Текст книги "Невидимка (СИ)"

Автор книги: Андрей Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

   – Просыпайся, Карлик Нос! – тянул брат его за нос. Обычно брат над ним так не издевался; в основном издевательства были мелочные: кроме «крапивки» и «индейца» (Индеец Головожопа, – как Вова именовал это своё самое жестокое истязание, шутя таская по всему дому брата за волосы – «лишая скальпа») на большее у Володи фантазии не хватало. А это было что-то неожиданное. Обычно, если брат хотел его разбудить, то самое большее, на что хватало его подлости, это набрать в ковшик воды, пролить ему на простынь, а потом орать из окна на всю улицу, 'смотрите все, рыбак наш опять во сне рыбачил!'

   – Одпусти дос! – загнусавил Алекс. – Одпусди, урод!

   – Не одпусчу! – с удовольствием передразнивал его тот. – У бедя дасдроение сёддя ходошее.

   Но Алекс молниеносным ударом отбил руку брата и нос его пронзило резкой болью.

   – Ты чё, козёл, – заорал Алекс на него, как только смог нормально разговаривать, – вконец офонарел?!

   – Да это я шучу, – объяснял ему брат. – Что, больно?

   – Да нет, щикотно! Кретин! – Алекс знал, что единственный из людей, кто никак не реагирует на обзывательства, был его братом.

   – Твой папа, – дополнил Вова. Так он реагировал на оскорбления.

   –...нагадил тебе в рот, – дополнил в ответ Алекс.

   –...но мы с тобой поменялись ртами... Кстати, – осёкся вдруг он, переведя взгляд в другую сторону, – а я не понял, где мой сапог? Ты его вчера за ужином не съел случайно? Куда ты его спрятал, придурок? – постепенно повышал Вова голос.

   – У сапога своего и спроси, – ответил Алекс слегка неуверенно.

   – А почему тон у тебя изменился? – обратил тот внимание на испуг брата. – Куда ты дел сапог?! – неожиданно схватил его Вова за нос и начал выкручивать. – Ты, Карлик Нос! Отвечай, а то оторву! – уже орал Вова в ярости.

   – Уродил из окда! – выл Алекс от зверской боли.

   – Чдо? – сжал тот нос ещё сильнее, – я пдохо сдышу! Гдомче, пожадуйсда!

   Но нос брата он отпустил, едва только за его спиной раздался пьяный голос матери (ему она была родной матерью, в отличие от пасынка, Алекса). – За что ты его? – спрашивала она с усмешкой, как будто её забавляло положение своего пасынка. Вообще, мачеха к Алексу относилась по-челове-чески и часто защищала его от брата, но это происходило, пока она была трезвой...

   – Он мои сапоги кому-то продал, – ответил тот.

   – Неправда! – запротестовал Алекс, – я его уронил, я щас за ним сбегаю.

   – Стоять! – вскрикнул Вова, но Алекс уже выскользнул из его рук.

   – Этот придурок обменял их на десять плейбоев! – объяснил он нетрезвой и усмехающейся матери. – Да его задавить мало!

   – Я тебе задавлю!!! – театрально погрозила мать сыну пальцем, – не трогай маленьких щенят!

   – Да кому он нужен, – плюнул Вова в сторону исчезнувшего за дверью брата, – у него ни друзей ни девчонки. Самый натуральный отброс!

   Алекс в это время был уже на улице, под окном, там, где по идее должен валяться сапог Вовы. Он один, поэтому, если б под окнами проходил кто-то одноногий (левоногий), то только таким образом сапог бы мог исчезнуть. Но, хоть лопни, его не было...

   – Ну и чё? – раздался из окна голос старшего брата, – судя по всему, ты из окна его уронил? И, судя по всему, его уже и след простыл. Мам, я ж тебе говорю, что врёт он. Он их на плейбои обменял. Опять под одеялом простынь тебе будет пачкать своим семенем; опять не настираешься после него.

   – Чё ты врёшь! – заорал на него Алекс. – Мам, посмотри-ка под своей подушкой, нет ли там ничего.

   – Да-да, мама, посмотри-посмотри!

   А мама, как будто сердцем чувствуя недоброе, зашла в свою спальню и подняла подушку. – Ах ты ж #лядь! – увидела она там новенький сапог своего сына.

