Текст книги "В объятьях демона (СИ)"

Автор книги: Ангелина Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава седьмая «Предупреждение»

– Отец, мне нужны деньги! – Истомин, набравшись смелости, показывая всем своим видом, что не собирается идти у него на поводу, без стука открыл дверь в кабинет отца.

Отец, отвлекшись от своих бумаг, взглядом, полным негодования, посмотрел на сына.

– Как ты смеешь так разговаривать со мной? – Истомин-старший побледнел.

– А как ты смеешь решать за меня? Это моя жизнь! И я буду сам принимать решения.

– Что? – отец встал из-за стола. – Что ты сказал?

– Я сказал, что теперь сам буду принимать решения. Сам буду решать, с кем мне общаться, а с кем нет! – голос Влада был уверенным.

– Да ты в своём уме? Ты остался без денег. Может, тебя, под запор посадить на пару недель, чтобы подумал над своим поведением.

– Ты можешь делать со мной, всё, что хочешь. Своего решения я не изменю! – твёрдо сказал Влад.

– Это ты из-за той девчонки? Ты готов отказаться от родного отца ради той девки? – Истомин-старший побледнел ещё больше.

– Она не девка! А, если и делать выбор между вами, боюсь, он будет не в твою пользу.

– Что ты сказал, щенок?! Ты готов предать родного отца ради какой-то посудомойки?!

– Отец, ты слышишь себя?! Тебя только это волнует?! Ты против неё потому, как у её отца нет банков и ресторанов?!

– Ты больше никогда не увидишься с этой девчонкой! Я не позволю, чтобы она сломала тебе жизнь!

– Но отец! Ты же ничего не сделаешь ей?! Правда?!

– Ты не оставляешь мне выбора! – у Истомина-старшего заблестели глаза, он уже не мог остановиться. – С первого раза не получилось – какой-то сопляк помешал! Но следующий раз я не промахнусь! – ехидная улыбка скользнула на его лице.

– Так это был ты! – Влад пошатнулся, слеза покатилась по его щеке. – Тот чёрный внедорожник! Это твоих рук дело?!

– А ты сомневался? Я же по-хорошему просил тебя не видеться с ней! Но ты ослушался! Ты не оставил мне другого выбора!

– Нет! Отец! Этого не может быть! – Влад опустился на колени, слёзы мешали ему говорить.

Он вновь вспомнил детство, тот день, когда в последний раз видел маму. Она стояла на коленях, умоляя отца. Но тот был непреклонен. Как и теперь. Влад понимал, что отец не отступится. Василиса обречена. И он сам был тому причиной.

– Отец! Нет! Не трогай её! Умоляю тебя! – Истомин подполз к отцу на коленях и обнял его ноги. Он говорил взахлёб. – Я сделаю так, как ты хочешь! Только не тронь её!

Влад ненавидел себя в этот момент. Сам себе обещал не сдаваться, идти до конца. Но опять оказался трусом.

– Макс! Макс! – кричал Истомин-старший.

В дверях кабинета появился Макс.

– Под замок его! Пусть посидит в своей комнате! Поставить охрану по всему дому! Чтоб не сбежал, как в прошлый раз!

Истомин-старший освободился из объятий сына, который до последнего не хотел выпускать его, и твёрдой походкой направился к выходу.

– Докладывать каждые три часа! – вновь обратился он к Максу. – А сейчас выйдем – есть разговор!

– Отец! Пожалуйста! – сидя на полу, продолжал рыдать Истомин.

Но отец не обращал на его мольбы никакого внимания. У него были дела поважнее.

… Я провалялась в больнице две недели. Две долгих недели, которые показались мне вечностью. Прогревания, ингаляции, уколы сделали своё дело, и, наконец-то, наступил тот долгожданный день – день моей выписки. За время пребывания в больнице я стала любимой пациенткой. Сам врач Аркадий Тимофеевич вместе с медсёстрами вышли в холл проводить меня.

– Больше к нам не попадайте, Василиса, – обнимал меня за плечи Аркадий Тимофеевич. – И выбирайте погоду для прогулок.

– Спасибо за всё! – отвечала я на его объятья. – Буду стараться!

За «обнимашками» ко мне выстроилась очередь, так что Света и Генка, встречающие меня с цветами и «Прагой» – моим любимым тортиком, покорно ожидали своей в сторонке.

