Текст книги "Восстание проклятых (СИ)"

Автор книги: Андрей Журкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

Поединок отличается от обычного убийства лишь красивым ритуалом, за которым всё та же смерть.

Я ещё никогда не видел Бран таким. Замок расцвёл, словно переживший долгую зиму цветок. Приготовления к дуэли шли всю неделю, но в последние два дня Бран не засыпал даже ночью. Кухня работала на износ, и над округой разносились чарующие ароматы десятков яств для предстоящего пира. Перед воротами замка на поле была возведена арена. Вопреки моим ожиданиям она оказалась не круглой, а квадратной. Ограда высотою в пять-шесть локтей имела два входа с востока и с запада. Над северной границей ристалища возвышался помост с ложей для особых гостей.

– Здесь должен сидеть князь, – сообщил мне кастелян Драгош, грозно сверля взглядом кресло, расположенное в самом центре ложи. – Но у нас нет больше князя. Нынешний господарь – наместник, ставленник гервенцев, и вообще сомнительного происхождения. Мы его не признаём и не звали!

Драгош смачно харкнул, будто бы видел перед собой сюзерена, которого ненавидел всей душой.

– Кто же займёт это место? – спросил я.

– Да не пойми кто, – с досадой ответил кастелян, и шаркая башмаками, отправился по своим делам, просив на ходу. – Церемониймейстером назначат кого-то из благородных… Меня не изволили предупреждать!

Над южной границей ристалища тоже был установлен помост, значительно шире, но ниже. Здесь уже собиралась наименее привилегированная, но наиболее весёлая часть общества – простолюдины. Поскольку времени на подготовку боя было сравнительно не много, большого числа зрителей не ждали. Однако ранним утром с первыми солнечными лучами к замку потянулась вереница людей, желающих узреть кровавое действие.

Возле замковых ворот и моста, ныне опущенного, натянули множество тентов, под которыми можно было пройти, минуя солнечный свет к, роскошному шатру. Ткань жёлтого и зелёного цветов подрагивала на ветру. Я знал, что Влад там, внутри. Его присутствие явственно ощущалось по тяжёлой ауре, которую я теперь ощущал даже днём. По ту сторону арены уже натягивали второй шатёр, в других цветах – голубой и белый. Он казался намного больше. Неподалёку разгружались люди барона. В его шатёр несли посуду, гобелены, картины, мебель, и кажется, даже скульптуры.

«Мальчик планирует броско отпраздновать победу над другим мальчиком, и очень любит комфорт, – размышлял я. – Что ж, Алейо и в этом лучше него. Нам такое на руку».

Шло время, публика заполняла скамьи вокруг арены. Те, кому не хватило места, робко просили прохода в замок, дабы наблюдать за действом со стен, но ворота контролировали восемь мордоворотов в доспехах и при оружии. Проскочить мимо было решительно невозможно. Вскоре под восторженные крики толпы из своего шатра появился Виорел Кришан собственной персоной в сопровождении инквизитора Маттео Сакетти. Молодой барон был одет броско, под стать событию. Длинный плащ голубого цвета доходил до земли, под воронёной сталью нагрудника виднелся стёганый хубон алого цвета, на ногах раздутые пухом пуфы в голубую и зелёную клетку с щегольскими прорезями, на голове алый бархатный ток с пушистыми перьями белых цапель, вместо удобных кавалерийских сапог, барон красовался в мягких туфлях с неимоверно длинными и загнутыми в спираль носами. На его поясе покачивался меч эсток. Остановившись у восточной двери на арену, барон принялся ждать о чём-то лениво переговариваясь с инквизитором.

От шатра Влада отделился человек, разодетый не менее помпезно, чем гость. На нём был чёрный камзол с козырьками-эполетами, отложным воротником и валиками на проймах, из-под камзола торчала белоснежная блуза, кривые ноги мужчины обтягивали жёлтые кюлоты. Я едва не хохотнул, с трудом распознав кастеляна замка Бран. Дракула назначил своего верного Драгоша церемониймейстером! И верному слуге это явно шло. Он наслаждался своей миссией и следовал к арене подчёркнуто неспешно. Взобравшись на северную трибуну, Драгош занял центральное кресло и поднял вверх руку, призывая собравшихся стихнуть. Дождавшись тишины, он громогласно объявил:

– Я – церемониймейстер этой арены, кастелян замка Бран Драгош Сырку, приветствую вас в этот день, почтенная публика. Мы собрались сегодня для свершения правосудия через дуэль. Я вижу, что истец явился!

