Текст книги "Невидимка (СИ)"

Автор книги: Андрей Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

   Он спокойно включил телевизор и решил убить время «переключением каналов» (именно, когда он начинал переключать каналы, время пролетало для него быстрее, чем когда он по своему телевизору (орудию убийства) смотрел что-то одно – пусть даже интересное, – оставив ПДУ в покое), игнорируя, то рекламы всякие, то шоу двойников, то «порнографический канал», то какой-то там новенький ужастик, иногда останавливаясь на одном из каналов, если показывалось что-то донельзя интересное. Но, чем дальше каналы с помощью Юриного пульта сменяли друг друга, тем сильнее Юру начинал настораживать какой-то монотонный звук... Юра только не мог понять, что это за звук и откуда он раздаётся: то ли с улицы, то ли откуда-то... изнутри стен, но не из головы хозяина этого дома, в этом-то уж Юра был уверен.

   Немного позднее Юрий выключил телевизор и прислушался... Поскольку звук с каждой десятой секундой постоянно усиливался, то теперь уже можно было что-то разобрать: это было какое-то жуткое низкое гудение чего-то электрического, как будто где-то неподалёку (где-то в пределах данного дома) находился электрический стул и его включили несколько минут спустя после того, как Юрию вздумалось убить немного времени при помощи своего – всегда верного в подобных ситуациях – телевизора, и теперь этот стул наколился добела и уже начинал слегка потрескивать (Юре слышались слабые потрескивания, которые наравне с шумом набирали громкость), искря и даже вибрируя (Юра уже чувствовал и лёгкую вибрацию).

   И теперь он уже мог определить, откуда доносился гул; не из какой соседней комнаты, а... именно из чердака этого дома.

   Гул нарастал, и по Юриной коже всё чаще пробегали мурашки, когда раздавался электрический треск, сопровождаемый уже неслабой вибрацией всего дома.

   Юра уже выключил телевизор, и, по всей видимости, приготовился позволить паническому состоянию охватить себя: всё чаще и чаще замирало его сердце во время очередной вибрации, превосходящей своей мощностью каждую слабую-предыдущую. Ему казалось, что скоро рухнет дом; что-то надо было делать, но он не знал, что именно, поэтому стоял на месте и (дожидался полуночи) чего-то ждал, сам не понимая – чего.

   Казалось, что он так будет вечность стоять – вечность полуночей, – а дом будет содрогаться всё сильнее и сильнее, гул – увеличиваться, а Юрий Владский так и не примет решения, с каждой секундой всё больше и больше боясь открыть дверь, выйти из дома, позволив ему рухнуть от усилившейся до невозможности тряски. Тут-то в его металлическую дверь и заколотил кто-то кулаками.

   – Прекрати это сейчас же! – зарычал из-за двери старый знакомый голос, колотящий в дверь. – Открой немедленно! – Голос этот был до чёртиков перепуган чем-то; ужас в нём звучал настолько естественно, что сыграть его было просто-таки невозможно.

   – Ты это мне?! – скорее опешил, чем удивился Юрий. – Ты ж это сам начал! Сам прекр...

   – Открой дверь!! – разрывался тот. – Ты хочешь взлететь на воздух, ты, псих?!

   – Ладно, открываю, – сам неожиданно для себя снизошёл Юрий, видимо решивший, что ровно в полночь его дом всё ж-таки улетит во вселенную.

   И всё замерло. Всё молниеносно затихло, как будто ничего и не происходило. Дверь была открыта и перед Юрием стоял этот владелец низкого-зловещего голоса...

   Надо сказать, выглядел он как человек; одет был обычно; рост не превышал Юриного... вообще, они были одного роста. Всё, как положено, если... если не обращать внимание на лицо... Что-то было у этого парня с лицом, потому что на голове его болталась детская резиновая маска какого-то мертвеца-страшилища, оставляя свободными отверстия для ноздрей, ушей, глаз, прорезь для рта, отчего голос его и не звучал как из-под цинкового ведра.

   – О, блин! – отреагировал Юрий на эту неожиданно наступившую замогильную тишину, настороженно осмотревшись по сторонам; но не на этого человека в маске отреагировал.

