Текст книги "Sex под запретом (СИ)"

Автор книги: Анель Ромазова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

= 39 =

Я ухожу, не оглядываясь, чтобы не рвать себе сердце. Хотя, к чему мелочиться, оно уже безнадёжно разбито. Это был самые короткие и самые яркие отношения, с самым лучшим парнем, который впредь станет считать меня законченной идиоткой.

Отписываюсь Лебедеву, что уложилась в отведённые им два часа, потом уже дома, закрывшись в своей спальне, звоню маме, стараясь не дрожать голосом.

Она взахлёб то смеясь, то плача, пересказывает мне нечто похожее на абсурд. Не знала бы подробностей, сказала, что их дурят мошенники, но Лебедев не гнушается воздействовать сначала кнутом, потом сглаживая впечатление вкусным пряником.

С папы не только сняли все подозрения, но и предложили воспользоваться финансовой поддержкой для питомника от мэрии, в качестве извинений и морального ущерба.

Что я могу им сказать?

Да ничего. Только повздыхать, потом порадоваться в трубку и пообещать наведаться к ним в выходные.

Болтая с мамой, упорно выискиваю глазами толстовку Амина, чётко помня, что повесила её аккуратно на стул перед ноутбуком.

Чтобы моей внутренней бомбе сдетонировать, много не надо. Светка в своей беспардонности перешла все границы. Худи – это все, что мне осталось от Амина, за неё я готова Калинину убить. Нервы у меня накалены, эмоции бурлят, если не выплесну наружу, меня разорвёт в лохмотья.

Без стука врываюсь в её комнату и застаю воровку за просмотром сторис Кострова. Волосы закручены в пучок и намазаны тоником цвета ядрёной фуксии.

– Ты обещала съехать ещё вчера, – накидываю претензию, устремляясь к шкафу с вещами.

Он открыт, и первыми мне в глаза бросаются мои же футболки, которые я купила, а потом наивно убеждала себя, что забыла в магазине. За мной водится что-то купить, потом забросить на полку и вспомнить через неделю, а то и две.

– Тебе что горит? – бубнит Светка, не отрывая взгляд от гаджета.

– Да. Я разместила объявление и собираюсь сдавать твою комнату, – перебираю натыренное тряпьё, нахмурив брови.

В её закрома как минимум треть моего гардероба перекочевало. Офигеть! Здесь и нижнее бельё, подаренное моей тётей из Германии.

– Ты у меня могла спросить. Эй...шмотки мои не трогай, – кудахчет и спрыгивает со своего насеста. То есть со стула.

– Это мои футболки. Моя толстовка. Амин дал её мне, а не тебе, – повышаю голос, чтобы Светка, наконец, перестала злобно лупать глазами. Подняла свой зад и катапультировалась вон!

Мне начхать на её свеже – покрашенную голову и выдуманные проблемы с родителями, мешающими ей спокойно таскаться по тусовкам. Нормальные они у неё. Сурово подходят к воспитанию и режиму, но с ней так и надо. Доброго отношения Калинина не понимает и, безусловно, садится на шею.

Хотела взрослую жизнь и никакого контроля. Получай. Ищи подработку. Снимай квартиру и крутись.

– Ты чо о себе возомнила, овца, когда сама решу, тогда и съеду. Амин ей что-то дарил, – саркастически фыркает и заряжает фейспалм, – Не смеши, а. Тебе вон и папик ничо не дарит. Амину ты вообще нафиг не усралась. Я даже ревновать не буду, потому что не к чему, – Калинина шипит и напыживается, примеряясь как бы поудобней встать и оттаскать меня за волосы.

Хороший приём, но я топлю за уничижительный диалог. Я будущая мать чьих-то детей. Позорить их, шастая на школьные собрания в косыночке, совсем, как бы, не алё. А если честно, мне по – женски стрёмно, как пустоголовая курица, драться с бывшей подругой.

– Билли Миллиган, случайно, не твой родственник? – открываю окно, прицеливаясь к ближайшей клумбе.

Попаду, не попаду? Остроту своего глаза я не проверяла. Так-то зрение у меня стопроцентное.

– Чо несёшь – то, убогая. Какой Билли? – кудахчет Светка, покручивая пальцем у виска.