После того, как мои провожающие скрылись в длинном больничном коридоре, ко мне подбежала Света.

– Ура! Наконец-то, – обняла меня так крепко, что я не могла и вздохнуть.

Генка держался скромнее.

– Истомин так и не появился ни разу? – спросила подруга, не дав мне опомниться после её крепких объятий.

Я покачала головой.

– А ты так и не позвонила ему? – не отставала она.

– Зачем ему звонить? Оно и к лучшему!

– А Тан тоже не приходил ни разу?

Я опустила глаза:

– Нет. Тана я тоже не видела, – от упоминания его имени дрожь пробежала по телу. Я почувствовала, как щёки покрылись лёгким румянцем, выдававшим мою ложь.

В общаге меня встречали наша Ольга, и девчонки с юрфака, жившие в комнате по соседству. По поводу моей выписки из больницы они устроили настоящий праздник. Повсюду висели разноцветные воздушные шары и плакаты с надписью «Добро пожаловать домой!» Грустные мысли, не дававшие мне покоя не так давно, ушли на задний план, освободив место радости, переполнявшей меня в ту минуту. Даже о Тане я забыла на какое-то время. Жаль, что ненадолго….

Я с нетерпением ждала ночи, чтобы, наконец-то, закончился этот мучительно долгий для меня день, чтобы с утра проснуться пораньше и пойти в университет, где я надеялась его увидеть. Зря…. Мои надежды не оправдались. Тана в университете не было. На следующий день я его тоже не видела. И через неделю он там не появился. Истомин тоже пропал. Я чувствовала себя брошенной. От чувства одиночества мне хотелось волком выть. Смешно звучит, потому как слово «волк» теперь имело для меня несколько иное значение, чем раньше.

Единственное, что придавало мне силы, была моя курсовая. Работая над ней, я всё больше и больше узнавала о бозкурте. Он стал для меня кем-то иным, нежели небесным существом, в которое верили древние тюрки. Я чувствовала непрерывную связь между нами.

Курсовые мы сдали на проверку, и наступил день объявления результатов.

Профессор Левин немного задерживался. И аудитория, как обычно, представляла собой место дислокации.

Дубровина и её приближенные перемывали кости провинившимся. Сегодня они обсуждали какую-то Веронику с параллельного потока. Точно я не поняла, какую оплошность та совершила, но, явно, серьёзную, потому, как весь словарный запас Анджелины Джоли был использован ею за какие-то десять минут.

– И эта пигалица посмела пойти против меня! – мысленная корона еле-еле умещалась на голове Дубровиной. – Она ещё не знает, с кем связалась!

Мне уже было жаль ту смертную, которая осмелилась посягнуть на спокойствие её величества Малефисенты.

– Не переживай ты так! – мастерски подделанным нежным голоском успокаивала её Смирнова. – Она и ногтя твоего не стоит!

Да, действительно, маникюр у Дубровиной, явно, не из дешёвых, – подумала я.

– Пойдём сегодня вечером в боулинг! – продолжала Смирнова. – Отвлечёшься от грустных мыслей.

Дубровина положила голову на стол, изображая страдалицу.

– Он даже в универ перестал ходить, – всхлипывала Алина. – Ну, ничего! Я отомщу! Ни на ту напали! – подняв голову, пригрозила она.

Девчонки сочувственно кивали, поддерживая подругу.

Хотя сплетничать и лезть в чужие дела, было не в моих правилах, но мне так и не терпелось узнать тему их обсуждения.

– Ты не знаешь, о чём они? – спросила я у Светы, занятой перепиской по телефону.

– А ты что, не в курсе?

– В курсе чего? – не понимала я.

– Да Макарский Дубровину бросил. Ты разве не знала?

Я оторопела.

– В первый раз слышу, – новость застала меня врасплох.

– Да, представляешь, нашёл себе какую-то с параллельного потока, – продолжала Светка. – Уже неделю как.

Видно, и правда, погружённая в свои мысли, я отстала от жизни.

Мишка Стрельцов, занимающий позицию другого тыла, конечно же, не растерялся в очередной раз продемонстрировать остроту своего ума. И под смешки Грибанова, Ежова и Бочкина начал атаку на врага:

– Значит, Брэд Питт переметнулся на другую сторону? Я слышал, у неё отец – руководитель какого-то канала на телевидении. Может, он решил и впрямь в актёры податься.

