Текст книги "Смерть волкам (СИ)"

Автор книги: Анна Чеблакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Глава четвёртая
В ликантрозории

1

В середине марта, спустя неделю после своего четырнадцатого дня рождения, Веглао возвращалась в старый дом, где они с Октаем жили вот уже два месяца. Это был большой особняк, стоящий вдалеке от дороги. К нему вела длинная и широкая аллея, с обеих сторон обсаженная липами, по которой в давние времена могла, наверное, проехать карета.

Ребята пришли сюда в январе. Мысль о том, чтобы уйти из пещеры и поискать какое-нибудь новое жилище, пришла к ним вскоре после нападения на девочку. Но осуществить её они смогли не сразу – если Октай от всех переживаний неожиданно выздоровел, то Веглао, едва оказавшись на месте, сразу же свалилась с жестокой простудой. Теперь уже Октай поил её чаем и кутал в одеяла, но Веглао и словом не заикнулась о том, что ему надо бросить её и уйти. Как только она выздоровела, они отправились в путь. Шли преимущественно на север, нигде не задерживаясь больше чем на два дня и стараясь держаться подальше от городков и деревень. Сами того не зная, они спаслись таким образом и от Кривого Когтя, как раз в это время в спешном порядке уводившего свой клан на юг, и от рыскавших повсюду охотников – за оборотней, живых, мёртвых ли, давалось неплохое вознаграждение.

Это путешествие на всю жизнь осталось очень тяжёлым воспоминанием и для Веглао, и для Октая. Стояли холода, но снег не падал, зато дул пронизывающий ветер, от которого не спасали голые деревья, под которыми они укладывались спать. Ребята выкапывали из-под снега негнущимися пальцами последние остатки ягод и грибов, грызли какие-то корешки – голодали страшно. Изредка им удавалось поймать рыбу в ручье, и как велико всегда было отчаяние, когда рыбке удавалось-таки в последний момент выскользнуть из онемевших пальцев! Порой, когда становилось уж совсем невмоготу, они пробирались по ночам в деревню, чтобы украсть что-нибудь съестное, но потом бросили это занятие: почуяв оборотней, собаки мгновенно заливались испуганным лаем, и пару раз ребят чуть не поймали.

Во время декабрьского полнолуния их волки загнали и убили здоровенного дикого кабана. Наутро ребята по следам крови отыскали тушу и ещё несколько дней не двигались с места, пока от кабана не остались только дочиста обглоданные кости, копыта и шкура. Клыки они забрали с собой, с помощью шила просверлили в них отверстия и сделали себе кулоны – на память.

Воспоминания сохранились в основном отрывками – вот они набрели на недавно покинутый лагерь углежогов и спят в ещё тёплой яме для угля… вот Веглао быстро ловит выныривающего из воды оляпку и одним движением пальцев сворачивает ему шею… вот они греются у костерка, тихо переговариваясь… вот Октай резко отпускает тетиву рогатки в тот самый миг, когда брошенный Веглао камень заставляет вырваться из-под снега парочку особенно глупых глухарей…

Как болят замёрзшие пальцы, когда отогреваешь их у костра, как безжалостно терзает мороз кожу на лице! Как мучительно ступать замёрзшими ногами, которые при каждом шаге пронзает боль, отчаянно мечтаешь растереть их руками, но понимаешь, что от этого будет только хуже, и идёшь, идёшь, стиснув зубы, вперёд и вперёд…

В этот дом они, как уже было сказано, пришли в январе. Веглао навсегда запомнила потрясение, которое она пережила в тот день. Тогда она и Октай, держа ушки на макушке, осматривали свой новый приют. Было видно, что хозяева покидали дом в спешке: тут и там стояла оставленная мебель, на окнах висели полуистлевшие портьеры, а в одной из комнат, в изящном когда-то бюро, Октай обнаружил связку писем, прочитать которые не представлялось возможным: все строчки были чем-то размыты. Это позволило им с лёгким сердцем отправить бумагу на растопку.

Войдя в одну комнату, Веглао начала оглядываться по сторонам и секунду спустя столкнулась взглядом с какой-то женщиной.

Крик замер у неё в горле. Женщина, стоявшая у стены в глубине комнаты, тоже явно испугалась – да не то слово, у неё глаза расширились на пол-лица. Женщина была невысокая, растрёпанная, полуседая, в каких-то лохмотьях, и что самое странное – вся её фигура была какой-то расплывчатой, что делало её похожей на привидение.