   – Давно пора было открыть, – укоризненно произнёс Маска. Хотя, если посмотреть на него сейчас, то не очень-то он и перепугался несколько секунд до этого, если вообще пугался.

   – По-моему, ты меня разыграл, – наконец-то понял Юра, обратив внимание на его ироничный тон.

   – Ты мне пройти позволишь? – мягко оттолкнул он в сторону хозяина дома, заходя в комнату, – раз уж дверь открыл.

   – Как тебе это удалось? – спрашивал его Юрий, как ему удалось устроить весь этот усиливающийся гул с постоянными встрясками.

   – Плохая примета сработала, – ответил он, осматривая через маскины глаза-дырочки Юрин рабочий кабинет, – мы ведь с тобой через порог разговаривали. А этому дому только дай волю.

   – А с лицом у тебя что? – продолжал Юрий задавать свои глупые – детские вопросы.

   – Ничего, – просто ответил ему тот.

   – А чё ты гандон тогда этот натянул? – спрашивал он о маске.

   – Чтоб ты не сошёл с ума, – ответил ему тот. – Если я сниму с себя маску, ты можешь рехнуться. Я в этом уверен.

   – Да? – заинтриговался Юра. – И что ж у тебя там ТАКОЕ?

   – Ты бы, вместо того чтоб задавать вопросы, подумал бы, как жить дальше собираешься, – предложил ему тот.

   – Ну и как же я, по твоему мнению, должен собираться жить?

   – Не знаю, – тихо произнёс тот. Казалось, он говорит всё тише и тише, оттого, что что-то изнутри его давит; как будто это «что-то» пытается вырваться из него (как в каком-нибудь примитивном фантастическом фильме ужасов) и делает ему больно оттого, что он всеми силами не выпускает его из себя. – Но лучше тебе сейчас уехать отсюда, пока ВСЁ не началось. – Говорить ему было всё труднее и труднее. – Пойми, если ты уедешь из города, то ОНО за тобой не погонится, а возьмёт меня. А если... – подавил он с трудом внутреннюю боль, – ...если ты останешься, то не меня ни тебя больше не будет.

   – Сдаётся мне, ты опять меня разыгрываешь, как в прошлый раз; здорово тебе удалось изобразить испуг!

   – Убегай, пока есть время, – уже кряхтел тот. – За десять минут ты далеко уедешь.

   – Да нет уж, – не соглашался с ним Юра, – помирать, так с музыкой.

   – Ну что ж, – удручённо проговорил тот, доставая из кармана... револьвер, – тогда я... не стану себя убивать. – Он швырнул пистолет в окно, пробив им стекло (как-то умудрился пистолет не попасть по прутьям решёток).

   – Какого хрена ты ещё и окна мне разбиваешь! – заорал вдруг на него Юра, до этого обративший внимание на то, что после многочисленных встрясок в доме ничего не пострадало, как будто тряслась всего лишь Юрина голова. – Ты их потом вставлять будешь?!

   – Не нервничай, – с трудом выдавил из себя этот причудливый гость, после того как уселся за юрино рабочее место. – Я тебе тыщу окон вставлю, только заткнись и жди.

   – Чего ждать? – понизил Юра голос. – О! – тут же вспомнил он, – а ты что, выгонял меня из дома, чтоб застрелиться? Для этого тебе необходим был только мой дом и одиночество? Или ты опять дурака валяешь?

   Но спрашивал он у потолка со стенами; человек в маске разговаривать не мог; он сидел, кряхтел и напрягался, будто кишечник его вот-вот готов был опорожниться. Но больше это походило на приступ. И, по всей видимости, приступ этот у «человека в маске» постепенно начал проходить; и началось это сразу, как Юра задал ему последний вопрос.

   – Ну вот и всё, – произнесла маска, «удачно завершив свои роды». – Теперь уже поздно тебе уезжать. Теперь могу ответить на все твои вопросы. Итак, что ты у меня спрашивал? – вспомнил он. – Почему я собирался застрелиться? – И отвечал. – На это подталкивал меня тот, кто сидит у меня внутри; моё «плохое-злое» я. Он, кстати, в полночь появится во мне, познакомишься с этим превосходным человеком...

