Текст книги "Немезида (ЛП)"
Автор книги: Анна Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
14. ТАРИК
Рашиди без приглашения входит в покои Тарика. Тарик лежит в своей массивной кровати, на том самом месте, где раньше лежал отец. Жутко спать в комнате, где умер отец, в кровати, где его отец исхудал до костей. Рашиди поднимается по лестнице, и садится перед Тариком на край кровати. Тарик не смотрит на него, а продолжает гладить лежащую рядом Патру и смотреть на фреску, нарисованную на высоком потолке.
– Караваны отправились в Пелусию и Серубель, Ваше Величество.
– Нам нужен спекторий Серубеля, Рашиди. Ты бы видел этого мальчика, Джуя. Он находился на пороге смерти и полностью выздоровел за два солнечных цикла.
Рашиди вздыхает.
– Конечно, я не мог видеть мальчика, сир, так как остаюсь во дворце, где мое место.
– Я должен знать свой народ, – говорит Тарик. – А единственный способ узнать его по-настоящему, это смешаться с моими подданными.
Это самый благородный мотив, который у него есть, чтобы выходить из дворца, но существуют также эгоистичные, и они оба это знают. Кроме того, Рашиди остаётся во дворце не так часто, как утверждает. В конце концов, он защитник народа Теории. Его обязанности требуют, чтобы он находился среди её жителей.
Рашиди не спорит, а, значит, у него есть скрытые причины лично доставить сообщение о караванах. Тарик напрягается и ждет.
Рашиди откашливается.
– Как ваш доверенный советник, Ваше Величество, я должен рекомендовать вам послать караван еще и в Хемут.
Тарик переводит осторожный взгляд на своего друга.
– Зачем?
– Что бы начать переговоры о браке, конечно.
Он резко садиться, пугая и Патру, и Рашиди.
– И на ком хочет жениться Сетос?
И это в его пятнадцать? Проклятье, во что вляпался его брат? Разве Тарик не ясно выразился, когда сказал, что ему хватает поводов для волнения? Несомненно, Сетос ведь не сделает из себя посмешище из-за симпатичной посланницы, которую представили при дворе?
– Это была не моя идея пригласить ее на ужин во дворец, – ворчит Тарик.
Только слепой не заметил бы внимания, которое уделял ей Сетос.
– Вы неправильно меня поняли, сир. Невеста, о которой я говорю, предназначается вам.
Вот как? Рашиди придерживается того же мнения, что и Сетос; они оба хотят повесить ему на шею женщину. Даже женить. Еще один рот, который нужно кормить, чувства, о которых нужно заботиться, и без сомнения, свадьба – дорогое удовольствие. Да ещё в такое время! Это почти немыслимо.
Поскольку Тарик не отвечает, Рашиди продолжает.
– Вам как можно скорее нужен наследник. Что если – конечно ужасно говорить об этом, сир, поэтому простите меня – что, если вы заразитесь этой ужасной чумой? Тогда родословная закончится на вас.
– Есть ещё Сетос, – отвечает он сухо.
Рашиди морщит нос.
– Я нисколько не сомневаюсь, что ваш брат уже произвел несколько незаконных наследников, Ваше Величество. Но вы хорошо знаете законы. Первенец…
– Я знаю закон, Рашиди. Но к чему такая спешка? Я едва взошел на трон. Еще отец не остыл в могиле. Кроме того, отец женился по любви. Почему же я не могу?
– Ваш отец женился не по любви. Насколько я помню, так получилось, что он влюбился в вашу мать после свадьбы, что само по себе крайне редкое и удачное обстоятельство. Боюсь, что, когда речь заходи о браке – любовь не играет большой роли.
Тарик снова ложится и отворачивается от Рашиди. Патра все еще мурлычет и считает момент подходящим тоже поменять позу, чтобы Тарику было удобнее чесать ее за ушами.
– Знаете, принцесса Тюль очень красива.
Во всех пяти королевствах рука принцессы Тюль была самой востребованной еще с тех пор, когда Тарик был мальчишкой. Ее красоту воспевали даже в Теории. Большинство этих песен были о том, что у любого мужчины, который встретится с ней, в конце будет разбито сердце, либо из-за ее неспособности ответить на его чувства, либо из-за долга выйти замуж за таинственного принца из далёкой страны. Ее отец ждал, пока не найдется подходящая партия; должно быть, он все это время держал на примете Тарика. Голова Тарика стучит от боли, но он насмешливо смеётся.