   – Видишь, мама, что этот непослушный сын себе позволяет, – раздался из-за спины той голос Вовы, – а ты говоришь, не трогай маленьких щенят. Паршивых щенят в унитазе топят, мама.

   Но мама его уже не слышала, обходя и покачиваясь, направляясь к окну.

   – А ну вернись домой, паразит! – гаркнула на пасынка она.

   – Это Вова! – заоправдывался Алекс. – Это он! А на меня спирает!

   – Я сказала, вернись! – не слышала она писклявого голоска Алекса. – Не то хуже будет. Не усугубляй свою горькую участь!

   Алекс, глядя в её пьяные глаза, решил, что ему ещё долго нужно перекрикивать эту нетрезвую женщину, чтоб она хоть что-то поняла. И он потихоньку побрёл в сторону близлежащего леса.

   – Отойди-ка, мама, – попросил её сын, – я его сейчас заставлю вернуться. – И заорал, высунувшись из окна, когда мама отошла в сторону. – Если ты не вернёшься, я всем в твоей школе расскажу, как ты по ночам в постели рыбачишь.

   – Расскажи лучше, как ты под одеялом простынь пачкаешь своим... семенем, – брякнул Алекс невесть что; первое, что взбрело ему в голову.

   – Я знаю, как тебя опозорить! – орал Вова, но Алекс его уже не слышал; он был далеко.

   'Это она сказала?! – не мог Алекс до сих пор поверить своим ушам. – Не усугубляй свою горькую участь'. Она ж и слов-то таких не знает! Я её такой никогда ещё не видел (не пьяной он её не видел, а странной, словно сошедшей со страниц книги какого-то сумасшедшего писателя)... Да я и брата своего таким не видел... Впрочем, какой он мне брат! Седьмая моча на псевдокиселе!'

   В данный момент он сидел на пеньке, – ноги его ходить уже не могли. Но ещё пару минут посидит и продолжит свою прогулку по лесу. Чего он в лесу искал, он и сам не понимал; может ворону?... Он даже не обращал внимание на то, как странно лес выглядит в это утро. Обычно, если он иногда и прогуливался по лесу, то путь его всегда сопровождал вороний грай. Он всегда думал, что это они его приветствуют, радуются ему. Но сейчас 'радоваться' его очередному появлению в лесу было некому. Лес словно был нарисован, такой мертвенности Алекс ещё ни разу в жизни ни за чем не замечал.

   Ближе к вечеру он решил заглянуть домой; может, мать мало-мальски протрезвела.

***

   В школу Алекс пришёл через два дня. Вошёл в класс, сел за свою парту и улыбнулся. Всё-таки, хороший он нашёл способ налаживать отношения в семье, когда в субботу вечером мать его чуть живьём не съела, и он едва успел ускользнуть, и неподалёку от дома, пока она что-то орала в приказном тоне, он попал под машину, не заметив, как дорога «начала переходить его», а не он – дорогу.

   Когда он входил в класс, урок уже заканчивался. И все четыре оставшиеся минуты Алекс просидел улыбаясь.

   – Пойдём, покурим,– подошёл к нему на перемене Степан Силенко из параллельного класса.

   – Я ж не курю, – ответил ему Алекс, – ты знаешь.

   – Ничё, научишься, – потянул он его за рукав в сторону туалетной комнаты.

   – Да что такое-то? – никак не мог Алекс понять поведения этого парня.

   – Увидишь, что такое, – ответил ему тот, подводя к двери с буквой 'М'. – Заходи.

   Алекс, пожав плечами, подчинился.

   В туалете, на длинном подоконнике сидели пятеро 11-классников. Об этой пятёрке вся школа наслышана не меньше самого Алекса. В узких кругах их называли ГМНА ('активные гомосексуалисты-маньяки-насильники'; ещё эта аббревиатура расшифровывалась, как Госцов, Мотора, Несмалов, Аксенко, пока в их компашке не появился пятый, Минуто). И теперь они что-то хотели от Алекса. Насколько он помнил ситуацию своей школы, то, если эти ребята и растлевали младшеклассников, то только каких-нибудь слабохарактерных новичков, и то – занимались этим в квартире у кого-нибудь, чтоб свидетелей не было, но чтоб в открытую, в школе, это был полный абсурд.

   – Машина тебя сильно ударила? – спросил у Алекса Госцов.

   – Не очень, – ответил тот.

   – А мечтал, чтоб сильно ударила? – продолжал его тот одолевать вопросами, – чтоб до смерти ударила, мечтал?

