Текст книги "Единственная для принца. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Анна Агатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Дамиан соскочил с седла и, взяв лошадь под уздцы, вошёл в лес. Несносный Мальчишка счастливым опьяневшим котом мотался от реджи к ближайшим деревьям и обратно, с каждой ходкой углубляясь в лес и показывая нужное направление.
– Да что же ты там такое заметил? – пробормотал Дамиан, отчаянно стараясь не думать, не понимать, не догадываться.
На открывшейся полянке он увидел Валери. Та, услыхав шум, прижалась спиной к толстой сосне, и стояла бледная, затаившая дыхание, маленькая и беззащитная, прижав к груди руки с корзинкой. Со знакомой корзинкой, полной трав...
– Сударыня, здравствуйте! – тихо, но с глубоким чувством проговорил Дамиан.
А она, когда рассмотрела, кто к ней вышел из леса, выдохнула облегчённо и закрыла глаза. Прикрыла узкой ладошкой запрыгавшие вдруг губы и отвернула лицо в сторону. Потом вновь окатила его колючим холодным светом своих глаз и улыбнулась сквозь слёзы.
– Это ты... Вы, господин Демьян. А я уже испугалась. Вечного вам плодородия! – поприветствовала она его.
– Вам опять кто-то угрожал?
Валери улыбалась и облегчённо вздыхала, покачивая головой – посмеивалась над собой, над своим испугом. А Несносный Мальчишка вился вокруг неё огромным котом, тёрся о ноги, бодал её своей лобастой головой и прочими способами выражал безграничное обожание.
– Да нет, господин Демьян, не было никого. Я просто услышала шум, уж испугалась, сами ведь помните...
– Мне докладывали... – Дамиан замялся, осмотрел поляну, пытаясь уловить, был ли здесь кто-то ещё. – Я слышал, что всех бандитов в этом лесу выловили. Теперь тут безопасно.
– Да, вероятно, так и есть, – вся её фигурка дышала облегчением, как и лицо, и улыбка. – Просто по привычке боюсь.
– Долго боялась? – спросил Дамиан, и в голосе его промелькнула нежность.
Она не смотрела на него, всё неверяще покачивая головой.
– Долго, – сказала с усмешкой, рассматривая травы в своей корзинке.
– А что ж ходила в лес, если боялась, Валери? – так же тихо и ласково спросил Дамиан, делая к ней ещё один шаг.
Она выдохнула, чуть приоткрыв рот, будто хотела что-то сказать, но только улыбнулась и посмотрела ему в глаза. Крошки голубого острого льда прокатились от макушки и до копчика принца.
– Мне нужна тишина и покой, чтобы восстановить силы. Без этого не могу работать. Потому и хожу в лес, – она опять улыбнулась и отвела взгляд.
– Ты маг? – спросил Дамиан, чувствуя, как к любопытству примешивается удивление. А ещё желание. Желание взять эту тонкую ладонь в свою, почувствовать её тепло, поцеловать. И пряча от себя самого это желание, реджи сцепил руки за спиной.
– Я? – снова острые голубые льдинки колючей россыпью прокатились по спине от этого взгляда. – Ну что вы, господин Демьян! Откуда?
И пожала плечиком. Узким, покатым, совсем девичьим. И от этого жеста без капли кокетства или фальши, такого знакомого и родного, сразу вспомнилось, как пахнет это плечико и какое оно на вкус и на ощупь. Пришлось крепче сжать челюсти, надеясь вернуть разум, успокоить кипящую кровь и отогнать воспоминания.
– Просто если долго работать, особенно что-то придумывать, потом нужна тишина и одиночество, – продолжила она объяснять, и принцу уже казалось, что она светится и притягивает к себе.
Дамиан молча смотрел на женщину, которая отводила от неловкости взгляд, и думал о том, что стоит её работы отдать придворным магам, пусть посмотрят. Уж очень знакомую картину сейчас она описывала. Не ему знакомую, но по теории магии. Удивляло то, что она до сих пор не знает о своём даре.
– А тогда в лесу, когда я случайно оказался рядом... – от его слов она сжалась и на лбу залегла складка от горечи и страха, – тоже хотела побыть в тишине и одиночестве?