   – У тебя раздвоение? – наконец-то дошло до Юры.

   – Неправильно сказал, – заметил тот. – Это не раздвоение личности; просто в каждом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое, у меня же эти две стороны подразделяются на цвета: светлая-хорошая сторона днём живёт во мне, а вот тёмная, мрачная и отвратительная предпочитает полночь. Конечно, когда она появляется, она, естественно, не соглашается с тем, что она плохая, и будет называть злой ту сторону, что живёт днём. Но, я тебя очень прошу, ты не верь ни единому её слову. Когда солнце заходит за горизонт, то два противоположных оттенка добра и зла сливаются во мне и дожидаясь полуночи, оставляют обе мои стороны в покое. Так длится с часу ночи до рассвета. Так что перед самой полуночью наступает «кризис», сопровождаемый сильными болями. Но не из-за болей я пытаюсь совершить самый страшный грех, убив себя. Просто тёмная моя сторона начинает всячески убеждать меня и настаивать на том, чтоб я отправился на ЧЕРДАК, наложил на себя руки и чтоб никакого Юрия Владивостоцкого в доме не было. Чтоб хоть миллиард тысяч человек находилось рядом, но не в коем случае не Юрия Вла... – Не договорив, он на секунду потерял сознание, шлёпаясь со стула, но тут же вскакивая на ноги.

   – Полночь! – удовлетворённо проговорил человек в маске уже каким-то совсем другим голосом. Хотя, больше этот голос чем-то походил на голос самого Юрия.

   Он выпрямился, осмотрелся по сторонам, как будто впервые родился, и остановил взгляд на Юрие, что-то собравшись произнести; но... по-видимому, прервала его маска, натянутая на его голове.

   – Что за мяч натянул на меня этот идиот?! – тут же начал он стягивать с себя маску.

   – О, да это маска! – удивился он, сняв и посмотрев на неё. Похоже, этой «полуночной стороне» «писаки» (как окрестила его местная милиция) очень нравились такие рожи страшилищ.

   Но Юра не сошёл с ума, когда увидел это долгожданное лицо «писаки»; просто в это время он подумал совсем о другом. Хотя «писака» его и так неплохо подготовил разнообразными намёками, и Юра испытал соответствующее удивление (оно было маленьким, но приличным), увидев под хеловэйновской маской зомби-страшилища своего стопроцентного абсолютного двойника, если этот человек не был Юриным братом близнецом (мало ли).

   – А ты чего так долго смотришь? – перевёл «двойник» взгляд на Юрия. – У меня на лбу написано неприличное слово из трёх букв и ты так долго не можешь его прочитать?

   – Да нет, – ответил ему Юра, – просто у меня складывается такое впечатление, что мы с тобой слегка друг на друга смахиваем.

   – А, – понял тот. – Я ж совсем забыл, что ты впервые в жизни видишь меня живьём. Ну и что ты на это скажешь?

   – А что ты на это скажешь? – отпарировал Юрий.

   – Много чего, – ответил «двойник», – но не во всё ты поверишь. Поверишь, например, что родители твои скрывали от всех и вся второго своего ребёнка, родившегося через пару секунд после тебя? Поверишь? У тебя, соответственно, создастся справедливый вопрос, какого хрена им приспичило этого ребёнка скрывать? Можешь представить себе такую картинку: у ребёнка этого очень быстро прорезались зубки и он искусал множество врачей и санитаров. Но дед твой... после смерти... был очень зол, что его так здорово облапошили, ведь он практически с самого детства мечтал о двойне; сначала о том, чтоб у него был брат-близнец; потом, чтоб два сына близнеца родились у его жены, когда женился. И закончились его мечтания тем, что дети написали ему письмо о рождении одного единственного...

   – Какая чушь!!! – не выдержал-таки Юрий слушать всё это. – Тебе фантазии, наверно, не занимать.

   – Но в то же время ты и не можешь поспорить с неправдой, – заметил ему «близнец» в то время, как через разбитое окно до Юрия доносились какие-то странные шумы, но Юрий их бессознательно пытался игнорировать.

