355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Попов » Солнечное затмение 2 (СИ) » Текст книги (страница 7)
Солнечное затмение 2 (СИ)
  • Текст добавлен: 2 февраля 2022, 21:30

Текст книги "Солнечное затмение 2 (СИ)"


Автор книги: Андрей Попов


   

Роман


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

   – Все! Поднимаемся и уходим! Князь, вас это тоже касается!


   Мельник и не шелохнулся, он продолжал сидеть на месте в какой-то полудреме и чуть заметно улыбался. В глазах стояла мутная пелена. На столе перед ним пустая алюминиевая тарелка и осушенная кружка обыкновенного кваса. Лейтенант пожал плечами.


   – Он что, выпил огневицы? – и громко крикнул: – Князь!


   Мельник откинулся на бревенчатую стенку, лениво посмотрел на своих попутчиков, потом сладострастно закатил зрачки, словно испытывая тихий экстаз, и медленно произнес:


   – Чего вы так кричите? Вы даже не представляете, как мне хорошо! Как приятно! Душа и тело отдыхают! Сядьте... расслабьтесь...


   Лейтенант глянул на Лаудвига, уловив в его глазах тот же отблеск тревоги, что испытал сам. Хозяин таверны уже не просил, умолял:


   – Господа франзарцы, я не возьму с вас никаких денег. Только уходите и заберите с собой ведьму!


   Поведение князя становилось все более странным. Он вдруг начал хохотать, блаженно опрокидывал голову и вздыхал, будто совокуплялся с невидимой партнершей. Его огромные руки распластались по бревнам, а пальцы начали царапать кору. Все остальные с нарастающим страхом наблюдали за ним, не отводя глаз. Вдруг он громко произнес:


   – Братья! Убейте меня! – и сказал это с таким торжеством в голосе, словно просил отправить его не в гроб, а на царский трон. Потом еще пуще засмеялся.


   Среди перезвона его могучего голоса послышался звон битого хрусталя. Толстушка выронила из рук хрустальную вазу и она превратилась в множество стеклянных брызг. Потом упала на колени и истерически воскликнула:


   – Предвечная Темнота!! Это параксидная чума!


   Хозяин схватил ее за руку, и обоих вынесло с таверны как ураганом. Остальные посетители, поопрокинув столы и скамейки, исчезли следом. Они долго и безостановочно бежали по мрачным улицам, крича во все концы:


   – В наш город пришла чума! Пророчества бога начали сбываться! Чума! Чума!


   Пока князь, купаясь в волнах нестерпимого блаженства, говорил как прекрасна жизнь и какое это сумасшествие – вкусить настоящего счастья! Пока его тело извивалось по бревнам, а изо рта шла пена, лейтенант хмуро посмотрел на Лаудвига.


   – Сомнений нет. Это правда.


   – Убейте! Убейте меня, что вы стоите?! – и тут же сам достал свой меч и поднес его к горлу. На какой-то момент сознание его слегка прояснилось, взор обрел трезвость, он глянул на принца и, извергая слова подобные шипению змеи, произнес: – Поклянитесь! Поклянитесь мне, что довезете ее до царя!


   Ему никто не ответил, так как разговаривать с носителями вируса тождественно смерти. Ольга, спотыкаясь, кинулась к нему:


   – Князь!!


   Лейтенант вовремя схватил ее за шиворот и отбросил в сторону. В этот же момент Мельник, держа меч обеими руками за лезвие, провел им себе по горлу. Кровь хлынула прямо на стол, по белой скатерти поползли расширяющиеся красные пятна. Его тело не мучилось в предсмертной агонии, а блаженная улыбка не покинула лицо до последнего дыхания. Он так и замер, словно ушел в мир вечной радости, и теперь смотрел оттуда с широко распахнутыми глазами, в коих пустота читалась как самозабвенный покой. Потом его правая рука медленно соскользнула со скамейки и упала на бездыханную грудь.


   – Уходим! Уходим! – лейтенант вытолкал всех в спину, и таверна стала пуста. Ее заполнял лишь траурный свет двух настенных канделябров. Свет являлся немым эхом пламени, а капающий воск остался здесь единственным проявлением жизни.


