Текст книги "Купчиха. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Анна Стриковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 68 страниц)

– Виола Лаура Санденс, урождённая Бенье.

Что-то царапнуло следователя в этом словосочетании. Что-то недавно не то слышанное, не то виденное. Он полез в свою сумку, покопался в ней и извлёк на свет свежую газету. Поверху значилось: "Валариэтанский вестник". Это была не тонкая газетёнка, а солидный еженедельник. Чиновник открыл его на развороте. Ну вот же! Бенье! Это самое имя.

– Кем вам приходится Теодор Бенье? – спросил он.

– Это мой отец, – быстро ответила Виола, – А почему вы спрашиваете?

Мужчина молча передал ей газету, встал и вышел, даже не попрощавшись. Виола вгляделась в строчки. Огромная статья о трудностях работы мага в условиях государств, где магия запрещена. Ничего про Тео там не было! Её взгляд скользнул по странице и наткнулся на чёрную рамочку в углу. Это был некролог. "Теодор Бенье погиб на своём посту как герой. Он спас жизни троих магов, пожертвовав своей. Валариэтан никогда его не забудет".

Виола сползла со стула на пол и осталась там сидеть, уставив остановившийся взгляд в одну точку.

* * *

Проходя мимо Мельхиора на выход, следователь буркнул:

– Ваша экономка получила очень неприятное известие. Не уверен, сможет ли она и дальше отправлять свои обязанности.

Пока маг пытался понять, что именно ему сказали, чиновника и след простыл. Зато подслушивавшая по своему обыкновению Регина тут же метнулась к Виоле. Мельхиор двинулся за ней.

Служанка рухнула на колени рядом с девушкой, обняла за плечи и спросила участливо:

– Вилечка, что с тобой? Что случилось?

В ответ Виола пнула ногой лежавший рядом номер "Валариэтанского вестника". Еженедельник подлетел, плюхнулся прямо на ноги Мельхиора и раскрылся на середине. Маг поднял его и прочитал вслух:

– Некролог. "Теодор Бенье, член гильдии наёмников, уроженец города Мезьер в Элидиане, погиб на службе Валариэтанской миссии в империи. Да будет благословенна память о нём.

Будучи начальником охраны миссии, он все силы отдавал тому, чтобы защитить магов, вынужденных исполнять свой долг во враждебной обстановке. Не раз его знания, опыт и своевременное вмешательство спасали миссию от провала. Защищая магов от разъярённой толпы в Кирвалисе и Антене, он был дважды ранен, но продолжал выполнять свой долг.

В городе Дайно толпа повстанцев напала на магов, восстанавливающих портальную станцию. Законы империи под страхом смерти запрещают магам ответить заклинанием даже на неприкрытую агрессию. Маги были обречены, но Теодор храбро выступил на их защиту. Он не дал совершиться злодеянию, но сам получил столько несовместимых с жизнью ран, что магия тут оказалась бессильна.

Теодор Бенье погиб на своём посту как герой. Он спас жизни троих магов, пожертвовав своей. Валариэтан никогда его не забудет."

Примерно на середине текста Регина уже рыдала в голос. Виола всё так же тупо молчала. Мельхиор же чувствовал, что надо что-то сказать.

– Ваш отец, Виола Он был замечательным человеком. Вы должны им гордиться.

Она вдруг резко повернулась к нему и вскинула голову:

– Хрена ли мне в этой гордости?! Я не хочу им гордиться, я хочу, чтобы он был жив, ясно?! А они его убили! Сволочи! Ненавижу магов!

Она сжала кулачки и с неженской силой стукнула ими об пол.

– Имперцев, – тусклым, невыразительным голосом произнёс Мельхиор.

– Что?

– Вы должны ненавидеть имперцев, ведь это они его убили.

– Да он бы в гробу их всех видел! Сидел бы дома Это маги его туда потащили, в эту жуткую империю. Закон им, видишь ли, не позволял защищаться. А зачем вообще стали там что-то делать? Зачем связались со страной, в которой такие законы? Денег захотелось?! Чтоб им сгореть!

Она орала, билась в истерике, но глаза были сухие.