– Шизофреник с раздвоением личности, – подцепив самое любимое и дорогое платье Калининой, вышвыриваю его в окно.

– Дебилка! Я за него знаешь, сколько денег отвалила! – лупит по моим перепонкам визг.

– Знаю, а за этот топ ещё больше, – со злой усмешкой, вынимаю бирюзовый лоскуток. Держу на вытянутой руке за пределами комнаты.

Ей ничего не остаётся, как ломануться спасать своё барахло. Она бежит из квартиры, словно таракан, тот, которого опрыскали ядовитым средством, чем я и пользуюсь, испытывая опустошающее удовлетворение. Запираю входную дверь на нижний замок, а потом выселяю Калинину принудительно, затолкав её шмотки в плотные мешки для мусора и швыряя за борт.

Я очень хочу лечь, свернуться в комочек и покатиться на дно депрессии, но зачем. Разрыв оказался болезненным, но не смертельным. Не нужно жаловаться на судьбу и гневить бога. А страдать…

Страдать некогда, есть много существенного, чем можно заняться. Разместить пост и попросить репосты по друзьям, чтобы найти приличную квартирантку за чисто символическую плату. Обработать фотографии и раскидать их по форумам и журналам. Накопить денег и отправить родителей с санаторий, а до этого времени кинуть клич среди неравнодушных волонтёров, чтобы за время отсутствия мамы и папы, кто-то присмотрел за питомником.

Из всего намеченного, справляюсь только с объявлением. Да и оно написано коряво и не лаконично.

В дверь звонят и долбятся. Долбятся и звонят, совсем не соображая, что живое общение не входит в мои ближайшие планы. И явно напрашиваясь, стать третьим мной обиженным.

В глазок не смотрю, надеясь, что это будет маньячина и его можно прибить, не испытав ни малейших мук совести.

За дверью ну почти он. Претендент на грех за убийство, взятый мной на душу.

Сияющая и побитая физиономия Орловского.

– О, боже, Лекс. Ветер сменился. Тебе с попутным в другую сторону, – устало вздыхаю.

– Мне Калинина звонила, просилась пожить несколько дней, – такая себе новость, не особо важная.

– М-м-м, – издаю задумчиво, не найдя что ему ответить, но всё же договариваю честно, – Не пускай её, потом не отвяжешься.

– Светка – не ты, за ней подглядывать в душе неинтересно, – отшучивается, прислоняясь к косяку. Склоняет голову, вглядываясь в меня исподлобья.

– Орловский, заканчивай, а то прысну в тебя перцовым баллончиком. Зачем пришёл? – спрашиваю недружелюбно и не допускаю попыток ворваться в мой тоскливый терем.

– Хотел тебя увидеть,– заявляет прямёхонько, – Что мне ещё остаётся. Смотреть на тебя издалека и кусать локти.

– Мы на парах виделись, – стряхиваю его пальцы, порывающиеся намотать, выбившуюся из моего хвостика пружинку.

– Борзик, мне херово без тебя, – выдаёт неожиданно, страдальчески поскрипывая голосом.

– Ничем не могу помочь. У само́й настроения по нулям, – напрягаюсь, когда он это говорит.

Чертовщина какая-то творится последнее время, ей-богу.

– Не буду спрашивать, кто в этом виноват. Мне всё понятно, – заметно оживляется, растягиваясь в странно довольной улыбке.

– Что понятно, Лекс?

– Тебе красное или белое? – не дожидаясь моего ответа, срывается вниз по лестнице.

– Лекс! – зову его, чтобы остановить.

– Вернусь через двадцать минут. Не закрывайся, иначе под окнами буду орать, как мартовский кот, – Орловский выпаливает это, задержавшись за перила.

Я стыну в нерешительности. Моральное истощение сказывается не лучшим образом, блокируя все разумные опровержения…

***********

Просыпаюсь на утро, как в самой банальной комедии после убойного девичника. Голова налита свинцовой тяжестью и не поднимается с подушки. Ресницы слиплись. Язык присох к нёбу, но это не самое тревожное в моём пробуждении.

Грудь бессовестно тискает мужская рука. Она по ощущениям больше и грубее, чем стандартная женская. И это ещё не всё.

