Текст книги "В объятьях демона (СИ)"
Автор книги: Ангелина Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Он был противоположностью Истомина, одетого в белое пальто и светлые брюки.
Тан подошёл к противнику вплотную. Эту картину я уже видела тогда, в «Махаоне». Даже солнечные очки не могли скрыть тот изумрудный свет, который появился в глазах одного из них. Сбоку мне было отчётливо его видно. Защитники мои стояли лоб в лоб друг к другу, один весь в чёрном, другой – в белом. Было похоже, будто ангел и демон встретились лицом к лицу. Только теперь я уже и не знала: кто из них был ангелом, а кто – демоном…..
Глава пятая «Таинственная книга»
Вам интересно, чем закончилась история в сквере? Ничего особенного не произошло.
Я поднялась на ноги и ушла, оставив Истомина и Тана выяснять отношения без меня, не в силах выдержать ещё одного разбирательства. Они друг друга не убили, потому, как уже на следующий день видела Тана в университете, правда издалека. После этой истории он опять начал избегать меня. Да и я боялась встречи с ним – на душе у меня было не спокойно.
Истомин же безуспешно продолжал названивать каждые два часа.
От волшебной мази Светы, рецепт которой знала только её бабушка, синяков не осталось. Так что на следующий день я пришла в университет, как ни в чём не бывало. Приготовившись слушать подколки Дубровиной и её свиты, очень удивилась, что они молчали. Мало того, Анджелина Джоли даже поздоровалась со мной по-человечески, что на неё было не похоже.
– Сегодня мы тебя одну не отпустим, – улыбалась Света, по-дружески меня обняв.
– Домой пойдёшь под конвоем, – шутил Генка.
– Вы идите. Я задержусь в читальном зале. Пора готовиться к курсовой.
– Только до темноты не задерживайся. Знаю тебя, сядешь за книжку и всё – пока всю не прочитаешь, не успокоишься! – причитала Света.
– До темноты и не получится. У меня сегодня смена в ресторане.
Друзья мои ушли. Я же направилась туда, где надеялась узнать всю правду, развеяв свои сомнения, которые мучали меня, не давая спокойно дышать, думать, одним словом, жить.
Через полчаса я уже сидела в читальном зале университета, обложенная книгами по древней литературе и учебниками по истории народов. Перебирая стопку, я хотела найти ту самую книгу, о которой упоминал профессор. Но её не было. Я ещё и ещё раз перебирала всю стопку.
– А вы уверены, что дали мне всю литературу? – обратилась я к библиотекарю.
– Конечно, всё, что есть в нашем зале по традициям и легендам древних тюрков, всё у вас.
Это было странно. Куда же подевалась книга древнего монаха?
– Ты не это ищешь? – услышала я за спиной.
Обернулась. Сзади меня на столе сидел Тан и протягивал мне книгу. Его глаза были чёрными, без всякого блеска. Лицо же было серьёзным. Он смотрел прямо мне в глаза. Я почувствовала неловкость, дрожь пробежала по телу.
Потянулась за книгой. Он поднял её выше, так, что сидя на стуле, я не могла до неё дотянуться.
– Так ты это ищешь? – повторил он свой вопрос.
– Возможно! – ответила я.
– Я не предупреждал тебя – не читать печальных сказок!
– Ты читал эту книгу?
– Возможно! – повторил он мои слова.
– Может быть, то, что ты находишь печальным, мне покажется совсем иным?
– У печали одно значение. Второго не бывает! – загадочно ответил Тан.
– Ну, так что ж? Ты не дашь мне книгу? – я смотрела на него в упор.
– Как же я могу запретить? Это не моя личная вещь. Хотя, может, будет лучше, если ты её прочтёшь. Ты ведь всё равно не успокоишься? – он продолжал меня сверлить взглядом, от которого дрожь по телу стала ещё сильней.
– Я пишу курсовую по этой теме, поэтому мне нужно знать всё.
– Ну, а если тебе не понравится это «всё», что будешь делать тогда? – не унимался Тан.
– Тогда и посмотрим.
Он опустил руку, в которой держал книгу, я выхватила её, пока он не передумал.
