Текст книги "Судьба боится храбрых"

Автор книги: Андрей Имранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 2

На этом лекция закончилась. Тим еще некоторое время пытался задавать вопросы, но хлыщ определенно не собирался на них отвечать. По нему вообще можно было подумать, что рядом уже никого нет – он возился возле столика, что-то бормотал, доставал с полок одни предметы и ставил на полки другие. Короче, вел себя как самая натуральная сволочь. Тим терпел-терпел такое к себе отношение и уже совсем было собрался устроить какую-нибудь пакость – шкаф там повалить на пол или просто кулаком по полке треснуть, но тут от входа донеслись шаги, и в комнату зашел еще один человек в серых одеждах. Нашел взглядом Тима и сказал ему:

– Пойдем со мной. Как он? – Последний вопрос предназначался уже не Тиму.

– Непочтение к вышестоящему, – буркнул хлыщ, не поднимая головы от своего столика.

– Понятно, – сказал вошедший и достал какую-то короткую палку, заканчивающуюся длинным гибким хлыстом. – Наказание – десять ударов.

Тим попятился. Какое еще наказание? Какие удары?

– Мало. – Хлыщ поднял голову.

– На первый раз – достаточно, – сказал вошедший и шевельнул палкой. Гибкий конец лениво вильнул и коснулся плеча Тима. Тот вскрикнул и отшатнулся – в плечо словно раскаленным гвоздем ткнули.

– Вы чё, с ума посходили?! – заорал он. Всхлипнув, засучил рукав и принялся разглядывать плечо – ему казалось, что там должна появиться глубокая кровоточащая рана, но, кроме легкого покраснения на коже, никаких следов не нашлось. Тим поднял недоуменный взгляд на гада с хлыстом.

– Непочтение к вышестоящему, – сказал тот, – и неподобающее поведение. Еще двадцать ударов. Итого осталось двадцать девять, – и взмахнул хлыстом.

Тим отскочил, повернулся, чтобы убежать, но хлыст ударил по ноге и Тим упал, вопя и зажимая обожженную голень.

– Неподобающее поведение, – услышал он сквозь собственный крик спокойный голос. – Еще десять ударов. Итого осталось тридцать восемь.

– Чё? – Тим поперхнулся вопросом. О чем это он? Какие тридцать восемь ударов?

Третий удар пришелся по спине. Тим зашипел от боли, ерзая на полу, как червяк на солнце, но от крика удержался.

– Тридцать семь, – спокойным голосом сказал гад.

То, что было дальше, Тим не любил вспоминать. Как он выдержал эту пытку – он и сам не понял. Два раза ему не удалось сдержать рвущийся крик, и экзекутор тут же добавлял еще десяток, так что в итоге он получил полсотни ударов. Удара после тридцатого он уже ничего не слышал и не видел, весь превратившись в один пылающий обнаженный нерв. Все исчезло, осталась только одна мысль – не кричать. И это ему удалось, потому что в какой-то момент пытка наконец кончилась. Какие-то люди, которых он и разглядывать не пытался, посмеиваясь и переговариваясь, оттащили его в маленькую комнатку в другом здании, где бросили на низкий жесткий топчан и оставили страдать. Тим пролежал там без движения пару часов, обессиленный настолько, что не было сил даже заплакать.

А что творится дома… Мама… она ведь так и не дождалась его сегодня, наверное, они с отчимом обзванивают по очереди друзей, школу, больницу, морги… Но никому… никому не придет в голову ни на секунду мысль, что Тим лежит и, быть может, умирает в чужом жестоком мире, непонятно как далеко от родного Питера. От этих рассуждений стало жалко маму, а еще больше себя.

За крохотным, расположенным под самым потолком окошком уже совсем стемнело, когда Тим вдруг почувствовал, что в комнате он не один. Медленно повернул голову и разглядел в полумраке комнаты белые с серебристым шитьем одежды. Вздохнул и закрыл глаза.

– Больно? – спросил спокойный голос.

Тим кивнул:

– Да.

Топчан скрипнул – Руша Хем присел на его край.

– Так должно быть. Если ты не испытаешь наказание на себе, как ты потом будешь знать, насколько наказывать провинившегося?

Тим всхлипнул.