– Стрельцов, ты вообще заткнись! Тебе слова не давали! – кричала Дубровина.

– Ну, простите, Ваше Величество! – продолжал издеваться Стрельцов. – Разрешите молвить речь?

– Ещё одно слово – и ты пожалеешь, что на свет родился! – не успокаивалась Дубровина, в Стрельцова же полетел учебник по истории народов.

– Давай, Миха, пенальти! – подзадоривал его Грибанов.

– Не промахнись! – поддакивал Ежов.

– А что? Прикольно! Будет у нас свой Брэд Питт, мадэ ин Раша – смеялся Стрельцов. – Правда, без Анджелины Джоли.

Дубровина зарыдала ещё сильнее.

Мне было жаль её. Несмотря на её страсть строить козни и плести интриги, она была несчастной девушкой, которую оставил парень. И я понимала и искренне жалела её.

Не знаю, чем могла бы закончиться эта перебранка. На счастье Герман Петрович вошёл в аудиторию.

– О! Как я рад, что в моё отсутствие студенты увлечённо дискутируют. Надеюсь, что объект сего жаркого спора – ваши курсовые работы, – профессор Левин был в хорошем расположении духа – это радовало.

– Нет, Герман Петрович, – выкрикнул с места Стрельцов. – Мы обсуждаем значение поговорки «Прошла любовь – завяли помидоры».

Все захихикали.

– Ну, так это вы должны спросить у Бочкина, – исподлобья посмотрел профессор Левин на Бочкина, который сполз со стула так, что из-под парты была видна только его кудрявая шевелюра. – Ну, так как, товарищ Бочкин, вашей же темой была «Пословицы и поговорки разных стран».

– Ну, я это…. – вылез он из-под парты, поняв, что бегство бесполезно, – …я там всё написал.

– Димон, так ты главный свидетель завядших помидор Дубровиной? – тут же уцепился Стрельцов. – И ты молчал?

– Как ты мог? Не поделиться с товарищами! – раздались голоса соратников Стрельцова?

Бочкин покраснел.

– Прошу вас, Дмитрий, – сев на своё место, сказал профессор, – раз столько интересующихся, поделитесь, пожалуйста, с нами информацией о значении поговорки «Прошла любовь – завяли помидоры». Ведь вы упомянули и об этой поговорке в своей курсовой.

Дубровина при этих словах опять зашмыгала носом.

– Тем более, у нас тут не только у Дубровиной помидоры завяли, а ещё кое у кого, – добавил Стрельцов, бросив взгляд на меня. Я поняла, что он имел в виду.

– Ну, я это…. – мямлил Бочкин, – я уже забыл.

– Забыл? – на лице профессора было удивление. – Вы мне самый последний сдали работу.

– Ну, да, запамятовал немного, – глупая улыбка Бочкина, мягко сказать, раздражала.

Профессор листал курсовую работу студента:

– Я вам напомню. «Во Франции, – вы пишите, – откуда и пришла к нам эта поговорка, помидорами украшали беседки. Они так и назывались «помидорные беседки». Французское «ля поме де лямур» переводится как «яблоко любви». Именно поэтому и была традиция назначать в «помидорных беседках» свидание девушке… – так, вот ещё – …без знаков внимания любовь проходит так же быстро, как без должного ухода увядают помидоры. Вот так томаты и стали символом скоротечности чувств». Какой у вас красивый слог, Дмитрий. Да вам не курсовые, а романы о любви писать.

Аудитория наполнилась смехом. Бочкин же сам в этот момент напоминал помидор.

– Свою курсовую работу вы наглым образом скачали! – продолжал профессор. – И я даже могу сообщить вам название сайта, которым вы пользовались. Так, что, Дмитрий, не обессудьте, но «неуд».

Бочкин глубоко вздохнул и вновь сполз под парту.

– Такая же проблема у Стрельцова и Мышкина. Я не могу допустить вас к зачёту без курсовой работы. Так что, голубчики, придётся переписать.

– О, нет! Герман Петрович! – вытягивал слова Стрельцов. – Смилуйтесь! Поставьте хоть «троечку». С вашей курсовой работой не остаётся времени на личную жизнь. Вы хотите, чтобы у меня тоже помидоры завяли? – удачно пошутил Стрельцов, вызвав аплодисменты и одобрение одногруппников.