   – Отчего же? – отвечал ему Юрий, подавив в себе желание выглянуть в окно и взглянуть на причину шумов. – Я могу сейчас позвонить своим родителям, неожиданно застать их врасплох и поставить перед фактом. Думаю, они не успеют отвертеться и выложат мне хоть какую-то долю правды.

   – Сейчас тебе делать этого не стоит, – заявил ему «писака», неожиданно изменив тон и сделав его каким-то зловещим и неприятным.

   – Да? – произнёс Юра скорее насторожено, чем величаво.

   – Родители твои сейчас сходят с ума, – объяснил ему тот, – и их лучше сейчас не трогать.

   Юрий уставился на этого парня как на зеркало, увидев в собственном отражении совсем другого человека.

   – Я понимаю, – говорил тот, – тебя это изумляет. Но... Я даже не знаю, как тебя в этом убедить...

   – В чём? – смотрел он на своего двойника как на гуманоида.

   – В том, что весь наш город сходит с ума, – отвечал ему тот, пока глаза Юрия выпучивались и выпучивались. – Ты спросишь «а почему это городу нашему вздумалось сойти с ума?» А я отвечу тебе кое-что про чердак... Да и вообще, что ты думаешь о чердаке своего дома?

   – Ни хрена я не думаю о черпаке своего дома! – устал уже Юрий от этой беспросветной чуши.

   – А что ты думаешь о своей подруге Алле?– неожиданно «огрел его тот током».

   И Юрий словно проснулся от долгого сна: надо же, до этого Алла словно вылетела у него из головы.

   – А что? – тут же спросил его Юрий.

   – Между нами нет понимания, – проговорил ему на это «писака», – и я не могу разговаривать с тобой о важных для тебя вещах.

   – Ты не думаешь, что Алла скоро ко мне вернётся? – попытался Юрий угадать его ехидные мысли.

   – А ты продолжаешь лелеять мечту, что Алла нами не схвачена? – отпарировал тот. – Я не советую тебе находиться в этом городе до завтра. – В это время, откуда ни возьмись, в руках его образовался длинный финский нож с тридцатисантиметровым лезвием...

   – Ты что, опять собрался накладывать на кого-то руки? – обратил Юрий внимание на длинное лезвие ножа.

   – Нет, – ответил тот, – хочу продемонстрировать тебе невозможное: то, на какие чудеса способна данная полночь. Хочешь, этим вот ножом я отрежу себе голову, а потом поставлю на место и останусь цел и невредим?

   – Ты, лучше, язык себе отрежь и не ставь его потом ни на какие «места», а выбрось в окно, вслед за своим «железом». Да и самому тебе после всего этого не мешало бы выпрыгнуть следом за всем этим, – красноречиво выпалил Юрий, не задумываясь, только лишь в ходе фразы у него в голове промелькнула мысль: «Что?! Что он сказал?...»

   – Сказал, что слышал, – произнёс тот, словно разговаривал сам с собой. Он говорил Юриным голосом, чего Юра не замечал. Он так увлёкся беседой, что уже и не обращал внимания на одежду этого замысловатого типа; и если в то время как долгожданная дверь между ними распахнулась и в комнату вошёл человек в маске зомби, они вдвоём одеждами друг от друга хоть немного да отличались, то сейчас одежда «писаки» уже давным-давно была похожа на Юрину одежду, и теперь между этими двумя людьми явно пролегало какое-то невидимое зеркало. «Писакина» одежда словно использовалась компьютерной графикой, необходимой для современного фантастического кино, и изменилась прямо на глазах.

   – Ну так как? – поинтересовался тот о Юрином мнении на счёт его предложения «продемонстрировать невозможное».

   И пришла Юре очередная возможность посмотреть на этого парня как на лунатика.