Тан встал со стола и медленной походкой направился к выходу. Я провожала его взглядом. Он же ни разу не обернулся.
И вот передо мной лежала та самая таинственная книга, в которой, я чувствовала, были все ответы на мои вопросы. Я открыла её и погрузилась в иной мир…
«Босфор, как всегда, успокаивал. Таинственный и прекрасный в любое время, он и сейчас манил своей древней дивной красотой, которая так много говорит сердцу, рисуя в воображении сказочные картины: русалок на обрывистых скалах, караваны кораблей с товарами из заморских стран. Луна, купаясь в проливе, всё дальше и дальше удалялась, оставляя за собой след, который играючи пытались смыть волны, с шумом плескавшиеся о берег. Любой, увидевший эту картину, оставался навсегда пленённым проливом.
Только здесь он чувствовал себя спокойно, стоя на летней веранде и любуясь сим творением всевышнего. В домашнем одеянии, ярко-красном шёлковом халате в пол, подвязанном золотым поясом, и без надоевшей и столь неудобной чалмы на голове, он, как давний пленник пролива, не мог отвести от него глаз, погружённый в свои мысли, которые вот уже несколько дней не давали ему покоя. Он и сам был всевышним. Именно это и удручало его ещё больше. Ведь именно от него зависела сейчас жизнь человека. И не просто человека – жизнь наложницы, сумевшей покорить его сердце. По законам страны, он должен был казнить предательницу, но, по законам сердца, он мечтал бы простить ту, которая сумела это сердце растопить.
И сейчас два человека боролись в нём: правитель всемогущей державы и простой смертный, полюбивший первый раз за свои тридцать лет, полюбивший навсегда и бесповоротно.
Мысли его нарушил шум и копошение за дверью. Султан обернулся.
Послышался стук в дверь.
Медленным шагом, держа руки за спиной, чинно и благородно, как и положено повелителю, падишах направился в покои.
– Войдите! – наконец, ответил он, приподняв полы халата и усаживаясь всё так же не спеша и осторожно в своё кресло из чистого золота и красного бархата, стоявшего троном посередине комнаты.
Дверь в покои распахнулась, и на пороге появился его верный слуга, его правая рука, его преданный помощник и товарищ – Корай-паша. Он подошёл к трону султана, склонил перед ним свою голову:
– Мой господин, пришли главный евнух Али-ефенди и Небахат-калфа.
– Пусть войдут! – не шелохнувшись и не моргнув, ответил султан.
Через пару минут на коленях перед троном султана стояли его верные поданные.
– Вы приняли решение, мой господин? – с дрожью в голосе, взяв на себя смелость начать первым столь важный и неприятный разговор, спросил Али-ефенди. – В гареме переполох. Все только и говорят, что о произошедшем. Наложницы бунтуют, мой господин, прося наказать предательницу и изменницу. Боюсь, я больше не в силах сдерживать их гнев.
Султан, превозмогая болью в сердце, разрывавшемся в тот момент, принял, наконец, решение, которое от него ждали несколько дней, для него же ставшими самыми мучительными.
– Корай-паша! – обратился он к своему слуге.
– Слушаю, мой господин.
– Пишите приказ! И пусть завтра все готовятся к казни!
Он поднялся с места, и чтобы скрыть наворачивающиеся на глаза слёзы, быстрым шагом направился к окну. Встав спиной ко всем находившимся, скрестив по привычке руки, он вновь обратил свой взор к проливу, дав понять, что не желает больше никого видеть в своих покоях. Все поспешили удалиться. Последним выходил Корай-паша, плотно закрыв за собой тяжёлые двери.
Султан вновь остался один на один со своими мыслями. Правильно ли он поступил? Тут же успокаивал себя, изменившись в лице, с которого уходила жалкая задумчивая улыбка, уступая место строгому уверенному взгляду:
– Я – султан, правитель Османской империи. Я не могу поступить иначе. Как бы не болело моё сердце, моя страна превыше всего. Она предала меня, а, значит, предала и народ. Поэтому она должна умереть, ибо предателям не место на этой земле!
