Текст книги "Немезида (ЛП)"

Автор книги: Анна Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Анна Бэнкс
Немезида

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

 Оригинальное название: Nemesis

Автор: Анна Бэнкс / Anna Banks

Серия: Немезида / Nemesis #1

Перевод: mariya0812, alina_ivanova, Lunacy, Jasmine

Редактор: Юля Лагутина, lena68169

1. СЕПОРА

Не будь я такой трусихой, я бы сбросилась со спины Нуны прямо вниз, на скалы. С такой высоты смерть была бы быстрой и безболезненной. А еще это предотвратило бы войну.

Но мне не хватает на это духа, поэтому я заставляю своего Змея, Нуну, лететь все выше и выше, над утренним туманом и вершинами гор, которые неясно вырисовываются при восходе солнца, отбрасывая тени в виде темных туч на Низину под нами. Ах, Низина, этот запретный клочок земли, прямо под нашими горами – горами, принадлежащими отдельным семьям или кланам семей. Веревочные лестницы раскачиваются на ветру, спускаясь вниз и исчезая в высокой траве.

Если бы в тот момент я не сбегала из родного королевства, Серубеля, красота момента заворожила бы меня. С высоты неба я смотрю вниз, на ту монотонную жизнь, которой жила: как бегу по лугам, как с такой надёжной спины Нуны, бросаю камни в реку Нефари и как пересекаю шаткие верёвочным мосты, что соединяют все наши горы.

Да, в любой другой день это было бы прекрасной прогулкой, отдыхом от создания спектория. В любой другой день я бы насладилась свободой полёта, временем, проводимым с Нуной, бесконечными возможностями этого утра.

Но сегодня многое произойдёт в последний раз, и я уже начинаю скорбеть об этой утрате.

Мои мысли снова возвращаются к земле под нами, ниже утреннего тумана и водопадов, впадающими в реку Нефари, где должно лежать мое окровавленное безжизненное и разбитое тело. И от этого я лишь крепче цепляюсь в Нуну.

Святые Серубеля, я такая трусиха.

Мама хочет, чтобы я поверила в обратное – нужно быть гораздо храбрее, чтобы скрываться среди низших в беднейшем уголке вражеского королевства Теории. Жить там невероятно сложно, а характер у местных ещё сложнее. Бывшие обитатели Серубеля, что теперь живут в тех краях, больше не рабы, но суровая нищета держит их во власти Теории. Если бы они могли, они вернулись бы домой и вновь стали жителями Серубеля.

Но у меня нет такой свободы. Я не могу вернуться, пока мой отец хочет завоевать соседние королевства. Пока у меня есть то, что может помочь ему в этом.

Нуна извивается подо мной, когда слёзы текут у меня по щекам. Она знает, что творится у меня в душе, как и я всегда понимаю, что чувствует она. Нуна очень красива, даже несмотря на то, что она – Защитник. Большинство Змеев-Защитников уродливы, и виной тому не только рваные шрамы, оставшиеся в результате тренировок, но и потому, что они цветом, как зеленоватая слизь, текущая из носа во время простуды. Их колючие хвосты и толстые брюха напоминают скорее наросты, в отличие от чешуек, сверкающих, словно жемчужины у тех Змеев, что используют для других целей. Морды же у Защитников от природы свирепые: изогнутые брови и пасть, искривлённая в почти человеческом оскале.

Но для меня Нуна никогда не будет уродливой. Может дело в том, что она уже десять лет моя верховая Змея, и что её шея, прямо возле головы, прогнулась от тяжести моего тела, превратившись в подобие седла. Дедушка всегда говорил, что со временем многое растёт: деревья, дети, привязанность.

Возможно, после всего времени, проведённого с Нуной, я так к ней привязалась, что внешние изъяны стали уже не важны. Но это не всегда было так. Когда я едва доставала отцу до пояса, он заявил, что с этого момента вся королевская семья будет летать на Защитниках для большей безопасности. Я хорошо помню тот день, пусть я была мала и не понимала толком, что происходит. Я знала только, что люди Серубеля возмутились, и виной тому был мой отец.