   Оставшись в окружении недругов, Ольга впервые почувствовала жуткое одиночество. Лаудвиг презрительно кинул ей поводья лошади и сказал:


   – Ну что, ведьма, теперь некому тебя будет защищать! Теперь сожжем тебя при первом удобном случае, а царь Василий нам за это еще спасибо скажет.


   – И в придачу денег даст на обратную дорогу! – весело подхватил Карл. – И напоит до отвала! И девицами потешит! Э-эх, скорей бы...




   глава третья




   "Душа моя! Ты целый мир,


   Который у меня внутри.


   Где под немые звуки лир


   Бывает ночь и свет зари".




   Шум реки являлся самой настоящей музыкой со своей внутренней гармонией, хлюпающими аккордами и звучными переливами. Антонов от души наслаждался этим неумолкаемым концертом природной стихии всякий раз, когда была его очередь идти за водой. Река, впрочем, протекала недалеко от поляны. Идти нужно было осторожно, выставив руки вперед, чтобы какая невидимая ветка не ткнула в лицо. Блуждание в потемках стало для них делом столь привычным, что иного мира, кроме как мира из черных красок небытия, уже и представить было трудно.


   Антонов почувствовал, что подошел к берегу и, совершенно не различая взором бегущей воды, как не различая ничего абсолютно, опустил сачок вниз. Шум слегка изменился. Мышцы чуточку напряглись – емкость была наполнена. Теперь оставалось перекинуть сачок через плечо и осторожно возвращаться назад. Именно осторожно! Ибо, если судьбой тебе уготовано будет споткнуться и разлить воду, опять возвращайся к реке, и опять все сначала. Впрочем, идти назад было намного легче. Свет костра, прорезающий тьму маленьким живым огоньком, указывал кратчайший путь к поляне. Это, кстати, Джон придумал сделать из парашютной ткани большой сачок, похожий на тот, каким ловят бабочек, и черпать им воду. Эту воду хранили в бочке, которую они создали совместно с природой. Прямо около поляны лежало поваленное грозой дерево. Возле него торчал широкий пень в половину человеческого роста. Оставалось только выдолбить в нем сердцевину – вот тебе и бочка. Причем, так надежно вросшая корнями в землю, что можно быть уверенным: ее никто никогда не украдет. Кстати, этот же самый сачок выполнял и роль котелка. Вода в нем, как ни странно, закипала с превеликим удовольствием. Кружки и ложки вырезали из дерева – спасибо тому же Джону. Он еще на «Безумце» сообразил кинуть за пояс охотничий кинжал. Тот самый, с помощью которого они собирались охотиться на инопланетных медведей.


   Антонов с облегчением душевным наблюдал, как становится все светлей и светлей. Огниво приближающегося костра заменяло им утреннюю зарю: ту самую, которая исчезла для них навсегда. Контуры деревьев становились контрастнее. Мрак наливался цветами, набухал формами и объемами. Плоская темнота обретала третье измерение. Поляна казалась островком бунтующей жизни в вымершей вселенной.


   – Эй, гуманоиды! Я вам воду принес! Радуйтесь и торжествуйте! – именно после этих пафосных слов Антонов случайно зацепился ногой за корягу, потерял равновесие и растянулся по траве. Сачок отлетел в сторону, расплескав всю воду.


   – Это гравитационная ловушка, – весело сообщил Джон. – Алекс, ты попал не в корягу, ты попал в воронку искривленного пространства. Со мной такое тоже бывало.


   – Помолчал бы, идиотина. Хоть бы выразил сочувствие, что мне снова придется идти за водой.


   – Я тебе сочувствую.


   – А чего лыбишься как ненормальный?


   – Это не улыбка. Это гримаса отчаяния.


   И Джон позволил себе расхохотаться. Из палатки выполз на свет божий недовольный Вайклер. Он подошел к костру, пнул по тлеющей коряге и долго смотрел как мириады искр, точно потревоженный рой пчел, вспыхивают и гаснут во тьме.


   – Я там грибов понасобирал. Пожарить, что ли?


