Текст книги "Единственная для принца. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Анна Агатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Он уткнулся носом ей между грудей и вдохнул её запах. Тишина, умиротворение, щекотное шевеление того большого и пушистого в душе, что появилось после чуда их любви.

– Какая же ты... прекрасная!

Валери стояла, замерев, и молчала. Дамиан всё вдыхал и вдыхал это умопомрачительный коктейль горячих и таких восхитительных запахов, не открывая глаз, ни о чём не думая и ничего больше не желая.

Почувствовал легкие прикосновения к своим волосам и поднял глаза. Валери опустила руки, сказала:

– Пока ты не ушёл, Демьян…

– Что?

– Спасибо тебе.

– За что?

– За целителя. Он к Вире приезжал. И за… сегодня.

Дамиан поджал губы и улыбнулся, пожав плечами.

– Не стоит. Это тебе спасибо.

– Нет, стоит. Ты уйдёшь и не вернёшься, а я так и не скажу тебе, что ты очень добрый человек. Помог ведь целитель. Пояснил, что нужно дочке, кроме магии.

– То есть не вылечил полностью?

Валери осторожно освободилась из его рук, села рядом, уперев локти в колени и опустив лицо в ладони. Вздохнула.

– Это не болезнь. Это испуг.

– Значит, можно снять его! – убеждённо и обрадованно сказал Дамиан.

Валери качнула головой – волосы закачались темной волной – нет.

– Господин целитель сказал, что не всё так просто. Если полностью вычеркнуть её воспоминания, которые её так… больно травмировали, способность говорить к ней не вернётся.

Дамиан чуть нахмурился не понимая. Валери кивнула и, покусав губу, с запинками рассказала:

– Она… в общем, её напугали. И как это произошло, никто не знает. Так вот… Ей нужно пережить снова это же, но уже с умением его пережить… – Валери тяжело вздохнула. – Если я, конечно, правильно поняла объяснения господина целителя. В общем, нельзя ей убрать эти воспоминания. Немножко уменьшает её испуг настойка, что он дал…

Она опять встала, нырнула в юбку, расправила её, обмотала пояс вокруг талии. Всё молча, не поворачиваясь к Дамиану. Помедлила и всё же обернулась.

– Ты не думай, что я с каждым… – подняла на него глаза.

– Зачем ты всё это говоришь? – спросил Дамиан, не отрывая глаз от её тела, впитывая и запоминая каждое движение, чтобы в тиши вспоминать и вновь наполняться этим блаженным восторгом, что сейчас клубился внутри.

– Ты уйдешь сейчас и больше никогда не вернёшься…

Дамиан перевёл удивлённый взгляд на её лицо. Валери неуверенно улыбалась, но в глазах стояли слёзы.

– Почему ты так говоришь? – реджи подался к ней.

Она опустила глаза и нерешительно помолчала, потом сказала, дернув плечом и опустив глаза:

– Ну как… Ты уже всё взял, что хотел. Такие, как ты, к таким, как я, больше, чем на раз, не приходят… Потому и хочу сказать спасибо за целителя, пока ты здесь.

Дамиан тихо опустился на колени, оказавшись точно перед ней, обхватил ладонями тонкую талию и, глядя снизу вверх, прошептал:

– Глупенькая! Я вернусь. Даже если меня будут держать цепями. Я всё равно вернусь. И что ты с не с каждым – верю.

И прижался щекой к её животу, ощущая исходящие от её тепло и уют. Когда оторвался, Валери сделала шаг в сторону, наклонилась за его штанами, подала не глядя. Дамиан одевался и чувствовал себя самым счастливым человеком. Хотелось петь, куда-то лететь, открывать порталы и обнять весь мир.

Уже выйдя за порог, обернулся на кутающуюся в шаль фигурку, обнявшую себя за плечи. Она кусала губы, принцу показалось, что в глазах снова блестя слёзы.

– Я вернусь, – прошептал он с улыбкой. А Валери только покачала головой – еле заметно, неверяще. Приподняла одну ладонь, а потом неуверенно махнула, будто желая счастливого пути, и тихо прикрыла дверь.