С этими словами Драгош спустился и чинно направился к восточным воротам приветствовать барона Кришана. Отворив дверь, он проводил Виорела в центр арены, однако не позволив его свите, в том числе инквизитору пройти следом.

– Представьтесь, пожалуйста, публике, – потребовал церемониймейстер скрипучим голосом.

– Я, барон Виорел Кришан из Рокабии, истец, явился конно и оружно к дверям этой арены и требую допустить меня до боя, чтобы я имел честь доказать правоту и истинность слов, сказанных на этом месте неделю тому назад.

– В чём заключаются ваши притязания? – уточнил Драгош.

– Лицо, именующее себя Владом Басарабом имело дерзость упрекнуть меня во лжи и оспорить право на эту землю. Я же заявлял, что являюсь владетелем сей земли в силу закона!

Над зрительскими трибунами поднялся взбудораженный многоголосный гомон. Церемониймейстер вновь поднял вверх руку, и дождавшись тишины продолжил:

– Что ж, лицо, оскорбившее вас, владетель земли, на которой стоит Бран сегодня здесь, пусть он явится сейчас!

У западных ворот возникла фигура в чёрном плаще. У него не было оголено ни пяди кожи. На голове надета широкополая шляпа с вороньими перьями, тело сокрыто под таким же чёрным, непроницаемым и запахнутом на все застёжке камзоле. На ногах кожаные кавалерийские сапоги со шпорами. Лицо бледно, взгляд хладнокровный.

– Всё так, как было оглашено, уважаемый церемониймейстер… Я назвал лжецом барона Кришана из Рокабии и повторяю сказанное вновь, здесь и сейчас.

Молодой барон открыл было рот, но не успел начать говорить.

– Кроме того, Виорел Кришан из Рокабии был уведомлен, что бой пройдёт без доспехов и на деревянном оружии. Я выбрал так по праву вызванной стороны! Прошу засвидетельствовать всех, истец явился в стальном нагруднике и при кончаре!

– Сейчас лишь официальная часть! – процедил сквозь зубы барон. – Я избавлюсь от доспеха и оружия, а потом спущу шкуру с вашего защитника! – заносчиво добавил Виорел, и был услышан.

Толпа моментально отреагировала на накаляющуюся обстановку, восторженными возгласами. Церемониймейстер в третий раз поднял руку, призывая к тишине.

– Пусть явится ваш защитник, господин Басараб.

– Я здесь! – раздался совсем юный голос от западных ворот на арену.

Алейо решительно шагнул на деревянный настил, двигаясь гордо и статно, словно и сам был рангом не ниже барона истца. Между тем, парень был одет совсем просто. Светлая блуза с пышными закатанными рукавами, фехтовальные бриджи и длинные носки до колена, на ногах мягкие сандалии. Февраль был тёплым, почти нигде не лежал снег, но я заметил, как Алейо дрожит, однако мне сразу пришло в голову, что это не от холода.

«Нервы, – заключил я. – Ничего. Когда всё начнётся, это пройдёт».

– Я, Алейо Перес из Согосбура, явился, чтобы держать ответ за слова и честь Влада Басараба.

– Свидетельствую, что узнаю стоящих подле меня людей, – прокричал Драгош, поочерёдно указывая на стоящих по обе стороны от него дуэлянтов. – Пора за дело!

Кастелян хлопнул в ладоши трижды и по обе стороны арены из ворот вышли закованные в броню воины. Я безошибочно распознал среди них людей Влада. Кого-то из них я видел, кто-то попросту слишком подходил к этому месту: мрачный вид, старые, почти что архаичные доспехи. Половину составляли рыцари, приведённые бароном Кришаном. Их оснащённость была куда как лучше, хоть и достаточно лёгкой: открытые шлемы бульгиньоты с длинными козырьками, выпуклые, начищенные до блеска кирасы и тупоносые сабатоны. Единственным оружием и тех, и других были копья без наконечников. Следом за процессией из восточных ворот вышел церковник в жёлтом хитоне. Я тотчас обратил на это внимание, инквизитора поблизости не было. Приглядевшись, я отыскал его взглядом на северной ложе.