– Какое мне дело до красоты?
– Высший класс очень волнует красота. И они обожают холодный климат ледяного королевства. А что волнует их, должно волновать и вас.
– Что ты имеешь в виду?
– Все больше и больше из них забирают свои богатства и ресурсы – включая спекторий – в королевство Хемут. Если бы у нас был контроль, хм, я имею ввиду, если бы у нас был союз с этим королевством – тогда, возможно, часть спектория вернулась бы в Теорию.
Тарику хочется оспорить логику своего советника, но, если он сформулировал её вот так, какой у него остаётся выбор? Он вздыхает в сухой ночной воздух. Как только спекторий закончится, и высшему классу будет нечего продавать Хемуту, выдворят ли их из ледяного королевства? Если это случится, некоторые действительно могут попытаться переехать туда. Свои другие финансовые ресурсы они заберут с собой, а коммерцию переведут в Хемут. Последнее, в чем сейчас нуждается мучимая чумой Теория, это развалившаяся экономика на их головы.
– Жаль, что принцесса Серубеля погибла. Я мог бы сделать предложение ей. Нам нужен весь спекторий, который мы только сможем заполучить. У нее, случайно нет сестры?
– Боюсь, что нет, Ваше Величество.
– Какая досада. Я бы тут же оделся и сопровождал караван ещё сегодня ночью.
– Жаль, что вы не чувствуете того же по отношению к принцессе Тюль из Хемута. Ваш энтузиазм сильно бы помог гарантировать этот брак.
– У них губа не дура, желают объединиться с нами. Мы – самое продвинутое королевство из пяти. Я просто боюсь, что наши граждане посчитают нас глупыми, если мы поделимся властью с низшим королевством.
Напыщенные слова, он знает, но он не может допустить, чтобы логика Рашиди управляла разговором.
– Наши граждане отлично знают, что мы окружены во многом нам уступающими королевствами. Может, вы предпочитаете, чтобы я отправил Лингота в Вачук, узнать об одной из их многочисленных принцесс? По крайней мере, мы можем быть уверены, что на нашем столе всегда будет еда, – Рашиди хихикает над своей шуткой.
Вачук, несомненно, является самым диким королевством из пяти. Женщины, как известно, там неопрятны, часто не моются неделями. Они по несколько раз выходят замуж и часто разводятся, и тратят силы только на рождение детей между своими многочисленными охотничьими экспедициями. Тарик видел женщину из Вачука. У неё было больше мускул, чем у Сетоса. Он вздрагивает.
– Отправляй караван в Хемут, – выпаливает он. – Посмотрим, что они скажут.
15. СЕПОРА
Кто-то зовет меня, но я не могу ответить. Мои веки дрожат, но не открываются. Мой рот отказывается говорить, горло сильно пересохло, чтобы формировать слова. Я чувствую, как кто-то хлопает меня по щеке, затем хлопки превращаются в жгучие пощёчины, когда я прихожу в себя. Я пытаюсь отбиваться, но вместо этого слышу свой негодующий стон. Святые Серубеля, почему я не могу открыть глаза?
Потом вспоминаю отвар из козьего винограда. Ролана, который говорит мне выпить весь. Пожуй листья, были его слова. Это тебя исцелит. Ха! Я вспоминаю ощущение спокойствия и удовлетворения, охватившее меня, прежде чем мои веки отяжелели, когда я смотрела на яркое солнце.
О да, отвар. Меня вырубили, только в этот раз не руками грубияна. Я взяла варево собственными руками, да ещё почти поблагодарила за это Ролана: глупо, как глупо.
Звуки. Со всех сторон раздаются звуки, сначала издалека, потом совсем рядом, как будто мужчины, женщины и дети собрались вокруг меня и болтают на своей теорийской тарабарщине. Шарканье ног, лязг металла, далекое ржание лошадей, плескающаяся вода. Смесь звуков, которая может значит только одно.
Я на Базаре.
Я на Базаре!
Я должна отсюда выбраться!