Дамиан тронул лошадь и обернулся, пытаясь в просвете между ветвей увидеть окошко нелепого дома, а в нем – контуры темноволосой фигуры. Но, конечно, ничего не увидел.

Он неспешной рысью ехал к порталу Новой Академии, чтобы вернуться во дворец, перебирал воспоминания сегодняшнего дня и то тёплое и пушистое, что поселилось у него в душе и теперь там мягко и щекотно клубилось, делало всё, что произошло, не таким страшным.

Это день начинался, как обычно.

Утром всё было хорошо – совет с безопасниками, переговоры с Тэкэрой Тошайовной по Новой Академии, отчёты по расследованию нескольких важных, но не срочных дел, – обычная спокойная рутина, ничего нового. А вот после обеда...

Матушка пригласила Дамиана, чтобы узнать о состоянии дел оландезийской миссии. То ли фрейлина Инвиато что-то нашептала государыне, то ли сама королева стала беспокоиться, что дело никак не сдвигается мёртвой точки, но пришлось держать ответ о ходе, вернее, о стоящем на месте деле.

Это уже само по себе было неприятно. А когда матушка ещё и стала спрашивать, как Дамиан может повлиять на это дело, то вовсе стало грустно. Как тут можно было на что-то влиять, если всей информации – три капли росы на летнем солнце?

И если с подчинёнными разговор был короток – исполняйте, то с матушкой так не поговоришь. А она, как всегда, надела маску непроницаемого спокойствия и упрямо пригнула голову. И от этого Дамиан чувствовал себя, как нашкодивший мальчишка, хотя никакой его вины ситуации не было.

В общем, к тому моменту, когда Дамиана срочно потребовали в комнату к принцессе Тойво, он уже был раздражён и недоволен.

А в комнате, куда он поспешил так быстро, как только позволяло его достоинство, что-то происходило.

Там уже было несколько человек – дежурный безопасник, лекарь, целитель, два помощника придворного мага и... странная композиция возле стены, где обычно открывали дверцу в королевский дворец Оландезии.

Там уже в немного привычной, коленопреклонённой позе, стояла принцесса Тойво, очерчивая дверцу. А рядом с ней стоял… князь Марун. И самое удивительно – бережно придерживал девушку за плечо.

Дамиан вопросительно взглянул на одного из помощников придворного мага. Тот с готовностью зашептал:

– Принцесса беседовала с князем, когда ей внезапно стало дурно. Вызвали лекаря, он вместе с князем пытался её уложить, а она бросалась к стене, утверждая, что с той стороны кто-то пробивается. Князь перенёс её сюда и теперь делится с ней силой, чтобы она могла открыть...

Это занимательную историю оборвал то ли вскрик, то ли всхлип принцессы:

– Зиад, скорее!

 И всё внимание присутствовавших сосредоточилось на открывшейся довольно большой дверце. С той стороны послышался тихий мужской голос, и в дверке почти в то же мгновенье возникла перемазанная Перла Инвиато. Она дернулась, чтобы пробраться внутрь, и замерла, больше, чем по пояс пробравшись в комнату принцессы Тойво.

– Застряла, – проговорила с отчаянием, – юбка застряла.

Принцесса Тойво резко дёрнула ткань, но юбка плотно стояла враспор и не пускала хозяйку на эту сторону. Тойво выругалась, как не должны ругаться принцессы, но даже и просто воспитанные девушки: что-то непозволительно грубое, типично мужское, но как нельзя более точно описавшее ситуацию.

Маркиза мгновенно отыскала взглядом принца Дамиана и принялась торопливо выкладывать:

– Мой реджи, за нами погоня! Уже близко! Князь ранен, а мой кринолин застрял, – и лицо её искривилось судорогой.

С той стороны послышался приглушенный голос господина посла:

– Скорее, сюда идут!

Первым среагировал князь Марун – выхватив откуда-то из-за голенища своего щегольского сапога кинжал, и на ладони протянул его принцессе Тойво:

– Передай, дочка.

Та быстро и ловко перехватила оружие и, раздвигая одной рукой складки ткани, протиснула между ними другую руку с кинжалом:

– Возьми, Зиад!