Приказ отца стал для всех неожиданностью: если король нуждался в охране Защитника, значит, это неспроста, особенно сразу после того, как было заключено хрупкое торговое соглашение между Серубелем и Теорией. Хотя оно было только на бумаге, но, по крайней мере, обещало перемирие. И с чего это вдруг Его Величеству понадобился Змей-Защитник? Это вызвало в народе тревогу, если не сказать большего.

Но никто во всём королевстве не был так шокирован, как я, шестилетняя тихоня-принцесса, которая боялась Змеев в целом и которую особенно мучал болезненный страх перед Защитниками. Политика была делом взрослых, но езда на Змее-Защитнике была довольно серьёзной проблемой для ребёнка.

Однако, несмотря ни на что, Нуна с самого начала показалась мне особенной. Зелёные переливы на её чешуе были ярче, чем у других Защитников и похожи на листья папоротника в утреннем тумане. И хотя у неё тоже есть те шрамы, что остаются после тренировок для защиты королевских наездников, я следила за тем, чтобы за ними ухаживали и лечили как следует, поэтому шрамы Нуны не так заметны, как у других её сородичей.

А когда она видит меня – клянусь снежными вершинами Серубеля – она улыбается.

Я рассеяно глажу Нуну по голове, когда, наконец, обнаруживаю на горизонте границу королевских земель, там, где заканчиваются холмистые, поросшие травой поля Серубеля и начинается пустыня Теории.

Хотя это не совсем так. На самом деле, королевства не граничат друг с другом напрямую. Между ними лежит необитаемая Долина – огромный, унылый пылесборник, полный зарослей и терний. В ней нет ничего ценного, к тому же, она так непривлекательна на вид, что ни одно королевство не претендует на эти земли.

Никто не знает, как появилась Долина и отчего лишена жизни, почему сочные зеленые травы Серубеля сначала уступают место песку, а затем усохшим растениям и колючим кустарникам. Даже самый умный из всех учёных Теории так и не смог решить эту загадку.

И так пошли слухи о том, что долина проклята. Глядя на неё сверху, с надёжной спины Нуны, я сама могла бы поверить в проклятье. Однако проклята она или нет, мне придётся пересечь долину и добраться до пустыни Теории, которая, если спросите меня, сама могла бы быть проклятой.

Даже не знаю, кто выбрал бы для своего обитания такое иссушенное, богом забытое место.

Хотя, пожалуй, это уместно, что я убегаю в пустынное, полное страданий королевство. Где я, если выживу, буду жить среди самого низшего класса Теории. Где я каждый день должна буду надрывать себе спину за еду и кров, оказавшись в рабах у собственного голода и жажды. Да, это уместно, и я сама этого хочу.

Лучше жить так, чем бесконечно прозябать в холодной тюремной камере, которую зарезервировал для меня отец. Я предпочту такую жизнь, чем находится в постоянном страхе из-за того, что отец вскоре устанет от моего сопротивления, сменит тюремную камеру на пытку, и начнёт принуждать к созданию драгоценного спектория. Лучше скрыться в безнадёжной нищете – будь то кварталы низших или Долина – чем стать причиной тысячи смертей во всех пяти королевствах.

Да простят меня святые, но я лучше спрячусь, чем сведу счеты с жизнью.

Нуна тоже замечает границу – всех Змеев учат не лететь дальше, как только они её видят – и она начинает замедлять темп. Ветер задувает в три пары её крыльев, вместо того чтобы производить его самим. Я начинаю ворковать Нуне в маленькое ухо, и прошу её приземлиться, прежде чем песчаный участок сменит траву. Первый разросшийся колючий куст стоит перед нами на страже всей долины.