   – С чего вы взяли, – скромно ответил Алекс. – Я нечаянно под неё попал.

   – А брат твой другое сказал, – проговорил ему Аксенко, – что ты у него в долги залез и в отместку он пообещал рассказать всё про тебя. Сколько ты ему бабок должен?

   – Что он про меня собрался рассказать?

   – Что ты в рот берёшь, – ответили ему.

   – Чтоооо?!! – вне себя от ярости протянул Алекс. – Скажи лучше, что ты всё придумал, не то я этого Вову закопаю заживо!

   – Не закопаешь, – сказали ему. – Вспомни Петю Галимова или Гейгея Петухова, – напомнили они ему о злосчастной судьбине двух новичков, Петра Глинова и Сергея Петрова. – На их поведение тоже пожаловались подобным образом, теперь эти две матрёшки не то что в школу больше не ходят и из дому ушли, вообще – без вести пропали.

   – И чё ты этим сказать хочешь? – постарался Алекс сделать тон как можно больше угрожающим.

   – А то, – ответили ему, – что ты тихо-бесшумно делаешь нам по очереди минет и о тебе, кроме нас шестерых, никто ничего не знает. Ну как? Можешь не соглашаться, мы просто спрашиваем – не заставляем.

   – Ох и гады же вы, ребята! – процедил им Алекс, вместо ответа, собираясь выходить из этой мерзкой комнаты.

   Но здоровяк Степан Силенко загородил ему проход.

   – Как хочешь, – пожали ребята плечами, – хозяин-барин. Но ты не торопись. С тобой ещё не договорили.

   – Брат про тебя ещё кое-что рассказывал, – заметил ему Мотора, когда Алекс остановился и повернулся. – Говорит, что ты с вороной разговаривал.

   – Что?! – у Алекса сердце так и ушло в пятки, но виду он постарался не подать.

   – Через плечо.

   – С какой вороной? – спросил он с положенным сарказмом. – У вас чё, ребята, чердачки поехали...

   – Не обращай на него внимания, – заметил ему Аксенко. – Это у нас феня такая «разговаривать с вороной», значит подвигаться разумом, болтать с самим собой. Это имеется в виду.

   – И брат говорит, что ты болтал сам с собой...

   – Слушайте, ребята, вы уже замучили меня своим идиотизмом, – произнёс Алекс усталым голосом.

   – Ну ладно, иди, – разрешили-таки ему, – раз про ворону рассказывать не желаешь.

   И опять Силенко загородил ему дорогу...

   – Может бухнёшь с нами? – поинтересовался он у Алекса. – Парень ты, видим мы, не хилый и упругий. Налить на тебя? – Хоть он и знал, что не заставит этого упругого парня пить спиртное, но... на него как будто что-то нашло...

***

   Алекс вышел из туалета сам не свой. Перемена уже десять минут назад закончилась. И весь Алексов класс был сейчас в спортзале, маялся дурью (кто-то боксировал грушу, кто-то на спор подтягивался, в общем, занятие находилось каждому), поскольку физрука временно не было в школе и завуч всем классам в часы уроков физкультуры предоставлял полную свободу действий. Вот и Алекс решил переодеться в спортивный костюм и поотрабатывать прыжки сальто на пыльных матах, как всегда выстроившись в очередь.

   Алекс вошёл в пустынную раздевалку, открыл свой шкафчик, разделся до трусов, и уже собрался натягивать трико, как раздевалка в одну секунду наполнилась его одноклассниками.

   – Ты в туалете был? – полюбопытствовала у него Вика Дроздова, огромная баба, заводило и заправило всего класса. Она вырвала у него из рук трико и подкинула вверх, то повисло на подпотолочной балке.

   – И что? – сделал он вид, что не испугался.

   – Тебя изнасиловали? – спросила она, и по её голосу не было понятно, за него она или против него.

   – С чего ты взяла? – На этот раз в голосе его прозвучала нотка испуга, как предчувствие несправедливости.

   – Пусть покажет очко, – намекнул ей кто-то. – Очко не врёт.

   – Спусти трусы, – попросила его Дроздова.

   – Чего?!! – протянул он ей. – Только пальцем тронь!

   – Куда тебя 'пальцем трогали'? – нашёлся некто из умников. – Вниз или вверх?