К каждому дуэлянту прошествовали воины, приведённые его оппонентом. Барон и Алейо в их сопровождении отправились в свои шатры, готовиться к бою. Над трибунами вновь поднялся гомон, но церемониймейстер в четвёртый раз поднял руку, призывая к тишине и объявил:

– Я, кастелян замка Бран, Драгош Сырку, торжественно объявляю и прошу святого отца Тэрона Ламанского…

Священник в жёлтом хитоне коротко кинул Драгошу.

– Засвидетельствовать! Объявляется начало дуэли! Мы церемониймейстер и отец Тэрон, именем земли нашей многострадальной Халивии и всех её достойных сыновей, дочерей взываем к каждому, благороден он, али беден, молод, али стар, не ступать на арену до завершения боя! Кроме того, с этого момента всем, кто находится на арене и за её пределами! Всем кроме святого отца и церемониймейстера запрещено разговаривать! Сигнал секундантам в случае обнаружения нарушений боя даю только я! Так же, запрещено выкрикивать слова мольбы, ругательства, советы, любые иные звуки, не подавать знаков и сигналов, не являть секретного выражения лица, и прочее, и прочее, ничем иным, не способствуя ни одному из поединщиков. Кто явит себя непристойно и нарушит данное правило, будет подвергнут наказанию в виде пятидесяти плетей и конфискации имущества!

Наступила гробовая тишина. Минуты потянулись, словно часы. Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Наконец, полог шатра Дракулы отодвинулся в сторону, и вышел Алейо. Его голова была выбрита наголо, а одет он был в костюм из кожи, столь плотно прилегающей к нему, что сначала мне почудилось, что он нагой. Из восточных ворот вышел барон Кришан в точно таком же облачении и виде. Дуэлянты сошлись в центре арены. Было так тихо, что слышались их шаги, хотя оба не имели обуви, лишь мягкие кожаные чулки.

– Виорел Кришан, положи руку на слово Его! – провозгласил церковник, протягивая барону увесистый том писания о чудесах, явленных Лотом. – Клянёшься ли ты, что выходишь на бой с чистым сердцем, не будучи подчинённым ненавистью, не тая злого умысла, а лишь ради защиты чести?

– Клянусь!

– Клянёшься ли ты, Виорел Кришан, что будешь драться оговоренным снаряжением – деревянной булавой и бездоспешно?

– Клянусь!

– Клянёшься ли ты, Виорел Кришан, что не захватишь в бою иного оружия, что не имеешь при себе травы ведьмовской, алхимического камня, зелья, никаких чар или иного колдовства, и лишь силой рассчитываешь взять верх?

– Клянусь!

– Тогда поцелуй слово Его и ступай готовиться к бою. Да прибудет с тобой спокойствие Лота.

Закончив с бароном, священник обратился к Алейо с теми же вопросами. Я увидел, как из шатров ещё что-то несут. Сначала появились двое мужчин, они несли в руках по стулу. Стулья установили в углах арены. Алейо и Виорела проводили туда и усадили. Каждому вручили по куску сала. Дуэлянты тотчас принялись натираться, в то время как воины, выстроились за их спинами, прижавшись к краю арены. Когда оба покончили с салом, из шатра снова явились слуги. На это раз они вынесли два ведра с золой. Дуэлянты натёрли ею ладони, чтобы не выскальзывало оружие. Наконец, слуги забрали вёдра и вернулись в третий раз, вложив в рот каждому из бойцов по куску сахара.

– Чтобы не так пить хотелось, – шепнул, возникший рядом со мной Маркус.

– Я думал, ты не сведущ в дуэлях, – с усмешкой заметил я.

– У каждого за пазухой найдётся то, что без нужды не являют на свет, – в тон мне ответил рыцарь.

Мы стояли на стене, наблюдая за тем, как совсем крошечный, словно сделанный из одних костей и кожи Алейо, готовился к смертельному бою. Мне не было его жаль, парень сам выбрал такую судьбу. Я отчётливо понимал, что Алейо не дурак, он специально рискнул, готовый одним днём покрыть себя славой и снискать благосклонность рыцаря, быть может, даже посвящение в орден.