– Как тебя зовут? – спросил Руша Хем, не дождавшись ответа.

– Тимофей… Вострецов. – Тим вздохнул и задумался – нужно ли говорить отчество.

– Тимоэ В'стрец? – В голосе Хозяина прозвучало плохо скрываемое удивление.

Тим нахмурился, потом понял и кивнул – все дело в именах: тот язык, на котором тут давались имена, имел иероглифическую письменность. Каждый иероглиф обозначал какой-то слог, и некоторые звукосочетания на этом языке записать было просто невозможно. Вот Руша Хем и повторил ближайшие к имени Тима слова. Получилась, правда, совершеннейшая ерунда – «тимоэ» переводилось как «правнук», а термин «в'стрец» обозначал те северные области, где никогда не таял снег. Вот и получилось, что Тим представился как «правнук полярного круга». Неудивительно, что Хозяин удивился. Удивился – ладно, плетей бы не всыпал. Тим вздохнул. Вот уж точно – «в'стрец». Встрец так встрец.

– Два имени носить тебе рано. – Руша Хем не стал комментировать услышанное. – Будешь пока просто Тимоэ. – Помедлил и добавил: – Ты вел себя достойно, Тимоэ. Я удовлетворен твоим поведением.

– Я тоже, – выдавил из себя Тим, – удовлетворен… – И разрыдался. Бурно, захлебываясь слезами, прерывисто дыша и всхлипывая, он плакал минут десять, с ужасом понимая, что опять, наверное, «неподобающе ведет» себя. И что сейчас придет тот фашист с плеткой и всыплет ему ударов двести. Но слезы сами лились из глаз, он плакал и плакал неостановимо. К удивлению Тима, когда он наконец смог, глубоко вздохнув, остановиться, Руша Хем все еще сидел на краю топчана. И вроде даже не выглядел сильно рассерженным. Тим сглотнул и вздохнул еще раз.

– Я… я не специально. Я больше не буду.

– Не будешь, – согласился Хозяин. – Я думаю, у тебя есть множество вопросов. Сейчасты можешь мне их задать.

По его тону подразумевалось, что задавать вопросы потом будет большой ошибкой. Тим опять вздохнул и спросил:

– Зачем… – Тим замялся, слово «вы» было в этом языке, но использовалось только для обращения к группе людей, – зачем ты меня сюда… забрал?

Судя по всему, Хозяин не счел такое обращение невежливым.

– Я должен был узнать, может ли портал перенести человека из твоего мира в мой.

И только? Тим чуть не фыркнул, но вовремя сдержался.

– А назад ты меня отправить можешь? – Тим задержал дыхание.

– Могу. Но не отправлю.

Сердце Тима екнуло.

– Почему?!

– А почему я должен это делать?

– А… ну это было бы… – Тим замялся. Он вдруг понял, что не может произнести слово «добрым» или «хорошим» – не может, потому что в этом языке нет таких слов, – это было бы правильнымделом.

– Это не было бы правильным делом, – отрезал Хозяин. – Запомни: все на свете имеет свою цену. Если я что-то для тебя делаю, это означает, что у тебя появляется долг, который ты должен мне вернуть. Я не требую вернуть этот долг немедленно, я даже не требую вернуть его к какому-либо сроку. Но ты должен его вернуть. Каждый человек имеет множество долгов перед другими людьми, и множество людей должны ему. Это правильно. Это – часть Порядка Вещей. Бывает так, что человек не может вернуть долг и умирает, не оставив наследства. И это – правильно. Это значит, что людские дела его еще не закончены, тогда Весы Судьбы взвесят его долги с долгами ему и вернут душу этого человека в мир людей. Но если, – Руша Хем повысил голос, – если я сделаю тебе что-то просто так, не ожидая, что ты будешь стремиться вернуть мне долг, то я нарушу Порядок Вещей! Мы оба нарушим Порядок Вещей, я – тем, что сделал для тебя что-то, не рассчитывая на оплату, а ты – тем, что принял это что-то и не оплатил. И то, и другое – преступление перед ликом Судьбы, причем мое будет даже больше.

