Текст книги "Москва Норд-Ост"

Автор книги: Анджей Зауха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава 7

Практически сразу после «программного» выступления Бараева Ясир спросил, вероятно по-арабски и по-турецки, есть ли в зале мусульмане. Бараев, уже по-русски, добавил: «А грузины есть?», а стоящий рядом с ним Ясир весело крикнул: «И другие иностранцы!»

Террористы неоднократно повторяли, что собираются выпустить всех граждан стран, с которым они не воюют, всех, кроме русских. Они намеривались выдавать иностранцев лично послам тех стран, гражданами которых были заложники. Хотели воспользоваться случаем и объяснить дипломатам, какую жестокую войну ведут в их республике россияне. Планировали таким образом попросить поддержки и помощи в прекращении военных действий. А выпущенные заложники должны были рассказывать, как гуманно с ними обходились захватчики. Наверняка, журналисты во всем мире рвались бы заполучить такое интервью.

Среди иностранцев оказалось много этнических русских с украинскими, казахскими или белорусскими паспортами. Чеченцам это не мешало – формально это были люди, никоим образом не связанные с российским правительством, против которого они воевали. Таких тоже планировали отпустить в первую очередь. Чтобы отделить иностранцев от россиян, террористы устроили проверку паспортов.

Документы иностранцев проверял один из главных помощников Бараева, Абу Бакар – высокий, крепкий и очень спокойный. Именно это излучаемое им спокойствие убеждало, что террорист – человек опытный, уверенный в себе и своих силах.

Абу Бакар стоял в проходе перед сценой, а каждый иностранец должен был подойти к нему и показать паспорт. Тех, кто прошел проверку документов, террористы сажали в последние ряды зрительного зала, под балкон, поэтому позже появились слухи, что чеченцы освободили мусульман и иностранцев – ведь сидящие на балконе заложники не могли видеть, что с ними сделали. На самом же деле практически все зрители-иностранцы были освобождены, как и остальные заложники, только во время штурма спецподразделений. Они полностью разделили участь остальных зрителей – из семидесяти пяти человек, усаженных в «сектор для зарубежных гостей», погибло восемь.

Среди русских, которых планировали отпустить раньше других, оказалась и Ирина Филиппова – гражданка России, удачно сыгравшая канадку.

Филиппова преподает в известной школе английского языка English First, точнее, в ее московском филиале. По-английски говорит в совершенстве. В тот вечер, несмотря на занятость, выбралась на спектакль в театр на Дубровке, в обществе своего друга Веселина Неткова, болгарина, несколько лет уже живущего в Канаде.

– Веселин тихонько спросил меня, правильно ли будет, если он признается, что он иностранец, – рассказывает Ирина Филиппова, худенькая блондинка около тридцати. – Немного поколебавшись, встал и подошел к Абу Бакару. Тот покивал головой, изучив паспорт. Веселин вернулся ко мне, в шестнадцатый ряд, сказав им, что ему надо забрать вещи. И не успела я и слова вымолвить, как он схватил меня за руку и потащил к этому чеченцу. Встал перед Абу Бакаром и говорит: «Это моя жена, канадка, она не говорит по-русски». А я думаю – Боже, во что он нас впутывает, какая-нибудь мелочь может меня выдать, даже православный крестик, который я ношу на шее. Только потом вспомнила, что крестик остался дома. Никогда я его не снимала, а тут в душе оставила. «А где ее паспорт?» – спрашивает Абу Бакар. «А паспорт в милиции, ей же нужно было зарегистрировать пребывание, это занимает несколько дней», – не задумываясь, заявляет Веселин. Тут вдруг возникли проблемы, – говорит Ирина. -Подошел еще один партизан, видимо заинтригованный долгой дискуссией, и я поняла, что они сейчас устроят целый консилиум. Спрашиваю по-английски у Веселина: «Что происходит, чего хотят эти люди?» И тогда они нас пропустили, – она триумфально улыбается. – Посадили в предпоследний ряд.

Все говорило о том, что их в ближайшие часы выпустят, но конечно не ночью. Террористы явно опасались темноты.

– Один из них так и сказал: «Будем вас выпускать на рассвете, когда станет светло, – говорит Филиппова. – Иначе российские спецслужбы вас расстреляют, а свалят на нас». И началась дискуссия, когда в Москве в конце октября рассветает. Мы решили, что в девять. Абу Бакар согласился: «Ладно, пусть будет в девять».

