Текст книги "Sex под запретом (СИ)"
Автор книги: Анель Ромазова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Анель Ромазова
Sex под запретом
=1=
– Опачки! Смотри, Ярый, кто тут у нас, – развязанный голос, заставляет плотнее вжаться в стенку. Рассчитывать на то, что меня пропустят, не стоит.
Предложить им сиги?
Идея получает дизлайк. Я не курю.
– Опца, куда?! – верзила дёргает за шиворот, когда пытаюсь проскочить в зазор между тремя бандюганами.
Запахиваю куртку плотнее, в надежде, что они не заметят камеру, стоимостью сто тысяч. Кормилицу – поилицу и основной источник заработка.
– Парни, вы конечно классные, но я спешу, – говорю и отступаю назад под фонарь. Надеюсь, оверсайз и очки с искусственными стёклами , дадут толстый намёк, что я стрёмная. Осталось только их в этом убедить. Ну и бежать.
Бежать – лучше всего.
Высокий, к которому обращались Ярый, просекает, что я собираюсь дёрнуть за угол. Становится за спину, засунув руки в карман чёрных корги.
Куртка цвета хаки топорщится от обилия карманов, а длинный шрам над левой бровью говорит о том, что в эти карманы меня и расфасуют, предварительно измельчив.
– А, если мы такие, классные, куда спешить, – грамотно и логично, но мне блин нифига не легче. И где, в вышесказанном, говорится, что я искала приключений на свою задницу?
– Мама волнуется, – селективно определяю, что это самое подходящее. Скажу про невыключенный утюг, они предложат его проверить, а заодно отнести плазму в ремонт. Без возврата.
Мама – то как раз пребывает в неведении, где поздним вечером болтается её дочь – перспективная студентка факультета журналистики.
Они с папой уже год как перебрались за город. В большой деревенский дом, доставшийся от бабушки. Оставили квартиру мне и моей закадычной подруге детства – Светке.
Случись что, Светка меня до завтра не хватится, отмечая день рождения другой нашей не общей подруги. Засада полнейшая.
– О! Мама – святая женщина. Ее нельзя волновать. Отпустим ? – от вопроса несёт подвохом, а от Ярого перегаром. Тут я должна расслабиться, типа мы побратались, обсудив матерей. Отпускать никто и не собирается. Ясно, как белый день.
– Отпустим, только пусть сначала заплатит, – это уже ближе к сути.
– Эм..вот, – достаю из кармана смятую пятисотку.
=2=
Больше-то и нет. Хорошо, хоть аванс, за фотосессию нюдс, с участием неверного бизнесмена, дома оставила.
Подработка с душком, но ради статьи о коррумпированной ячейке пойду на многое.
А как ещё выжить бедной студентке?
Не листовки же раздавать, вырядившись в ростовую куклу.
Это я также делаю время от времени, когда потрачу всю стипендию на новую линзу для камеры.
– Норм? – спрашивает Ярый. Хрустит купюрой, проверяя на свет.
– Не норм, – поддакивают двое других и блокируют меня спереди. Билет на выход оказался палёным, как те, что покупаешь с мутного сайта вместе с охапкой вредоносных программ.
От резких интонаций подскакиваю и натягиваю куртку так, что она скоро треснет по швам.
– Парни, правда, больше ничего нет, – пискнув, стучу зубами, как сосулька на морозе о парапет.
– А если проверим? – наступают, оттесняют и загоняют в тупик.
Ярый хватает за шею и приставляет нож. Брыкаюсь и целюсь куда попало, лишь бы не дать тем двоим, ухватить за ноги.
Волокут меня в сторону забора. За ним безлюдный пустырь. Понимаю, что нужно сделать все невозможное, либо они втроём нагнут, и как звать не спросят.
– Эй, гопота!! А, ну-ка, отвалите от девушки, – басистый окрик отвлекает подонков. Бросив меня, переключаются.
– Хуясики – карасики, какой тут бугимен нарисовался. Коба, девку держи, а мы с бессмертным перетрём правила в нашем дворе , – рявкает Ярый. Он за главаря шайки –лейки.
Отползаю назад, когда самый мелкий утырок начинает приближаться. Нащупываю обломок кирпича. Замахнувшись, пуляю в него и промахиваюсь.
Куртка от резких движений распахивается. Глаза Кобы сверкают в темноте жаждой наживы.