Тим ошалело мотнул головой. «Ну и бред, – подумал он. – Это что, религия ихняя?» Да уж, христианство и то, пожалуй, получше будет. Он открыл рот для возражения и тут же понял, что это будет не просто – слова «подарок» тоже не было в этом языке.

– Вот если бы я задолжал тебе настолько, что счел бы отправку тебя домой равной платой, тогда бы я это сделал, – продолжил Руша Хем. – Но это невозможно.

– Почему?

– Потому что пока ты должен мне.

– Как это я должен? – удивился Тим. – Почему это? Ты меня вытащил из моего мира, испортил мне жизнь, и я же еще и должен?! Бред какой-то!

Тим бы с удовольствием добавил пару крепких слов, но не смог – то ли ругательств в этом языке не существовало вообще, то ли их просто не внесли в его словарь.

– Должен – ты, – жестко сказал Руша Хем, – когда ты появился в этом мире, ты был практически чист по отношению к нему. Да, ты оказал мне услугу, продемонстрировав мне возможности портала. Но эта услуга была столь ничтожна, что я вполне мог оплатить ее, просто накормив тебя перед смертью. Вместо этого я сохранил тебе жизнь и отправил тебя на проверку. С этого момента ты стал должен мне. И с каждым дальнейшим днем твой долг будет только расти. А к тому времени, когда ты сможешь с ним расплатиться, ты уже будешь тесно сплетен с этим миром. Я не смогу тебя отправить домой, зная, что обрываю этим множество нитей-долгов – тебе и твоих. Это будет преступлением даже большим, чем если я верну тебя домой сейчас.

– Но… – Тиму показалось, что он нашел зацепку, – но ведь я уже связан этими… долгами с моим родным миром. Оставляя меня здесь, ты рвешь связи…

– Это проблемы твоего мира, – перебил Хозяин, – а не мои.

– Но… разве Судьба не одна для всех?

– Судьба одна. Смотри.

Руша Хем встал и повел рукой. Прямо перед носом Тима внезапно появилась странная конструкция – десятка полтора светящихся шариков, соединенных нитями. Что-то вроде паутины с застрявшими в ней шариками. Тим задумался, где он уже видел нечто подобное, и вспомнил – рисунок на лицах слуг в изорванных одеждах.

– Смотри, – повторил Руша Хем и повел рукой в сторону. Один из шариков потянулся за его рукой и вышел из плоскости. Хозяин продолжил движение, и вскоре за первым шариком потянулись другие, связанные с ним. – Видишь? – Руша Хем остановил руку. – Это – твой мир. Первый шарик – это ты. Я вывел тебя из равновесия, и какое-то количество связанных с тобой людей тоже вышли из равновесия, но в много меньшей степени. Твой мир вышел из равновесия. Совсем немного, но вышел. Мой – нет. Миры связаны, но настолько далеки друг от друга, что твое исчезновение в одном не оказывает на другой никакого влияния. И хватит об этом. Теперь ты живешь здесь и будешь жить здесь до самой смерти.

«Ну это мы еще посмотрим, – подумал Тим мрачно. – В конце концов, это не ты сам открывал портал. А того урода и заставить можно». Но возражать не стал и задал другой вопрос:

– А что это была за… – слова «кошка» в лексиконе тоже не нашлось, – было за животное в подвале?

– Качик, – ответил Руша Хем, – ты был мне не нужен с самого начала. Но своим проходом сюда ты оказал мне маленькую услугу, и я решил отплатить тебе. Я отправил тебя к качику, чтобы он тебя проверил. Эти животные чувствуют потенциал, скрытый в человеке, и, коль скоро он тебя не съел, я решил, что ты можешь быть мне полезен в будущем. Если бы он тебя убил, на этом все бы и кончилось, но он оставил тебя в живых. Поэтому теперь ты стоишь перед выбором. Я могу сделать тебя слугой или крестьянином – твой долг мне при этом будет невелик, но и возможности вернуть его у тебя будет немного – только повиновение и труд до самой смерти. Или, раз уж ты прошел проверку, я могу отдать тебя в обучение, чтобы ты познал Суть Воли. Это будет непросто; для тебя, я подозреваю, – вдвойне непросто. Скорее всего, ты погибнешь. Но если ты пройдешь обучение – ты станешь волином и сможешь вернуть свой великий долг достаточно быстро. Выбирай сейчас и знай, что выбрать ты можешь только один раз. Потом тебе придется следовать своему выбору до конца жизни.