Мельхиору очень хотелось защитить магов, сказать, что Виола неправа, но это значило бы покривить душой. Он, рождённый в империи, был абсолютно уверен: с ней не надо иметь дела. Да и говорить женщине что она неправа Тем более когда эта женщина только что потеряла самого близкого человека Больше всего Мельхиору хотелось сейчас заключить её в обьятья, прижать к груди и сказать, что теперь он будет защищать её от всего мира. Только вряд ли ей это нужно.

Он резко повернулся на каблуках и отправился в лабораторию варить успокаивающее зелье. Видят боги, оно сегодня понадобится не только Виоле. Маг боялся, что его экономка теперь долго не сможет прийти в себя. Гнев сменится слезами, слёзы апатией. Апатия же имеет привычку приходить надолго.

Надо сделать что-то, чтобы разорвать эту цепочку. Зелье представлялось ему неплохим вариантом.

Стоя у лабораторного стола, он не переставал думать о Виоле. Бедная девочка! Для неё это действительно тяжёлая утрата. Мельхиор видел Тео всего один раз, но проникся к нему уважением. Наёмник показался ему достойным человеком, что и подтвердилось, и у него просто на лбу было написано, что дочери он предан безраздельно. И не важно, что дочь приёмная. Они были очень близкими людьми. Бедная Виола! Это тебе не сопливый граф. Такую потерю пережить непросто.

Зелье было готово. Маг перелил его в несколько узкогорлых бутылочек зелёного стекла, все, кроме одной, припрятал, одну сунул в нагрудный карман и пошёл искать Регину. Пусть даст своей начальнице выпить.

Он полагал найти служанку там, где её оставил, но комната, выделенная им для допроса, была пуста. Зато с кухни раздавался какой-то грохот. Он сунул нос в приоткрытую дверь и увидел, как Виола шарахает противнями, вытаскивая их из плиты.

Первой мыслью было: не сломала бы плиту. Второй да пусть ломает, если это её хоть чуточку утешит.

Но плита оказалась крепкой и выдержала. Когда через полчаса Мельхиор снова заглянул на кухню, привлечённый звуками ударов, то узрел, как Виола месит тесто. Она его просто лупила от всей души! Встретившаяся в коридоре Регина на невысказанный вопрос хозяина пожала плечами и закивала: вот так, теперь вот так. Обедать маг пошёл в трактир, а вернулся только к ужину. Не специально. По дороге домой его перехватили соседи той самой бабки, которой Сильван поставил охранку, и слёзно просили освободить старушку из её собственного дома. А то она там так воет собаки пугаются.

Как, уже? – удивился Мельхиор и подумал, что Сильван был слишком хорошего мнения о её сообразительности и памяти. Трёх дней не понадобилось, хватило суток.

Дойдя до дома вредной бабки, он оценил работу Сильвана. Парень постарался, охранная система была просто загляденье. Банку впору. Даже для него снять её было непростым делом. Хотя Мельхиор пригляделся и увидел узелки плетения, которые ему оставил студент. Потяни и всё разойдётся. Работа на три минуты.

Но он обещал не продешевить и начал переговоры. Они как-то отвлекали его от мыслей о страданиях Виолы, поэтому он бросился в эту дурацкую авантюру как в омут. Не зря. До самого вечера он не вспоминал о погибшем Тео и перед глазами перестал маячить остановившийся взгляд девушки. Бабка оказалась стойкой и не сразу согласилась заплатить за освобождение. В тюрьму-то она себя засадила даром! Мельхиор то делал вид, что уходит, то возвращался, развлекая этим всю округу. Особенно веселило горожан то, что он сохранял бесстрастный вид. Но это было легко: ему было наплевать на бабку, просто не хотелось идти домой.

Наконец, когда сам мэр пришёл полюбоваться на интересное зрелище, тётка поняла, что над ней все смеются, и развязала-таки мошну. Мельхиор мигом распустил заклинание Сильвана, молча забрал два золотых и ушёл домой.