Еле решившись на это, Веглао шагнула навстречу женщине. Та качнулась в ответ, и девочку пронзила страшная, невероятная догадка. В комнате никого не было – она смотрела в стоявшее у стены большое пыльное зеркало.

Последний раз Веглао видела своё отражение в настоящем зеркале, а не в поверхности воды или оконном стекле, ещё осенью, незадолго до того, как ушла из дому. Но сейчас ей показалось, что с тех пор прошло не несколько месяцев, а несколько лет. Она исхудала, кожа на лице и руках от холода стала красной и шелушилась – это не мог скрыть даже слой тусклой грязи (мыться ледяной водой – не самое приятное занятие). Под глазами появились коричневые тени, губы потрескались от холода и слегка кровоточили. Тёмно-русые волосы с единственной седой прядкой у виска, появившейся после этой ночи, приобрели цвет соли с перцем – седины в них стало больше. Веглао взглянула старой девочке в глаза и отвернулась: в этом взгляде появилось какое-то звериное, дикое выражение.

Веглао почувствовала, что она хочет разбить это зеркало. Она даже огляделась в поисках чего-нибудь, что можно было для этого использовать – топора или ножки сломанного стула. Но она почти сразу раздумала это делать: грохот бьющегося стекла услышал бы Октай, а осколки стекла могли её поранить. Тогда она сорвала с окна пыльную портьеру и накинула её на зеркало, потом пододвинула к нему маленький диванчик с витыми ножками.

Октаю она ничего не сказала. Может, в доме были и другие зеркала, но Веглао ни одного не нашла – наверное, просто потому что не собиралась их искать. Однако она не забыла того, что видела, и внутренне ещё сильнее возненавидела тех, кто толкнул её на такую жизнь.

Внутри было ненамного теплее, чем снаружи, но хотя бы ветра не было. Войдя в прихожую и отряхнув снег с разбитых ботинок, Веглао двинулась к лестнице, крикнув:

– Ты здесь? У меня новости.

Из дверного проёма в коридоре, куда она поднялась, высунулась встрёпанная голова Октая. Увидев её, он широко улыбнулся.

– Привет! Что за новости – хорошие или плохие?

– Плохие, – отозвалась Веглао, входя в комнату и с отвращением кидая на стул сложенный вчетверо листок бумаги. Октай недоумённо посмотрел на неё.

– Объявление, – пояснила Веглао, принимаясь за обед – несолёную липкую кашицу из крупы, пачку которой, выпавшую, очевидно, из чьего-то пакета, несколько дней назад нашёл в городе Октай. – Сорвала со стены. Ты почитай, почитай.

Октай, хмурясь, развернул объявление. Вот что там было написано:

Внимание!

В связи с участившимися случаями нападения оборотней и ростом их численности все оборотни должны быть отправлены в ликантрозории.

Невыполнение данного предписания приравнивается к уголовному преступлению.

Никаких послаблений по возрасту, полу, состоянию здоровья сделано не будет.

Все оборотни, не зарегистрированные ни в одном ликантрозории к 1 мая нынешнего года, будут наказаны в соответствии с законом.

– Всех в ликантрозории? Что за чёрт? – возмущённо спросил Октай, комкая объявление.

– Вот именно: всех, – уныло отозвалась Веглао, подходя к окну. На улице была ясная, прохладная погода. Сугробы сияли так, словно были усыпаны алмазной крошкой. Казалось, земля уже проснулась, но ещё не хочет вставать, и теперь нежится под тёплым снежным одеялом. На душе у Веглао было тошно. Снова судьба бросала навстречу ей и Октаю испытание, и неизвестно ещё, как они его пройдут.

– И что теперь? – негромко спросил Октай, подходя к ней сзади. – Опять пойдём куда-нибудь?

В его голосе слышалась горечь. Ясно же: ему не хочется уходить. Веглао и сама не хотела. Они так привязались к своему новому дому, так устали от тяжкой бродячей жизни, так не хотели снова отправляться в долгий путь по землям своей неласковой родины!

– Что-нибудь придумаем, – сказала она наконец. Октай ничего не ответил.

Остаток дня они провели невесело. Обоих преследовала тревога. И вправду, не слишком ли они здесь задержались? Уже прошло два полнолуния с тех пор, как они пришли в этот дом. Ребята проводили их в подвале старого дома, заваливая единственный выход мебелью, и их волкам ни разу не удавалось вырваться наружу. Но жители могли услышать в лесу вой, не похожий на волчий… Посоветовавшись, они решили начать собираться в дорогу сразу же после полнолуния, которое должно было случиться через пять дней.