С усилием открыв один глаз, а затем второй, я тяну руки к лицу, чтобы остановить головокружение. Наконец, я снова могу видеть, и на расстоянии нескольких вытянутых рук вижу Ролана и Чата, разговаривающих с человеком. Вместо бороды у него на подбородке раскрашенный черным металлический цилиндр, который достаёт до живота и почти касается груди, когда он говорит. Такие украшения для подбородка в Теории – знак богатства. Так же, как и головной убор, который надет на мужчину. Я видела их на картинах у себя дома, и на богатых теорийских торговцах, которые осмеливались просить аудиенции у моего отца, чтобы поторговаться за спекторий. Не говоря уже о том, что Алдон рассказывал мне об этом обществе. В моей программе обучения не было предусмотрено обширных уроков специально о Теории, но мы подробно обсуждали их богатство и высокомерие.
Я должна выбираться отсюда.
Шевелю пальцами ног, чтобы убедиться, что они двигаются, и делаю то же с остальными частями тела. Щиколотки, колени, бедра, руки, плечи – я всем шевелю как раз столько, чтобы убедиться в их способности функционировать, не привлекая внимание. Чат случайно глядит в мою сторону, и я застываю как труп, борясь с захлестывающей меня адреналиновой волной. Меня почти трясет от необходимости бежать.
Этот человек, этот богатый теорианец, хочет купить меня, девушку без сознания, которую он никогда не встречал. Теория – презренное королевство, если позволяет публично происходить такому на своей территории. Базар не только для торговли товаром, но и для торговли людьми.
Алдон об этом не рассказывал. Все, чему он научил меня – это язык, хотя я никогда не думала, что мне придется его использовать. Кроме того, он ознакомил меня с историей и с политическими интересами, о которых, по его мнению, должна знать принцесса.
Что ж, о таких вещах принцесса, определенно, тоже должна знать.
У меня всё крутиться в голове. Король Воин умер, а Король Сокол занял его место. Восемнадцатилетний парень, который, скорее всего, даже не сможет найти выход из своего собственного дворца, чтобы проконтролировать происходящее в королевстве. Если я когда-нибудь встречу короля Сокола, я ему покажу, где раки зимуют за то, что позволяет происходить таким вещам. Позволяет так использовать женщин. Дарить и принимать их как подарки. Совершенно неприемлемо.
После того, как я убедилась, что не только должна, но и могу бежать, я вскакиваю. Чат реагирует незамедлительно, бросается ко мне, разведя руки в стороны, чтобы удержать. Я едва уворачиваюсь, но тут мое внимание привлекает толпа вокруг. Я буду резко выделяться в этой одежде – стоп. Моя одежда. Я больше не ношу одежду прислуги. На мне один кусок льна, обернутый вокруг, чтобы прикрыть самые критические зоны. Когда это случилось? И почему я позволяю этому расстроить себя, когда должна думать о побеге?
Ролан пользуется тем, что я замешкалась, хватает меня за руку и тянет обратно. Я использую рывок и с размаху врезаю ему головой в нос, когда он наклоняется, и он немедленно меня отпускает. Чат спешит вперед, раскинув руки, и снова я увертываюсь, благодарная за то, что он, как я и надеялась, такой медленный.
Я начинаю бежать; мимо плачущих детей, мимо ржущих лошадей, мимо женщины, выливающей воду из ведра и мужчины, показывающего сверкающее украшение. Но базар становится все больше и больше, куда бы я ни поворачивала, и как бы быстро ни бежала, ему нет конца. Я не осмеливаюсь обернуться или пасть духом из-за преследующих меня шагов. Пробегаю мимо рядов палаток и тентов, через запутанный лабиринт. У меня начинает кружиться голова, интересно, сколько времени я была без сознания. Как долго я не создавала?
Мои ноги не бегут, как следовало бы. Я чувствую, что палатки проносятся со свистом мимо не из-за моей большой скорости, а из-за потребности моего тела выпустить спекторий. Я должна найти место, чтобы выделить его. Я должна найти безопасное место.
И сегодня мне совсем не везёт.
Впереди я вижу солдат. Конечно же, они мне помогут. Конечно же, этот обычай продавать людей не может быть законным в Теории. Это тайный промысел, предприятие, в котором принимают участие только головорезы и воры. В конце концов, Чат и Ролан не кажутся мне честными гражданами.
– Помогите, – кричу я, не замедляя шага, пока не бросаюсь в руки первого солдата, к которому подбежала. Он удивлен не меньше меня.