– Внесите оружие! – прокричал кастелян Драгош.

Из шатра Дракулы вновь вышли слуги, передав церемониймейстеру две совершенно одинаковые деревянные булавы, больше похожие на обычные дубины разбойников, чем на оружие, которым вершится благородная дуэль.

– Подойдите! – рявкнул Драгош.

Бойцы подошли. Барон, невзирая на то, что в кожаном наряде и без волос не выглядел столь помпезно, как раньше, держался нагло и агрессивно. Он едва ли не вырвал у церемониймейстера оружие, придирчиво его оглядев. Алейо же спокойно принял протянутую булаву и застыл, словно статуя.

– Сожмите правые руки друг друга, – трескучим голосом проговорил Драгош. – Это ваша последняя надежда на примирение!

Барон рывком высвободил руку, и развернувшись спиной, зашагал в свой угол арены. Алейо лишь пожал плечами, и поклонившись кастеляну, отправился в свой. Церемониймейстер прошествовал на северную трибуну и занял центральное место. Его лицо было бледным, словно гипсовая маска.

– Довольно слов! – гаркнул Драгош. – Бейтесь!

Барон Кришан тотчас ринулся вперёд, занимая центр арены. Алейо двинулся к центру по спирали, шагая пружинисто и легко. Он двигался, сместив центр тяжести вперёд, то и дело покачиваясь из стороны в сторону, готовый отпрыгнуть. Булаву Алейо держал опущенной, отведя навершие за спину, ладонью вперёд в положение хвост. Виорел оказавшись в середине ристалища на миг замер, анализируя манеру движения соперника, как вдруг ринулся в атаку. Он был намного крупнее, и когда побежал на юного пажа Маркуса, у меня внутри всё сжалось. Не добежав трёх аршинов до Алейо, Виорел замедлился, а затем… взвившись в воздух, атаковал в прыжке! Удар был столь стремителен, что согосбурский искатель приключений на свою голову едва не расстался с оной. Он отпрыгнул влево, уходя с траектории движения булавы и ударил сам. Попадание пришлось в правое предплечье барона, но тот казалось этого не заметил. Развернувшись лицом к Алейо, Виорел двинулся к нему короткими приставными шагами, поигрывая оружием, рисуя в воздухе восьмёрки. Паж Маркуса пятился, отвечая встречными финтами, пытаясь раздёргать противника. Он то замирал, то делал шаг короче или длиннее, чтобы запутать барона, заставить ошибиться с расстоянием для атаки.

Я видел глаза Виорела, хоть и было далеко. Он пребывал в ярости от того, что мальчишка играет с ним. Будь они не на арене, барон клял бы по чём свет противника, обзывал и оскорблял ему семью, провоцируя. Но запрет на разговоры касался и участников боя. А потому барон, багровея от злобы, наступал молча.

– Он повредил ему руку, – прошептал Маркус.

– Да, вижу, завтра будет отличный синяк… если он выживет.

– Молодец, парень!

– Не радуйся раньше времени. Этот бык всё ещё полон сил и не чувствует боли в руке!

Словно подтверждая мои слова, барон снова бросился в атаку. Подскочив ближе, он замахнулся, целя в грудь Алейо, но в последний момент задержал удар, попытавшись перехватить вскинутую навстречу булаву свободной рукой. Паж снова оказался быстрее. Защита перетекла в контратаку, и он ударил барона навершием по пальцам. Атака была без сомнений болезненной, но малоэффективной, поскольку начиналась без должного замаха. Виорел лишь потряс кистью и вновь атаковал. Размашистыми ударами он гнал Алейо в угол, не давая опомниться, пользуясь тем, что имел большую длину рук. Понимая, что вот-вот окажется в западне, паж подобрался и прыгнул навстречу. Он выбросил вперёд руку, метя в лицо соперника, барон играючи отбил удар… вернее думал, что обтил, но булава отчего-то нашла лишь воздух. В следующий миг он взвыл от боли. Обманное движение, финт! И удар в продолжении фехтовальной фразы, проведённый пажом, нашёл цель. Совершив показ в лицо, Алейо оказался совсем близко и ударил противника в колено.