   – Чем дальше, тем хуже, – произнёс «писака» Юре девиз, с которым самому Юрию нередко желалось пройти по жизни. – Обрати внимание. Началось всё с чердака и со старика на пляже, не так ли? Продолжилось... чем-то не очень приятным, мягко говоря. Продолжается... вообще какой-то галиматьёй... но, допустим, поверить в то, что мы с тобой действительные братья-близнецы, ещё можно. Но что будет дальше, как думаешь? Чем закончится эта ночь и с чего начнётся следующее утро?... И начнётся ли оно вообще?, для тебя, конкретно. И, насколько мы с тобой понимаем, всё это намекает тебе на то, чтоб ты покинул свой дом. А если я сейчас вот этим длинным ножичком прямо на твоих глазах отрежу себе голову, а потом поставлю её обратно, после того как она озвереет и искусает тебя за...

   – Ладно, – перебил его Юра, пропустивший мимо ушей последние три-четыре слова, – допустим, я сейчас соберусь и уеду из дома, то что тогда: вся эта фигня тут же прекратится и всё станет на свои места?

   – Это зависит от того, куда ты уедешь, – отвечал ему тот, – да и не уедешь ты сейчас. Не на чем тебе сейчас будет уезжать. Попозже спокойно пойдёшь на первую утреннюю электричку и...

   – Какую электричку? – усмехнулся Юрий. – У меня в гараже превосходная...

   – Нету у тебя больше ни гаража, – хладнокровно проговорил тот, – ни Хонды. Всё унесли.

   – Как это, унесли?! – не понял Юра, машинально выглянувший в окно и действительно не увидевший во дворе гаража... На месте гаража осталось лишь пустое место...

   – Не знаю, как, – проговорил на это «писака». – Проболтали с тобой как два дурака и ни хрена не заметили, что вокруг творится. Не надо было терять мой листок, Юра. Теперь сюжет вышел из-под контроля и отправился на прогулку вместе с импровизацией. Городу хана: город сходит с ума...

   – Да заткнись ты наконец! – прикрикнул на него не сводящий глаз с пустующего гаражного места Юрий. Откуда ему было что-либо знать: он же не слышал шумов, шороха и возни со скрежещущим металлом с улицы, пока болтал ни о чём с этим (чёрт бы его трижды подрал!!) типом.

   – А что ты собрался делать?– удивился «писака» на его реакцию. – Милицию попробуешь вызвать? Моя милиция тебя не убережёт, учти. Так что поспеши-ка ты лучше на электричку. С сегодняшнего дня ввели новый ночной маршрут.

   – Какой ещё маршрут? – старался Юра отвлечься от пропажи, понимая, что ничего ему в ближайшие несколько недель предпринять на этот счёт не удастся.

   – Владивосток – Чердак, – как-то величественно произнёс ему тот в ответ.

   – Чердак? – переспросил Юрий как-то странно, решив что ослышался.

   – Не помнишь такой город?

   – Чердак? – повторил тот, уже вспоминая. Что-то знакомое. Но в реальном мире этого города не существовало. Однако, Юрий всё никак не мог вспомнить. – Что за Чердак? – спрашивал он сам себя.

   – Юра, – неожиданно поменял тот тему разговора, – почему в твоих произведениях все в результате сходят с ума?: каждый, то становится психом, то кто-то в конце концов понимает, что он лунатик, шизофреник, то ещё бог знает что происходит. Почему герои твоих рассказов страдают?

   – Какие рассказы, твою мать! – опять заорал на него Юра, – тут происходит хрен знает что! (крича, он, разумеется, никак не мог придти в себя после пропажи гаража с любимой машиной), а он о...

   – Успокойся, – попытался тот проникнуть его смыслом своей изменённой темы разговора. – Я тебя не просто так спрашиваю, а чтоб ты кое-что уразумел.

   – Ну спрашивай, – безразлично пожал тот плечами, театрально успокаиваясь, – хрен с тобой. Валяй, раз пошла такая пьянка.

   – А я ведь у тебя тоже рассказик украл, – заметил ему «писака». – «ЦИРКОВОЙ МЕДВЕДЬ» называется. Не помнишь такой?

   – Меня щас медведи не интересуют, – пусто ответил ему Юра, занятый совсем другими мыслями.