   – Если тебя не насиловали, ты должен доказать всем, – объяснила ему Дроздова, – не то будешь матрёшкой.

   – Ну что, – хихикнул кто-то, – покажешь попу или нет?

   – Пускай тогда девчонки выйдут, – сказал Алекс.

   – А как мы им тогда докажем, что ты не матрёха? – спросил его кто-то из ребят. – Они ведь все фомы неверующие.

   – Не буду я снимать трусы! – схватился Алекс за свои семейки, чтоб никто сзади незаметно не сдёрнул их.

   – А нам наплевать! – сказала Дроздова. – Но матрёх в нашем классе никогда не будет. Выкручивайте ему руки, – отдала она распоряжение ребятам. И те с удовольствием принялись за дело, как тот не сопротивлялся. Только слышались смешки девушек и голоса исполнителей приговора Дроздовой, 'снимаем с него трусы полностью!'

   Трусы уже залетели на балку, вслед за трико, и весь класс воочию убеждался, что их белая ворона, Александр Рохов, не подвергался анальному половому акту.

   – В чём же тогда дело? – удивлялись все, внимательно осмотрев его не повреждённый ничем анус. – Почему же он так долго проторчал в туалете с ГМНА?

   Но, как только в раздевалку вбежали семеро девушек (одноклассниц Алекса), всё сразу стало ясным.

   – Он им делал минет, – оповестили всех вбежавшие. – Мы только что с ними разговаривали. Они ответили за базар! – утвердили те свою новость.

   – Не может быть! – смотрели все на Алекса с отвращением. – И он даже не укусил ни одного из них?!

   – НЕТ!! – сами изумлялись те. – Это всё из-за его брата. Он что-то не поделил с Рохом и рассказал ГМНА, что Рох дрочил, вот те и уговорили его подрочить им.

   Алекс от стыда и ярости на брата уже и не знал, что ему теперь делать, бросаться под поезд, если удастся сегодня с большим трудом вырваться из этой зловещей школы.

   – Ты что, – взглянула на него Дроздова с ещё большим презрением, – занимался онанизмом?!! Этот же ГРЕХ ещё страшнее мужеложства!

   Алекс ничего не ответил – не имело для него смысл признаваться всем в том, что он ни разу в жизни не мастурбировал, не потому что в любой момент его мог поднять на смех вездесущий и подкрадывающийся из-за каждого угла брат Вова, а потому что считал, что любой порок разрушает в человеке талант.

   – Вика, – крикнул ей ещё кто-то, – а ты заставь его, пусть продемонстрирует своё ручное мастерство.

   – Нельзя этим заниматься, – ответила Дроздова. – Это же ГРЕХ!!!

   – Ладно, пошлите у них ещё раз спросим, – подал кто-то голос, – вон они идут, ГМНА! Мне до сих пор не верится, что им удалось это проделать с Рохом!

   И полкласса выскользнуло из раздевалки.

   – Одевайся, резинка фирмы адидас, – процедила ему сквозь зубы Дроздова, – и чтоб в нашем классе ноги твоей больше не было!

   – А как я трусы с балки достану? – прохныкал он ей плаксивым голосом. – Высоко же, не достать.

   – Посиди тут, – ответил ему кто-то, – щас лестницу принесём.

   – Ага, – поддакнул второй, – и пожарников вызовем! Весь город будет трусы твои доставать, чтоб ты потом одел их на лицо.

   В это время прозвенел звонок на перемену и Алекс скорее открывал шкафчик, чтоб натянуть штаны на голое тело, пока в раздевалку никто не вбежал.

   Но только он вытащил свои школьные брюки, как раздевалка опять-таки набилась народом; на этот раз детворой из младших классов. Наверное, всей школе в этот вторник было весело.

***

   Безусловно, Алекс мог спрыгнуть с виадука под приближающуюся электричку (с третьей вышки на Набережной он ведь легко всегда прыгал) или спрятать за пазуху тяжёлую наковальню, что валялась в порту, неподалёку от старого пирса, подтащить её к 'нырялке' и спрыгнуть с ней в воду прямо в одежде, прежде не забыв соединить наковальню с шеей верёвкой... Да у Алекса на большее хватило бы фантазии, но прежде ему всё-таки нетерпелось взглянуть в глаза своему брату, Вове... Ничего даже не говорить ему, а всего лишь взглянуть.