   Джон уселся на бревно и стал задумчив. Эта самая задумчивость отпечаталась на его лице хмурым изгибом бровей и слегка притупившимся взглядом. Густая неряшливая борода так изменила его облик, что он стал походить на дикаря, который надел вместо шкуры комбинезон космоплавателя, предварительно съев несчастного. В унисон этой самой мысли Джон произнес:


   – И что, мы теперь всю оставшуюся жизнь будем, как дикари, питаться ягодами, орехами да жареными грибами? Сдохнуть охота от такой перспективы. Здесь же водятся мелкие грызуны. Почему бы не изобрести луки или копья? Почему бы не попытаться сделать ловушку для рыб? Или вы только соображаете, как по клавишам компьютера стучать?


   Антонов присел рядом:


   – Проблема куда глубже... Что делать дальше? И какой смысл вообще имеет дальнейшая жизнь? Если у вас нет никаких идей, кроме как закончить свои дни на этой провонявшейся поляне, то лучше уж действительно сдохнуть!


   – Ну... мы будем открывать другие поляны. И назовем их новыми мирами...


   – Джон, скажи честно: ты веришь, что в этой кромешной тьме, помимо рыбы, которую ты собрался ловить, водится еще разумная жизнь?


   – Я... – капитан безнадежно вздохнул и столь же безнадежно махнул рукой, – не уверен, что и рыба-то водится.


   – Но я вам могу поклясться, что слышал голоса в эфире, – вставил свое слово Вайклер. – Проблема в том, чтобы их найти.


   – Кого их?


   На небе скупо светили редкие звезды. Они могли внезапно гаснуть и также внезапно зажигаться, заслоняемые толщей невидимых облаков. Когда же там, наверху, разыгрывалась непогода, то все они исчезали. Небо превращалось в тяжелую монолитную пустоту, готовую обрушиться на мир и раздавить в нем все живое.


   – Если вам еще раз интересно выслушать мое мнение, я не поленюсь высказать его хоть в сотый раз. То, что мы видим – это не Земля. И тех, кого мы встретим – это не люди. А если сказать честно... мне кажется, никого мы здесь, к чертям вшивым, не встретим. Тем более, если постоянно будем сидеть на одном месте.


   – Перемещаться с места на место, в принципе, можно. Но здесь возникнут серьезные проблемы. – Антонов сорвал огромный лист черной травы и стал в него вглядываться. Он вообразил себе этот лист полностью зеленым и пытался вспомнить, похож ли он на какое-нибудь растение его родной планеты.


   – И главная из этих проблем для нас пока непреодолима, – произнес Джон. – Соображаете, о чем говорю? Постоянно меняя место, мы вынуждены будем постоянно разводить новый костер. Топливо в моей зажигалке и так на исходе, спичек мы пока не изобрели. Короче, в конечном итоге просто останемся без тепла и света...


   Природа черного мира словно подслушивала разговор. Подул резкий ветер и показал свою безграничную власть над огнем, которым они так дорожили. Красные космы костра растрепались, сильно наклонились от испуга и стали стелиться по земле, едва не затухая от гневного порыва стихии. Звезд становилось все меньше. Не исключено, что история человечества приближалась к очередному дождю. Антонов презрительно ухмыльнулся:


   – Пусть первобытные люди спички изобретают. Это их работа. Для нас же, почетных космоплавателей, это ниже человеческого достоинства. Вот изобрести какую-нибудь компьютерную программу – это пожалуйста.


   Ветер угомонился, но на смену ему пришла другая радость. С неба упали первые капли.


   – Наконец-то! – воскликнул Джон. – Все хором поднимаемся и идем за дровами.


   Огонь старались поддерживать постоянно. Серьезных ливней пока еще не случалось, а во время мелких моросящих дождей просто разводили его побольше. Но тут еще одна проблема. Все деревья вокруг поляны стояли с голыми основаниями, так как все ветки, до которых можно было достать рукой, давно уже были обломаны. Добывать новые дрова становилось с каждым разом сложнее. Нужно было уходить далеко в глубину мрака и там с горем пополам почти вслепую бороться с черным миром за право существования в нем.