– Помочь вам, барышня? А что вам нужно?
– Меня похитили, – говорю я, задыхаясь. – И они гоняться за мной.
За нами раздаются крики, и кто-то орет:
– Задержите ее! Она собственность короля Сокола! Не дайте ей убежать.
Голос принадлежит не Чату или Ролану, а старику. Возможно, это тот богатый человек, которого я видела раньше? Я не знаю. Все, что мне известно, это то, что солдат обхватывает меня и к моему ужасу удерживает на месте, в то время как мой преследователь приближаются. Его черная металлическая борода прибывает задолго до него.
– Принц Сетос собирается подарить ее Его Величеству королю Соколу. Для его гарема, – информирует он стражника.
Принц Сетос? Король Сокол? Его гарем? Я пытаюсь вспомнить, что такое гарем, но мой мозг отказывается работать. Я никак не могу осознать то, какая неудача меня преследует.
Человек с бородой подходит к нам, и пока я извиваюсь в руках солдата и кричу так громко, как позволяют легкие, в которых заканчивается воздух, он протягивает руку и сжимает мне плечо.
Моё поле зрение сужается, по кроям всё чёрное. Что он со мной сделал?
Я пытаюсь найти объяснение, но оно ускользает. Как и все вокруг. Все что я помню, это то, как падаю на солдата позади, безвольная, словно нитка. Я вспоминаю напиток из козьего винограда, который дал мне Ролан, когда яркие краски базара блекнут до серых, а потом чёрных.
Я прихожу в себя и вижу, как надо мной склонилась красивая женщина. Она держит ткань в одной руке и касается ей моего лица. Садясь, я отодвигаю ее руку, приложив больше силы, чем намеревалась, и она смеется.
– Мне было интересно, когда вы проснётесь – говорит она. – Я хотела увидеть ваши глаза с тех пор, как вы прибыли сюда. Вы вызвали любопытство у всех нас.
Даже ее голос красив и наполняет мелодичным звуком комнату. У нее длинные темные волосы, заплетённые на спине в ровную косу, густые, длинные ресницы и глаза синее, чем небо в Серубеле. Она садится рядом со мной на кушетку, поэтому я не могу встать и убежать. Интересно, она сделала это намеренно? Я обнимаю колени руками, просто, чтобы увеличить расстояния между нами.
– Они были правы, – говорит она. – Ни у кого нет таких глаз как у вас.
– Где я?
Она опять смеется, и, кажется, будто в комнате становиться ярче. Как может человек быть таким чарующим?
– Вас удостоили чести стать новой наложницей в гареме короля Сокола. Возможно теперь, когда вы здесь, он навестит нас. В конце концов, вы же подарок его брата. Он не будет настолько груб, чтобы проигнорировать этот жест.
– Наложница?
Да к тому же, просто жест доброй воли между братьями. Святые Серубеля, как я позволила этому случиться? Мать тут же свалилась бы замертво, если бы увидела меня такой. Я должна была попасть в квартал низшего класса, где не была бы настолько заметной. Сейчас я наложница врага моего отца, и уже пошли слухи о моих серебряных глазах – по крайней мере, здесь, в гареме. Как скоро эти слухи выйдут за наружные стены Аньяра? Как скоро мой отец узнает, что я жива?
Я кусаю губу, разочарование от моего полного провала горит в глазах.
Она позволяет мне свернуться клубком, и я съеживаюсь.
– Ай, – жалобно бормочу я.
Я вспоминаю, что человек с металлической бородой с силой сжал мои плечи, прежде чем я отключилась.
– Мне позвать Целителя? – спрашивает женщина. Я предполагаю, что ей, по меньшей мере, двадцать, если не больше. Она хихикает из-за моего явного замешательства. – Кто бы мог подумать, что король предпочитает пухленьких женщин?
Ну. Моя мать всегда говорила, что у меня женственные изгибы, как у Реки Нефари, но в сравнении с этой девушкой любой покажется пухлым. Наложниц в гареме ведь кормят, верно?
Но в данный момент вряд ли стоит беспокоиться о недоедании наложниц. Мой интерес направлен на создание. Я не представляю, сколько времени находилась без сознания, сколько часов или даже дней проспала из-за отвара из козьего винограда. Я чувствую себя довольно слабой, но не могу понять, это из-за отвара в моем кровообращении или из-за потребности создавать.