– А… – Тим задумался, – а кто такой волин?

– Повелитель, – сказал Руша Хем. – Тот, кто может повелевать силой своей воли.

Тим нахмурился:

– Как это?

– Так.

И в комнате вдруг стало светло как днем. Тим заслонил глаза рукой.

– Ух ты! Это что, магия?

– Нет, – ответил Хозяин, – это не магия, и впредь воздержись от подобных заявлений. Магия – это действия в соответствии с законами природы. Маг соединяет энергетическими связями магические узлы, дает энергию и прочее, чего я не знаю и знать не собираюсь. Здесь стало светло, потому что я так захотел. И ничего более.

– Но… – Тим был растерян, – свет же откуда-то идет. Где-то есть источник… свет… там такие частицы, из которых он состоит…

– Если ты решишь обучаться, первым делом тебе предстоит избавиться от подобных предрассудков. Волин не подчиняется законам природы, он сам их создает.

Тим только глазами хлопал. Руша Хем посмотрел на его растерянное лицо и присел обратно на топчан.

– Видимо, твой мир – заблудший, раз ты не знаешь самых простых вещей. Слушай же историю создания этого и всех остальных миров.

Тим с трудом удержался, чтобы не сделать кислую физиономию. И этот туда же. Его бы с бабой Тасей познакомить – вот уж нашли бы общую тему для разговоров.

– Вначале мир был один. В мире был один бог, и он был – мир. И был он всемогущ и всеведущ. И было так вечность, потому что времени тогда еще не было. Но однажды бог создал время, а создав время – познал скуку и одиночество. Тогда он создал себе собеседника. Но, поскольку бог был всеведущ, все ответы собеседника он знал заранее, и беседа не могла развеять его скуку. Тогда бог создал другого бога – столь же всемогущего и всеведущего, как и он сам. Теперь бог уже не знал заранее ответов собеседника, и беседа стала ему интересна. Но вскоре оба бога поняли, что всемогущество их пошатнулось – там, где интересы богов не совпадали, могло произойти что угодно. Один бог говорил: пусть солнце будет белым, другой говорил: нет, красным. И солнце становилось белым в красную полоску. А еще боги поняли, что они не всеведущи – ведь они не могли предсказать слов и поступков друг друга. Это напугало богов, они решили разделить мир на два и договорились, что каждый будет жить в своем и не вмешиваться в дела другого. И стало миров два.

И каждый из богов жил в своем мире, и был он в нем всемогущ и всеведущ. И снова скука стала одолевать богов. Тогда решил один из богов встретиться с другим – и не смог, потому что решение разойтись они принимали вместе, а решение сойтись – порознь. И это было первое проявление Порядка Вещей. И решил другой из богов уничтожить время, а вместе с ним – и скуку. Но не смог это сделать, потому что время было создано одним богом и было общим для обоих богов, а у них не было согласия уничтожить его. И стало время первым Законом Природы. Тогда, не в силах преодолеть скуку, каждый из богов создал еще одного бога, и стало их четыре. Вскоре история повторилась, и миров тоже стало четыре. А потом – восемь, потом – шестнадцать, потом – тридцать два… И с каждым разом боги становились все менее и менее всемогущи. В какой-то миг вдруг поняли боги, что уже не могут сделать из одного мира два, поскольку он был создан в согласии, а делится в усобице. Тогда боги поделили мир на части и правили каждый в своей. Так появились первые люди. И так есть по сегодняшний день – каждый из людей в сути своей – бог, всемогущий и всеведущий. И он не может сделать ничего против Законов Природы лишь потому, что все остальные люди-боги своей верой в Законы Природы, своей божественной волей, вкладываемой в эту веру, не дают отдельному человеку сделать чудо.