   Джону сегодня повезло. Он тащил за собой две огромные ветки, которые бороздили землю, беспощадно срывая с нее травяной покров. Потребовался целый подвиг для его обессиленных мышц, чтобы отломить их от дерева. Когда обе ветви были доставлены к месту экзекуции и брошены в костер, вечно голодное пламя принялось с жадностью поедать их. Впрочем, они зря так разволновались. Дождь лишь слегка поморосил, попугал отдаленными раскатами грома и перестал.


   – Рано или поздно мы просто вынуждены будем искать другое место, – произнес Джон и устало уселся возле костра. – Добывать пищу становится все труднее. Все, что только в зоне нашей досягаемости, мы уже обшарили.


   – Надо придумать какой-то способ исследовать местность, которая далеко за пределами зоны видимости, – Вайклер изобразил крайне задумчивую физиономию, будто изменение мимики лица прибавит ему ума в этом вопросе.


   – Надо! Так придумай! – одобрил Джон. – Всего-то делов!


   – Основная проблема в ориентации. Даже не в том, что мы находимся в абсолютной тьме. Думаю, рано или поздно мы отыщем смолу, с помощью которой можно будет сделать факела. Проблема – сам поиск. Если мы далеко уйдем от поляны, то есть опасность, что никогда уже не сможем найти дороги назад. Мы привязаны к поляне лишь в той области, с которой еще заметен наш костер. Если он исчезнет с поля зрения, то исчезнет и всякий ориентир. Необходимо придумать, как отыскивать дорогу назад, если находишься на очень большом расстоянии от поляны...


   – Все это и без тебя известно. Ты придумай! Придумай! Только имейте в виду, свою зажигалку использовать я никому не дам. Она на самый крайний случай. – Джон нахмурил брови. Это был вернейший признак того, что он раздражен. – Языком болтать все умеют. Я вам сколько раз уже предлагал, давайте изобретем капканы для рыб и поставим в реку. Кто из вас двоих громче орал: нереально! нереально!


   – На мелких грызунов мы уже пытались ставить капканы...


   – Да потому что соображения еще не хватает. И терпения. Вы думаете, первобытные люди вот так сразу все и поизобретали?


   – Чего ты разорался, капитан? – ворчливо огрызнулся Антонов. – Делай свои капканы, кто тебе не дает? А Эдрих правильно говорит, исследование планеты проблема для нас куда более важная, чем твои грызуны...


   – Кстати, о грызунах. Вернее, о негрызунах... Кто-нибудь задумывался, что здесь в потемках могут бродить и хищники? Причем, голодные... У Алекса в пистолете хоть четыре заряда осталось. Мой же пистолет чист как душа у праведника, я им орехи колю, больше он ни на что не годен.


   – А я свой вообще выкинул, – сказал Вайклер и вздохнул так горько и так протяжно, что заразил своей хандрой всех. – Да... если бы мы еще там, на «Безумце», знали, что нас здесь ждет. Если бы...


   Глаза Джона вдруг подобрели.


   – Знаете, у меня осталась последняя сигарета в пачке. И я дал зарок, что выкурю ее только тогда, когда мы повстречаем людей, – капитан мечтательно глянул куда-то вдаль. – Вам, к счастью, не дано понять, какие это муки: иметь возможность затянуться и воздерживаться от этого. Но если я сейчас ее выкурю, мне кажется, пропадет всякий смысл в моей личной жизни.


   Философия магии табака действительна была чуждой как для Вайклера, так и для Антонова, бывшего курильщика. Последнему достаточно было надышаться дыма от обыкновенного костра, чтобы почувствовать себя чуточку счастливее. Понятие о счастье здесь было сильно атрофировано, но тем не менее оно существовало. Например, счастьем считалось набить свой желудок орехами или отыскать траву, высушив которую, можно было приготовить чай. А если вдруг удалось отловить в потемках какого-нибудь крота или ежа: тут уж вершина блаженства. Всякое мясо и всякое подобие мяса поедалось со сверхчеловеческим аппетитом.


