Текст книги "Туфельки для мамы чемпиона (СИ)"
Автор книги: Анна Аникина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 57
57.
Вечер набирал обороты. После торжественных речей и поздравлений все уселись за большие круглые столы. Оркестр играл. Шампанское, закуски. Беата только сейчас поняла, что с самого утра ничего не ела. А два бокала шампанского уже внутри неё. Это могло быть опасно. Но опыт посещения торжественных мероприятий, как говорится, не пропьешь. Беата сразу положила в рот тарталетку с маслом и икрой.
Разговор за столом был непринуждённый. Вместе с Беатой и Робертом сидели Войцеховские, награжденый только что Януш Лишневский с супругой и молоденькая стюардесса с кавалером.
– Теперь я буду знать, ради кого наш лучший капитан теперь не живёт на работе, – сделал комплимент Беате Януш. – Янек, прости, друг. Дыры в расписании теперь можно заткнуть новобранцами. В этом году два новых командира. Давно такого не было. – Но зато не осталось вторых пилотов с такими минимуми, как у Марка, – сетовал Януш, – Когда оба пилота высококлассные, вам хоть полоса, хоть погода, всё едино – справитесь. А на новеньких ещё посмотрим.
– У каждого пилота свои полетные минимумы по видимости, высоте, разным полосам аэропортов – зашептала Ирма, поясняя непонятные Беате термины, – У Марка они были самые минимальные из всех вторых пилотов. У некоторых КВС и то хуже. Поэтому тандем с Робертом, у которого лучшие данные для командира, был просто блестящим. Они правда и попадали в самое пекло.
Договорить ей не дали. А Беате было очень интересно послушать, какой Роберт на работе. Со своего места поднялся Марк и предложил тост за прекрасных дам.
– Ирма, я хотела тебя и Марка поблагодарить, вы в этой истрии с журналистом меня очень поддержали, – заговорила Беата, когда мужчины уселись, выпив за дам стоя. – Тут, наверное, я должна признаться, – Ирма взяла Беату за руку, – О твоей истрии мне Марк рассказал уже вечером после рейса. Понимаешь, у нас с ним разные графики. Нас никогда не ставят на один рейс. Такие правила. – Потому что дети? – Да, а у нас четверо, представляешь? Так вот, Марк прилетел из Парижа вечером. А мы прибыли из Барселоны в полдень. Этот Бялошевский попал на мою бригаду бортпроводников уже не впервые. Обычно я обслуживаю бизнес-класс. Но тут в экономе могли быть проблемы. И я поставила туда Элю, – Ирма кивнула на молодую стюардессу у них за столом. – После обслуживания она рассказала, что этот козёл к ней приставал уже не единожды. Она, дурочка, молчала. Ну, вот я ему и досыпала слегка в кофе. Надо сказать, что бегает он очень быстро. Но это не застольный разговор, – рассмеялась Ирма, – А вечером Марк рассказал о тебе. И вот так получилось, что и я поучаствовала. – Всё равно, спасибо!
Пока Беата разговаривала с Ирмой, всё время ощущала на себе взгляд Роберта. Он скользил по её телу тёплой волной. Будоражил и отвлекал. Ирма была просто кладезем информации. Но ничего, Беата решила, что обязательно выспросит у Войцеховской максимум подробностей. Чем больше она узнавала о Роберте, тем больше ей хотелось о нем знать.
– Потанцуй со мной, принцесса, – тёплое дыхание коснулось её уха. Беата сжала его колено под скатертью. – Жабка, не шути с огнём, я так не смогу танцевать, – снова зашептал Роберт, – Просто утащу тебя домой, и мы не увидим фейерверк.
Как же Беате нравилось его дразнить! Именно потому, что он так откровенно реагировал. Не молчал и не сдерживал себя.
Танцевать? Бог мой, она не делала этого уже очень давно. Вдруг вспомнила, что Тухольский же танцор. И высококлассный. А она за все это время ни разу его об этом не спросила. А он и не заговаривал. Сейчас Беата понимала, почему. Из-за сына. Роберт всё о ней знал. Кто она, чья она жена и мать. Он был на похоронах. А она просто плыла по течению эти последние месяцы, наслаждаясь. И не утруждая себя расспросами. А следовало бы.