Несмотря на предоставлявшийся шанс освобождения, не все зрители с зарубежными паспортами решились прибегнуть к этому способу. Были и такие, которые боялись какого-то подвоха со стороны террористов.

– Не все признались, потому что не верили им, – говорит Филиппова. – Никто не знал, зачем они отбирают иностранцев. Я тоже не верила, что нас выпустят. Это же была такая смачная наживка для мировой прессы. Если бы они выпустили иностранцев, никого бы уже не интересовало, как русские разрешат проблему и как будут потом объясняться.

Но для некоторых предъявление зарубежного паспорта означало бы еще и разлуку с близкими.

– В какой-то момент я сел рядом с двумя нашими оркестрантами, – рассказывает Васильев. – Евгений Кочет – гражданин Украины, и его жена Александра – россиянка. Женщина всеми способами пыталась убедить его показать паспорт, могли бы его выпустить. Она прямо-таки гнала его на свободу. А он не хотел уходить. Эта драма разыгралась на моих глазах. Позднее, во время штурма, Женя Кочет погиб. А с другой стороны от меня, – продолжает Васильев, – сидела английская семья – муж, жена и взрослый сын. Пожилого мужчину передергивали конвульсии. Я утешал его как мог. Кажется, он был серьезно болен. И в конце концов его, как больного, освободили. Он встал и вышел, даже не оглянувшись на семью.

Террористы объявили также, что домой смогут спокойно уйти чеченцы и люди, исповедующие ислам. Тут же подали голос трое азербайджанцев – мужчина и две женщины. Мужчина заявил, что занимает высокую и очень влиятельную должность в Азербайджанских авиалиниях – является одним из директоров московского бюро фирмы и террористы должны освободить его себе во благо. Однако связи азербайджанца не произвели на чеченцев никакого впечатления, что было с их стороны ошибкой. Уже после штурма власти Баку, где проживает крупная чеченская диаспора, закрыли их информационный центр, несмотря на то, что террористы перед самым штурмом в конце концов выпустили азербайджанцев. Мы еще вернемся к этому позже.

Самым удивительным был, однако, случай Яхи Несерчаевой. Эта сорокатрехлетняя чеченка не созналась в своей национальности и разделила судьбу остальных заложников – провела пятьдесят семь часов в руках своих земляков, а потом, как все, перенесла на себе воздействие газа, чуть не поплатившись жизнью.

Когда на сцене появились террористы в масках, Несерчаева пережила настоящий шок.

– Когда они прервали действие и стали говорить по-чеченски, я поняла, что все это очень серьезно, – рассказывает Яха. – И кончится все очень плохо. Я это сразу поняла.

Экономист по образованию, Яха приехала в Москву в начале 2000 года, когда в Чечне шли тяжелые бои. Просто сбежала от войны. Нашла работу, стала продавщицей в продовольственном киоске – в Москве на лучшую работу чеченке не устроиться, кому нужны лишние проблемы. Сначала сняла, а потом при помощи семьи купила небольшую квартирку в пригороде. В октябре к ней приехала Галина Можегова, русская, давняя приятельница из Ухты, города в Республике Коми на севере России. Галя уговорила Яху и еще одну свою знакомую, Евгению, пойти на модный столичный мюзикл. Купила билеты в тринадцатый ряд.

Когда на сцене появились мужчины в масках, Галина подумала, что ОМОН разыскивает наркоманов. Подруги, однако, стали ее убеждать, что это элемент спектакля. Галина упрямо твердила, что до Второй мировой войны таких мундиров не было. Минутой позже их уже окружили мужчины и женщины, обвешанные взрывчаткой.

Когда террористы объявили, что чеченцы, мусульмане и грузины смогут спокойно выйти, Яха решила, что не бросит подруг в беде, и не призналась, что она чеченка. Впрочем, она и побоялась признаться, потому что радикальные сепаратисты считают чеченцев, живущих в России, банальными предателями.

– Боялась я. Не знала, что лучше – сказать или нет, – говорит Яха. – Могли ведь застрелить только за то, что чеченка пошла на мюзикл.

И осталась с подругами.

Силой удерживаемые в театре люди пытались понять, зачем террористы делят заложников. Но это было только началом потрясений, которые им пришлось пережить в течение тех трех дней.

Управившись с иностранцами, Бараев опять вышел в проход перед сценой.