Лучше бы он мои сиськи увидел, хотя я их никому до этого не показывала. Невелика потеря. Я – то стрёмная, а камера нет.
– Пацаны, нам сегодня крупный куш подогнали, – орёт и тянет шнурок вместе с шеей.
Упёртой Бурёнкой проезжаю на попе около метра. В голове шумят гимны об утраченной в подворотне девственности.
Это не так страшно.
Камеру в покое оставь.
Там такие чёткие кадры.
И известная медийная личность. И его любовница из мэрии в пеньюаре оттенка недозрелой сливы, с которой они мутят финансовые схемы с откатами. Всё крупным планом и с качественным разрешением.
= 3 =
За что?
Я же была почти хорошей. Не грубила, уступала место пожилым людям в метро, хотя меня об этом никто не просил.
Мёртвой хваткой держусь за застёжку и локтем прикрываю объектив, что не разбить и не стряхнуть карту памяти.
– Отцепись, всё равно же заберу! – Коба даёт мне пощёчину. Голова под волной опалившего жжения и адской болью в челюсти отлетает назад, как и Коба сражённый точным ударом.
Ничего не вижу, и ещё меньше что-то понимаю, но меня настойчиво поднимают на ноги и прижимают к плечу. Сильному, мускулистому и такому надёжному. Очень осторожно поправляет поехавшую вбок шапку – бини. Сердце затрепыхалось подозрительно быстро. С усилием закачало кровь по ветвям сосудов. Голова пустеет, и я отъезжаю.
– Оп, – успевает подхватить, наливающееся немотой тело.
– Скажи, что – нибудь , – прошу спасителя. Нужен раздражающий фактор. Иначе мозг плавно утекает в тёмную пустоту.
– Самая сильная мышца в теле – это язык, – у него голос как воздух на горном хребте. Насыщенный, и вместе с тем разряжает.
– То есть, мне надо было зализать отморозков до смерти, – нахожу в себе силы поюморить.
Шмыгнув носом, кое – как отрываюсь. Не очень, наверно, удобно прижиматься к незнакомому парню, как к родному. Но он тёплый и как бы устойчивый, в отличие от меня.
Придержав за плечи, приводит шаткое равновесие в норму.
В это момент отсыхаю. Стою, ноги врозь, руки готовы к бою, а челюсть продвигается к пупку. У меня даже вновь голова закружилась.
Парень в спортивном костюме, со спортивной сумкой через плечо. Выглядит совсем не так, как будто минуту назад трёх мясистых громил расфигачил. Внушительно и улыбаясь с ямочками на щеках.
Если оценивать его привлекательность по десятибалльной шкале, то все двадцать.
– Можно было уболтать, – нарушает моё охренение.
= 4 =
Глаза не то. что навыкат, они рвутся из орбит. Два бравых бандоса лежат на земле. Ничком вниз и попой кверху. Третий звездоподобным образом изучает космос, с закрытыми глазами.
– Я вижу, как ты их уболтал.
– Убалтывать я не умею, а вот ушатать запросто. Амин, – представляется и протягивает ладонь для пожатия.
– Аминь было бы как раз в тему , – по-дурацки хихикаю. У меня прям любовь с первого нокаута.
Неловко помявшись, сомневаюсь – озвучивать ли так сразу прозвище.
Родители у меня большие выдумщики. Догадываюсь что при выборе имени, курили они не чабрец из вейпа, а что –то размягчающее мозг до степени плавленого сыра. Потому что никак иначе, как Филя – друзья меня не зовут. В сочетании с фамилией Борзая ( прошу не путать ударение), полный набор собачьей родословной. Мне бы ещё друга Степашку.
Филькина грамота, как вы думаете, сколько раз я слышала это выражение в школе, да и в институте. Причём не только от учеников, но и от двух третей педсостава.
Я пятёрочница и завсегдатай различных кружков. Соответственно, коллекцией грамот можно квартиру вместо обоев облепить.
Нет, мне совершенно не обидно.
Я привыкла.
– Офелия, – цепляюсь за его ладонь, задев сбитые костяшки. Липкая субстанция ложится на пальцы, а Амин шикает и отдёргивает, когда я крепким рукопожатием причиняю лёгкую боль.
– У тебя кровь!! – вскрикиваю в испуге и замечаю порез на тыльной стороне кисти. Обшарив себя по карманам, вынимаю носовой платок. Наспех завертев косынку.