– Конечно, потанцуем, – протянула она руку. Роберт вывел её на площадку, где многие пары уже двигались под музыку. – Расслабься, девочка, – Роберт прижал её к себе. Медленная тягучая мелодия обволакивала. Роберт вёл партнёршу спокойно, мягко и нежно.
Потом оркестр замолчал и через пару секунд заиграл вальс. – Ты сможешь, я знаю. Ты же мама чемпиона, – вдруг произнёс Тухольский, глядя прямо в глаза Беате.
Она умела. Вот именно так, правильно. Как бальники. А с таким партнёром бояться было точно нечего. Роберт поднял руки, Беата встала в позицию. Правый поворот. Ничего сложного. По большому кругу. Спокойно. Уверенно. Перемена, левый поворот. – Ого, принцесса, ну ты даёшь, – не останавливаясь, удивился Роберт. Пара кругов и аплодисменты. Им и оркестру.
– Пан Тухольский, оказывается, не только отлично водит самолёт, но и танцует, как бог, – к ним подошёл президент, – Роберт, познакомьте меня наконец с прекрасной пани. А то я сегодня чуть не умер от зависти, когда понял, что она с Вами. У Беаты загорелись щеки. И она несолидно хихикнула.
– Господин президент, позвольте представить – Пани Беата Зимовская. Президент поцеловал Беате руку. – Томаш Кисловский, к вашим услугам, прекрасная пани Беата. Давно вы знаете нашего пана капитана? – Больше тридцати лет, господин президент. – Сколько? Серьёзно? – Мы одноклассники, – объяснил Роберт. – Тухольский, не ожидал от вас! Столько лет прятать такое сокровище! Пани Беата, всегда буду рад Вас видеть. Кисловский откланялся, ещё раз поцеловав Беате руку.
– Я же говорил, что он умрёт от зависти, – смеялся Роберт, – Пойдём, с балкона будет видно фейерверк над рекой.
Глава 58
58.
Всё гости высыпали на лужайку перед рестораном или вышли на балкон. Вид на Вислу был потрясающим. Начался фейерверк над рекой. Огни мерцали в небе, отражаясь в тёмной воде реки. Роберт держал Беату за плечи. – Не замёрзла? – Нет, что ты. Рядом с тобой это невозможно, – Беата улыбалась.
Салют приводил её в детский восторг. Давно она не испытывала такой безметежной радости.
Огни фейерверка погасли. А они всё стояли, обнявшись, глядя на ночную реку. Современная Варшава продолжалась на низком берегу. А здесь, в старом городе, всё дышало историей. Узкие улочки с брусчатой мостовой. Дома в три этажа с деревянными ставнями и геранью на окнах.
