Текст книги "Туфельки для мамы чемпиона (СИ)"
Автор книги: Анна Аникина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава 61
61. Когда женщины появились в дверях, Алекс и Роберт обернулась к ним. Красицкий смотрел виновато. Роберт – обеспокоенно.
Чай пили почти молча. Изредка Алекс нахваливал десерт и домашнее печенье, которое приготовила Божена. Дети, быстро смолотив свои порции, умчались по комнатам.
– Составишь мне компанию, Беата? – поднялся хозяин дома, взял в руки приготовленный женой поднос с едой и десертом, – Сходишь со мной к маме Терезе? – Конечно, – Беата пошла за Алексом на второй этаж, – Но я, честно говоря, по-испански очень давно не говорила. Больше десяти лет. – Это ничего. Особенных знаний и не понадобится. Мама давно лежит. Уже больше трех лет. Мы её забрали к себе. Ей, конечно, тут веселее, чем одной. Внуки забегают. Мы с женой по очереди дома. Сиделку недавно взяли. Но на несколько часов. Божена вышла в клинику на работу на полставки.
Беата ожидала сего, чего угодно. После визита к своей свекрови, она была готова увидеть чужую беду. Но ожидания не оправдались. Пани Тереза жила в отдельной небольшой комнате. Там помещалась кровать, шкаф, небольшой столик и кресло. Окно в сад. Даже мило и уютно. – Мама, позволь тебе представить Беату. Она подруга Роберта, – Алекс заговорил сразу по-испански. – Добрый день, пани Тереза, – Беата почему-то поздоровалась по-польски. – Здравствуйте, деточка, какая вы хорошенькая, – неожиданно по-польски отозвалась мама Алекса. – Если хотите, я могу говорить по-испански, – предложила Беата. – Правда? А где вы учили язык? – Я какое-то время жила в Мадриде, – ответила Беата осторожно. – Вы не возражаете, я буду есть и мы будем беседовать? – Конечно, как Вам удобнее. Дальше беседа шла по-польски. Пораженный Алекс пытался слиться со стеной и не отсвечивать. Пятнадцать минут пролетели очень быстро. Беата мило распрощалась с пани Терезой. Пошла по лестнице вниз. Следом топал Алекс.
– Как тебе это удалось? – Что? – не поняла Беата. – Она поела с таким аппетитом впервые за последнее время. И говорила по-польски. – Не знаю, правда. Может быть ей не хватает новых впечатлений.
Пока Алекс и Беата отсутствовали, в столовой Божена разговаривала с Робертом. О Беате, конечно.
– Роберт, как она сейчас? – Знаешь, мне иногда кажется, что слишком хорошо. И за этим стоит какой-то провал. Как за фанереной стеной. Чуть ткнуть – провалишься. И я не могу угадать, когда и из-за чего это может случится. Она будто совсем отрезала прошлое. Но так ведь не может быть? Двадцать лет брака и взрослый сын. И всё, что она пережила. Это не вычеркивается. – Такие защитные механизмы. Психика так пытается спастись. Функционировать в "здесь и сейчас". Иногда люди забывают, где родились. И, знаешь, ты прав. Рвануть эта бомба может в любой момент. Причём как в психике, так и в соматических реакциях. – Это как? – Желудок, головные боли, резкие скачки гормонов, давления и уровня сахара. Как следствие – ватные ноги, головокружение, агрессия иногда. И в целом нестабильность. Пульс у неё высокий. – Когда ты успела? – Алекс не умеет тихо разговаривать. Тебе придётся самому рассказать ей о Марине. Ваше прошлое никуда от вас не денется. И будет всплывать в самых неожиданных местах. – М-да, про "жизнь с чистого листа" я уже от Алекса слышал. – Ну, ты же знаешь Алекса. У него половина изречений про математику, треть про еду, а остальное – про ж@пу. Но где-то он прав. Чистого листа в нашем возрасте уже ни у кого нет.– Может быть мне какие-то лекарства иметь под рукой? – Лучшее для неё лекарство сейчас – это ты. И то, сколько она продержалась, и как живёт – твоя заслуга, конечно. Только через полтора месяца День всех святых. И она пойдёт к своей семье. – Я с ужасом об этом думаю, если честно. – Твоя задача подстраховать. Вероятность, что в эти дни ей станет хуже, велика. Но, знаешь, она такая светлая у тебя. В ней столько жизни! Я так за вас рада!