   – У тебя даже медведь и тот взбесился, – поносил Юрино творчество «писака». – Весёлый, жизнерадостный, добрый медведь. И – на тебе! Произошло всё ни с того ни с сего!... А ведь ты – это я. Я пишу то, что ты, либо «зарыл», либо не смог воспроизвести: вещь показалась тебе интересной, но силы на неё не хватило; ни силы ни воображения с фантазией. Но я-то всё сделаю, ведь у меня при себе ЧЕРДАК, а он думает за нас обоих, и творит ТАКИЕ чудеса!... иногда. Но сейчас тебе надо съездить в единственный город, который...

   – По-моему, я кое-что вспомнил, – неожиданно осенило Юрия. – Давно это было. Я тогда спасал литературную газету «Восток», и помог ей в этом «рассказ на заказ», а поскольку я тогда писал одни ужасы и кошмары и меня попросили сильно измениться, тут я и написал им рассказ «ЧЕРДАК», о городе счастья, добра и любви, в котором якобы живёт Бог. И назывался этот город, соответственно, Чердак. Так вот ты мне и предлагаешь в него отправиться? – Вопрос прозвучал с сильным сарказмом в голосе.

   – Не предлагаю, – поправил его тот, – а советую всего лишь попробовать постараться. Тем более, что поезд скоро отходит и тебе не мешало бы поторопиться. Если успеешь на этот поезд, то тебе я приготовил сюрприз, – улыбнулся «писака» такой добродушной и чистосердечной улыбкой, которую Юра себе никогда позволить не мог – столько в ней было тепла и доброты, что сыграть такую было труднее, чем этому «писаке» разыграть несколько минут назад ужас и страшную панику, когда он молотил во время вибраций кулаками в юрину дверь, умоляя впустить его и прекратить всё немедленно.

   – Надо же! – рассмеялся Юрий, собираясь, – сюрприз он мне приготовил. – Он и сам не понимал, что его так развеселило, но в данный момент он действительно собрался спешить на «ночной маршрут» рейса Владивосток – Чердак, не из-за обещанного сюрприза и не из-за того что ему деваться было некуда, кроме как проверить, правду ли ему сказал этот «писака» о введении ночного электропоезда, и не поджидают ли его на улице разнообразные фортели, и не из-за обещания «писаки», что Юра только в этом городе может найти свою Аллу, а совсем по другому поводу, причину которого Юра и сам не мог понять; оставалось всего лишь одно ощущение – ощущение марионетки, которую за ниточки иногда приходится дёргать самой кукле (вот такой парадокс).

   – Обязательно постараюсь успеть на поезд, – не менял Юра тона, выходя из дома, – просто нетерпится получить сюрприз! Ну и развеселил ты меня!

   Дверь захлопнулась, Юра вышел из калитки, покинув навсегда двор и родной дом, шагнув в уличное пространство и позволив ночи окутать своё тело и унести на перрон, располагающийся неподалёку, поскольку что-то там всё-таки стояло, и, хоть и напоминало собой электропоезд, но... имело какие-то необычные формы... И дом тут же изменился, не успел Юра подбежать к электричке и едва не оказаться защемлённым закрывающимися дверьми.

   Наверное всё-таки не просто так решил Юрий покинуть этой ночью родной дом (не из-за влияния извне какого-нибудь сильного гипноза), а... Возможно, ему не хотелось смотреть, как этот странный тип в противном случае начнёт отрезать себе голову своей «финкой», а потом ставить её себе на место (после того как эта отрезанная голова искусает Юру до полусмерти и наполнит всё его тело ядом... или выпьет весь его яд) и продолжать разговор с (искусанным) Юрием. Неужели он поверил в такую чушь?! Скорее всего, в этом одном и заключался весь гипноз, окутавший развесившего уши Юрия.

   Когда Юра подбегал к издающей шипение закрывающихся дверей электричке, ему казалось, что в поезде (конкретно, в том вагоне, в который едва успел заскочить) несколько пассажиров всё же сидят. Но войдя в салон вагона, он обнаружил в нём абсолютную пустоту. Однако, ему не хотелось сейчас бегать по вагонам набирающего скорость поезда, чтоб убедиться, что во всём поезде нет ни единого пассажира (ночь ведь, как никак). Просто, сел на свободное место и расслабился, не опасаясь, что двери тамбура в любую секунду могут распахнуться и в вагон может влететь какая-нибудь шпана с просьбами и закурить и одолжить «капусты» и снять чего-нибудь или сделать кому-нибудь минет или стать раком. В конце концов, Юра не был маленькой девочкой и мог за себя постоять хотя бы морально.