Несколько мгновений спустя маркиза Инвиато, как пробка из бутылки, выскочила из отверстия и чуть не уткнулась носом в пол. Её тут же подхватили помощники придворного мага и оттащили в сторону, а князь Марун и принцесса Тойво склонились к отверстию в стене. Оба ухватились на показавшиеся крепкие мужские ладони и под заботливое «Сынок, пригнись!» вытащили в комнату стонущего Зиада Марун, в потёках грязи и крови, насквозь мокрого и зеленовато-бледного. За закрывающейся дверцей слышался всё затихающий шум выкриков, эмоциональных, но непонятных.

Потом были слёзы одной и рыдания другой девушки, помощь и целителя, и лекаря. Короткий сбивчивый рассказ Перлы о поединке, о победе господина посла, о настроениях во дворце короля Оландезии.

И Дамиану хотелось как-то уменьшить боль, которая сквозила в словах юной, но изрядно потрёпанной девушки, и будто кошачьей лапой скребла его душу – ведь это он отпустил её туда.

Потом дрожащую крупной дрожью Перлу поручили её матери, вызванной в комнату принцессы Тойво, и паре служанок – привести в порядок, успокоить, накормить. А Дамиан спорил с целителем, вводящим Зиада Марун в лечебный сон, о том, что не нужно этого делать, что нужно узнать о событиях в Оландезии, сейчас же и из первых рук.

Но старший Марун, Суземский, непонятно когда прибывший, и целитель втроём заняли оборону вокруг раненого посла, прося, уговаривая, доказывая, что всё подождёт.

И опять хотелось что-то сделать, куда-то спрятаться от того большого и неприятного, когда он смотрел на застывшую от переживаний над спящим принцессу Тойво – Раду Марун, которую старший князь сегодня, похоже, принял в свой клан.

Потом был доклад матушке о внезапном завершении дела. Её требование выслушать сейчас же, немедленно хотя бы Перлу Инвиато, раз князь Марун-младший не может этого сделать.

Нервное ожидание, пока молодая маркиза приведёт себя в порядок. И желание куда-то спрятаться от того, что заметил новые морщинки у матери вокруг глаз, её усталость, боль сердца за обычно такой непроницаемой, а сегодня – истончившейся маской спокойствия и непоколебимости.

Потом доклад их тайного агента – девчонки шестнадцати лет.

Перла уже не дрожала, не плакала, была собрана, решительна, говорила без особенных эмоций, излагая только факты. Но её рассказ нагнетал такую тоску, что Дамиан осознал наконец куда ему хотелось спрятаться. И не просто спрятаться, а именно зарыться, уткнуться носом, потеряться в тепле и запахе тела. В тепле и запахе тела… Валери.

Потом матушка встала и произнесла прочувствованную речь, благодаря маркизу Перлу Инвиато и обещая ей награду. Перла молча, с достоинством выслушала слова королевской благодарности, и на повеление королевы вернуть помолвочный перстень принцу Дамиану, коль скоро задание выполнено, ответила:

– Сейчас же. В туже секунду, как только мой батюшка будет доставлен в Бенестарию.

И Дамиан физически почувствовал, что сорвётся, если сейчас же не уткнётся носом в заветную ложбинку груди одной единственной женщине на свете.

Не сорвался...

На выручку примчался Несносный Мальчишка.

Он безобразничал и кривляясь изображал то строгую, застывшую гордой статуей Перлу, то старшую маркизу Инвиато, теребящую рукав дочери и пытающуюся незаметно призвать дочь к порядку, то саму королеву, что с непроницаемым лицом целую минуту сверлила взглядом наглую девчонку.

Как же он хохотал! Как катался на полу Мальчишка от изнеможения и безобразно разевал рот...

Дамиану было до тошноты противно наблюдать это, но от своих навязчивых желаний удалось хоть ненадолго отвлечься.

Он предполагал, что матушка изволит гневаться и последует взрыв. Но к удивлению, реджи ошибся.

Королева устало опустилась в своё кресло. И почти не скрывая усталости, проговорила:

– И как же мне доставить сюда вашего батюшку, маркиза?

В этих словах было многое: и «прощаю тебя, глупая девчонка!», и «помню заслуги твоего отца, дитя», и «ещё посмотрим кто кого».