Божена, может, и хотела ещё что-то сказать, но на лестнице слышались шаги и голоса. Вниз спускались Беата и Алекс.
– Боженка, там чудеса чудесные. Беата разговорила маму. И та всё съела. – Спасибо тебе большое, – Божена обняла Беату, – Ты чудесная!
Роберт скорее подошёл к Беате. Прижал к себе. – Ты как? Устала? – шепнул на ухо. Почувствовал, что в его руках Беата не расслабилась, как обычно. Всё тело, как натянутая струна. Что ж, значит они поговорят. Обязательно. Но без свидетелей. – Да, есть немного. Нам же ещё обратно ехать.
Они тепло прощались с Красицкими. Дети снова висли на Роберте. Божена обнимала Беату. Алекс сгреб всех вместе. – Доброй дороги!
Роберт помог Беате сесть в машину. Когда сел сам и закрыл за собой дверь, понял, что говорить нужно будет прямо сейчас. Тишина между ними была острой.
Глава 62
62.
– Девочка, выслушаешь меня? – попросил Роберт через томительную минуту звенящей тишины. У него смелости оказалось больше. Да и чувство вины давило. Хотя у них за всё это время не было повода разговаривать о прошлых отношениях.
– Ты женат? – глубоко вдохнув для храборости, перебила его Беата, задав, пожалуй, главный вопрос. Наличие детей она ещё пережила бы. – Нет. Не женат. Уже очень давно, – Роберт в уме считал, сколько лет точно, – Уже почти пятнадцать лет как, – выдал он после подсчетов.
Беата шумно выдохнула. Она очередной раз надумала себе о Роберте черт знает что. Обидела своим вопросом? Не похоже. Расскажет он об этой Марине? Уж больно не лестно о ней отзывался Красицкий.
– А сколько был женат? – тихо спросила Беата. – Шесть лет. Она эмигрировала. В Израиль. Потом я подал на развод в одностороннем порядке. Но из армии меня уже уволили за брак с иностранкой. Сейчас она живёт в Америке.
– А дети? – теперь по "минному полю" шла Беата. И ей этот путь был жизненно важен. Пока они не сели в машину и она не задала свои вопросы, мысли чуть не свели её с ума. Она пыталась в голове вернуться в жизнь без Роберта. В конце концов, у неё всё есть и она всё умеет делать сама. Откуда тогда эта дикая эмоциональная зависимость?
– Нет, надеюсь, что детей у меня нет.
Новый выдох. Стальные канаты внутри Беаты стали потихоньку ослабевать.
– Жабка, послушай, я женился на первом курсе. Не спрашивай, почему. Это не то время, которое мне хотелось бы вспоминать. Единственное, за что я благодарен Марине, это за танцы. Она восемь лет была моей партнершей. Танцы не дали мне слететь с катушек от огромных умственных нагрузок в интернате. Потом помогли избежать жизни в казарме. Я совсем не горжусь тем, что женился. И не горжусь, что у меня так и не было настоящей семьи.
Роберт с силой сжимал руль. Напряжённо всматривался в сереющую дорогу. – Я очень не хотел, чтобы что-то о моей жизни ты узнавала вот так. Не от меня. Если ты хочешь узнать обо мне что-то, то спроси. Прямо спроси. Я отвечу. Обещаю, что честно.
– Где ты служил? – В Щецине. На авиабазе. Я лётчик-истребитель. – Капитан? Я видела форму, – быстро пояснила Беата. – Да, дальше дело, видишь, не пошло. Но я рад. Ты же знаешь, я всегда хотел в гражданскую авиацию. – А почему сразу не пошёл? – По бедности, принцесса. В училище было полное довольствие и очень высокая стипендия. И этим я тоже не горжусь.
Роберт испугался, что вот сейчас она пожалеет его. Только не жалость! Что угодно. Жалким перед ней он быть не хотел.
Беата молчала, теребила ремешок сумочки. Мимо неслись сосны, крохоные деревни с острыми пиками костелов, поля с огромными круглыми стогами соломы. Машин по мере приближения к столице прибавилось.
Тишина перестала быть гнетущей.
– Папа бы очень тобой гордился, – вдруг выдала Беата, – Когда ты уехал, я… В общем, я заболела тогда. И слышала разговор родителей. Папа сказал, что он гордился бы тобой, если бы ты осуществил свою мечту летать.
Роберт обдумывал сказанное Беатой. Какой была бы их жизнь, останься он тогда в Гданьске?