В мой копчик упирается внушительный половой орган. Он без трусов. Тот, кто лежит позади меня совершенно и неприемлемо голый.

– Орловский, ты..ты..какого фига? – хрипло вскрикиваю, подпрыгнув на кровати и натянув одеяло до подбородка.

– Борзик, ты чего всполошилась? – с недоумением на меня таращится полусонным нахальным взглядом.

Мы же не..

Мы не могли с ним переспать! Не могли!

Вернее, я не могла. Он-то мог.

– Скажи, что мы не переспали, – хватаюсь за голову, якобы это мне поможет восполнить пробелы вчерашнего вечера.

Он голый не просто так. Я…

Заглядываю под одеяло. На мне трусики, а верха нет. Прослеживаю за движением его глаз. Ошалев и стремительно бледнея. Под кроватью валяются три использованных презерватива. Жмурюсь и нервно отчитываю в обратном порядке от ста до двадцати. Вдруг, я продолжаю спать. Вдруг, открою глаза и мне развидится этот кошмар.

– Сейчас ты начнёшь притворяться, что ничего не помнишь. Круто, Борзик, – слышу обвинительные нотки парня. Смотрит на меня несколько удивлённо, а потом пересаживается на край, натягивая трусы.

Матерь Божья!

У него вся спина исполосована ногтями. Скажите, прошу! Нет, умоляю! Скажите, что это не я расцарапала Лекса!

= 40 =

Прислонившись пылающим лбом к зеркалу в ванной, всё же надеюсь, хотя бы обрывками вернуть себе память. Она не может настолько заглючить. Ну, не может.

Я дожилась до того, что под пьяную лавочку сплю с кем попало.

С Амином —это совсем другое. С Амином всё было естественно и по моему желанию, не важно как, но жалеть мне не о чем.

С Орловским, даже ради утешения и перекодировки, я бы не пересилила себя. Мой мозг не видит его привлекательным, а тело не хочет.

Как тогда объяснить три презерватива и расцарапанную спину?

Его возбужденный инструмент замёрз в ожидании контакта и Лекс надел на член чехольчик. Трижды, что уже не срастается.

Спина…Спину ему кошки в подъезде подрали, когда он пытался отнять у них колбасу, потому что у меня в холодильнике мышь покончила собой через повешение.

Обманывать себя можно сколько угодно, но должна же на мне как-то физически отразиться половая несдержанность. Пока я бежала до ванны никаких неудобств не чувствовала. Размер у Лекса не такой, чтобы последствий его вторжения не заметил. Я мельком успела ухватить, что болт у Орловского прям болт, а не болтик.

Сжираемая угрызениями совести, чувствую себя самым похабным существом на планете, про которых говорят, что в пьяном виде они не хозяйки своим гениталиям.

Оттягиваю двумя пальчиками резинку на трусиках, там ничего нового. Нет припухлости и покраснений.

Не было же?

Лекс врёт. Мы спали, но не трахались и он не натягивал мою несчастную гаечку на свой болт.

Нет!!!

Кто из нас двоих врёт, так это я. Офелия врёт зеленому отражению Офелии, чтобы не тронуться умом от своего двуличия.

Чищу зубы, избавляясь от мерзкого привкуса какого-то вина и не пойми чего, мной употребленного вчера. В желудке колики и он сжимается, стоит подумать о еде, питье и принятии чего-то в рот. Мне как будто напихали туда жаренных камней, согласно популярному китайскому блюду. С соусом ширачу. Там, где перец чили, чеснок и уксус в лошадиных дозах. Всем попробовавшим несварение обеспечено. И кишочки связанные в узелок.

О чем я только не думаю, лишь бы не грузить себя мыслями про Орловского рассекающего в трусах по моей квартире. Я взяла тайм -аут, отказавшись отвечать на его претензии.

Он же от большой любви накачивал меня спиртным, а потом не догадался, что не отдаю отчёта своим действиям.

Вообще, необъяснимая странность. Мы смотрели фильм. Я выпила один бокал, потом потянулась за телефоном, на этом в моем сознании крутой обрыв.

