Текст книги "Дорогой плотин (СИ)"

Автор книги: Андрей Ваон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Как на войне? – выдохнул Ванька и так и остался с открытым ртом.

– Как на войне, да. Тогда не отступают. Тогда ты жизнь кладёшь, и про отход не думаешь. Вот там есть, где трусости выскочить. Вот там, Вань, ты должен волю в кулак, да врага бить, бить, не жалея себя, – Пётр раскраснелся, заблестел глазами. – Главное, Ванюш, понять, где враг-то настоящий, вот оно чего…

– Ладно, философии тут разводить. Пойдёмте ужинать, – дала команду на окончание беседы Алёна.

– Пойдёмте, ага.

2

На Новый Год погода всё же сжалилась, покружила небольшая метель, леса и поля прикрылись белым. Морозец был, конечно, всё равно слабый. Но всё же ниже нуля. Дети, истосковавшись, ринулись с санками, ледянками и лыжками на горки. Шумели и галдели – каникулы.

– Ну, чего, вот мандарины. Вот пузырчатое. Я подготовился, – Пётр заявился пораньше, ещё не стемнело. Бабаня суетилась возле стола. – Шучу! Сейчас руки помою, да тоже на готовку.

– Да я уж тут основное сделала. Заливное морозится, для винегрета всё отварила. дед за капустой полез и огурцами. А Алёна где?

– Она всё по подаркам там бегает. Премию дали в последний момент, она и побежала тратить.

– Ой, стоило ли? Может, лучше отложить? – всплеснула руками всегда бережливая Бабаня.

– Да ладно тебе, мам – праздник же! И потом, заработаем ещё – вон, диплом весной защитим и сразу в лабораторию сможем перейти.

– Когда это ещё будет… – махнула рукой бабушка. – Ладно, ты вот что – тесто, пойди, принеси из сеней. Хлеб уже пора ставить. Да дровишек захвати.

– Бегу! – Пётр был в радостном возбуждении от предвкушения праздника.

Ёлку они наряжали вчера всей семьёй – даже дед принимал участие, руководил со стула и финальным действием надел звезду на колючую макушку. Ванюшку от елки весь вечер нельзя было оторвать. Вертелся, разглядывал, засовывал на ветки своих солдатиков.

Дед и Пётр вошли вместе, каждый со своей ношей. Столовая, она же кухня, постепенно наполнялась запахами и суетой. Бабаня командовала и всех пристраивала к делу. Даже супруга своего колючего сумела обуздать. дед резал лук. И плакал.

На улице послышались голоса.

– О, Алёнка с Ванькой идут. На горке, наверное, его подцепила, – выглядывая в тёмное окошко, объявил Пётр.

В сенях зашебуршились, и Алёна с Ванькой вошли в избу. На бровях их ещё слегка сверкал тающий снег, румянец свежил их лица.

– Пап, я маму с собой утащил, она так кричала! А я ничего, не убоялся, – довольный и взбудораженный, вещал Ваня.

– Алён, ты чего ж – детство вспомнила?

– Да они там так задорно катались, и настроение такое праздничное, что он меня уговорил. Страху-то натерпелась на этих санках – ужас, – довольная Алёна потащила сумки в комнату.

– А чего ты там накупила?

– Секрет пока.

Ближе к двенадцати они уже утомились от приготовлений и запахов, и решили начать.

– Давайте, что ли, покушаем, – сказала Бабаня.

– И старый год проводим, – поддакнул дед Андрей, разливая водочку себе и Петру. – Девушкам сладенького, детям лимонаду, – всех обслужил дед. – Ну, давайте, что там было плохого пусть остаётся, спасибо скажем хорошему, бывай, старичок!

Все звякнули и захрустели за?кусем.

– Деда, сыграешь сегодня? – попросил внучок.

– Эх, Ванюша, чего ж не сыграть-то? – дед Андрей по молодости был неплохим баянистом, но с возрастом играть забросил, лишь изредка поддавался уговорам и нажимал на клавиши.

Потом били куранты по радио, были какие-то передачи, запахи мандаринов, шипение игристого. Дарили подарки – взрослые обменялись практичным, Ваньке приплыла совершенная фантастика: радионабор с паяльником. Он сразу отлип от стола, и уткнулся в подарок.

– Ванюш, ложись спать. Завтра же в поход, – напомнила ему мама.

– Да, ему теперь, наверное, не очень в поход-то захочется, – задумался о тактическом просчёте Пётр. – Ну, да ладно – не захочет, и ладно.