Барон Кришан ревел от боли раненным туром, но сжав зубы подавил собственную ярость и страдания. Припадая на одну ногу, он попытался догнать мальчишку, но повалился на бок, вновь вскрикнув. Я понял, что настала кульминация, внезапная и страшная. Сейчас решится всё! Алейо тоже это понял. Он бросился к поверженному противнику, подпрыгнул над ударом булавы в горизонт, который скорее уже был истерикой, чем осмысленным действием… и обрушил серию ударов на барона. Первый же попал в голову, затем плечо, снова в голову… Виорел упал на спину, выронив оружие и закрываясь руками. Алейо бил как заведённый… Плечо, локоть! Снова колено! Снова по рукам… Барон взревел от боли и ужаса не своим голосом, но новый точный удар пришелся прямо в раскрытый рот, ломая челюсти и выбивая зубы. Противник потерял сознание. Алейо замахнулся и двумя ударами размозжил Кришану череп. Тишина, стоящая над ареной, нарушалась только тяжёлым дыханием мальчишки, который сегодня окончательно стал мужчиной.

– Победа за Алейо Пересем из Согосбура! – взревел кастелян Брана, ничуть не заботясь о том, чтобы хотя бы казаться беспристрастным.

Толпа взорвалась восторженным рёвом. Я тотчас отметил, что несколько человек из благородной северной ложи покинули места, убираясь восвояси. Секунданты барона Кришана, сложив так и не пригодившиеся копья на землю, уложили тело убитого поверх плаща на них.

– Не так быстро! – громыхнул знакомый мне голос.

Дракула стоял в восточных воротах, преграждая путь траурной процессии.

– Церемониймейстер, зачитайте приговор побеждённому, и вы святой отец… извольте соблюсти протокол!

Я вдруг понял, что невзирая на безоговорочную верность господину, Драгош отчего-то не хотел этого делать. Он явно сомневался, но не смел перечить Дракула. Глянув на отца Тэрона Ламанского, кастелян что-то ему сказал. Церковник внимательно выслушал того и кивнул.

– Почтенная публика, вы засвидетельствовали сию дуэль. Честь Влада Басараба остаётся при нём. Барон Виорел Кришан признан лжецом, нарушившим слова пред ликом Лот! Как владетель земли, Влад Басараб по своему усмотрению и праву может распорядиться телом убитого. Пусть скажет, какого его решение.

Дракула деланно почесал подбородок.

– Мой обычай знает каждый. Запятнавшего своё имя изменой или лжесвидетельством ждёт кол.

По зрителям прошла волна, будто бы они враз из весёлой толпы превратились в перепуганных пташек.

– Опустить тело! – прокричал Дракула.

Рыцари барона помедлили, но, наконец, покорно вернули тело на землю.

– Угол арены побеждённого сломать! В центре арены установить кол и усадить барона Кришана, – прокричал Влад. – Лицом к моим воротам! Пусть он слышит и видит, какой пир мы закатим в честь победы Алейо над ним!

Я поглядел на пажа Маркуса. Алейо всё ещё стоявший на настиле, выглядел потерянным и уставшим. Он глупо озирался по сторонам, не зная, куда себя деть.

– Иди к нему, – шепнул я, толкнув локтём Маркуса. – Надеюсь, сегодня ты посвятишь его в рыцари.

Глава 22

Правильный выбор – не тот, что одобряет твой отец или друг, а тот, что заставляет совесть заткнуться.

В тот вечер я не узнал тронный зал замка Бран. Пол застелили мягкими коврами, на которые хотелось любоваться, словно на картины, на окнах подлатали ставни, чтобы не скрипели от ветра, и для красоты завесили однотонными занавесками жёлтого и зелёного цвета, чередуя, как на шатре победителя. По углам зала курились многочисленные благовония, сплетающие запахи лаванды, мускатного ореха и шафрана. Во внутреннем кольце колоннады выставили столы в форме буквы «П», где во главе верхней планки сидел сам Влад Дракула. Вдоль столов стояли свежевыструганные скамьи, укрытые цветастыми и благоухающими после стирки полавочниками.