– Пусть ко мне подойдут маленькие дети, которые есть в зале, – сказал вооруженный до зубов террорист. А его помощники начали указывать на детей, которые должны подойти. Раздались крики, матери не хотели выпускать из рук своих чад, все больше людей, напуганных, потрясенных происходящим, плакало.

– Дети, подошедшие к Мовсару, напуганные плачем десятков людей, жались к ногам террориста, – вспоминает Филиппова. – И тогда Бараев отправил одного из них обратно, заявив, что он слишком большой. «У нас в Чечне ваши русские солдаты во время зачисток забирают двенадцатилетних». Тогда впервые прозвучала фраза о детях, достаточно взрослых, чтобы остаться в зале и играть роль заложников.

В конце концов Бараев собрал вокруг себя около пятнадцати ребятишек. Всех вывели под аккомпанемент страшного плача, раздавшегося в зрительном зале. Посторонние люди заливались слезами, как будто отправляли на смерть собственных детишек. Никто ведь не знал, куда идут с ними террористы. И потом, в течение нескольких часов, эти дети для родителей как будто умерли, как будто их потеряли навсегда. Дело в том, что спецслужбы продержали детей в автобусе до полуночи, где их допрашивали агенты ФСБ. Видно, все-таки они были недостаточно маленькими, чтобы избавить их от этого. Многие родственники только под утро получили сообщение, что могут забрать внучонка или племянника. И только тогда звонили матери в театр, если у нее был с собой мобильный, и сообщали, что ребенок спасся.

– Денис, руководитель ансамбля ирландского танца, кричал одной девочке из своей группы: «Только не вздумай забирать вещи из репетиционного зала, бегом в метро и домой!» – рассказывает Филиппова. – Ему, наверное, и в голову не пришло, что ФСБ продержит ее всю ночь в автобусе. Родители, оставшиеся в зале, сходили с ума от волнения, не имея никаких известий о своих детях.

Несмотря на это, несколькими минутами позже Бараев был награжден бурными аплодисментами за то, что согласился выпустить беременную женщину. Это была тридцатилетняя Наталия Сухарева из Челябинска. Предпринимательница, занимающаяся торговлей обувью. Она тесно сотрудничала с объединением «Уралобувь», производящим ботинки. В Москве как раз проходила ярмарка обувной промышленности, и она, несмотря на восьмой месяц беременности, со своими двумя коллегами представляла в российской столице интересы уральского предприятия. В среду после работы решили пойти на мюзикл, развлечься. Когда в зал ворвались террористы, им казалось, что пули свистят над их головами. Наталии стало плохо, и ее приятельница, сорокачетырехлетняя Людмила Товмасян, упросила террористов отпустить подругу. Люда Товмасян погибла во время штурма, а для Наталии все закончилось хорошо. Выйдя на свободу, она чуть ли сразу же вернулась в Челябинск. Через месяц после теракта попала в роддом. Это был ее первый ребенок. Роды, по словам врачей, осложнял сильнейший стресс, пережитый в театре. Поэтому решено было делать кесарево сечение. Так появился на свет Александр весом 3950граммов.

– Это он меня спас, ему я обязана жизнью, – повторяла позже Наталия.

Позже террористы, уже без оваций, освободили с балкона еще одну беременную, восемнадцатилетнюю Ольгу Трейман, работницу театрального буфета.

В тот вечер, сразу же после антракта, Ольга пошла в туалет на третьем этаже рядом с балконом. Несмотря на седьмой месяц беременности, чувствовала она себя прекрасно, рожать, по словам врачей, должна была через два месяца и собиралась до конца работать.

Следом за ней в туалет вбежала театральная уборщица, пожилая женщина, которая шепотом сообщила Ольге, что в здании что-то творится – похоже, грабят! Обе просидели в туалете часа два. Слышали доносящиеся из коридора выстрелы, чьи-то голоса и шаги. В конце концов кто-то пинком ноги выломал дверь в туалет, появился мужчина в камуфляже и маске, обвешанный какими-то мешочками, с рюкзаком на руке. Так, во всяком случае, утверждает Ольга.

– Того, кто нас вывел из туалета, звали Аслан, – рассказала Ольга сразу после освобождения газете «Известия». – Когда он проходил рядом, я его остановила и спросила, долго ли они собираются нас держать. Он сказал: «А мне все равно, хоть целый год, нас отсюда и так живыми не выпустят».