Тим пошевелился и вздохнул – он уже порядком устал, и просветительские усилия Хозяина пропадали втуне: Тим не понял и половины из рассказанного. И как это должно было пролить свет на природу возникшего в комнате света – Тим тоже не понял. А Руша Хем продолжал:

– Но Порядок Вещей усложнялся с каждым делением, и количество Законов Природы росло так же. И однажды стало так, что появилась Смерть. И своим появлением Смерть породила Рождение. Каждый новорожденный человек уже не был всемогущим и всеведущим в той же мере, что все остальные люди-боги, поскольку Весы Судьбы при рождении отмеривали ему его силу в меру дел его в предыдущей жизни. Некоторые новорожденные оказывались сильнее, некоторые – слабее. И оказалось, что меру божественного в человеке – волю – можно развить. Одним удавалось ее развить больше, другим меньше. И однажды воля одного человека оказалась сильнее совокупной воли связанных с ним других людей. И это был первый волин.

– Так, – сказал Тим, заволновавшись, – а скажи… если смотреть снаружи, окно этой комнаты светится?

Руша Хем покивал:

– Ты понял. Нет, не светится. Я могу сделать, чтобы оно светилось для всех, кто есть в этой долине, но тогда мне потребуется вложить в этот свет чуть больше воли.

– Я понял. Я хочу учиться на волина.

– Я так и думал. – Руша Хем встал. – А теперь слушай. Ты больше никогда не будешь плакать. Также ты больше не будешь выражать свои эмоции и чувства чем-либо, кроме слов, и только тогда, когда это тебе будет разрешено.

– Что, даже улыбаться нельзя? – Тим улыбнулся.

– Об этом можешь не беспокоиться. Поверь мне, у тебя не будет поводов улыбаться.

– Но… я сам видел… слуги, которые меня несли… они смеялись…

– Они – Исполняющие, – ответил Руша Хем. – Какое мне дело до их слез и смеха, пока они делают свою работу? Но ты не понял. Тебе тоже можно будет выражать эмоции, но только когда ты научишься полностью их контролировать. Как ты собираешься стать волином и диктовать свою волю миру, когда ты самого себя обуздать не можешь?

– Понятно, – буркнул Тим, опуская голову.

– Ты все еще не понял. – В голосе Хозяина зазвучали металлические нотки. – Повтори это еще раз, убрав эмоции с лица и из голоса. Пока я оставляю твой ответ без наказания, но уже с завтрашнего утра советую тебе тщательнее контролировать себя, если хочешь избежать боли.

Тим вздохнул, поднял голову и попытался сделать бесстрастное лицо:

– Я понял!

– Еще раз.

– Я понял.

Руша Хем смерил Тима взглядом и сказал:

– Пока сойдет. Если у тебя есть еще вопросы, задавай сейчас.

Тиму очень хотелось спросить: «Обязательно ли бить людей, когда их учишь?» – но он воздержался. Он догадывался, что с тем же успехом может задать этот вопрос морю, горе или небу.

– Как далеко отсюда мой мир?

– Смотря как идти. Короткий путь короче одного шага, длинным же путем ты можешь идти всю жизнь, но не приблизиться и на одну тысячную его.

Тим вздохнул. Задумался.

– Кто сильнее – маг или волин?

– Глупый вопрос. Запомни: сильнее волина может быть только другой волин. Ибо первое и основное, во что любой волин вкладывает свою волю, – это вера в то, что он будет жить долго, свободно и богато.

– Сколько времени учатся на волина?

– Всю жизнь. Все, разговор окончен. Отдыхай, завтра тебе понадобятся силы. Каждый последующий день – тоже.

И Руша Хем вышел из комнаты. Свет погас. Тим вздохнул и поерзал, устраиваясь поудобнее. Он не без удивления отметил, что от жуткой боли недавнего наказания остались одни воспоминания – ничего не болело, только тонкие иголочки покалывали отлежанную руку. Тим снова вздохнул и закрыл глаза. Он опасался, что долго не сможет заснуть от дневных треволнений, и уже готовился считать барашков, но сон навалился на него почти мгновенно.

ГЛАВА 3

Проснулся он резко, толчком. Только что спал – и вдруг уже просто лежит с закрытыми глазами, и спать совершенно не хочется. И вчерашний день помнится так хорошо, что никакого вопроса не вызывают твердые доски под лопатками вместо мягкого матраса. Тим пошевелил лопатками и поморщился. Вчера он так и заснул, не раздевшись, поэтому теперь чувствовал себя слегка помятым. И еще – жутко хотелось пить.