Она покусала губу, глядя на травы, в которых утопал подол её немодного платья из простой невзрачной ткани.
– Да... – ответила тихо.
– Чего они хотели?
Она сглотнула с усилием и, так же не поднимая взгляда, тихо проговорила:
– Долги требовали. Долги мужа.
– Но ведь... – и понимая, как глупо звучало бы его «ты же вдова! какие долги?», спросил о другом: – твой муж брал в долг у бандитов?
Дамиан и сам не заметил, как подошёл к Валери совсем близко, и сейчас держал её за руку. Пальцы были холодными и мелко вздрагивали.
– Я не знаю точно, но... может, он был с ними заодно... – тихо, едва слышно, проговорила Валери и прикрыла глаза. Маленькая слезинка выкатилась из-под ресниц, и Дамиан, что пытался согреть её холодную ладонь в своей, поцеловал эти тонкие пальцы, пахнущие лесом и травой. – Очень за детей страшно... было.
Её глаза оказались совсем рядом – ещё более яркие от слёз, испуганные и виноватые.
– Он всё говорил, что скоро разбогатеем, – от горькой усмешки складка на лбу стала глубже и ещё горше. – Ему всё мало было, сколько бы я ни зарабатывала, сидя по ночам над кружевом.
– Ты зарабатывала? – боясь спугнуть её откровенность, тихо удивился реджи. Женщина только кивнула, шмыгнув носом, и склонила голову.
– И хозяйство вела, и детей рожала, и зарабатывала... – выбившиеся волосы закрыли лицо тонкой вуалью. И Дамиан не удержался от вопроса, что уже давно не давал ему покоя.
– Ты... любила его?
Валери вскинула взгляд, и теперь уже горячая волна обжигающих острых и жалящих искр опалила позвоночник принца от шеи до копчика, возвращаясь вверх совсем другой волной. Женщина смотрела на Дамиана, и на лице её были смешаны горечь, боль, неловкость и что-то ещё, что-то непонятное, что-то, отчего сердце болезненно сжалось. Валери едва заметно покачала головой.
– Нет... Какая любовь в четырнадцать лет? Выскочила замуж, потому что глупая была, молодая. Хотела самостоятельности, – она болезненно улыбнулась и закончила с сарказмом, – зато теперь не нарадуюсь.
Дамиан обнял её и крепко прижал к себе, желая забрать эту боль и горечь, впитать, осушить, а взамен отдать то светлое и большое, что снова тонким ручейком наполняло всё его существо и закручивало высокие волны мощи. И он поцеловал её макушку, вдыхая нежный тёплый запах её волос и хвои.
Валери подняла лицо к нему своё лицо, и реджи нежно, бережно стал целовать – лоб, чтобы разгладить горькую складку, глаза, чтобы высохли слёзы, губы, чтобы вернуть на них улыбку.
Нежные прикосновения сменились горячими и жадными, едва он ощутил её отклик.
И в то же миг бешеный вихрь подхватил, закружил и понёс их двоих через прерывистое дыхание, судорожные, поспешные движения, жажду, дикую, иссушающую жажду обладания, потребность чувствовать всей кожей другого, пить хриплые вздохи и стоны, наслаждаться друг другом. И ничего вокруг не замечали, не слышали, не понимали, кроме друг друга, кроме глаз, кроме тел, кроме чувств.
И у принца в груди снова, уже знакомо, распирало от могущества и силы, клокочущей и бурлящей, и он бережно окутывал, отгораживал Валери от всего плохого, ограждал и защищал, впитывая и отдавая взамен.
Когда они очнулись под сводами леса на траве, на узком для них двоих камзоле, Валери покусывала яркие, красные губы, неловко отводила глаза, прижимая к груди платье. А Дамиан снова любовался ею: овалом лица, растрепавшимися волосами, тонкой рукой, поддерживающей ткань на груди, лёгким румянцем на щеках.
– Какая же ты красивая... – нежно провёл он пальцем по гладкой коже щеки, шеи, плеча, собрал и поправил растрепавшиеся чёрные пряди, тут же снова рассыпавшиеся и закрывшие румянец смущения.
– Мне нужно идти, – пряча взгляд тихо проговорила Валери.