   Антонов от нечем заняться выдернул у себя из-под ног лиану и принялся наматывать ее на руку. Так они называли длинные, ползущие по земле растения, пускающие свои щупальца посреди травы. Они в изобилии росли практически повсюду, имели серый цвет с чуть зеленоватым оттенком, и главное – от них не было абсолютно никакого толку. Ни вкуса, ни запаха, ни плодов. Только часто цеплялись за ноги, от чего приходилось спотыкаться и самое страшное: материться при этом.


   Цветы в черном мире тоже росли и иногда попадались довольно пестрой расцветки. К примеру, та поляна, на которой проживали бывшие космоплаватели, изобиловала маленькими бутончиками фиолетового цвета, похожими на шалфей, но не настоящий шалфей – это точно. Антонов хорошо знал это растение и помнил его запах. Однажды на одном кустарнике Джон обнаружил большие красные пионы. И опять же, тщательное исследование цветка привели к выводу, что растение лишь напоминает пионы. Все эти печальные открытия еще больше подтверждали версию Вайклера: они не на Земле. Черт знает где, только не на Земле. Конечно, по крохотному осколку поверхности рано было делать столь глобальные выводы. Цветы могли попросту мутировать. А если деревья лишены листвы, это еще не значит, что их теперь и деревьями нельзя назвать. К тому же, имелись открытия и другого рода. Например, когда Джон впервые поймал ежа, насадив его на самопальное копье, – это был самый обыкновенный еж с длинными иголками и недовольной мордой. Хоть подавляющее большинство экипажа и признало в еже землянина, это не помешало его сожрать.


   Антонов сидел, размышляя над всем этим и продолжая накручивать лиану себе на руку. Тут его посетила одна любопытная мысль. Он вырвал из земли еще одну лиану и связал их между собой узлом. Получилась короткая, но довольно прочная веревка. Он демонстративно растянул ее перед собой и произнес:


   – Вот и ответ на ваши вопросы.


   Вайклер посмотрел сначала на Антонова, потом на Джона, холодно пожал плечами и сказал:


   – Повеситься, что ль, надумал?


   Александр выдернул еще одну лиану, привязав ее конец к своей веревке, потом – еще одну. По черной траве поползла растущая змейка из гибких стеблей и неряшливых узлов.


   – Соображаете хоть, нет? Ее можно сделать сколь угодно длинной!


   Что-то напоминающее соображение засветилось в зрачках штурмана. Джон лишь пожал плечами. А Антонов, мысль которого в сотню раз опережала дело, уже успел вообразить себе странный мир, опутанный, будто проводами, такими вот незатейливыми канатами, тянущимися на десятки километров в разные стороны и являющимися по сути висячими тропинками в океане мрака. Он даже подскочил с места: настолько эта идея его воодушевила.


   – Объясняю научно-популярно: уж если мы попали в ситуацию, в которой мы слепы, надо приспособиться к ее законам и научиться перемещаться здесь, если не с помощью своих глаз, то с помощью вот этого, – он еще раз потряс в воздухе связкой лиан. – Если мы будем тянуть канат от одного дерева к другому, прикрепляя его к веткам, то на сколь огромное расстояние мы бы не отошли от поляны, всегда сможем по нему вернуться назад. Как вам идея?


   Антонов долго вглядывался в кислые физиономии своих коллег.


   – Сомнительно как-то, – буркнул Джон. – Но даже если ты и прав, что теперь, всю оставшуюся жизнь плести в темноте эти канаты?


   – Ты предлагаешь всю оставшуюся жизнь сидеть и ничего не делать?


   – Тоже верно, – согласился Вайклер. Он сам выдернул из земли пару лиан, связал их между собой и растянул, пробуя на прочность. – А вообще-то порвать их не проблема.


   – Конечно, если будешь со всей дури тянуть. Ну почему бы не попытаться, а? Это же наш единственный шанс. Уж если не обнаружить разумную жизнь, то хотя бы понять, где мы находимся.


