Текст книги "Sex под запретом (СИ)"
Автор книги: Анель Ромазова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
= 36 =
Трек к главе – NEMIGA(Белым)
Наш ректор самый гуманный ректор в мире. Он не отчислил никого из провинившихся и не лишил стипендии, а принудил к исправительным работам. Нас всех пронесло, отделались легко и без видимых потерь.
Ирискину прёт от впечатлений не по-детски. Я подумываю прикупить беруши, чтобы в миллионный раз не слушать про её тюремные часы. Напугать Василису можно только неудом, а не пьяными дебоширами, сокамерниками. Как человеку с тяжёлой формой любовной хандры, мне трудно присоединиться к её, фонтанирующим третий день, эмоциям.
Я мокрая как загнанная мышь, неся на себе пять килограмм паролона и бифлекса. Василиса тащит все десять, как особо провинившаяся. Не принимая участие в пикете и будучи неумной, я напросилась идти в торговый центр за компанию, о чём сильно жалею. Могла же просто поднять кулак и воодушевлённо провозгласить, что я всегда морально с ней.
Теперь вот маюсь в бане, с уставшими ушами, но это всяко лучше, чем лежать в обнимку с толстовкой Кострова, просить у неё прощения, целовать капюшон, засунув внутрь телефон с его фотографией.
Блин, опять на глаза падает мутная плёнка, не рассчитав траекторию, сталкиваюсь с Ирискиной на полном ходу, как лёгкий парусник с адмиралтейским фрегатом.
Равновесие ловлю самостоятельно, потому что она не сведёт руки вместе, чтобы задержать моё неминуемое падение. Через сетку изнутри ни фига не видно, только плохо различимые силуэты.
– Я переспала с Костровым, – палю как на последнем духу, устав держать это всё себе и вариться в Амине, будто он сахарный сироп, в котором я залипла бестолковой мухой, позарившейся на сладенькое.
– Во сне, что ли? А мне Глеб часто снится, ну этот из группы три дня дождя и Ваня Дмитриенко и…, – перечисляет богатый список крашей, в котором мельком проносится Орловский и наш стеснительный аспирант Константин Давыдович.
– Вась, никогда не думала, что ты такая развратница, – пучу на неё глаза, хорошо, она не видит мою подафигевшую моську.
– Получается так, – то ли вздыхает, то ли пыхтит от отдышки в душном скафандре, – И чего Костров? Сколько у вас во сне было, тебе прям до конца всё снилось или как у меня, на самом интересном месте сон заканчивался.
– Если все вместе считать – восемь. И ,ну…не во сне, а по-настоящему, – сдаю свои измученные потроха. Василиса точно никому не расскажет, у меня на подкорке зафиксировался её грязный секрет. И у Васи охренительная грудь. Я б не отказалась на ней всплакнуть.
– Не во сне я не пробовала их представлять, кроме Орловского, конечно. Он меня задрал без спроса шастать, – уныло бубнит, но я, кажется, сейчас отключусь от жары. Дуй на себя хоть задуйся, но это как в парилке вентилятором пар разгонять.
Орловский везде успевает. Днём на парах меня донимает ухаживаниями, ночами с Ирискиной развлекается. Блудливый кобель он и в Африке кобель.
Василиса, сама того не подозревая, подкинула мне крутой лайфхак, как избавиться от страданий по Кострову – убедить себя, что он плод моей бурной эротической фантазии. Фейковый персонаж, с которым у нас в реале никогда ничего не было. Отболит и пройдёт.
Первая любовь равнозначно разочарованию. Буду писать ему грустные письма, мочить их своими слезами и складывать под подушку, а он за две недели и не вспомнит, как лишил девственности какую-то там Офелию. Имя он, возможно, запомнит, всё-таки не часто встречается, а меня нет. По выражению Лебедева, невзрачная моль, никого путного серьёзно не зацепит.
Доходим до своей базы с листовками. Силы выносить каторгу костюмом заканчиваются.
– Схожу –ка я за мороженым, – просовываю руки в дырки по бокам, чтобы выкрутиться из своего кокона.
Подышать. Проветриться. Освежиться. Прогуляться и полистать тайком ленту Амина. Я на него не смотрела целых восемнадцать минут, начинается ломка. Ладошки чешутся. Хиленький моторчик в груди тарахтит еле-еле, скоро совсем заглохнет, если не дать ему огня. Костра…
А, блин, надо срочно найти тихий угол и поныть там белугой. Когда я успела к нему так привыкнуть, чтобы потом так сильно скучать.