– Тебе помочь? – спросил Дамиан вставая.
– Н-нет. Там твоя... ваша лошадь, – и женщина качнула головой туда, где шуршала, переминаясь в кустах, его лошадка. Дамиан понял намёк и пошёл к противоположному краю поляны, давая Валери время привести себя в порядок. Когда он распутал уздечку, наброшенную наспех, неаккуратно, и потому закрутившуюся на сучке и вывел из леса своё верховое животное, женщины уже не было. Только качались низкие ветки елей там, где она скрылась.
Он улыбнулся – Валери совсем как девчонка: такая же робкая и пугливая, также смущается и робеет. И сейчас вот убежала...
Он хотел догнать, попрощаться, сказать, что ещё придёт. Но остался на месте, сдержал порыв и принял её выбор: убежала, тихо ускользнула, а раз так, то не стоит настаивать и смущать её ещё больше. И, приняв такое решение, будто почувствовал её вздох облегчения.
Улыбнулся.
Надо же – единственная! И брат был, оказывается, прав.
На душе было тепло и радостно, и её твёрдое «нет!» на вопрос о любви к покойному мужу делали эту радость ещё больше. Какая же она милая девочка, его Валери!
И растворились где-то тревоги, переживания, негодование по поводу поведения королевы, предстоящие хлопоты и дела уже не угнетали, и хотелось сказать всему миру спасибо за то, что он есть, и за то, что он такой, какой есть...
Следующий день обещал быть мучительным, но неприятные ожидания не оправдались – Дамиан был окрылён, и то и дело соскальзывал в то чудное ощущение, что вчера снова посетило его в лесу. Ему вспоминался запах Валери вперемешку с запахом леса, то и дело под пальцами ощущалась гладкая кожа. Казалось, что рука то плавно движется вверх по её бедру, то чувствует нежную кожу в ямке под её коленом. В ушах слышались тихие женские вздохи и шум ветра в высоких сосновых кронах, непонятно чей шёпот – то ли его, то ли её – горячечный, ласковый и бессмысленный...
Эти воспоминания, всплывающие неожиданно, в неподходящие моменты, сбивали с толку и стали настоящим испытанием для его выдержки. Куда более серьёзным, чем любые его ранние неприятности.
Нужно было не расплыться в непроизвольной улыбке на совещании безопасников, вновь рассказывавших о бесплодных попытках найти заказчиков покушений. Читая доклады, листая толстые пачки бумаг, диктуя письма, поручения и распоряжения секретарю, не облизывать губы, вспоминая вкус поцелуев, не краснеть от возродившихся ощущений в теле, не вздыхать оттого, что с каждой минутой ощущения меркли. Медленно, очень медленно, но для него, в этих ощущениях купавшегося, наполнявшегося силой и мощью, очень и очень заметно.
К вечеру, когда в его кабинете собрались участники оландезийской кампании – Перла Инвиато, Зиад и Рада Марун, – полуофициально, но вполне с деловыми целями, Дамиан уже держал себя в руках. И уже не сжималось болезненно, завистливо и тоскливо сердце от взглядов, которыми обменивались Зиад и Рада, от их переплетённых пальцев, от улыбок, которые, будто солнечные зайчики, то и дело мелькали на их лицах. Только взгляды Перлы немного беспокоили.
Днём, когда Дамиан принял решение о том, что такие встречи необходимы, и просил секретаря согласовать с участниками удобное время, он ещё не знал, что конкретно будет спрашивать. Эти трое были наиболее осведомлёнными о той стране, которая несла, как оказалось, угрозу родной Бенестарии.
Всё, что можно было узнать у принцессы Тойво, узнали перед поездкой Зиада. Теперь она должна была стать толкователем, экспертом, который пояснит то, что непонятно, или укажет на что-то важное, что, на их взгляд, не заслуживает внимания.
Маркиза Инвиато приглашать не стали. Быстро постаревший и уставший, скорее от перенесённого, чем от действительного своего возраста, он восстанавливал силы. Но даже не это остановило Дамиана – вряд ли посол, просидевший долгое время под замком многое мог добавить к тому, что знали эти трое.