А потом Ольга увидела, как в партере освободили беременную женщину. Притворилась, что ей стало плохо, и Аслан решил выпустить ее из театра. Приказал ей поднять руки вверх и не оглядываться.

Муж Ольги, Андрей Трейман, в расположенном в двухстах метрах от театра центре, где собирались родственники заложников, буквально сходил с ума. Но еще почти два часа никто так и не сказал ему, что его жена на свободе, – все это время ее допрашивали сотрудники ФСБ, которых чьи-то волнения мало трогали.

Были опасения, что пережитый Ольгой стресс может вызвать преждевременные роды, – к счастью, все закончилось благополучно – через три недели родился маленький Сергей. Правда, он был недоношенным, но абсолютно здоровым и нормальным ребенком. Даже врачи удивилась – ребенок весил 3330граммов, рост 51сантиметр. В семье Трейманов его боготворят – если бы не он, эта история могла бы закончиться для Ольги печально.

Около полуночи, через три часа после захвата театра террористами, освободился, по существу по собственной инициативе, один мужчина. Владимир Школьников, научный работник Центра демографии и экологии человека в Институте планирования народного хозяйства Российской академии наук. Поскольку он часто бывал в Германии, он предложил террористам свою помощь – у него были прекрасные связи с немецкими журналистами, и он пообещал, что устроит Бараеву интервью для немецкого телевидения. Начал звонить в Германию, потом ждал ответного звонка. Однако появились какие-то проблемы со связью, и чеченцы договорились с профессором, что выпустят его, а он уже на свободе свяжется с журналистами и договорится относительно интервью. В зале осталась его жена, Мария Школьникова, и больной сын Максим, лет пятнадцати.

Террористы покончили с разделением заложников далеко за полночь. Многие бывшие зрители все еще не могли поверить в спектакль, который разыгрывался на их глазах. Представление нереальное, как кошмарный сон. Многие все еще надеялись проснуться.

А пробуждение приближалось семимильными шагами, только, увы, оно оказалось страшнее всякого кошмара.

Глава 8

Милиция не сразу узнала о том, что случилось в театре на Дубровке. Охранники, сидевшие в своей каморке в задней части здания, с первых же минут пытались дозвониться, но телефоны были заняты, а вскоре их спугнул вооруженный чеченец, и они попросту сбежали. Только после девяти вечера некоторым зрителям удалось дозвониться, но, поскольку они звонили украдкой, опасаясь террористов, и быстро прекращали разговор, дежурные милиционеры сочли, что звонит какой-то ненормальный. В конце концов, в Москве ежедневно регистрируется несколько десятков звонков о бомбах в Кремле или здании правительства, хотя первенство тут держат школы, «заминированные» перед экзаменами и контрольными. Рекорд, несомненно, побил некий пятилетний гражданин, который не хотел идти в детский сад и сообщил о заложенной там бомбе. Трудно дивиться милиции – так же, как зрители «Норд-Оста», они не могли поверить – теракт в самом центре Москвы?! Это же невероятно! Заложники позднее признавались, что милиционеры ругали последними словами и бросали трубку. Но таких звонков становилось все больше, заложники звонили не только в милицию, они набирали также номера городских служб. А попытки передать сообщение усилились после того, как Бараев закончил свою речь. Это катилось как цунами. Телефонная сеть в окрестностях театра была так перегружена, что многие никак не могли дозвониться.

Один из первых драматических разговоров запертого в театре на Дубровке зрителя с дежурной Московской службы спасения был записан на пленку. Вероятно, это был не первый звонок, от предыдущих, видимо, просто отмахнулись, потому что звонивший сразу же предупреждает, что не шутит, что информация очень серьезная. Записанный разговор опубликовало радио «Маяк»:

– Служба спасения, оператор 300, добрый вечер.

– Добрый вечер…

– Слушаю, говорите…

– Это не розыгрыш, тут заложники в зале театра, на «Норд-Осте».

– Да…

– Метро Пролетарская, в театре.

– Назовите адрес.

– Поймите же, я не знаю адреса, это мюзикл «Норд-Ост».

– Да, да…

– Мне кажется, улица Курочкина, 6 или 7.

– Сколько заложников?

– Заложников? Полный зал.

– Какие требования?

– Что они требуют? Чтобы вывели войска из Чечни.

– Ясно, понимаю, прошу не отключаться.

– Извините, но может, придется отключиться. (Минутное молчание)

– Скажите, что сейчас происходит в зале?

