Текст книги "Единственная для принца. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Анна Агатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

 Валери знакомо качнула головой, будто сожалела, дёрнула бровью да вздохнула. И снова её невозможные голубые глаза глянули на него, губы тронула ласковая улыбка, и хозяйка дома приветливо кивнула:

 – Проходите, господин Демьян. Давайте я вам на руки солью.

 В доме принц присмотрелся, щурясь и привыкая к сумраку, почти непроницаемому после яркого освещения двора. Женщина стояла у стены и держала в руке ковш, явно приглашая его к деревянному ушату на лавке. Дамиан подивился таким порядкам – он пребывал в уверенности, что его страна развитая, просвещенная и идущая по пути прогресса, а тут...

 Но подошёл и подставил руки под тонкую струю воды. Вымыл их, умылся прохладной, вкусно пахнущей водой. Хотелось снять и рубашку, чтобы вот эти тонкие пальцы так державшие ковш, будто это был изысканный музыкальный инструмент, лили воду ему на спину и шею, чувствовать прохладную воду на своей коже, свежесть... и ещё что-то.

 Что-то незнакомое, что-то, чего он никогда не переживал ранее.

 Он чуть нахмурился, пытаясь понять, что же это такое, но так и не смог. Раздеваться не стал.

 Да и некрасиво было бы вот так, перед почти незнакомым человеком, да ещё и женщиной, ни с того, ни сего обнажаться. Вытерся простым полотняным полотенцем, вышитым по краю и поданным теми же тонкими пальцами.

 «Обнажаться...» – слово застряло в голове и зудело там надоедливой мухой.

 – Проходите, садитесь, господин Демьян, – тем временем приветливо улыбалась и всё так же ласково поглядывала на него Валери, поставила на стол кувшин и две большие глиняные кружки.

 Обнажиться...

 Дамиан, садясь за стол, пожалуй, впервые в жизни думал о том, прилично ли он выглядит – не взъерошены ли волосы, не красное ли лицо. Глянул на рубашку и с досадой понял – испачкана, а камзол остался там, возле поленницы.

 Обнажиться...

 И тут он понял, что это было за незнакомое чувство – ему хотелось нравиться этой женщине.

 Он даже прикусил губу изнутри, чтобы не охнуть.

 Почему-то вспомнились все те женщины, которых когда-то близко знал. Они все очень хотели ему нравиться, и ему это льстило, хоть и не нравилось. Не нравилось, потому что он не мог понять, кому они хотели нравиться: ему – принцу или ему кареглазому блондину невысокого роста ли попросту коротышке.

 Ну а сейчас он сам хотел нравиться. Нравиться женщине. Это было непривычно и оттого – неловко.

 Принц сел на длинную лавку, недоверчиво потрогав сероватую поверхность, отполированную множеством когда-то сидевших на ней людей. На чистом деревянном столе перед ним стояла большая глиняная кружка, темная, красно-коричневая. Добротная, чистая, но совсем неизящная. Непривычная, не фарфоровая...

 Хозяйка налила из такого же глиняного кувшина приятно пахнущий напиток, подвинула кружку к нему и села напротив, чуть склонив голову набок.

 Вот она точно вела себя свободно и ни о чём не переживала – не стеснялась своей старенькой блузы из того же простого холста, что и детские платьица, простой старомодной шерстяной юбки в пол, какие даже служанки в маленьком домике Милэды Маструрен не носили, сильно растрепавшейся толстой чёрной косы, перекинутой на грудь. На невысокую, такую заманчивую грудь без нижних рубашек и корсетов.

 Дамиан болезненно сглотнул.

 Он с усилием перевёл взгляд на кружку, взял её в руки, тяжёлую, прохладную, и отпил немного фруктового напитка. Поднял глаза и улыбнулся Валери. Она смотрела вопросительно. Наверное, ждала чтобы он сказал, понравилось ему или нет. Это был не чай, не горячий и ароматный, с редкими горными травами и кусочками фруктов, в тонкой фарфоровой чашечке, как у Милэды возле уютного камина.

 Валери снова улыбнулась и кивнула, увидев его улыбку.

 – Спасибо вам, господин Демьян, вы нам очень помогли!