– Мне ванильный рожок и попить, – отзывается Вася, откашлявшись, – настраивает рупор на всю громкость и приступает к агитации.
Затылок мой припекает, якобы в него кинули раскалённые угли. Мне, конечно же, мерещится, что позади стоит некто сильно похожий на мою несбыточную мечту. Просверливает в моём черепе дыру, в надежде докопаться до истины. Когда мерещится, надо креститься.
Поворачиваюсь на пятках, с целью перекреститься и отпустить с миром, но воздух, залетев в лёгкие, там и остаётся, стиснутый паникой.
Встречаться нам нельзя, но мы встретились.
Моргнув всего разок для проверки, убеждаюсь в реальном существовании терзающего меня глазами Амина. До вопроса, что делать и как выпутываться не доходит. Бегу со всех ног, имея фору примерно в пятнадцать метров.
Запыхавшийся суслик в погоне от матёрого волчищи, неизменно проиграет, брать надо хитростью.
Мчусь мимо отделов, но попадаются чайные ларьки и тайская косметика. Где все отделы одежды с примерочными?
Я же моль, дайте мне шубу, закутаюсь в неё, пока Амину не надоест меня искать. Попотею, но это уже не так страшно, как прямой контакт глаза в глаза и вялое убеждение, что я его бросаю. Он мне не нравится и, капец, я не представляю, как и что говорить.
Не имея лучшей альтернативы, заношусь стрелой с дымящимся хвостом в зал с выставочной мебелью. Понятно, что здесь всё баснословно дорогущее и вшивым студентам не по средствам, но консультант скалится, начиная на автомате мне что-то предлагать.
Цепляюсь за слово "шкаф", только потом ищу его ошалевшими глазами. По прямой линии проскакиваю к этому невинному сооружению, прыгаю внутрь и захлопываю за собой дверцы.
– В обуви нельзя, – у бедного парня, похоже, язык от моей наглости отнялся. Крикнув это, замолкает.
В обуви нельзя, а сидеть можно.
Сдёргиваю с ног кроссовки и в узкую щёлочку выставляю наружу.
Японцы живут как-то в микро-квартирках. Я тоже поживу до закрытия торгового центра. Откидываюсь затылком в стенку. Стрессанувшие органы никак не улягутся по своим местам.
На случай, если вдруг поклею ласты то, репутация фирмы-производителя зачётно испортится. Кто захочет покупать мебель со скелетом в шкафу. Чёрный юмор, однако, но, на другой я сейчас не настроена.
– Будете продлевать нумера? – шутки у консультанта не смешные. Судьба и так поржала надо мной в голос. Он трижды стучится в моё укрытие.
Изыйди! Часы не приёмные. Я негостеприимная хозяйка и чашку чаю не предложу.
Стук возобновляется, сотрясая хлипкие стены, затем распахиваются дверцы.
– Я тебе сейчас задницу прилюдно выпорю, – рявкает Амин. И он пребывает в бешенстве.
Сжимаюсь в комок, сожалея, что не прогрызла себе путь к отступлению.
Что-то как-то меня несёт кривым зигзагом.
Подскакиваю на ноги, понимая: единственный выход его обезоружить, расслабить и сгладить конфликт – это напасть первой.
Скрещиваю ладони на колючем затылке и припадаю ртом к его сурово поджатым губам.
= 37 =
Целоваться с открытыми глазами – запрещено ассоциацией безнадёжно влюблённых.
Держу свои открытыми, чтобы избежать попадания в ловушку ощущений, но всем известное правило, придумано не из воздуха, потому что, так намного хуже. Я ныряю в тёмные омуты растёкшихся зрачков со всего разбега. Твёрдые губы Амина смягчаются. Вкусный горячий язык сталкивается с моим, робко скользнувшим и тут же спрятавшимся, получив ожог первой степени.
Истома ударяет в грудь колким броском густой томной энергии.
Пропади пропадом этот Лебедев с его угрозами. Это выше меня и сильнее воли. Обостряют момент мысли, что у нас это в последний раз и этим не надышаться.
Это как...Прокатиться с горки на частной территории, упасть в горячий источник, получать неземное удовольствие при этом бояться, что тебя спалит охрана или злющие ротвейлеры прокусят что-нибудь мягкое.