К моему вящему удивлению, прибыло очень много гостей. Сложно сказать, на что рассчитывали явившиеся благородные леди и судари. Вряд ли кто-то на много вёрст, куда не глянь, заблуждался относительно того, к кому в гости пришёл. Они знали. Это читалась в глазах, в движениях. В их душах. Я глядел на зал отстранённо, в то же время стараясь созерцать его весь сразу, с интересом наблюдая за развитием событий. Барон Виорел Кришан был убит, над телом надругались, водрузив на кол. Но присутствующие восторженно пировали, то и дело выкрикивая тосты, когда Влад того требовал. И он требовал, снова и снова, обводя весёлым взглядом гомонящую толпу, поднимал, случайного, казалось бы, человека и тот как по нотам разыгранного спектакля выдавал экспромт, достойный иной баллады о славных мужах. Подумав, я рассудил, что моя догадка, относительно заблаговременной подготовки, верна. Никто не знал, чем кончится бой. Не мог знать. Но если бы одержал верх Кришан, вряд ли бы кто-то сегодня пировал. Страшно даже подумать, что мог бы учинить Дракула, попытайся молодой барон, пусть даже при поддержке инквизитора Карающей длани, переступить врата Брана против воли вампира. В лучшем случае, началась бы многодневная, а скорее многомесячная осада, исход которой был бы не ясен для обеих сторон. В худшем… Впрочем, это и так было понятно. А потому приехавшие поразвлечься дворяне и бояре готовились заранее к наилучшему исходу – победе заступника Влада. Их искромётные шутки заранее придумали шуты, а отрепетированные и словоблудливые здравницы сочинены поэтами. Не то, чтобы меня это удивляло. Так было всегда и везде. Но теперь, когда я отличался от всех присутствующих, будучи существом совершенно иного порядка, фальшь, пусть даже спровоцированная этикетом, вызывала во мне отторжение. Алейо сидел по правую руку от Влада, как почётный гость. Впрочем, Дракула очень скоро прояснил это объявив:

– С этого дня рыцарь Перес – друг Халивии и мой побратим. На землях от Терпеша до Датфуна он в своём праве беспрепятственно передвигаться денно и нощно, а коль того потребует нужда или случай, он в может у всякого моего вассала получить свежую лошадь, кров и пропитание.

Публика встретила это заявление восторженным гомоном и аплодисментами, хотя, я был уверен, каждый сидевший в зале сознавал цену словам Дракулы. Он мог сколь угодно куражиться, играя в законного, пусть и не всеми признаваемого господаря Халивии, но времена, когда это было истинно так, безвозвратно ушли. Гости кивали и хлопали из вежливости и страха. Пускай, сюда и явились лишь самые отчаянные и бесстрашные, тоскующие по старым временам, всё происходящее напоминало бал-маскарад. Собравшаяся публика по негласному правилу хвалила друг друга, танцевала и играла отрепетированные роли. Назавтра же, все разъедутся и забудут, что происходило, возвращаясь к мрачному и унылому бытию, в котором нет ни гордости, ни чести, ни князя.

«Что ж, рыцарь Алейо Перес, – размышлял я. – Так сказал Влад. Маркус всё-таки произвёл парня в рыцари и, возможно, посвятил в тайны ордена».

Не знаю, оказал ли я на это влияние. Мне думалось, что скорее нет. В последнее время наше общение с паладином сводилось к тому, что мы либо конфликтовали, либо откровенно лгали друг другу в лицо. Нам так и не удалось притереться, и оба это понимали. Однако, какие бы планы он на меня не строил, Маркус совершенно точно от них не отказался, оставаясь поблизости и выжидая. Я так же отметил, что он не соизволил пригласить меня на церемонию посвящения Алейо в рыцари. Не счёл нужным.