 Он опустил взгляд в кружку – не было у него мысли помогать им. Помогал он больше себе. И потому честно сказал:

 – Не за что. Это вам спасибо, что позволили.

 И снова опустил глаза на кружку, которую срочно поднёс ко рту. Да и пусть фруктовый отвар, а не изысканный чай. Прочь церемонии! Невозможно на неё смотреть, невозможно видеть, как Несносный Мальчишка своим кошачьим языком лижет её щеку, как тыкается мордой ей в уголок губ, трётся о скулу. И время от времени косит глазом в его сторону.

 Дамиан позволил себе лишь смотреть, как её тонкие пальцы держали ту, другую глиняную кружку. Какие они изящные, какой милой формы её розовые ногти, удивительно ухоженные и аккуратные для селянки.

 Эти пальцы хотелось перецеловать один за другим, тонко-тонко и очень осторожно касаясь их губами, провести по коже запястья, ощутить, как бьётся пульс. Хотелось погладить чёрные локоны, выбившиеся из косы, и саму эту косу хотелось поднести к носу и понюхать – как она пахнет?

 Он снова не мог подобрать слов, чтобы описать чувства, что закрутились в горле. Этот ком медленно, очень медленно спустился в живот, а потом... Когда Дамиан понял, куда сползают это скрученные эмоции, он приковал свой взгляд к кувшину, что стоял чуть в стороне, попытался представить какие узоры можно было бы нарисовать на его боках.

 Его отвлёк звук – тонкий то ли писк, то ли визг. Он поднял глаза с вопросом, но не встретил взгляда Валери – она сидела с закрытыми глазами и побледневшими губами, уставшая, осунувшаяся.

 – Валя, иди ужо, а то опять раскричится, не успокоишь, – грубоватый, встревоженный голос раздался из дальнего угла. Дамиан глянул туда. Невысокая кругленькая старуха, не та, что звала детей, другая, что когда-то открыла ему дверь, сидела тихо в углу и перетирала посуду. Взгляд, устремлённый на Валери, был полон боли и сострадания.

 Принц мимоходом удивился – как эта женщина смогла просидеть всё это время, ни разу не брякнул тяжелыми мисками, но вновь повернул голову к хозяйке дома. А главное – что здесь происходит? Глянул на Валери.

 Она уже поднималась из-за стола, глаза держала опущенными. Помедлив мгновенье, сказала:

 – Простите, господин Демьян. Мне нужно идти.

 И быстро двинулась к лестнице. Не замедляясь ни на мгновенье, поднялась и исчезла за поворотом. Призрачный Мальчишка побежал было за ней, но у лестницы остановился и тоской оглянулся на Дамиана.

 А он остался сидеть, не зная, нужно ли откланяться и уйти или всё же подождать хозяйку. Старуха в тёмном углу отвернулась к своей работе, но время от времени косилась на него. И чувство, что было написано на её лице, вовсе не походило на любопытство.

 Дамиан покрутил в руках чашку, вздохнул одновременно с Несносным Мальчишкой, что стоял в своём обыкновенном мальчишеском виде и, задрав высоко голову, с тоской смотрел на верх пустой лестницы.

 Там тонкий пронзительный звук всё нарастал и вдруг превратился в отчаянный детский плач. Почему-то принцу подумалось, что так может плакать только панически испуганный ребёнок. Но чем малыша можно так испугать в доме?

 Он подумал ещё мгновенье и встал с намереньем пойти наверх и помочь хотя бы просто своим присутствием. Старуха вскочила с удивительной для её комплекции и возраста прытью, кинулась к нему наперерез. Потом вдруг остановилась, будто наткнулась на что-то и заговорила, с трудом подбирая слова:

 – Э... Господин... не ходите! Милосердием Плодородной... прошу!.. Не надо... – и просительно протянула к нему руки. – Не надо, не ходите, а только худо будет! Валя... справится. Сама.

 За спиной громыхнула дверь, и Дамиан обернулся. С заднего двора зашла та самая девчонка-переросток, Наташка. Растрепавшиеся светлые волосы неаккуратно свисали вдоль лица. Казалось, что вся её фигура излучает неприязнь. И плотно сжатый кривящийся рот, и взгляд исподлобья только усиливали впечатление.