Расплываюсь на торсе Амина, словно кусок сливочного масла на прожаренном камне. Почему не на сковороде, ну сковороды нынче фиговые, гнуться, а мой титановый Костров, не качнувшись, держит себя и меня. С голодом пожирает мои губы, стиснув за попу, вытаскивает из шкафа.
Его шаманский взгляд я не выдерживаю. Он у него такой, с бурей всяких эмоций. Страстно-порочный, плюс осуждающий, плюс злой. А я чего, я девочка и кругом перед ним виновата, но целоваться хочется, и оторваться от него никак.
Увлекаюсь и упиваюсь. Всего-то, один не невинный поцелуй, а я уже в дрова. Там рядом со шкафом кровать из той же экспозиции, клади меня, а то дрожащие ноги не удержат.
– Лийка, блд, зараза такая. Ты что творишь? – расплющивает мою нижнюю губу бо́льшим пальцем, как бы насильно выставляет барьер.
К чему он это? К чему?
Осоловело моргаю, восхищаясь тем, что у Кострова всё под контролем в отличие от меня. Посетителей прибавилось, и много кто глазеет нас.
– Поговорим …ммм…в другом месте, – растягиваю покалывающий рот в обворожительной улыбке, но айсберг и не думает таять.
– Солнце, это просто, пиздец, у меня слов на тебя не хватает, не матерных, – бросает крайне рассерженно.
Была б хоть малейшая возможность раствориться по щелчку пальцев, я бы воспользовалась функцией удалиться из этого чата.
Нащупываю носочком свои кроссы. Впихиваю поочерёдно стопы, проигнорировав запавший язык, но перспектива ковылять за Амином не прельщает, поэтому делаю над собой усилие, становясь практически в позу собаки из йоги для выковыривания мешающего элемента в обуви.
– Можно вас сфоткать? – жужжит поднадоевший консультант, – он меня и спалил, здесь хоть в воду гляди, хоть к бабкам обращайся, хоть в корень зри.
Занимался бы своими прямыми обязанностями, и я осталась не пойманной.
– И подпиши: Костров и его ненормальная няша, – цедит Амин напряжённо.
– Это, да? – уточняет парнишка, сведя обе брови вместе, покручивая в пальцах телефон.
– Это, нет! – грубо режет Костров, моментально хватая выпрямившуюся меня под руку.
Лично мне, слава и огласка ни к чему. Мрачная тень Лебедева висит над моей головой, грозя ликвидацией, ладно бы только моего будущего, но там же неизвестно, кого рикошетом зацепит.
Амин ведёт меня за ручку через весь торговый центр. Я уныло подстраиваюсь по его широкие шаги, прячу удручённое лицо за его плечом. Вдыхаю жалящий мои ноздри тестостерон, но заряд мужества, теплится по самым низам.
Мы же не сказать, чтобы встречались. Он взял меня в оборот, и мы переспали. Да, я не смогу выдать правдиво, что я его не хочу. Это проверить легче лёгкого, чем Амин и воспользуется, с той же лёгкостью.
Космос, приём! Налаживаем связь. Подключаем сверх возможности к противостоянию. Оператор космической связи трещит, собственно искрит, как и мозговой. Ни одна сеть не ловит на, кажущейся по зловещему пустой, подземной парковке.
Машинально достаю из заднего кармана своих джинс телефон, чтобы не шлёпнуться на него задницей и не расколоть экран. Я за него ещё кредит не выплатила и будет обидно вносить платежи за убитый гаджет.
Амину звонят. Мне звонят. Наши телефоны начинают пиликать одновременно. Высветившийся номер не определён, а я их принципиально отклоняю. Тут ещё мама пишет, пока Костров отвлёкся на разговор, спешно прочитываю, и пальцы мигом покрываются льдом, якобы я их водой смочила и выскочила на мороз.
«Доча, у нас беда. Папу обвиняют в недостаче каких-то наркотиков. Он же отродясь копейки лишней не взял, а ему вменяют продажу. Я с ума сойду, если его посадят ни за что».
Это уму непостижимо. Папа у меня врач в ветеринарной лечебнице, они поэтому за город уехали, чтобы открыть собачий питомник. У него там же на дому, пристроен кабинет для приема. Да, папа ночей спокойно не спал, срываясь по первому зову, чаще бесплатно, чем платно.
Какая сволочь сподобилась на него проверку натравить?
Сволочь объявляется незамедлительно, накрывая лавиной немого потрясения. Как Лебедев достал мой номер, не самый тревожный аспект.