– Я должна облегчиться – говорю я. – Одна.
Она поджимает губы.
– Корт говорит, что вы можете попытаться сбежать. Вы должны знать, что, если попытаетесь, то на каждом входе есть стража. Вы только сами себе навредите.
Я не уверена, почему её заботит тот факт, что я могу себе навредить.
– Мне надо облегчиться, – повторяю я.
Она кивает по направлению большой комнаты без двери, позади нас.
– У нас там есть проточная вода. Места возле фонтана очень удобные.
Проточная вода. В нашем замке в Серубеле была проточная вода, которая затем текла в Реку Нефари, но были также некоторые здания, где сточная вода просто сливались в Подножье.
– Куда стекает вода?
Она смотрит на меня, как будто у меня вырос второй нос.
– Что?
– Сточная вода. Куда она попадает?
– Вы же не планируете сбежать через сточную канаву!
– Конечно, нет! – быстро говорю я, хотя это мысль! Что значит немного экскрементов по сравнению с тем, чтобы быть осквернённой как наложница короля Сокола? – Мне просто интересно узнать больше о моём окружении, если это будет моим домом.
Я осознаю, что ложь стала частью меня. Интересно, настанет ли время, когда мне не придется лгать, чтобы выжить.
Она улыбается.
– Она сливается в Реку Нефари.
Она хватает меня за руку, которая, кажется, ужасно пухлой в ее. Хотя осмелюсь заметить, что в ее руках даже веточка выглядела бы толстой. Всё же я задаюсь вопросом, насколько у меня действительно «женственные формы».
– Меня зовут Гоня. А вас?
– Сепора. Гоня, мне…
– Да, да. Идите и облегчитесь.
Я выпускаю спекторий из ладоней, не заботясь о том, чтобы придать ему форму. От него идет пар, когда он попадает в воду и исчезает, направляясь к реке Нефари. Я слежу за тем, чтобы выпускать его маленькими шариками, чтобы он не забил трубы, когда застынет в воде. Это гораздо лучше, чем закапывать его, как мне пришлось бы сделать в других, менее роскошных отхожих местах или как делала в пустыне на протяжении последних недель. Мраморные колонны и позолоченные орнаменты напоминают мне, что я в теорийском дворце, что я собственность теорийского короля, и что у теорийского короля гораздо больше богатства, чем я могла себе представить. Все это для украшения отхожего места? Как тогда выглядит тронный зал?
Множество занавешенных мест здесь в уборной заставляют меня задуматься о том, сколько у короля наложниц. И почему ему нужна еще одна, когда у него для времяпровождения есть такая, как Гоня.
И, как будто мои мысли оживают, она появляется в открытом дверном проеме роскошной уборной, ее лицо встревожено. Я решаю, что не буду чувствовать к ней симпатию. Потому что я не останусь здесь достаточно долго, чтобы заводить дружбу.
Я прекращаю выделять спекторий, и втягиваю оставшуюся жидкость обратно в ладони. Затем встаю и приветствую ее.
– Гоня, привет. Я как раз закончила.
Если ей интересно, почему я стояла на коленях перед сливным отверстием, она об этом не упоминает.
– Что ж, тогда пойдем, – говорит она. – Я всё тебе покажу и представлю остальным.
Остальным.
Я позволяю Гоне провести меня мимо мягких, разноцветных кушеток и комнат, разделенных прозрачными занавесками, полы которых, выложены рисунком из золота. Наконец, мы приближаемся к выходу во двор, который полон солнца и легко одетых женщин. С двух сторон выхода стоят стражники, пики и щиты наготове. Звук плещущейся воды и тяжелый запах орхидей доносятся до нас ещё до того, как мы доходим до сада.
Все великолепные наложницы, почти голые, расслабленно растянулись вокруг прозрачного, мелкого бассейна, который блестит и искриться, как будто его дно выложено драгоценными камнями. Некоторые из женщин болтают в воде ногами и беседуют между собой. Они сильно накрашены, губы красной помадой, глаза тенями и окружены подводкой, нанесённой так искусно, что рисунок мог бы сравниться с любым произведением на стенах замка Серубеля. Каждая женщина сверкает драгоценностями, золотом и камнями, которые украшают их шеи, запястья и даже лодыжки. С каждой женщины свисает больше безделушек, чем есть во всей коллекции у моей матери.