Вышли в город, медленно побрели по улице. – Видишь отсюда памятник Марии Склодовской-Кюри? – Конечно. – Мы когда в интернате учились, каждое Рождество одевали его в шарф и лыжную шапку. Представляешь? А студенты университета перед выпуском всегда умудряются одеть её в мантию и магистрскую шапочку с кисточкой. Причём там каждый год дежурит полиция, но им всё равно это удаётся. – Трудно было? – Что? Одеть памятник? – Нет, я про интернат. Твоя тётка так гордилась тобой. – Откуда ты знаешь? – Я приходила к тебе домой. В сентябре. Когда не обнаружила тебя в школе. Она сказала, что ты уехал. И, даст бог, навсегда. – Жабка, я даже не знаю, что сказать в свое оправдание. Тогда мне казалось, где я и где ты. Разные миры. Не может дочь генерала авиации интересоваться гданьским оборванцем вроде меня. – Ты не писал даже. И не попрощался. – Прости. Это не оправдание, но… Мне и подумать то было некогда. Это был шанс, от которого не отказываются. Но ты права. Я должен был с тобой попрощаться. И, знаешь, да… Было трудно. Все три года интерната. – А потом? – Потом я начал летать. И трудности перестали быть важны. Осталось только небо. И самолёт в моих руках. – А теперь? – Что ты хочешь спросить, принцесса? – Честно? У меня есть целый список того, что я хочу у тебя узнать. – И что в этом списке под номером один? – Ох, даже не знаю. Наверное, почему я вдруг стала принцессой. Ты раньше меня так не называл. – Я так про себя называл тебя. С того дня, как узнал, что ты генеральская дочь. И понял, что ты специально нашим курицам в классе этого не рассказываешь. Помнишь, как у них челюсти на асфальт попадали, когда в твой день рождения отец пришёл к школе в форме и с цветами? – Представляешь, нет. Я только помню, какой был букет. – И я помню. – Мне хочется расспросить тебя про каждый день твоей жизни. – Думаю, что там было немало дней, месяцев, а может быть и лет, которыми я не горжусь. – Я сегодня вдруг поняла, что ты знаешь обо мне разы больше, чем я о тебе. Вот про танцы, например. – Танцы кончились, когда начались полёты. Это ведь тоже, как танцевать. Только в партнёрах у тебя машина. – Не жалеешь? – Жалеть можно только о людях, я думаю. В танцах мне жалеть не о ком. – А как ты догадался, что я станцую вальс? – Что-то мелькнуло такое в твоих глазах. Не могу объяснить, – Роберт пожал плечами, – Будем считать, что я догадался, что мама четырехкратного чемпиона Польши и вице-чемпиона мира умеет танцевать венский вальс.
Роберт почувствовал, как задрожали плечи у Беаты. – О, Господи, я тебя расстроил! Идиот! Кто меня за язык тянул! – Обними меня, пожалуйста! – Что? – Обними. Сейчас. Мне очень нужно, – едва слышно проговорила Беата и прислонилась к нему всем телом.
Тёплые нежные и сильные руки взяли её в кольцо. Укачивали, успокаивая.
Беата подняла лицо. Встретилась с Робертом взглядом. Всмотрелась в такие давно знакомые, но заново узнаваемые ею черты. Провела ладонью по контуру лица. Роберт поймал губами кончики её пальцев.
Тёплый ветер гулял в кронах деревьев на высоком берегу Вислы. Этим двоим, что стояли на мощеной площадке перед памятником Марии Склодовской, было сейчас не до разговоров.
Глава 59
59.
Их отношения отмотали маховик времени назад. Обоим будто снова максимум двадцать. Они молоды, свободны и увлечены друг другом. Их притяжение велико, и каждый день приносит новые открытия. Всё, как в юности. С поправкой на наличие у обоих колоссального жизненного опыта.
В конце лета Беата начала работать с иностранными студентами, приехавшими в Варшаву в университет. Им предстояло пройти подготовительный курс, который позволит продолжить дальнейшее обучение на польском языке. Для большинства ребят родным языком был русский. Вот и пригодился опыт общения в клубе у Кирсановых. Там, кстати, никто не собирался расставаться с Беатой. И ждали осени, чтобы возобновить встречи.
У Роберта в начале сентября снова была серия трансатлантических рейсов. Варваша-Париж-Нью-Йорк. И обратно. Его не было дома почти неделю. Зато потом полагались три абсолютно свободных дня.
На воскресенье решили рвануть на машине в Люблин. Красицкие ждали их в гости. Благо туда меньше двухсот километров.
Всю дорогу Роберт держал Беату за руку. Будто боялся, что она исчезнет, как видение.
Рассказывал ей про Красицких. Хотел как-то упредить её реакцию на прямолинейность Алекса. – Понимаешь, он же полукровка. Мама была из Испании. Поэтому он Алессандро. Но все давно зовут его просто Алекс. Он бывает не сдержан на язык. Лепит вслух все, что думает. – Ну, может быть это и неплохо, – осторожно заметила Беата. – Его жена Божена по образованию врач-психиатр. Сейчас, насколько я знаю, работает клиническим психологом. А ещё она отлично готовит. И раскормила Красицкого. В интернате и даже в университете он был длинный и худой. Но пожрать любил всегда. – А ты? Что ты любил?