… В это же время далеко от роскошных покоев султана на холодном каменном полу темницы, закованная в цепи, сидела та самая наложница, о которой не мог забыть повелитель. Она и не подозревала, что её судьба была уже решена. И эта луна, на которую любовалась она в маленькое отверстие темницы, мало похожее на окно, светила ей в последний раз.
Мысли её были далеко отсюда. Айнур, как звали наложницу, вспоминала свою прошлую счастливую жизнь, ту жизнь, когда она была просто Анной.
… – Согласна ли ты, раба божья Анна, взять в супруги раба божьего Елисея и быть с ним вместе и в горе, и в радости…– эхом для неё звучали слова священника в маленькой церквушке на краю деревни.
Она смотрела на того единственного, кому давно уже отдала своё сердце. Он тоже не сводил с неё глаз.
С нетерпением ждала она этого дня, долгими вечерами с подружками вышивая себе приданное. И всё ещё не могла поверить, что он наступил.
Все близкие и родные были рядом. Отец ласково обнимал за плечи мать, плачущую от радости и гордости за свою старшую дочь. Младшая сестрёнка улыбалась, еле сдерживая себя, чтобы не подбежать и заключить в объятья свою любимую сестру. Двое младших братьев сидели, насупившись, видно, обижаясь, что сегодня всё внимание досталось не им.
Душа её пела, а она улыбалась той беззаботной и по-детски наивной улыбкой, которая заражала всех хорошим настроением.
… Вдруг входная дверь заскрипела, и одно слово, брошенное с отчаянным криком соседским мальчишкой, нарушило все её мечты, перечеркнув не только этот счастливый день, но и всю её жизнь.
– Татары!!!
Дальше было, как в тумане…. В глазах помутнело, всё расплывалось кругом. Через секунду церковь наполнилась людьми, страшными людьми в чёрных плащах и высоких, лохматых, закрывающих пол-лица шапках, с шашками в руках и луками за спиной… Они кричали не человеческим голосом, скорее, он был похож на звериный рык. Как и сами незваные гости мало походили на людей…. Как шакалы, они рыскали повсюду и, не давая людям опомниться, направо и налево махали своими шашками так, что вскоре весь пол в церкви был залит кровью ничем не повинных людей…. А на светлых деревянных стенах повсюду были ярко-красные брызги….
– Мама! – только и успела крикнуть Анна перед тем, как один из татар, подлетев к её матери, прямо с ходу вонзил в неё свою шашку, пронзив насквозь. Мама захрипела и упала без чувств, пополняя кровавое море на полу.
– Нет!!! Мама!!! – вырываясь из рук подхвативших её татар, кричала Анна.
Потом был отец… Звери эти не пощадили даже маленьких братьев и сестру, заколов их прямо на глазах Анны…
– Нет! Нет! – уже охрипшим голосом полушёпотом молила она, – Не трогайте их!!! Пощадите!!! Молю!!! Папа!!! Сестрёнка!!!! Братишки!!! – Силы её были на исходе. Ноги подкосились. Татары уже волочили её по земле, не обращая никакого внимания на крики и мольбы…
Её вывели из церкви, которая напоминала поле после битвы…. Последний, кого она видела, был Елисей, так и не успевший стать её супругом. Он, как истинно русский богатырь, до конца боровшийся с татарами, раскидывал их направо и налево…. Но силы были неравны…. И вот один, подкравшись, словно трус, напал сзади, пронзив богатыря в самое сердце…
– Анна! – было его последнее слово.
В этот миг Анна его будто услышала, подняла голову с растрёпанными забрызганными кровью волосами, и выдавила из последних сил:
– Елисей!!!
Голова её, снова отяжелев, упала на грудь.
Через несколько минут всё было кончено. Не пощадив ни женщин, ни детей, татары, забрав с собой пятерых девушек, и довольные своей добычей, запрыгнули на коней и умчались прочь.
Повсюду стоял дым от огня догорающих домов, валялись трупы их бывших хозяев. И только крики одичавших ворон нарушали тишину превратившейся для многих в последнее пристанище деревни. Они стаей летали высоко в небе, предвкушая радость предстоящего пира.