Перла выдержала взгляд не дрогнув, не отведя взгляда, не отступив. И всё так же смотрела на королеву.

– Как-то же мы добрались сюда. Так же можно и к отцу попасть, в Лиикенрукка.

Нечёткие формулировки в изложении Перлы сейчас вовсе не означали неловкость, нет. Это было лишь незнание терминов.

Дамиану очень хотелось улыбнуться, так криво, саркастично, но он держался.

– Что скажете, сын мой? – посмотрела королева на него после длительной паузы, которую потратила на прожигание юной хамки взглядом.

– Боюсь, я не владею необходимыми сведениями, ваше величие. Мне нужно переговорить с принцессой Тойво. То есть Радой Марун.

– Поговорите, – велела королева и встала. Аудиенция была окончена, и обе маркизы попятились на выход, кланяясь и приседая. Когда мать и сын остались вдвоём, королева тихо проговорила:

– Дамиан, будьте добры, попросите принцессу. Маркиз слишком хорош на своём месте, чтобы могли отдать его на растерзание. А сколько у нас в запасе времени, чтобы вытащить его из ловушки, в которой он оказался – неизвестно.

Дамиан чётко, по-военному кивнул матери в знак того, что всё понял, и тоже вышел.

Перла вела себя вызывающе, но и правда в её словах была – так размышлял реджи по пути к комнате, которая надолго останется в его памяти как комната принцессы Тойво.

Принцесса сидела возле раненого мужа, когда после осторожного стука Дамиан открыл дверь и вошел. Она лишь кивнула в знак приветствия, и снова всё своё внимание сосредоточила на спящем Зиаде. То гладила легонько по бледной кисти, то поправляла и без того безукоризненно гладкое одеяло, то идеальный ворот рубашки.

– Принцесса, – тихо позвал её Дамиан, обращаясь к ней по привычке, а потом исправился, вспомнив, что она может и не отозваться, – Рада. Мы можем поговорить?

Она подняла к нему озабоченный, но такой незнакомый взгляд – взгляд, полный эмоций: тоски, переживаний, боли.

– Да, конечно, – она присела к столу и указала рукой на стул напротив. Сама то и дело поглядывала на спящего больного так, будто он мог исчезнуть или убежать.

– Госпожа, – медленно подбирая слова, Дамиан облекал просьбу в слова, – нам нужна ваша помощь.

Оторвав в очередной раз свой взгляд от спящего, Рада вопросительно посмотрела на Дамиана.

– Помощь?

– Да. От имени Короны Бенестарии обращаюсь к вам с просьбой.

Взгляд принцессы стал вопросительным и немного удивлённым. И принц продолжил, держа лицо:

– Да, обращаюсь к вам с просьбой открыть ещё одну дверцу. Вы же помните Перлу Инвиато, с которой ваш... муж вырвался из... дворца Оландезии?

Дамиан подобрал более удачное слово, чем «родина». Кто знает, как эта девочка – несчастливый бастард короля Юзеппи – отнесётся к такому упоминанию.

Рада кивнула, всё ещё с непониманием во взгляде.

– Вы, наверное, знали, что Перла уехала туда как заложница. Нам пришлось даже устроить фальшивую помолвку, и во дворце короля Юзеппи пребывала как моя невеста.

Дамиан говорил размеренно, а Тойво так же размеренно кивала, поощряя его продолжать.

– Этого потребовала оландезийская сторона, когда мы разыскивали вас, несправедливо обвинённую в убийстве, и пытались выиграть время.

Реджи внимательно наблюдал за девушкой. Она была внимательна и заинтересована, и даже перестала каждые три мгновения оборачиваться на своего мужа.

– Отец Перлы – удивительный человек, дипломат, возглавлял миссию, в которой маркиза прибыла в Оландезию. Но потом был удалён из королевского дворца и даже из столицы.

Тойво кивнула – понятно, знакомо, бывало и не такое.

– И вот сейчас я лично от себя и от имени ей величия королевы Ильдарии прошу открыть дверцу на той стороне перевала в Лиикенрукка, чтобы мы могли освободить маркиза Ивиато.