Он полежал минут десять, оттягивая неизбежный момент, когда придется вставать, куда-то идти и что-то делать. Неожиданно порадовала довольно глупая в его текущем положении мысль, что в школу-то, земную, с Елы-Палы, с контрольными по химии и прочим тягостным грузом, ему сегодня попасть не светит. Как, наверное, и завтра, и послезавтра, а главное – по совершенно уважительной причине. И это было неплохо. Грызли, правда, неприятные предчувствия, что земная школа по сравнению с местной может оказаться не таким уж и плохим местом.

Мимо ничем не закрытого дверного проема периодически кто-то проходил быстрым шагом. Тим усиленно притворялся спящим, но жажда в конце концов пересилила, вдобавок к ней добавилось еще одно – противоположное – ощущение. Тим вздохнул, сел и огляделся. Слабый серый свет раннего утра свободно проникал через окно и освещал скудную обстановку комнаты. Кроме топчана, на котором сидел Тим, в комнате было всего два предмета: маленький узкий столик, стоящий вплотную к стене, и широкий низкий сосуд непонятного назначения – не то горшок, не то ведро. «Может, – подумал Тим, – это, типа, местный унитаз?» Послышались шаги – по коридору кто-то шел. Тим вздрогнул и напрягся, выжидательно глядя в проем, но проходящий даже голову не повернул в его сторону.

Тим пожал плечами, встал, подошел к сосуду и критически его осмотрел. Для ночного горшка, однако, он был слишком чистым и совсем ничем не пах. Тим представил себе последствия своей возможной ошибки, поежился и вышел в коридор – искать туалет. Уже снаружи заметил спешащего по коридору человека и остановился, ожидая. При более подробном рассмотрении тот оказался подростком, примерно тех же лет, что и сам Тим. Приблизившись, пацан с плохо скрываемым любопытством мазнул по Тиму взглядом, замедлил шаг, но останавливаться, похоже, не собирался. Тим решил начать разговор сам.

– Э-э-э, – сказал он, подумав, но так и не обнаружив в языке ничего похожего на «привет», – как дела?

– Что? – Пацан, уже собиравшийся пройти мимо, удивился так, что споткнулся и чуть равновесие не потерял. – Какие дела?

– Это я просто спросил, – сказал Тим, пожимая плечами, – чтобы разговор начать. Как тебя зовут?

– Арам, – сказал пацан, хлопая глазами. – Зачем тебе мое имя?

– А скажи мне, Арам, – спросил Тим проникновенным тоном, – где я могу воды попить и… облегчиться?

Арам икнул и попятился. Тим вздохнул. Вот дикие люди.

– Я здесь недавно, понимаешь? И не знаю, где тут что и как положено.

Арам сглотнул и ответил напряженным голосом:

– Пить – на приеме пищи, в столовой, трижды в день. А туалет… на улице. Как выйдешь – налево, – Арам махнул рукой, – за угол дома и там сразу… у меня занятия сейчас… мне идти надо. Можно мне идти?

Тим замялся, подыскивая в ответ что-нибудь типа «спасибо», но не нашел ничего подходящего и дал отмашку:

– Иди.

Арам быстро повернулся и побежал по коридору, пару раз оглянувшись на ходу. Тиму показалось, что Арам проверял, не гонится ли за ним его недавний собеседник. Тим проводил его недоуменным взглядом, потом махнул рукой на непонятное поведение пацана и пошел на улицу, размышляя над странностями местного языка. До этого он еще не вникал в строение местных слов и не утруждал себя их морфологическим разбором, но услышанные подряд слова «столовая» и «туалет» наводили на раздумья, потому что отличались одной только буквой. Столовая была «джелса», а туалет – «джалса». Тим напряг мозги и разобрал оба слова на части. Глагол «джел» означал «вкладывать», а «джал», соответственно, выкладывать. Суффикс «са» же обозначал некое место или помещение. Вот и получалась столовая – «место для вкладывания», а туалет – «место для выкладывания». Это открытие так поразило Тима, что он даже остановился и хохотнул удивленно. Потом вспомнил, что смеяться нельзя, и украдкой огляделся. Но вроде никто его ошибки не заметил, и Тим, вздохнув облегченно, пошел дальше.

