Текст книги "Судьба боится храбрых"

Автор книги: Андрей Имранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 6

Записи Каравэры

Они не могут сами делать разделение сфер! Волин, для которого я должен был по указанию Хозяина сделать разделение сфер, случайно дал мне понять, что не может сделать это сам. Я раньше никогда не делал разделение сфер ни для кого, кроме Хозяина. Видимо, это тот самый волин, что упоминается в дневнике день назад. Вероятно, он сильнее Хозяина. Вероятно, Хозяин также не может делать разделение сфер! Важный вывод. Внимание!

Вероятно, никто из людей вообще не может управлять музыкой сфер! Очень важный вывод. Внимание!

(На этом записи заканчиваются.)

Спалось Тиму плохо. Все снилась тягучая муть, не столько страшная, сколько просто мерзостная, бессвязная и расплывчатая. Вдобавок эта ночь выдалась какой-то особенно душной. Тим потел, ворочался, несколько раз просыпался и, даже сам не поняв, что проснулся, засыпал снова. Когда за дверью послышались первые шаги учеников, Тим не спал, но еще минут пять лежал в оцепенении. Ему казалось, что события прошлых дней просто приснились ему и продолжают сниться сейчас. Вот надо только чуть-чуть подождать, зазвенит будильник – и можно будет спокойно открыть глаза с радостной мыслью: «Ну и хрень же мне приснилась». Но будильник не звенел.

«Надо хоть на завтрак сходить», – подумал Тим апатично, понял, что не спит, и расстроился. Тело было липким от пота, очень хотелось искупаться. Это можно было сделать в ручье, текущем вдоль деревни, и вроде бы это не запрещалось – Тим несколько раз наблюдал у ручья обнаженных людей и видел, как местные ученики убегали в том направлении после уроков, но сам еще не ходил. Он не любил обнажаться на людях, стесняясь своего телосложения и чересчур светлой кожи, поэтому пляжи недолюбливал и на Земле. Да и плавок у него с собой не было. Местные, насколько было видно Тиму с расстояния примерно в километр, купались голышом, но это только усложняло проблему. Оставаться среди них в трусах было как-то не по себе, а раздеться догола – еще чего! Он собирался как-нибудь сходить поплескаться ближе к вечеру, но все как-то не получалось. А сейчас и подавно не получится – выбирая между водными процедурами и завтраком, Тим склонялся ко второму. Он вздохнул с сожалением, потер рукой липкую кожу и замер – пальцы наткнулись на незнакомый бугорок под левым соском. Он вздрогнул, приподнялся на локтях и всмотрелся – так и есть! От ключицы до живота тянулась бугристая розовая полоса – шрам. Тим осторожно потрогал его пальцами, потер. Шрам не болел, только доставлял смутное беспокойство своей непривычностью. Тим хмыкнул удивленно, встал и вспомнил про руку. Поднес ладонь к лицу и с некоторым трудом разглядел в утреннем полумраке длинную прямую полоску поверх линии жизни. «Халтурщики, – подумал Тим неприязненно, – а я-то решил… Ладно, хоть раны ночью не открылись». Пошевелил осторожно правым плечом, прислушиваясь к ощущениям – и вроде даже ощутил какое-то похрустывание под ребрами. А может, и показалось. Плюнул, нехотя оделся и побрел к столовой.

Что-то изменилось в Тиме после того урока «физкультуры». Если раньше он еще как-то пытался понять и повторить то, что рассказывали и показывали учителя, то теперь его охватила апатия. Первые два урока он просидел с отсутствующим выражением лица, думая о всякой отвлеченной ерунде, и не запомнил, пожалуй, ни единого слова. Первым был урок по «Воле в Себе», а может, и какой другой – Тим не услышал, да и не прилагал к этому никаких усилий. Просто вела его все та же Фэй Раш, при виде которой у Тима заныли бока и окончательно испортилось настроение. В рабочее настроение его не привели даже несколько болезненных «пощечин» – так Тим про себя назвал излюбленный местными учителями способ наказания. Ну да – больно. Тим взбадривался минут на пять, потом мысль снова уплывала куда-то. Второй урок был по «Порядку Вещей», вполне возможно, что Пар Самай опять говорил какие-нибудь интересные вещи, но Тим не слушал и его. Пар Самай, правда, потом небось опять вопросы задавать будет, ну и хрен с ним – пусть спрашивает. Тим скажет: «Не знаю», и что они с ним сделают? По щекам надают или очередные пятнадцать – двадцать ударов всыплют? Да пошли они!