Тойво опустила глаза на свои крепко сжатые ладони.

– Что будет, если я не открою? – спустя несколько долгих мгновений спросила она, из-под ресниц взглянув на Зиада. Тот всё так же спокойно спал. Дамиан вздохнул – он примерно это и ожидал, когда шёл сюда.

– Погибнет очень хороший, ни в чём не виновный человек, который тоже некоторым образом был причастен к вашему спасению.

Тойво встала и задумчиво прошлась к кровати мужа и обратно.

Дамиан тоже встал, ожидая её решения.

Он видел, что она не просто колеблется, она явно не хочет ничего такого делать. И уже в ярких красках представлял, как и что будет ему говорить матушка, когда он сообщит ей об отказе принцессы Тойво. Несносный Мальчишка нагло скалил зубы, ходя колесом вокруг задумчивой принцессы.

Девушка снова села к столу, сложила руки на коленях и довольно долго просидела так, глядя на свои кулаки в полном молчании. Потом резко выдохнула и подняла на Дамиана свои прозрачные голубые глаза.

– Хорошо, – сказала решительно и тихо, – только у меня будет два условия. Первое: я открываю дверь из этой комнаты, – и она бросила тревожный взгляд на Зиада, – и второе: в Лиикенрукка я знаю мало мест, поэтому открою на постоялый двор, где мы останавливались на пути сюда.

Дамиан готов был упасть на колени и целовать ей руки от радости, но попытался торговаться:

– Мы не знаем, где искать маркиза. Придётся снаряжать целый отряд. Неудобно отсюда, из комнаты, отправлять вооруженных гардов...

– На перевале не особенно много мест, где можно держать пленника, – кривовато улыбнулась Тойво. – Я расскажу обо всех. Но дверцу открою только отсюда.

Сказала жестко, хоть и негромко. И лицо её снова приобрело те знакомые твёрдые черты, что Дамиан помнил в самом начале их знакомства.

Он, не надеявшийся и на это, лишь встал, кивнул и коротко, с достоинством поблагодарил.

– Будем снаряжать отряд, госпожа. Чуть позже я пришлю к вам капитана, чтобы вы ему всё рассказали о местах за перевалом.

Тойво, то есть Рада, покивала, не глядя на стоявшего позади Дамиана. Она уже снова сидела на краешке кровати, рядом с мужем и поправляла, трогала, разглаживала.

И Дамиану, видящему это, опять захотелось уткнуться в то самое, мягкое, тёплое и нежно пахнущее его женщиной. До резкой боли в душе – настолько сильно и остро он чувствовал сейчас недостаток такой вот заботы и любви.

Потом Дамиан стоял рядом с Тойво, которую теперь уже все звали Рада.

Она закрыла немалую по размерам дверь – в рост человека – за отрядом вооруженных гардов. Выдохнула, обернулась к мужу, улыбнулась ему и снова повернулась к стене, привычно скользя пальцем по стене на уровне глаз – рисуя маленькое окошко, чтобы вовремя заметить возвращающийся отряд.

Реджи стоял рядом и тосковал. Ему тоже хотелось вот таких взглядов-любований, взглядов-поцелуев, вглядов-признаний в любви. Ему отчаянно хотелось, чтобы сейчас было можно не стоять здесь и не завидовать чужому счастью, а самому почувствовать эту радость, радость любви и понимания, радость простого человеческого понимания и тепла.

Он стоял рядом с Радой возле этого смотрового окошка в крепость по ту сторону перевала, в Лиикенрукка, с ней попеременно наблюдал и прислушивался, что там происходит, хотя стояла тишина и точно было понятно, что ещё рано ждать отряд обратно.

Рада, когда была его очередь смотреть в окно, оборачивалась к Зиаду. Тот уже не спал, выглядел лучше – исчезла нездоровая бледность и измождённость, он даже временами улыбался жене. А большую часть времени о чём-то тихо беседовал с Перлой.

Когда она узнала, что её требование будет выполнено сегодня, зажмурила свои маленькие глаза под нависшими веками, а потом раскрыла их, красные и промокшие, и сказала:

– Разрешите мне присутствовать.