Аккуратно и бережливо перематываю. И не смотрю. Меня тошнит от вида крови. И дурно. И страшно. Ещё страшней, чем было до этого.
– Это томатный сок, выжатый вон с того помидора, – подбадривает он, замечая, как у меня трясутся пальцы.
– Я живу здесь недалеко. Рану промоем и заклеим что ли… – как могу, сохраняю обаятельную улыбку и стараюсь не грохнуться в обморок от вида крови, пропитавшей тряпочку.
Интересно, если я сподоблюсь ляпнуться на землю, он донесёт на руках через два квартала. А вот и нет, и не потому, что не сможет. Адрес я не договорила.
Амин так и не отпускает мою руку, а я не решаюсь ее отнять. Выяснив немым диалогом направление, уверенно ведёт меня под арку между домов.
– Пойдём, принцесса Лия, раз приглашаешь, а то я робкий, стесняюсь напрашиваться – протягивает с загадочной ленцой.
Отработанный пикаперский приёмчик. Дай воды попить, а то так есть хочется, что переночевать негде. Всё это пропускаю мимо ушей. Внимая лишь единственное.
Лия – а что так можно было?
– Лия? – переспрашиваю, чисто поинтересоваться – не послышалось ли мне.
– Офелия – Лия, – Амин не шутит, сравнивая с киногероиней, когда я обычная серая масса. Он такой классный, и это нечестно. Встреться мы в другой ситуации, он бы не обратил внимания на вешалку в клетчатой рубашке и широких джинсах.
– Лия – она же, Принцесса – воин, – не понимаю, к чему ведет сей трактат. А главное, причём здесь – я.
Свожу брови к переносице от уменьшительно-ласкательного сокращения имени. В том – то и дело, что ласкательное. Ласкает мой девчачий слух так, что бабочки юзают по рёбрам, как массажёр с колючками для развития мелкой моторики. С моторикой всё очень плохо. Так же как и с мимикой. Монобровь – ни в какие века не актуальна.
– Из звёздных войн, – ухмыльнулся и замкнул круг из тавтологий, – Мда, каламбур. Просто Офелия, это для заумных душнил.
А вот и он. Парень, которому до разноцветного фонаря красивые внутри и непримечательные снаружи девушки.
А я кто по его мнению?
Я и есть, та самая душнила, заучка и заноза в заднице, по словам некоторых знакомых.
Признаваться Амину мне не хочется. Ни сколечко, вот ни капельки. Он классный и мы идем ко мне домой. Это единственное, что я способна осмыслить.
А ещё. как работает его сильная мышца, попав в тесное пространство.
Просто любопытно, французским поцелуем он тоже владеет в совершенстве?
=5 =
Оставив Амина на кухне, спешу в ванную. Переживаю, не воспалилась ли рана за те десять минут, что мы шли к дому. Сепсис – это страшная штука, наткнулась однажды на картинку в интернете, до сих пор каждый мелкий порез заливаю хлоргексидином , пока кожа не начнёт шелушиться.
Глянув по – быстрому в зеркало, ужасаюсь и удивляюсь, как Амин не сбежал, едва зажглась лампочка в подъезде. Прыскаю в кулак.
Глянь на меня те бандиты, сейчас в страхе уносили бы ноги. Лицо перепачкано, от руки Кобы – левая половина скулы залита бордовыми пятнами.
Волосы под шапкой сбились в пшеничный кудель, будто их до этого, как спагетти, наворачивали на огромную вилку.
Брызгаю увлажняющим спреем. Мелкие кудри растягиваются и прыгают вверх тугими колечками.
Еще час назад меня совсем не волновало, что выгляжу как овечка Долли. И Долли уже лет десять не ходила стричься. Не пользовалась тушью, хайлайтером и всем прочим. Увлажняя лицо на ночь детским кремом с ромашкой.
Очень жаль, что нужный многим девушкам девайс – паранджа, не прижился у нас. Встал с утра, патчи под опухшие веки наложил, а на остальное можно не обращать внимания.
Глаза в отличие от всего у меня более – менее сносные. Глубокие серые. Как говорит Света – с поволокой. Нос вроде тоже ничего, без вот этой вот картофельной плямбы. Да и кожа чистая, без расширенных пор.
Пощелкав пальцами пред лицом, привожу себя в чувство.
