует об этом не задумывалась, но ей никогда не доводилось голодать и мёрзнуть. За свою недолгую жизнь Веглао научилась многому такому, что могло ей пригодиться среди людей – читать, мыть посуду, танцевать, ходить в школу, но никто никогда не готовил её к жизни в холодном, тёмном и сыром лесу, где от каждого звука, будь то слабый шелест ветра в верхушках сосен или мягкий стук от упавшей шишки, сердце сжимается в ужасе. А что (при этой мысли Веглао прошиб пот) если она заболеет какой-нибудь жуткой болезнью, вроде той же самой красной лихорадки, или холеры, или воспаления лёгких, или бешенства? Чёрт, да в таком положении, в каком сейчас оказалась она, даже самый жалкий насморк может свести её в могилу!

Она шла куда-то весь день. После полудня начался слабый дождь, и продолжался весь оставшийся день. В сумерках Веглао пересекла вброд холодную, разбухшую от осенних дождей речку. Тот берег, с которого она сошла, был покрыт высокой травой, пробивающейся между больших камней, тот, на который она вышла, был глинистый и гладкий, ноги вязли в жидкой густой грязи. Впрочем, Веглао не было до этого никакого дела. Она промокла, проголодалась и устала, и потому зашлёпала по глине к зарослям кустарника – может, там найдётся сухое место, где она сможет вылить из ботинок холодную воду и выжать намокшие носки.

Но сесть там было совершенно негде, и Веглао бездумно побрела дальше. Через две-три минуты, исцарапавшись и промокнув, она выбралась из кустарника и оказалась в лесу. Поправив сползший рюкзак, она огляделась. Что-то настораживало её, но она не могла понять, что.

И вдруг её осенило: вокруг стояла тишина. Мёртвая тишина, какой никогда не бывает в лесу. Только речка шуршала где-то позади, а так звуков не было. Вообще никаких. Ни криков птиц, ни жужжания осенних мух. Ни одного муравья не было видно на палой листве.

«Здесь нет ни одного зверя, – подумала Веглао медленно крутя головой по сторонам, – потому что они чуют оборотня. Другого, не меня. Ведь я только что пришла сюда, не могла вся живность так быстро отсюда убежать»

Сама Веглао оборотня совсем не чуяла. Она ещё совсем недавно была обращена, и потому её чутьё было совсем слабым. Нечего и говорить о том, как она испугалась и занервничала. Наконец девочка медленно, стараясь не производить лишнего шума, зашагала налево, вниз по течению реки. Через некоторое время она поняла: оборотень – впереди.

Позже, вспоминая тот вечер, Веглао никогда не могла понять, почему не ушла сразу же, а решила подойти к оборотню поближе. Может быть, она просто доверилась своему чутью, подсказавшему ей, что оборотень впереди только один, и можно попробовать с ним поговорить, а при случае с ним будет справиться легче, чем со всей стаей. Как бы там ни было, но она быстро сняла рюкзак и вытащила из него револьвер, мысленно ругая себя за то, что не вынула оружие чуть раньше, – теперь, пока она копается, ей ещё шею свернут. Но всё обошлось, и она, вновь накинув рюкзак и выпрямившись, держа револьвер наизготовку, крадучись пошла к оборотню.

Было уже почти совсем темно, между ветвей деревьев было видно, как на небе зажигаются звёзды. Где-то очень далеко заухала сова, и Веглао даже подскочила от ужаса. Чувствуя, как оборотень становится всё ближе, она продвигалась вперёд, пока не упёрлась в невысокий, скрытый за деревьями, холм.

Оборотень был за холмом. Она это знала точно.

Тихо и медленно, вытянув вперёд руку с пистолетом, она обогнула холм и быстро выглянула из-за него. Никого не было. Впереди была видна река. Веглао вдруг поняла, что дышит очень громко, и поспешила сделать дыханье потише.

Она пошла вперёд, по-прежнему держа оружие наготове. Теперь оборотень был слева от неё – неужели он просто за ней гонится?! Девочка резко обернулась, затаив дыхание и замерев, но ничего не услышала и не увидела. Тогда Веглао вновь медленно пошла вперёд, к реке. Вытянутая вперёд рука дрожала, и Веглао обхватила пистолет и второй.