Дальше Нуна не сможет меня сопровождать. Если отец начнёт мои поиски, то Нуну легко обнаружить, с ней нужно будет путешествовать по воздуху, вместо того чтобы идти пешком. Она слишком большая, чтобы пробираться по земле, поросшей кустами чертополоха. А вот в одиночку, думаю, я смогла бы в них скрыться, разумеется, если буду осторожной. Ни с неба, ни с земли меня никто не увидит.

И хотя это самый худший способ пересечь Долину, но зато самый лучший, чтобы ускользнуть незамеченной. Поэтому на границе, где начинаются кусты, я слезаю со спины Нуны.

Если верить карте, то Теория по размеру затмевает другие королевства, хотя большая ее часть – это пустыня, а люди в основном скапливаются в столице Аньяр, там, где река Нефари расширяется и проходит прямо через город. Я пойду к столице по реке. Я послушаю мать и погружусь в новую жизнь, ведь она хочет для меня лучшего. Но она также хочет лучшего и для Серубеля.

А для Серубеля лучше всего будет, если я никогда не вернусь.

Я встаю перед Нуной и чещу ей нос, и её хвост начинает вилять от удовольствия. У Змеев нет ни лап, ни копыт, ни когтей, никаких конечностей, только крылья. Они ничем не могут себя почесать или поухаживать за собой, поэтому благодарны, если кто-то хорошенько их поскребёт. Им нравится, когда их гладят, купают, или даже просто касаются. Змей может и выглядит страшным и грубым, особенно Защитник, но с всадником, с которым Змей связан, он нежен, как бабочка на ветру.

И я буду скучать по моей Нуне.

Я трусь о её чешуйчатый нос своим. Со стороны это, наверняка, выглядит нелепо. Отец бы такого не одобрил, даже мама закатила бы глаза при таком зрелище, а Алдон, мой наставник, вздохнул бы и пробубнил под нос: «и это Сепора, безнадёжная принцесса, которая относится к своему Защитнику, как к домашнему питомцу». Этот питомец выше меня в пятнадцать раз, а её голова по размерам втрое больше всего моего тела, так что целовать её в нос – это весьма рисковое предприятие. И всё же мне нужна эта прощальная ласка, последний подарок от Нуны, знак её привязанности, прежде чем я продолжу путешествие в одиночку.

Она ведёт себя спокойно и осторожно, дабы не открыть пасть и не обнажить своих острых серповидных клыков. Из-за её бурного энтузиазма, меня уже часто пришлось зашивать так что обычно я остерегаюсь её пасти. Но этот момент особенный.

– Пришло время сказать прощай, моя любимая подруга, – шепчу я.

Мне больно говорить эти слова, как будто я прикусила язык. Нуна прижимается ко мне в ответ так крепко, как только может, но поскальзывается на гладком, неутоптанном песке и теряет равновесие. Я делаю шаг назад. Для Нуны это вовсе не прощание, она понятия не имеет о том, что мы видимся в последний раз. Нуна знает, что что-то не так, ведь я никогда не летала с ней так близко к границе. Скорее всего, думает, что сейчас я снова на неё заберусь, и мы улетим отсюда вместе.

Я жестом приказываю ей вернуться в загон, по другую сторону гор, где размещены все Змеи. Никто не должен знать, что этим утром она куда-то летала. Никто не должен знать, что мама подлетела на неё к моей камере, чтобы помочь сбежать.

Нуне не нравится мой приказ, и она отвечает недовольным визгом. Она всё ещё с подозрением относится к границе, и это правильно. Я энергично качаю головой и ещё раз, уверенным взмахом, приказываю ей улететь. По щеке опять катится слеза, когда Нуна отползает и моргает мне, будто давая последний шанс передумать.

Я снова подаю ей знак лететь прочь.

Долгое время я смотрю Нуне вслед, наблюдая за тем, как она скользит по воздуху, оставляя меня позади. Смотрю до тех пор, пока совсем не теряю её из виду. Затем поворачиваюсь к Долине, навстречу своей новой жизни. И делаю первый шаг.