Разговор, начавшийся заминками и неловкостью, перерос в очень насыщенный, невероятно ценный и интересный диалог. Оказалось, что Зиад и Перла видели события с разных точек зрения, там, в чужих краях почти не общались и сейчас восполняли множество пробелов, заодно вводя в курс дел и всех участников.
Некоторые вещи были поистине удивительными. Рада за несколько мгновений замерла потрясённая, когда узнала, что в стенах отцовского замка есть тайные ходы. Она смотрела прямо перед собой и было заметно, что она очень быстро соображает.
– Это многое объясняет, – тихо проговорила она, обдумав что-то явно неприятное.
– Что? – мягко спросил Зиад и погладил её кисть самыми кончиками пальцев. При этом глядел на неё сейчас с любопытством и... любованием.
И Дамиан, заметив эту откинутую голову князя, смотрящего на Раду, будто на сияющий бриллиант, его прищуренные глаза и лёгкую улыбку удовольствия, не разозлился.
А он бы разозлился, обязательно разозлился ещё дней десять назад! Но сейчас – нет, даже ничего не шелохнулось в душе, ни единая неприятная мысль не всплыла.
– Как он... они появлялись... – тихо и всё так же задумчиво. – Но всё же я была ловчее, и потому кое-кто просто бесился...
Зиад обнял девушку за плечи и притянул к себе, отгораживая ото всех, укрывая, защищая своими объятьями. Ещё десять дней назад Дамиан скривился бы, подумав о невоспитанности и несдержанности некоторых княжеских сыновей. Но не сейчас. Сейчас лишь вздохнул легонько и деликатно отвёл взгляд.
Не меньшую деликатность проявила и Перла, тоже отведя взгляд, и упёрлась им прямо в принца. Что-то новое появилось в этом взгляде, что-то неизвестное, что-то, чему он не знал названия и что не мог определить. Надменность? Нет. Презрение? Нет! Интерес? Любопытство?
Но девушка уже отвела глаза, а пара Марун уже разжала объятия.
– Что нам это даёт? – вновь ставшая бесстрастной, спросила Рада. – Все эти переходы, тайные коридоры?..
Перла чуть двинула плечами – прямая осанка, ровные плечи, идеальная посадка головы:
– Сейчас ничего. Но тогда это было очень хорошим подспорьем. Надеюсь, больше не придётся там бывать.
И она вопросительно взглянула на Дамиана. О чём она хотела спросить? Пошлют ли её туда ещё раз? Пошлют ли кого-то другого? Принц не знал, что и как изменилось в этой молоденькой девушке. В её глазах иногда мелькало что-то совсем не юное, и это... пугало. И ещё эти взгляды.
– Я бы хотел понять, как теперь будут развиваться отношения наших двух стран, – Дамиан оформил мысль острожную форму. – Чего стоит ждать? Принцесса Тойво, как вы думаете? Наследник сменился, но король Юзеппи вряд ли рад смерти сына.
Рада улыбнулась понимающе, но сказала другое:
– Не знаю. Наследник – это ещё не король, и что его величие Юзеппи теперь предпримет, не берусь предположить. И что оно успеет предпринять за те годы, что ещё будет у власти. Вретенс никогда не был на первых ролях. Он давно понял, что он фигура скорее номинальная, малозначащая. Поэтому отошёл в тень, не пытаясь влиять, не пытаясь продвигать свои идеи. И есть у него идеи?..
Она вздохнула и поджала в недоумении губы.
– Он не такой, как Варген. Каким был Варген, – исправилась и дёрнула уголком губ, и лицо её приобрело горькое, саркастическое выражение. – Он не причинял вреда, кажется, никому. Но это было тогда, а как будет сейчас... Власть бьёт в голову, и как она ударит братца, я не берусь гадать.
Зиад вновь переплёл их с Радой пальцы и смотрел на неё с любовью. Дамиан перехватил вновь тот странный взгляд Перлы, но сделал вид, что не заметил, не понял. Да он и в самом не понял, но держал лицо.
– Я бы хотел узнать о роли шаманов, – это Суземский, опоздавший к началу беседы, подал голос. – Что вы наблюдали, как они действуют?
Любопытный, улыбчивый, словно ребёнок, которому показали что-то интересное.