Этот вопрос сбил Тухольского с толку. Он чуть крепче сжал её пальцы. Беата испугалась, что нечаянно спросила не о том. – А я любил крендели с кунжутом, – после паузы ответил Роберт, – и покупал себе один каждое воскресенье. Красицкий не понимал, почему. Ведь за эти же деньги можно было купить пирожок с картошкой. Он сытнее.
Беата уставилась в окно, чтобы не расплакаться. – А дети? Сколько им? – перевела тему через минуту. – Сейчас старшему десять. Средней значит девять и младшей семь. Они подряд. Не знаю, как Боженка умудряется, но у них в доме порядок, – засмеялся Роберт.
Беата вспомнила дом Орловых, где даже бардак выглядил милым. Но у тех пятеро.
На площади возле Люблинского замка местные бомжи пытались взять хоть немного денег с иностранцев, не читающих по-польски и не сумевших разобраться с единственным паркоматом. Пожилая пани в шляпке и кружевных перчатках кормила голубей.
Мальчишки носились на скейтах. Невеста с женихом фотографировались на зелёном газоне возле большой лестницы.
Беата залюбовалась молодожёнами. Такие красивые и счастливые. Глаз не оторвать. – Принцесса, самая красивая женщина в этом городе – это ты. Лучше любой невесты, – зашептал ей на ухо Роберт.
Беата не могла не реагировать на его откровенность. Щеки мгновенно алели. Вроде взрослые, а как подростки, ей Богу. Хотя, думалось Беате, что юный Тухольский не мог бы так откровенно говорить с ней. Так показывать свои чувства и так открываться.
Во дворе замка Беата заглянула в старинный колодец. – Роберт, ты не помнишь, какого он века? – Замок? Четырнадцатого. – А колодец? – Тоже, наверное. А что? – Сейчас начало двадцать первого. Представляешь, сколько людей за шесть с лишним столетий смотрели вот так, как мы, в его глубину.
В старом городе сели в кафе выпить кофе. За соседним столиком компания французов в фанатских футболках обсуждала предстоящий футбольный матч с местной командой. – У поляков сейчас ни одного приличного игрока нет. Разве что в молодежке. А наши всё-таки чемпионы мира. – Да, странные они. Нос задирают, будто не на задворках Европы живут. Они от нас отстали лет на триста. Как они едят эту странную капусту?
Беата видела, как закипает Роберт. Оказывается, он прекрасно понимает французский язык.
– Не понимаю, как французы едят лягушек и улиток. Милый, я думаю, что лучше уж наш бигос, – обращаясь к Роберту в полный голос проговорила Беата по-французски. – Да, дорогая, – отозвался тут же на приличном франзузском слегка обалдевший от её смелости Тухольский, – Я вот тоже думаю, какие же они отсталые. Люблинский старый королевский замок на пятьдесят лет старше, чем Нотр-Дам.
Они переглянулись и прыснули со смеху. Роберт оплатил счёт. Мимо ошарашенных притихших французов пара вывалилась на улицу, смеясь. – Ну, принцесса, ты даёшь! – Это ты меня удивил. Откуда такой шикарный выговор? – Сейчас ещё больше удивлю. Из интерната. И потом два месяца стажировки в ЭйрФранс.
Глава 60
60.
Красицкие ждали их к обеду. Едва Роберт с Беатой переступили порог их дома, на Тухольского налетели дети. Повисли, как на дереве. Он закружил на руках сразу троих.
Беата подумала, что из Роберта вышел бы прекрасный отец. И тут же следующая мысль почти лишила её дыхания. А что, если у него есть где-то ребёнок? Уж больно отточенными были движения, естественной улыбка, когда он встретился с Красицкими-младшими.
Божена оказалась небольшого роста, похожей на сдобную румянцю булочку. Алекс – крупный и высокий. С залысинами на высоком лбу. И умными тёмными глазами. – Ну наконец-то! – шумно приветствовал он вошедших, – не на другом конце света, чай, живём. Еле дождались. Роб, знакомь давай нас с оригиналом.