Холм возле реки вновь закруглялся, и тут, повернув голову влево, Веглао увидела в его склоне тёмный провал, наполовину скрытый кустами шиповника.

Закапал дождь. Веглао раздвинула руками кусты, обдавшие её холодными брызгами, и вошла внутрь.

Здесь было очень темно, темнее, чем снаружи, но Веглао, как и всякий оборотень, неплохо видела в темноте. Она увидела, что находится в чём-то вроде пещеры. Но у неё всегда были хорошие оценки по географии, и она знала, что пещера всегда представляет собой не замкнутое помещение внутри холма или скалы, а длинный ход, ведущий под поверхность земли. Это мог быть грот, но в этой местности не было гротов, так же как и скал. Присмотревшись, Веглао поняла, что забрела в «земляной дом» – так назывались укрытия, которые делали в этих холмистых местах солдаты времён Гражданских войн. Девочка почти сразу заметила четыре столба, вколоченных в углы блиндажа, и положенные на них перекладины, образовывавшие нечто вроде потолочных плинтусов. На полу было кострище, обложенное камнями, по обе стороны которого в землю были вкопаны две рогатки. Возле одной стены стоял притащенный откуда-то пень, служивший, очевидно, стулом. В пол тут и там были воткнуты шесты, на натянутых между которыми нитках сушились грибы. В дальнем углу виднелась бесформенная куча какого-то тряпья – вероятно, постель.

Оборотня здесь не было. Веглао, оказывается, всё это время чуяла только его жилище. Она испугалась бы гораздо больше, если бы не обессилела настолько. Она сбросила рюкзак на пол и уселась на маленькую колоду, откинувшись на стену и вытянув ноги в отяжелевших от воды и грязи ботинках.

Несколько минут Веглао сидела так, ни о чём не думая и слушая шум усилившегося дождя. Сил не было идти ещё куда-то. Потом сквозь плеск воды она услышала далёкие шаги.

Вскочив на ноги, Веглао подошла к входу, выставив револьвер, и застыла в напряжённом ожидании. Шаги приближались, и Веглао быстро поняла, что идёт оборотень. Чуть высунувшись, она увидела сквозь пелену дождя быстро идущую тёмную неуклюжую фигуру. Когда фигура подошла ближе, Веглао вскинула револьвер и дрогнувшим голосом крикнула:

– Ни с места!

Фигура замерла. Присмотревшись Веглао поняла, что перед ней мальчик-подросток не старше её самой. Мальчик изумлённо посмотрел на неё, а потом неуверенно спросил:

– Ты кто такая?

– Я… я… – Веглао замялась, гадая, связан ли этот мальчишка с Кривым Когтем. Однако прежде, чем она успела что-то придумать, мальчик дрожащим от гнева голосом крикнул:

– Что ты здесь делаешь? Уходи! Это мой дом, слышишь? Я живу здесь!

– Твой дом? – переспросила Веглао, опустив пистолет.

– Да, – кивнул мальчик, глядя на неё исподлобья.

– Можно… Можно у тебя переночевать? – срывающимся голосом крикнула девочка.

Хозяин «земляного дома» недоумённо уставился на неё, потом втянул ноздрями воздух.

– Ладно, оставайся, – сказал он и вошёл в пещеру.

Веглао убрала револьвер в рюкзак и пододвинула его чуть ближе к стене. Мальчик молча наблюдал за ней.

– Прости, что напугала, – сказала Веглао, устало выпрямившись. – Я просто подумала, что здесь живёт кто-то из шайки Кривого Когтя, и…

– Кривой Коготь? – глухо переспросил мальчик. – Это он тебя цапнул?

– Нет. Не он. – Веглао закусила губу.

– Да ладно, не извиняйся, – проговорил мальчик. Подойдя к Веглао, он посмотрел на её спутанные волосы, грязную рваную одежду и исцарапанное лицо. – Ишь ты… Несладко тебе пришлось.

Вытерев грязную правую ладонь о штаны, он протянул её вперёд:

– Октай.

– Веглао.

Они пожали друг другу руки, и Октай поинтересовался:

– Чай будешь? Только без сахара.

– Да, с радостью.

– Костёр разжигать умеешь?

– У меня есть спички.