… Слёзы наворачивались на глазах, сухой твёрдый комок подступил к горлу, затрудняя дыхание, как только Анна вспомнила последний взгляд мамы. Взгляд, обращённый к ней, взгляд, просивший о помощи…
Грустные её мысли нарушил звук ключа в дверном замке. Тяжёлая железная дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался стражник с деревянной миской в руке.
– На, вот поешь! – сказал он ей на османском с нотами жалости в голосе. – Слышал, завтра тебя казнят…
Анна ещё плохо знала язык, но эти слова она поняла.
Она почувствовала облегчение. Смерти она не боялась. Куда хуже смерти была её жизнь наложницы в гареме султана. Предстоящая казнь была единственным избавлением от этого ада, которым считала она свою жизнь.
Не притронувшись к еде, она отодвинула в сторону миску, стоявшую на полу, чем вызвала явное не довольствие стражника.
– Гордая! Но ничего, завтра устремят твою прыть, – шаркая ногами, подошёл он к двери, оставляя пленницу один на один со своими грустными мыслями.
Анна обняла себя руками, положила голову на локти и устремила свой взгляд на маленькое окно, из которого был виден край луны, единственной, кому она могла открыть душу в эту последнюю её ночь.
Татары её продали османам – купцам, прибывшим на русскую землю со своими товарами. Те же, в свою очередь, увидев в ней первозданную красоту и непреклонность, что является отличным сочетанием, привлекающим мужчин, привезли её в Константинополь и продали в султанский гарем, выручив за неё не малую сумму.
И вот спустя несколько месяцев после трагедии в жизни Анны, для неё началась новая жизнь, началась с нового имени. Уже не было Анны – была Айнур-джарийе. Самая непослушная, самая неприступная из наложниц.
Сложнее всего ей давался османский язык, который она ненавидела и отказывалась изучать, чем вызывала гнев Небахат-калфы – смотрительницы за наложницами. Несколько раз Айнур была наказана, но это не становилось для неё уроком. И в следующий раз она, ослушавшись и не подчинившись, вновь получала удары плетьми.
Жизнь в гареме осложняли ещё и завистницы, которые являются самыми опасными врагами, плетущими коварные интриги против соперниц. А именно соперницу, причём сильную, увидела в Айнур-джарийе любимая фаворитка султана – Мерием-гёзде, самая яркая красавица в гареме, с внешностью ангела и сердцем Шайтана.
Сразу она невзлюбила новую наложницу, только окинув её взглядом. Именно такие девушки были во вкусе султана – это Мерием-гёзде поняла сразу: высокая, статная, с пышными формами, которыми не могла похвастаться она, в то же время с ангельским личиком, желание дотронуться до которого вызывали две маленькие ямочки по уголкам губ. С белой копной волос, блеск и красоту которых не скрывала даже надетая на неё паранджа, стояла Айнур перед Мерием-гёзде в шёлковом голубом платье в пол с осанкой скорее Валиде, чем простой джарийе, чем ещё больше вызывала её гнев и не довольствие. И целью Мерием стало избавиться от соперницы как можно быстрее, пока султан ничего не подозревал о её существовании.
Но своими коварными кознями Мерием-гёзде, наоборот, приблизила тот самый день, который и стал роковым для Айнур. Тот день, когда они встретились с султаном глазами, тот день, после которого всемогущий повелитель уже не был повелителем своему сердцу…
– Султан идёт – раздался громкий устрашающий голос Корай-паши.
Все наложницы выстроились друг за другом, потупив взор, приветствуя своего повелителя. Пока падишах проходил мимо них, им нельзя было и пошевелиться. Тех, кто ослушается, ждало наказание. Мерием стояла рядом с Айнур не случайно. Уже давно она вынашивала коварный план, именно сегодня которому суждено было исполниться.
Только лишь султан поравнялся с Айнур, Мерием-гёзде с силой толкнула соперницу так, что та упала прямо в ноги господину, схватившись при этом за подол его платья и порвав его.
Все замерли с ужасом на лицах. Султан остановился, даже не взглянув на упавшую девушку.
– Али-ефенди! – крикнул он так, что, казалось, каменные стены дворца задрожали.
– Да, господин, – тут же на колени перед ним склонился главный евнух гарема.
– Что это значит?