Но стоило туда вернуться, как его окружила тяжёлая, болезненная аура горя. Виола выглядела спокойно, даже еду сготовила вкусную, но никого этим не обманула. Её страданием был окутан весь дом. Регина ходила за ней по пятам, молчала, но готова была в любой момент поддержать свою любимицу любым доступным ей способом.

Мельхиор сел за стол, хотел было что-то сказать, бросил взгляд на Виолу и стал есть молча.

В таком мрачном режиме прошло два дня, а утром третьего магическая почта принесла Виоле письмо из Валариэтана. В нём некий архимаг расписывал достоинства дорогого Тео, скорбел о его гибели, а затем сообщал, что Теодор Бенье оставил завещание, по которому всё его движимое и недвижимое имущество теперь принадлежит его дочери Виоле. А это значит, что полагающееся ему вознаграждение, компенсация в случае гибели и то, что в качестве благодарности захотят выделить спасённые маги после выплаты налогов в казну Элидианы поступает в полное распоряжение Виолы. Но есть один момент Всё это будет выплачено не раньше зимнего солнцестояния, когда Валариэтан закрывает финансовый год.

В конце он снова расшаркивался и вздыхал, но Виола этого уже не читала. Почему-то напоминание о деньгах и наследстве выбило-таки затычку из бочки её слёз. Она села на пол и наконец разревелась. Плакала часа четыре, пока силы не кончились, затем встала, вымылась в ванне, выпила укрепляющий настой и твёрдым шагом спустилась в кухню.

Там сидела Регина, которая, как услышала, что Вилька рыдает, обрадовалась. Её пугали мёртвые глаза подруги, но она знала точно: слёзы уносят горе, делают его не таким острым. Теперь Вилечка найдёт в себе силы начать новую жизнь. Поэтому она не стала ей мешать, позволила выплакаться без утешений, а теперь ждала результата. Он не замедлили себя ждать.

Виола спустилась из мансарды совсем другая. Её больше не окружала аура жгучего, неизбывного горя. Она была спокойна и холодна. Потрепала Регину по плечу и занялась обычными делами. При попытка что-то ей сказать приложила палец к губам и улыбнулась так, что среди жаркого лета вдруг стало холодно. Девушка как будто заморозила в себе все чувства.

Заглянувшему на кухню за мелиссовой водой Мельхиору она тоже подарила эту леденящую улыбку. Бедный маг аж икнул от неожиданности и поспешил ретироваться. Воду принесла ему Регина, она же сказала:

– Не пугайтесь так, всё идёт нормально. Просто у нашей Вилечки среди лета наступила зима. Но это не навсегда, после зимы всегда приходит весна.

Мельхиор с жаром пожал руку своей служанке и сказал:

– Спасибо, Регина, вы меня успокоили. Мне показалось, что у Виолы душа умерла вместе с Теодором. Но вашей оценке я верю, вы женщина опытная, много пережившая и знаете что к чему. С сегодняшнего дня я удваиваю ваше жалованье. Только следите за Виолой, не оставляйте одну с тяжёлыми мыслями.

Гина и так не собиралась этого делать, но ей приятно было получить больше денег от Мельхиора за то, что она почитала своим долгом и правом. Выходит, он действительно в девочке души не чает. Эх, как всё неудачно сложилось. И этот мажонок из университета, и гибель отца Когда теперь Виола сможет оттаять окончательно и посмотреть вокруг себя?

А вечером после ужина Виола пригласила Регину к себе, сунула ей письмо архимага, дала время прочитать и сказала:

– У нас будет много денег. Жалованье у Тео было большое, компенсация тоже полагается немаленькая, а маги в основном люди нежадные. За своей спасение заплатят хорошо, не поскупятся. Как только я получу эти деньги, то уеду отсюда. Куплю дом с лавкой, подожду до весны, когда мне стукнет двадцать пять, и открою торговлю. Чаи, заморские товары, пряности, а ещё кафе на три-четыре столика: напитки и выпечка. Ты со мной?

– С тобой! – с готовностью отозвалась Гина.