На третьем уроке Тим слегка взбодрился – это было «Внушение», а с прошлого урока по этому предмету у него остались в общем-то благоприятные впечатления. Если не считать трех листов съеденной бумаги. Да и начало урока выглядело так же, как в прошлый раз, – на столах лежали листки местной грубой тканебумаги и знакомые уже Тиму «стила». Но на этот раз Сай Ашан не стал внушать свою волю классу. На этот раз поработать предлагалось уже ученикам. «В соседней комнате, – написал Сай Ашан на стене, – находится человек с чистым сознанием. У него тоже, как и у вас, есть бумага и стило. Ваша задача – сделать так, чтобы он нарисовал на своем листе бумаги то же, что и вы – на своем». Написал, отошел в сторону, окинул класс ехидным (как показалось Тиму) взглядом и замер – действуйте, мол. Тим озадачился, но у класса никаких вопросов не возникло – все тут же зашуршали бумагой. Тим хмыкнул и потянулся к своему листку. Сначала он рисовал всякие загогулины, пытаясь при этом как-то работать. Представлял себе, как кто-то еще рисует то же самое, представлял эти узоры яркими и светящимися, да и просто пыхтел, закрыв глаза и тщательно представляя себе нарисованное. Потом это ему надоело, и он принялся просто рисовать. Маленькие самолетики летели над неказистыми домиками и сбрасывали на них бомбы. Из домиков разбегались фигурки людей, одетых в подобия кимоно. Тим критически осмотрел рисунок, покачал головой: «Нехорошо, убежать могут» – и пририсовал с обоих краев рисунка по нескольку танчиков со звездами на бортах. Вот теперь порядок.

Тут ожил Сай Ашан. Подошел к стене, стер написанное, потом вышел в проход, но не в тот, через который все зашли в класс, а в другой – в конце комнаты. Вернулся через полминуты и прошагал к доске. Обернулся к классу, обвел взглядом, на секунду задержав его на Тиме. Тим замер («Неужели?!»), но чуда не произошло. «Не получается ни у кого, – написал Сай Ашан, – но это неудивительно, у редких учеников сразу получается воздействовать на медиума, не видя его. Развернитесь». Тим хлопнул глазами, прочитав последнее слово, но тут же понял, что воспринимать его следовало буквально – весь класс заерзал, разворачиваясь на своих сиденьях. Тим тоже обернулся и сразу заметил, что в последнем ряду кто-то сидит. В комнате стояло шесть рядов столов, из которых обычно было занято только три, сам Тим, во всяком случае, сидел на третьем. На четвертый, пятый и тем более на шестой ряд никто раньше не садился. Недоумевая, Тим перекинул ноги через скамейку и обнаружил, что сидеть задом наперед в этом классе очень даже удобно. Задний стол оказался на таком же расстоянии от скамейки, как и передний, ногам ничего не мешало, да и вообще, похоже, было без разницы, как именно сидеть за этими столами. Кто-то кашлянул за спиной Тима, он обернулся и увидел незнакомого ученика, осторожно отодвигающего со стола письменные принадлежности Тима. Свои бумажки ученик держал в руке. Тим пожал плечами, буркнул: «Ладно», забрал свои художества, оставшиеся чистые листки со стилом и развернулся обратно.