На пороге вырос и вытянулся, как на официальном приёме, Марк Опрельский:
– Реджи, вас просит их величие.
***
По тому, что секретарь прервал важный разговор, по тому, как стал у двери кабинета, демонстрируя настойчивость и непоколебимость требования, как преданно смотрел в пространство, всячески избегая взглядов принца, было понятно – идти надо, идти обязательно и срочно.
Пришлось распрощаться с гостями, не назначив следующей встречи – Марк нависал надо всеми, стоя навытяжку и всё так же глядя в пространство. Мда... Верный Опрельский бывал таким только в одном случае – матушка сильно, ну просто неслыханно сильно хочет видеть сына и наследника, а секретарь информирован об этом сверх человеческой меры. Судя по стеклянному взгляду, ещё и за жизнь свою опасается.
Вчерашние впечатления Дамиана уже ослабели, но бурлящая сила всё ещё откликалась потоком восторженных вспышек и лёгким настроением, когда ничто не пугает, не устрашает и не угнетает. В таком состоянии любое событие, наоборот, кажется интересным и увлекательным приключением. Вот и не пугала, не беспокоила его предстоящая встреча, хоть по всем признакам должна оказаться непростой.
– Здравствуй, сын мой, – сдержанно поздоровалась королева, приветствуя наследника кивком головы.
Она сидела на диванчике, у боковой стены кабинета, из этого следовало, что встреча будет неофициальной, что встречается не королева с подданным, а мать с сыном. Но не в гостиной королевских покоев или не в столовой – значит, разговор будет касаться дел государственных.
«Ну что ж, посмотрим», – принц почувствовал, как искра азарта пронеслась по венам, а кровь заметно взбурлила.
– Здравствуйте, матушка, – Дамиан почтительно склонил голову и, повинуясь жесту матери, присел в кресло, стоявшее сбоку от дивана.
Королева помолчала, приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но начала не сразу, и это было удивительно. Матушка, у которой не идут слова? У которой отобрало речь? Занятно.
Но её величие наконец справилась и проговорила:
– У меня приятная новость, сын мой.
Это известие было ещё более странным, потому как противоречило всему, что происходило – и месту встречи, и её срочности, и запуганному виду секретаря Опрельского, и его настойчивости. Но Дамиан смотрел на мать, демонстрируя готовность слушать и слышать. И услышал...
– Дамиан! Твоему отцу стало лучше! Он сегодня попытался встать из кресла, – голос матушки чуть дрогнул, а кончик носа покраснел.
Принц от удивления приподнял бровь. От следующих слов он и вовсе мог бы подавиться, если бы в это время ел. Самое время было порадоваться тому, что встреча состоялась в официальной обстановке кабинета, а не в столовой и не сопровождалась чаепитием. Мать была на себя не похожа – она тонко улыбалась и не могла скрыть приподнятого настроения.
– Это огромная радость, сын! Ты справился, ты её нашёл! Неужели это действительно Перла Инвиато?!
Принц не мог произнести ни звука: слова матери были неожиданностью, да и неприкрытость её чувств пугала, даже с оглядкой на то, что чувства были положительные. Как раз то, что чувства были положительные, и пугало больше всего.
– Матушка?.. – Дамиан чуть склонил голову набок, показывая, что не понимает. Хотя... Что же тут было непонятного? Просто очень не хотелось понимать, и верить в то, что всё уже понятно без слов и объяснений, и если не всем понятно, то самым заинтересованным лицам – уж точно.
И вопрос этот был скорее желанием оттянуть время, чтобы собраться, понять что говорить в ответ и как действовать, чем просьбой пояснить непонятное. И матушка, которая раньше наверняка не оставила без внимания эту неловкую попытку увильнуть от ответа и жестко отчитала, сейчас сверкая глазами и нервно сцепив пальцы, рассказывала:
– Он, твой отец, в тот же день, как прибыла Перла Инвиато, почувствовал облегчение! Говорит, что уже той ночью ему стало лучше, он хорошо спал и наутро был отдохнувшим! Но он не поверил сразу, промолчал. Боялся вселить ложную надежду! Мой Исакий! – взгляд матери устремился в пространство, а на губах мелькнула ласковая улыбка. – А вчера всё же признался, сказал: «Мне кажется, я молодею». А сегодня... Сегодня, – голос матери стал тоньше и сорвался, в глазах заблестело, – он попытался встать и простоял, считая до пяти!