Туалет мало отличался от обычного деревенского сортира – видимо, есть вещи, которые одинаковы у всех людей во вселенной, независимо от их уровня развития, мировоззрения и вероисповедания. Отличие было только одно – дверь. В смысле, ее не было, и любой проходящий по недалекой дорожке мог в подробностях наблюдать, кто сидит в сортире и чем занимается. Даже непонятно было, зачем они стены-то оставили, чтобы ветер не задувал, что ли?

– М-да, – пробормотал Тим, вставая над отверстием спиной к входу, – тоже мне боги недоделанные, даже двери изобрести ума не хватило. Может, толкнуть им идейку?

Хотя по дорожке никто не ходил и не дышал Тиму в спину, он все равно чувствовал некоторый дискомфорт и постарался закончить свои дела побыстрей. Вышел, облегченно вздохнул и направился обратно. «Кормят здесь, похоже, по расписанию, – думал Тим, поднимаясь по лестнице, – и местный завтрак я определенно уже зевнул. Но воду-то, наверное, можно пить, когда захочется? Столовую надо найти, вот что. Надо было у того зашуганного Арама узнать. Сейчас, еще поваляюсь немного и…» Тим дошел до входа в «свою» комнату и замер, потому что на топчане уже кто-то сидел. Почувствовав чужое присутствие, мужчина обернулся.

– А… – сказал Тим, – я, наверное, комнатой ошибся, – и сделал шаг назад.

– Нет, Тимоэ, ты не ошибся, – сказал мужчина, вставая. – Заходи.

«Опа, – подумал Тим, – вот и повалялся». Вслух же сказал:

– Будьте здоровы, – имея в виду, конечно, «здравствуйте».

Мужчина удивленно поднял брови, но комментировать не стал.

– Мое имя – Ашер Камо. Я – младший волин, и я буду твоим куратором. По крайней мере, в ближайшее время.

– Э… – сказал Тим, проглотив готовое сорваться с языка русское «очень приятно», – я понял.

Ашер Камо внимательно посмотрел Тиму в глаза и кивнул.

– Если тебе будет что-то непонятно на уроке, ты не будешь ничего спрашивать у учителя – спросишь у меня. И вообще, по любым вопросам обращайся в первую очередь ко мне. Я отрабатываю свой долг Руша Хему, поэтому твой шаретор пойдет в счет погашения моего долга.

Тим хлопнул глазами. Вложенный вчера вредным магом ему в голову автоматический переводчик напрягся на слове «шаретор», пытаясь подобрать адекватный перевод (мелькнули варианты «счет», «кредитка», «баланс» плюс, почему-то «карма» и «авторитет»), но потом сдался и оставил слово без перевода.

– Вообще не принято, чтобы ученик встречался с куратором слишком часто. Но твой случай особый, поэтому обращайся ко мне без сомнений. Понятно?

– Да, – Тим кивнул. – Уже можно спрашивать?

– Чуть позже. Сначала я сам спрошу у тебя: кому ты успел задолжать этим утром?

– Не понял, – сказал Тим. – Я ничего ни у кого не брал, я даже не разговаривал ни с… хотя нет…

Ашер Камо бросил быстрый взгляд на Тима:

– Кто это был и о чем ты с ним разговаривал?

Тим пожал плечами:

– Пацан, моего возраста, наверно. Сказал, что его Арамом зовут. Я спросил у него, где туалет.

Ашер Камо хмыкнул:

– Тогда понятно. Найдешь его вечером и приведешь ко мне, перепишем твой долг. Там, конечно, мелочь, но все равно – не стоит тебе пока плодить долги другим людям, кроме твоего Хозяина. И вообще – старайся не общаться ни с кем без явной необходимости.

– Но разве найти туалет – не явная необходимость? И про какой долг ты говоришь? Это что же, я спросил, где туалет, и уже что-то задолжал?

– Ты мог посмотреть, как туда ходят другие, и не спрашивать. А насчет долга – разве в твоем мире не так? Незнакомый тебе человек остановился из-за твоего дела, выслушал твой вопрос, ответил тебе, хотя сам торопился на урок. Пусть его статус невелик, поэтому услуги его недорого стоят, но совсем ничего они стоить не могут.