Может быть сейчас они ехали вот так в машине от друзей домой, а на заднем сидении дремали бы, обнимая свои игрушки, уставшие за день дети. Картинка получилась настолько яркой, что он даже специально посмотрел на заднее сидение через зеркало.
Но с другой стороны, не было бы у него этих друзей, если бы не интернат. И профессии. После обычной школы он не пошёл бы учиться. Скорее начал зарабатывать, чтобы помогать тётке. Уж точно не сидел бы на её шее. И что он смог бы тогда предложить Беате? Ни своего угла. Ни профессии.
Они заехали на заправку. До Варшавы оставалось уже всего ничего. Роберт оплатил бензин. Взял кофе в автомате. И пару сендвичей. Беата благодарно кивнула.
Уселись за крохотный столик на улице. Холодало. Роберт снял джинсовку, накинул на плечи Беаты. Смотрел, как она пьёт. Потянулся, стёр пальцами молочную пенку с её губ. Вдруг Беата поймала подушечки его пальцев губами.
От такого откровенного движения Роберт замер. Они встретились глазами. Рухнула эмоциональная стена.
Впрыгнули в машину. Темнота укутывала лес вокруг шоссе. Роберт свернул на боковую дорогу примерно через километр. Ещё одно преимущество хорошей машины – мягкие раскладывающиеся кресла они оценили по достоинству.
Глава 63
63.
День всех святых – время, когда все в Польше посещают могилы ушедших. Выходной. Возле каждого кладбища обязательно дежурят полицейские. Продают цветы и красные подсвечники-фонарики.
Беата тянула время. Находились одно за одним какие-то мелкие дела. Переложила расческу. Убрала фен. Поменяла полотенца. Надо ехать. На кладбище принято приходить до обеда. В Гданьск к родителям в этот день она снова не попадает. Сегодня к Збышу и Леславу.
Она пыталась вспомнить, когда была там последний раз. Выходило, что второго мая. А до этого тридцатого апреля. А до этого двадцать седьмого. И так каждые два-три дня. До второго мая. Ещё точнее, до её дня рождения. До дня, когда позвонил Роберт.
Шесть месяцев прошло. Так много, казалось бы. Потому что они были напонены эмоциями и событиями. И так мало.
Сегодня нужно было подумать о том, о чем думать категорически не хотелось. Кем она была год назад? Счастливой женой известного дипломата, мамой чемпиона и перспективного студента.
Год назад они говорили со Збигневом о внуках. А сейчас….
Сейчас она думала, каким бы отцом был Роберт. А ещё чувствовала себя разбитой и опустошенной.
"Моя железо-бетонная девочка". Так говаривал Збигнев. Когда она очередной раз преодолевала очередные трудности."Жабка, девочка, принцесса". Роберт называл её так. Но не говорил ничего больше, чем эти слова.
Впервые Беата позволила себе сравнить Збигнева и Роберта. До этого дня ей не приходило в голову это сделать.
Жизнь делилась невидимыми стенами на три части. До Збигнева с Робертом, со Збигневом без Роберта, после Збигнева с Робертом. Три разные жизни. Будто не одна Беата их прожила. А три совершенно разные женщины.
Ещё год назад у её жизни были итоги и результаты. Пройденный путь. Опыт. У нынешней жизни итогов не было. Открытые вопросы без ответов.
Зажав себя в кулак, Беата оделась. Пальто, зонт, сапоги. Прохладно уже. Перчатки, шляпка. Потом зайдёт в костёл. Вызвала такси. Машина пришла быстро.
Можно было бы договориться с Алексом и поехать вместе. Беата отказалась. Ей не хотелось ни с кем делить этот момент. Уж тем более с Робертом. Тот тоже предлагал отвезти её. Но после её однозначного и быстрого отказа взял себе рейс в Мюнхен. Вот и ладно. Этот путь только её. Есть вещи, которые человек должен пройти один. Без страховки.
Беата не заметила, как доехала. Престижное кладбище. Фамильный участок. Как же люди держатся за внешние проявления. Удивительно! Как кладбище может быть престижных местом? Но здесь это очень чувствовалось. Не то, что в Гданьске, где покоились её родители. Или в Москве, где могилы бабушки и дедушки.
Она купила три лампадки и цветы. Белые хризантемы. Проверила зажигалку в кармане. Её сунул, уходя, Роберт. Странно, ведь Тухольский не курил. Пошла вглубь по засыпанной жёлтыми листьями аллее. Тускло ноябрьское солнце силилось пробиться сквозь тучи.