– Прошу прощения, мой повелитель, я сейчас же велю выпороть провинившуюся, – дрожащим голосом пообещал тот. – Увести! – кивая в сторону лежащей на холодном мраморном полу Айнур, приказал он служанкам.
– Выпороть? – вдруг услышал султан нежный голос рядом с собой?
Служанки уже подхватили под руки Айнур, та же не намерена была сдаваться. Она вырывалась из последних сил.
Падишах собрался уже сделать шаг.
– Выпороть? – услышал он снова и остановился.
Служанки руками закрывали рот Айнур.
– Молчи! – с мольбой в голосе шептали они.
Но они не знали характера строптивой наложницы. Мерием-гёзде ехидно улыбалась, наблюдая эту картину. Она не просчиталась. Зная дерзкий нрав Айнур, Мерием именно на это и рассчитывала, надеясь, что наказание за неповиновение султану не ограничится обычной поркой.
– Выпороть за что? – Айнур удалось вырваться из рук служанок, и она направилась прямиком к султану.
Тот обернулся. Слуги-бостанджи, не мешкая ни секунды, перегородили ей дорогу.
– Выпороть за то, что упала? За то, что порвала ваш драгоценный наряд? Только лишь за это можно выпороть ни в чём не повинную девушку? – Айнур смотрела прямо в глаза повелителю.
Тот тоже не мог оторвать от неё глаз, просто оторопев от неслыханной дерзости.
– Али-ефенди! – сказал он уже более спокойным тоном.
– Слушаю, повелитель.
– Выпороть! – сказал султан, всё ещё не спуская глаз с прекрасной наложницы.
В эту ночь султан не мог спать, вспоминая милые черты девушки. Она первая, кто осмелился не просто посмотреть в глаза падишаха, но и ответить ему. Как ей хватило смелости, наглости? Падишах ещё и ещё раз обдумывал случившееся. Его сердце при этих мыслях учащённо билось. Сам же он испытывал неимоверное наслаждение, думая о той, чьей красотой был пленён.
… На следующее утро перед дворцом в летнем саду всё было готово к казни. Высокий широкоплечий палач в красном одеянии с устрашающим видом и с огромным топором в руках совсем не сочетался с зеленью кипарисов, колоннадой стоящих по кругу. От кипарисов исходил сладковатый манящий аромат. Но все их старания были напрасны. Разве что птицы, парящие высоко в небе и наблюдающие за всем происходящим с высоты своего полёта, чувствовали это благоухание.
Мысли же всех остальных поглотил стоящий, не шелохнувшись, наготове тот самый палач. От него исходил какой-то дьяволический запах, вызывающий дрожь по телу.
Собрались вельможи, визири и, как положено, первые лица дворца, принимающие участие во всех государственных делах. А казнь изменщицы и предательницы было чуть ли не самым важным делом, требующим обязательного присутствие всех, которые, уже опустив глаза и перешёптываясь, ждали появления султана.
И вот по вымощенной камнями дороге со стороны дворца направлялась делегация во главе с падишахом. Он выглядел достойно повелителя. Султан шёл не спеша, с высоко поднятой головой, скрестив за спиной руки. Полы его платья развевались при каждом движении. Яркое солнце освещало дорогу, и драгоценные камни на его одеждах. Так, что от их блеска слипались глаза. По правую руку от султана шёл его верный слуга Корай-паша:
– Султан идёт!
Все, расступившись, и уступая дорогу, кланялись своему господину, не поднимая глаз до тех пор, пока он, как всегда, гордой и уверенной походкой не прошёл в ограждённую со всех сторон бостанджи беседку и не занял свой трон.
Взгляд его был строгим и непоколебимым. Никто не догадывался, что душа его в это самое время разрывалась на части, а сердце обливалось слезами.
Не дрогнул ни один мускул на лице султана и когда перед ним, связанная цепью в окружении бостанджи, появилась та, из-за которой и плакало сейчас его сердце.
– Айнур-джарийе, понятно ли тебе, в чём тебя обвиняют? – начал зачитывать приговор Корай-паша, разворачивая аккуратными движениями свёрнутый в тубу лист, который сам же написал накануне в покоях султана.