– Кто это ещё не захочет? Я давно решил, и вы мне обещали! – набычился было Ваня.

– О, смотри-ка, бузотёр прямо! Слова не скажи, – отметил дед, беря баян. Ладно, давай сыграю тебе колыбельную, да отбой потом.

Ванька, наскоро собрав детальки, отложил коробку в сторону. Подсел к деду. А тот, размяв пальцы, затянул что-то такое, бередящее душу. Ванька быстро осоловел и, поблагодарив всех, поплёлся в комнату.

– Ты это, отец, чего-нибудь повеселее давай, а то мы тут все сейчас поляжем.

– И полегли бы, чего рассиживать – отметили, и буде.

– Цыц, старая! Ещё и плясать будем! – цыкнул на жену дед.

– Ты не очень-то хорохорься, завтра на лыжах не сможешь идти, не мальчик ведь уже, – охолонула деда бабушка.

Алёна смотрела на них, довольная, тревожась лишь от самого этого благополучия. «Когда так всё хорошо, что-нибудь плохое вызревает всегда», – мелькнула грусть в её глазах.

Скоро угомонились и взрослые.

Ещё было темно, а в избе Мельниковых зажглись окошки. Женщины тоже повскакивали, собирали «походников». Ваньку будили в последнюю очередь. Он сладко сопел, когда его ласково подняла мама.

– Ванюша, вставай, милый. Пора, – Алёна аккуратно теребила сына.

Тот вскочил, заспанный, припомнил событие, засветился энергией и ринулся умываться.

А дед Андрей и Пётр укладывали рюкзак. Сало, спички, буханку хлеба. Алёна подсунула мандаринов.

– Может, заливное возьмёте, осталось ведь, – робко предложила Бабаня.

– Мать, ну ты даёшь! Пирогов, давай ещё напечём, – хмыкнул дед Андрей. – Давай, Малой, трескай – да пойдём.

Бабаня сунула в рюкзак втихаря и пирогов.

Они хотели встать на лыжи прямо за деревней и идти на юг, протискиваясь между полей и деревень.

Ванька дожёвывал хлеб с маслом, нетерпеливо помахивая ногами.

– Пап, а ружьё ты возьмёшь?

– Ха, зачем нам ружьё? Не на охоту, чай, идём.

– Ну, мало ли, зверь какой… медведь?

– Тю, Ваньк, откуда ж у нас тут медведя?? Так, заяц иногда прибежит.

– Раньше-то лоси захаживали, да, – вспомнил дед. – А теперича, чего ж, теперь, вона, дорогой отгородят, и всё, никакой зверь и не пройдёт. А у нас тут только зайцы и остались. Может, лисы ещё.

– А волки?

– Не, волков до войны последних изничтожили.

Ванька, однако ж, не расстроился – его переполняло воодушевление. Тут тебе и поход, и продолжающиеся каникулы, и подарок… не жизнь, малина!

Нацепив и на маленького путешественника рюкзачок, троица вышла из дома.

– Давайте на Зябликово курс держать, а там уж и прямо на юг двинем, – проложил курс Пётр.

– Так давайте, чего ж не дать, – дед закряхтел, вдеваясь в лыжи.

Деревня только просыпалась. Скрипел слегка снежок, на юго-востоке начало сереть. Погода продолжала свою неуверенную походку: мороз был какой-то несущественный, и небо не сулило ничего хорошего.

– Опять, верно, растеплеет, – сказал дед Андрей, глядя на тёмное ещё, в целом, небо.

– Думаешь? Может, всё-таки установится зима уже? Где ж это видано, январь уж, а только слегка припорошило, да лёд ещё толком не встал.

– Не, небеса хмарые, с дырками и бегут – знать, тёпло будет. Ладно, тут до Зябликова лыжня есть, по ней, что ли, двинем?

– Давай. Ваньк, с горок поедем. Там, знаешь, какие горки?

– Знаю, пап, мы ж с Андрейкой бывали там, – Ванька вспомнил, что до сих пор с Андрейко-то и не помирился. – Надо будет с ним сходить, может, простит тогда.

– Не помирились ещё, что ли?

– Обиделся он всерьёз, слушать не хочет, – угукнул вдруг расстроенный Ванька.

– Ладно, пройдёт. Только ты, Ванятк, друзьями не разбрасывайся. Друзья они, ой, как нужны по жизни! Да, отец?