   Антонов оглянулся вокруг. Тьма словно испугалась его взора: затихла и ослабла. Пеклище костра отпугивало ее на большое расстояние, в ее черном монолите стояли застывшие силуэты деревьев. И чем глубже, тем эти силуэты были менее различимыми. При отсутствии ветра они не двигались, точно были замурованы во мрак. Замурованы не только образы, но и звуки. Ибо порой в мире наступала такая тишина, какой и в мире загробном-то не сыщешь. Кстати, Джон как-то высказывал предположение: может, они все давно умерли и попали в своеобразный рай? Или в ад? Или застряли в мрачной буферной зоне между тем и другим. Ни в качестве научной гипотезы, ни в качестве шутки, ни даже в качестве бреда инфантильного рассудка эта идея не годилась. Поэтому ее отклонили.


   – Твоя задумка, ты и пробуй первый. Покажи нам как это делается. И если у тебя хоть что-нибудь получится, можешь рассчитывать на нашу помощь, – равнодушно произнес Джон.


   – Вон... – Вайклер кивнул в сторону реки. – До берега нам канат сооруди. Узнай, на самом деле там река течет, или нам только мерещится?


   – Туда неинтересно. Если сильно захотеть, берег можно обследовать и без всяких канатов. Я вас, кстати, именно таким способом и вычислил.


   Сначала решили поужинать, работать на голодный желудок воля ни у кого не вставала. Кстати, всякую трапезу здесь именовали ужином, исходя из простого факта, что время суток больше смахивает на поздний-поздний вечер. Разнообразие блюд, увы, оставалось прежним: орехи, ягоды, сладкие стебли. Лишь изредка пойманная мелкая зверюшка считалась праздником, но самый последний праздник, в образе речного рака, был съеден уж не помнили когда. Да, и еще один факт: течение времени никто не отмечал. Просто совершенно не представляли, каким образом это можно делать. Легендарный Робинзон, попав в аналогичную ситуацию, делал зарубки, и таким незатейливым способом считал дни. Но у него ночь сменялась днем, и он даже сам не осознавал, насколько он от этого счастлив. В черном мире же не было абсолютно никаких ориентиров, чтобы сказать: прошло столько-то часов или столько-то суток. Единственный хронометр, которым пользовались космоплаватели – это их интуиция. Но внутренние часы давали такие погрешности... К примеру, с момента неудачной посадки, по мнению Джона, прошло уже две недели. По мнению Антонова – не меньше трех. А Вайклер утверждал, что месяц – минимум.


   Джон, вращая на вертеле вегетарианский шашлык из больших оранжевых грибов, уныло наблюдал, как они чернеют и корчатся в обманчивых муках.


   – Мой желудок скоро начнет выплевывать назад эту гадость. Вот что, Алекс, ты занимайся своей идеей, а я займусь своей. Попытаюсь сплести новые ловушки, придумаю какие-нибудь капканы, иначе все мы здесь, помимо того, что уже стали трезвенниками, превратимся еще и в язвенников. Загнемся, короче.


   Антонова в данную минуту не интересовали никакие вопросы, кроме возможности исследовать эту загадочную темноту.


   – Пойду я. Говоря по-русски: гуд бай, май френдз.