 Она бросила взгляд туда же, куда был устремлён взгляд Несносного Мальчишки. Зло пробормотала:

 – Опять это чучело мамку к себе потребовало. И почему она мелкой не сдохла?

 – Замолчь, гадина черноротая! – старуха, ростом уступавшая девчонке, замахнулась на неё полотенцем, что мяла в руке.

 – А ты меня не затыкай, бабка, – независимо дернула плечом Наташка и, отряхивая руки о не очень чистую юбку, пошла к двери под лестницей.

 Дамиан глянул на старушку, что гневно провожала взглядом юную хамку. Спросил, кивнув вверх:

 – Так это ребёнок плачет?

 Бабулька опустила глаза и снова стала мять полотенце.

 – Дык да. Дочка Валина.

 – Почему так плачет? Болеет?

 Движением бровей, плеч, рук старуха без единого слова изобразила повесть, полную отчаяния, о том, что она не знает, никто не знает, и что это такое – не известно. Слова только подтвердили это:

 – Дык... не понять же. Плачет вот.

 – Надо лекарю показать или целителю!

 Бабля глянула на гостя. Неловкость на старческом лице сменилась гневом, глаза блеснули по боевому, и она даже подступила на шаг:

 – Ичь какой умной! А то Валя не знает! Она сама разберётьси! Иди-ка вот домой, добрый человек! Спасибо тебе, подмогнул, а теперича иди, иди ужо, – и замахала тёмной, заскорузлой от тяжелой работы ладонью, в сторону двери. – Не трави вот душу магами свома да лекарями, и так не ладно всё...

 Дамиану не хотелось вот так уходить, не сказав и пары слов славной женщине с пронзительными голубыми глазами, не поговорив, не спросив, можно ли прийти ещё, не узнав, что с ребёнком. Он, поглядывая наверх, спросил:

 – А надолго ли Валери ушла?

 И бабуля сокрушенно покачала головой, тоже глядя вверх:

 – Раскричалась всё ж Вирка, знать, теперича надолго.

 Плач не утихал. Казалось, что так долго и так сильно плакать просто невозможно, но надрывный, истошный детский крик всё продолжался и продолжался. Дамиан с сожалением качнул головой и пошёл в двери – где-то там в кустах осталась его лошадь, а здесь он явно лишний.

 – Я ещё заеду, – проговорил негромко, в спину старухе.

 Она всё стояла и смотрела вверх, качая головой. И было непонятно: то ли ему кивает, то ли каким-то своим мыслям.

 Надо поручить, чтобы разузнали», – думал Дамиан, пуская лошадь рысью и перебирая краткие сведения, которые помнил из доклада. В справке о Валери, поданной службой безопасности Короны, о болезни ребёнка ничего не было сказано.

 Глава 7

 -... Повелеваю: нечистой преступнице принцессе Тойво, названной при рождении Ило, вернуться к семье и понести заслуженную кару! Чужакам, прибывшим в королевский замок, разрешаю сообщить Короне Бенестарии о нашем решении. И до прибытия нечистой принцессы им запрещено выходить из своих комнат! На то воля моя, короля Оландезии, суровых северных духов, ветров и моря, да пребудут они с нами вечно!

Зиад стоял перед королём как громом поражённый. Юзеппи восседал на троне в богатой шубе из неизвестного Зиаду серебристого меха. Вокруг него стояло множество придворных. Здесь были и сыновья короля: младшие, как всегда, сидели у ног, старшие стояли у трона.

Варген-Фойга, не скрывая торжества, улыбался. Второй принц, Вретенс-Андра, казался всё таким же невозмутимым и отстранённым, с непроницаемым лицом рассматривал пол тронного зала у ног Зиада. И всё так же не поднимал глаз на посла Оландезии, которого сейчас, как по всему выходило, приговорили к бессрочному заключению. И хорошо, если заключение это будет домашним арестом, что безусловно, не самое приятное. Но исключить заточения в каком-нибудь подземелье на неопределённый срок тоже не стоило. Раду, которую уже и нечистой назвали, Бенестария отдавать не станет, это было понятно. Потому его и направили – отстоять свою жену, свою единственную и вытащить Перлу должен он. Он – самое заинтересованное в этом вопросе лицо.