   Когда Алекс подходил к дому, то только один Вова остался у него в голове, и никаких способов покончить с собой, и, тем более, никакой вороны.

   Но дома никого не оказалось. Алекс полез в карман за ключом... Ключа в кармане не было...

   Он уже собрался выйти из дома, но... в самый последний момент заметил, что из двери торчала какая-то свёрнутая бумажка.

   Он вытащил её, развернул. И с трудом разобрал каракули, накарябанные на бумаге наверняка курициной лапой – каким-то птичьим помётом.

   «Птенец, – написано было на листе без грамматических ошибок, – ты с честью выдержал сегодняшний день, коли читаешь это письмо. Не забывай единственное, что я волшебная птица и очень скоро мы с тобой можем встретиться и весь мир запросто может оказаться у твоих ног, птенец. Помни, Христос терпел и НАМ велел».

   – Да я-то понимаю, – пробормотал вслух Алекс, переворачивая лист, – что нужно терпеть, но как мне жить дальше?

   На другой стороне листа, неожиданно для Алекса, тоже что-то было накарябано. Почему он сразу этого не заметил? Видимо, потому что не заметил.

   «Твой брат Вова дошёл до такого идиотизма, что положил ключ от дома под коврик, – с прежним трудом разбирал Алекс каракули, тут же засовывая руку под коврик и извлекая оттуда связку Вовиных ключей. – Хотя, если честно, то это я наколдовала, чтоб ему пришла в голову такая глупость. Войди в квартиру, и мы с тобой обсудим, как тебе жить дальше, птенец».

   – Чёрт, – бормотал он, открывая дверь, – неужели эта ворона сейчас прилетит ко мне?! Вот же здорово!

   Он вбежал в квартиру не разуваясь и тут же подскочил к окну и открыл его, дожидаясь прилёта знакомой птицы.

   Но только он открыл окно и высунулся, как зазвонил телефон...

   – Чёртовы ублюдки! – подбегал Алекс к дребезжащему аппарату. – Всю жизнь этот хренов телефуфлон стоял молча, как пустая, дырявая кастрюля, никому не нужный, и на тебе!, в самый неожиданный момент кому-то приспичило ошибиться номером... Наверняка номером ошиблись...

   – Я не ошиблась номером, – раздался из трубки долгожданный голос. – Верно?

   – Конечно, верно! – узнал он голос вороны. – Прилетай ко мне, ты мне нужна.

   – Не прилечу.

   – Почему? – Он думал, что, возможно, у вороны сейчас какие-то неотложные дела.

   – Тебя ещё не спрашивали обо мне, – донёсся ему ответ.

   – Что?!! – не ожидал он такое услышать. – Что значит, не спраш...

   – То и значит, что тебя должны заставить меня предать, а ты должен вытерпеть все испытания. Вот после этого я и прилечу.

   – Ты что, меня испытываешь? – удивился Алекс.

   – Нет, не испытываю я тебя, и не издеваюсь над тобой. Я тебе сейчас не могу объяснить, почему всё должно происходить именно так, а не иначе. Но ты, главно, терпи, и ты станешь ВЫШЕ.

   – А мне больше нечего терпеть. Самое плохое со мной уже произошло...

   – Тоже мне, самое плохое нашёл! – появилось в каркающем голосе пренебрежение. – Запомни, птенец, самого плохого не существует, потому что всегда найдётся вещь в несколько раз хуже и неприятнее предыдущей...

   – Ты что, хочешь сказать, что у меня ещё ВСЁ впереди?

   – ВСЁ впереди выглядит таким, – ответил ему каркающий голос, – каким ты его видишь. Просто ты ещё птенец – не умеешь извлекать из происходящих вокруг тебя вещей пользу. Пойми ты, что кроме недоразумения, страшного с тобой ещё ничего не произошло. А оно и не произойдёт, если тебя оно не испугает. Пойми ты это, птенец!

   – Слушай, хватит меня уже называть птенцом! – вышел из себя Алекс.– У меня имя есть...

   – Для МЕНЯ ты птенчик, – гнула своё ворона. – Станешь ВЫШЕ, буду звать тебя по имени. Александр, это не настоящее твоё имя. Твоё настоящее имя похоже на то, которое дали тебе родители, но отличаются два этих имени друг от друга, как лицо от задницы.

   – Бывают такие задницы, – произнёс на это Алекс, – что от лица мало чем отличаются.