– А то ж, конечно, – ответил дед Андрей, направляя свои лыжи на юго-восток по едва заметной лыжне.

Они шли по полю, слева тянулось ЛЭП. Дед шёл первым, малого запихнули в середину, замыкал Пётр. Ванька шустро перебирал своими коротким ножками, поспевая за размеренным шагом деда. Пётр подбадривал и развлекал сына, дыша ему в спину.

– Вань, как устанешь, сразу скажи, я тебя на буксир возьму.

– Не, я не устану, пап, – тот уже разрумянился и голосил пока бодро.

– Ты не мельтеши так часто. Старайся шаг длиннее делать, скользи. Гляди, как дедушка делает.

А дед, действительно, красиво шёл на этих широченных лыжах, плавно отталкиваясь палками.

Их троица рассыпанными точками нарушала белизну поля. Было безлюдно. Шумел ветер, навевая тепло с юга. Вскоре они подобрались к оврагу. Склон был круг и неровен. Дед поехал первым, заложил дугу, ухнул, удержав себя на кочке, притормозил.

– Давай, Ванёк! – позвал следующим внука. У того забилось сердце, но он, преодолевая, подошёл на стартовый приступок.

– Не бойся, чуть плугом ставь, да поверни в середине, – напутствовал отец. – Давай, пошёл!

И Ванька пошёл. Он распрямил и запараллелил лыжи, отчего понесся со свистом, лишь уши шапки заболтались на ветру. Подпрыгнув на кочке, раскорякой он разметал руки ноги, палки вскинулись выше головы… Приземлился с хрустом и шмяком. Отец стремительно слетел вниз. Скинув лыжи, бросился к сыну. Подъехал и дед. Ванька обалдевшими глазами глядел на мужиков. Вдруг начал смеяться.

– Как я летанул-то, а? И совсем даже не испугался.

Глядя на него, начали смеяться и отец с дедом. Потом уж проверили, ничего не сломал ли? Ванька был цел, невредим и даже не повредил снаряжение.

– Вот только бабкиным пирогам каюк пришёл, – достал смятый кулёк дед Андрей из Ванькиного рюкзачка.

– Но так-то, Ваньк, ты не очень хорошо прошёл спуск, прямо скажем даже – плохо прошёл.

– Ладно, научится ещё. Зато крепкий он. Вона, как летанул и ничего, посмеялся только.

На самом деле, Ванька трухнул сразу, как только поехал. Не сумев сделать лыжами ничего из требуемого отцом, он летел, уже плохо соображая от страха, подобравшись всем телом. Но организм, тренированный на горках с друзьями, держался и лишь крепкий бугор выбил его из седла. Но с приземлением повезло, поэтому сейчас и посмеивались все дружно.

Наверх карабкались с лыжами в руках, переступая валенками по неровным, осыпающимся ступеням крутого оврага. Выбрались наверх, перевели дух. Зябликово темнело чуть поодаль; уже застелились вьюнки дымков, прижимаемые ветром. Деревня встречала новый день и год, озябливо стряхивая ночной снежок с крыш.

– Сейчас уже скоро выйдем к этой дороге новой, – пыхтя, никак не отдуясь от подъёма, сказал дед Андрей. – Прямо туда и пойдём, – кивнул он на юг.

Они снова надели лыжи и неспешно двинулись. Лыжни уже никакой не было, и первым пошёл Пётр, торя широкие полосы лыжни. Ванька, немного ещё потрясённый, частил уже меньше, примеряясь к размеренному ходу отца.

Пройдя берёзовый перелесок, они выпали сразу к новой дороге. Пустынная полоса простиралась с востока, где возле Бесед высился мост через Москва-реку; на западе дорога терялась в лесистом повороте после пересечение с Каширским шоссе.

– Вот, таким образом, они обозначат по кругу новую черту, значит, вокруг Москвы, – дед махнул палкой направо. – Будут машины здесь шнырять, не пройти, не проехать, – напророчил он.

Сейчас же была тишь, асфальт присыпан белым, лишь один след грузовика виднелся на дороге. Походники, не снимая лыж, переползли шоссе и углубились в леса.

Так они неторопливо шагали, сторонясь многочисленных деревень, зажимаясь к лесам и перелескам, с гиканьем съезжали с небольших пригорков, обходили ненадёжно ещё замерзшие пруды, форсировали ручьи. В полдень притормозили. Пётр развёл костёр, вскипятил в маленьком котелке чайку. Проголодавшись, накинулись лыжники на заготовленные припасы. Ванька уже подустал, но держался, и, довольный, с аппетитом поглощал хлеб с салом, хрустя луковицой в другой руке.

– Да, вот, Иван, дорогу-то достроят, может, так и не походишь. Запрут нас, как в клетке.

– Да что, ты, отец, всё тоску наводишь с этой дорогой, будто под замок нас посадят. Может, оно, в городе-то нам и лучше станет, а?

– Лучше, ага. Я с Прокопичем говорил – он грит, что снесут нас к чёртовой матери, да домов городских понастроят… а ты «лучше»…

– Да когда это ещё будет. И потом, чего ты так против этих домов вскинулся? Нормально люди живут, да ещё и поудобнее вроде. Ежели отдельная-то квартира, да с ванной, а? – подмигнул жующему Ваньке Пётр.

– «Ванная», – передразни сына дед Андрей. – А во двор выйти? А яблочко своё сорвать или репку там? А послесарить? Видал я дома эти – коробки с клетушками, ни продохнуть, ни пёрнуть. Тьфу!

– Ладно тебе, отец. Дачу заведём – будет тебе и дворик, и репка, и яблоки.

– Как буржуи?

– Вроде того, ага.

– Тьфу! – дед сплюнул ещё раз и сунул в бороду нечищеную картошину.

Пётр засмеялся.

– Вань, ты как, держишься ещё? Нам немного уже осталось, а обратно тогда на поезде поедем.

– Да я, сколько хочешь, ещё могу проехать! – бахвалился Ванька, потрясая куском пирога в руке.

– Ага, неси тебя потом в котомке-то, – подмигнул ему оттаявший дед.

Немного отдохнув и погрев руки возле огонька, они пошли дальше. Скоро уже показались Горки; обошли стороной и затормозили. Постояли в раздумьях и молчании – почтили Владимира Ильича. Потом двинули к станции, начало смеркаться. На станции стали уже и подмерзать – нагулялись, энергия и вышла вся, греть уже было нечему.

– А что, Ленина отсюда прямо везли? – спросил Ванька.

– Вон, видишь, сохранили тут, как всё и было, когда поезд траурный пустили. Он ещё на полустанках останавливался, народ потоком шёл.

– А если бы Ленин не умер, то и войны бы не было? – малой устал, но вопросов задавать всё равно не прекратил.

– Да это, ж, Ваньк, кто ж знает-то… Вроде Сталин чего-то не доглядел, уж и так, и эдак он с этим фашистом проклятым, да объегорил тот его в начале. А может, предательство какое было… А может, и сам Сталин того… – Пётр покосился на деда.

– Ты, Пётьк, на Сталина брось тень наводить! Взяли моду с Никитки этого толстомордого! Нету на них управы, вот и разошлись – всякую нечисть выпустили.

– Ты отец не очень! Культ личности уже развенчали, чего теперь кулаками махать?

– Петька! Не заносись вперёд отца! – дед Андрей гневно жахнул палкой в платформу.

Спор дальше не разгорелся – подошла электричка, они в неё спешно и погрузились. А в вагоне было тепло, они и разомлели, а Ванька и задремал.

– 1962. Замкнулось

1

Весенние каникулы закончились капелью. Весь март подсыпало, и солнце светило нечасто – зима всё напоминала и напоминала о себе. Но в конце марта дрогнуло, кругом стало мокнуть. Снег проседал и темнел, вокруг деревьев заглублялись кольца.

Дети надоели санки и снежные горки, теперь им были интересны ручейки. Строили запруды и кидали щепки в потоки.

А тепло, будто сломив какую-то преграду, обрушилось всей мощью. Каждый день был теплее предыдущего, съедался толстый белый покров, кругом набухало. Капель уже не звенела – снег с крыш уже свалился, стаял. Грязища развелась кругом поколенная, люди передвигались по тонким перешейкам, и только в сапогах. Птицы сходили с ума в почти круглосуточном оре.

Ванька всё равно продолжал ходить в школу «коротким» путём, отчего был неизменно грязен и ругаем учителями. За компанию влетало и Андрейке – тот не бросал товарища в грязехождениях.

– Надо в воскресенье в Овраг идти, на Шмелёвку. Всё тает кругом, там, наверное, потоп будет! – Ванька шагал по нетвёрдому грунту, перепрыгивая с кочки на кочку, соскальзывая в лужи. Рядом балансировал Андрейка.

– А чего, пошли прямо и сегодня, вона, как жарит, – он прищурился на припекающее солнце.

– Да дед говорит, что самый пик будет в воскресенье – он прогноз погоды слушал. Так и будет всю неделю. Прямо с утра и пойдём. Братанов захватим.

– А откуда начнём? До Зябликова пойдём?

– А здесь, вот, прямо почти от Каширки полезем. Дойдём. Чего ж не дойти? Я бы хотел прямо дотудова, до полей дойти – только не сможем, наверное, разольётся всё.

– Слушай, а Таньку, может, позовём? Она тут чего-то спрашивала, чего мы в выходной делать будем.

Ванька сразу насупился:

– Да ну её! Ныть ещё начнёт…

– Кто, Танька? Ныть? – Андрейка даже остановился. – Ты, брат, даёшь! Чего-то не слыхал я, чтобы Танька когда-нибудь ныла. Её, наоборот, даже борисовские пацаны побаиваются. Вон, как Сашко взяли, так она там ими и заправляет.

– А женщина на корабле – беда, слыхал про такое? Братья начнут чудить. Да и ты, вдруг… – брякнул Ванька и осёкся.

– Я?! – Андрейка возмутился. – Это что ж, я из-за девки дурить начну, что ли? Ты, Ваньк, думай, чего говоришь-то.

– Да ладно-ладно, это я так. Но Козины, согласись, при ней окосеют сразу.

– Это да, это ты прав. Наверное, не сто?ит её брать. Ладно.

Ванька незаметно выдохнул. Конечно, он волновался не из-за самого факта наличия «на борту женщины» (хотя это тоже было), в первую очередь, беспокоился он из-за самого себя. Ведь он, в чём с трудом признавался даже себе, запал на эту бойкую красавицу. Вот и бегал от неё, дабы не портить свой душевной покой. Когда только видел он её, даже издалека, в голове мутилось, ноги становились ватными, а сознание требовало необдуманных поступков. А уж если она была рядом, да ещё и заговаривала с ним… В такие моменты он сразу сбегал, выдумывая различные срочные предлоги.

– Надо у отца болотки попросить, – отвлёк его Андрейка.

– Так они тебе велики будут, запутаешься только в них!

– Не, отец у меня маломерок, а я в материнскую породу пошёл, почти впрок уже, – Андрейка и вправду здорово подрос за последнее время. Когда они собирались вчетвером с громадными Козиными, ровесники затихали.

– А я так пойду, всё равно, думаю, промокнем. Не потонуть бы только.

2

– Ну, всё, теперь мы москвичи, – Пётр, возбуждённый, кинул на стол паспорта. – Всего и делов-то.

– Не было печали, – проворчал привычно дед. Он чего-то мастерил.

– Не бурчи, отец! Справимся и с этим. А чего, дорогу всё, доделали, говорят?

– А как же! С опережением плана, торжественно открыли. Этот… новый… открывал. Пыгай, что ли.

– Дыгай! – поправила Алёна. Она всегда была в курсе партийных имён. Просто хорошая память, ведь она была к политике и чиновникам равнодушна.

Тут влез Ванька.

– Пап, мы завтра в шмелёвский овраг пойдём с утра, ладно?

– Овраг? А чего там? – несколько рассеяно отреагировал отец, его больше беспокоила их теперь новая, «московская» жизнь.

– Половодьем пойдут любоваться, – ответил за внука дед Андрей. – В этот раз вода хороша! В былые годы затапливала Москва-река Братеево, до Борисова вода доходила. Но перед войной шлюзов понаделали, всё теперь зарегулировано. Не то, что раньше. Эх…

– И правильно! Наводнения если? Чего ж в них хорошего? – подала голос Бабаня.

– Не, Анют, не скажи – не всё так уж по одному, – возразил дед Андрей. – Ведь матушка-природа неспроста так удумала, затапливать. А заливные луга? А удобрения на поля? А? Эээ…

– А затопленные избы и люди на крышах, это как? – Пётр несогласный был с отцом.

– Скажу тебе на то, Петь, что дом надо строить там, где деды и прадеды строили, а не в низинке, поближе к водичке. Учитывать надо, историю-то! Во!

Пётр покачал головой, в спор вдаваться не хотелось.

Ванька же слушал внимательно, и дедовская позиция про стихию ему была ближе.

– Так чего, пойду я завтра, ага?

– Да иди, иди. Только не потоните там, глядите, – разрешил отец.

– Ванюш, вы там поосторожнее, да и за ребятам смотри, особенно, за Андрейкой. А то он бесшабашный, сунется куда-нибудь, – предупредила Алёна.

– Всё лезете на рожон! Нет, чтобы грязь эту пересидеть, – запричитала Бабаня. – И чего лезете туда? Что тут, что ли, мало ручьёв? Вон, на крайний случай, Язвенка.

– Да Язвенка какое там половодье-то, старая? – усмехнулся дед. – Правильно они идут, там овраг знатный, там и вода вся сейчас свалится в одну струю, там хорошо, – сказал дед Андрей мечтательно. – Может, и мне с малыми слазить?

– Ой, сто лет в обед! Сиди дома! – Бабаня взмахнула руками. – Воистину, седина в бороду, бес в ребро! Сиди уж!

– А чего, дед, айда с нами, а? – Ваньке идея понравилась.

– Да ладно уж, мешаться вам там буду, да и, вишь, бабушка-то переживает, – он приобнял Бабаню. – Дома уж вас подожду.

3

– Кажись, заморозок был, – сказал Антон, с треском разломив ногой тонкий ледок на луже.

– Но днём жарко будет, – ответил Ванька, взглянув на яркое уже солнце.

Они вышли пораньше. Андрейка, как и собирался, надел отцовы сапоги. Ему было неудобно, он отставал, и его приходилось поджидать. Зашли они к оврагу прямо от шоссе, где только небольшая впадина уходила бороздой на восток. Прошлогодняя трава скрывала склизкую землю, под ногами чавкало. Северная сторона была вся ещё в снегу, и под лучами поднимающегося солнца многочисленные ручейки сверкали искрами.

– Вона, вода прёт отовсюду, – восхитился Ванька. Он, взбудораженный, быстрее двинулся вперёд.

Шмелёвка с самых истоков бурыми потоками размывала глинистую землю. Бурлила водоворотам, сплёскиваясь маленькими порожками и водопадиками. Ниже по течению, где стены Оврага кручинами стали сжимать с боков, напор воды ещё усилился и вот уже, речонка вытеснилась из высоких, как казалось летом, берегов затопила долину. Друзья порой шли прямо по воде, обходя по памяти глубокие места. Конечно, все уже черпанули сапогами и теперь шумно хлюпали. Андрейка, гордо задрав голенища, шлёпал, не разбирая дороги.

– Ты там не очень-то! Тут можно, наверное, и по пояс окунуться, – предостерёг его Ванька.

– Не боись, я тут все броды знаю, – самоуверенно заявил Андрейка.

Братья лезли осторожно, помогаю друг другу.

Возле Зябликово на стыке двух ручьев-речек совсем всё затопило. Мостик из деревни на кратчайшую дорогу к Борисово и Шипилово скрылся, и даже перил не было видно.

– Ого! Ничего ж себе! – воскликнули поражённые разливом ребята.

Долина была вся затоплена, кругом бурлило, кружилась пенная вода и всяческий мусор.

– И как мы дальше пролезем? – спросил Сашка.

– Надо сбоку как-то через кусты, по пригорку.

– А далече мы идём?

– Да хотелось до Городни дойти, – ответил Ванька.

– Уж полдень, наверное, а мы ползём еле-еле.

– Ну, как получится. Обратно вылезем наверх да напрямки быстро дойдём.

Андрейка по-прежнему отделялся от коллектива, лазил по низам в отцовых сапожищах. Троица же облезала глубины по взгоркам. Вдруг они услыхали шум воды и крики Андрейки – его несло потоком, а он неуклюже барахтался в потоке.

Братья застыли в ступоре, а Ванька, замерев лишь на мгновение, рванул вниз, к другу. Тут смыкались три оврага, три водных струи, и Андрейку утягивало на середину потока. Ванька ссыпался прямо в воду, шаландая по колено, стал искать какую-нибудь палку. Андрейка пытался цепляться за кусты и немного притормаживал своё движение. Иногда он цеплял дно ногами и пытался тогда привстать, но течением его сбивало и вновь волокло неуклюжего в намокшей одежде дальше. Ванька подцепил по пути какую дубину и теперь совал её бултыхающемуся другу. У того же от холода тело стало вялым и непослушным, и он никак не мог ухватиться за конец длинной палки. Ванька пробирался по краю воды дальше, он знал, что ещё чуть-чуть и там водопадик, где может забурлить с головою, и торопился вытащить друга. За кустами уже слышался большой шум. Андрейка тоже вспомнил про это место, и глаза его округлились – он забарахтался активнее, пытаясь дотянуться до спасительной палки. Ванька, увидав удобную незатопленную кочку, ринулся к ней, стараясь опередить дрейфующего друга.

Братья же в ужасе взирали из кустов. Они пытались пробиться ниже по течению, чтобы там выловить Андрейку, но застряли перед глубоким омутом, полезли на холм, чтобы обойти и вот теперь замерли, видя, как их друзья приближаются неотвратимо к водопаду.

Ванька, взгромоздившись на кочку, уцепился за ствол дерева и изо всех сил своих ещё детских рук сунул палку на стремнину, куда выносило Андрейку.

– Лови конец, а то унесёт тебя к чёрту! – закричал он, задыхаясь от усилий. Тот сделал несколько движений и уцепился за дубину. Ванька начал подтягивать. Вот, уже ноги Андрейки ощутили склизкое дно, вот он подобрался к Ваньке, и тот протянул ему руку и помог выбраться на пригорок. Оба в тяжёлой мокрой одежде, тяжело дышали, не в силах вымолвить ни слова.

– Андрейка, скидывай сапоги и выливай воду, – крикнул Антон. Они пробирались к намокшим друзьям.

Андрейка стал стаскивать дрожащими руками сапоги. Из них хлынула вода.

Ванька тоже занялся сливанием и выжиманием. Несмотря на жарящее солнце, их колотило, и они стучали зубами.

– Ннна-до, ссскорее, на-нна-верх вввыппп-олзать, – синюшными, дрожащими губами пробормотал Ванька. – Ссогреемся заодно.

Кое-как, с помощью братьев они оделись и поползли выбираться.

Когда друзья, измотанные, доволоклись до деревни, хлюпая водой в обуви, было совсем не холодно. Наоборот, Ваньку бросило в жар. Заломило в пояснице, и заболела голова.

– Чего-то я умотался сегодня, – признался он друзьям.

– Спас меня, дружище! – Андрейка неловко обнял друга. Пацаны, они часто играли во взрослых, подражали жестами и словечками. – Я это запомню на всю жизнь.

– Братцы, вы уж нас извините, что мы на холме отсиделись. Но мы ломанулись чуть ниже, вас перехватывать и упёрлись в омут, ну, знаете, там яма обычно такая бывает? Её ж затопило и подступы перекрыло все, – повинился за себя и за брата Антон.

– Да ладо, парни – вы ж потом-то прилезли, – миролюбиво заключил «утопленник». – Я ж сам виноватый. Да всё сапоги эти дурацкие. Чуть оступился, в них вода хлынула, и я уж пошевелиться особо не мог.

– Парни, я это, пойду уже домой – нездоровится, – Ваньку снова начало колотить, и выглядел он плоховато.

– Да всем нам надо уже по домам. Пойду отмываться. Родичам тогда не очень-то, ага?

– Думаешь, по нашему виду они не пойму? – усомнился в пользе скрытничества Ванька.

Андрейка скептически поглядел на него, потом на себя:

– Вообще, да, трудно будет отмазаться. Ну, скажем, что чуток в лужу упали и сразу домой. Ага?

– А, ну, ладно, ага, – Ванька уже совсем скособочился, хотелось ему поскорее лечь.

Он приплёлся домой; дома были только мама и бабушка – хлопотали по хозяйству. Он плюхнулся на лавку, как был в грязной и мокрой одежде.

– О, Бог ты мой, погляди на него, Алён! На нём же лица нет.

– Да я вымок весь, и хочется полежать, – слабо пролепетал Ванька.

Алёна мигом подлетела к нему, стала раздевать.

– Да у тебя же жар!

У Ваньки не было уже сил отвечать и бороться с обступившей его женской заботой. Мать же с бабушкой захлопотали, но не суетились. Закутали, заставили пить чай с малиной и мёдом. Ванька провалился в забытьё.

– Надо врача вызывать, – вечером беспокойство достигло апогея, и Алёна уже соглашалась на домашнее лечение. Ванька стал кашлять и хрипеть.

– Да отлежится! Чаю побольше, вон, сухой малины заварите, – не очень уверенно возражал дед Андрей.

Пётр натягивал куртку.

– Скоро буду!

Но только через час он явился с доктором. Тот осмотрел, послушал и поставил диагноз неутешительный – воспаление лёгких.

– Правильно, что обратились. А то вот в Беляево по старинке лечили воспаление… еле спасли потом ребёнка. В больнице уже. Говоришь, говоришь, что двадцатый век уже… А народ тёмный.