В груди тонко звенело предчувствие боя, и сжав волю в кулак, господин посол ответил:

– Не принимаю воли королевской! И женщину эту прошу себе!

Все замерли и будто перестали дышать – чужестранцу не полагалось знать такого. Зиад отметил, что старший принц перестал улыбаться, а второй поднял на него взгляд. Но всё внимание посла было направлено на короля, который откинул голову к спинке кресла и задрал подбородок, хмуро и молча разглядывая человека, что посмел не принять его волю, смотрел на него сверху вниз и всё сильнее кривил губы.

В рядах немногочисленных придворных, или может, это были советники или министры, послышался лёгкий шум – они переглядывались, пытаясь увидеть ответ на непрозвучавший вопрос: как?

Как чужак узнал о своём праве?

– Отец, позволь? – обернулся старший к королю.

Тот хмуро кивнул, не отрывая изучающего взгляда от посла. И Варген, названный при рождении Фойга, сделал шаг к послу.

– Да знаешь ли ты, чужак, о чем просишь?

В вопросе слышалась насмешка, издёвка и вызов. Зиад не мог не подыграть «страшному и великому» принцу.

– Н-наверное, – сказал осторожно, запнувшись на первом слоге, и чуть подался корпусом назад, вроде и невольно, вроде и от страха.

Бросил взгляд на Вретенса, второго принца. Он тоже изучал Зиада. Только его чувства читались лишь на уровне эмоций, потому что лицо не выдавало ничего. Наконец внутри принца взметнулось то тихое, спокойное море, обнажая недоумение, тревогу. Что-то ещё? Пожалуй, любопытство и... сочувствие?

Вот и отлично. Значит, Рада была права.

– Ты, чужак, хочешь получить нечистую принцессу, убийцу, предавшую свою страну и короля-родителя? – старший принц кружил вокруг неподвижного посла, словно хищник вокруг добычи.

Зиад опустил глаза. Но вот голову опускать не стал. И плечи держал расправленными. Закусил губу, а потом бросил короткий опасливый взгляд на старшего принца и тихо сказал:

– Да.

– И выйдешь на поединок? – издёвка стала явной и жгучей, глубоко посаженные глаза горели бешеной жаждой крови, а в эмоциях принца пахнуло такой волной яростного восторга и чего-то удушающе чёрного, что Зиад покачнулся, но всё же ответил:

– Д-да.

И продолжая кусать нижнюю губу, исподлобья глядя на Варгена, названного при рождении Фойга.

Тот рассмеялся, физически выпуская чёрные и вязкие, как расплавленная смола, и такие же душные эмоции наружу. Зиад усилием воли закрылся от этого отвратительного и сковывающего потока. И потому следующий вопрос принца воспринял вполне трезво:

– Тогда выберем оружие. На мечах!

Варген подошел, наклонился, так близко нависая над Зиадом огромной тушей, что, казалось, даже ощущался запах из его рта. Неприятная улыбка просто сочилась насмешкой и даже издёвкой.

Чтобы уйти от давления, но не потерять лица, посол сдала в сторону два шага и обратился к королю с поклоном:

– Ваше величие, позвольте принять бой.

За правила и церемонии, которые необходимо было соблюсти, чтобы бой имел силу договора, нужно было сказать спасибо Раде. Как она смогла всё так подробно вспомнить и изложить, Зиад не мог себе представить, но произнося сейчас эту формулу, понял, что без этих знаний попал бы в переплёт. По тому, как сжались на подлокотниках пальцы короля, как потяжелел его и без того неласковый взгляд, молодой князь Марун понял, что идёт по верному пути – не ожидали тут от него такого. А значит, время решительных действий пришло.

– Прошу в свидетели боя вашего шамана и кого-то с моей стороны, – Зиад сделал вид, что задумался. – Да, конечно! Прошу пригласить маркизу Инвиато.

И глянул на багровеющее лицо принца Варгена, названного при рождении Фойга.

– Хох! – резко бросил он, ощерив зубы. – Не место женщине на поединке!