   Он ожидал на это услышать какую-то реплику, но... то, что донеслось тому в ответ, было полной неожиданностью.

   Вместо ответа послышались короткие гудки – на том конце провода бросили трубку.

   И, судя по всему, трубку бросили не просто так. Через секунду Алекса оглушил звонок в дверь... Никогда ещё звонок не был таким звонким.

   – Ты, урод! – ворвался разъярённый Вова в квартиру и чуть не раздавил собой Алекса, – какого ты хрена захапал мой ключ, козлина!! Чё у тебя, своего нету?! Я для тебя, ублюдка, прятал его в самое оригинальное место?

   – Я не трогал твой ключ!!! – постарался Алекс перекричать его.

   – Чё ты, хочешь сказать, что его кто-то из-под коврика вытащил, – орал тот ещё громче и мощнее, – а ты своим ключом открывал дверь? Да? Не ври, ишак грёбаный, я за тобой специально подглядывал. Я специально положил ключ под коврик и сунул в дверь записку, чтоб узнать, до какой степени ты кретин.

   – Ну узнал, что я кретин? Успокоился?

   – Успокоился – успокоился, – полностью убавил Вова тон. – А ты-то чё так рано вернулся из школы? Выгнали? Наверно достал там уже всех своим беловороньим видом.

   – Каким видом?!

   – Не обращай внимание, – улыбнулся тот. – Белыми воронами называют специальных людей, которые... – Но прервал его взгляд младшего брата. – Ты чё это так странно на меня смотришь?

   – Ты случайно ГМНА про меня ничего не рассказывал? – спросил его Алекс как бы ни к стати.

   – А чё это такое, ГМНА? – не понял тот.

   – Ты не знаешь, что это такое? – решил Алекс, что ответ брата ему послышался.

   – НЕ ЗНАЮ. Чё ты ко мне прикопался?

   – А кому ты что рассказывал про меня? – спрашивал Алекс вполне спокойно, не подавая никакие виды.

   – Никому ничего, – пожал тот плечами. Он был серьёзен до невозможности.

   – Не ври. Я знаю, что ты неплохо умеешь врать. Из-за твоей трепотни, братец, у меня большие и огромные проблемы.

   – Чё за проблемы? – спросил он, как спрашивают на улице у прохожих время.

   – Я теперь больше в школу не приду, такие проблемы. Но это только пылинка от Настоящих проблем.

   – Да что случилось-то с тобой? – появилась в его голосе тень сочувствия.

   – Щас, подожди, расскажу что случилось, – отправился Алекс на кухню. – Сейчас ты у меня узнаешь, что случилось! – Пока в его тоне угрозы или зловещности не чувствовалось.

   Но когда он из кухни выходил с небольшим чёрным туристическим топориком, у Вовы сердце в пятки ушло за полсекунды.

   – Ты, гнида, – зацедил Алекс, остановившись от брата в двух шагах, – или ты мне всё расскажешь, или я ударю тебя этой штукой. Ударю больно и не один раз. После того, что со мной произошло, мне плевать на всё. В крайнем случае пару лет отсижу, если не покончу с собой. И лучше не ври, я твоё враньё теперь сердцем чувствую!

   – Это не я, – заблеял Вова, – это пиздюк (имел он в виду того малыша, в которого Алекс попал новым его сапогом и помешал мальцу выстрелить в ворону из рогатки). Он живёт рядом с ГМНА. Он видел, как ты 'с вороной говорил'...

   – Что я делал?!

   – Ну это 'рыбий язык' у нас такой.

   – У кого, у вас? Ты всё-таки знаком с ГМНА. Они тоже так выражались. – Алекс замахнулся на брата топором.

   – Да нет же! – отскочил тот в сторону. – Полгорода так выражается. Разговаривать с вороной, это значит раздвоение личности, шизофрения. Пиздюк видел, как ты высунулся из окна и болтал сам с собой. Я тебе клянусь, Саня! не я рассказывал ГМНА!!!

   – Ладно, – опустил Алекс топор и понёс его в кухню, – не пугайся так, я же шучу.

   – Ну и шуточки у тебя, – усмехнулся Вова, – троюродного брата чуть заикой не оставил!

   – Что он им рассказывал, твой пиздюк? – вернулся Алекс из кухни.