Ну что я, в самом деле, красавчиков и качков не насмотрелась в универе. Орловский, например, приятным собеседником назвать его сложно, но отрицать тот факт, что он красив до безобразия – совесть не позволяет. К тому же еще тупой, но щедрый, всегда хорошо платит за курсовые.
Стою тут. Воображаю. А на самом деле Амин окажется, не так хорош, внешне я имею в виду.
– Все прекрасно! Главное, не забывай, улыбаемся и машем. Машем и улыбаемся, – головой, конечно, потому, что если я буду всё время махать рукой, то Амин сочтёт, что у меня психическое отклонение. На пару с несходящей улыбкой, так и вовсе – хронический диагноз.
– Ты с кем –то разговариваешь ?
Амин входит и блин блинский, он уже без спортивной куртки, в чёрной майке – алкоголичке. Мышцы у него не рыхлая плоскость бледных равнин, а бронзовые валуны, иссечённые полосками мелких сухожилий. Пальцы так и тянутся очертить географические рамки этого рельефа. С такими банками противопоказано носить открытые майки, залитые слюнями улицы, вряд ли улучшит показатели города.
Хорош. И даже слишком. Шансов устоять совсем никаких.
Пелена с глаз падает, и я вижу перед собой мужчину во всех смыслах. То есть парня. С такого ракурса на мужскую половину я еще не смотрела. Он не просто классный – он офигенный. И мне здесь ловить нечего.
Если раньше я считала себя супер уникальной и доказывала всем, что ни в жизнь не поведусь на ярко выраженный маскулинный набор. То вот в сию секунду готова, признать, что мозг парню, при наличии такой внешности, иметь не обязательно. И всякие там байки, мол, мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. Сами обезьяны и придумали, чтобы замедлить эволюцию.
Ему я, возможно, прощу неправильное произношение слова «звонит». Хотя это не так уж и принципиально .
Мне же вопрос задали.
– Тебе послышалось, – поворачиваюсь к шкафчику. Сквозь телевизионную рябь перед глазами , почти вслепую отыскиваю пузырёк – Вот. Наверно лучше над раковиной – интересуюсь под пристальный взгляд брюнета.
Ставлю на краешек, а сама отскакиваю и почти падаю, запнувшись об санфаянсовый трон. Амин ловит одной рукой за талию. Ловко вывернув, прижимает к груди и к раковине одновременно.
– Солнце моё, я не кусаюсь – бросает небрежно.
У меня теплеет в груди и от "солнце", и от "моё".
Так, меня, кажется, понесло.
– Этого я не знаю, кусаешься ты или нет, – бормочу в область лямки у него на плече.
– Ты такая.. – он растягивает губы в улыбке.
Смотрю в его агатовые глаза и тоже улыбаюсь. Пялимся друг на друга целую вечность.
– Какая? – спрашиваю тихо и неуверенно.
= 6 =
Дожидаюсь, что Амин скажет, совершенно не дыша. Сердце бабахает в груди. Слишком часто и громко. Он наверно слышит. И видит, как моя грудь колышется под рубашкой, потому что именно туда, кладёт свою руку.
Всё прилично. Никакого хамства, но у меня слабеют ноги.
– Ещё не определился. Присматриваюсь, – очень выразительно съезжает взглядом вниз по моему телу и снова вверх. Снова прилично.
Ай-яй! С чего –то вдруг мне хочется, чтобы всё перестало быть, таким приличным. Знакомы мы всего ничего, а я уже…
Чьееерт!
Это, кажется, оно. Дикое, дикое желание.
– Твоя рука..её надо, – опускаю глаза и суечусь. Неловкость случится, если он заметит вовремя или не вовремя проснувшееся возбуждение.
Блин. Я строю ему глазки и не знаю, как прекратить улыбаться.
Разматываю повязку, и тошнота ползет вверх по горлу. Не то чтобы сильно жутко, но запёкшаяся кровь, конкретно вырубает из сети. Задача мне не по силам.
– Так приятно, когда о тебе заботится красивая девушка.
У меня откровенный шок.
Парень, проснись!!
Я не фитоняша. И не блогерша миллионник.
Амин через зеркало наблюдает за мной. Что могу сказать , у него проблемы со зрением. Потому что он смотрит на меня как на всех вышеперечисленных. Я передумала, пусть дальше остаётся в неведении и смотрит на меня вот так.