   Он двинулся в сторону прямо противоположную реке и с таким чувством, будто собрался нырять из реальности в гипотетическое подпространство. Сейчас все вокруг исчезнет. Все без исключения... Вот и первые деревья, но они были еще слишком отчетливо видны, чтобы в них заблудиться. Александр отошел еще дальше, наблюдая за уменьшающимся огоньком костра и двумя немыми человеческими фигурками, смотрящими ему вслед. Вокруг становилось все темней. Силуэты деревьев лишь едва контрастировали с темнотой, а их костер превратился в символическое красное пятнышко, не освещающее, а лишь напоминающее Антонову, что жизнь где-то еще продолжает существовать. Траву под ногами было уже совершенно не разобрать. Александр нагнулся, нащупал вслепую несколько лиан и выдернул их из земли. С этим проблем не было. Лианы росли в изобилии почти по всем местам. Не составило также трудности завязать меж ними узел, практически не видя собственных пальцев. Антонов сразу понял, что ему по душе это занятие. Он сотворил несколько узлов и привязал один конец каната к ветке дерева. Дернул – вроде надежно. Потом стал медленно пятиться назад, постепенно разматывая свой канат, пока не наткнулся спиной на другое дерево. Еще один узел вокруг ветки, и так дело пошло. Он время от времени наращивал канат с помощью новых лиан, натягивал его между деревьями, словно провода между столбами. Блокада темноты выглядела уже не столь пугающей, теперь у него в руках была ниточка, связывающая его с островом жизни. Тем не менее Антонов не мог расстаться с ощущением, что все глубже и глубже погружается в трясину настоящего небытия. Через несколько часов работы костер превратился в крохотную светящуюся точку, едва отличимую по размерам от простой звезды. А потом и вовсе растаял для глаз. На небе стояла непогода, и настоящих звезд тоже не было видно. Антонов оказался в прохладной субстанции АБСОЛЮТНОЙ ТЬМЫ. Всюду: сверху, снизу, спереди и сзади перед взором лишь вымершее красками черное полотно. Если бы не канат в его руках, он бы уже погиб. Неожиданно для самого себя Александр вдруг закричал. Раскатистое эхо его голоса улетело чуть ли не в бесконечность и затухающими отголосками запуталось на самом краю мироздания. Мир, в котором существует эхо, не может быть иллюзией. С этой утешительной мыслью его руки вновь стали шарить по земле, выдергивая из нее лианы. Канат, перекинутый от дерева к дереву, неустанно увеличивался в длине. У Антонова во внутреннем кармане имелся плазменный пистолет с четырьмя зарядами. Порой подступало к горлу искушение пальнуть хоть разок, да хоть на мгновение увидеть, что твориться вокруг. Но здравомыслие всегда побеждало. Джон, и тот бережет свою зажигалку. А тут всего четыре заряда – на всю оставшуюся жизнь. Александр частенько останавливался и пристально вглядывался во тьму. Наивно было, конечно, думать, что он найдет разумную жизнь так скоро, но более правдоподобным выглядело бы, если б сама разумная жизнь отыскала его. Он верил, что находится на Земле, и сам не мог объяснить – почему. Словно чувствовал ее по запаху, или ему показалась слишком родной здешняя сила гравитации...


   Когда Антонов услышал отдаленный шорох, он вздрогнул. Кто-то приближался. Почему-то первая мысль была самой пессимистичной: дикий зверь, у которого в берлоге голодные детеныши. Пистолет как-то сам выполз из кармана в ладонь и уже был нацелен на источник звука. Тот, под которым шуршала трава, становился все ближе. Если видеть он не мог, то... Александр даже вздрогнул от этой мысли: чувствовал его по запаху! Точно зверь! Шорох стал столь явным и столь близким, что Антонов закричал, и тут же устыдился своей слабости.


   – Чего орешь? – из тьмы раздался совершенно спокойный голос Вайклера. – Не видишь, я испытываю твое изобретение?


   – Я вообще ни хрена не вижу! Идиот, я ж в тебя чуть не пальнул!


   – Ты бы все равно промахнулся, ты же стрелять толком не умеешь.


   Вайклер подошел почти вплотную.


   – Вот недостатки твоей конструкции: по лицу постоянно шлепают ветки. Надо срочно изобретать факела, но для этого нужно сначала отыскать подходящую смолу.


   – Не трать зря время, изобретай уж сразу электричество.


   – Вообще-то я пришел в надежде раздобыть кое-какого провианта, и мешок с собой захватил. Знаешь как мы сейчас поступим? Я тут поброжу в потемках, пощупаю плоды на деревьях. А ты постоянно мне что-нибудь рассказывай, чтобы я, ориентируясь на твой голос, не уплелся слишком далеко и не заблудился.


   – Чего тебе рассказывать?


   – Ну... анекдоты какие-нибудь.


   – Я знаю только нецензурные анекдоты, мне их совесть не позволяет рассказывать.


   – Говори все что взбредет на ум. Лишь бы я слышал твой голос. Понял?


   – Теперь наконец-то понял...