   – Да я просто подумал, что он расскажет, но не думал, что он и на самом деле расскажет. Вечером, после того как ты попал под машину, я встретился с ним, он мне отдал сапог и рассказал всё, что видел, попросил меня вытащить тебя на улицу и при нём избить, но я рассказал ему, что с тобой приключилось и тогда он сказал, что наврёт что-нибудь про тебя старшеклассникам в школе. Да ты, Санёк не бойся, я ведь завтра же всё улажу, и завтра ты уже спокойно сможешь продолжать ходить в школу... А что с тобой было-то?

   – Да ерунда всякая, – коротко описал Алекс ход событий. – Лучше не спрашивай.

   – Я таких крутых ребят знаю, что они кому хочешь что хочешь внедрят, так что будь спок, братэллко, завтра всё будет тип-топ. Давай-ка лучше в картошки партейку перекинемся.

   – А ты прямо сейчас не можешь связаться с этими ребятами?, пока из нашей школы никто ещё не разошёлся по домам...

   – Сейчас – нет. Ночью – пожалуйста. Я плачу 'ночным бабочкам', они связываются с этими чувачками. И всё!

   – Ну ладно, братэллко, давай перекинемся в картошки. В дурака?

   – Да ну ты чё! Допотопный каменный век! Устарела игра в дурака. Появились игрушки куда поинтереснее, чем в 21 палец или в шпокера. В ворону, например, играл когда-нибудь?

   – В ворону?

   – Не играл! Щас научу. Смотри, – начал он раскладывать карты, – закладываешь ворону. С этого начинается игра. Стучишь картами, понял? Это барабан. Всякий кон начинается со стука. А дальше чё к чему сам поймёшь. Ну, давай играть?

   – Да нет, чё-то не охота, – бросил Алекс карты на стол, – устал я сегодня, надоело всё. – Но не надоело ему ничего, просто в голову ему влетела фраза, услышанная им пять минут назад из трубки, 'тебя должны заставить меня предать, а ты должен вытерепеть все испытания'.

   – Дак ты ж уже заложил ворону! – подскочил Вова с места. – Ты чё делаешь! Нельзя теперь отказываться от игры! Это ж западло! У нас чушат за такие косяки! Давай играть!

   – Да не хочу я играть! Чё ты дое#ался!

   – Я тогда помогать тебе не буду.

   – Я тогда пошёл в кухню, за топориком. – Алекс к кухне сидел намного ближе своего брата.

   – Не, ну это же косяк! – не мог успокоиться Вова. – Правильно, что у тебя друзей нету. Был бы ты в нашей мафии, тебя б давно уже на пику поставили. Давай играть, Саня! Не борзей! Я же не шучу с тобой. Играй, раз стукнул по барабану! И я тогда может даже попробую уже сегодня связаться с блатными. А завтра мы идём с тобой в школу и все, кто наезжал на тебя, наказываются, соответственно преступлению. Давай, поднимай карты, не выёжывайся.

   – Я чисто из принципа не буду играть, – заявил ему Алекс, – потому что не пиздюк виноват, а ты сам всё рассказал тем козлам.

   – Что?! – сделал Вова лицо незаслуженно оскорблённого. – Ты базар не фильтруешь, фраер! Да это чтоб я с пидорами даже срать садился рядом!... Парниша, ты оборзел на несколько херов!

   – Ну извини, – промямлил Алекс – так его перепугал Вова. Он разговаривал как настоящий вор, хотя, Ворона выразилась бы по поводу увиденного примерно так: 'Таких фармазонов, как твой братишка, на тюрьмах под нары загоняют в первую очередь, даже без прописки'.

   – Карты подними, тогда, может быть, извиню.

   – Да забудь ты про эти карты! Вот тебя зациклило!

   – Саня, – очень мягко, но каким-то жутким ледяным голосом просил он его, – не наглей. Чё тебе, в падлу поднять карты и поиграть три минуты... Да даже две минуты игра не займёт – на первой же минуте ты мне продуешь, как сквозной проход.

   – Ну и надоел ты мне! – встал Алекс из-за стола.

   – Стой! – гаркнул на него Вова. – Сядь на место! Нельзя уходить, раз заложил ворону! Тебя же пацаны наши уроют! Они всё у меня по глазам прочитают...

   – Ты, Вова какой-то больной, – направлялся Алекс в сторону прихожей, чтоб обуться и исчезнуть за дверью.