– Чтобы не завяли помидоры, Стрельцов, их нужно подпитывать, – не растерялся профессор.

– Он их каждый вечер в барах подпитывает, – засмеялись Смирнова и Ничипоренко, радуясь своей сообразительности.

– Подпитывать их нужно знаниями по этике, психологии и истории в том числе,– профессор снял очки и оторвал взгляд от своей тетради. – Тогда никакие помидоры не завянут. От того же, чем вы подпитываете их в барах, они повянут с удвоенной скоростью.

Стрельцов стукнул по парте рукой и сполз, вслед за Бочкиным.

– Замечательные курсовые работы у Никитиной, Калинкина, Ершовой, Васюковой, Баранова, Дмитриченко, – вновь одев очки и вернувшись к курсовым, продолжал Герман Петрович. – У меня нет никаких претензий. Ребята полностью раскрыли тему, подобрали нужный материал. Правильно сделали выводы и должным образом оформили работы. Поэтому, им заслуженный высший бал.

Я была рада за друзей и видела, как засветились Светины глаза. Я улыбнулась. Но не поняла, почему меня нет в этом списке. Неужели, моя работа не понравилась профессору.

– Хорошо написали работу Ничипоренко, Румянцева, Гладких, Ордынцева… – профессор перечислял студентов, – но есть некоторые недочёты, поэтому только «хорошо».

Я переживала ещё больше.

– «Троечку» смог натянуть Дубровиной, Смирновой, Донских, Мальцевой, Грибанову, Ежову… – не было моей фамилии и в этом списке.

– Почему «тройку»? – возмущалась Дубровина. – У меня и так несчастье, и вы тут ещё Герман Петрович! – она запрыгала на стуле, как маленький ребёнок, когда что-то его не устраивает. – Я не списывала, я сама писала!

– Я это понял, Дубровина, но ваша «самописная» работа тянет на доклад семиклассника. Так что «вуаля».

Дубровина надула губы и отвернулась от Германа Петровича. Видимо, обиделась.

– Но мне не сдал курсовую Макарский, – профессор вновь снял очки и глазами искал Брэда Питта. – Он сегодня опять отсутствует на лекции?

– Он сейчас занимается практической частью своей курсовой, – забыл про обиду Стрельцов. – Он же пишет о гареме. Вот и решил пойти исследовательским путём, так сказать, на собственном опыте! – Стрельцов смотрел в сторону Дубровиной.

Та же при этих словах ещё сильнее надула губы и пустила слезу.

– Заткнись ты, идиот! – крикнула она Стрельцову.

– Ну-ну, Дубровина, девушке не подобает так выражаться, – покачал головой профессор Левин.

– Если бы вы, Герман Петрович, слышали, как выражается Дубровина… – продолжал ехидничать Стрельцов. – А это она так, ласково.

– У неё личная драма, – поддержал друга Грибанов, – вот она и кидается на всех.

– Прошла любовь – завяли помидоры! – смеялся Ежов.

– Алиночка, не переживайте так по этому поводу, – пытался закончить спор профессор. – Поверьте, из Всеслава Макарского султана не выйдет, я уже говорил. А вы достойны султана, не менее.

– Герман Петрович, – я не выдержала, – вы не сказали про мою работу.

– Ах, да, Василиса, простите. Про вашу работу хотел бы сказать отдельно. Она, скорее, тянет на диплом, чем на курсовую. Вы настолько правдиво изложили материал, настолько эмоционально, правильно и чётко, что я, прочитав, даже стал сомневаться, легенда ли это или реальная история. Похвально, очень похвально! Вот с кого надо брать пример, товарищи! Вот так нужно работать! Так что оценка – «отлично», и я освобождаю вас от зачёта по моему предмету, ставлю его автоматом. Так что можете подать мне свою зачётку.

– Так не честно!

– Вот Крылова! Опять выпендрилась!

– Везёт же некоторым!

– И почему всегда она! – это были поздравления в мой адрес.

После лекции, которую профессор успел-таки провести, я задержалась в аудитории.

– Ты идёшь? – спросила Света.

– Подожди меня за дверью. Мне нужно кое-что выяснить по поводу моей работы.