– Тогда я выйду, чтоб вам не мешать, – бодро выскальзываю и спешу за дверь.
– Эй! Тут человек кровью истекает, – притворно возмущается Амин.
– Положу три ложки сахара в чай, и гемоглобин придёт в норму, – кричу, добегая до кухни.
Ставлю чайник и не могу отделаться от ощущения, что все это происходит не со мной. Половая привлекательность решила совершить крутой вираж и резко подскочила на диаграмме вверх. Пора бы уже.
– Есть что – нибудь холодное?
– Имбирный шейк подойдёт? – звучу бодро, игнорируя жуткую тахикардию. А вот полыхающие нездоровым румянцем щёки не скроешь.
– Да, без разницы. – Амин подходит, забирая у меня из рук бутылку. Потом происходит самая странная вещь за сегодня. Он прикладывает холодную нольпятку к тому месту, где красуется пощёчина Кобы.
– Чтоб синяка завтра не было, – поясняет.
Рука гуляет по спине. Наши бёдра соталкиваются, рождая дрожь во всём теле.
– Спасибо, – тихо и еле слышно.
– Что у тебя за духи? – приглушенно, вкрадчиво.
– Я ими не пользуюсь, – по крайней мере, сегодня перед выходом не успела. Честно говоря, и не подумала что надо, но это как обычно. Выйдешь в магазин, не приведя себя в порядок, встретишь того самого.
Дар речи в ауте. Стою и бестолково таращусь на парня своей влажной мечты.
– Кожа нежная и ты такая.., – шепчет с хрустящими нотами. По ощущениям у меня на языке плавится трескучая карамель. Я сахарная вата. Перед глазами стоит самый сладкий леденец, в лице А-МИ-НА.
– Какая? – интересуюсь снова и догадываюсь, что сейчас что-то будет.
И он целует. Я явственно ощущаю треск. На мне трещит вся скорлупа и изнутри вываливается что-то мяконькое.
Амин целует так глубоко и языком внутри всё обжигает, что не остаётся ничего другого, как повторять за ним, чтоб не спалиться.
Тело заливает жидким током. Никогда не думала, что поцелуй может вскружить голову. Собственно, это не литературный приём. Голова и правда кружится.
Губы у него напористые , но в меру.
– Ты охеренная, Солнце, – окрыляет густым признанием, перед тем как поглотить самым потрясным, что я вообще испытывала.
Расстегнув две верхних пуговицы, стаскивает мою рубашку через голову. Несёт на руках и усаживает на подоконник.
Мне бы за что-то ухватиться, но из всего лишь крепкая шея Амина. Невнятно мявкаю, а он терзает мои полураскрытые губы, перед тем как протаранить языком. Штурмует и заряжает. Целуемся бесконтрольно. Одержимо.
Это кайф! Улёт!
Глубоко. Доля секунды отдышаться и снова. Снова. Снова. Поцелуй. Передышка. Затем ещё три.
Амин проявляет некое собственничество, крепко стискивая мою талию. Французы обзавидуются и им далеко от умения Амина, языком высекать из меня искры. Это не просто поцелуй, а оральный секс.
Он меня хочет – уверенно. Или. Он меня хочет? – под вопросом. Неопытна я в таких делах, чтобы как-то определить.
Спускаю руки. Проверяю. Каменный аргумент под его трико убеждает, что хочет он меня не слабо. Я же охереная Солнце. И, как Солнце – проявляю инициативу. Трогаю его член, Амин сдавленно и грубо стонет в губы. Я так понимаю, что всё отлично и можно двигаться дальше. Касаюсь резинки на штанах, но Амин резко отстраняет мою руку.
– Солнце, стой, – бьёт горячим дыханием и пульсом у виска, прислонив моё лицо к шее. – У меня ничего с собой нет, – мой неморгающий вид оставляет желать лучшего, – Я про презики, – добавляет, после моего затянувшегося молчания.
Ах, вот ты о чём. Хреновенький из меня продуман.
– Прости, я…как-то неудачно ухватилась, – с горем пополам удается обречь сумбурные мысли в слова.
Отпускаю руку, не зная, куда себя деть от стыда. Содеянное возврату и обмену не подлежит.
– Очень удачно, – с хитрой улыбкой оповещает Амин. Возвращая мою ладонь себе на пах. И там все ох! Твердее твёрдого. Меня потряхивает от жара, опалившего пальцы, – Очевидно же, – двигает моей рукой по впечатляющему бугру.