– Ну и отлично, – кивнула ей Виола, – Чистота, красота и уют на тебе, остальное на мне. Мы отлично заживём, все завидовать будут. Надо только подобрать подходящий город и найти там пригодный для наших целей дом. А ещё сходить в ратушу и отправить запрос нотариусу. Мне понадобится посмотреть оригинал завещания и сделать из него заверенную выписку, чтобы иметь право действовать. Часть своих денег Тео отдал в долг чужим людям. Не уверена, что они вернут их без борьбы.

Регина молча обняла Виолу за плечи. Вот она настоящая! Не рыдает над пролитым молоком, а действует. Если бы можно было что-то сделать для спасения отца, она бы уже была с ним рядом. Но теперь, когда его нет, энергия нашла себе новую цель. Жалко только, что в планируемой Вилечкой картине мира нет места Мельхиору. Кстати, юному Эгону его тоже не нашлось.

После этого разговора жизнь потекла по прежнему руслу. Чистота, уют, трёхразовое питание, визиты страждущих, бухгалтерия, поездки в Балинар. У Виолы к этому добавилась переписка с Ульрихом. Тот прислал первое письмо через два дня после того получения письма из Валариэтана, а затем начал писать каждый день. Виола отвечала примерно через раз, чаще ей было лень.

Однажды Регина сунула нос в эту переписку и удивилась: там были только охи, вздохи и нежности, никакого намёка на то, что наполняло жизнь юноши и девушки в реальности. Ули не смог приехать как хотел, ему действительно пришлось сдавать дополнительные экзамены по предметам, которых он не изучал, и парень сидел, корпел над учебниками. Но даже об этом он писал вскользь, а больше о том, какая Виола красавица, как он её обожает и как тоскует вдали от любимой. Она в ответ писала то же самое.

– Ты хоть ему сказала, что у тебя отец погиб? – спросила Гина.

– Зачем его расстраивать? – пожала плечами Вилька, – Это моё горе. Ули оно не касается. Если он не видел некролога в газете, то значит пусть так и будет. Скажу при личной встрече, если к слову придётся.

Женщина была поражена. Ей такая позиция казалось очень и очень странной. Она всю жизнь прожила в убеждении, что любимым хочется всё разделить: и радость, и печаль. С другой стороны, если для Виолы Ульрих перевёрнутая страница То это даже хорошо. Ей не улыбалось расстаться с единственным дорогим ей человеком, а если Виола и впрямь станет графиней, Гине в её жизни вряд ли найдётся место.

Ей самой написал Сильван. Парень жаловался, что бывший слуга отца ему не ответил, хотя точно известно что он жив и в своём уме. Он собирался к нему съездить, поговорить лично, но теперь всё откладывалось до зимних каникул. Как ни странно, Регина только обрадовалась этой отсрочке. Теперь, когда у неё была Виола и перспектива начать с подругой новую жизнь в новом месте, титул и богатство герцога Дармона не казались привлекательными. Они означали неволю в золочёной клетке, а Регина слишком дорого заплатила за свою свободу, чтобы перестать её ценить.

* * *

Дни шли за днями, потихоньку жизнь входила в наезженную колею, Виола стала почти прежней, правда, за работой больше не пела. Маг, чтобы не думать о ней, вкалывал как одержимый. Партии зелий и амулетов от раза к разу становились всё объёмнее и приносили всё больше дохода.

Лето заканчивалось. Незадолго до первого дня осени Мельхиора внезапно вызвали в Коллегию для дачи показаний. Он ускакал на рассвете, а вернулся поздно вечером через три дня. Мрачный, подавленный, усталый.

Несмотря на то, что время шло уже к полуночи, Виола выставила ему сытный горячий ужин и села напротив. Ни о чём не спрашивала, но маг сам не мог держать в себе то, что узнал и увидел.

В сущности ему повезло. Никто ни в чём его обвинять не собирался, вызвали как свидетеля. Давенеи не выдал особенностей кинжала, судя по всему и сам о них ничего точно не знал, поэтому подтвердил диагноз Мельхиора. Яд уххе так яд уххе.