– Спички?! Вот здорово! – Октай даже подскочил от радости, и его чумазое бледное лицо расцвело. – Как надоело уже палочки друг о друга тереть…

Веглао сбегала за водой с котелком. Разведя огонь, Октай подвесил над ним котелок и добавил в него листья малины. Пока чай готовился, ребята, поочерёдно отворачиваясь, переоделись в сухую одежду, а мокрую развесили по шестам и разложили на камнях. Через некоторое время они сидели, закутавшись в одеяла, возле костра и пили маленькими глотками обжигающий чай из малины, несладкий и кисловатый, закусывая пресным печеньем из запасов Веглао.

За ужином, если его можно было назвать таковым, Веглао внимательно рассмотрела своего нового знакомого.

Это был невысокий, худенький мальчик лет двенадцати. Волосы его, тёмно-каштановые и вьющиеся, уже кое-где пробила седина. Лицо – смуглое, обветренное, с аккуратным, хотя и несколько широковатым в переносице, носом, по-взрослому твёрдо сжатыми губами и красиво очерченным подбородком. Брови были густые и длинные, немного насупленные; глаза – тёмно-синие, крупные, глядящие мрачно и настороженно. Взгляд их более соответствовал бы облику сурового взрослого мужчины, чем незрелого мальчишки-подростка.

– Сколько тебе лет? – спросила Веглао.

– Одиннадцать, – медленно, будто вспоминая, отозвался Октай. – В ноябре будет двенадцать. А тебе сколько?

– Тринадцать.

Октай часто тянулся за новым печеньем – видимо, наголодался. Он сообщил Веглао, что нашёл этот блиндаж весной, а вообще-то бродяжит с самого февраля. Потом замолчал, и некоторое время в блиндаже слышались только треск огня и хлюпанье чая.

Снаружи наступила тёмная осенняя ночь. Дул ветер, поскрипывала верхушка старого дерева, монотонно шуршала река. В реке плеснула рыба. Где-то очень далеко снова заухала сова, и Веглао охватило жуткое, тоскливое ощущение.

Покрепче сжав пальцами тёплую кружку, она повернула голову к входу. Ветки шиповника загораживали почти всё, но можно было увидеть слабо шевелящуюся высокую траву и тёмные столбы деревьев над серой рекой. Как же там неуютно и холодно, как не хочется уходить из пещеры…

Неожиданно тишину прорезал громкий волчий вой. Веглао вздрогнула, так что чай выплеснулся из её кружки и обжёг ей пальцы. Поспешно отвернувшись от нагоняющего ужас выхода в ночь, она увидела, что Октай смотрит на неё.

– Почему ты не в стае? – поинтересовался он напряжённым голосом.

– Они убили моего брата, – сдержанно отозвалась Веглао. Октай потемнел лицом.

– Как ты смогла уйти?

– Не знаю. Кажется, они просто потеряли меня.

– Они тебя будут искать, – тихо, не глядя на неё, отозвался Октай. Подняв голову и увидев выражение лица девочки, он поспешно добавил: – Если будешь хорошо прятаться, не найдут. Меня вот не нашли.

– А кто тебя укусил? – тихо спросила Веглао.

– Не знаю, – также тихо ответил Октай. Он опустил голову, его руки, лежащие на коленях, вздрогнули и сжались.

– Я больше не стану спрашивать, – пообещала Веглао.

Ресницы Октая дрогнули, он разжал губы, словно собираясь что-то сказать, но промолчал.

Когда на следующее утро она проснулась, Октай уже не спал. Он сидел у костра, помешивая палочкой остывающие угли, и, услышав, как она возится, поднял голову.

– Знаешь, – заговорил он сбивчиво, – ты можешь сегодня не уходить. Ты же совсем измотана. Поживи пока у меня, если хочешь.

Веглао ничего не ответила, но Октай понял её без слов.

3

Со дня их встречи прошло полтора месяца, а Веглао всё так же жила вместе с Октаем. Он был этому только рад. По его словам, он с того самого времени, как ушёл из родного дома (прежде он жил в Станситри, как и Тальнар), ни с кем не встречался и не разговаривал. Временами он чуял, что в одном лесу с ним находятся оборотни, но никогда не сталкивался с ними.

Постепенно и Веглао перестала постоянно бояться того, что оборотни найдут её. Ни люди, ни животные не заходили в эту часть леса, и вероятность встречи с Кривым Когтем мало-помалу стала казаться Веглао призрачной, расплывчатой.