   – Это они больные! – шёл брат следом за ним. – Они наркоманы. У них какое-то дьявольское чутьё! Они, возможно, сейчас за нами уже наблюдают. Они могут в другие измерения перемещаться...

   – Да заткнись ты уже! Вот идиот где!

   Алекс обул кроссовки и начал поворачивать замок.

   – Сам ты идиот! – пытался Вова объяснить брату, насколько СИЛЬНО тот ошибается. – Самый настоящий...

   Но Алекс уже открыл дверь... За дверью этой стоял какой-то долговязый молодой человек, как будто очень долго стоял и ждал чего-то.

   – Палец, – заорал Вова, увидев пнувшего дверь ногой парня, отталкивающего Алекса в сторону и тихо, играючи вяло заходившего в квартиру, – я не виноват! Это он заложил ворону! Я не...

   – Да ничего он ещё не заложил, – молниеносно ткнул Палец в живот Вове и тот загнулся, через полминуты закашлявшись (взгляд Пальца не сходил с Алекса; это был какой-то ненормальный взгляд; таким взглядом педофил может оценивать заблудившегося в лесу ребёнка, если случайно наткнётся на него). – Но сейчас заложит. Да, мальчик? – и взгляд Пальца стал ещё опаснее.

   Алекс пятился от медленно-уверенно надвигающегося на него Пальца, пятился в сторону кухни.

   Вова в это время с трудом поднимался с пола.

   – Палец, – кряхтел он сквозь кашлянье, – потом научишь меня так бить? Вот это классный ударчик! Майка Тайсона завалить таким можно!

   – В солнечное сплетение просто бьёшь, – научил его Палец, не сводя глаз с Алекса. – Погоди пока, позжее я тебе ещё несколько ударчиков покажу, сейчас я мальчика заставлю заложить ворону и с тобой продолжим.

   Но его зловещий гипнотический взгляд вырвался из глаз Алекса; Алекс рванулся в сторону кухонного стола, молниеносно вытащил из-под него топорик и... рубанул Пальцу по руке – успел он заслонить голову от лезвия топора. В общем-то Палец не ожидал, что этот слабохарактерный мальчик так себя поведёт; он даже не успел догадаться, зачем этот мальчик рванулся в кухню, только кинулся за ним следом и тут же получил по локтю топором.

   – Ах ты ж тварь! – выдохнул Палец, игнорируя заливаемый кровью пол и часть кухонного стола. – Ты бы хоть обухом бил!

   – Я тебя щас вообще в фарш превращу! – ответил ему Алекс.

   – Палец, – умолял его из другой комнаты Вова, – он же больной! Чё ты лезешь до него. Он меня чуть топором не зарубил!

   – Мне похрену, – прохрипел Палец, – я ещё больнее его! Пусть делает из меня фарш, но фарш его заставит заложить ворону! Палец бессмертен!– говорил он как заклинания, стоя на месте и не двигаясь, пытаясь Алекса загипнотизировать. – Палец Демон! Его невозможно сжечь, мальчик. Пепел его ослепит тебя. Он попадёт тебе в пищу и ты отравишься, а душа его переселится в твоё тело, птенец...

   – Что?! – тут же ожил Алекс. – Ты птенцом меня назвал?

   – Птенцом, – ухмыльнулся тот, – цыплёнком.

   – Цыплёнком? – отлегло у него от сердца, но в голосе, откуда ни возьмись, появилась ярость. Пару секунд спустя эта ярость воплотится в действие. – Вот тебе за цыплёнка, средний палец!

   И Алекс обрушил на него топор, но задел краем лезвия Пальцу грудь, не успел тот отскочить, хоть и был молниеноснее своего кореша, Вовы.

   – Задел? – тут же осведомился Владимир, стоящий в пяти шагах от спины Пальца.

   – Порезал, – ответил тот.

   – Палец, – предлагал ему Вова, – вылетай быстрее из дома, я дверь открыл.

   – Нет, приятель, – ответил Вове тот, – пока своего не добьюсь... А-А! – он не заметил, как острое (позавчера мама Вовы натачивала топор последний раз, разделывая мёрзлое мясо) лезвие топора наполовину вошло ему в голову... Не заметил он также, как ноги его подкосились и в глазах давным-давно потемнело. Больше Палец не увидит белый свет – ВСЁ вокруг него погрузилось в абсолютную слепую темноту.

   (старый ворон уносит твою душу, если долго на него смотреть)