Слева от Влада восседал рыцарь Маркус. Дракула настаивал, чтобы посадить меня рядом с ним следующим, но я отвечал решительным отказом. Мне не хотелось, чтобы на меня смотрели, приглядывались, запоминали. Я бы вообще пропустил мероприятие, если бы не долг перед хозяином Брана, как ученика перед учителем. Потому, я примостился примерно посередине зала, среди разношёрстной компании его скудного воинства. Они выгодно отличались от прочих тем, что явно не были благородными, а потому вели себя по-простому – жрали от пуза, заливая съеденное кувшинами вин и медов, которые только и успевали приносить слуги. Сидящему слева от меня рыжеволосому мужчине лет сорока, очень импонировало моё соседство. Всё дело было в сервировке стола. Еду подавали на широких блюдах, уже нарезанную мелкими кусками, что само по себе отменяло необходимость в ножах и вилках. Невзирая на то, что в зале собрались одни лишь соратники, Влад желал избежать поножовщины в ходе пьяных свар, кои действительно иногда случались. Каждое поданное блюдо делилось между двумя соседями, таким образом скрепляя их общей трапезой. Я почти не ел, а вино лишь пригублял, а потому мой рыжий сосед уминал угощения за двоих.

После объявления о том, что Алейо отныне добрый друг Брана и побратим Влада, Дракула подозвал слуг с громадным, локтей в пять длинной караваем. Он сам нарезал щедрые куски, и обмакивая в соль, отправлял гостям по обе стороны от себя. Стол буквально ломился от еды. Я лишь успевал замечать смену блюд: говяжья солонина, маринованные грибы горькушки, завёрнутая в виноградные листья салма, свиные и бараньи колбаски мичи, овечий и козий сыр. Один из гостей, седовласый и тучный мужчина, с горделивой осанкой, медленно поднялся из-за стола, глядя на Влада, ожидая, когда тот позволит взять слово. Дракула тотчас отреагировал.

– Хе-хей, люд честной! Глотайте, кто откусил, не кусайте, кто лишь взял! Я вижу мой гость желает молвить слово! Корнел Бузой! Мы бились вместе под Джурджу!

– Верно так, Влад… – довольно проговорил толстяк.

– Сколько лет прошло?

– Тридцать пять, – ответил Корнел, и лицо его немного просияло. – А всё как вчера.

– Всё так, мой друг. Всё так. Но, прости, я тебя перебил!

– Государь, вам известно, я не умею красиво говорить… – начал Корнел и в зале стало тихо.

«Он внезапно назвал Влада «государь» в середине разговора. Один из тех, кто не принял наместника, притом открыто».

– Просто хотелось бы пожелать вам и нашей земле новых времён и настоящей короны. Встарь всякое бывало, но срази меня меч, если я перестал гордиться тем, что родился в Халивии. А чтобы никто не расплакался от старческого нудяжа, пускай мой луэта́р споёт для нас.

Публика ответила дружными аплодисментами, к которым присоединился и сам Влад. Между столами степенно вышагивая, без спешки и суеты прошествовал совсем ещё молодой мужчина. У него была бледная кожа и мягкие, я бы даже сказал женственные черты лица, тонкие руки и пальцы, блестящие белокурые локоны, спадавшие на плечи. Следом за луэтаром двое мужиков тащили громоздкий струнный музыкальный инструмент, отдалённо напоминающий гусли – цимбалы. Певцу передали табурет. Поклонившись, на три стороны, сперва хозяину замка, затем направо и налево, он сел, лицом к Владу. Едва пальцы луэтара коснулись струн, все разговоры смолкли. Высокий голос взлетел, отражаясь от стен, проникая в самые тёмные закоулки замка, казалось, пронзая насквозь не только сердца, но и стены. Улучив момент, я выскользнул из-за стола. По правде сказать, мне быстро наскучило празднество. Я не испытывал тяги к еде и вину, избегал разговоров, а потому был лишним на этом празднике. День клонился к закату. Я уже чувствовал подступающую тьму. Ждал её ласковых объятий и безграничной свободы, что сулила она. Незаметно покинув тронный зал, я отправился на уже полюбившееся место – замковые стены.

Сумерки сгущались над миром с каждой минутой приближая ночь. Небо затягивали тёмные тучи, и очертания падающего за горизонт светила просвечивали как масляная лампа через портьеру. Ноздри щекотал внезапно грянувший мороз, словно зима наконец-то решила отыграться за предыдущие месяцы пощады, уже на исходе своей силы. Редкие дозорные, прячущиеся в башнях на стенах, грели руки у жаровен, кляня провидение и начальство за то, что в вечер, когда всем дозволено пировать, они прозябают на посту. Я бесцельно бродил, всматриваясь в дымку над лесом, иногда останавливаясь и подолгу созерцая пустоту беззвёздного неба. Вдруг послышались чьи-то шаги. Обернувшись, я увидел, что ко мне идёт Алейо. Поравнявшись со мной, он встал рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Что ж тебя стоит поздравить дважды, – проговорил я, повернувшись к нему. – Ты храбро и ловко сражался, и победил серьёзного противника, чем лишил нас ряда проблем… По крайней мере на какое-то время. А теперь ты – рыцарь. Я искренне за тебя рад, Алейо.