– Согласен, – тяжело проронил король, сверля взглядом посла.

Зиад беспокоился сейчас не о свидетелях, он лишь хотел, чтобы к тому моменту, как он выиграет, Перла была рядом. А то, что он выиграет, сомневаться себе не позволял. И потому надавил:

– Разве это не моё право, право чужестранца, требовать себе свидетеля? Что скажет об этом шаман?

Двое этих типов в бесформенных расшитых балахонах как раз заходили в тронный зал и, ни на кого не глядя, бесшумными тенями проскользнули к трону, опустились на корточки рядом с ним. Взгляды их мазнули по Зиаду, но не остановились, а упёрлись куда-то в пространство.

Король молчал, а старший принц, проводил глазами шаманов, чуть сбавил тон и сказал:

– Как хочешь, чужак.

Рада писала в своей записке, что шаманы, эти сухие и отрешенные старики, которые тихо появлялись и исчезали, будто сами по себе, имели огромное влияние не только на короля, но и на всю жизнь страны. Они были хранителями традиций и гарантами честности сделок, поединков, договоров. Святыми они не были – это благодаря им у короля было представление о своей великой роли в истории – восстановить величие Оландезии, вернуть её влияние и могущество. И это благодаря им Зиад не знал и не догадывался о традициях и правилах боёв, даже о самом этом способе не знал – по указке шаманов Оландезия отгородилась от всего мира, закрылась, не пуская к себе чужаков.

Вот и правила этих боёв шли из глубины веков, когда морской разбойник, покоритель Северного моря, мог забрать себе что-то из добычи другого, доказав, что он сильнее и, значит, имеет право.

Понятно, что за многие века традиция потеряла своё первоначальное значение сражения за добычу. Теперь это был лишь способ рассудить спор, но бой до победы, до повержения врага – остался прежним. И в этом бою поручителем, следящим за честностью боя, за соблюдением правил, были и оставались шаманы.

Это было на руку Зиаду, и он этим воспользовался.

Король помолчал пару мгновений, не отводя тёмного нечитаемого взгляда от посла, и тихо промолвил:

– Хорошо.

– Тогда я выберу место боя! – глумливый тон «старшенького» в другой раз мог бы испугать, но сейчас Зиад только порадовался этому.

Он думал о том, что если принц Варген, принявший вызов на бой всё ещё глумится, это хорошо. Даже очень хорошо. Главное теперь, чтобы уже многое понявший король не успел его предупредить. И господин посол согласно кивнул, изо всех сил удерживая маску трусоватого, неуверенного в себе человека – глаза держал опущенными в пол, то и дело кусал губы, руками теребил край камзола.

– Хочу в нижней зале! – рыкнул «старшенький».

Глаза его сияли восторгом, а дыхание участилось – он уже явно праздновал победу. А Зиад вспомнил нижнюю залу: неровный пол, плохое освещение – неприятно, но не так уж страшно.

Хуже другое.

Хуже для Зиада и Перлы – до картинной галереи дальше, чем от тронного зала. И по лестнице придётся подниматься. Но что уж теперь... Зато за ним есть право выбрать оружие. И он выберет. И выберет так, чтобы обязательно учесть все слабости противника, спасибо Раде.

Зиад шёл уже вдоль второй стойки с оружием, и в тускловатом свете слишком высоких и слишком узких окон нижней залы пытался найти то, что ему было нужно.

Рада писала, что Вретенс отлично владеет мечом, палашом и тесаком – всем, что требует замаха и делает преимуществом его сильные руки и разворот плеч. Поэтому Зиад высматривал то, что не даст подобных преимуществ противнику, то, что требует скорее ловкости и скорости, чем силы.

И он нашёл.

– Шпага, – господин посол с поклоном обернулся к королю и вновь посмотрел на стойку. Взял одну. Старая, но острая – пробовал острие, гибкость, пару раз взмахнул, со свистом рассекая воздух. И добавил:

– Без даги.

Короткий клинок в руках Вретенса, названного при рождении Фойга, не внушал доверия. Шаманы – это хорошо, но...