Расстроило другое. Коллегия взялась-таки за Марсилия Медренского. Оказалось, это именно он в пошлый раз упустил барона. Тогда это ему сошло с рук как досадная случайность, но сейчас на него навалились дознаватели-менталисты и узнали много интересного. Случайностью в прошлом деле и не пахло. Марсилий отпустил барона Давенеи не просто так, а с дальним прицелом. Ему не нужны были ни деньги, ни земли, ни драгоценности. Больше всего Марсилий любил власть, а её даёт только знание. Например древнее, тайное, запрещённое. Этим и поманил его Готфрид. У него самого имелись старинные фолианты, которые необученному магу были не по зубам, но в библиотеке рода Эгонов их было во много раз больше. Первые графы были в родстве с драконами и сохранили их мудрость в древних инкунабулах, которые с течением времени уже никто не в состоянии был не то что прочесть открыть. Так что для Эгонов это был мёртвый груз, а вот для Марсилия источник уникального знания. Поэтому он сговорился с бароном точно так же, как до него преподаватель из университета. Только тот продешевил: хотел золота.

Поэтому сначала Марсилий помог Давенеи скрыться на землях своего приятеля графа Баррского, затем сделал так, чтобы Ульриха отправили туда поближе. Для этого идеально подошёл дом его подопечного в Эделе. Чтобы ничего не мешало, он попытался выжить оттуда Виолу, но когда узнал, кто она такая, передумал. Давенеи желал отомстить тем, кто лишил его единственного в жизни шанса. По законам Гремона теперь мог наследовать только представитель следующего поколения, которым мог считаться его сын, если бы у барона таковой нашёлся. А Готфрид после смерти родами первой жены так и не озаботился законными наследниками. Пришлось срочно признать наиболее перспективного из бастардов, сына кухарки. От его имени он собирался править в Эгоне. Если потом мальчишка помрёт не беда, даже хорошо. Отец может наследовать сыну, это дядя племяннику никогда. Сам же Готфрид планировал жить долго: маг всё-таки.

Разрешить Марсилию посетить библиотеку и отдать ему десять книг по его выбору казалось барону мизерной платой за жизнь и возможность получить графство. За месть он пообещал магу ещё три инкунабулы и пожизненное пользование всеми остальными книгами. Идиот! Ему и в голову не приходило, что планы Марсилия шли куда дальше, чем какое-то занюханное графство. Он собирался покуситься на то, что призван был охранять: на хрупкий мир между магами и обычными людьми, на основы, заложенные ещё Валариэтанским договором. Он прекрасно понимал, что прольются реки крови, но почему-то считал, что его лично это не коснётся. Зато маги будут править, а людишки повиноваться. Он же станет главным и больше не должен будет повиноваться требованиям совета. Наоборот, совет станет смотреть ему в рот как герою и благодетелю. Не этот совет, новый, который он возглавит лично.

Конечно, на их допросах Мельхиор не пристутсвовал, но ему после дали прочитать протоколы.

После чего? После казни.

Маги Коллегии выслушали весь этот бред величия и вынесли приговор: обезглавить обоих. И мага, и барона. Тела сжечь, пусть даже памяти о них не останется. Мельхиора обязали присутствовать. Наверное, для профилактики. Он много лет был подопечным Марсилия, так чтобы знал, куда приводит его дорожка. Кстати, он всегда был уверен, что магов казнят маги. Убивают заклинанием. Но на самом деле Марсилия только связали магическими путами, как и барона. Голову рубил королевский палач самым обычным топором. Тела тоже жгли на нормальном костре из дров. Вонь невыносимая.

– А зачем дали прочитать протоколы? – спросила Виола.

– Для проверки. Вдруг я разделял убеждения и мысли своего куратора? Заставили изучить всё в присутствии менталиста. Он мыслей, конечно, не читал, просто контролировал мои эмоции. Если бы его что-либо не устроило, мне грозило задержаться в казематах Коллегии навсегда. Хвала богам, я ничего не знал о Марсилии, это он знал обо мне многое. Мои реакции устроили местного менталиста и меня отпустили. Даже поздравили: по их словам, я прошёл проверку на лояльность принципам валариэтанского договора и после получения гражданства Элидианы могу претендовать на место в Коллегии. Как будто оно мне надо. Да я бы туда не пошёл даже за золотые горы.