«Даю два часа на решение нашего вопроса. Мне претит марать безупречную репутацию хорошего человека, но ты, видимо, плохо меня слушала».
Амин распахивает для меня заднюю дверь. Тормознуто ныряю в салон, бездыханно уставившись в потемневший экран. Лебедев не просто человек слова, он человек дела, но сказать честно, мои извилины скрутились в бараний рог и никак не поймут, что его спровоцировало на активные действия. Мы не виделись с Амином до сегодняшнего дня.
С чего он вдруг решил, что я не прислушалась к зашифрованным угрозам?
Обтираю потные ладошки об коленки, смотря на Амина, как парализованный истукан, но губы-то шевелятся, правда, пока беззвучно. Разминаю их, готовясь без вступлений, исторгнуть из себя горькую ложь.
– Я..я..я..не хочу с тобой встречаться. Я Лекса люблю, с первого курса. Он мне признался, что тоже. Мы, как бы, теперь вместе, а ты …ты классный, но не моё, – сочиняя на ходу, заикаюсь, блокирую в себе чувства, а потому они разрывают меня изнутри.
Я представить не могла, что будет настолько больно. Смотреть на него. Говорить. Врать.
Он наверно с минуту, ощутимую словно вечность, рассекает по мне взглядом, полным неприязни. Вжимаюсь в спинку сиденья, сжав кулаки и глотая слёзы. Моё сердце превращается в перекаченный воздушный шарик и разрывается. Я даже жмурюсь, испытав что-то такое непередаваемо болезненное. Я сама дура, но робкая надежда опускает голову и умирает.
– И почему я не удивлён? – вопрос звучит сипло и риторически.
– Я..прости, что морочила, но..– пищу слабеньким голосочком невнятную ерунду. Кому нужны мои извинения.
– Я в ахуе, Солнце. Скажи, а трахаться кому-то назло – это норм? Я, просто, новенький в вашей секте долбанутых. Принцип, люблю его, но сосу кому-то левому, мне не совсем понятен, – грубо рубит, но я без обид. Амин вправе думать обо мне последние гадости.
У него желваки устрашающе играют на скулах. Ноздри раздуты. И это не портит его идеально красивого лица. Предусмотрительно двигаюсь ближе к двери. Не нравится мне поворот в нашей беседе.
– Я хотела переключиться, а тут ты подвернулся, – закусываю изнутри щеку.
– Говоришь, переключиться, – настораживает вкрадчивостью своего тона.
– Да, забыть его, там..и..что ты делаешь? – визгливо вскрикиваю, оторопевшим взглядом, прослеживая, как он сбрасывает с могучих плеч фирменную футболку с длинным рукавом.
– Пользуюсь вашим принципом. Трахну тебя, тебе назло, а потом поплачешься Лексу, как ты меня не хотела. Текла, стонала и взорвалась фиерическим оргазмом, любя его с первого курса, – походу Кострова клинит от злости.
Он меня пугает. И волнует.
Надо его отрезвить, но как?
На автомате замахиваюсь и бью Амина по лицу. Не имею на это право, но, мать его, срабатывает защитный рефлекс.
= 38 =
С залётами из крайности в крайность, у меня явно перебор, с конкретным заносом.
Залепив Амину пощёчину, недолгим и прямым путём дохожу до точки, что он незаслуженно выхватил по лицу. В шоке от само́й себя таращусь на красный отпечаток моей ладони на его щеке.
– Прости, пожалуйста, я не хотела, – искренне всхлипываю, затем вскидываюсь целовать и гладить.
– Солнце, что за хуйня с тобой творится? – не надо так делать. Не надо снижать тембр до интимного проникновенного шёпота. Держать меня за талию и расслаблять, разминая поясницу, тоже не надо.
– Ничего не творится. Я бить тебя не хотела, а про Лекса, правда. Всё Амин, ты в любом случае в шоколаде. Тебе, а не ему достался мой первый раз, – все хотят быть первыми.
В целом, не уверена, но такие, как Амин чемпионы, точно. Между первым и вторым, предпочтут , так сказать, снимать сливки. Это должно его задобрить, но…
– Ты с ним уже спала? – качнув бровями, берёт меня за подбородок, вглядываясь пристально в мои глаза, как рентген.