Живот скручивало от страха. Ей не было так страшно даже на похоронах. Может быть действовала какая-то психологическая анастезия. Сейчас её действие закончилось. Несмело шагая, приближалась к могилам.
Первый – пан Анджей. Потом Леслав. Последний – Збигнев. – Здравствуй, сыночек, – упала она как подкошенная на каменную цветочницу. Дыхание сбилось. – Привет, родной, – потянулась ладонью к буквам на памятнике мужу.
Никаких портретов на камне. Только золотые надписи на чёрном граните. Всё в едином стиле. Строго и дорого.
И даты. Очень страшно. Когда непроизвольно начинаешь считать в уме.
Збигневу в октябре исполнилось бы пятьдесят четыре. Разве это возраст для мужчины? Высокий, подтянутый, улыбчивый. На него оборачивались женщины всех стран и континентов.
На цифры на могиле сына смотреть было невозможно. Почти двадцать было бы сейчас. Уже женился бы на своей Ксении. Был бы счастлив. И она рядом с ним. Сплошное сослагательное наклонение.
Беату затерясло. Неверным руками она зажгла лампадки, опалив кончики пальцев зажигалкой. От боли стало, как ни странно, полегче. Расставила цветы. Поставила свечи.
Тянуло сесть не на стоящую рядом скамейку, а прямо на мраморный бордюр на могиле мужа. Она устроилась на камне. Прислонилась спиной к памятнику Збигневу, лбом – к памятнику сыну. Замерла. Застыла. Не чувствовала ни времени, ни холода.
Голова начала кружиться. Слабость накатила удушливой волной. Руки стали липкими. На лбу выступил холодный пот. Зубы застучали. Затошнило. Пульс стучал в висках, будто барабанная установка.
Чёрная воронка затягивала сознание. Пошевелиться не было ни сил, ни возможности. Попытка повернуть голову окончилась новым приступом боли и головокружением. Сознание уходило.
Глава 64
64.
Больше всего на свете Роберт ненавидел чувство беспомощности. Когда ничего не сделаешь. Можно только стоять рядом.
Сегодня даже стоять рядом с Беатой было нельзя. Она должна была поехать на кладбище к своей семье. К мужу и сыну.
Ревновать её к погибшим было очень глупо. Но Роберта скручивало в узел от мысли, что его Бетя была чужой женой. Родила ребёнка от другого мужчины.
Страшно было думать, через что она прошла, когда они погибли. Ужасно было понимать, что ещё ничего не закончилось. И бомба замедленного действия сейчас внутри Беаты. Когда рванет, не ясно.
Сегодня его не будет рядом. Так правильно. Это Тухольский понимал умом. Но душа была не на месте. Он уговаривал себя, что уж сегодня на каждом кладбище полно народу. Полиция дежурит. Ничего не может произойти. Внутри головы настойчиво скреблась тревога.
В Мюнхен он летал последние семь лет примерно в эти даты. Ранний утренний вылет. Обратно в семнадцать часов. Достаточно, чтобы сделать одно важное дело.
Из аэропорта не стал брать такси. Сел на автобус до Банхофф. Вышел у Центрального вокзала. Зашёл купить цветов. Дождался трамвай. Минут через двадцать был на месте. Здесь, несмотря на дату, было немноголюдно. Не то, что сейчас в Варшаве. Прошёл по чисто выметенной дорожке. Ему направо.
Рихард и Катарина Бауэр. Два белых камня рядом. С одной датой окончания жизни. Седьмое сентября одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого. Ему, значит, было почти четыре.
– Мама, папа, я приехал, – сказал тихо. Положил маме цветы.
Достал из портфеля купленные ещё в Варшаве лампадки. Похлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Вспомнил, что сунул свою в карман Беатиного пальто, когда уезжал вчера. Порылся в портфеле. Нашёл старую. Хмыкнул. Та самая, которой он давал прикурить Марине в Нью-Йорке. Надо будет выбросить.
Странно было приходить сюда к людям с другой фамилией и незнакомыми именами. Его родителей звали Филип и Мария Тухольские.
Место, где их похоронили под чужими именами, добыл ему Мицковский. Покопал архивы, которые вдруг стали потихоньку открывать. Всех подробностей об их жизни не нашёл. Это будет под грифом "секретно" ещё больше десяти лет. Ну ничего. Он подождёт. Пока было ясно только, что они были разведчиками-нелегалами. И погибли в автомобильной катастрофе. Вероятно, подстроенной.