– Почему? – спросила Виола.

Видно было, что она задала этот вопрос не просто так. Мельхиор задумался, затем, глядя в сторону, произнёс целую маленькую речь.

– Не знаю, кем надо быть, чтобы там работать. Человеком без сердца, нервов, чести и совести, наверное. Другим там будет тяжко. Подозревать всех и вся, не верить даже родному брату, наказывать не по справедливости, а по формальному соответствию закону Для этого надо быть очень специфичным человеком: холодным, безушным, а ещё смотреть на других, магов и не магов, сверху вниз. Меня не удивляет, что Марсилий со своими планами вышел именно оттуда, из недр Коллегии. Они считают его предателем, а мне он кажется её естественным продуктом.

Замолчал, посмотрел Виоле прямо в глаза и ляпнул:

– Если вы им на меня донесёте, сообщите, что я говорил такие вещи, то гарантированно от меня избавитесь. Сами их можете не бояться: обычные люди им неподсудны.

Виола так удивилась, что поначалу не смогла выдавить из себя ни слова. Посидев немного с выпученными глазами и разинутым ртом, она сказала:

– Зачем бы я стала делать такую подлость и глупость? За кого вы меня принимаете? Я вас уважаю и бесконечно вам благодарна за всё, что вы для меня сделали. Но даже если бы это было не так, я бы всё равно не пошла бы доносить. Мне это претит.

Встала и ушла. Мельхиор же тупо смотрел ей вслед и сам себе удивлялся. Он же хотел сказать совсем другое. Просто спросить, как она к нему относится. Ну, на будущее. Ответ-то получил, но такой ли, как надеялся? Уважение и благодарность это хорошо. А любит она этого прыща гремонского. Пишет ему каждый день, тратится на магическую почту.

* * *

На самом деле Виола писала Ульриху значительно реже. Да и он перестал слать ей письма ежедневно. Сначала-то они летели одно за другим, но уже на следующей декаде количество уменьшилось вдвое, затем ещё вдвое Да и всё то же содержание становилось раз от раза всё короче. Но при этом Ули каждый раз напоминал: Виола его невеста, как только у него на руках окажется диплом, они поженятся.

– Ты ему веришь? – спрашивала подчас Регина и получала ответ:

– Для меня главное что он сам себе верит. А будущее Я убедилась, что оно не в нашей власти. Всегда нужно иметь отходные пути. Если я не стану графиней, у меня есть отличный план и ты его знаешь.

– А любовь? – не отставала женщина.

– Любовь у меня уже была, – твёрдо отвечала Виола, – Если продолжения не будет, мне и этого хватит. Понимаешь, я как раз люблю Ули и желаю ему только счастья. Но как-то не вижу себя рядом с ним.

– А с кем видишь? – всё домогалась Регина.

Если она хотела получить ответ "Мельхиора", то, видно, спрашивала как-то не так. Виола ей на это сказала с жаром:

– Никого, Гина, никого из тех двуногих, что носят штаны и называют себя мужчинами. Рядом с собой я вижу тебя в качестве подруги и компаньонки в делах. Тебя устраивает такой ответ?

Пришлось сказать, что устраивает, даже более чем. Больше Гина на эту тему не заговаривала. Только отмечала про себя: с приходом осени письма от Ульриха стали приходить всё реже, теперь даже не каждую декаду. Виола честно отвечала на каждое, благо это стало нетрудно. Но Регина, заглядывая ей через плечо, отмечала, что подруга вяло водит палочкой по бумаге, повторяя заученные фразы о любви, а сама в это время витает мыслями где-то далеко.

Осень принесла и другие изменения. Щедрая природа юга не собиралась засыпать, а дарила урожай тех растений, которые не водились в родном городе Вильки. В прошлом году это как-то прошло мимо неё, она как раз осваивала новый дом и хозяйство, а сейчас с удовольствием варила варенья, конфитюры, цукаты, вялила и сушила, в общем, занималась домашним консервированием. Казалось, эти простые занятия утоляли её боль лучше, чем что-нибудь другое. Она научилась делать вино и, когда пришла пора ночных холодов, наполнила выморозками две здоровые пустые бочки, вмурованные в подвальную стену. Пусть пить будет тот, кто придёт на смену Мельхиору, почему бы не сделать ему такое доброе дело, тем более что виноградом её оделили благодарные горожане.