– Очевидно, – повторяю за ним, облизывая пересохшие от волнения губы. Мне дико жарко, от его пристального изучающего взгляда. Жуть какого заинтересованного и возбуждённого, – Презики, Амин, – смелею и офигеваю от самой себя, продолжая уже самостоятельно ласкать его член через ткань.
Сердце колотится угрожая меня прикончить на месте. Амин морщится. Прикусываю язык, чтобы не ляпнуть, что круглосуточная аптека, буквально за углом.
=7=
– У нас большая проблема, – выдыхает Амин глухо, кончиком носа натираясь о мою щеку.
– Какая? – не совладав с голосом, вываливаю наружу простуженные интонации. Все мои органы чудят, как будто я болею всем и сразу. Лихорадка бьёт вдоль всего тела до самых колен.
– Не могу оторвать от тебя руки, – смеётся, пустив горячую струю выдоха мне в лицо, и от его свежего дыхания, ко всему прочему на меня обрушивается дрожь.
Я также не могу оторвать от него ни рук, ни взгляда. Забравшись под майку, очерчиваю кубики на его прессе. С ума сойти, их восемь. Прокаченные. Гладкие. Тугие. Он как прогретая солнцем скала. Думаю о его сладких французских поцелуях и…
Сама жмусь к его губам, а его рот застывает над моим.
– Филя, почему у нас дверь открыта. Чьи кроссовки тут стоят, – бойкий Светкин выкрик из коридора, как ведро ледяной воды падает мне на голову. Смысл ею сказанного обрабатываю не сразу, переживая раздражение от неслучившегося поцелуя.
Можно ли в одну секунду возненавидеть подругу, с которой неразлучны с восьми лет ? Легко.
И я, не такая уж святоша, чтобы не пожелать ей кучу мелких неприятностей. Стрелку на чулках. Платье, залитое коктейлем, желательно цвета детской неожиданности. Жвачка в её ухоженных блондинистых патлах с розовыми концами.
Значит, лютой зимой, когда я нечаянно заперлась на балконе в одних тапках. Светка целый час проторчала у соседки и не спешила осчастливить своим появлением. В итоге я два месяца провалялась с двухсторонней пневмонией.
А почему бы именно в этот вечер, не заявиться как снег на голову, и не сорвать мне свидание.
Ее громогласное – Филя!! – удар под дых. Как я раньше не замечала, что это напрочь убивает женственный магнетизм. Это как таракана прихлопнуть тапком. Бац! и я теряю: Воинственный настрой – Лии. Соблазнительный флёр – Солнца. Сексуальную раскрепощённость и охренительность. Если это не та охренительность, отвечающая за неудобство, потому что мне ужасно неловко перед Амином.
А ведь мы так и не дошли до развратных трусов. К слову сказать, именно они на мне надеты. Красный атлас, с призывным чёрным бантиком на попке, так и останется, не тронут, по вине Светки.
Зачем я их ношу, если показывать некому? А затем. Красный приносит удачу на экзамене, и в разных, сомнительного рода, ситуациях. Ситуация есть. Вот с удачей, я бы поспорила.
Амин не убирает рук, нежно покусывая кромку ушка. Я замираю и забываю, как работать ртом, для такого жизненно необходимого процесса – дыхание. Какое счастье, он только что, определил мою эрогенную зону.
– Нас прервали на самом интересном, – голос патокой вливается в уши, и я таю.
О, да . На мне столько всего интересного. Можно ещё шейку лизнуть.
Ау!
Амин читает мысли? Ого! Телепаты мне ещё не попадались. Его язык всей шероховатой поверхностью проходится по чувствительной коже. Кажется, еще одна зона обнаружена.
Лайк!
Как можно грациознее изгибаюсь и становлюсь развратной, как и мои трусы. Эдакая глина, из которой лепи что хочешь. Амин взбудоражено распускает потоки воздуха на мой висок
– Солнце, я на полчаса отлучусь. К «чаю» кое – что прикуплю в аптеке. А ты пока избавься от соседки, – какой коварный. А я близка к тому, чтоб согласиться. Тело ноет, и я вместе с ним.
Падаю лбом на плечо Амина, скрывая обуревающие эмоции. Он ждёт ответа. Ёжусь и предвкушаю очередное фиаско на любовном фронте. Я, можно сказать, только начала раскрывать чакры.