Султан бросил взгляд на свою наложницу. Она ли это? В исхудавшей и бледной девушке, с жалким видом стоящей перед ним, с трудом можно было узнать ту, красотой которой он восхищался. Она стояла в длинном белом грязном платье, порванном в плечах. Волосы её, ставшие уже серыми, спутались, напоминая паутину.
Айнур подняла голову и посмотрела прямо в глаза падишаха, которому стало не по себе от этого взгляда. Он почувствовал, как по всему телу пробежали мурашки. Это была она…. Те же ненависть и презрение были в её взгляде.
…– Вы получили моё тело, но вам ни за что не стать властелином моего сердца, – вспомнил он слова, сказанные в его покоях, в ту ночь, когда он решил сделать её своей единственной возлюбленной – своей фавориткой.
Тогда он был готов осыпать её золотом, исполнить любое её желание.
– Чего ты хочешь? Говори! – не в силах устоять перед её чарами, испытывающий неимоверное влечение к её красивому молодому телу, султан попытался сделать ещё одну попытку, дотронувшись до её тонкой шеи, походившей больше на лебединую.
Айнур резким движением убрала его руку и, обернувшись, посмотрела прямо в его глаза, таким же взглядом, как и теперь:
– Отпустите меня, заклинаю вас!
Падишах встал с кровати, и, надевая парчовый халат на белую шёлковую сорочку, промолвил:
– Никогда!!!
–Корай-паша! Корай-паша! – кричал он не своим голосом.
Тот же не заставил долго ждать, появившись буквально через секунду:
– Звали, мой господин?
– Увести! – бросил падишах короткий взгляд на Айнур, застывшую на краю его ложа, являющегося пределом мечтаний всех наложниц гарема.
Через минуту в покоях султан был уже в полном одиночестве.
Вот и сейчас разбившая его сердце наложница, осмелившись взглянуть ему прямо в глаза, несмотря на свой потерянный вид, выглядела победительницей в битве, которую султан проиграл. Падишах до сих пор не понимал, как он, отпустивший перед собой на колени весь мир, не мог покорить сердце заморской пленницы.
Она, казалось, насмехалась над ним в тот момент. Все сомнения покинули падишаха. Он кивнул Корай-паше, приказав начинать казнь.
Через минуту голова наложницы Айнур-джарийе уже лежала перед палачом, готовая покатиться к ногам своего господина, ожидавшего почувствовать себя, хотя бы, таким жестоким образом, победителем в этой последней битве.
О чём думала в последние минуты своей жизни неприступная Айнур-джарийе, не трудно догадаться. Но этим мечтам не суждено было сбыться, так как уже через секунду палача, державшего руку над лебединой шеей красавицы, насквозь пронзила стрела, выпущенная из рук тайного спасителя.
В саду поднялся переполох…. Бостанджи, закрывая собой повелителя, уже уводили его подальше от опасного места. Но не султан был целью появившихся неожиданно разбойников. Их целью была наложница, так и не ставшая его фавориткой. Айнур всё ещё не понимая, что произошло, с испугом наблюдала за дерущимися стражниками и непрошенными гостями…. Последние ловко управлялись с мечами, один за другим отправляя в лучший мир, казалось бы, непобедимых бостанджи падишаха…
Дальше случилось то, что, наверняка не входило в планы освободителей…. Отворились ворота во владения султана, и через минуту в летнем саду, появилась целая армия янычар, вооружённых мечами и стрелами…. Силы теперь были явно не равны…. Надежда на спасение таяла на глазах….
В ужасе Айнур закрыла глаза, но тут же почувствовала, как кто-то поднял её с лёгкостью на руки и уносил уже вглубь сада, оставляя всё дальше скрежет железа и грозные крики янычар….
У высокого, как крепость, забора их уже ждали двое, которые держали наготове крепкую верёвку, перекинутую на другую сторону от владений всемогущего султана.
На лице тайного спасителя был чёрный платок, как у всех разбойников, скрывающий лицо. Но Айнур не нужно было видеть лицо, чтобы узнать незнакомца. Она не могла в это поверить. Неужели это, действительно, был он, её Елисей. Голова закружилась от счастья, переполнявшего её в тот миг, сердце забилось в груди, стоило лишь только посмотреть ей в эти бездонные как море глаза. Глаза, в которых впору было утонуть.
Он тоже смотрел, как зачарованный, не смея отвести от неё взора. Айнур сдёрнула с лица повязку…. Мир для неё рухнул в ту же минуту. Это был не он … не её любимый. Это был всего лишь его брат Мирон.
– Я обещал брату, что ты будешь жить! – попытавшись улыбнуться, как можно ласковее произнёс тот.
– Мирон, поспеши, они уже близко! – торопили его друзья.
Мирон отпустил с рук Айнур, всё еще не отрывая от неё глаз. Подал ей в руки конец верёвки, показав жестом, что она должна перебраться на другую сторону забора.
– Ты должна жить, Анна, слышишь, ты обязана, ради него! – уже кричал ей вслед её освободитель.
Дальше она, уже по другую сторону забора, не в силах сдерживать слёз, закрыла руками уши, так как услышала совсем рядом через стену тот раздражающий скрежетавший звук железа, звериные крики османов и последние предсмертные хрипы своего спасителя.
Через некоторое время уже не Айнур, а снова Анна, собрав свои последние силы, спотыкаясь о ветки деревьев и задыхаясь от собственных слёз, бежала по лесу, оставляя всё дальше и дальше ставший для неё пленом дворец османского султана…»
Книга так увлекла меня, что я совсем забыла о времени, будто бы перенеслась в прошлое, в тот мир, который был так близок моему сердцу. Я так чётко представляла себе султана, грациозно восседающего на троне, его наложниц, красотой которых он восхищался, будто бы сама побывала во дворце.
Посмотрев на часы, спешно стала собираться. До работы мне ещё нужно было заскочить домой, переодеться.
В семь часов я уже была на посту, подчищая остатки цыплёнка табака и утки под маринадом за «успешными и влиятельными».
– Василиса, – обратился ко мне администратор зала Женя – лимитчик вроде меня, но прошедший на несколько ступеней выше по карьерной лестнице.
– Слушаю.
– На сегодня твоя работа закончена, – заикаясь, сказал он.
– Как это – закончена? Ведь я только пришла. Меня что – увольняют? – не верила я. – За что?
– Нет, это только на сегодня, – пытался он меня успокоить. – Понимаешь, тут такое дело, короче, там один господин в зале, хочет, чтобы ты к нему присоединилась…. В смысле, ужина.
– Как это понимать? Но ведь не положено!
– Знаю, что не положено, – сказал он шёпотом, – но это очень влиятельный господин, наш вип-клиент. Я не могу ему отказать.
– Скажи ему, что адресом ошибся, здесь не ужинают с посудомойками, – отвернулась я и продолжила своё занятие.
– Ну, пожалуйста, Василиса, ради меня! Ну, чего тебе стоит?
– А посуду ты за меня мыть будешь?
– Если надо будет – помою! – ответил Женя.
– Дааа! – задумчиво произнесла я. – Видно он оооочень влиятельный.
– Ну, так как? Может, передумаешь?
– Женя, ты же меня знаешь! Я лучше уволюсь, чем буду развлекать этих напыщенных болванов!
– Напыщенных болванов? Это что-то новенькое! – раздался сзади меня голос, меньше всего который я хотела бы сейчас услышать.
– Я был «небожителем», «Нарциссом», «папенькиным сыночком», кем там ещё? Ах, да «золотым мальчиком», – подошёл ко мне ближе Истомин. – Теперь, значит, «напыщенный болван»? Смотри-ка, а я расту! – ехидничал он.
– Вы, извините, – стелился перед ним администратор, – я сразу предупреждал, что ничего не получится.
– Всё нормально! – сказал Истомин. – Деньги можешь оставить себе. И свободен!
Женя поспешил уйти, пока Влад не передумал.
Я развернулась к Истомину лицом:
– Получается, ты меня купил?
– Получается, что так, – констатировал он.
– Да, знаешь, кто ты? – злость мешала мне подобрать нужные слова.
– Знаю: напыщенный болван, ты уже сказала об этом. Да, денег сегодня за тебя немало отдал. Ну, ничего! Вернёшь вместе с деньгами за выпитое тобой шампанское.