– Хорошо! Давай быстрее, а то в столовую очередь будет – не протолкнёшься.

Я подождала, когда из аудитории все выйдут. Профессор Левин складывал свои вещи в портфель. Он поднял на меня глаза, отвлекшись от своего занятия:

– Слушаю вас, Крылова! У вас ко мне какие-то вопросы?

Я набралась храбрости и спросила:

– Ваш дипломник, пятикурсник Тан Алтар. Я давно его не видела. Вы не знаете, он случаем не заболел?

– Ах, вы про Тана. Это, наверное, он вас настроил так на работу. Теперь понимаю… Тан, голубушка, досрочно сдал экзамены и защитил диплом, сказал, что ему нужно срочно уехать. Поэтому, даже не знаю, где он может быть в данный момент.

Слова Германа Петровича прозвучали, как гром среди ясного неба.

Как уехал? Куда? Неужели снова сбежал из страны? Что же теперь делать? Как без него теперь жить?

Я попрощалась с профессором и вышла в коридор к ожидающей меня Свете.

– Что случилось? На тебе лица нет! – взяла меня за руку подруга.

– Ничего, сейчас не могу рассказать, может быть, потом.

– Ладно, пошли в столовую, а то все булочки раскупят.

Я не видела ни длинного коридора, по которому мы шли, ни толпы студентов, снующих из аудитории в аудиторию – не видела ничего. Моя жизнь казалась мне сейчас напрасной, так как последнее время я жила только мыслями о нём. Он был для меня воздухом, теперь мне было тяжело дышать. Он был мне солнцем, теперь же свет померк для меня. Он был яркой звездой, охраняющей мой сон, теперь мне было точно не уснуть.

Но может быть, это и к лучшему – тут же успокаивала я себя, вспомнив слова гадалки: «Того, которого любишь – любить нельзя. Если будете вместе – один из вас умрёт!».

– Что ты будешь? Эй, ты меня слышишь? – Света водила ладонью возле моего лица.

– Что? Ты что-то сказала?

– Да что с тобой? Что тебе сказал профессор? Ты сама не своя.

– Девчонки, можно к вам? – подошёл к нашему столику Генка с целым подносом.

– Садись, Ген, – Света подвинулась. – Вась, ты есть-то будешь? Ну как хочешь! – она махнула рукой, встала из-за стола, взяла поднос и направилась к прилавку с едой.

– Что-то случилось? – в выражении Генкиного лица чувствовалось сопереживание.

– Нет, ничего не случилось. Просто немного устала.

– Ну, конечно, с этой курсовой работой целый месяц в читальном зале просидела.

– Да, надо немного отдохнуть и всё пройдёт.

Вдруг я почувствовала сзади на себе чьё-то дыхание. Кто-то положил руку мне на плечо. Моё сердце трепетно забилось. У меня появилась надежда. Обернулась, и моё лицо оказалось в сантиметре от лица незнакомца.

Я не узнавала его. Он был в сером спортивном костюме, бейсболке, натянутой на глаза и солнечных очках. Но я знала точно, это был не Тан.

Незнакомец поднёс палец ко рту, дав понять, что не стоит ничего говорить, взял мою руку и сунул сложенную в несколько раз бумажку. И спешным шагом слился с толпой студентов, напоследок ещё раз обернувшись.

Бумажка оказалась запиской: «Нужно поговорить. Никому ни слова. После последней пары жду тебя в парке за универом. Приходи одна».

– Кто это был? – удивился Генка.

– Понятия не имею.

– Он передал записку. Что в ней? – в конец обнаглел друг.

– Ничего серьёзного! Не бери в голову!

Подбежала Света с подносом, полным еды:

– Это кто был? Новый поклонник?

– Нет, человек просто обознался, – я хотела сменить тему.

– Да он тебя за руку трогал, я же видела! – не унималась Света.

– Говорю же, обознался, – я не могла признаться, так как в записке просили этого не делать.

Дубровина, оказавшись в тот момент в столовой, тоже не смогла пройти мимо:

– У тебя новый ухажёр, Крылова?

И почему же все постоянно лезут в мою жизнь?

Я встала с места и вышла из столовой.

Последней парой у нас было обществознание. Я смотрела каждую минуту на часы в ожидании звонка. Мне не терпелось узнать, кто же этот таинственный незнакомец и зачем ему видеться со мной. Может быть, у него была для меня информация от Тана. Я была в предвкушении встречи.