И не дай бог, там скачет мой внутренний паникёр, размахивая руками и вопя: Чур меня чур, попасть в горизонтальную плоскость с Орловским. Он мне не то чтобы противен, но фу…
Он не Костров и никогда им не станет. Он не так выглядит. Не так пахнет. На ощупь не такой завораживающий.
Сама того не замечая, вожу ладошками по холмам мускулов на груди Амина. Облизываюсь бессознательно, а его кожа выделяет суперпрочный клей. Да-да, момент.
Меня склеивает с Костровым моментально, стоит только соприкоснуться.
– Нет пока, но уже скоро. Может, сегодня, – или никогда!
Язык моего несговорчивого тела подводит. Вместо того чтобы активно кивать и подтверждать своё желание слиться с Орловским в экстазе. Ну, фу же. Мне представлять такое тошно и передёргивает. Так вот, моя физиономия брезгливо кривится, а несговорчивая голова активно отрицает псевдолюбовь к Лексу.
– Это самое херовое враньё из всех, что я слышал, – выгружает Амин и ухмыляется. Криво, провокационно и подначивая.
– Хочешь, верь. Хочешь, не верь, но это факт, – отлипнув от него кое-как, перекручиваюсь на сиденье к нему спиной.
Дёргаю ручку на двери, но как-то получается, что вталкиваю обе ладони в стекло и прогибаюсь в пояснице, а Амин весь-весь вдавливается в меня.
Втягивается надо мной, выжаривая до хрустящей корочки, там, где касается. Спина, лопатки, затылок обжигается его тревожным дыханием. Возбуждённым и неистовым. Переплетая наши пальцы, сводит губы мне на висок, обжигает и там. Короче, не тлеть мне в этом костре, а гореть до белой золы. Шок у меня не культурный, ибо дубовый член упорот в мои ягодицы.
Капкан бесподобный по ощущениям, но нам нельзя. Или льзя? Прощальный поцелуй. Прощальный секс, а потом разбежимся, как воспитанные люди.
Стоп знака в этом направлении я не вижу. Да и глупо надеяться, что Амин выпустит меня из салона нетрахнутой.
Назло ,ага, как же.
Назло своим попыткам отстранится, сипло выговариваю:
– Я тебя не хочу.
– А задницей по члену трёшься, как будто хочешь. И хочешь сильно, – трескуче выдыхает, прям-таки въедаясь в мою шею зубами.
– Это ..ммм..блин..я так тебя отталкиваю, – мурлычу и подставлю беззащитное горло под его напористый рот, раскачиваясь под ним. Досадую не на Амина. На себя.
Дьявольское искушение. Борись с ним. Борись!
Но голос разума потух, оплавившись об хлёсткие искры и шаровые молнии. Концентрированная бешеная страсть разливается по венам. В тесном салоне ей попросту некуда деваться. Она заперта в нас самих, вот и давит изнутри.
Пальцы Амина настойчиво пробираются под оттопыренный край моей кофты. Втягиваю живот, но это мало чем помогает. Он стягивает чашечки лифчика, оголяя вспухшие соски. Перетирая их жёсткими подушечками.
Травлю ахающую отдышку и стекло эротично потеет. Как по заказу, но не по-моему.
– Амин, нам нельзя…остановись, – чужим голосом хнычу, но парадокс в том, что на таких нотах умоляют продолжать.
– Ну, так останови, – ядовито цедит над ухом. Отклоняется, усаживая меня, попой себе на колени.
Откидываюсь на его плечо, никак себя не контролируя. Божественные руки творят свои грешные, но виртуозные манипуляции. Садистки требовательно играясь с грудью. Расстёгивая мои джинсы, и сразу же проскальзывая в трусики.
Как же это плохо, плохо, плохо!
– Да, боже…как хорошо! – не то я восклицаю вслух. Ой, не то.
Зудящий клитор подвергается мучительно – замедленному растираю. Извиваюсь, бессовестно орошая своей смазкой наглую ладонь.
– Мокрая, просто ахуеть, – Амин по-собственнически меня лапает. Никто не помнит про Лекса.
Ну вот. Подумала и вспомнила, что должна сопротивляться.
– Тебе кажется, я не…да…пф-ф, – шепчу, уже не пытаясь вырваться. Типа до этого пыталась. Гореть мне от стыда, но уже после…
Клянусь!
Сейчас, как ни прискорбно, но стыдом и не пахнет. Запах возбуждённых тел. Причём двух. Сочный дезик Амина, полностью вытесняет мой. Его вообще всего как-то слишком много. Целиком поглощает. Дурманит мои мозги, трогая там, где больше всего требуется. Не нежно, нет.