Дамиан хотел порадоваться за родителей, хотел, жаждал всем сердцем, но понял, скорее даже скорее почувствовал, что эта радость обернётся неприятностями. В первую очередь и почти немедленно – для него. Он был не готов к тому, что последует. А оно неминуемо последовало:
– Это она? Перла?
И столько надежды и радости было в этих словах, во взгляде матушки, столько ожидания, что Дамиану захотелось спрятаться, как он в детстве прятался, залезая под низкие диванчики или кровать. И Несносный Мальчишка, вечный помощник, именно тогда, когда был так нужен, куда-то делся, спрятался, испарился.
Прятаться было некуда, да и бежать тоже не позволено, и Дамиан смотрел на мать. Смотрел и молчал. Матушка явно была не в себе, если после долгой паузы продолжила едва ли не восторженно:
– Она, конечно, дерзкая девчонка, и некрасива. Но я знаю, сын мой, что это всё неважно, совсем неважно! Ни капли неважно, если она ваша единственная! Обещаю, всё ей прощу. Не буду держать зла. Не забуду, но зла держать не буду! Она молода, здорова, прекрасно воспитана, с детства при дворе! Всё остальное сгладится. Она – блестящая партия!
Дамиан всё так же молча смотрел на мать, что лучилась радостью и каким-то некоролевским энтузиазмом. Смотрел и подбирал слова, что помогли бы закончить этот разговор. Просто взять и закончить, без всяких пояснений, без лишних слов, без эмоций. И просто сказал:
– Разве не может быть других причин для хорошего самочувствия отца? – сделал Дамиан попытку направить мысли в другое русло.
– Что вы, сын мой! – в этот момент реджи понял, какой его мать была в юности – жизнерадостной, улыбчивой – ей невероятно шла улыбка, делая её моложе лет на десять и несказанно красивее. Она принялась запальчиво перечислять всё, что подтверждало их с принцем-консортом догадку.
– Он давно уже не спал нормально, сын мой! Утром всегда тяжело вставал, вернее, пересаживался в кресло на колёсах. Иногда и до обеда не поднимался, – она говорила, а у Дамиана сжималось сердце: именно сейчас было заметно, что королева – самая обычная женщина, которая очень любит своего мужа. Очень-очень любит. Как и он сам, реджи и будущий ре, любит свою Валери. – Это же она? Перла?
Снова надежда, снова требование признать то, что кажется очевидным.
Да… А он даже не думал о том, как это выглядит со стороны, и как это скажется на окружающих. И требование, жёсткое королевское требование в глазах. И слова сами вылетели изо рта:
– Нет, матушка. Это не Перла.
Сказать больше казалось немыслимым. Да и как? Как сказать что его единственная – простая селянка, вдова с тремя детьми? Невозможно!
– А кто? – и это уже не любопытство: глаза задумчиво сощурены, губы плотно сжаты, ни следа радости на лице. Жесткость, готовность добиться ответа любой ценой – вот что читалось на лице королевы. Это уже не лёгкий интерес, это требовательный, серьёзный вопрос человека, не привыкшего к отказам, не привыкшего к поражениям и жаждущего знать правду.
Дамиан встал и поклонился.
– Простите, матушка. Меня ждут дела, позвольте идти.
– Сядь! – жёсткое, категоричное, будто саблей отсечённое. И Дамиан вновь опустился в кресло, понимая, что противостояние выйдет нешуточное.
Но матушка чуть смягчила тон и черты лица.
– Кто она, сын мой, если не Перла?
Принц облизнул губы и, не отводя от матери взгляда, покачал головой. Она чуть приподняла бровь. И улыбнулась. Едва заметно, но холодно. И улыбка эта не была ни радостной, ни счастливой и не сулила ничего доброго.
– Кто? Милэда Маструрен? Княжна?