Нечистоплотные приёмы, которые он так часто наблюдал в тренировочном зале в исполнении Рады, подводили к мысли, что тут от каждого можно ожидать неприятных неожиданностей, и потому давать нож в руки противнику, пожалуй, не стоит. Зачем сокращать дистанцию?

Выбору господина посла Варген несколько удивился, но ни грана сомнений в своей победе не выказал, взял другую шпагу и повертел в руке примеряясь.

Зиад не сомневался, что этот человек, опытный воин, сильный, могучий, сможет достойно противостоять ему, более низкому и щуплому, да ещё и прячущему глаза и заикающемуся – по всем признакам трусливому и нерешительному поединщику, а значит, отвратительному бойцу. А что принц увлёкся преждевременным празднованием своей победы, было очевидно – столько тёмного удовольствия излучал в эмоциях, так двигал плечами, разминаясь, так насмешливо посматривал на соперника, будто уже победил.

Король не смог перемолвиться словом со старшим сыном – сначала между ними стояли шаманы, а когда уже здесь, внизу, преград не было, Вретенс сам не догадался подойти к отцу.

Именно на это Зиад и надеялся. Свои магические силы тратить не стал, экономя на будущее, а фактор неожиданности за собой сохранил – пусть «старшенький» до самого конца пребывает в заблуждении о силах соперника.

Они с Вретенсом стали против короля, пока человек десять слуг выстраивались в круг, ограничивая поле предстоящего боя. Юзеппи смотрел всё так же тяжело, откинув голову на спинку кресла.

– Приступайте, – неспешно, будто нехотя, махнул рукой.

Зиад едва заметно улыбнулся и дернул бровью. Не повысил голоса, не надавил интонацией, лишь вежливо напомнил:

– Я не вижу моего свидетеля. На случай моей преждевременной смерти мне нужен кто-то, кто засвидетельствует её перед моими земляками.

Король скривил губы и бросил в сторону с нескрываемым недовольством:

– Где невеста принца?

«Вот как Перла тут называется, – усмехнулся Зиад про себя. – Надо же, невеста принца. А я, следовательно, муж принцессы?»

Но время для веселья было неподходящим, и Зиад отошел на позицию, разминаясь перед боем и ожидая появления маркизы Инвиато.

Она уже поспешно спускалась в сопровождении слуги. «Просто слуга, не страж, это хорошо», – подумал посол. И когда девушка стала недалеко от небольшой толпы придворных, допущенных на бой, кивнул ей в знак приветствия.

Она была бледна, теребила тонкими пальцами помолвочный перстень, а словив взгляд Зиада, повернула голову к лестнице. Посол проследил за этим взглядом и ещё раз кивнул. Стал в стойку.

– Прошу! – с мягкой улыбкой сказал «старшенькому».

Право первого удара было за ним. Вретенс сделал первый выпад, небрежно, легко. Зиад без труда уклонился.

Спешить не нужно, сейчас самое важное – прощупать противника. Рада смогла сообщить, что Вретенс предпочитает применение грубой силы, не склонен строить стратегические партии, давит морально, издеваясь, осыпая оскорблениями и выискивая самые ранимые точки противника.

Но всё же стоило самому оценить его скорость и маневренность, прежде чем провести последний приём.

Нет, Зиад не ставил себе целью убить принца. Достаточно будет просто одержать победу при свидетелях и на правах победителя потребовать приз.

Принц Варген, новая атака которого вновь оказалась неудачной, опять обнажил зубы в звериной ухмылке и зарычал на ломаном бенестари:

– Ты сдохнешь, чужак. Здесь таких не любят! – и снова попытался нанести удар. Зиад легко его отвёл, чуть отскочил в сторону и поцокал языком, будто сожалел, что противник такой неуклюжий. Это произвело неожиданный эффект – лицо принца побагровело, глаза налились кровью.

– Что, маленький? Головушка разболелась? – проговорил, посмеиваясь, Зиад и провёл контрудар.

Варген его блокировал и стал сыпать на голову противника издевательства и насмешки, кружа по залу и пытаясь выискать брешь в защите господина посла. Самыми мерзкими были те гадости, что касались Рады. Но Зиад справился – он сказал себе, что его Рада-сть это не «Тойво – дочь беспородной с.ки, сама подстилка, переспавшая со всем дворцовым гарнизоном, и также воспитавшая дочь», что все эти и подобные им слова говорятся о ком-то другом.