Самое время скорбеть о поруганной чести, но покончив с умыванием ощущаю себя активней. Маячит вдалеке проблеск надежды, что Орловский обиделся и ушёл.

Надеваю велосипедки и широченную футболку, доходящую почти до колен. Нисколько не преувеличу, если выражусь по шекспировской классике про призрак Офелии и бедного Йорика. Череп у меня тоже побаливает.

Мечты, так и остаются мечтами.

Лекс надел джинсы, но пояс оставил расстегнутым, воображая, что выглядит секси хозяйничая на моей кухне.

Он секси. У него есть тату и красивое тело. Он готовит и это просто обязано меня как -то увлечь визуально, но …

Фу!

Он жарит что-то на сковороде. Ага, а вчера жарил меня. Снова фу и я хочу его выгнать.

– Лекс, – сохраняя дистанцию от шкворчащей посудины, зову его голосом, от которого все дружно должны напрячься.

– Тормози, Киска, я не собираюсь на тебя наезжать. Мне в первую очередь надо было башкой думать, а не членом. Остановимся на том, что ты меня использовала, – он остается расслабленным, зато меня скручивает по всем плоскостям.

От его киски, моя шерсть, вздергивается, как от удара током. Взять бы этого кошака за шкирку и выпнуть из квартиры под хвост, чтоб никогда меня так не называл. Я агрессирую на ровном месте, пылая ненавистью к себе.

–Заткнись, Лекс, – бурно интонирую.

– Господи! Лекс! Сделай так ещё, звучало намного лучше, – отбивает мою гневливую реплику, словно она не имеет веса. Или шарик от пинг понга и он делает подачу с подсечкой.

Сажусь на стул и зажимаю нос, разглядев позолоченные пельмешки на сковороде. Умалчиваю, что срок годности на них истёк три месяца назад. Руки не доходили выкинуть.

–Замолчи, Орловский, – вяло повторяю, сворачивая край клеёнки и подперев лоб, – Что вчера было?

– Ты выматерила Калинину в голосовом сообщении, потом посвятила Ирискиной оду. Назвала её ахеренной тёлочкой, а потом…кхм..порывалась дозвониться до Кострова и я отобрал телефон.

–Спасибо, – вполне искренне благодарю. Кто знает, чего я хотела поведать Амину, – Сколько я выпила?

–Почти две бутылки. Градус был небольшой, но тебя махом растащило. Не умеешь ты, Борзик, пить.

–А ты сколько?

–Я не пил.

–Да, ладно! – со смехом вглядываюсь в его, чисто не ангельское лицо.

– Прохладно, – Орловский выключает плиту, подкрадываясь ко мне подозрительно вглядываясь.

Он клеит меня глазами, соблазняет, я не знаю, как ещё это назвать, но про приемчик с раздеванием, когда парень начинает представлять тебя без одежды и уже видел, что под ней, поэтому трудности не испытывает.

Выставляю вперед ногу, дабы остановить его приближение, но он втыкается прессом в стопу, перехватывает лодыжку, задирая так, что мне приходится ухватиться за стул, чтобы не грохнуться с него.

–Полезешь целоваться, доломаю нос, – предупреждаю Лекса загодя.

Широкая грудь, упругий торс. Кубики у Орловского тоже имеются, но это всё, казалось бы, привлекательное, не привлекает. У Амина совсем другая энергетика. Она обжигающая и вкусная. Лекс на фоне Кострова, абсолютно пресный.

Он обхватывает ртом большой палец на моей ноге – я дрыгаюсь, будто кузнечик или лягушка, пойманная за заднюю лапку. Фут фетиш – это какое-то извращение. К такому я не расположена, даже из любопытства.

Таращусь на его взлохмаченную макушку, сломав губы в кривую линию.

– Борзик, что мне сделать, что сказать, чтобы ты перестала от меня шарахаться. Киса моя колючая, я же не только трахаться с тобой хочу, – гундосит, не прекращая слюнявить подъем стопы, косточку на лодыжке, плавно добираясь до колена.

На свой страх и риск, выпрямляю вторую ногу, толкая его в плечо.

– Во-первых, заканчивай меня обсасывать. Во-вторых, забудь то, что случилось, как сон, – для меня он кошмарный, а ощущения Лекса пусть останутся тайной, как и то, чем именно мы занимались, – Уходи, пожалуйста, – не обращаю внимания, как его перестегивает на эмоциях.