Даже ужин из печёной картошки, которую Веглао с не слишком большим риском добыла на овощном складе вблизи города, не поднял настроения. Ложась спать, ребята не стали разводить огонь, как делали обычно – пламя могло их выдать – и утром, проснувшись, обнаружили иней на портьерах и одеялах, которыми укрывались.

Вскоре после того, как Веглао нашла пугающее объявление, неожиданно ударило тепло, и снег начал таять и оседать прямо на глазах. Кое-где обнажилась земля, на которой сквозь влажные и липкие прошлогодние листья пробивалась молодая травка. В деревнях за лесом было ещё теплее, и за день до того, как они должны были уходить, Октай пробрался к одной из них и обнаружил прогуливавшихся за околицей домашних гусей. Их было семь или восемь, они деловито гоготали и щипали свежую траву.

Почуяв оборотня, они с криками бросились прочь, но одну гусыню ему всё-таки удалось поймать. Она исклевала ему руки до крови, но Октай её одолел и придушил.

В самых светлых чувствах он шёл по лесу, таща за собой тяжёлую добычу – гусыня была здорово откормленной. Угрызения совести за то, что он украл, были совсем слабыми – вон сколько у хозяев ещё гусей, а они с Веглао вот уже неделю сидят на чёрством хлебе, иногда приправляя его древесной корой. Он уже предвкушал, как Веглао обрадуется, как они вместе будут свежевать птицу, как вкусно будет пахнуть гусятина, когда её начнут поджаривать на костре. Соли у них, правда, нет, но можно быстренько пробежаться до егерского хозяйства: рядом с ним на спилах деревьев часто оставляют соль для лосей. Но сначала он всё же решил зайти домой: уж очень тяжёлым оказался будущий обед.

Через благоухающий первым дыханием весны лес он добрался до заброшенной просёлочной дороги, ведущей к их с Веглао дому, и зашагал рядом с ней. Но уже спустя несколько секунд он резко остановился.

Ещё пару часов назад на дороге не было ничьих следов. А теперь по размякшему снегу протянулись две широкие колеи. Такие мог оставить грузовой автомобиль.

Вскинув голову, Октай тщательно принюхался, и за запахом снега и мокрой земли уловил еле-еле ощутимый запах бензина. Он доносился оттуда, куда он шёл.

Со всех ног Октай помчался домой. Гусыня волоклась за ним по снегу, загребая его оцепенелыми крыльями. В конце концов Октай её бросил, наскоро забросал снегом, и побежал дальше.

Спустя пару минут он услышал фырканье мотора. Дом был уже совсем рядом, буквально в двух шагах. Задыхаясь, Октай помчался к нему короткой дорогой – через молодую поросль тонких сосёнок со страшно колючими ветками. Наконец он выскочил на полянку, которая была позади дома, и замер, тяжело дыша.

Автомобиль съехал с дороги и теперь стоял неподалёку от полуразвалившегося крыльца. Это была небольшая машина с затянутым брезентом большим кузовом. Мотор не был заглушен и громко тарахтел. В кабине никого не было, но от автомобиля ощутимо пахло оборотнем – наверное, он (или они) находились в кузове. Всё это Октай успел рассмотреть за секунду, а потом из дома раздался выстрел и крик.

Мальчик замер в ужасе, и тут на балкончик во втором этаже стремглав выскочила Веглао. Она налетела на балюстраду и, не заметив Октая, резко обернулась.

За ней на балкон выскочил человек с пистолетом в руке. Веглао вскрикнула и подняла руки, защищаясь. Человек (лицо его было перекошено от злости) размахнулся и сильно ударил девочку по голове пистолетом. Веглао упала на пол.

Белое облако ярости заволокло Октаю глаза. Хрипло завопив от гнева, он бросился к дому, на бегу выхватывая нож.

Из дома наперерез ему выскочил другой человек – пониже и покрупнее того, кто ударил Веглао.

– Тут ещё один!.. – крикнул он и направил на Октая пистолет: – Брось оружие!

Рыча по-звериному, Октай размахнулся и метнул в него нож. Человек вовремя увернулся, а то нож вонзился бы ему в плечо. Оставшись без оружия, Октай на секунду застыл в замешательстве, и тут из дома появился другой. Веглао он тащил за волосы, намотав их на руку. Девочка была без сознания, глаза у неё были закрыты, к кровоточащей ране на лбу прилипла седая прядь. Октай с кулаками бросился на её обидчика, но второй обхватил его обеими руками.