Сай Ашан тем временем прошел через класс, встал за спиной у сидящего на последнем ряду ученика и написал, теперь уже на противоположной стене: «Это – медиум. Внушите ему нарисовать что-нибудь. Сами можете не рисовать, но лучше рисуйте – так будет проще определить, насколько точно медиум выполнил ваше задание». Класс опять заскрипел стилами, и, похоже, на этот раз у кого-то начало получаться, потому что медиум вздрогнул, поднял голову и принялся, открыв рот и капая слюной на стол, что-то рисовать на лежащем перед ним листке. Но кто бы ни внушил медиуму рисунок, это был точно не Тим – он сидел, вцепившись руками в стол, и разглядывал медиума. Эти растопыренные уши он уже видел недавно – это же Лайл! Тот незадачливый ученик, на которого взъелся Пар Самай. Лицо медиума, правда, не было лицом Лайла. Но и непохожим его тоже нельзя было назвать. Вот кем бы мог быть этот медиум, так это недоразвитым братцем того самого Лайла. Вопрос – а есть ли у него брат-даун? В принципе почему нет – например, они оба росли в этой деревне, потом один брат пошел учиться на волина, а второго – недоразвитого – отдали в школу, скажем, в качестве оплаты обучения первого брата. Или части обучения. Тим сидел, замерев и отлично понимая, что для получения ответа на этот вопрос ему надо всего лишь обернуться и найти самого Лайла. Но сделать это ему мешал страх – страх и почти полная уверенность в том, что никакого Лайла он за спиной не найдет.

Тут Сай Ашан выхватил листок из-под руки медиума (тот сдавленно хныкнул и исказил лицо в жалобной гримасе), поднял и продемонстрировал его классу.

– Это мой узор! – раздался возглас за спиной Тима. Тим обернулся и увидел в третьем ряду поднятую руку, держащую листок с таким же, как у Сай Ашана, рисунком. Тим, воспользовавшись моментом, быстренько оглядел класс, вздохнул и повернулся обратно. Лайла не было. Учитель положил листок, повернулся к стене. «Мар, для тебя урок закончен. Остальные – продолжайте». Медиум вздрогнул и потянулся к листку, а Тим сглотнул и закрыл глаза. «Вот так, – подумал он, – нужен ты кому больно – убивать тебя. Это же невыгодно. Лучше сделать дебилом и посадить узоры рисовать». Изготовление учебных пособий из отстающих учеников – чем не способ поднять успеваемость? Елы-Палы в восторге была бы от такой методики, точно. Опять послышалось обиженное хныканье медиума, Тим открыл глаза и увидел новую надпись на стене: «Тан, Гарса, для вас урок закончен. Остальные – продолжайте». Первой мыслью Тима при виде этой надписи было: «А интересно, он все заново переписывал или только имена? Жаль, не увидел». Тим мысленно усмехнулся и принялся вырисовывать на листе загогулины, периодически поглядывая на медиума Лайла. Интересно, он каждого собирается отпустить только тогда, когда им удастся внушить медиуму свой рисунок? И что он сделает, когда Тим останется один в классе?

К счастью, ответа на второй вопрос Тиму сегодня получить не удалось – после первых пяти-шести ушедших учеников процесс слегка застопорился, и к концу урока в классе еще сидело человек десять. И Тим в их числе, разумеется. Здешние уроки, как давно уже заметил Тим, были намного длиннее земных и тянулись часа по два-три, точнее он сказать не мог – часов у него не было, а как местные определяли время – все еще оставалось для него загадкой. Зато Тим получил ответ на первый вопрос – учителя явно не собирались работать сверх положенного. Как только Сай Ашан решил, что время урока истекло, он оглядел оставшихся, написал на стене: «Урок закончен» – и увел слабо сопротивляющегося медиума в заднюю комнату. Тим облегченно встал и выскользнул в коридор. Быстренько дошел до своей комнаты, надеясь, что Ашер Камо уже там и что он ответит на возникшие у Тима вопросы. Но комната была пуста, и Тим, огорченно вздохнув, сел на топчан и достал из кармана замотанный в носовой платок брусок железа. Он просидел над ним часа полтора, вполне честно просидел, надо заметить – без халтуры. Как только мысли Тима уходили куда-то в сторону, он вспоминал бессмысленный взгляд Лайла, ниточку слюны из полураскрытого рта и вцеплялся в брусок с удвоенной силой. Появления куратора Тим не заметил.

– Не пытайся перебороть себя, – прозвучал неожиданно голос сбоку, Тим вздрогнул и чуть не выронил брусок. – Ты тратишь половину сил на преодоление, а половину – на сопротивление. Так ты не преуспеешь никогда. Просто убери ту силу, что сопротивляется, и ты сам удивишься, как мало сил тебе потребуется, чтобы сломать брусок.