– В зале? Ну, собственно, ничего, все пробуют дозвониться, но не у всех получается. А террористы расхаживают с оружием.

– Они вас не выпускают, но можете ли вы свободно передвигаться по залу?

– Ходить нельзя. Сидим. Как сидели, так и сидим. Как на спектакле. По бокам, приставные места, стоят женщины, заминированные.

– Какие?!

– Заминированные, все женщины заминированы. Посреди зала лежит бомба.

– И женщины стоят рядом?

– Да, рядом с ней и вокруг всего зала.

– Женщины стоят в проходах?

– И в проходах, и вокруг. Стоят.

– Они специально женщин вытащили?

– Нет, эти женщины с ними. Заминированные, и с оружием. По ходу – камикадзе… (плохо слышно)… это нереально, но мне кажется, что мы тут все погибнем. И это не шутка.

(Конец записи)

Наконец перед зданием театра появилась патрульная машина. Свидетели подтвердили милиционерам, что в театре были слышны выстрелы. А поскольку зрители звонили и в редакции газет и телевидения, обеспокоенные журналисты прибыли на место почти одновременно с милицией.

Только в 21. 30 в Москве была объявлена тревога для всех городских и специальных служб.

К театру стали подъезжать машины скорой помощи, пожарные машины, спецотделы милиции и агенты ФСБ. Из Подмосковья были вызваны особые отделы МВД – ОДОН (отдельная дивизия особого назначения) некогда носившая раньше гордое имя Феликса Дзержинского, и 21-я бригада спецназа войск МВД, так называемая Софринская (ее база находится в подмосковном Софрино). Их задачей было создание многоуровневого кольца оцепления вокруг Дома культуры и обеспечение порядка в районе театра. У софринцев были давние счеты с чеченцами – они не раз бывали в кавказской республике и снискали там дурную славу своей жестокостью. Именно софринская бригада еще до рассвета расставила несколько бронетранспортеров вокруг театра на улицах, где до этого уже было перекрыто движение. Все подмосковные воинские части, прежде всего воздушно-десантные, были приведены в состояние повышенной боевой готовности.

Перед театром появилось множество разного рода специальных и городских служб – ГАИ, саперы, отряды спасателей МЧС, милицейские отряды СОБР и ОМОН – именно с ОМОНом зрители так неудачно спутали террористов. Поначалу неизвестно было, кто кому должен подчиняться, с каждой минутой нарастал хаос. Даже спецслужбы не знали, что делать. Приказы отдавали все кому не лень. Кроме того, у милиции почти сразу родился замысел немедленного штурма, пока террористы не укрепились в театре. К счастью, этот план не был реализован.

Царил такой хаос, что поначалу даже оцепление было организовано кое-как. Еще пару часов после того, как спектакль был прерван террористами, журналисты и зеваки беспрепятственно проходили почти к самому зданию театра. Как окажется позже, и в четыре утра, когда в театр проникла Ольга Романова, оцепление тоже не было герметичным, а ситуация на перекрестке улиц Мельникова и Первой Дубровской была по настоящему взята под контроль только под утро.

Никто не отважился спасать запертых в театре людей. В 22 с минутами технический директор театра Андрей Ялович обратился к милиции с просьбой помочь ему вызволить коллег. Ялович, получивший, наверное, сообщение по телефону от кого-то из укрывшихся в служебных помещениях театра, знал, что в гримуборных второго и третьего этажей, в детской гримуборной и театральных мастерских прячутся актеры и технический персонал театра. Все эти помещения находятся недалеко от служебного входа, и террористы не сразу туда добрались. К этому времени укрывшиеся там сотрудники театра заперли двери на ключ, а чеченцы не проверяли помещений, в которые не могли попасть. Значит, надо было точно определить, где спрятались люди, и как можно скорее помочь им. Конечно, это было рискованно, так как никто не знал, где именно находятся террористы. Была и еще одна проблема – все окна на первом этаже были зарешечены. Без помощи Ялович сам не мог с этим справиться. Милиционеры, однако, не рвались в герои. Помогли директору только спасатели МЧС. Экипированные специальным инструментом, разрезали и отгибали решетки на окнах, помогали вытаскивать попавших в ловушку людей. Страховали актрис и Алексея Иващенко во время их головокружительного спуска с третьего этажа.

Фрагмент акции спасателей успели снять появившиеся с камерами у театра телерепортеры. Вскоре запись показывали уже все российские телеканалы.