В первые дни совместной жизни они оба постоянно задавались одним и тем же вопросом: что будет в полнолуние? Вдруг, превратившись, они нападут друг на друга, и для кого-то (или для обоих) эта ночь станет последней? Но полнолуние прошло довольно неплохо, если, конечно, можно охарактеризовать этим словом несколько часов ярости и боли. Наутро ребята проснулись со смутными воспоминаниями о небольшой драке, и обнаружили у себя несколько неглубоких, впоследствии быстро заживших ран, которые вполне могли нанести себе сами. Их волки, до этого относившиеся друг к другу враждебно, теперь вроде ненадолго примирились.

Осень в этом году вершила свои дела как-то беспорядочно. Деревья долго стояли зелёными, и многие из них даже не начали ещё желтеть, когда в начале ноября вдруг выпал первый снег. Странно было смотреть на снежные шапочки, покрывшие ещё зелёные кроны деревьев. Первый снег стал для Октая и Веглао очень неприятным событием. Будь они обычными ребятами, он бы их очень обрадовал, но теперь он как будто приблизил голодное и холодное время, которое и так находилось не за горами. А ведь им уже сейчас было не так-то просто добывать пищу – осень оказалась небогатой на грибы и ягоды, а охотиться было непросто: лесные звери безумно боялись оборотней и убегали, едва почувствовав их присутствие. К счастью, в нескольких милях ниже по течению безымянной речушки, на берегу которой находилась их пещера, находилось болото, где было очень много клюквы – хоть что-то получше чёрствого сухого хлеба. У Октая была рогатка, которую мальчик сделал сам ещё в сентябре – до этого у него была ещё одна, но та сломалась. Октай учил Веглао стрелять, получалось у неё плохо, главным образом потому, что сама рогатка была практически игрушечной, и даже Октай не всегда попадал из неё в цель. Однако временами им удавалось удачно поохотиться и добыть куропатку, которых на болоте водилось великое множество, а как-то раз их добычей стал заяц. Когда им везло, они могли наесться досыта, обычно же они после обеда оставались с наполовину (в лучшие дни – на треть) пустым желудком.

Октай, конечно, уже привык к жизни в лесу, и охотиться он умел лучше, чем Веглао – если учесть, что та этого делать вообще не умела. Но и он ждал зимы со страхом, хорошо помня, как туго ему приходилось в прошлом феврале. Об этом времени он никогда не говорил. Разговоры о прошлом у них были не в ходу. Воспоминания Веглао были ещё слишком свежи и слишком мучительны. Судя по всему, и Октая они тоже терзали, даже спустя столько времени. Часто Веглао замечала, что он смотрит куда-то в сторону с отсутствующим видом, а его лицо нервно дёргается.

Однажды после ужина, состоявшего из нескольких сушёных грибов и горсти брусники, Октай вытащил из-за пазухи небольшую фотографию.

– Смотри, это мои родители, – сказал он, подзывая рукой Веглао. Та присела рядом, и Октай повернул фотографию так, чтобы ей было лучше видно.

На фотографии были изображены двое молодых людей – мужчина лет двадцати четырёх и женщина, на вид чуть-чуть помладше. Октай был очень похож на отца – те же твёрдые, красивые черты лица, большие серьёзные глаза, волевой подбородок и широкие скулы. Его мать была красивой, хорошо сложенной женщиной с такими же, как у сына, густыми волосами и тёмными бровями. По углам фотография чуть-чуть обтрепалась, а в самом её низу, совсем рядом со сложенными на коленях руками мамы Октая, Веглао заметила тёмное пятнышко цвета засохшей крови. Октай перехватил её взгляд и прикрыл пятно большим пальцем.

– Мой папа был шахтёром, – заговорил он, глядя на мужчину, который обнимал жену за плечи ласковым, защищающим жестом. – Когда он уходил с утра на работу, то всегда целовал маму, а меня брал на руки и подбрасывал – прощался, значит. На случай, если не вернётся. Он погиб, когда мне было четыре года. А моя мама умерла совсем недавно.

Он замолчал, и Веглао поняла: он не хочет больше говорить, потому что боится, что голос выдаст его волнение.

– Давай я своих тоже покажу, – сказала она, и, просунув руку в воротник свитера, вытащила из-под рубашки пожелтевший конверт. Там было только две фотографии. Одну из них, изображавшую её семью ещё целой, дружной и счастливой, Веглао вытащила и они с Октаем вместе склонились над ней.