Теперь Дамиан едва заметно дёрнул бровью. Ну да, что бы королева и не следила за наследником? Да только матушка, похоже, не осведомлена о личной жизни княжны. А если бы знала, то таких нелепых предположений не строила...
И принц вновь отрицательно качнул головой.
– Кто?!
– Я не могу вам сказать, матушка, – сделал последнюю попытку договориться Дамиан.
Сказал тихо, но прямо глядя в ставшие узкими и пронзительными глаза. Это противостояние взглядов длилось несколько долгих мгновений, и с каждым прошедшим мигом напряжение нарастало, казалось, сгущая воздух и заставляя его вибрировать.
– Кто она?! – подбородок матери почти упёрся в грудь, а разгоравшаяся в глазах ярость становилась материальной, ощущаясь мелкими колючками, впивавшимися и влезавшими под кожу.
Дамиан молчал, не в силах отвести взгляд, но отчаянно сопротивляясь всё усиливающемуся давлению, тяжело лёгшему на плечи и бьющему в виски, горячему жжению в крови и выламывающей боли в костях. В голове звенел вопрос «кто?!», это не был голос матери, но это был её вопрос.
И если губы его не слушали, сжатые в упорном сопротивлении, то в мозгу мелькнула отчётливая мысль: «Если я сейчас сдохну, кто наследовать будет?». Лицо матери исказилось судорогой, которую его затуманенное сознание расценило, хоть и не сразу, как злобную улыбку: «Скажи! Просто скажи кто!»
Но принц молчал.
Он плохо понимал, что творится вокруг, день или ночь, тепло или холодно, кто перед ним и почему он так упорно сопротивляется, но всё ещё сопротивлялся. «Я хочу, чтобы Исакий жил!» Уже чувствуя приближение черноты обморока, он хрипло выдохнул имя...
– Кто она? – услышал Дамиан, когда отдышался и в глазах перестали плясать искры. – Я её знаю?
Голос матери звучал спокойно, ни намёка на сожаление или раскаяние, взгляд холодный, и в нём лишь сдержанное любопытство.
Какое раскаяние? Какое сожаление? Королева в своём праве...
Дамиан молчал, обдумывая, что и как сказать, раз главное уже вышло наружу. Он ещё ничего для себя не понял и не решил, а уже нужно объяснять кому-то другому. Но мать перебила его мысли новым вопросом.
– И почему ты так не хотел говорить имя, сын мой? – и пытливый прищур холодных глаз. Смотрит, будто хочет увидеть его насквозь, будто и не она малое время назад щебетала о том, что принцу-консорту стало лучше, радовалась, как ребёнок, хлопая в ладоши, и любила весь мир.
О, Плодородная!
Принц разозлился и позволил себе выплеснуться.
Ведь мать могла его убить, но не сделала этого. И гнев свой она держала под контролем, чтобы не причинить ему вред. Хотела испугать, заставить, вынудить говорить.
А значит, он нужен ей. Необходим.
Особенно теперь, когда у него есть единственная. Да, он нужен ей, может, не как сын – вряд ли она любит его, мысли об это давно отошли на дальний план, но как наследник он ей нужен несомненно.
И Дамиан решил, что, если придётся, то свою счастье выгрызет зубами, защитит, не даст в обиду. Ведь королева показала сейчас не только свою силу, придавив его. Она также показал слабость, уязвимость, свою больную точку, и теперь принц знал, куда бить, а главное – что бить можно.
– Она старше меня, – первый выстрел попал в цель, но не стал убийственным. Холодный взгляд королевы стал ироничным.
– Ну и что? – матушка откинула голову, будто хотела опереться спиной о спинку дивана, и теперь смотрела на принца надменно, сверху вниз, слегка улыбаясь. – Глупости. Забудь об этом, это чепуха. Что-то ещё?
– Она простая селянка, – Дамиан напрягся – и руки, и шея, и спина заныли, приготовился к атаке, наклонил голову и глядел на мать исподлобья.
А она чуть склонила голову набок и посмотрела на сына искоса, вытянула губы чуть вперёд, а потом улыбнулась и наставительно проговорила:
– Сын мой! Нигде не написано, что твоей единственной должна стать знатная дама.
Принц растерялся, и чтоб спрятать проступившие эмоции, опустил глаза. Нигде не написано? Но...