Наконец, звонок прозвенел. Я вскочила с места, побросала вещи в рюкзак и выбежала из аудитории под вопросительный взгляд Светы. Задержишься на минуту – она час не отстанет, – думала я. А у меня совсем не было времени. Она, конечно, обидится, но я потом ей всё объясню!

Через минуту была уже в назначенном месте. Незнакомца в спортивном костюме в парке не было. Не дождался! – подумала я. Опустилась на лавочку. Я и правда, чувствовала неимоверную усталость. Глаза закрывались сами собой. И я задремала под припекающими лучами яркого майского солнца.

– Ты пришла? – услышала вдруг голос, от которого сон как рукой сняло.

Истомин! Как же я раньше не догадалась! Только что рухнула моя последняя надежда, не оставляя никакого шанса на возрождение.

Он сел на лавочку рядом со мной.

– Мне нужно поговорить с тобой! – начал Истомин.

– У меня нет желания с тобой разговаривать! – я встала с места и хотела уйти.

Влад схватил меня за руку:

– Это очень важно!

Я остановилась. Он выглядел так жалко, что я решила его выслушать.

Присела на лавочку рядом с ним.

– Прости за мой внешний вид, так получилось, – полушёпотом, оглядываясь по сторонам, сказал Истомин.

– Мне нет никакого дела до твоего внешнего вида, как, впрочем, и до внутреннего! – я старалась держать его на расстоянии от себя и не поддаваться на обаяние, которое просто брызгало из него фонтаном, несмотря на то, что он сейчас напоминал простого парня, нежели заправского Дон Жуана.

– Я под домашним арестом, отец и Макс уехали из города, а я смог подкупить охранников, чтобы встретиться с тобой, – он снял солнечные очки и перевернул кепку задом наперёд, так, что я могла разглядеть его лицо.

Его глаза меня удивили. В них не было ни той самоуверенности, ни той пошлой наглости, которую я видела не так давно в его доме в тот день, когда он предлагал мне непонятные отношения. Он сейчас вообще не походил на того Истомина.

– Ты что-то натворил? Почему тебе нельзя выходить из дома? – этого я не могла понять.

– Мой отец – страшный человек! Он очень жесток и не остановится ни перед чем. Мне запрещено встречаться с тобой. Но я не могу! Я не видел тебя три недели и чуть не сошёл с ума! Если бы только я пострадал от этого, я плюнул бы на всё и рискнул своей жизнью. Но ты тоже в опасности! А я не могу рисковать и тобой! – при этих словах Влад взял меня за руку. Я почувствовала тепло внизу живота, усиливающееся с каждой минутой, находящейся рядом с ним.

Бедный Истомин! Только сейчас поняла, насколько он несчастлив! Я и не подозревала об их отношениях с отцом. И только теперь до меня дошло! Тот чёрный внедорожник и знакомый водитель за рулём – это дело рук отца Истомина. Боже! Но знает ли он об этом? Знает ли он, что его родной отец способен не такое чудовищное преступление! Но решила не говорить ему об этом. На нём и так лица не было.

– Я со всем разберусь! Обязательно! Слышишь меня? А пока нам лучше не встречаться! – при этих словах Истомин поднялся с места.

Я поднялась вслед за ним.

– Мне нужно идти. Меня могут хватиться! И береги себя! – Истомин пятился назад, всё ещё не спуская с меня глаз.

Затем он развернулся и пошёл по дороге в противоположную от меня сторону. Мне тоже пора было спешить домой – сегодня была моя смена в ресторане.

Но не успела я ступить и шагу, как кто-то схватил меня за руку и с силой развернул в обратную сторону. Это был Истомин. Лицо моё оказалось в сантиметре от его лица. Я была так близко к нему, что не могла понять, Влада или моё сердце так сильно билось в груди. Я почувствовала жар от его дыхания. Губы Истомина оказались прямо напротив моих. Он взял меня обеими руками за талию и потянул к себе ещё ближе. Моё тело онемело, я не могла сопротивляться. Или не хотела? Закрыла глаза. И через секунду почувствовала у себя во рту чужой для меня вкус кофе и круассанов. Голова закружилась. Если бы Влад не держал меня, наверное, упала бы. Это непонятное для меня чувство – будто бы летишь в пропасть со страшной скоростью – длилось не больше минуты. Затем Истомин отпустил и меня, и мои руки.