И ещё князь Марун представил, что эти гадкие, исковерканные слова говорит не этот огромный и страшный человек, а полуголый младенец-переросток в детском, едва налезшем ему на голову, чепчике.

Да, так стало намного проще. В этот образ легко вписались излишне размашистые и оттого кажущиеся нелепыми движения рук, и неловкие движения ног, привыкшие не к лёгким пружинистым танцам мастера шпаги, а мощным и напористым шагам мечника. Это даже позабавило и заставило улыбнуться Зиада. Отчего принц Варген, названный при рождении Фойга просто взбесился и ринулся размахивать шпагой, как топором.

Да, лёгкости принцу не хватало, но противником он был серьёзным.

И хотя Зиад отбивал атаки, выжидая момент, чтобы нанести единственный сокрушительный удар, сделать это всё не получалось.

Они сходились для коротких стычек и вновь расходились, и господин посол всё ближе и ближе отходил к лестнице, где ко всему прочему было ещё и светлее.

Зиад чувствовал, что шансы на победу растут, но напор противника и неровный старый пол сделали всё дело – отступая спиной вперёд, он запнулся о выступающий на поверхности камень и раскрылся. Варген в тот же миг воспользовался этим, и со всего размаху всадил шпагу в ногу Зиада.

Тот упал на спину, и чувствующий свою победу исцарапанный и потный принц Варген наступил сапогом ему на грудь. Зарычал от радости и вскинул вверх руки.

Господин посол под тяжёлым сапогом едва дышал, рана в бедре горела огнём, будто её нанесли раскалённым железом, а где-то там вверху, ближе к потолку он видел раскрытую в победном кличе хищную пасть твари, которая по чистой случайности звалась человеком.

Перед глазами мелькнула сжавшаяся фигурка Рады, рубцы на её спине... Мелькнуло воспоминание, как она на тренировках всегда закрывала спину... Позволит ли он этому чудовищу, пышущему сейчас яростной радостью победы, так же наступить и на неё? Раздавить её, его Рада-сть?

Нет! Ни за что!

И Зиад, собрав силы, поднял шпагу, что так и не выпала из руки, и с коротким замахом вонзил оружие снизу вверх в живот торжествующего над ним принца.

Ранение было проникающим – на Зиада сразу закапало горячим и вязким, но удар получился не очень сильным. И левая рука сама, без сознательного усилия обхватила правую и резко дернула шпагу вверх и вперёд.

Нельзя оставлять этому человеку ни шанса! За Раду, ради их будущего, ради их счастья!

Теперь на Зиада уже потекло, в нос ударил запах смердящих человеческих внутренностей.

Принц замолк, какие-то мгновенье простоял в тишине, а потом забулькал голом и зашатался.

Зиад оттолкнул ногу, ослабившую напор на его грудь, чтобы подняться, и принц завалился назад и вбок. К нему с криком бросились люди, но Зиад уже не обращал на это внимания – к нему наклонилась Перла.

В глазах её застыл ужас, но она схватила его за плечо и стала его поднимать:

– Поднимайтесь, князь! Поднимайтесь! Скорее, надо уходить!

– Зачем уходить? – Зиад сел на полу, у него немного кружилась голова. – Я победил честно!

– Вы убили наследника оландезийской короны! Скорее, князь, скорее!

Зиад попытался встать. Но раненая нога отозвалась болью, и Перла от отчаяния застонала. Забросила его руку себе на плечо и рванула его вверх изо всех своих слабеньких сил.

– Нам под лестницу, – бормотала она, волоча тяжело хромающего Зиада. – Хорошо, что вы сюда сдвинулись, совсем недалеко осталось.

Они уже были почти под лестницей, когда маркиза глянула через плечо и, закусив губу, тихонько взвыла.

– Вретенс! Он идёт к нам!

Зиад тоже обернулся. Влажные волосы прилипли к лицу и немного мешали. Но второго принца он увидел почти вплотную. Нужно было его отвлечь, пока Перла открывала под лестницей дверь в тайный ход в стенах дворца.