– В машину её! – мотнул он головой. Октай вырывался и пинал похитителя, но тот держал его крепко. Скрутив мальчику руки за спину, он зажал оба тонких запястья в одной руке, другой сгрёб Октая за шиворот, и поволок пленника в автомобиль. Другой добежал до автомобиля, бросил Веглао на снег и, распахнув дверь, направил внутрь кузова пистолет:

– Тихо, щенки! Сидеть смирно!

Октай уловил в глубине кузова какое-то шевеление. Потом внутрь забросили сначала Веглао, потом его. Дверь за ними тут же захлопнули, загремел засов.

– Сволочи… – простонал Октай. Держась за голову, он попытался приподняться, но тут машина тронулась с места, и мальчик вновь упал, больно ударившись подбородком о пол. Тут до него из темноты донеслись тихие голоса:

– Девчонка живая хоть? – проговорил мальчишеский голос.

– Пульс есть, – ответил ему другой голос, судя по всему, принадлежащий мальчику постарше. – Помоги мне затащить её на лавку, Долвер…

Машину снова тряхнуло на кочке. Октаю всё-таки удалось сесть. В подбородке пульсировала боль, слабая, но едкая, и на воротник его рубашки, хоть он этого и не видел, капала кровь.

– Привет, – раздался тот же голос, что просил о помощи Долвера, и тут же откуда-то справа в кузов ударил свет. Октай даже заморгал от неожиданности, но тут же понял: кто-то убрал заслон от дыры в брезенте.

Он увидел, что от входа до кабины вдоль стен кузова тянутся короткие деревянные скамейки. На одной из них лежала Веглао, по-прежнему бесчувственная. На другой скамье сидел высокий мальчик-подросток. А совсем рядом с Октаем на одно колено опустился юноша лет семнадцати. Взглянув на него, Октай вздрогнул: на правой стороне красивого лица парня были три вертикальных шрама, ярко-красных и жутких, а глаз – или пустая глазница – завязан тряпкой.

– Я Шелн, – сказал он. – Как тебя зовут?

– Октай, – отозвался мальчик.

– У тебя подбородок разбит, – мрачно сказал Шелн. – Утри кровь.

Октай вытер подбородок рукавом, потом сел на скамью в ногах Веглао. Шелн сел напротив.

– Я Долвер, – представился Октаю черноволосый, длинный парень. Судя по всему, он был ровесник Шелна.

– Давно вы здесь?

– Уже трое суток, – мрачно сказал Долвер. – Мы из одной деревни. Нас забрали сегодня ночью. Я пытался убежать, но меня поймали.

– Я слышал их разговоры, – вставил Шелн, кивая в сторону кабины. – Они везут нас в ликантрозорий Љ 14. Это детский ликантрозорий, там нет никого старше семнадцати лет.

Юноша нагнулся чуть ниже к Октаю и тихо сказал ему:

– Запомни: эти двое жутко злы. Сиди тихо. И сестре своей скажи, чтоб не рыпалась, – мальчик кивнул на Веглао.

– Ладно тебе, Шелн, не пугай пацана, – тихо сказал Долвер. – Может, в этом ликантрозории будет ничего, получше, чем дома. Помнишь, каково нам было там?

– Оттуда никто не возвращается, – резко сказал Шелн.

– А какая разница? – пожал плечами Долвер. – Какая разница, где умирать?

Октай был не согласен, но не успел ему об этом сказать – Веглао застонала, приходя в себя, и он поспешил помочь ей усесться.

– Как твоя голова? – спросил он у неё. – Очень болит?

– Кружится, – тихо ответила Веглао, морщась от боли и ощупывая пальцами рану на виске. Её руки немного дрожали, но глаза понемногу снова становились ясными. Октай, как мог, объяснил ей, что происходит. Веглао эта информация не обрадовала. Тяжело вздохнув, она сгорбилась и закрыла лицо руками.

– Как они смогли нас найти? – проговорила она.

– Они возят с собой птиц или мышей в клетках, – пояснил Шелн. – Когда приближаются к оборотню, зверьки дохнут от ужаса.

– Не дрейфь, – хмыкнул Долвер. – Может, хоть отъешься в ликантрозории, а то вон какие вы оба тощие. Можно подумать, вас на казнь везут!

Но Октай видел, что Долвер не очень-то похож на храбреца – лицо его было бледным, глаза красные от недосыпа, а губы, когда он говорил, дрожали и шлёпали друг о друга. Шелн тоже был очень бледным и испуганным, но если Долвер храбрился и ехидничал, то он молчал и говорил только по необходимости.

Они всё ехали и ехали куда-то. Иногда кто-нибудь из ребят выглядывал наружу из дырочки в брезенте, но не видел ровным счётом ничего, кроме быстро проносящихся мимо заснеженных деревьев.