А тут..
Все чакры разом и перекрыли.
И все.
Вспоминаю, что в коридоре топчется Светка.
С минуты на минуту грядет разоблачение. Нет, чтобы окликнуть обычным дружеским – кудряшка, и то было бы презентабельней.
Филя, блин.
Гав – гав тебе и никаких «Уси – пуси» и «Что случилось Светулик». Догадываюсь, что поссорилась со своим Лексом. То есть с Орловским. У них что-то вроде свободных отношений. Он позиционирует себя как полиамор. Светке, само – собой, это не нравится, и она держит его на расстоянии. По – русски – не даёт.
Так, действуем на раз, два.
Раз – отрываем руки от широких плеч. Очень сложная задача притом, что тебя пристально изучают. Как под микроскопом. Обнимают и не выпускают, возбуждающе – прикольно пересчитывая позвонки.
Что же ты делаешь маг и чародей. Теряю все связующие нити и наслаждаюсь. Амин чертыхается и выводит из погружения. Лия, миленькая, ну, соберись.
Два – соскакиваю и второпях надеваю рубашку не той стороной. Амин не догоняет, что я за птица – дивная. Ощупывает взглядом с ног до головы. Надо бы произнести пламенную речь, но я стесняюсь. Оратор рыдает, забившись глубоко внутри. Комок растерянности обязательно сморозит глупость.
Сдуру хватаю бутылку и делаю большой глоток газировки. Пузыри попадают не в то горло. Давлюсь и роняю крышку. Наперебой с лающим кашлем, нагибаюсь, чтобы её поднять.
– Филя?!! – снова голос подруги режет пространство. Ты ещё раз пять повтори, а то он с первого не расслышал. Со слезами завинчиваю крышку.
Светка забегает на кухню – звездень звезденью. Плотные чёрные чулки выше колен. Расклёшенное серое мини в мелкую незабудку. Выше – хуже. Двойные лиловые стрелки и матовый пурпур на губах.
Лана – стреляет на поражение, вот так я бы обозвала её внешний вид. Прообраз оторвы светится, как люминесцентная лампа, во мраке моей невзрачности.
– Аааа !! Я тебя узнала, – это что такое? Разгибаюсь. На Светке немое потрясение. Смотрит на Амина щенячьим взором, что того и гляди как в колено – преклонную рухнет.
– Что А? Тебя в подъезде пыльным мешком огрели? – высказываюсь по жести. Мало того что заявилась не вовремя. Устраивает сущий дурдом. Что Амин о нас подумает.
– Это же Амин Костров, – с раболепным придыханием Светка тянется к сумочке. Достаёт сложенный пополам флаер, – Распишись.
Гром среди ясного неба. Совершенно сбитая с толку, курсирую глазами на Светку, затем на Амина.
Парень не очень – то доволен. Сводит брови и щурится, пересылая Светке, не что иное, как раздражение. У меня катастрофическая мобилизация нервных клеток. И всё в разных местах. Руки роняют бутылку. Загнанные зверьки мыслей, спешат врассыпную.
Его фамилия Костров? Амин Костров?
Это называется – приплыли не к тому берегу.
Нет. Нет. Скажите, что это не правда.
Вот я..
Знаю же, что нельзя тащить в дом, кого ни попадя. Тащу. Котят подбираю, отпаиваю молоком и отношу в приют. Они зачастую блохастые. Всё равно отмываю дегтярным мылом и передаю в добрые руки. Я хорошая девушка. Тогда за что мне наказание?
Кострова нельзя подпускать близко. Кострова нельзя трогать за член и позволять себя целовать.
Почему?
Всё потому, что Костров – сын депутата. Той самой тёти из мэрии, компрометирующие фото которой, хранит моя камера.
Он лучший в нашем городе самбист. Способен уложить любого соперника.
Любую девушку уложит за две секунды. Это я сужу по себе и по сплетням. Ни одна попав под его чары, не смогла сказать – НЕТ. Даже те, кто « не такие», побывали в его постели.
Он жуткий бабник. Не церемонится и не разменивается на долгосрочные связи. Пришёл. Увидел. Победил. Вот такой он Амин, чёрт его дери, Костров.
Совсем не добропорядочный гражданин, спасающий заблудших овечек. Он не робкого десятка, как был заявлен прежде.
Он..
Его нужно срочно выдворить из квартиры.