Мама ужасно бы расстроилась, если бы увидела всю эту растраченную в пустую роскошь. И здесь я должна с ней согласиться.
Разговоры умолкают, когда мы идём к задней части сада, где похожая на кошку женщина восседает на роскошном маленьком стуле и обозревает собравшихся. У женщины гораздо больше драгоценностей, чем у других и, кроме того, головной убор, полностью сделанный из чешуек Змея, ярко сверкающих, когда она обращает на нас свое внимание.
Я слышала, что у теорианцев есть варварская традиция убивать Змеев, только чтобы украсить себя их чешуей, но я никогда не видела такого зрелища лично.
Немедленно воспылав неприязнью к этой женщине, я благодарю святых Серубеля, что не взяла Нуну в это путешествие. Затем разглядываю её так внимательно, что могла бы сравниться с любым Змеем-Наблюдателем. Глаза женщины окружают морщины, которые привлекают к себе взгляд, благодаря толстому слою черной краски вокруг, подчеркивающей глубокий изумрудный цвет вокруг ее зрачков. Её губы не накрашены, но стоило бы накрасить, потому что если какой рот и нужно подправить, то ее. Она хмурится, когда мы с Гоней подходим.
– Значит добыча гарема проснулась, – громко объявляет она.
Возможно, я нравлюсь ей еще меньше, чем она мне.
– Тука, это Сепора, наш новый член, – дипломатично говорит Гоня.
– Значит король Сокол желает чего-то нового, помоложе, хотя даже не потрудился ознакомиться с теми женщинами, что уже находятся здесь.
Тука откидывается на спинку стула, медленно вдыхая. Когда-то она была красивой женщиной и в некотором роде, была бы ею даже сейчас, если бы её привлекательные черты лица не были изуродованы горечью.
– Сепора, – говорит Гоня, слегка дрожащим голосом, – это Тука. Она самая старшая в гареме Его Величества, и фаворитка короля Воина.
Значит Тука завидует моей молодости. Для нее я угроза. Она была фавориткой отца короля Сокола, а сейчас я первое прибавление с тех пор, как он умер. Если бы я могла проявить хоть немного симпатии к этой женщине, и если бы собиралась остаться здесь немного дольше, то заверила бы её, что не хочу никоим образом занимать место чьей-либо фаворитки. Будет прекрасно, если король будет держаться от меня подальше. Возможно, она даже мне поможет, если я скажу ей об этом.
– Я не хочу находиться здесь, – прямо говорю я. – Я уйду, если вы покажете мне выход.
Гоня восклицает, когда все начинают шушукаться:
– Сепора! Вам не стоит говорить такие вещи, как бы об этом не узнал Его Величество.
Я поворачиваюсь к ней.
– Я бы хотела поговорить с Его Величеством, – говорю я. – Меня купили на базаре.
Гоня ждет, что я продолжу.
Я краснею.
– Вы меня слышали? Я сказала, что меня купили. Меня. Человека, не лошадь, или корову, или…
– Да, да. – быстро прерывает меня Гоня, протягивает руку к моему плечу и мягко его сжимает.
– Я вас слышала, Сепора, – но судя по выражению ее лица, она недооценивает серьезность ситуации. – Но покинуть гарем может позволить только король, и маловероятно то, что он даст на это своё разрешение. Находиться здесь – большая честь.
Я задираю подбородок, стараясь изо всех сил выглядеть царственно. Привилегия быть рабыней? Неужели все сошли с ума?
– Как мне вызвать этого короля Сокола?
Тука принимается хохотать в неподдельном веселье. Ее второй подбородок бойко трясётся.
– Вы желаете вызвать короля?..
– Да.
– И что же вы сделаете, когда он обратит на вас свое внимание?
– Я, конечно, потребую своего освобождения, – даже я вздрагиваю от вспыльчивости моего ответа.
Возможно, если бы я была умной, то не стала бы объявлять в присутствие таких явно преданных сторонниц, что я собираюсь или не собираюсь потребовать от короля. У моего отца не было гарема. Но если бы был, он бы не стал мириться с такой наглостью одной из его женщин.
Я вижу по ее глазам, что Тука довольна тем, что смогла меня спровоцировать.
– Стража! – зовет она, и мне становиться нехорошо, когда сердце уходит в пятки.