– Может, скажете, как вас укусили? – спросил наконец Долвер.

– Отстань от них, – попросил его Шелн.

– А что? Итак сидим все молча, надулись, как совы. Хоть поговорим. Вот нас с Шелном, например, укусили этим летом, когда мы ходили в ночное.

– Куда? – не понял выросший в городе Октай.

– Ну, коней пасти ночью.

– Зачем их пасти ночью? – пожал плечами Октай. Долвер посмотрел на него, как на дурачка. Чтобы отвлечь его, Веглао быстро сказала:

– А меня укусили осенью, когда я уходила с танцев. Это было поздно вечером.

– Вот и ходи на танцы, – осклабился Долвер, и Веглао ухмыльнулась ему в ответ. Октай кинул быстрый взгляд на неё, потом на Долвера и, откинувшись на стену, молча уставился в пол.

– Ну, теперь ты, – сказал Долвер, обращаясь к нему. – Чего замолчал? Мы все рассказали, а ты не хочешь? Так не по-честному, брат.

– Не хочет, и пусть, – резко ответила девочка. Долвер вытаращил на неё глаза и в притворном ужасе замахал руками:

– Ой-ой-ой, смотрите, какая она храбрая! Чего ж ты так просто далась этим козлам в форме, храбрая ты наша?

– Не лезь к ребятам, Долвер, – резко одёрнул его Шелн. – Серьёзности в тебе ни на грош. Отвали от них.

– Да нет, – подал голос Октай. – Я расскажу, если он так хочет.

Все замолчали. Октай немного посидел, хмуро глядя в пол, а потом отрывисто заговорил:

– Ребята из двора предложили пойти ночью в заброшенный дом. Решили, что лучше всего в полнолуние, вроде так страшнее, – он усмехнулся злой и горькой усмешкой, страшно выглядевшей на лице мальчика-подростка. – Ну и я с ними. Идиот безмозглый, придурок, дурила!

Он перевёл дыхание. Лицо его дёргалось от ненависти. Потом он снова заговорил:

– Мы пришли. Родителям лапшу на уши повесили, вроде как в гости к одному из нас идём. Тот дом был на окраине города. Луна светила так, что читать можно было. Это было зимой. Мы разожгли костёр, начали рассказывать страшные истории… а потом начали спорить на «слабо». Вот и мне сказали, чтоб я пробежал до кладбища, за которым начинался лес, и обратно. Ну, я и побежал. Потому что мне было «не слабо». И вот я добегаю до ворот… а там стоит он. Не знаю, волк это был или волчица. Я сначала подумал: собака – только эта собака была слишком уж огромной, и глаза у неё сверкали. Он бросился на меня… я от страха будто окаменел. Потом я помню, я лежал на снегу, а он… он стоял надо мной и смотрел на меня. Мне ещё не было больно. Те придурки… звали меня, кричали, что я струсил, что я наложил в штаны. А потом он… укусил. Укусил прямо сюда, – он хлопнул себя по запястью. – Сюда, потому что я не струсил. Я разозлился, и я начал бить его кулаками, и он укусил меня в руку. Он чуть не оторвал мне руку напрочь. Тогда я начал кричать, вопить во весь голос. Он бы меня убил, но тут… тут в лесу кто-то завыл, и он поднял голову. – Октай схватился за своё лицо, как будто кровь, падавшая из пасти монстра, снова обожгла его лоб и щёки. – И тогда он отпустил меня. Убежал. И прямо с земли перепрыгнул через ворота. Я его не видел больше…

Он снова замолчал на миг, потом поднял голову и, глядя на Долвера, продолжил:

– Тем… которые были там… я сказал, что меня укусила собака. И маме я сказал так же. Я думал, это пройдёт, я думал, что всё заживёт и всё будет как раньше. А когда я чувствовал эту гадость у себя в сердце, – его рука инстинктивно поднялась к груди и сжала рубашку в кулак, – я говорил себе, что это просто глюк. И когда настало полнолуние, я не предупредил мою маму… и превратился прямо у себя в комнате. Она услышала, как я превращаюсь, и вошла.

Он замолчал. Никто ни о чём не спрашивал. Все и так знали, что случилось потом. Октай посмотрел куда-то в сторону и тихо проговорил:

– Это был новый дом. Нас переселили туда совсем недавно. Мы были одни во всём блоке. Если кто-то и слышал… он, наверное, решил, что ему кажется…

Он снова посмотрел на Долвера, который стал ещё бледнее, чем раньше, и криво улыбнулся:

– Классная история, правда?