– К тебе сегодня девушка насчёт квартиры придёт. Зовут Кристина, рекомендации положительные, предоплату уже внесла.

– Как внесла? Во сколько придёт? – ошеломление сменяется праведным возмущением, – Капец, Лекс! Какого фига, ты лазил в моей переписке. Вдруг она мне не понравится и…, – у меня в глазах темнеет. Малодушно пожимаю плечами, устав бороться с ветряными мельницами. Всё идёт наперекосяк, как сглазил кто, лишая комфортных зон и мне негде спрятаться.

Верь не верь, но спокойствие мне уже даже не снится.

–Я думал тебе деньги срочно нужны, – Лекс отпускает мои ноги, присаживаясь между них на корточки, – Ну, извини, Борзик, я чё-то, правда, много на себя беру.

Охота брякнуть ему что-нибудь едкое, но меня опережает трель дверного звонка.

– Я открою, – благородно вступается Лекс.

– Сама открою, – буркаю и тащу усталое тело в коридор.

Моя попа, кажется, стала приёмником шокирующих приключений. За дверью стоит стройная девушка, потрясая шоколадным цветом своих волос и миндалевидных глаз, как у милейшего оленёнка Бемби. Дух захватывает от её женственной харизмы, за ней Костров.

КОСТРОВ!!!

Мой Амин, потерю которого, я оплакать как следует не успела из-за…

Полуголого Орловского пристроившегося ко мне сзади и обнимающего за талию.

= 41 =

Если вдруг когда-нибудь я застукаю своего будущего мужа или парня в компании полуголой девицы. И он скажет мне избитую фразу: это не то, что ты думаешь.

Я ему поверю и внимательно выслушаю, а уж потом начну разбираться, является ли его версия правдоподобной. Но сто́ит взглянуть на пикантную сцену глазами Амина, он не сходится со мной мнениями.

Окатывая пренебрежением, мотает головой.

Голая неправда наносит мощнейший удар по моему достоинству. Я же не шлюшка, но ощущаю себя именно так, вылавливая своё отражение в агатовой радужке, самых красивых на свете глаз.

Как на него не смотреть, когда каждая чёрточка притягивает. Колени дрожат. Сердце трепещет. И…

Орловский, блин, как людская липучка, приклеился и сопит мне в ухо.

– Кристина. Мы познакомились заочно, а теперь вот, – стоя́щая рядом с Костровым лань, суёт ко мне ладошку.

Машинально жму, размышляя вместе, они пришли, либо по отдельности. Столкнулись на лестничной клетке совершенно случайно.

Какими путями, тогда Кострова ко мне занесло?

– Лия и…

– Офелия, – перебивает и поправляет меня Амин.

Я так понимаю, Лия была им запатентована, и у меня только что отобрали лицензию на право пользования. Придётся становиться Борзиком. Филя себя изжил. Филей меня звали во времена бесполого существования, а теперь я женщина и ею сделал меня Амин.

– Я в ленте у Амина увидела твоё объявление, так обрадовалась и попросила его прям с вокзала, ехать смотреть, мало ли перехватят, – ошарашивает меня лань вот так, без подготовки.

Костров разместил у себя мой пост с объявлением. Они приехали вместе. Амин встретил её на вокзале.

Прекрасно.

Какие отношения их связывают, мне должно быть пофиг, но меня ревностью, как той наждачной бумагой обчёсывает изнутри и отправляет в нокаут.

– Кристина, простите, ничего не получится, – меня посадят за убийство Лекса, а квартиру опечатают жёлтой лентой, как место преступления.

– Почему? – лань глядит на меня чуть не со слезами.

Грубо ей отказать – это как невинного младенца выпороть ремнём. Я активно против телесных наказаний, кроме отрывания рук тем, кто их распускает.

– Я… такое дело, я передумала. Хочу сделать ремонт и там накопить на него. Тебе не понравится комната, – почему-то бормочу извиняющимся тоном.

– Борзик, ты чо? – недовольно шуршит Орловский, ибо я завожу, между нами, кисть, намеренно щипая его куда придётся.