Сейчас способы, которыми они с Беатой лишились родных, выглядели пугающе похожими. И тех, и других убили. Роберт поежился от этой мысли.
Все эти семь лет он рассказывал родителям о своей жизни. Сегодня он говорил с ними о Беате. Какая она. И о том, как ему хочется, наконец, другую жизнь. С ней.
Глава 65
65.
Противное чувство подошедшей близко беды. Роберт искал, что не так. Перед обратным рейсом перепроверил все системы ещё раз. Порядок. – Командир, ты чего? – Ежи Новатны, его второй пилот, смотрел удивлённо. – Чую, что где-то что-то паршиво. Понять не могу, что именно. – Взлетаем? – Да.
Час и сорок минут пути. К двадцати ноль-ноль Роберт вышел на служебную стоянку. Рейс прошёл отлично. Идеально.
Номер Беаты не отвечал. Ни один. Не слышит? Разрядился телефон? Она не дома? Внутреннее чувство било тревогу. Вот, что было не так.
Роберт подъехал сначала к своему дому. Даже ворота не стал открывать. Побежал до двери. Вломился внутрь. Беаты не было. Ни в гостиной, ни в спальне, ни в ванной. И следов её присутствия тоже.
Выскочил. Поехал к ней. Свой экземпляр ключей нашёл в портфеле. Пригодились. Но и там Беаты тоже не было.
Камеры! Но просматривать их – время терять. Пульс уже стучал в висках.
– Адам, выручай! – без приветствия Мицковскому. – Говори. – Беата. Её нет. Телефон не отвечает. – Две минуты виси на телефоне. Пока думай, где она была сегодня. – Где ещё можно быть сегодня? На кладбище!
Две минуты – это ничто. Если только ты не ждёшь в страхе за близкого человека.
– Её телефон включён. Гудок идёт. – Сам знаю. Где? – На кладбище. Точнее скажу сейчас. От входа прямо. Поворот направо на третьей аллее, там четвёртый участок. Её телефон там. Рядом с могилой Леслава Зимовского.
Телефон там. Выронила? Могла. А сама тогда где? Уже темно. Холодно. Единственное возможное решение – ехать туда и проверять.
Роберт поставил на уши сторожа. Тот утверждал, что обходил территорию после закрытия. Никого не было.
Они вместе шагали по дорожке. Роберт решил, что наберёт её номер, когда подойдут ближе. Вдруг телефон уже разрядился.
Поворот. Ещё немного, и они у цели. Сторож с большим мощным фонарём. И Роберт в форме, но без фуражки.
Он набрал номер Беаты. Рядом за большим кустом гортензии жалобно запиликал аппарат. Светящийся экран было видно в темноте.
– Пан зря так беспокоился из-за телефона. Мы все найденные вещи возвращаем. А людей точно нет. Я проверял, – бормотал сторож за спиной у Роберта. – Фонарь! – потребовал Тухольский и ломанулся напрямую через кусты.
Беата сломанной куклой лежала между могилами сына и мужа. Телефон валялся рядом с раскрытой ладонью. Значит она хотела позвонить. Голова прямо на углу цветочницы. Ударилась?
Думать было некогда. Тухольский встал на колени, подхватил её на руки. – Телефон возьмите. И скорую вызывайте к воротам! Возразить ему сейчас никто не посмел бы.
Беата была ледяной. Роберт бежал к воротам, молясь, чтобы скорая успела. Потому что пульс был. Значит жива его девочка.
Увидев растрепанного лётчика с женщиной на руках, врачи выкатили носилки на колёсах. Роберт аккуратно переложил на них Беату.
– Пан лётчик, телефон, – сторож с виноватым видом протягивал ему аппарат. Тухольский благодарно кивнул.
– Беата Зимовская. 38 лет. Предположительно ушиб головы, переохлаждение. Пульс слабый, – отчитывался он врачу. – Мы везём в Академическую. – Я следом за вами на своей.
Глава 66
66.
Беата не знала, сколько времени прошло. Очнулась она от того, что ей снова было тепло. Как мало человеку нужно для счастья. Просто, чтобы было тепло. Холод, оказывается, страшная штука.
Почувствовала, что из глаз текут слезы. Горячие. Но сил поднять руку и смахнуть их не было.
В голове шумело. Карусель зелёных и красных пятен перед закрытыми веками утаскивала в воронку. Глаза открывать не хотелось. Спать. Только спать. И она отключилась опять.