– Так раньше как-то обходились, – заспорил, как всегда дед Андрей.

– Так то раньше! И болезни другие были, и люди. Да и помирали больше. Ладно, вот рецепт. Неделю пусть не встаёт даже. Приду через несколько дней, проведаю.

4

Следующие несколько дней жар у Ваньки не спадал, он лежал, с запавшими глазами, размётанный на простынях. Бабушка ставила ему компрессы и поила настоями. Дед открывал окна, чтобы выгонять заразу, а мать с отцом в тревогах гонялись за дефицитными антибиотиками.

Но потом состояние больного начало стремительно улучшаться, и вот уже он запросил есть слабым голосом. Было наварено бульону, и кормили его с ложечки.

Ванька ел с чумными глазами, послушно открывая рот.

– Бабань, а дом наш на месте? – он завертел головой, осматриваясь.

– Не вертись, Ванюш, – Бабаня совала ему, как совсем малому ложку в рот, и верчения его головы ей сильно мешали. – Не вертись, говорю! – прибавила она уже строго. – На месте, где ж ему ещё быть?

– А дорогу посреди пруда не построили?

– Ванюш, чего там тебе привиделось, милый? Жар у тебя был, бред всякий и снился.

– Ага, бред, – слабо повторил Ванька и откинулся на подушку.

Когда он чуть окреп и скоро уже готовился к выписке и к школе, к нему пришёл Андрейка. Он тоже маленько захворал после купания, но без воспалений, и в школу ходил. Они сидели на крыльце, греясь на солнце.

– На праздник чего делать будешь? – спросил о приближающемся мае друга Андрейка.

– С отцом на демонстрацию пойду.

– Ваньк, возьмите меня! А то мои тут будут безвылазно дома, а с вами отпустят. А?

– Ну, я отцу скажу, ага, – согласился Ванька. Помолчали. Ванька всё хотел чего-то рассказать. – Слушай, Андрейк.

– Чего?

– Ты это, когда тонул и после, когда приболел, ничего такого не заметил? Ну, там, может, показалось чего?

– Фига се! Я там захлёбывался – вот и заметил, что на дно меня тянет. Как это, считается? – воскликнул Андрейка.

– Ну, это… Когда потом лежал, температура была?

– Была, ага. Мать вареньем кормила, в школу не ходил – красота, – Андрейка предался приятным воспоминаниями.

– Вот, когда спал – ничего такого не снилось?

– Слышь, чего ты пристал – снилось, показалось? Чего стряслось, скажи толком!

– Да это… видения у меня какие-то были. Бабушка говорит, бредил даже.

– Ха! Отец рассказывал, когда после ранения в госпитале лежал, там в жару все бредили, и ему, чего только не привиделось.

– Да знаю я! Знаю, что при высокой температуре всякое может быть. Но, понимаешь, Видения такие… как сказать… Правдивые, что ли. Точнее, вроде как совсем чудно? всё и необычно, но уверенность такая, что не бред это.

– О, опять заладил – кажется, похоже… Чего привиделось, расскажь уж.

Ванька потупился и затих.

– Ну, чего замолк? Говори же! – потребовал Андрейка. Ему стало любопытно, чего так мнётся его друг об обычном, казалось бы, бреде.

– Короче, видел я, как тут нету деревни нашей. Да и Борисово нет. И ничего нету.

– Ха! Но чего-нибудь да есть хотя бы? – хихикнул Андрейка.

– А дома такие огромные и высокие есть! Вот чего! И кругом асфальт, постройки какие-то всё каменные. Дороги везде. И понятно, что тут это всё, потому что пруд наш и плотина. Даже овраг наш вот этот самый и он был, – Ванька кивнул влево, где виднелась начинающаяся борозда Шипиловского оврага.

– Ну, и чего, и подумаешь! Тебе, вон, отец с дедом же, сам же говорил, рассказывали, как теперь Москва будет расти, и домов понастроят. А деревни ликвидируют. Вот тебе и привиделось. Делов-то, – пожал плечами Андрейка.

– Да я тоже так думал, что ничего удивительного. Только понимаешь, людей я тоже видел. А люди эти… Ну, они какие-то странные.

– И чего в них странного?

– Да не знаю я! Знаю, что странные. Чувствую. А объяснить, в чём дело, не могу.

– Да… такой заход был… Прямо на рубль! А получилась на пять копеек история. Ладно, надо итить до хаты. Уроки надо ещё сделать.