Ничего не сказав, он развернулся и побежал прочь. Я же ещё какое-то время стояла в растерянности, соображая, что же только что произошло.

… – Ну вот, голубчики, и попались! – с издевкой прозвучал голос незнакомого мужчины, наблюдающего за нами из окна припаркованного рядом чёрного пикапа с затемнёнными окнами.

Конечно, ни я, ни Влад не заметили слежки, занятые более важными делами…

… Дома у дверей меня встречала Света.

– Ну и что это было? – сразу к делу перешла она.

– Поцелуй. Меня поцеловал Истомин, – трогая губы, до сих пор я не могла поверить в случившееся.

– Чтооо? – Света села на стул. – Когда?

– Только что в парке возле универа.

– Вот дела! А ты чего?

– А я ничего!

– Так ты ему не врезала по физиономии? Ты же говоришь, он тебя бесит! – разводила руками Света.

– Бесит! – согласилась я.

– А сама с ним целуешься? – укоризненным тоном подчеркнула подруга.

– Это произошло так быстро. Я ничего не поняла! – я не знала, как можно было оправдать мой поступок, о котором теперь жалела.

– А как же Тан? Он же тебе нравится! – Света подсыпала соли на рану.

– Не говори так, пожалуйста! Да, мне нравится Тан, и то, что произошло с Истоминым, это просто случайность! – я пыталась оправдываться.

– Ну да, вы шли мимо, и ваши губы просто случайно встретились. Так получается? – Света, словно, издевалась.

Не снимая туфли, я прошла в комнату и упала на кровать, носом в подушку. Я чувствовала себя предательницей по отношению к Тану, который мне, действительно, нравился.

Ещё и ещё раз вспоминала лицо Истомина, которое было так близко к моему, что я даже разглядела маленькую родинку под носом, которую не замечала раньше. Я вновь ощутила во рту вкус кофе и круассанов.

Мне было стыдно. Совесть моя нервным импульсом перемещалась по всему телу.

– И что ты теперь собираешься делать?

И зачем я всё рассказала Свете? Она теперь не отстанет от меня!

– Ничего не буду делать!

– Так вы не будете встречаться с Истоминым?

– Нет!

Подруга, явно, огорчилась.

– А скажи, что ты почувствовала? – подсаживаясь ко мне на кровать, допытывалась Света. – Хорошо он целуется?

Я подняла голову с подушки и посмотрела на подругу. Та сидела с улыбкой на всё лицо в предвкушении услышать подробности. Но я её «обломала»:

– Не скажу тебе больше ни слова!

– Подруга называется. Помнишь, мы обещали друг другу, когда одна из нас поцелуется с парнем, всё расскажет другой в подробностях.

– Истомин – не мой парень! И это было недоразумение! – сказал я, как отрезала.

Но, честно сказать, я была под впечатлением от этого «недоразумения». И милое лицо Истомина с пухлыми и манящими губами и маленькой родинкой под носом ещё долго стояло у меня перед глазами.

В ресторане я продолжала думать о сегодняшнем происшествии в парке.

– Василиса, – прервал мои мысли голос администратора Жени, – к тебе пришли.

– Кто? – я удивилась.

– Один господин в зале ожидает тебя.

– Женя! Ты опять? – хотела я наброситься на него с кулаками.

– Нет, это другой господин, по виду очень серьёзный. У него к тебе есть важный разговор.

– Ты не врёшь?

– Нет же, говорю! Иди! – злился Женя.

Я, как всегда, в надежде о том, что это будут новости от Тана, которого я не видела уже больше трёх недель, сняла перчатки, повесила фартук на крючок за дверью и направилась в зал.

– Вон за третьим столиком около окна, – показывал мне в щёлку двери Женя.

Я подошла к столу.

– Вы Василиса Крылова? – спросил почтенный господин средних лет, высокой, статный, с седыми волосами и усами такого же цвета. Костюм на нём был дорогой, это было сразу видно. А ещё от него пахло одеколоном, запах которого я почувствовала, лишь выйдя в зал.

– Да, – еле слышно ответила я.