– Спасибо, капитан Яровицын… – неловко пробормотал юноша.

– Я очень давно не он, – ответил я, грустно улыбнувшись. – И даже не Алексей. Мне в пору выбрать новое имя. Порой мне кажется, что прежнего я более не достоин.

– Вы самый достойный человек, из тех, кого я знаю! – с горячностью возразил Алейо.

«А как же рыцарь Маркус Авалос?» – подумал я, но не стал смущать парня.

– Спасибо тебе на добром слове, но, к сожалению, слов, пусть и благородного человека, да к тому же рыцаря, недостаточно, чтобы изменить то, что изменить нельзя.

Мы замолчали.

– Я пришёл поблагодарить вас, Алексей, – снова заговорил Алейо. – Я жив благодаря вам. Оказавшись там на арене, у меня вылетело из головы всё чему меня учили все эти годы… Но отчего-то пришли на ум именно ваши слова… Про тактику, движение… И моральную подготовку к тому, как это закончится.

– Ты сделал всё сам. Я только направил твою мысль.

– И ещё, я благодарен вам за то, что вы сказали господину Маркусу… Я знаю, это вы посоветовали ему произвести меня в рыцари.

– Он сам так сказал? – изумился я.

– Да.

– Маркус никогда бы не прислушался к моему совету, – ответил я, вновь улыбнувшись. – Он принял это решение сам, основываясь на том, что доверяет тебе и видит, как ты вырос. Я лишь высказал своё мнение.

– И всё-таки, это были вы. Я никогда не забуду то, что вы сделали для меня, капитан Алесей Яровицын. И хоть вы и говорите, что позабыли своё имя, я буду помнить его всегда. Теперь я рыцарь, и клянусь честью, покуда буду жив, искуплю долг перед вами, ко ли вы найдёте, чём скромный уроженец Согосбура может оказаться полезен.

Я отнял взгляд от созерцания горизонта и посмотрел на Алейо.

«Глаза аж светятся, полны гордости. Он добр, молод, наивен и чист. У него впереди вся жизнь…».

– Алейо, раз уж мы говорим на чистоту, и ты такого высокого мнения обо мне, запомни ещё один совет.

– Всё, что скажете! – тотчас проговорил юноша.

– Честь и доблесть – только слова. Они не укроют тебя от ненастья холодным осенним вечером. Долг и служение – не более, чем работа, покуда ты молод, полон сил и здоров. Верная шпага никогда и никому ещё не согревала постель. Я не говорю, что это всё не важно. Но тебе следует знать, что всё перечисленное с тобой не навсегда. Эпоха рыцарства уходит, мой друг. Глядишь, на твой век ещё хватит приключений и тайн… Но прошу, запомни мой самый главный совет: не делай целью своей жизни служение чужим планам. Однажды ты встретишь женщину, Алейо, которая сможет дать тебе самое великое счастье на земле… Разгляди же его вовремя. Не будь глупцом! Отбрось прочь всё остальное. Останься с ней. Свяжи ваши судьбы и будь счастлив. Такое счастье, приходило в мою жизнь целых два раза… До и после… И оба раза я его упустил. Одна часть меня, та что давно мертва, любила и была любима, была мужем и отцом, в землях, на которые мне нет ходу… Я никогда не посмею принести смерть в своём лице на родину и к семейному очагу. Другая же часть, та, что пробудилась под чёрным небом Амбраморкса встретила земную любовь в Крампоре. Я был храбр, решителен, действовал хитро и жёстко… И теперь её нет – убита! Моими собственными руками! Именно из-за меня, её душу терзали и мучали, вырвав из тела. За мои грехи и во имя мести ко мне, её сделали такой же как я – проклятой. Не повторяй моих ошибок.