– Я попробую, – сказал Тим, откладывая брусок в сторону, – после… У меня есть вопросы.

– Я слушаю, – сказал Ашер Камо, заходя внутрь комнаты.

– Сегодня на «Внушении»… там был медиум… это же Лайл? Почему его сделали медиумом? За… отставание в учебе?

– Нет. Лайла сделали медиумом не за отставание в учебе. Он солгал.

Тим моргнул.

– Как… солгал? На «Порядке Вещей», что ли? Так он же не врал, он просто сказал, не подумав…

– Он не просто «сказал, не подумав», он сделал попытку создать у учителя ложное представление о своих знаниях. И это уже не первая его попытка. Ему неоднократно говорилось о недопустимости такого поведения, но вчера, в разговоре с куратором, он солгал.

Тим задумался. Ничего себе – «создать ложное представление». Да если за такое наказывать, то весь их 8 «Б» можно прямым ходом в дурку отправлять. Тим бы тоже с удовольствием показал, как он умеет ложное представление создавать, да вот только знаний у него было ноль, настолько круглый, что тут и пытаться не стоило. Чтобы изобразить, что знаешь много, надо знать хоть что-нибудь, это Тим понял уже давно. Насчет лжи тоже было не совсем понятно, то есть Тим знал, что врать нехорошо, но он также отлично знал, что врут все: политики, бизнесмены, врачи… да все, короче. Он уже давно для себя уяснил, что нехорошо – не врать, а попадаться на вранье. И что же выходит – у них вообще врать нельзя? Или о чем-то конкретном?

Тим спросил:

– Он о чем-то важном солгал?

– Неважно, о чем он солгал, – отрезал куратор. – Важно то, что он – солгал.

Помедлил и добавил:

– Не все из учеников получили должное воспитание, да не все и могли его получить. Здесь учатся как дети волинов, так и дети крестьян. Возможно, в раннем детстве некоторые из них часто лгали другим и не всегда получали за это должное наказание. Лайл родился и рос в крестьянской семье, именно поэтому ему давались некоторые послабления, но он сделал из них неправильные выводы, решив, что ему можно то, что нельзя другим. Он ошибался. Врать нельзя никому. Но на ложь в низших сословиях часто не обращают внимания, потому что она безобидна. Большинство Исполняющих даже собственной воли не имеют, а полностью принадлежат своим хозяевам. Даже те из них, чей шаретор не весь состоит из долга хозяину, не играют сколь-нибудь заметной роли в жизни общества, общаясь только с себе подобными, и их слова значат для мира не больше, чем шум текущей речки. Волин же – совсем другое дело. Слово волина не может быть лживым, просто исходя из самой Сути Воли. Если волин скажет что-нибудь, чего не было на самом деле, то, что он сказал, станет истиной. Но мы все живем в одном мире, в котором есть только один вариант происходящего, и он одинаков для всех. Слово лжи в устах волина может привести к искажению реальности, и это – самое опасное нарушение Порядка Вещей из всех возможных. Поэтому мы обязаны защититься от него всеми доступными методами. Запомни, если не знал этого раньше: лгать нельзя. Если ты солжешь во время своего ученичества, твое разумное существование прекратится в этот же день.

«Упс», – подумал Тим, машинально почесывая кончик носа и лихорадочно припоминая – не успел ли он еще что-нибудь соврать за время своего пребывания здесь. Вроде нет. Но вовсе не потому, что Тим был кристально честным человеком, а всего лишь потому, что как-то повода не подвернулось. А еще – Тим не был уверен, что, если ему этот самый повод подвернется, он успеет вспомнить о том, что врать нельзя, и не соврет. Частенько ложь вылетала из его уст совершенно машинально, особенно если она была мелкая и незначительная. Типа, спрашивает мама по телефону: «Ты полы помыл?» – и Тим отвечает: «Ага», даже не успев подумать, хотя мыть еще и не начинал. Ну так он же все равно помоет до того, как мама придет, как иначе – он что, сам себе враг, что ли? А еще вот интересно…

– А если… – Тим помедлил, подбирая слова, – если я промолчу… о чем-то, но так, что у человека создастся впечатление, будто я что-то подтвердил, а на самом деле все не так…

– Я понял, – перебил куратор. – Нет, это не будет ложью. Ты ничего не сказал и не создал воздействия на окружающий мир. То, что беседовавший с тобой человек получил в результате беседы ложное впечатление, – это его ошибка. Значит, он неверно задавал вопросы. Но твои действия в таком случае будут опасно близки ко лжи, и, если нечто таковое будет за тобой замечено, ты будешь подвергнут наказанию. Как был неоднократно подвергнут наказанию Лайл.