Божена и Роберт метнули на Красицкого гневные взгляды. Беата не очень понимала, в чем подвох. Подумать она не успела. Алекс уже стиснул её в медвежьих объятиях, потом её ласково обняла его жена.
Дом и вправду был очень уютным. С кучей милых мелочей. Фарфоровые тарелки на стенах. Южная стилистика в интерьерах.
Беата похвалила дом и обстановку. Действительно необычно для восточной Польши. – Это всё Алекс. – Да, это моё альтер-эго. Алессандро Маркус Габриель Красицкий. Дал же бог имячко, да? Buenas duas belleza. Me alegro de verte en mi casa. (Добрый день, красавица. Рад приветствовать вас в своём доме) – Me alegro de verte también. Tu casa es maravillosa. (Мне тоже приятно. Ваш дом прекрасен.) – без запинки ответила Беата. – Тухольский! Ты чёртов счастливчик! Моя жена так и не говорит ни слова по-испански. Беата, может быть вы не окажетесь пообщаться с моей матушкой. Она последнее время говорит только на родном языке. – Конечно. И давай на "ты". – Вооот, сразу видно, наш человек. Не то что… – Алекс, – укоризненный взгляд Божены остановил поток мысли хозяина дома, – дай гостям хоть оглядеться. И обед будет через десять минут. Мама Тереза подождёт.– А я что? Я не против пообедать. – воодушевился Красицкий, – Пойдёмте в столовую. Дети! Мама сказала, десять минут! Кто опоздает, моет посуду! – заорал он в сторону лестницы на второй этаж. – Да, друг, пожрать ты всегда был не дурак, – смеялся Роберт, похлопывая Алекса по выдающемуся животу. – Это всё нервы. Студенты все как один бездари и лентяи! Зачем они, спрашивается, идут в университет? Шли бы заборы красить! Так нет, механико-математический факультет им подавай! А спросишь простое определение, так у них язык в @опе! Вот ты помнишь, что такое предел функции в точке? – Помню, конечно. Тебе кванторами или своими словами? – Да это я так… Ворчу. Ты ж голова! Учился то лучше меня.– Лучше всех Мицковский учился. Где нам до гения. Тебе, кстати, привет.
Беата слушала эту перепалку старых друзей. Любопытство всё больше одолевало. Они знали Роберта все те двадцать с лишним лет, что она пропустила. Столько интересных деталей открывались вдруг.
Сейчас хотелось не упустить ни одной. Она часто так делала. Слушала, а потом анализировала. Делать два дела одновременно сейчас не получалось. Красицкий были дружным и очень шумным семейством.
Алекс рассказывал про работу и своих студентов, жестикулируя. Но сколько бы резких слов в адрес студиозов он сейчас ни говорил, чувствовалось, что преподаватель он интересный и любит своих учеников.
Божена – идеальная хозяйка и мать. Так, по крайней мере, на первый взгляд показалось Беате. То, что она ещё и врач-психиатр, Зимовская держала в уме. Божена очень старалась не разглядывать её в открытую. Но взаимный интерес был понятен. – Мама, – заныла младшая, я вчера у Данека в гостях ела вкусную рыбу. Ты можешь спросить у его мамы и сделать такую же на ужин? – Детка, ты же знаешь, папа не ест рыбу. – Тогда папе курицу, а рыбу только детям.
– Ребята после интерната не едят рыбу, – шепнула Божена Беате. – О, да! Рыбы мы с Тухольским наелись! И натаскались! – откинулся на спинку стула Алекс. Беата превратилась в слух.
– Мы ж тогда бедные были, как церковные мыши. И голодные, как щенки. Вот и грузили ящики с консервами по ночам. И на спортзале экономии, и еду на всё общежитие добывали. – Вы работали, а ели все? – переспросил сын Алекса. – Тогда, знаешь, принято было делиться. Кому-то из дома присылали. Те тоже всё тащили на общий стол. Нас тогда из класса не варшавян было то всего девять. Из двадцати, кажется. – Из восемнадцати, – тихо поправил его Роберт. – Так вы что, пап, за еду работали? – не унимался сын. – Нет, мы деньги получали. Небольшие, конечно. – И куда тратили?