   Антонов запел русскую народную песню. И продолжал плести свой канат. Минуты через три, к его удивлению, Вайклер эту песню подхватил. Еще часа два они помаялись, каждый – собственной дурью, и решили возвращаться. Путь назад выглядел куда приятнее. Осторожно перебирая руками по канату и не менее осторожно переставляя ноги по земле, нужно было закрыть глаза и наслаждаться, как ветки изредка похлестывают тебя по лицу.


   – Слушай, Алекс, ты когда-нибудь всерьез задумывался, откуда на этой планете берется тепло?


   – Я устал над чем-либо задумываться. Я сильно хочу жрать. Ты мешок-то хоть полный набрал?


   Вот наконец из тьмы прорезался красноватый огонек, чуть позже появились контуры деревьев, вселенная словно просыпалась от мнимой смерти. Стал виден даже сам канат, неряшливо натянутый между ветками.


   – Все, тут уже не заблудимся!


   – Да, кажется, мы здесь уже бывали...


   Джон поджидал их возле костра, занятый собственным ремеслом – из тонких прутьев он плел клетки для ловли рыб. Конструкция была примитивная, как сама человеческая мысль.


   – Глядите и удивляйтесь! Здесь, возле тонкого горлышка, я сажу наживку. Рыба, лишенная главного жизненного органа, то есть мозга, заплывает, глотает ее и попадает в объемную часть клетки, выбраться из которой методом слепого тыка ей не так-то просто. Как думаете, сработает система?


   Картина окружающего бытия уже начинала томить своим однообразием. Весь обозреваемый мир можно было пройти всего за пять минут, совершив при этом полсотни шагов. В глазах мерещился лишь только костер, под которым успела вырасти огромная куча золы, да серые миражи, чем-то похожие на деревья. Впрочем, еще палатка, единственное творение архитектурной мысли. Натянутая за веревки меж тремя деревьями она походила на эфемерный карточный домик, который может разрушиться при малейшем дуновении стихии. Даже когда они спали, то во снах видели ту же палатку, тот же костер и ту же поляну. Большего просто и видеть нечего было. Иногда, правда, они видели и космические сны, в которых толика реальных событий и целая мешанина всякого абсурда были тщательно перемешаны и воспринимались сонливым рассудком за чистую монету бытия. Сны о той, прошлой Земле, над которой светило солнце, практически их никогда не посещали.


   – Если мы не найдем здесь людей, нас всех ожидает медленное помешательство. – Вайклер снял вспотевшие сапоги и протянул ноги к костру. – Эта темнота вокруг как одиночная камера для рассудка. Красиво я изрек, да? И помешательство наше будет красивым: с криками, с пеной на губах...


   – Заткнулся бы. И так тошно.


   Джон более всех скептически отнесся к идее плетения канатов. Он принял ее, но лишь как спасение от безделья. Сказать точнее – спасение от отчаяния. К тому же, пищу и дрова добывать становилось все тяжелее, нужно было все дальше уходить от костра. Пробовали носить горящие угли к краю поляны и разжигать «дочерние» костры на ее периферии. Это помогало. Каждый новый оазис огня открывал около себя миниатюрный мирок вечно дремлющего леса. Лес, повергнутый во тьму, был бесконечен. Теоретически можно было развести сколько угодно этих костров, но вот проблема: за всеми ими нужно следить. К тому же, открытие «новых миров» оказалось крайне неэкономичным, так как приходилось палить огромное количество дров.


   Ввели посменное дежурство: один идет добывать провизию, второй плетет канат, третий отсыпается в палатке. То же самое можно сказать иными словами: один занят работой, другой делает вид, что занят работой, третий откровенно бездельничает. В душе у каждого, словно в темнице, бесилась неугомонная надежда, что когда-то они встретят в этой бездне признаки разума: и ни каких-нибудь уродливых гомо сапиенсов с тощими телами и непомерно большими головами, лишенными не только волос, но и мозговых извилин, – а именно людей. В этой отчаянной надежде больше присутствовало самого отчаяния, чем здравого прагматизма. У них, впрочем, не было выбора: либо они обречены стать оптимистами, либо просто – обречены. Всякие иные варианты сводятся к последнему.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю