Текст книги "Солнечное затмение 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

   – Герцогиня, я вас сейчас съем...

   – Что, прямо здесь? – кошка расхохоталась.

   – Нет, в каком-нибудь мрачном будуаре. Я насажу вас на копье и буду обгладывать маленькими кусочками, – медведь сжал хрупкую руку герцогини. Та снова захохотала.

   – Говорят, ваше копье слишком короткое и тонкое. Не боитесь сломать?

   Медведь обиженно зарычал и смолк. Фиоклит не нашел себе достойной пары, он выплясывал в гордом одиночестве, кружась в самом центре зала, хаотично махая руками и ногами во все мыслимые стороны. Его крючковатая палка то и дело задевала танцующих по самым неприличным местам. Надо заметить, что шут выпил изрядное количество вина и был сейчас, наверное, пьянее всех в черной вселенной. Его шутки уже не смешили, а отпугивали, так как Фиоклит потерял всякое чувство грани между щепетильными выражениями и откровенной пошлостью. Шут часто спотыкался и падал на пол, а его палка отлетала далеко в сторону. Он бежал на карачках, хватал ее, вставал на ноги и продолжал вытворять чудеса неповторимой пляски. Музыка ему была совершенно излишня, он ее даже не слушал, и искренне думал, что чем размашистей движение его рук и ног, тем грациозней выглядит со стороны его танец.

   Пьера чуть ли не силой заставили присутствовать на балу. Его праведная душа томилась не то что от участия, но даже от созерцания всех этих пустых развлечений. Он уже две декады подряд ничего не ел, пребывая в строгом посте, и тут его, оторванного от молитв, сунули в самое пеклище человеческих страстей. Жоанна напялила на него белую одежду, а отец надел маску и грозно сказал: «Если попытаешься ее снять или уйдешь с бала раньше других, лично отпорю тебя плеткой! И не посмотрю на то, что ты уже взрослый!»

   Пьер смирился. Он подумал, что легкий компромисс предпочтительней очередного скандала в их семье. Впрочем, сам факт присутствия на празднике его абсолютно ни чему не обязывал. Младший Ольвинг скромно встал у стеночки и скучающим взором принялся наблюдать за кружащимися парами. При всяком падении Фиоклита, когда его палка отлетала в сторону, а растопыренные ноги задирались вверх, Пьер нехотя улыбался. Он ждал только одного: когда же закончится это неистовство, и он снова сможет уединиться, чтобы открыть драгоценные страницы Священного Манускрипта. Вдруг прямо перед его глазами вспыхнуло белым огнем чье-то платье. Маска совы прочти вплотную приблизилась к его маске. Пьера бросило в жар. Ему не нужно было гадать, кто перед ним стоит, он узнал ее по фигуре. Он бы даже узнал с закрытыми глазами по одному только аромату, исходящему от ее тела. Жар его собственного тела сопровождался обледенением рассудка. Пьер совершенно не соображал, что ему делать. Он опять покраснел до корней волос и был благодарен этой маске, которую только что ненавидел, что она скрывает его болезненную стыдливость. Кастилита замерла, видимо, сама не решаясь заговорить или по наивности ожидая этого подвига от Пьера, потом тихо спросила:

   – А можно вас пригласить на танец?

   Принц обомлел. Он не верил, что это происходит на самом деле. В своих тайных «греховных» помыслах он часто представлял себе и ее голос и лицо со жгучими карими глазами. Когда Кастилита слегка щурилась, она была самой красивой на свете. В своих грезах он нередко с ней разговаривал, за нее и за себя придумывал вопросы и ответы. Но реальность оказалась в стократ ярче блеклых вымыслов. Да, сейчас он не видел ее лица, но уже твердо знал, что из всех древних мифических птиц сова являлась самой очаровательной.

   – Я... – Пьер растерял весь свой словарный запас. – Я не умею танцевать...

   – Ничего, я вас научу. Я тоже этого не умею, – Кастилита весело рассмеялась.

   Они первый раз в жизни разговаривали друг с другом! Это было сверхъестественно. Пьер, пошатываясь, совершил неловкое встречное движение. По законам бала отказывать было нельзя никому.

   – Я н-не умею... – Принц совершил еще одну отчаянную попытку к своему спасению, но Кастилита уже схватила его за руку и поволокла в зал.

   Пьер чувствовал, как его тело млеет. Одной рукой он неуверенно держал Кастилиту за талию, другой – сжимал ее нежную хрупкую ладонь. Танцевал он так неловко, что постоянно наступал самому себе на ноги. Вмиг вылетели из головы и благочестивые молитвы, и Священный Манускрипт. Он видел, осязал, чувствовал и благоговел только перед ее телом. Ее тонкие пальчики ненавязчиво проникли сквозь его пальцы, и Пьера опять бросило в жар. Этот грех в его глазах был столь вопиющ, что чуть ли не приравнивался к совокуплению. Он постоянно пытался отпрянуть, чтобы ненароком не коснуться своею грудью ее груди. На нем, кстати, была маска волка. Полнейшая противоположность его настоящего характера. Кастилита же была более решительна в своих действиях. Она сама подавалась вперед и при всяком удобном случае потиралась талией о его горячее тело. Эти прикосновения для принца были чувственнее ожогов пламени. Он молился: «Предвечная Тьма! Мне не будет прощения! Я околдован женщиной! Сколько мне потребуется времени, чтобы замолить этот чудовищный грех?!»

   Пока волк и сова неуклюже топтались на одном месте, отец совы высматривал в сборище танцующих собственные жертвы. Альтинор не мог дождаться момента, когда наконец Жоанна и герцог Оранский соединятся в пару. И то, что этот момент долго не наступал, его уже начинало беспокоить. Да, Оранский подавлен совершенным преступлением. Да, они сейчас проявляют крайнюю осторожность. Но не может быть, чтобы они упустили возможность вполне законно насладиться обществом друг друга...

   Вот оно! Старший советник чуть не закричал от радости, как малое дитя. Сказка закрутилась по нужному для него сюжету. Лев пригласил лису на танец. Как все удачно было просчитано! Альтинор восхищался собственным умом и его неординарной способностью вычислять поведение людей, словно незатейливые ходы пешек на шахматной доске. Он подошел к столам, где стояла целая толпа винных бутылок, взял три бокала, налил в них общепризнанный эликсир жизни. А в два бокала подлил зелье страсти. То самое, которая ему почти за бесценок вручила колдунья Нида. Сейчас оставалась только одна задача – не перепутать бокалы. Он поставил их на поднос и осторожно понес.

   Музыка дала танцующим маленькую передышку. Жоанна и Оранский отошли к стенке, о чем-то мило беседуя.

   – Выпьем! За славу его величества!

   Неожиданный голос заставил обоих вздрогнуть.

   – Не бойтесь, это всего лишь я, – почти шепотом произнесла обезьяна. – Пусть я не так красива как вы, но за славу короля выпить имею право.

   Оранский лишь молчаливо кивнул, а Жоанна громко подхватила:

   – За его величество Эдвура!.. Моего спутника жизни, кстати.

   Когда же она потянулась не за тем бокалом, Альтинор чуть не выронил поднос. Он первым схватил лишенное зелья вино и спешно пригубил. Оранский и королева, не раздумывая, последовали его примеру.

   – Теперь я вынужден покинуть ваше общество, – Альтинор сделал вид, что совершенно потерял интерес к этой паре и отошел в сторону. Но он уже нисколько не сомневался, что следующий танец они будут снова вместе.

   Так и случилось. Кружась по залу слипшимися телами, лиса и лев долго и молчаливо смотрели в глаза друг другу. Он разглядывал ее рыжую шерсть и заостренные уши, она – его огромную пасть с острыми клыками. По телам обоих прокатилась помрачающая ум волна возбуждения. Оранский с силой сжал ладонь королевы и шепнул:

   – Жонни, милая, со мной творится что-то невероятное. Я хочу тебя! Я страстно желаю тебя! Одно прикосновение к твоим грудям пьянит мой разум.

   Жоанна тихо и прерывисто дышала. Она боялась, что может сейчас громко застонать только оттого, что он надавил на ее пальчики. Возбуждение приятно покалывало ее внутренние органы. Голос Оранского, проникающий в ее уши, казалось, достигал самых интимных мест. Она желала слушать, слушать и слушать... Но вдруг сказала:

   – Это Альтинор! Он подсыпал нам в вино какую-то гадость... со мной такого никогда еще не было... О, как же она приятна! Я обязательно попрошу у него этого зелья!

   – Мне все равно! Я желаю тебя, Жонни! Я умираю! Мне уже все равно! Я готов прямо здесь начать тебя раздевать! – Герцог с такой силой впился ногтями в ее талию, что королева вынуждена была закусить губу, чтобы не крикнуть от удовольствия.

   Ее дыхание стало частым, глаза под маской заискрились.

   – Осторожно, Альвур! На нас ведь смотрят!

   – Мне все равно... все равно... – эротический шепот Оранского заставлял светильники в ее глазах гаснуть.

   – Хорошо, – произнесла королева. – В том самом будуаре. Иди первым, а я приду следом.

   Зоркое око Даура Альтинора с противоположного конца зала наблюдало за этой сценой. Старший советник так увлекся слежкой, что даже не обращал внимания на свою дочь Кастилиту, которая, на удивление всех присутствующих, кружила юродивым Пьером.

   «Вот, наконец-то!» Альтинор увидел, как обе его жертвы покинули тронный зал. «Если все пройдет по задуманному, подкину Ниде еще немного евралей. Зря я обидел старуху». Сам старший советник покинул тронный зал полцикла спустя. Проявляя предельную осторожность, он на цыпочках крался по запутанным коридорам Анвендуса. Интуитивно он уже чувствовал, куда именно следует идти. Вдруг раздалось громкое мяуканье...

   Альтинор резко отпрянул и зло выругался, он случайно наступил на лапу королевского кота.

   – Пшла вон, псина!

   Кот ответил ему что-то уничтожающее на своем кошачьем языке и скрылся. Герцог приблизился к темному тупику одного из ветвей дворцового лабиринта и прислушался. В единственном имевшемся здесь будуаре горел слабый светильник. Тихие стоны перемешанные со страстным шепотом были слышны лишь в том случае, если ты заведомо желаешь их услышать. Альтинор терпеть не мог подсматривать чужие сексуальные сцены, но чувство долга перед вселенскими преобразованиями, которые он задумал, заставили его чуть отодвинуть портьеру.

   У его жертв все еще только начиналось. Жоанна лежала на кровати с обнаженной грудью и широко раскинутыми ногами, ее пышная головка была откинута назад, глаза закрыты, губы молитвенно что-то шептали. Безжизненная маска лисы валялась на полу. Оранский, обхватив ее тугие бедра, жадно хватал ртом остроконечные, воинственно торчащие соски. Он радовался и плакал одновременно, вздыхал от сладостной боли в штанах и стонал от сумасшествия, которое его поразило. Жоанна царапала ногтями его голову. Сейчас даже целая армия не в силах была предотвратить того, что они задумали.

   «Самое время», – подумал Альтинор. Его тихие удаляющиеся шаги не расслышало бы даже чуткое ухо королевского кота. Свет и тьма замельтешили перед глазами, и старший советник уже бегом направился в тронный зал. «Самое время для легендарных свершений!» Все звери уже были изрядно пьяны. Их маски, свернутые набок, небрежно болтались на человеческих лицах. Белые, сотканные именно для этого праздника одеяния слегка посерели, так как многие из них чуть ли не волочились по полу. Музыка снова слегка зафальшивила, но причиной тому уже служили не коварные происки Альтинора, а обыкновенное вино, ударившее в голову музыкантам. Огромный белый медведь с чувством хозяина расхаживал по залу и, возможно, выискивал свою самку.

   – Ваше величество! – Альтинор даже не успел отдышаться, он дорожил каждым мгновением.

   Медведь повернул голову.

   – Я слушаю вас, советник.

   – Я... должен вам сказать то, на что даже не поворачивается язык... Может, я совершаю ошибку, что говорю вам это. Может, вы сочтете меня человеком мелочным и подлым...

   – В чем дело? – по голосу король, вроде, выглядел трезвым.

   – В жизни никогда не был доносчиком... И кто меня за язык тянул?! Нет-нет... извините, я пошел. – Альтинор сделал вид, что собирается уходить, на сто девяносто девять процентов уверенный, что Эдвур его сейчас остановит.

   – Подождите, сьир герцог! Уж если начали, то говорите!

   Старший советник замялся, морда обезьяны виновато склонилась и уткнула взор в зашарканный пол. На заминку Альтинор выделил себе ровно четыре мгновения.

   – Хочу, чтобы вы знали, мой король, я решился на этот низкий поступок только из безграничной преданности вашему трону.

   Белый медведь уже начал психовать:

   – Вы скажете наконец, в чем дело?

   – Лучше вам увидеть все своими глазами.

   Снова свет. И снова тьма. Мельтешат с частотой прикрепленных к серой стене факелов. Белый медведь шел впереди, сердцем чувствуя, что он приблизительно сейчас должен увидеть. Обезьяна чуть отставала и лишь указывала дорогу. Король уже давненько с подозрением смотрел на свою спутницу жизни, которая в обществе его родного братца преображалась как цветок после хорошей поливки.

   – Сюда, сюда, ваше величество... вон тот будуар.

   Король совершил несколько размашистых шагов и резким движением отодвинул портьеру. Миг, который запечатлели его глаза, был самым выразительным. Два кривляющихся тела, слипшиеся воедино, извергая стоны, расшатывали кровать. На столе горела единственная свечка. Даже ее маленькое застенчивое пламя, казалось, было красно от стыда за происходящее. Первая крикнула от ужаса Жоанна, ее глаза стали круглыми и мертвецки-застывшими, окаменевшие пальцы продолжали сжимать бедра герцога. Оранский совершил еще пару телодвижений, глянул на свою партнершу, вмиг сообразил в чем дело и кинулся к одежде, отыскивая свой кинжал. Но когда он обернулся и увидел самого короля... он обмяк и рухнул рядом с кроватью. Жоанна, закрывшись простыней, запричитала:

   – Эдвур! Милый! Это недоразумение! Мы выпили слишком много вина! Прости! Делай со мной что хочешь, но прости! – Она спрыгнула с кровати, встала перед королем на колени и безостановочно выкрикивала свое «прости!».

   Король, даже если и слышал ее слова, то совершенно не понимал их. В его глазах наступила временная темнота: цвета стали серыми, а звуки бесконечно далекими. Его пальцы, вцепившиеся в портьеру, резко рванули на себя, и плотная материя упала на пол. Маска белого медведя стала пьяно раскачиваться из стороны в сторону.

   – Мерзавцы...

   – Эдвур! Это недоразумение! Я просто сорвалась! С каждым такое бывает!

   Резкий удар ногой по лицу откинул Жоанну навзничь. Две красные струйки потекли из ее носа, а две совершенно бесцветные – из глаз. Король сорвал с себя маску медведя и швырнул об стенку.

   – Я согрел в своем гнезде настоящих гремучих змей!

   – Ваше величество... брат мой... – пытался что-то произнести Оранский, но король исчез.

   Он выбежал в коридор и громко крикнул:

   – Стражник! Меч! Живо!

   Издали было слышно, как Жоанна зарыдала. Альтинор подумал, что ему благоразумнее всего на время уйти в тень. Эдвур вернулся, держа в руке эфес огромного меча, и в приступе бешенства заорал:

   – Подонки! Хоть бы ушли из дворца куда-нибудь! Прямо перед моим носом... совершенно в открытую... мерзавцы! И долго вы так меня выставляли посмешищем?! Поди весь двор уже шепчется за моей спиной!

   У Оранского лицо стало белее мрамора. Стоя на коленях, совершенно голый, еще с разбухшим от притока крови орудием любви, он тряс руками в воздухе, долго не в силах вымолвить ни слова.

   – Брат мой! Прошу тебя! Выслушай!

   У короля кровь кипела от ярости, и никакие мольбы не могли ее остудить. Ему плюнули в душу самые близкие для него люди. Праздник вмиг обернулся торжеством демонических сил, меч несколько раз в холостую рубанул окружающее пространство. Оранский отпрянул в угол и неосознанно пытался прикрыться от бешеного железного острия собственной рубашкой. Воздух еще раз удручающе засвистел, и фонтан крови брызнул на все стенки. Оранский даже крикнуть не успел. Его живот, рассеченный надвое, изверг наружу внутренности. Кисть одной руки отлетела в противоположный угол будуара. Багровое пятно, разрастающееся под ногами герцога, являлось той бездной, в которой суждено было погибнуть его душе. Глаза Оранского перестали реагировать на происходящее, грудь больше не вздымалась от дыхания жизни. Он рухнул лицом вниз.

   Жоанна истерически завизжала. Именно этот визг стал для короля, как иголки для болезненных нервов. Если бы королева промолчала, может быть, и осталась бы жива.

   – Шлюха!! – крикнул король.

   Его правая рука, уже не повинуясь рассудку, сама по себе совершила этот выпад. Жоанна только и успела произнести:

   – Эдвур! Умоляю, не надо!..

   Бесчувственная к мольбам сталь проникла в самую середину меж ее грудей. Даже когда насытившееся острие меча уже торчала из ее спины, а струйки крови, точно жидкие змеи, поползли по телу, Жоанна еще смогла прошептать:

   – Эдвур... я по-своему любила тебя...

   Сердце, рвущееся из груди короля, осознало бессмысленность своего намерения, и стало утихать. Ярость, как быстродействующая хмель, рассеивалась. Серые тона вновь обрели краски, контуры вещей – свою контрастность, а звуки стали насыщенными и яркими. Король Эдвур опустился на каменный пол и заплакал. Слезы катились с его глаз, минуя русла щек, и падали прямо в пыль под ногами. Даур Альтинор присел рядом и тоже прослезился.

   – Ваше величество... зря я вам обо всем рассказал... до конца своей жизни не прощу себе! – он стукнул себя кулаками по вискам.

   Король поднял на него свой истлевший взор.

   – Не вините себя, советник. Вы все сделали правильно, вы только исполнили свой долг.

   Из будуара донесся стон умирающей Жоанны.

   – Все равно, я себе этого не прощу!

   – Идите... скажите лучше гостям, что праздник отменяется.

   – Ваше величество... То, что случилось, клянусь, для меня удар не меньший, чем для вас. Но отменять торжество нельзя. Этот праздник установлен духовенством всей черной вселенной. Его справляют везде: в Велфасте, в Ромуле, в Будапеште, в новом Вавилоне, в Москве, в Мюнхауне. Он случается всего раз в эпоху! Что о нас скажут в окрестных миражах? Что подумают ваши же сюзерены?

   Король лишь молчаливо вздохнул.

   – Ваше величество... наберитесь терпения, и не дайте никому увидеть в вас сломленный дух. Если что, я всегда рядом и готов вас всегда поддержать. Праздник уже подходит к концу, пусть гости разъедутся, не оскверненные нашими внутренними интригами.

   Монарх совершил еще один вздох. Его глаза похожие на темные дыры в черепе бесчувственно глядели в потолок...

   – Хорошо, будь по вашему, советник. Мне уже все одной масти...

   Бал имел свое продолжение, пары кружили и раскручивали целые вихри хмельного веселья. Король Эдвур ходил между ними как покойник. На нем уже не было маски, его взор ни на ком не останавливался. Он слонялся по просторам зала, будто один в огромной пустыне. Губы что-то шептали. А танцующие вокруг люди были лишь мерцающими белыми привидениями.

   Альтинор снова находился в подвальных помещениях. Освещение здесь было так слабо, что приходилось иногда спотыкаться о собственные ноги. «Вот она, эта кладовка...» Старший советник пару раз стукнул по двери.

   – Робин... вы здесь?

   Приглушенный голос изнутри ответил успокоительное «да». Англичанин, казалось – словно статуя, продолжал находиться именно на том месте и именно в том положении, в котором был оставлен. Альтинор испытывающе посмотрел ему в глаза:

   – Робин, вы случайно не передумали?

   – Я уже говорил вам, герцог, что не меняю своих решений.

   Его хладнокровный тон обнадеживал, на лице не было отпечатка страха или сомнений. Герцог понял, с кем имеет дело. Для англичанина полосонуть чье-нибудь тело мечом все равно, что расписаться на бумаге пером.

   – А теперь наденьте вот эту маску. – Альтинор достал образ крокодила. – Это маска недавно убитого графа Ламинье. Когда вы появитесь на балу, все вас спутают с ним. И фигурой вы весьма, должен сказать, схожи. Старайтесь ни с кем не заговаривать, чтобы вас не узнали по голосу, а тем более по чудовищному акценту. Короля узнаете сразу, он без маски... Только не тяните время, умоляю вас. Скоро танцы закончатся, и должна начаться трапеза. Хочу вам еще раз сказать, что вы сами идете на верную смерть...

   – То, что будет со мной, герцог, меня абсолютно не беспокоит. Я выполняю приказ своего господина. – Англичанин повертел в руках голову крокодила с невероятно длинной зубастой пастью, и криво ухмыльнулся.

   – Дайте-ка сюда ваш нож.

   Робин достал кинжал с кривым двусторонним лезвием. Альтинор же извлек откуда-то стеклянную банку с синеватым ядом. Сталь кинжала погрузилась в яд, как в эликсир смерти, впитывая в себя его магическую силу.

   – Держите. Теперь достаточно нанести один-единственный удар. Только без слов, без предварительных угроз и без самодеятельности. Вы подходите к королю и наносите ему удар. Репетиции в этом спектакле не предусмотрены. – Альтинор еще раз просветил своим взором загадочный мрак в глазах англичанина. – Понятно?

   Робин небрежно кивнул и двинулся по запутанным лестницам. Далекий шум веселья раздражающе звенел в его ушах и напоминал самую отвратительную бесовскую оргию. Робин видел мир, втиснутый в две маленькие дырочки, что были проделаны в папье-маше. Он видел мерцание серых камней и яркие шлейфы света от настенных факелов. Видел стражников, обращающих на него ноль внимания. Потом увидел блеск просторного зала, белые платья на разноцветном фоне мертвых декораций. Его правая рука сжимала костяную рукоятку кинжала. Крокодилья пасть то и дело поворачивалась в разные стороны, выискивая жертву. Острые картонные зубы хищно поблескивали вялым свечением. Подбежала какая-то дама и заголосила:

   – Граф, где вы так долго пропадали? А кто обещал мне первый танец?

   Робин лишь молча покачал головой и прошел мимо. Дама крикнула вдогонку:

   – Эй, Ламинье! Я вам отомщу!

   Почти тут же в проделанных дырочках крокодильей головы появился граф Айлэр, он был в маске носорога:

   – Коадъютор, мне нужно с вами кое о чем поговорить. Куда вы запропастились?

   – Некогда, – хриплым голосом ответил Робин, делая вид, что сильно простыл. И спешно двинулся далее.

   Рука англичанина, сжимавшая кинжал, слегка дернулась от спонтанного сжатия мышц. Причина была проста: он наконец увидел короля. Эдвур медленно расхаживал по залу с опущенной головой и, похоже, был здесь единственный, кого не трогало веселье. Ни с кем не разговаривал и ни на кого не обращал внимание. Робин уверенно направился в его сторону. «Только один удар... один-единственный удар...» Тут еще под ногами завертелся какой-то зверек, лишь отдаленно похожий на человека с дурацкой палкой и невероятно огромными ушами. Зверек нагло вскинул бороду и неожиданно произнес то, от чего его в Англии задушили бы голыми руками.

   – Эй, смерд! Думаешь, я испугался твоей зубастой пасти. Я! Фиоклитиан Первый и Последний! Подобного мне нет на земле! Я единственное существо-вещество во вселенной! – К тому же, зверек был изрядно пьян и еле держался на ногах.

   Первым побуждением Робина было попросту свернуть ему голову. Но он вовремя одумался и лишь отшвырнул шута в сторону, схватив его за шиворот. Фиоклит побагровел от ярости, даже сам король никогда не смел с ним так поступать. Он стукнул палкой по полу и гневно прошептал:

   – Ах ты гад... получил от Эдвура орден и зазнался? Сейчас я тебе устрою! – Шут спешно засеменил за тем, кого по ошибке считал коадъютором Ламинье, выставив вперед свой деревянный «скипетр».

   Король услышал приближающиеся шаги и равнодушно обернулся.

   – Коадъютор, это вы?

   Крокодил слегка кивнул челюстью.

   – У нас тут произошли чудовищные события, после бала все вам расскажу, – Эдвур говорил медленно и выглядел крайне удрученным.

   «Никаких разговоров, только один удар... Один-единственный удар!» Робин пощупал кончиками пальцев теплую, насыщенную ядом сталь. И почти в тот момент, когда он уже хотел сделать решающий шаг, чтобы вонзить лезвие под сердце жертвы, – именно в этот благословенный и проклятый момент озорной шут подкрался сзади, подцепил палкой маску и рванул ее вверх...

   Голова крокодила несколько раз кувыркнулась в воздухе и отлетела чуть ли не в самый угол танцевального зала...

   Они стояли лицом к лицу, изумленно смотря друг другу в глаза... Эдвур резко отпрянул в сторону.

   – Кто вы такой?!

   Робин от неожиданности выронил нож. Сталь, так и не испившая жертвенной крови, звякнула о паркет.

   – Кто вас сюда пропустил?! Эй, стража! Взять! Немедленно!!

   Музыка резко затормозила, заскрипев по воздуху, и смолкла. Танцующие пары замерли, отовсюду набежали солдаты. Когда англичанина схватили со всех сторон, он вдруг громко закричал:

   – Проклятые мракобесы! Ваш мир все рано погибнет! Все вы погибнете! Будьте вы прокляты! – он даже не пытался вырываться из плена цепких рук и с гордым презрением смотрел на окружающих.

   Гости стали недоуменно восклицать:

   – Предвечная Тьма, да это же солнцепоклонник! Как он сюда попал?!

   – Еретик в самом центре Анвендуса! Ужас! Ужас!

   – Какое осквернение праздника!

   – Смерть этому негодяю!

   По приказу короля англичанина убили тут же. И на месте, где только что кружились танцевальные пары, где легкий перестук женских каблуков сменялся неуклюжей поступью их кавалеров, образовалась большая лужа крови...

   – Почему на нем была маска Ламинье? – спросил король. – Где сам коадъютор?! Найти немедленно!

   Даур Альтинор, наблюдавший происходящее со стороны, почувствовал, как его ногти впиваются в ладони. Его гневный взгляд наткнулся на беззаботно слоняющегося Фиоклита и, если бы гнев был способен убивать, от шута бы не осталось и пепла. Герцог был шокирован не столько собственной яростью, сколько недоумением: в его грандиозные космополитические планы вторглось какое-то... существо. То, что и человеком-то нельзя назвать. Маленький ничтожный зверек! Как соринка в глазу, на которую даже и внимание обращать зазорно. Шут ходил как ни в чем не бывало, помахивая своей идиотской палкой, и даже не подозревал, что в перспективах дальнейшего развития человеческой истории, предначертанной герцогом Альтинором, он уже покойник.

   В тронный зал, запыхавшись, прибежал один солдат:

   – Ваше величество! Коадъютор Ламинье найден мертвым около лестницы. Этот еретик убил его, чтобы завладеть его маской и проникнуть к вам... Какие будут указания?

   Король достал платок, который ему лично вышила кружевами Жоанна, вытер им вспотевшее лицо и тихо прошептал:

   – Нынче не праздник, а настоящее сумасшествие...

   * * *

   Жерас уже видел огни великого Нанта, которые вкраплялись во вселенскую темноту маленькими желтоватыми точками. Мрак, замаранный пятнами бледного света, терял свой монолит и превращался в мозаику всеразличных красок, будто на черном полотне мироздания некий могущественный художник незримой рукой начинал рисовать нечто похожее на жизнь. Правая рука Жераса сжимала обнаженный меч, изредка срубая им сухие ветки. Свист каленой стали был сейчас самым приятным для него звуком. Он уже воображал себе, как эта самая сталь оставит свою роспись на теле герцога Альтинора. Он уже видел его тело, исполосованное множеством тяжелых ран, видел его глаза исполненные ужасом, видел салют кровяных капель, данный в честь грандиозного торжества справедливости.

   – Проклятый Альтинор! Скорее небо упадет на землю, чем ты останешься жив после встречи со мной! Тебе уже ничего не поможет! Ни твой лживый язык, ни твой изворотливый ум!

   Меч еще раз резанул сонную пустоту, и та жалобно застонала. Стена города уже создавала разимый контраст бескомпромиссной тьме мироздания...

   * * *

   Король Эдвур снова надел маску белого медведя, сам не знал – для чего. Скорее, просто хотел скрыть от окружающих свой надломленный дух, который отпечатался на его лице бледными бесцветными красками преждевременной старости. Он ходил по просторным залам Анвендуса, словно по тесным и невзрачным тюремным камерам. Вместо людей он видел призраки в звериных масках, подчеркивающих суть их смердящей души. Он не чувствовал ни пола под онемевшими ногами, ни собственного тела.

   – Ваше величество! – он даже не узнал голоса собственного слуги, окликнувшего его сзади.

   Король нехотя обернулся и увидел своего преданного, вечно чем-то напуганного Жозефа.

   – Ваше величество, там какая-то старуха, страшная как смерть, просит, чтобы вы ее приняли...

   – Что еще за старуха?

   – Понятия не имею. Скажу только одно, когда я ее увидел, меня чуть не вывернуло. Пугало и то выглядит симпатичнее...

   – Ну и гони ее в три шеи.

   – Пытался... Говорит, умру, но перед смертью хочу повидать самого короля. Во, настырная! Ведьма, наверное.

   Эдвур хотел было уже махнуть рукой и пройти мимо, но потом подумал: в принципе, какая ему разница, в какую сторону идти, чем заниматься и с кем вообще разговаривать?

   – Где твоя ведьма?

   – У черного входа. Говорит, буду ждать хоть всю оставшуюся жизнь, пока сам король ко мне не выйдет. – Жозеф говорил сбивчивым от волнения, заискивающим тоном, пытаясь всячески угодить его величеству.

   – Ладно, идем.

   Перед взором короля предстала старуха омерзительной внешности, скрюченная в три погибели и вся изрезанная глубокими морщинами, похожими на рубцы, словно ее тело было некогда рассечено на множество мелких кусочков и потом вновь склеенных друг с другом. На лице росли отвратительные бородавки с торчащими из них волосами. На маскараде это лицо наверняка приняли бы за одиозную маску некого чудища. От старухи шла неприятная вонь. Об одежде лучше вообще молчать. Она была, наверное, подобрана с какой-то помойки.

   – Что вам угодно... сударыня? – на последнем слове король споткнулся.

   – Ты король Эдвур? – голос Ниды оказался не менее мерзок, чем ее внешность.

   Эдвур приподнял маску медведя.

   – Я самый. Может, сбегать показать вам свои документы?

   – Ладно, верю... – старуха снисходительно махнула костлявой рукой, на которой омертвелая плоть болталась как сморщенная тряпка. – Вот что я хочу сказать тебе, Эдвур. Я пришла отомстить герцогу Альтинору. Я его любовница, которую он сильно обидел.

   Король не выдержал и расхохотался, даже Жозеф покраснел от приступа смеха.

   – Жаль мы не взяли сюда Фиоклита, ваше величество, пусть бы он поучился, как надо смешить людей.

   – Не вижу здесь ничего веселого, Эдвур. – Старуха общалась с королем тем же панибратским тоном, что и его шут. Для ее возраста никаких титулов на земле уже не существовало. – Речь пойдет о вашем сыне Жерасе...

   – Как смеешь ты, вонючая ведьма, упоминать своим мерзким языком имя моего покойного сына?!

   – Не торопись, Эдвур, выслушай, что я скажу. Твой сын не умер от сердечного приступа, как вы все подумали. Это Альтинор подсыпал ему в вино зелье, вызывающее мнимую смерть. Я лично варила зелье и могу поклясться, положа руку на Священный Манускрипт, что говорю правду. Твой сын почти что живьем был закопан в землю. А зачем – не спрашивай, все равно не знаю. Об этом спроси у самого герцога.