«Ясненько, – Тим внутренне усмехнулся, – а то тоже мне придумали, чтобы человек – да не врал. Зуб даю, они тут все друг другу „ложное впечатление“ создают по двести раз каждый день. Даром что волины». Тимова реакция, похоже, не осталась незамеченной куратором, тот глянул исподлобья, но промолчал. Тим поспешил отвлечь внимание Ашера Камо от своей ошибки.

– У меня еще вопрос по шаретору, – сказал он. – Я думал о нем сегодня и не понял один случай. Как быть, если произошло так, что один человек сделал услугу другому, а другому эта услуга была вовсе не нужна? И даже наоборот, ему от нее хуже стало?

– Это же просто, – удивился куратор. – Шаретор у обоих вырастет, долга друг перед другом ни у кого из них не возникнет. Чего именно ты не понял?

– Вот этого и не понял, – пожал плечами Тим. – Так ведь так можно просто друг другу такие… услуги оказывать и шаретор себе растить. Разве нет?

– Преднамеренно это сделать не удастся. Такое может случиться, только если один из этих двоих находится в неведении относительно действий второго. Да и намного таким образом шаретор не увеличишь – действительно ценные сделки происходят только при полном взаимопонимании всех заинтересованных сторон.

Тим задумался, полагая, что куратор закончил ответ, но Ашер Камо продолжал:

– Я понимаю, почему тебе интересен именно этот случай – ты пытаешься применить его к себе. Но я не советую тебе сильно обнадеживаться.

«О чем это он? – удивился Тим и вдруг понял: – Блин! Точно! Они ж выдернули меня сюда и думают, что оказали мне услугу. А я-то так не думаю! Значит… значит… что он там говорил? Они мне вроде как ничего не должны… это жаль, конечно, но вот шаретор-то у меня вырос, пожалуй. И пожалуй, некисло вырос – а то! Взяли выдернули человека из его родного мира, чуть не убили… это, блин, дорогого стоит. Эх, жаль все-таки, что я его не вижу, может, я тут ваще миллионер?»

– А… наскольковелик мой шаретор? – спросил Тим внешне безразличным голосом, но внутренне он весь трепетал от возбуждения: «ох обманет, стопудово обманет, мало ли что им врать совсем нельзя…»

– Невелик, – сказал Ашер Камо. – Особенно после того, как к долгу за обучение волину у тебя добавился долг за обучение владению оружием.

«Блин, – подумал Тим. – Ну что я говорил? Точно – соврал. Чтоб мне провалиться».

– Почему это невелик? – спросил он, стараясь, чтобы разочарование не слишком отчетливо звучало в голосе. – Вы мне мою жизнь… нарушили. Очень может быть, что из-за вас я умру, это что – недорого стоит?!

– Первое: ты еще ребенок. Именно поэтому ты здесь. Ребенок не играет важной роли в жизни общества, и он сам это знает, поэтому изменение окружения и образа жизни для него не так ценно, как для взрослого. Более того, дети находят вполне нормальным, что взрослые распоряжаются их жизнью. Вот если бы Хозяин дал указание настроить тенариссна взрослого человека, да еще играющего важную роль в вашем обществе, то шаретор такого человека мог бы действительно сильно вырасти после перехода. Хотя у Хозяина все равно не возникло бы долга перед этим человеком. А второе – это ценность шаретора. Она у тебя очень мала, поскольку ты почти не связан с нашим миром никакими связями, а твои старые связи не имеют здесь ценности. Так что не рекомендую обнадеживаться. – Ашер Камо поколебался немного и добавил: – Пожалуй, нормальную одежду ты себе еще сможешь купить, но что-либо более дорогое – вряд ли. И рекомендую тебе поскорее научиться видеть шаретор, чтобы избавиться от опасных иллюзий.