У меня всё ухо отсырело, а он как ни в чём не бывало не торопится отлепляться.

Как легко парням. Амин как-то безучастно за всем наблюдает. Как будто мы не занимались сексом, и он меня знать не знает. Точнее, мы ограничились шапочным знакомством.

Глупо, ещё как глупо расстраиваться, но внутри волнение, смущение, неловкость оттого, что вынуждена стоять, а не слать Орловского и убеждать Амина, я практически жертва обстоятельств.

– Понравится. Я с ремонтом помогу. Я обои умею сама клеить. Лий, у меня денег впритык. Я на работу приехала устраиваться, у нас в городе с ней туго, а у меня четырёхлетний сын. Он сейчас с родителями, как устроюсь и получу зарплату, забрать хочу. Не отказывай, пожалуйста, – выпаливает с глубо-о-оким чувством.

Пф!

– Проходи...те,– отступаю назад, невзначай наступая Орловскому на ногу. Он шипит, порываясь вытащить из-под меня расплющенные пальцы.

Что ж!

Все пользуются ситуацией. А мне нужно хоть на ком-то отвести страдающую душу. Прокручиваюсь, перенеся вес на одну ногу, и избавлю тем самым свой копчик от навязчивого трения болтом, скрипящего зубами Лекса.

Кристина цветущей ласточкой влетает в квартиру. Костров следует за ней, оказываясь ко мне настолько близко, что лбом врезаюсь в его подбородок. Выставляю ладошки, непозволительно касаясь его одуряющих рельефных холмов на груди.

Чьёёёрт!

Я канарейка, и меня только что снесло воздушным потоком в турбину самолёта. Размотало и выщипало перья.

– Это уже ни в какие рамки, Солнце, – Амин шепчет мне в висок. Лекс тянет за плечо и получает хук с локтя по переносице, – Сорян, я тебя не заметил. Под рукой не стой, а то ведь могу не рассчитать удар и будет ва-ва, – тёплый выдох летит мне в шею и отчего-то страшно поднять глаза, пялюсь в острый кадык, ощущая себя котлеткой из бургера между двумя чёрствыми и накалёнными батонами.

Прям МЖМ, но я такое не смотрю и не читаю.

Не удивлюсь, если от жара, исходящего от Амина, передняя часть моей просторной футболки истлеет, а Лекс…Он примерно, как шкаф, стоит и стоит, разница лишь в том, что дышит надсадно мне в затылок и шевелит волосы.

Тишина возникает такая, что её можно тупым ножом резать. Скрипит всё и вся вокруг.

Обречённо и беззвучно стону, но ничего не могу с собой поделать. Хочу, чтобы раздражающие объекты испарились. Остались я и он, но обстоятельства идут в обход моим желаниям. Ох, как я их боюсь. Желаний-то.

– Лий, покажешь мне, где у тебя что находится, – Кристина зовёт, вот заканчиваются залипания в почти объятиях Амина. Тяжко мне даётся перестройка, а радушная улыбка получается вымученной.

– Вторая дверь направо, – неприятное открытие. Я слабачка, каких поискать. Ладони так и держу там, где им быть не положено. Гоню из памяти гладкие мускулы, но как под гипнозом вожу по ним пальцами. Рефлексирую и расстраиваюсь.

– Схожу в машину за вещами, – Амин за меня сбрасывает с себя руки.

Оплошность я совершила неприемлемую для якобы занятой девушки. Не возмущаюсь, когда Орловский насильно тащит меня под локоток в спальню.

– Можно, при мне и так явно под Кострова не стелиться, – хрипит зло, вдавив меня в стенку и свои кисти над головой.

Забавно. Пояснить ему, что он никто, чтобы требовать от меня верности. Даже смешно. Было бы. Не будь так грустно.

– Отстань, Лекс, – выдавливаю относительно спокойно, чтобы Кристина ничего не услышала и не донесла в клювике Амину.

Оно ему надо? Сомневаюсь, но бережёного бог бережёт.

– Борзик, я пытался, но ты сама меня вынудила. Либо ты встречаешься со мной по-настоящему, либо я прямо сейчас иду и докладываю недочемпиону, кто настрочил на его мать статью.