2. ТАРИК

Тарик направляется к спальне отца в дальнем крыле дворца. Он идёт босиком, и напряжение нарастает с каждым шагом. За ним тихо следует Патра, крадясь так, как может только кошка и останавливается, чтобы потянуться и широко раскрыв пасть, беззвучно зевнуть, из-за чего мускулы на её спине напрягаются под золотистой шерстью, которая блестит в огоньках свеч. Несмотря на огромную величину, Тарик полагает, что если бы его гигантская кошка того захотела, то запросто смогла бы подкрасться даже к ветру. Он с ухмылкой ждёт, пока Патра закончит зевать.

– Тебе не обязательно идти со мной, – говорит кошке Тарик, и та в ответ тыкается носом в его ладонь.

Для этого Патре приходится наклониться: не удивительно, ведь её голова почти достаёт Тарику до плеч. И, хотя уже совсем поздно, и посыльный Рашиди насторожил её, она всё равно урчит у хозяина под боком, потому что знает, что сейчас они идут к его отцу. Они всегда делали это вместе, ещё с тех пор, как Тарик был мальчиком.

Они проходят мимо возвышающихся мраморных колонн и многоярусных каменных фонтанов, освещённых маленькими пирамидками из спектория, и, наконец, мимо ряда стражников, стоящих с мечами и щитами наготове по обе стороны, до самой двери в покои отца. «Они могут защитить его от любых непрошеных гостей», – с горечью думает Тарик, – «но не в силах защитить от того, что убивает отца изнутри, пожирая его жизнь день за днём.» Даже целители из Лицея не могут понять, что угрожает жизни короля Теории. Даже они, Одарённые, бессильны против этой новой болезни.

Двое солдат, стоящие у огромной деревянной двери, берутся за декоративные ручки и распахивают дверь для принца и его спутницы-кошки. Петли скрепят так громко, что, кажется, могут разбудить даже статуи в огромном саду у дворца.

Роскошная кровать короля стоит в другом конце огромных покоев, так что Тарику и Патре нужно ещё несколько моментов, чтобы добраться до неё. Тарик тихо приближается к ней, жестом приказывая Патре остановиться. Она подчиняется, лениво разваливается на полу и наблюдает за хозяином. Рашиди, самый надёжный советник короля, сидит на краю кровати, держа в ладонях его руку.

Тарику не нравится это проявление привязанности со стороны Рашиди, ведь советник проявляет её крайне редко. Тарик даже думать не хочет, что это может значить для здоровья отца.

– Прибыл Принц-Сокол, мой король, – шепчет Рашиди.

Тарик качает головой и встаёт рядом с Рашиди. Он не может припомнить случая, когда бы отец называл его Принцем-Соколом с тех пор, как сам дал ему этот титул, когда Тарику было семь лет.

– Ты видишь суть вещей глазами сокола, – сказал он тогда. – Распознаешь истину, когда другие видят лишь невежество.

Вскоре это имя распространилось во дворце, а затем и по всей Теории, и, хотя он считает, что не заслуживает его, никогда не сможет признаться в этом отцу, который так им гордится.

– Не будите его, – говорит Тарик и замечает, насколько маленьким внезапно кажется великий король Кноси в своём ослабленном состояние.

– Я бы с удовольствием, мой принц, но он позвал вас по особому поводу, – тихо замечает Рашиди.

– Повод может подождать до утра, – отвечает Тарик, уже зная, что скажет старый советник.

Он сомневается, что отец вообще его звал. Скорее всего, это необходимость Рашиди следовать традициям и формальностям привела его в покои этой ночью. Однако Тарик не может себе представить, что отец вообще проснётся, не говоря уже о том, чтобы объявить приказ, который сделает его сына-первенца новым королем Теории.

– Боюсь, не может, Ваше Высочество.

– Брось, Рашиди. Я никогда не привыкну к тому, что ты всерьез называешь меня «Ваше Высочество».

Как близкий друг королевской семьи, Рашиди имел неудовольствие знать Тарика, когда тот был еще мальчишкой. Очень неугомонным мальчишкой.

Старик смеётся.

– Может, вы и не Лингот вовсе, мой принц. Вы бы непременно заметили неискренность в моих словах.

Тарик фыркает. Рашиди хочет убедить его в том, что шутит, когда называет его «Ваше Высочество». Что официально не признаёт его правителем Теории. Но, как и сказал Рашиди, Тарик – Лингот. Он может отличить правду от лжи, и только что советник сказал правду. Он совершенно серьезно называет его «Ваше Высочество», и имеет в виду то, что говорит.

– Мой отец поправится, – говорит Тарик, чувствуя ложь в собственном голосе. Рашиди не нужно быть Линготом, чтобы понять это.

– Нет, – возражает Рашиди. – Целители считают, что он не переживет эту ночь.

– Целители уже и раньше ошибались.

Или нет? Тарик в этом не уверен.

Рашиди вздыхает. Тарик замечает, что вздох полон жалости. Иногда он был бы рад, если бы у него не было способности заключать из всего выводы, даже из языка тела. Обычно Рашиди всегда собран, но сегодня его плечи едва заметно поникли. Он выглядит подавленным. Тарик сглатывает ком в горле.

– Ваш отец просил, чтобы мы не звали Целителей, если этой ночью он перестанет дышать. Вы понимаете, что это значит, Ваше Высочество.

– Я ещё не готов, Рашиди.

Не готов потерять отца. Не готов стать королем Теории. Все восемнадцать лет жизни его готовили к правлению королевством. Но это должна была стать официальная церемония, где его отец передал бы власть своему наследнику. Наследнику, которому исполнилось бы хотя бы лет тридцать, если это позволят обстоятельства.

Восемнадцать или тридцать – для Тарика не имеет значения. Целой жизни не хватит, чтобы подготовиться к управлению всем королевством, полном людей, чьи жизни зависят от его решений. От того, чем он рискнёт.

Или не рискнёт.

– То, что еще не знает ваш разум, подскажет сердце, – продолжает настаивать Рашиди. – Вы доказываете, что обладаете необходимой правителю мудростью, говоря, что еще не готовы править. Народ вас любит. Позвольте им вас поддержать.

Тарик задумывается над словами Рашиди и понимает, что они верны. Советник действительно верит в то, что народ Теории любит своего принца и уверен в его способности управлять королевством. Непоколебимость Рашиди весьма обнадёживает, ведь он, в конце концов, в первую очередь действует в интересах народа, а уж потом является советником своего короля.

– Люди меня не знают, – не сдерживается Тарик. Люди знают мальчика, унаследовавшего способности матери. Одаренного Лингота. Примерного сына. Но они ничего не знают о том, сможет ли он править как король. Да и откуда им это знать?

Рашиди отмахивается.

– Я хорошо вас знаю, мой мальчик. И я говорю от имени народа. Ты нас не разочаруешь, – он говорит правду, или то, что искренне считает правдой.

Тарик опирается руками на кровать, возле ног отца. Дыхание короля глухое и тяжёлое, и Тарик уверен, что от горячего и сухого воздуха в покоях, ему только хуже. Струйка крови бежит из носа короля, и Рашиди прикладывает к нему влажную тряпку. Из ушей и рта кровь уже не течёт, но Тарик подозревает, это из-за того, что в отце попросту больше не осталось крови.

Рашиди прав. Долго он не протянет.

– Что я скажу Сетосу? – шепчет Тарик.

Его младшему брату, Сетосу, исполнилось только пятнадцать, и отец очень к нему привязан. Сетос был сыном своего отца. Король Кноси был великим воином, и таким же будет Сетос. Он уже был таковым. Он изучает боевое искусство в Лицее вместе с другими Одарёнными Маджаи. Его учителя довольны его успехами. Отец был доволен его успеваемостью. Должно быть его терзала мысль о том, что он не увидит, как младшей сын продолжит учёбу.