Дерзко и уверенно сминает отсыревшие складочки, выжимая меня будто мокрую насквозь тряпочку. Соски грубовато выкручивает.
Голова кружится. Амин владеет мной везде. Сердце перетряхивается. Губы бессвязно шепчут его имя и многочисленные да, да, да.
Приподнимаюсь, помогая стянуть с себя джинсы до колен. Подаюсь вперёд, вталкиваю кисти в стекло, в надежде, что оно хотя бы немного успокоит своей прохладой.
Но всё совсем не так.
На его ремне лязгает пряжка, зарядив шлёпок тяжёлым металлом по разогретой попе. Нарочно, наверно, ударил, но я взвизгиваю от неожиданности. Знать бы до конца свои потребности и пристрастия. Амина я хочу. Это очевидно, как и то, что он безумно хочет меня. Но, блин, мы ведём себя как дикие и озабоченные друг другом.
Это не нормально. Не правильно. Запретно, чёрт возьми!
Вместо того чтобы разругаться в пух и прах, собираемся заняться отвязным сексом в его комфортной тачке.
Мы им уже занимаемся, да.
Амин шелестит фольгой, а я смыкаю веки, томясь в ожидании и своих же собственных соках, пролитых между бёдер. Замираю не в страхе, а в сладком и порочном предвкушении.
Собственная беспомощность потрясает, а когда Амин без всяких вступлений насаживает на каменную эрекцию, получаю неимоверный разряд, вытянувший из меня протяжный горловой стон.
В какой-то мере жёстко.
Определённо грубо.
И ..ммм… так, как ещё не было остро. Руки его с моей талии перемещаются на ягодицы. Стискивает их, вколачивая член до самого основания. Шлепок тяжёлой мошонки по промежности, словно допинг для моих нервных окончаний. Слишком уж пошло получается по звукам.
Влагалище бьётся в истерике, будучи растерзанным жадной громадиной, не желающей сбавить темп. Трахает Амин отчаянно, часто и зло.
Восхитительное безумие чревато для меня последствиями, но я теряюсь в реальности. Зависаю в моменте и в ощущениях. Важнее того, что происходит, нет ничего.
Закусив губу, пытаюсь как-то дышать носом. Прогибаюсь в пояснице, с наслаждением встречая вторжения, а он, кажется, презирает меня, наказывая жёстким трахом за доступность.
Амин натягивает мои волосы, будто ему недостаточно, что я зажата между ним и дверью впритык. Начну раскачиваться, ударюсь лбом.
Пульсирующий узел во влагалище скручивается. Болезненно перетягивает низ живота, я хочу расслабиться, но темп для меня слишком резкий. Член расширяется во мне, сигнализируя, что Костров вскоре отстреляется.
Невыносимо. Чу́дно. Боязно, что в порыве гнева он использует меня, а потом отшвырнёт.
– Амин…я не успею, – верещу, захлёбываясь, не в силах терпеть, подступающие мощные судороги. Всклокочено дрожу под его телом, опаляясь беспрерывными волнами электричества.
– Лекс дотрахает, – рубит яростно, но толчки замедляет. Мысленно уговариваю его выдержать так подольше.
Переводит ладонь с моих ягодиц на лобок. Зажимает складки, затем шлёпает по ним, необратимо кидая в эпицентр оргазма.
– Он ..не ..ты, – стоном, конечно же, разливаюсь на весь салон, как самая громкая сигналка, которую растревожили, не сняв блокировки.
К глазам подступают слёзы. Со мной творится что-то невообразимое. Член подрагивает внутри, жаря будто раскалённый металлический прут. Я на нём сокращаюсь, чуть ли не с рыданиями.
Амин придерживая за горло, затягивает на себя, заставляя сидеть на его члене. Лижущими укусами терзая мою шею и подбородок.
Мне больно на душе. Физически я в эйфории.
– Сука ты Лийка, но ахуенная. Захочу развеяться, обязательно позвоню, – чего-чего, а таких оскорбительных интонаций я от него не ждала.
Справедливости ради, Костров прекрасно знает, что до него я по членам не прыгала. Пожалуй, я переоценила свою готовность к самопожертвованию.
Обидно очень!
Пошлячка я только с ним.
Оправдываться, само собой, лишнее. Чем хуже Амин обо мне думает, тем значительней расстояние, разделяющее нас.