– Понял, – сказал со вздохом Тим и полез под рубашку – шрам невыносимо чесался уже минут пять, и он решил не ждать ухода куратора. Чесаться-то ему никто не запрещал. Но Ашер Камо ожег Тима вопросительным взглядом.

– Чешется, – пояснил Тим. – Надеюсь, он не разойдется.

– Покажи, – велел куратор, и Тим расстегнул рубашку.

Ашер Камо осмотрел грудь Тима и поинтересовался неприязненным тоном:

– Зачем ты так сделал?

– Чего сделал? – не понял Тим. – Оно само… сделалось. Ночью…

– Нет, – отрезал куратор. – Сан Тамо не стал бы оставлять шрам, я уверен, он излечил тебя полностью. Это ты сам себе его сделал.

– А… – сказал Тим и замолчал.

– Удивительно, – произнес Ашер Камо, – как можно настолько не контролировать собственную волю? Подозреваю, ты и внушению Сай Ашана противодействовал не намеренно, а повинуясь собственным заблуждениям.

Тим почувствовал, что у него краснеют уши, и опустил взгляд.

– Как он вообще смог меня вылечить? – пробормотал он. – Я же должен не верить в возможность такого лечения.

Куратор усмехнулся – Тим даже вздрогнул: эмоции в голосе учителей еще изредка проявлялись, но лица их почти всегда оставались бесстрастными, поэтому неожиданная мимика куратора его слегка напугала.

– Близость смерти очень часто раскрепощает сознание так, что и годами тренировок не добиться, – сказал куратор и кивнул в сторону лежащего бруска. – Возможно, это придется использовать, если обычные наказания не помогут тебе его сломать.

Тим вскинулся:

– Но день еще не кончился!

– Да, – кивнул Ашер Камо, – у тебя еще восемь лирмов. Если ты не преуспеешь за это время, тебя ждут десять ударов.

Тим уже наклонился было за бруском, но на половине фразы куратора замер и озадачился. Переводчик, однако, с переводом не торопился. Выждав с полминуты, Тим увидел, что Ашер Камо собрался уходить, и остановил его вопросом:

– А… лирм – это что?

Против ожидания, куратор не рассердился:

– Лирм – мера времени, равная двадцати эрмам.

Тим нахмурился, припоминая, чему равен этот эрм, и пытаясь в голове умножить единицу с четвертью на двадцать да еще и на восемь. Но додумать не получилось. «А куда переводчик делся?» – вдруг озадачился Тим.

– А почему я сам не понял? – спросил Тим. – До этого, если я слышал незнакомое слово, я тут же понимал его, а сейчас…

– Действие заклинания закончилось, – ответил куратор. – Теперь в твоей памяти остались только те слова нашего языка, которые ты уже обдумал и понял. Значения остальных тебе придется узнавать самому.

«Вот не было печали», – огорчился Тим. То-то ему показалось, что переводчик как-то барахлит последнее время. Жаль, однако. Так ведь, как дело до более серьезных вещей дойдет, он и понимать ничего не сможет. Ладно еще, на уроках он думал на местном языке – так было проще. Если он думал по-русски, то постоянно приходилось тратить время на перевод, и он частенько не успевал за учителем. Но эти-то тоже хороши – нет бы предупредить его, что халява скоро закончится. Тим бы тогда посидел, всякие редкие слова пообдумывал. А теперь гадай, почему перевод слова «корова» в голову никак не идет – потому что у них тут коров вообще нет или потому что он про коров не думал, пока переводчик работал? Вот блин. Тим подобрал чертов брусок и сел на топчан. Ашер Камо постоял с полминуты, бросил:

– Не делай себе шрам больше, – и вышел.

Тим вздохнул, посмотрел под рубашку, хмыкнул – кожа опять была гладкой и белой. Закрыл глаза, зашвырнул брусок под топчан и откинулся на спину. Ну его к черту, десять ударов он как-нибудь вытерпит.