Пора Тарику забрать Сетоса домой. Брат захотел бы присутствовать при смерти отца. Было тяжело держать мальчика в стороне так долго, но отец настоял на том, чтобы тот продолжал заниматься в Лицее. Отец даже не догадывался, что болезнь убьёт его так быстро.

Рашиди склоняет голову.

– Я пошлю за ним, Ваше Высочество, – мимолетная пауза, затем: – Вы сообщите народу, что стало причиной его смерти?

Тарик не знает, что делать. Он думал об этом очень долго и чувствует себя виноватым. Потому что, когда размышляет, что же сказать народу, то ещё больше, чем ему хотелось бы убеждается в том, что отец умрёт. Однако теперь он знает, что больше не сможет избавиться от этой мысли.

– Боюсь, начнется паника, – наконец говорит он.

В конце концов, для королевства отец является олицетворением силы и власти, так как подобает фараону. Люди решат, что если даже король Кноси может умереть от такого заболевания, то они тем более не смогут себя защитить. И разве это ложь? Если болезнь распространится так далеко, никто не будет в безопасности.

– С другой стороны, если я им не скажу, боюсь, они не окажут этому должного внимания. Они продолжат жить так, будто он умер от какой-то другой болезни. Но что, если новая болезнь распространится?

Его отец недавно вернулся из южного королевства Вачук, чтобы уже здесь продолжать переговоры о дальнейшей добыче бирюзы.

Было бы легко убедить людей в том, что он заразился чем-то там. Медицина в королевстве Вачук в лучшем случае примитивна, и многие люди больны, и это хорошо известно жителям Теории.

Но Целители исключили все чужеземные инфекции. У его отца было что-то новое, что-то, с чем они еще никогда прежде не сталкивались. Тем не менее, если он отдаст приказ, они не станут о ней рассказывать.

– Люди не должны оказывать болезни столько внимания, сколько оказывают Целители, – замечает Рашид. – Было бы неразумно распространять информацию об инфекции, которую наши Целители ещё не могут контролировать.

Пока ещё нет.

– А если у людей начнут проявляться симптомы?

До этих пор было только несколько случаев, и все во дворце, так что с проблемой было легко справиться. Легко до тех пор, пока не заразился отец. Тарик помнит тот день, когда у отца впервые пошла из носа кровь. Король отмахнулся от этого, будто жестом отослал солдата или слугу, как если бы мог контролировать болезнь, отдав приказ.

– Это лишь неудобства, – сказал он. – Приведите моего Целителя и скажите ему положить этому конец.

Чтобы остановить кровотечение, Целителю потребовалось два часа. Той же ночью отец проснулся, потому что кровь собралась в его ушах. С тех пор король постоянно был уставшим и отказывался от еды, которая могла бы придать ему сил, потому что не мог удержать в желудке даже крошки хлеба.

Тарик сглатывает.

– К тому времени Целители найдут лекарство. Они всегда находят, Ваше Высочество.

Всё же Тарику не нравится, что придётся скрывать что-то от своего народа, особенно такое смертоносное. Кажется, это не лучший способ, чтобы начать своё правление в качестве короля. Не говоря уже о том, что Линготы поймут – дело неладно. Всегда есть способ исказить правду, но они почувствуют, что от людей во дворце исходит обман. Да и какое впечатление произведёт на них наша ложь?

– Вы хотите от меня сегодня ночью чего-то ещё, Ваше Высочество?

Кажется, Рашиди понимает, что сейчас ему не удастся убедить в чём-либо Тарика. Он достаточно проницателен, чтобы понять, когда от него нет пользы и что будет лучше уйти. Очевидно, что король Кноси уже никогда не проснётся, чтобы отдать официальный приказ своему самому доверенному советнику.

Тарик разочаровано вздыхает.

– Чуда.

Рашиди уходит, оставляя его наедине со своими мыслями и тревогами. В последний раз наедине с его отцом.