   Электричка была как электричка, ничем особенным не отличалась: деревянные жёлтые сидения, тусклое коричневое освещение, слегка попахивает мочой, даже несмотря на то что это далеко не третий вагон, и стены с многими сидениями исчерчены всевозможной чепухой; привычная обстановка, хоть Юра сто лет уже и не ездил не на электричке не на трамвае не на автобусе с троллейбусом. И наверняка ему почудилось, когда, перед тем как подбежать, он, вместо данной электрички, увидел «электропоезд, имеющий какие-то необычные формы».

   Когда поезд начал набирать скорость, неожиданно для Юрия заговорил динамик автоматическим голосом помощника машиниста, сообщающий, что следующая остановка Луговая (ехал Юра с остановки Мыс Чуркин) и что дальше поезд до Угольной следует без остановок. Надо же, а Юра собирался было подумать, что поезд ведут призраки (молчаливые оттого, что перед смертью попали под этот поезд). Но думать он старался совсем о другом. И так увлёкся, что и не обратил внимание, как электропоезд молчаливо пролетел мимо Луговой, в течение двух-трёх минут пересёк тоннель и мчался навстречу станции Угольная, мимо которой просвистеть наверняка собрался с ещё большей скоростью, чем мимо Луговой. За окнами сплошная мутная тьма, и даже если сильно захочешь что-то разглядеть, зря потратишь время.

   Помощник машиниста, вещавший через динамик во время отправления, ничего не сказал о станции назначения; Чердак она называется или Крыша (с шариками и роликами и кэффри-образная, в любую секунду готовая протечь, сразу как новый русский её соорудит, отшутилась бы Юрина подруга Алла на этот счёт), Юру это в данный момент не интересовало, пока поезд гнал – с невидимым Амурским заливом по одну сторону и лесом – по другую, разрывая грохотом тихую ночь и рассекая заснувший безветренный воздух этого спокойного пригорода. В данный момент Юра вспоминал некоторые из деталей своего полузабытого рассказа «Чердак»:

   Огромный город раскинулся на месте обширной лесистой территории посёлков Шкотово, Смоляниново, Новонежино, Петровки и захватив немного части Большого Камня. В фантазии Юры всех этих посёлков не существовало; был один, большой город, площадью своей превосходящий Владивосток, Уссурийск, Находку и Артём вместе взятые, располагающийся на берегу бухт Муравьиная и Суходол, в котором всегда царил мир, любовь и дружелюбие с гостеприимством. Да, «Чердак» был единственным рассказом, круто отличающимся от всех Юриных «кошмаров»; говорил этот рассказ, что во всём этом сумасшедшем-сумасшедшем-сумасшедшем-сумасшедшем мире, в котором мы с вами живём, всё же есть тихий уголок, и уголок этот, соответственно, не отмечен на карте, просто поездий по свету да поищи его. Герою Юриного «Чердака» повезло тем, что далеко ехать было не надо, только сесть на катер и вместо Большого Камня причалить к городу Чердак (откуда этот чёртов город там «нарисовался»? – спрашивал себя всё время тот «герой»). Юра только не мог вспомнить, чем закончился его «Чердак», что там случилось с этим нудным и замученным жизнью главным персонажем, наткнувшимся на Чердак?... Куда-то он пропал? Или где-то потерялся? Не было, к сожалению, у Юры возможности вернуться домой, порыться в ящике черновиков, отыскать там «Чердак» (Юра до сих пор не мог понять, почему именно «чердак», а не какое-нибудь другое слово) и взять его с собой, чтоб в электричке не только почитать окончание рассказа (этакий «мудрый хэппи-энд»), но и сам рассказ успеть перечитать. В данный момент его не столько сам рассказ интересовал, сколько действительность: поезд молча пролетал мимо остановок, станций и всего на свете, с такой скоростью, словно чувствовал себя реактивным самолётом, и чем дальше он уезжал от Владивостока, тем больше Юре чувствовалось, что скоро электропоезд начнёт останавливаться и – может быть – динамик объявит автоматическим голосом конечную остановку (Чердак) и попросит при выходе из поезда не забывать в вагонах свои вещи. Но уж Юрию-то пока забывать нечего. Может быть именно поэтому поезд – опять же молча – начал потихоньку сбавлять скорость, сразу как точные юрины часы (по которым Москва сверяется в обязательном порядке) указали на час ночи, ноль-ноль минут.