– Что? – пытаясь остановить головокружение, так и глядя через плечо, пробормотал Зиад. Рука шарила по поясу и не нащупывала оружия. Плохо. Очень плохо.

– На что вы рассчитываете?! – тихо, но удивительно эмоционально спросил второй принц, быстрым взглядом окинув толпящихся и кричащих людей позади, и вновь уставился на Зиада. Тревога, тоска, сожаление, радость, стыд – такая мешанина в чужих эмоциях сильно мешала, и господин посол предпочёл закрыться.

Дверь открылась бесшумно. Это стало понятно по тому специфическому запаху пыли, мышей и сухого подземелья, что был в этих норах. Перла потащила Зиада за собой.

Он глянул на Вретенса, названного при рождении Андра, и криво улыбнулся. Тот успел проговорить:

– Вы не успеете выбраться из дворца, даже если я их задержу!

– Задержи сколько сможешь, – успел сказать Зиад в щель закрываемой двери, внутренний засов стукнул в петлях. Это Перла закрыла дверь.

Их окружила абсолютная тьма.

– Князь, подержите, – в руку ему ткнулось что-то твердое и холодное. «Факел», – понял Зиад, услышав чирканье огнива.

Почти сразу стало светлее – факел, хоть шипел, трещал и чадил, но горел и худо-бедно освещал всё вкруг. И пока Зиад перетягивал ремнём ногу выше небольшой, но довольно глубокой раны на бедре, сказала:

– Князь, тут очень узкие ходы, придётся идти по одному. Сможете?

– Попробую.

Перла, не тратя больше времени на болтовню, схватила его за руку, развернулась и почти потащила за собой.

Ходы были не просто узкими, а щелевидными, и часто приходилось идти боком. Зиад головой сметал клочья паутины, обрывки которой липли к лицу, жутковатыми нежными касаниями трогали шею. Вековая пыль от них рассеивалась, забивалась в нос, вызывая чихание. К Перле, казалось, паутина не липла. Она была ниже ростом и, видимо, свои пыльные полотнища обмела головой немного раньше.

Через несколько десятков шагов на их пути возникла лестница. Почти неразличимые в неровном свете факела ступеньки были разной высоты, да ещё и крошились под ногами, причиняя не только неудобства, но и боль – идти по ним было трудно.

И Зиад, оберегая раненую ногу, старался больше опираться на здоровую, двигаясь приставным шагом, но всё равно нагружал, каждое движение пронзало болью и бередило рану. Когда выбрались на верх лестницы, князь Марун дрожал мелкой дрожью, а пот заливал лицо, катился по спине и груди.

«С каждым шагом я всё ближе к Раде», – сквозь боль говорил он себе и пытался настроиться на открытие маленькой дверцы. Но сил оставалось так мало...

Перла наконец остановилась, тяжело дыша.

– Мы почти в галерее. Соберитесь, князь. Небольшой рывок, и мы у цели.

Он кивнул, несколько капель пота неприятно сорвались с лица и волос и, как одинокие дождинкм, стукнули по камзолу. Перла вдохнула и осторожно приоткрыла дверь тайного хода.

– Никого. Быстрее!

И они двумя грязными и лохматыми тенями вывалились в коридор рядом с картинной галереей.

Перла оказалась возле картины первой, и схватившись за нижний край рамы, подняла её вверх, пытаясь носком туфельки поддеть свисавшую драпировку. Зиад кривясь и сжимая руки в кулаки, доковылял к обнажившейся стене. Он неловко наклонился и отдернул ткань, закрывавшую нишу, и упершись руками в колени, замер, чтобы перевести дыхание. Он дышал тяжело, хрипло.

– Князь?.. – выдохнула Перла нетерпеливо. Она стояла на носочках, упираясь в край картины вытянутыми вверх руками.

– Да... Сейчас.

Зиад опустился на одно колено перед нишей, отставив раненую ногу в строну, и едва не застонал в голос. Руки дрожали, когда одним пальцем он стал чертить на стене маленькую дверцу. Закрыл глаза, представляя комнату в королевском дворце Бенестарии, где они с Радой провели несколько коротких ночей, вспомнил её саму, свою Рада-сть, свою единственную.