Один из стражников, стоявший у входа в пышный сад, приближается.
– Чем я могу помочь, барышня Тука?
Она улыбается.
– Барышня Сепора желает вызвать короля.
Стражник переводит взгляд с Туки на меня и опять обратно. Он совсем растерялся.
– Что вы имеете в виду, барышня Тука?
Она смеется.
– Сепора, расскажите нам пожалуйста, как вы собираетесь вызвать короля?
– Я… ну, я… у вас есть пергаментная бумага и чернила?
Стражник чешет затылок краем щита.
– Я могу достать это для вас, барышня Сепора, если вы пожелаете.
Возможно, быть наложницей, действительно привилегия. Пергамент и чернила – дорогие товары в Серубеле. Интересно, как с этим обстоит дело в Теории, где почти нет материала для изготовления бумаги. Серубелю приходится платить высокую цену за бумагу Вальчуку, который находится еще южнее Теории.
– Да. Я имею ввиду, что желаю, чтобы вы их достали.
Вот тебе и царственность.
Я чувствую на себе взгляд Туки. Больше всего мне хочется гневно взглянуть на неё в ответ, но я так выбита из колеи, что для этого мне не хватает храбрости. Я решаю, что здесь мне нужно ещё поработать над собой. Ведь я уже преуспела во лжи.
– Ты слышал ее, – говорит Тука стражнику, шлёпнув себя по колену. – Принесите ей немедленно то, что она хочет. Нам всем интересно, как король отреагирует на срочный призыв Сепоры, – Тука откровенно развлекается за мой счет.
И спустя неделю я понимаю почему.
Король просто не отвечает на сообщения наложниц. День за днём я жду и учусь краситься, как это делают другие девушки, в основном практикуясь – и терпя неудачу – на Гоне; я плаваю в бассейне в саду и молча поглощаю трапезы, если только Тука не подсаживается рядом, начиная засыпать меня вопросами, такими как:
– Ну и как, Его Величество уже ответил на твои последние просьбы, барышня Сепора?
И каждый день ответ – нет.
К настоящему времени меня снабдили новым гардеробом, так что теперь я тоже легко и красиво одета, как другие женщины. Разноцветный лён и шелк, и ткани, которых я раньше никогда не видела, и я могу выбрать среди них любое. Драгоценные украшения из королевства Хемут с бриллиантами, рубинами и другими камнями, какие только можно пожелать. Золото с берегов Реки Нефари из южного королевства Вачук. Служанка, чтобы укладывать мне волосы, сделать из них произведение искусства и украсить их цветами и сладко пахнущими духами, если Его Величество, король Сокол, пожелает прийти и выбрать меня среди остальных драгоценностей своего гарема, чтобы составить ему компанию.
Все эти приготовления на тот случай, если он вдруг придёт, а он даже не отвечает на мою просьбу появиться здесь. Неважно, какую срочность я вкладываю в формулировку писем. Неважно, как красиво я пишу их, или какой гнев в них содержится. Неважно, насколько мои слова провоцируют его. Он не отвечает.
Я уверена, что даже мой отец ответил бы на последнее письмо, пусть даже только для того, чтобы потребовать отрубить мне голову.
И так жизнь идёт своим чередом, пока однажды, лежа на солнце, меня не осеняет одна мысль. Она притянута за уши, не самый мой лучший план, но хотя бы что-то. Когда я только прибыла сюда, в гареме не о чём другом не говорили, как только о недавних событиях: король послал солдат собрать весь спекторий в гареме, что, согласно описанию, было очень много. Спекторий был в орнаментах и украшениях на стенах, его бросали в бассейн для дополнительного блеска, кроме того, его использовали для освещения в каждой комнате крыла. Это внезапное и необъяснимое устранение всех светящихся вещей пробудило в наложницах любопытство и некоторое возмущение, но мне не потребовалось много времени, чтобы догадаться, почему он его забрал. Без меня королевство Серубель не изготовляет новый спекторий, и он закончился в окружающих королевствах.
Также и у Его Высочайшего Величества короля Сокола.
Итак, пока я нежусь на солнце и провожу пальцем по теперь уже зажившему Х, оставшемуся от яда у меня на ладони, мне в голову приходит мысль. Письма не привлекут внимания короля.
Но спекторий точно привлечет.