– Что? – я хотела с кулаками наброситься на Истомина.
– Хотел тебе ещё раз доказать, что в жизни всё покупается и продаётся!
– Только не я!
– Это точно! Поэтому ты мне и нравишься!
– Что ты сказал? – не верила я своим ушам.
– Я сказал, что ты мне нравишься! – улыбнулся Влад.
– Да ты… . Да я тебя…. Да как у тебя язык повернулся? – я не знала, что ответить.
– Я сказал правду! Никогда прежде ни к одной девушке такого не испытывал, – спокойным голосом сказал Истомин.
Меня же всю трясло.
– Ну, так как насчёт ужина? – дёрнув по обыкновению своей шоколадной чёлкой, продолжал Влад.
– Сказала же – нет. У меня работа.
– Тогда я тебе помогу, – Истомин подошёл к раковине и засучил рукава. – Найдётся ещё одна пара перчаток?
Да, если бы нас тогда застали папарацци, была бы прекрасная реклама – «Сам Влад Истомин моет за вами посуду в нашем ресторане!»
Мне же было весело работать в тот вечер, глядя как Влад шутит, танцуя под музыку и кидаясь в меня пенкой от мыла. И он совсем не был похож на того Истомина, с кем я познакомилась несколько дней назад в «Махаоне».
– Ну, всё! – сказал он, когда вся работа была закончена. – Сделал дело – гуляй смело!
Я смотрела на Истомина совсем другими глазами. Ещё вчера я ненавидела его. Сегодня же он вызывал у меня симпатию. Он хохотал, дурачился, смотрел на меня как «простой смертный», будто забыл своё громкое имя.
Я тоже первый раз за наше знакомство улыбнулась ему. Я чувствовала себя спокойно рядом с ним. И мне хотелось смеяться. Все плохие мысли остались позади.
– Может, в кино?
– Нет, уже поздно, – боялась я переходить грань.
– Ну, хотя бы мороженого поедим перед сном?
– Мороженого? Давай! – не могла я отказать потому, как мороженое было моей слабостью. Да и рядом с Истоминым я чувствовала теперь себя в безопасности.
– Тогда пошли? – улыбнулся он мне, подав руку.
– Пошли, – ответила я, но руку его не взяла.
… Да, вечер удался на славу, – мечтательно улыбался Влад, плюхаясь на мягкий диван гостиной. Сегодня впервые в жизни он испытал наслаждение от пломбира в вафельном стаканчике, вкуснее которого не ел никогда. Сегодня много чего он испытал впервые. Улыбка не сходила с его лица. И, когда он вспоминал перепачканное мороженым лицо Василисы, тёплые нервные импульсы бегали по всему телу, заставляя вздрагивать всякий раз, приблизившись к месту, благодаря которому был столь популярен Казанова. Да, эта девчонка полностью завладела его разумом и сердцем.
– Алевтина! Алевтина! Что у нас сегодня на ужин? Я голодный, – стаскивая с себя ботинки, звал он домработницу.
Та не отзывалась. Влад встал с дивана, пошёл на кухню.
– Алевтина! Ты дома?
Переступив через порог кухни, Истомин замер – за столом, отпивая из бокала коньяк, сидел его отец:
– У Алевтины сегодня выходной. Я отпустил её.
– Отец? – с трудом выговорил Влад. – Но как ты здесь?... Ты же в Лос-Анжелесе?
– Был там с утра! Садись! – грубо приказал он сыну, показывая на стул перед собой.
Влад подчинился.
– Что это? – бросил Истомин-старший на стол стопку фотографий?
Истомин оторопел:
– Фотографии.
– Вижу, что фотографии, – усмехался отец. – Что ты на них делаешь?
Влад потупил взор.
– Когда Макс мне рассказал, я не поверил своим ушам. А вот теперь всё вижу во очно.
– Ах, это Макс! Предатель! – Истомин стиснул зубы и сжал кулаки.
– Я оставил Макса приглядывать за тобой. Он всё сделал правильно! Но ты! Как ты мог? Сын Истомина моет в кабаках посуду? Да, ты в своём уме? Знаешь, сколько я создавал эту империю? Ты хочешь вот так вот всё разрушить одной рукой?