Тим недоуменно нахмурился:

– Так я ж только… ну ладно-ладно. Пусть задолжал. Но как тогда вообще разговаривать?! А еще – ты-то как узнал про этот мой долг?

– Ты очень странные вопросы задаешь. Разговаривать – четко представляя себе цель разговора и его цену. А узнал – по твоему шаретору, разумеется. До этого ты общался только со слугами Руша Хема и весь твой шаретор шел ему. А сегодня у тебя появился долг другому человеку.

Тим выпучил глаза:

– Где появился? И что такое этот шаретор?

Тут уже удивился Ашер Камо:

– Как ты можешь не знать, что такое шаретор? В твоем мире нет шаретора?

Тим вздохнул:

– Может, и есть. Я не знаю, что это такое, понимаешь?

– Может, Райн некачественно поработал… но ты же правильно разговариваешь, значит… Непонятно, ты же знаешь слово «долг» и верно им пользуешься. Как же в твоем мире производится учет долгов и их возврат?

– Ну… – Тим задумался, слова «деньги» в этом дурацком языке тоже не было. – У нас такие штучкиесть. Когда один человек другому что-то делает, ну что-нибудь важное, то тот, кому это делается, отдает первому сколько-то этих штучек.А этот первый уже потом может обменять эти штучкина еду, одежду, питье… вот так.

– Ясно. – Ашер Камо энергично кивнул. – Когда-то нечто подобное было и в нашем мире – в диких племенах, когда они еще были. Такой способ годится, только когда племя совсем небольшое и мало общается с другими племенами. У тебя в мире так?

– Нет! – Тим возмущенно замотал головой. – У нас развитое государство! В моем городе шесть миллионов человек живет, у нас дома есть по сто этажей! Мы умеем по воздуху летать и даже в… даже выше неба подниматься.

– Это, – сказал Ашер Камо странно изменившимся голосом, – очень похоже на ложь. Я не вижу, чтобы ты лгал, но логика твоих слов противоречива. Как ты можешь подняться в воздух, если ты не маг и не знаешь даже самых основ Сути Воли?

– Я сам в воздух подняться не могу, – слегка опомнившись, ответил Тим, – но у нас есть механизмы специальные, которые поднимают в воздух людей. Сразу пятьсот человек поднять могут! И перевезти их в другое место. Очень быстро перевезти.

Тим перевел дух и замолчал. Ашер Камо тоже молчал, холодно посматривая на Тима. А тот только сейчас вспомнил, что смотреть в глаза собеседнику здесь не принято, и теперь старательно прятал взгляд.

– Пусть будет так, – сказал наконец Ашер Камо. – Мне очень странно, чтобы вы могли достигнуть высот развития с таким диким способом взаиморасчетов. Но мы не будем сейчас это обсуждать. Скажи только, в твоем мире, если оказываемая услуга совсем невелика, вы тоже пользуетесь этими штучками?Это же неудобно.

– Это если я, типа, как утром, спросил про туалет? Нет, не пользуемся. Я бы тогда просто сказал… – Тим напрягся и выдал слово по-русски, – «спасибо». Это означает, что я понимаю, что тот, кому я это говорю, сделал мне что-то… для меня нужное. Вот и все.

– И все? Просто слово? При том, что сделавший и сам понимает, что он что-то сделал для тебя?

– Ну да, – Тим пожал плечами. – А что такого?

– Совершенно дико и ненормально. А если этот человек, которому ты сказал «спа'ибо», сам у тебя что-нибудь попросит? Что тогда? Ты будешь действовать так, словно волен в обязательствах перед ним?

– Чего? А, понял. Нет, не совсем. Если какой-то человек для меня что-то сделал, то вообще-то полагается, что я ему тоже помогу, если он попросит. Ну необязательно, но вроде как так правильно. Если я ему откажу, то это… в общем, неправильно.

Ашера Камо последние слова, похоже, немного успокоили.

– Видишь, шаретор есть и в вашем мире. Просто вы не умеете его определять. Поэтому используете его материальные эквиваленты, что не может быть удобно и надежно. Вот скажи, разве у вас зазорно иметь эти штучки?