Он стал быстро вспоминать все уложения, правила и законы. Разве нигде не написано?.. Поднял вопрошающий взгляд на мать. Она только чуть пожала тонким плечом.
– Ты не нашёл единственную к своим двадцати пяти годам, значит, найти её там, где ты искал, невозможно. Разве ты не помнишь этого?
Реджи поморгал и вновь отвёл взгляд вспоминая. Действительно...
Обряд Поиска проводился далеко не над всяким отпрыском королевского рода, лишь над тем, кто достиг определённого возраста, так и не найдя своей пары.
И он тогда, перед обрядом, впал в отчаяние оттого, что жениться всё равно придётся, и не вслушивался в слова оч’Ивара, потом что-то отвлекло его...
И он не стал исследовать старинные записи о том, кто из его предков именно после обряда нашёл единственную и что это была за женщина.
О селянках в королевском роду он не слышал, но это вовсе не значило, что их не было.
О селянках или вовсе безродных?..
Он нахмурился и вновь посмотрел на мать. На её тонких губах играла лёгкая улыбка превосходства, и Дамиан вновь почувствовал себя неразумным маленьким мальчиком.
Новая волна злости подтолкнула к следующему выстрелу – хотелось досадить матери, ошеломить её и оправдать себя:
– Хорошо, пусть, – новая волна злости нарастала стремительно, и принц поторопился выплеснуть следующую порцию слов. – А что вы, матушка, скажете, когда узнаете, что она вдова с тремя детьми?!
Надо было успокоиться: руки пришлось сжать в кулаки, чтобы дрожь была незаметна, и чуть приоткрыть рот, чтобы скрыть глубокое, успокаивающее дыхание.
– Вдова с тремя детьми? Вот как?
Наконец! Броня королевской непоколебимости дала трещину.
Да, ваше величие! Что вы ответите на это?!
Матушка на секунду задумалась, а потом радостно заулыбалась:
– И прекрасно, сын мой! Значит, твоей единственной стала женщина, на которой есть благословение Плодородной! Она сама – воплощение богини, если у неё уже трое детей. И это очень хорошо: она родит много наследников! Это просто замечательно!
Дамиан застыл, потрясенно глядя на мать.
Он не мог поверить собственным ушам. Воплощение богини? Его Валери? Нет, она прекрасна, и обворожительна, и желанна, и очень женственна, и вообще, кроме неё, он не видит других женщин. Но... воплощение богини?
– Сын мой, я рада, что разрешила все твои затруднения. Жду вас её ко двору для представления.
Несколько мгновений потребовалось Дамиану, чтобы осознать последнюю фразу матушки. Ещё несколько – чтобы представить, как они с Валери явятся в кабинет королевы...
Почему в кабинет? Матушка не преминет организовать бал. Хорошо, не бал, ведь в семье траур, но приём уж точно должен состояться. И ему придётся вести Валери сюда, где она ничего и никого не знает, где её вряд ли встретят дружелюбно. Захочет ли она? Согласится? Она ведь до сих пор называет его придуманным именем.
Непонятно, догадалась ли она о том, кто он такой или нет? Могла ли ей сказать об этом Милэда? Могла ли Валери другим путём что-то о нём узнать?
Как бы то ни было, какими бы ни были ответы на все эти вопросы, он не был уверен, что его Валери обрадуется такому повороту событий, да и сам он не был готов.
И потому...
– Нет, матушка, – Дамиан легонько хлопнул по ручке кресла, в котором сидел. – Это подождёт. Это нужно обсудить с самой Валери. Без её согласия я не буду ничего обещать.
Матушка чуть шевельнула бровью, давая понять, что совершенно не сомневается в том, как отреагирует бедная селянская вдова на предложение быть представленной королеве.
И снова Дамиан понял, что и этот его выстрел не достиг цели – матушка сказала:
– Хорошо, как скажешь, сын мой. Но не затягивайте, мы с твоим отцом очень этого ждём. Можешь идти.
Глава 10
Хотелось уткнуться в теплую ложбинку меж двух грудей, дышать горчим запахом женского тела, её тела, и не поднимать глаз, ни о чём не думать, просто быть.