Дамиан только хмыкнул – какая теперь разница, если сама постоялица комнаты настояла на том, чтобы из её жилища сделали проходной двор – и согласился.

Теперь маркиза, присев поблизости от кровати Зиада, и почти спиной повернувшись к Дамиану, что-то отвечала князю. Он внимательно слушал, и взгляд у него становился чем-то сильно похож на взгляд его отца.

Реджи немного злился оттого, что не может ни расслышать, ни догадаться по движению губ Перлы о чём шла речь.

К тому же Несносный Мальчишка снова стал безобразничать. Хватал его за руки и тащил из комнаты, толкал в спину, пинал под колени, тер палец о палец, подзывая, как подзывают щенков. Поняв, что вытащить реджи из комнаты не получится, стал бесчинствовать, швыряя предметы и вымещая злость на присутствующих тумаками и затрещинами.

И от наблюдения за этим безобразием его вахта сейчас становилась ещё тоскливее. Пригласить бы гардов для наблюдения, да Рада должна быть тут же, чтобы быстро открыть дверь, и места в комнате мало, да и достаточно уже посторонних рядом с раненым.

И вот он – принц, глава безопасности Короны и будущий ре, стоит и сторожит появление освобождённого маркиза Инвиато и его освободителей, словно какой-то новобранец... И в душе раскручивается тяжелой каменной глыбой недовольство и тоска...

Несносный Мальчишка добавлял сюда же неприятного тем, что смотрел насмешливо, с самой наглой улыбкой, сидя на пороге комнаты и швыряя призрачной копией помолвочного перстня, который возвращался в его ладонь, как бы далеко ни улетал до этого.

Дамиан первым услышал шум из пустого коридора, когда была как раз его очередь смотреть, и молча толкнул принцессу локтем. Она резко развернулась к окошку, заглянула и стала действовать.

Быстро и ловко, как опытный дуэлянт действует шпагой, она рисовала, обводя пальцем на стене довольно большой проём. И к тому моменту, когда громыхающий оружием и лёгкими доспехами отряд с парой гардов во главе, волочившими под руки маркиза Инвиато, приблизился, дверь была открыта.

Перла, увидев отца, тихо заплакала, покрылась некрасивыми красными пятнами и стала судорожными, неловкими движениями стягивать помолвочный перстень, а потом не глядя протянула его Дамиану. И почувствовав, что ладонь опустела, шагнула навстречу отцу и порывисто обняла его.

Маркиз Инвиато спрятал лицо в пышных волосах дочери, обнял её так, будто и не надеялся встретить живой. И Дамиан был почти уверен, что посол, немолодой и очень опытный в своем деле человек, прячет слёзы.

Он выглядел неважно. Обычно статный красавец, жизнерадостный и бодрый, сейчас производил впечатление если не больного, то сильно измученного человека. Как выяснилось позже, его держали взаперти почти всё то время, как удалили из дворца короля Юзеппи. И не имея никаких связей с миром, он с трудом переносил испытание одиночеством и отсутствием вестей о дочери.

Реджи деликатно отвернулся и вышел из ставшей опять шумной и тесной комнаты. Стоило расспросить капитана, руководившего освобождением маркиза Инвиато о том, как прошла операция.

Но жест Перлы, которым она вернула ему помолвочный перстень, всё стоял у него перед глазами. А Несносный Мальчишка мчался впереди по коридору, кувыркаясь и падая, делая подножки своему принцу и опять корча отвратительные рожи.

Положив перстень на стол королеве, Дамиан взглянул в её холодные глаза.

– Всё завершилось благополучно, матушка.

Она только прикрыла глаза в знак согласия – хорошо. И произнесла:

– Благодарю Вас, сын мой!

Не поинтересовалась подробностями, не встала, не подошла, не обняла. Лишь холодно и спокойно поблагодарила.

А Несносный Мальчишка стоял за её креслом и хохотал, как сумасшедший, тыча в Дамиана пальцем и держась за живот. Реджи хватило ненадолго – только поклониться и выйти из кабинета.

А потом ни на кого не обращая внимания, прошёл, почти побежал на конюшню, сам оседлала коня и пришпорил его с места так, чтобы уйти как можно скорее от Несносного Мальчишки, от матери, от королевского дворца.