   Поскольку за окнами электропоезда разглядеть было всё ещё мало что возможно, то Юра понимал, что заехала эта электричка далеко только благодаря той неимоверной скорости, развить которую не удалось бы даже сверхскоростному Ягуару его приятеля, Олега Гоговича Каплева; не прошло и сорока минут, а электричка эта уже преодолела полста километров.

   И наконец-то двери тамбура раздвинулись и по вагону прошла невысокая толстушка средних лет, остановившись перед Юрием.

   – Без билета едем, молодой человек? – произнесла она ему официальным тоном.

   – Контролёр? – уточнил Юра, глядя на неё.

   – Контролёр, – ответила та, достав из перетянутой через плечо сумочки удостоверение.

   – Ксива не липовая? – решил Юра пошутить над ней, крутя в руках документ и рассматривая его со всех сторон.

   – Вы, молодой человек, билетик сначала продемонстрируйте, а потом разговаривать будем.

   «Ладно, – подумал Юра, – эта шуток не понимает. Сейчас ещё, чего доброго, милицию приволокёт сюда». – Какая сейчас станция будет? – спросил он её, пытаясь отвлечь от навязчивой темы о билете и о обязанностях безбилетного пассажира.

   – Конечная, – ответила та. – Но не для вас, молодой человек. Для вас конечная станция, это отделение милиции...

   – Город как называется? – добивался от неё Юрий.

   – Чердак, – пожала та плечами, посмотрев на него как на аборигена. – Вы что, приезжий. Ни разу в Чердаке не были?

   – Чердак, это город так называется? – Юра не мог согласиться с тем, что с ним не шутят (что город, в котором электричка в данный момент сбавляет ход, действительно так называется. Чердак).

   – Слушайте, молодой человек, хватит дурака валять! Нет билета, так и скажите.

   – Почему же нет? – пожал он плечами. – Есть. Всё у меня есть. – И он принялся шариться по карманам, будто бы забыл, куда свой билет положил. Но на самом деле Юрию хотелось потянуть время, пока электричка не остановилась и не распахнула двери, а потом справиться с этой неуклюжей толстуньей сущий пустяк.

   – Ну нет ведь у Вас билета! – стояла на своём толстушка. – Что Вы мне голову морочите – по сто раз карманы перерываете!?

   Но вот поезд остановился и Юра мгновенно прекратил «поиск билета», поднялся и двинулся к выходу, на ходу бросив этой контролёрше, «Можешь идти за милицией».

   – К чему мне милиция? – усмехнулась та. – С тобой, зайцем трусливым, я и без милиции разберусь. Ты только задержись на пару минут, будь так добр.

   Это-то Юру и остановило: не «...будь так добр...», а заяц трусливый. Это что-то особенное; такое без внимания оставить нельзя.

   – Ну разберись, – позволил он ей, задержавшись, – будь так добра.

   – Ты, трусишка-зайка-серенький, не передразнивай меня, – заметила она ему. – Как фамилия?

   – Моя? – усмехнулся Юра. – Чердаков. А что?

   – Лучше не ври, сучара! – судя по её тону, она потихоньку теряла терпение. Но это ведь не значит, что ей теперь всё можно, раз она контролёр, и «сучарами» называть кого попало и «трусливыми зайцами» и много чего ещё.

   – Ну ты, поезд пасажирный! – повысил Юра тон в ответ, – ты базар-то свой фильтруй!

   Но в руке у той уже что-то длинное блестящее и металлическое появилось. Это была «бабочка», но какая-то огромная и тяжёленькая; скобы лязгали по лезвию, создавая звук позвякивания боевой цепи о кастет, когда дамочка эта поигрывала своим ножиком.