– Ого, у тебя семья была побольше, – проговорил он.

– Вот в центре – мой папа, – заговорила Веглао, положив палец на изображение крупного мужчины, державшего на руках девочку лет семи. – Он держит мою сестру Лую, она была самая младшая… На фотографии не видно, но вообще-то он был рыжий, просто как лис. У Луи были такие же волосы, и у двух моих братьев тоже, вот они – Барлиан и Нерс, – она провела пальцем по двум очень похожим друг на друга мальчикам-подросткам, стоявшим слева от отца, обнимающим друг друга и весело улыбающимся прямо в камеру, ещё не знающим, что меньше чем через три месяца будут лежать в могиле. – Вот моя мама, все говорили, что я похожа на неё. Я стою рядом с ней, – Октай перевёл взгляд на хрупкую женщину с гладко убранными тёмными волосами, которая держала тонкую руку на плече у длинноволосой девочки. – А это… мой самый старший брат Ригтирн.

Ригтирн стоял справа от матери, обнимая её за плечи. Здесь ему было только восемнадцать лет. Он был очень молодым и очень красивым. Веглао хотелось говорить о нём дальше, но слова не выходили из её губ. Ну не могла она говорить о Ригтирне. Не могла, и всё тут…

Октай взял фотографию из её рук, внимательно посмотрел сначала на снимок, потом на девочку.

– А ты похожа на своего брата, – сказал он, возвращая Веглао фотографию. Потом, помявшись, спросил смущённым, даже стыдливым голосом:

– Это… это его убил Кривой Коготь?

Веглао смогла лишь кивнуть. Губы её задрожали, и она прижала к ним кончики пальцев. Октай вдруг осторожно взял её за плечо.

– Скучаешь по нему? – всё так же стыдливо спросил он. Веглао кивнула, зажмурив глаза, и из-под её ресниц одна за другой выкатились две горячие слезы.

Она ещё немного посидела так, плача без всхлипов и дрожи, только дыхание её стало чуть более хриплым и напряжённым. Октай всё это время сидел рядом, держа меленькую твёрдую ладонь на её плече. Потом протянул другую руку к её щеке, будто собираясь утереть слёзы, но затем передумал и неловко похлопал её по руке.

– Веглао, ты не плачь, – сказал он негромким, заговорщическим тоном. – Мы с тобой им отомстим.

– Угу, – высоким от слёз голосом промычала Веглао и тут же согнулась пополам в прорвавшихся-таки рыданиях. Она обхватила колени руками и уткнулась в ним лицом, заплакав уже по-настоящему. Октай некоторое время сидел рядом с ней, потом осторожно погладил её по голове. Он отдёрнул руку почти сразу, как будто боясь, что она его отругает. Но Веглао от его ласки стало чуть легче. Скоро она уже смогла сдержать слёзы.

Разговаривать им уже не хотелось, и Октай отправился в постель, а Веглао осталась дежурить у костра. Когда мальчик уже заснул, Веглао тихонько, стараясь не издать ни малейшего шума или шороха, вытащила конверт с фотографиями. Она старательно отвела взгляд от снимка своей семьи, боясь, что снова расплачется, и вытащила вторую.

Убрав конверт за пазуху, Веглао несколько минут посидела, держа обеими руками фотографию, с которой на неё смотрел Тальнар. Она отстранённо, почти с раздражением вспомнила о том, как была в него влюблена. Да и не только она – все девчонки в группе одно время были в него влюблены. Одна из них и сделала эту фотографию, и Веглао перекупила её через третьи руки. Эти воспоминания могли бы даже насмешить её, если бы не были связаны, пусть и косвенно, с гибелью Ригтирна. Она ещё раз посмотрела на фотографию, думая о том, где же сейчас Тальнар, а потом бросила её в огонь.

Фотография упала изображением вниз, и Веглао это порадовало. Всё-таки ей было бы неприятно видеть, как лицо Тальнара плавится и обугливается. Она посидела, обхватив колени, глядя на то, как по желтоватой фотобумаге расползаются коричневые пятна и как снимок постепенно превращается в чёрные лохмотья, а потом отвернулась к выходу, и просидела так до тех пор, пока ей не захотелось спать.