Следующий раз очнулась от ощущения, что её держат за руку. Глаза снова не открыла. Мозг подкидывал воспоминания очень отрывочно. Вот на неё накатывает тошнота. Жар по всему телу. Потом провал. А теперь она пытается достать телефон. Снова провал. Ей очень холодно. Голова болит где-то сбоку. И вновь темнота.
Когда после прихода в себя хватило сил открыть глаза, слезы пришли почти одновременно. Сильно. Со всхлипом. Её действительно держали за руку. Роберт спал, сидя на стуле у её кровати и уронив голову на локоть. Второй рукой он держал её ладонь. От руки шли провода. Противно пикал какой-то датчик. Значит больница.
От её полустона-полувскрика он проснулся. Вскинул глаза. – Жабка, как ты меня напугала! Лежи, не двигайся! У Беаты хватило сил только виновато улыбнуться.
Вспомнилось, что когда холод пробрал до костей всё её тело, ей вдруг стало очень хорошо и спокойно. Чудилось тогда, что с одной стороны её обнимает муж, а с другой сын. И она слышит, как бьются их живые сердца. Не хотелось выбираться их этих объятий. Потому что лучше, чем быть рядом с ними, и придумать нельзя.
Сейчас всё это оказалось плодом фантазии замерзающего организма. А она чувствовала себя дважды предательницей. Так нечестно по отношению к Роберту. Она его не стоит. Перебежчица. Роберт заслуживает большего, чем жалкая вдова, которая так и не смогла отпустить близких.
Но желание жить, видимо, доминировало надо всеми моральным принципами. Сможет она как-то договориться с совестью? Или нужно идти до конца? – Уходи, – прошептала еле слышно, – Не смотри на меня. Я осталась там. Меня нет. Живи, Роберт. Ты сильный. Ты сможешь.
Её силы закончились. Лимит, выданный организмом на сознательную деятельность, был совсем невелик. Беата снова провалилась в темноту.
Роберт не понимал, что происходит. Она его прогоняет? Почему?
Вызванные в палату доктора разводили руками. Посттравматические реакции непредсказуемы. Всё – таки сотрясение мозга. Это не шутки. Да, уже трое суток прошло. Но у некоторых такое состояние затягивается.
На четвёртый день Роберт после уговоров поменялся с Александром. Его пришлось вызвонить, как родственника. Номер нашёлся в телефоне Беаты. Поехал домой на несколько часов. Благо, на работе отнеслись с пониманием, спасибо Янушу, перекроил расписание. Но это тоже максимум неделя. Потом нужно будет возвращаться к полетам.
Когда вернулся в больницу, у палаты Беаты стоял Алекс и разговаривал с высоким доктором. По-русски. – Добрый день, – поздоровался Роберт. Доктор протянул руку для привествия. Роберт пожал её в ответ, махнул взглядом по беджику. Успел просчитать только фамилию "Кирсанов". Русский? Аааа, это тот, у кого студия, где работала Беата. – Виталий, – представился доктор. – Роберт. Я слышал о вас от Беаты, – старательно по-русски выговорил Тухольский.
Алекс глянул на него удивлённо. Да, Зимовский, у него хоть и не шесть языков. Но на трех он вполне объясняется. – Виталий здесь работает. Он ортопед-травматолог. – Ну, по моей части у Беаты, слава богу, проблем нет. А неврологи делают всё, что могут. Я слежу. – Роберт, Виталий тоже танцует. – Нам, боюсь, сейчас не до танцев, – Роберт не понял, к чему это Алекс вспомнил о его танцевальном прошлом. – Это состояние не навсегда. С Беатой всё будет хорошо. И может быть вы действительно придёте вместе танцевать. Мы с женой будем рады, – Кирсанов похлопал Роберта по плечу, – Я на связи в любое время, – сунул Тухольскому визитку.
– Как она? – спросил Александра почти строго. Потом одернула себя. Имеет ли он право на такой тон? Зимовский же примчался тут же, как только узнал о случившемся. И помогает всем, чем может.
– Нормально, Роберт. Лучше. Она просто спит. Показатели практически в норме. Поговори с врачом сам. Мне он обещал через три недели поставить её на ноги.
Они оба обернулась на приближабщийся стук каблуков. По больничному коридору стремительно шла Ирма. – Тухольский! Ты почему не сказал, что помощь нужна?
Вот уж верно, как там у русских: "Не имей сто рублей…."