После вина настало время соления и квашения овощей. В Эделе оно было не очень популярно, а вот на Вилькиной родине хозяйка считалась плохой, если у неё в погребе не стояло пять-шесть бочонков с разными вкусностями. Вот как раз готовясь заквасить последние в этом году патиссончики, Виола запела впервые со дня, когда получила известие о смерти Тео.

Сначала тихонько мурлыкала мотив, а потом разошлась, вспомнила все слова и с чувством исполнила песенку, которая была популярна в Гремоне в годы её детства. В ней говорилось о девушке, которая хотела бы быть птицей и улететь в синее небо, но там нет любимого. Затем она вспомнила другую, весёлую, про доктора, который хотел найти лекарство от любви, за ней ещё и ещё.

Регина услышала пение и побежала к Мельхиору, который работал в лаборатории. Оказалось, он тоже услышал и сейчас, вместо того, чтобы выпаривать раствор, сидел и с расслабленной, умилённой улыбкой прислушивался к голоску своей бесценной.

– Я уж думала, наша птичка навек замокла, а она вон как распевает, – кинула Гина реплику.

– Разве это плохо? – не понял её маг, – Поёт это хорошо. Пусть, мне нравится её слушать.

А ещё через декаду Гина застукала Вильку в погребе, где та, вместо того, чтобы взять всё, что надо для готовки и подняться, сидела и лопала уже проквасившиеся патиссоны прямо из бочонка. На лице её блуждала улыбка блаженства.

– Такие вкусные вышли, – сообщила она служанке, – Ты только попробуй. А огурчики ещё лучше. Капуста, та что остренькая, со свёклой, тоже неплоха. Ем-ем, прямо наесться не могу.

Регина пустилась на чурбачок для рубки мяса и заглянула Виоле в глаза.

– Сходи-ка ты к знахарке, моя милая. А лучше попроси господина Мельхиора тебя посмотреть. Сдаётся мне, что ты беременная.

Она нарочно выразилась так неуверенно. На самом деле ей дано было, хоть слабо, но видеть потоки и ауры. Сомнений не было: её любимая Вилечка ждала ребёнка.

Виола в ужасе вытаращилась на служанку.

– Нет, не может быть! С чего это вдруг?

Та засмеялась.

– Почему же вдруг? Ты со своим Ули любилась так, что вся улица слышала. Посев провели? Теперь пришла пора урожая. Да не пугайся ты так! Ребёнок это же хорошо!

Она не стала прибавлять, что за такое счастье отдала бы жизнь. Пусть Вилечка придёт в себя, свыкнется с новостью, а там сама поймёт: дитя это замечательно. Но Виола пока думала о другом.

– Ты же сама мне сказала, что он маг и поэтому должен позаботиться, чтобы последствий не было! Да и я Я же столько лет прожила с Куртом и ничего! А тут раз! Не может быть! Это просто соленья вкусные и я их очень люблю.

Регина руками развела: тут такое счастье привалило, а дурочка упирается, не хочет верить.

– Ещё раз говорю: обратись к нашему хозяину. Он человек опытный, даже руками трогать не станет, по ауре определит точно. Даже скажет кто: мальчик или девочка.

– Ты что! – замахала на неё руками Виола, – Ему ни полслова! Даже не намекай. Он человек деликатный, сам смотреть не станет и если это правда, лучше ему не знать. Завтра к знахарке схожу и если ты права

– Что ты станешь делать? – быстро спросила Гина и в глазах её замерцал странный огонёк.

Виола вздохнула.

– Что, что Ничего. Я вдова это хорошо. Если уехать куда-нибудь, где меня никто не знает, то ребёнка можно будет выдать за законного. Но делать это надо позже, зимой. Во-первых, деньги у нас уже будут, а во-вторых Если приезжает вдова, беременная на позднем сроке, то никому и в голову не придёт интересоваться, когда умер её муж.