И чтобы найти то тёплое, что согреет и подарит тепло.

 Проход через портал и бешеная скачка немного охладили чувства и разум. Поэтому на развилке принц свернул в Новую Академию. Умерив ход лошади, рассуждал, что любой его приезд Тэкэра Тошайовна воспримет как должное. А вот врываться среди дня к Валери будет неразумно. Очень уж большое семейство у неё, слишком много глаз будут следить за его приездом помимо её домочадцев.

Когда среди будничной суеты можно было вырвать свободные мгновенья, принц успел прочитать всё, что подчинённые собрали на Валери Бодинскую. То, что она вдова с детьми, он знал по ранним донесениям, но что болен ребёнок – в отчётах не было ни слова. Нужно было понять кого к ней слать – лекаря или целителя и... И вообще! Хотелось знать о ней больше!

«Ты не думай, что я с каждым…»

Эти её слова растрогали. А ещё задели. А ещё вызвали целый поток мыслей. Мыслей и вопросов. И, конечно, подозрений.

Дамиану не хотелось вот так, тишком, из вторых и третьих рук что-то узнавать о ней. Это казалось некрасивым, неделикатным, грубым. Казалось подглядываем, разнюхиванием, и вообще – крайне недостойным.

Было бы лучше, чтобы она сама рассказала то, что сочтёт нужным, что сама захочет, что не побоится, не постесняется рассказать о себе. И Дамиан даже выдержал целые сутки, настроившись на то, что вскоре найдёт её – теперь он, как флюгер на ветру, поворачивался в ту сторону, где была она – и узнает, расспросит, вызовет на откровенность.

Но спустя эти мучительно долгие часы, в которые вместилось столько других тревожных событий, не смог удержаться и отдал приказ разузнать о ребёнке Валери – девочка или мальчик, сколько лет, чем болен, ведь нужно отправить того, кто поможет ребёнку!

Перед глазами всплыло виденье тонкой женской руки с удивительно изящными, белыми, совсем не селянскими пальцами, узкая стопа, какую увидишь, когда барышня снимает туфельку после бала, а не грубый дешёвый башмак после уборки коровника.

В голове настойчиво вертелась мысль о том, что не может Валери быть простой селянкой, нет, не может. Такие кисти, руки, ноги, такие глаза – голубые, яркие, пронзительные – могут быть у отпрыска благородных кровей, у княжны, графини, пусть небогатой, пусть угасающего рода, но всё же дворянки, а не у простой девки из села. Не может быть, чтобы в родословной Валери не отметился кто-нибудь из благородных. И если это так, то...

И Дамиан, давая задание капитану безопасности, строго перечислил, что нужно узнать о ребёнке, и велел собрать также и все сведения о матери. Вообще все сведения. И доступные официальные, и... неофициальные тоже. Все, какие только есть, вплоть до слухов.

С последним было хуже всего – агенты в такой глубинке не работали, но выход всё же нашли: в трактире на тракте, в ближайшем селе, где посторонние люди не были чем-то необычным, потёрлись и аккуратно расспросили.

Устные донесения о младшей дочери картину со здоровьем не прояснили. И Дамиан позволил себе побеседовать с Милэдой по телетрофону. Оказалось, что она довольно много знает о своей поставщице. Это была первая, хоть и довольно общая информация. Но даже она была более чем интересна.

Дамиан узнал, что у его Валери артель. И что состоит она из девочек-сирот разного возраста. И что Валери пытается провести электричество к себе, и что у неё это получается плохо. И что она просила помощи и содействия у Милэды.

– Электричество? – принц задумался вспоминая. Да, днём этого не заметить, но той ночью, когда он был там последний раз, вспомнился неверный, мечущийся свет свечи. Тени от него были такие резкие, и Валери в его свете была такая новая и красивая... Дамиан встряхнул головой, отгоняя наваждение. – Разве так близко от столицы до сих пор нет электричества?

По голосу было слышно, что Милэды улыбается.