Сообщение о теракте российские агентства передали почти точно в 22. 00. Однако первая информация была довольно обыденной и, надо признаться, даже несколько несерьезной: «…сегодня вечером в одном из домов культуры на окраине Москвы группа неопознанных лиц захватила заложников. Не исключено, что нападающие – выходцы с Кавказа. Их требования пока не известны». Жители Москвы настолько привыкли к ежедневным заказным убийствам, к частым взрывам и бандитским разборкам, что заложники в пригородном Доме культуры никого особенно не взволновали.

Только через несколько минут выпуск теле– и радионовостей был прерван и все телевизионные и радиоканалы начали вживую передавать репортажи с Дубровки. Поначалу журналисты не знали никаких подробностей. Некоторые сообщали, что заложников всего несколько десятков человек. Только в 23.00 по ОРТ выступил Александр Цекало, один из продюсеров мюзикла, и сообщил, что в тот вечер было продано семьсот одиннадцать билетов и что в зрительном зале находится также часть технического персонала театра и актерской труппы, а также, вероятно, небольшое количество людей с входными билетами и приглашениями и, может быть, кто-то прошедший без билета. Цекало сказал также, что пытался связаться со знакомыми, находящимися в зале, но по телефону ответил чеченец, который коротко бросил: «У нас война».

Именно во время первых репортажей в прямом эфире случались кошмарные журналистские ляпсусы. Корреспондент телевидения, который разговаривал с Цекало, прямо спросил его: «Что он мог бы посоветовать десантникам? Как проникнуть в театр?» И Цекало стал в подробностях рассказывать о планировке театра. Террористы в течение всех драматических событий слушали радио и внимательно следили за новостями на небольших экранах переносных телевизоров. К счастью, они, кажется, не воспользовались советами продюсера.

Однако это не российские средства массовой информации первыми передали сообщения о теракте. Уже в 21. 49 на сайте чеченских сепаратистов появилась короткая информация о нападении на театр под триумфальным заголовком «Моджахеды вошли в Москву». Дословно сообщение было следующее: «С агентством Кавказ-центр связался Мовсар Бараев. Чеченские моджахеды захватили в Москве театр с тысячей заложников. Отряд возглавляет Мовсар Бараев. С его слов, в отряде кроме чеченских моджахедов находятся сорок вдов чеченских партизан. Здание заминировано. Все участники операции обвязаны минами. Мовсар Бараев заявил, что все атаковавшие Москву – смертники. Требование одно – окончание войны и немедленный вывод российских оккупационных войск с территории Чечни. Бараев заявил также, что чеченские моджахеды пришли в Москву не выживать, а умереть. Заверил, что все находившиеся в здании театра дети отпущены. Агентство следит за развитием событий».

Террористам было важно, чтобы их акция прозвучала как можно громче на весь мир, поэтому примерно в то же время в редакцию Би-би-си на Северном Кавказе позвонил Мовлади Удугов. Тем, кто занимается Россией и Чечней, эта личность хорошо известна. Во время первой чеченской войны Удугов был министром информации партизанских властей. Обхаживал каждого журналиста, который хотел показать войну с чеченской стороны. Один из российских генералов позднее заметил, что Россия проиграла информационно-пропагандистскую войну одному человеку – Удугову, который оказался более эффективным, чем, как выразился генерал, «весь отдел пропаганды Центрального Комитета». Во время второй войны Удугов, связанный с радикальным крылом сепаратистов, практически исчез из эфира. Если во время первой войны он был всем доступен и почти ежедневно комментировал события в республике, из которой практически не выезжал, то во время второй никто его не видел. Ничего странного – в Чечне он не показывался, жил в Турции и арабских странах.

В беседе с английским корреспондентом Удугов подтвердил, что отрядом руководит Мовсар Бараев, и заявил, что театр заняли боевики из 29-й дивизии чеченских смертников. Именно этот звонок стал на следующий день для президента Владимира Путина главным доказательством того, что Москву атаковали международные террористы, входящие в мировую террористическую сеть.