– Присаживайтесь, пожалуйста! – господин рукой показывал на стул напротив него, предлагая сесть.

Я подчинилась.

– Меня зовут Константин Евгеньевич, – он сделал паузу, – Истомин.

Я растерялась. Он это заметил:

– Да, я отец Влада! – грубо сказал он.

– Слушаю вас! – я старалась казаться вежливой.

– Я знаю, что вы встречаетесь с моим сыном.

– Нет! – оборвала я его. – Я не встречаюсь с вашим сыном! Вы не так поняли!

– Я знаю, что он приводил вас домой в моё отсутствие, хотя до вас там не было ни одной девушки. Знаю, что вы вместе проводите время. Знаю о вашей сегодняшней встрече.

Он швырнул на стол стопку фотографий. На последней был запечатлён наш сегодняшний поцелуй. Мне стало стыдно. Я покраснела, пытаясь отвести взгляд в сторону.

– Это называется «не встречаетесь»? Тогда как это называется: «тусите», «зависаете»? Мне всё равно! Хочу, чтобы вы оставили моего сына в покое. И это не просьба! Это предупреждение! В противном случае, я сам об этом позабочусь! – при этих словах Истомин-старший поднялся из-за стола.

Вслед за ним вскочили пять его охранников, сидевших за соседним столиком.

– Вы мне угрожаете? – осмелилась я.

– Пока предупреждаю! – он развернулся и направился в сопровождении своих опричников к выходу.

Я была, мягко сказать, в шоке. Ко мне подбежал Женя:

– Он ушёл? Кто это был? Чего ему от тебя надо было?

– Женя, меньше знаешь – крепче спишь! – дала я понять, что не собираюсь посвящать его в свои личные дела.

… – И что ты теперь будешь делать? – спрашивали меня дома посвящённые в эту историю Света и Ольга.

– Не знаю. Но мне жалко Истомина. Если бы вы видели его отца! Это не человек! Это чудовище! – при этих словах я вспомнила Тана «Я не человек! Я чудовище!» – сказал он мне тогда в больнице.

Слёзы выступили у меня на глазах. Как я скучала по нему в эту минуту! Как сильно мне его не хватало!

– Может, обратиться в полицию? – предложила Ольга.

– Да ты что, с ума сошла! У них там все свои в полиции! Ещё хуже будет! – рассуждала Света.

– Надо что-то придумать! – добавила Ольга.

– А что тут можно придумать? Буду избегать Истомина и всё! – казалось, я нашла самый лучший выход.

– Это же не ты с ним встречи ищешь, а он! – напомнила Света. – Вдруг он опять пристанет. Что тогда?

– Тогда не знаю, – голова у меня кругом шла от этих мыслей. – Девочки, уже поздно, я так устала. Давайте спать! Утром подумаем об этом.

… Истомин же старший не стал ждать утра, чтобы уладить все проблемы, которые его беспокоили и не давали сосредоточиться на работе.

– Макс! – звал он охранника, сидя в своём кабинете с сигарой и бокалом коньяка.

– Вызывали? – тут же в дверях появился его «слуга».

– Приведи Влада!

Через пять минут Влад под конвоем охраны в собственном же доме вошёл в кабинет отца.

– Оставьте нас! – приказал Истомин-старший охранникам.

Те поспешно вышли.

– Решил поиграть в прятки? – отец бросил на стол сегодняшние снимки из парка.

Влад взял их в руки и побледнел.

– Отец! Я всё объясню! – проглатывая слова, оправдывался он.

– Что тут ещё объяснять? Мне и так всё ясно!

– Это недоразумение! Я хотел закончить наши отношения. Хотел ей сам всё объяснить.

– А это что? Прощальный поцелуй? – указывал отец на последнее фото.

– Можно и так сказать. Отец! Я же тебе обещал, что больше не буду с ней видеться! Это была наша прощальная встреча!

– Ну да! Ну да! Она почему-то мне этого не сказала! – отпивая коньяк из бокала, добавил Истомин-старший.

– Ты что? Виделся с ней? Ты же ничего ей не сделал? – голос Влада дрожал.

Отец молчал.

– Отец! – уже кричал Влад. – Не молчи! Ничего же не сделал? – на глазах его наворачивались слёзы.

– Пока нет, – спокойно ответил тот. – Всё в твоих руках, сынок!