– Нет, мой реджи. Мы разбаловались, и нам кажется, что, если есть у нас, то есть у всех. Это не так. Там, где живёт Валери, довольно далеко до тракта, на котором прокладывают линию. А уж там, вдали от битых дорог, тем более. Да у неё и не получится быстро. Ведь она женщина. Помимо того, ей некогда. Если она будет тратить время на присутственные места и хлопоты, она не сможет делать свои чудные кружева. Она в ловушке – мастерская могла бы давать больше и, значит, её сироты могли зарабатывать больше, но не может, потому что вынуждена плести кружева вместе с ними, а не хлопотать и собирать деньги. А это очень жаль – её работа ценится очень высоко.

Из прочих слов следовало, что княжна, к сожалению, ничего не знала о детях самой Валери, а Дамиан не стал спрашивать об этом специально – незачем вызывать любопытство пусть даже и у одного из самых верных его друзей.

Поэтому кратко поразмыслив, послал к больному ребёнку целителя. Он разберётся нужен там лекарь или нет. Целителя выбрал того, что вызывали к ним со Львом, когда они были маленькими, а сейчас вызывали к отцу.

Двойная плата за дальнюю поездку, оплата телепорта в оба конца – всё это было мелочью. Потому что чувства, которые испытал, делая что-то для неё, вновь поднимали волну восторга и всемогущества в его душе.

Толстая подборка бумаг в твёрдых корках, что легла к нему на стол позже, поведала грустную историю простой селянской девчонки. Раннее замужество, рождение троих детей, достаток в семье, а затем – без вести пропавший муж и полное разорение, создание артели-приюта в обмен на убогую заброшенную ферму.

Смелая, сильная женщина!

Вот так, без помощи подняться с колен, без помощи, но при этом помогая другим... Дамиан крепко сжал губы, сдерживая чувства, во время чтения, а когда поднял глаза, увидел Несносного Мальчишку. Тот сидел напротив, подперев голову и кусая губы. Из глаз его капали призрачные слёзы, которые он размазывал пальцем по столешнице.

Дамиан только грустно улыбнулся.

Была в этой папке одна справка, которая заставила реджи задуматься. Мужа признали погибшим по требованиям самой Валери. Веским доказательством служили долговые расписки, которые приходилось гасить его жене. Поскольку пропавший ни по каким законам, ни по королевским, ни по человеческим, ни по законам Плодородной не мог бросить жену, подарившую ему троих детей, с такими долгами его признали погибшим, а Валери вдовой.

Не то чтобы это уменьшило её долги, но некоторые кредиторы, верно, поумерили свои аппетиты. Всё же в их королевстве женщина-мать – великая ценность, а вдова с детьми может рассчитывать на помощь и защиту королевы.

А именно эта вдова могла рассчитывать и на его личную помощь.

Но именно сейчас свернуть с Северного тракта Дамиан не решился и направил лошадь в Академию. И там, пока ходил среди строительных ям и куч мусора, мимо искрящихся магией стен старого, но невероятным образом обновлённого замка, носящихся, спокойно стоящих, кричащих или молчаливых адептов, преподавателей, строителей и магов, пока выслушивал отчёт ректора, семенившей за ним следом, и втолковывающей о недостатке денег и избытке хлопот, всё думал о Валери. Думал и мучился, хотел, рвался всей душой, чувствами. Но разумом понимал – не надо, не стоит, не сегодня.

И затем, когда ехал обратно, позволил себе лишь пустить лошадь пройти знакомой тропой. Просто проехать мимо, увидеть знакомую черепичную крышу среди деревьев, а может и краешек знакомого двора. Не собирался, знал, что не заедет, только посмотрит, не больше, и потому не смог противиться хотя бы такой малости.

Отпустил поводья, лишь ногами поддерживая направление движения лошади, ехал шагом и размышлял. Вроде и ни о чём конкретном не думал, а будто в воду нырнул, где и звуков почти неслышно, и видно всё как сквозь воду.

Очнулся от непонятного чувства – что-то, что-то есть!

Несносный Мальчишка, ставший котом, рвался в лес, в сторону от тропы. Потом возвращался, вспрыгивал на седло, своей призрачной мордой тёрся о скулы и снова спрыгивал, убегая в кусты и высовывая из кустов морду.