Сообщения по радио и телевидению привели к тому, что у театра помимо милиции и журналистов появились толпы зевак. Были среди них люди, которые действительно хотели как-то помочь, но были и банды подвыпивших скинхедов, которые громко требовали навести порядок с черными и внимательно вглядывались в лица прохожих, ища повода для скандала. Еще ночью появились сообщения, что неизвестные хулиганы сильно избили какого-то азербайджанца, жившего неподалеку от театра, поздно возвращавшегося домой с работы. Пришли к театру и люди психически неуравновешенные, и герои, готовые добровольно отдаться в руки террористов за освобождение женщин. На один из металлических гаражей влезли двое мужчин в белых бумажных масках. В руках они держали плакат «Русские мужчины поменяются с заложницами». Почти сразу же к ним присоединились еще четверо не очень трезвых мужчин. Трудно сказать, были ли это серьезные намерения, или желание покрасоваться перед телекамерами. Тут же завязалась драка, потому что кто-то счел это кривлянием и порвал плакаты. Несколькими часами позже несколько мужчин, называвших себя ветеранами Чечни, попытались прорваться через кордон, «чтобы разобраться с черными». К счастью, безуспешно. Только утром милиция окончательно навела порядок вокруг театра.

Президент Владимир Путин был проинформирован о событиях на Дубровке задолго до 22. 00, еще до появления сообщений в средствах массовой информации. После первых телефонных переговоров в Кремль прибыли директор Федеральной службы безопасности Николай Патрушев и министр внутренних дел Борис Грызлов. Примерно в 22. 15 Патрушев встретился с журналистами в коридоре Кремля. На этой встрече он сказал: «Вместе с министром внутренних дел мы проинформировали президента о ситуации вокруг Дома культуры театрального центра на Дубровке в Москве, где вечером 23 октября во время представления мюзикла "Норд-Ост" группа вооруженных людей захватила заложников. Кроме того, хочу сообщить, что в состояние боевой готовности приведены части особого назначения ФСБ, МВД и Министерства обороны. На месте создан штаб, который возглавил один из моих заместителей. Именно он получает всю информацию, оценивает ее, и на основе этой информации будет предпринимать конкретные меры».

Можно предположить, что первая встреча в Кремле носила технический характер, там еще не принимались решения, от которых зависела жизнь заложников. Руководители ФСБ и МВД проинформировали президента о принятых ими решениях и договорились об очередной встрече через несколько часов.

Во главе упомянутого Патрушевым штаба встал не просто «один из заместителей», а первый заместитель директора ФСБ и его многолетний близкий и доверенный сотрудник, сорокадевятилетний генерал Владимир Проничев. Личность не рядовая -он много лет прослужил в погранвойсках (в советское время эти войска входили в состав КГБ), руководил окружным управлением ФСБ в Карелии, а затем пошел на повышение вместе со своим патроном: был командиром контртеррористической группы «Вымпел», затем главой департамента по борьбе с терроризмом, а после реорганизации возглавил значительно более мощное подразделение – департамент по делам охраны конституционного строя и борьбы с терроризмом. Занимался не только террористами, но и, кажется даже в большей степени, радикальной левой и правой оппозицией.

Штаб, который возглавил Проничев, моментально нашел для себя прекрасное место – Госпиталь ветеранов войны напротив Дома культуры, дословно – на противоположной стороне улицы Мельникова. На третьем этаже госпиталя со стороны улицы и театра имелся балкон, с которого как на ладони было видно захваченное здание. Находиться там, однако, было небезопасно – опасались чеченских снайперов.

Из соображений безопасности почти сразу же было принято решение об эвакуации пациентов госпиталя. Всего с улицы Мельникова в течение нескольких следующих часов было вывезено пятьсот двадцать четыре старика, которые помнили еще Вторую мировую. Один из пациентов сознался журналистам, что все это сильно напоминает Великую Отечественную войну.

Одно из первых решений штаба было весьма радикальным – в здании театра отключили воду. Это должно было помочь сломить дух террористов. Точно так же семь лет назад поступил штаб, руководивший осадой больницы в Буденновске, – очень быстро условия в переполненной людьми больнице стали невыносимыми, однако это никак не повлияло на людей Басаева, которые выстояли до конца осады.

На Дубровке последствия смелого шага спецслужб, одобренного, как можно предположить, лично Проничевым, были прямо противоположны ожидаемым – один из выпущенных террористами детей сказал, что вода там обязательно нужна, потому что террористы дают пить заложникам. Штаб тут же отдал новый приказ – немедленно включить воду! Специалисты из городских служб водоснабжения незамедлительно исполнили приказ, и старые, почти тридцать лет не ремонтированные трубы в здании, не выдержали такого эксперимента. Снова пришлось, на этот раз частично, перекрывать воду и просить у террористов согласия на допуск в театр ремонтной бригады.