А вот это было Беате тоже очень интерсно. Она подалась вперед. – Я на еду. А Роберт сначала купил лаковые ботинки. А потом фрак заказал. Пижон! – А зачем дяде Роберту был фрак? – А затем, что он танцевал. – Дядя Роберт, а меня научишь? – залезла на колени к Тухольскому младшая. – Конечно, малышка! – Роберт улыбнулся. Но улыбка вышла какая-то грустная.
– Уж сколько он угробил на эти танцы сил, денег, времени и нервов, – не унимаося Алекс, – А эта Маринка всю кровь из него выпила. Даром, что на тебя похожа была. Так – кукла без души. Мать свою в Армерике в пансионат сдала, стерва. Роберта из-за нее из армии попёрли с треском, – несло Красицкого. – Не с таким уж и треском, – сухо отозвался Роберт, – Божена, мы привезли мармелад и десерт "Павлова" на всех. Это к чаю. – Я помогу накрыть, – вдруг поднялась Беата. Ей хотелось выйти из-за стола и переключить мысль куда-то в безопасное место.
Информации было так много, что она с трудом помещалась сейчас в голове. Поэтому она предпочла занять руки.
У Беаты зарябило перед глазами. Картинки из прошлого пролетали перед глазами с дикой скоростью. Стоимость фрака была астрономической даже по меркам очень высокой зарплаты её мужа. Ну или их просто так дурил фрачный портной. С них было, что взять. Туфли. Он таскал консервы, чтобы купить туфли. Ей вспомнился Леслав, примеряющий одну пару за другой. В сезон пять пар в пятнадцать лет. Нога же растёт. Роберт носил единственные. Сколько?
Она несла с кухни поднос, на который выложили десерт. Видимо, Красицкий в принципе не умел тихо разговаривать.
– Алекс, ты можешь сейчас не вываливать на Бетю всю мою жизнь? – просил Красицкого Роберт едва слышно. – А что такого я сказал? Ты же ещё в Гданьске танцевал. Беата про это знала? Знала. Значит ничего нового. Или ты думаешь, что услышав про твою курву-жену, она тебя бросит? Тут ты ошибаешься! Беата другая. Она золото у тебя! – громыхал Красицкий. – Она должна была услышать это от меня. Понимаешь? – тихо и грустно проговорил Роберт, – И про танцы… Там такая история. У неё же сын танцевал. – Тот что погиб? – Единственный сын.
Беата прижалась у стене спиной, чтобы её не заметили. Попятилась обратно в сторону кухни. Ей надо как-то выдержать ещё час, может два. Всегда надо задавать вопросы впрямую, это она знала твёрдо. Тогда не будет недомолвок и непонимания. Не будет додумывания. Но сейчас сосредоточиться было просто нереально. Её колотило. Жена? У Роберта есть жена? И ребёнок тоже может быть? И когда он собирался ей сказать?
Беата побледнела, зашевелила губами. Едва не выронила поднос. Божена появилась из кухни вовремя. Перехватила посуду. Подняла Беату. – Позвать Роберта? – тихо-тихо спросила, глядя в глаза и тут же проверяя пульс. Беата отрицательно замотала головой. – Тогда дыши. Я воды принесу. Беата благодарно приняла стакан с водой. Зубы застучали о стекло. Почувствовала, что в воде успокоительное. – Спасибо, – еле слышно. – Алекс несдержан часто. Ты прости его. Он рассказал что-то, чего ты не знала? Беата кивнула. – Тогда не спрашивай меня или моего мужа. Спроси Роберта. Правда только у него. И Божена погладила Беату по руке. – Роберт никогда и никого больше к нам не привозил. А про тебя рассказывал. Это всё, что я могу сказать. Готова пойти? Беата снова кивнула. Божена вручила ей поднос. И они вышли в столовую.