У Регины отлегло от сердца: избавляться от ребёнка Виола не собиралась. На всякий случай она спросила:

– Ты хочешь оставить дитя? А почему тогда не скажешь Мельхиору? Наш хозяин человек добрый и благородный. Он бы присмотрел за твоим здоровьем.

– Почему не скажу? – удивилась Вилька, – ты что, не понимаешь? Зачем ему лишние муки? Я же вижу, что он в меня влюблён. Да-да, ты думала, я слепая? Нет, просто стараюсь не видеть то, с чем не знаю что делать. Мельхиору и так больно, просто он умеет держать себя в руках. Но зачем же быть стервой? Я люблю другого, а теперь ещё этот ребёнок. Не хватало, чтобы он у меня роды принимал. Так что завтра к знахарке и если окажется В общем, ты меня поняла. Да, в следующую поездку в Балинар надо будет газет купить, узнать, где что продаётся и подобрать нам место. Так, чтобы как только деньги придут, мы могли бы переехать.

Она, кажется, была очень горда своей предусмотрительностью.

– А потом? – осторожно спросила Гина.

– Что потом? Потом по нашему плану. Дом, а после родов открою лавку как собиралась. Ты же мне поможешь с малышом?

Регина готова была взять на себя все заботы, лишь бы ей позволили понянчить маленького, поэтому вместо ответа бросилась к Виоле, обняла её и расцеловала. Спросила робко:

– А Ульриху своему сообщишь? Ну, если ты и вправду беременная.

Последние слова Гина добавила для порядка. У неё уже сомнений не было, оставлось получить подтверждение знахарки. А вот Ульриха и его решений побаивалась. Он в этом уравнении он был неизвестным.

Она подозревала, что юнцу малыш без надобности. С другой стороны кто может знать этих дворян? Вдруг бросит свой университет и примчится, потащит Виолу в храм, чтобы ребёнок любимой женщины не родился бастардом? Этот вариант Регине не нравился. Она наслушалась рассказов про Эгон и госпожу Гедвигу и полагала, что та может быть не рада как Вильке, так и её малышу. А уж Регину такая и вовсе на порог не пустит. Так что лучше было бы обойтись без него. Но это ей, а как Виоле?

Та спокойно ответила:

– Ульриху обязательно. Он всё-таки отец. Напишу, а дальше пусть решает сам. Кстати, на этой декаде он ещё не писал. Вот получу от него весточку и в ответе расскажу. Захочет быть нашим папой хорошо, нет я и сама ребёнка подниму.

Регине понравилось, с какой убеждённостью она это сказала.

Она не могла залезть в голову подруги и увидеть, какой там поднялся кавардак от её простых слов о ребёнке. Сначала ужас и отрицание, что было вполне естественно. Она в ближайшее время детей не планировала. Затем в своё кресло сел разум. Для начала напомнил массу мелких признаков, которые подтверждали слова Гины. В результате Вилька быстренько уверила сама себя в собственной беременности и приняла эту мысль как нечто не совсем своевременное, но вполне приемлемое.

Действительно, ей уже скоро двадцать пять. Самое время, чтобы родить. Ну и что, что время неудачное? Когда оно удачным-то бывает? Если вдуматься, лучше сейчас, когда она ещё не начала своё дело: оно потребует все силы без остатка и тогда она останется без детей вообще. Вот как Гина. Ясно же, что бедняжка за ребёнка готова на брюхе через весь континент проползти. А тут богиня послала такой подарочек и грех от него отказываться. В конце концов у неё есть средства да и Гина поможет если что.

Вильке вдруг пришла в голову идиотская мысль, что этот ещё неизвестного пола младенец ей послан вместо Тео. В утешение. Она даже решила: если родится мальчик, назовёт его Теодором. Вот только как быть с его папой?

Последнее время письма от Ули стали приходить всё реже. На прошлой декаде одно и какое-то скомканное, всего несколько строчек, на этой и вовсе ни одного Конечно, у него началась учёба и времени на глупости вроде любовных писем не осталось, но черкнуть пару слов разве трудно? Тем более что ему как магу не приходится тратиться: покупать зачарованную бумагу.