Текст книги "Невидимка (СИ)"

Автор книги: Андрей Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

***

   Алексу было где проводить время, пока дома делать было нечего; пока хотелось спать и ничего вокруг не видеть.

   Однажды Алексу приснился сон. Такие сны ему ещё никогда не снились; в обычных своих снах он видел, слышал или чувствовал что-то смутное, что при пробуждении тут же вылетало из головы, особенно, когда ему свой сон хотелось подольше сохранить в голове. Но в этом сне он был деревом; не таким, к которому любая собака не преминет подбежать, поднять ножку, и не таким, на верхушку которого он когда-то мечтал прибить сколоченный до этого скворечник. Это было некое недоступное дерево, росло оно где-то посреди центра самой непроходимой тайги (и тайга эта наверняка располагалась на другой планете). Но сон был не тем необычен, что Алекс в нём мог думать, и не тем, что всё вокруг выглядело реальнее самой реальности, а тем... Алекс позже поймёт, чем. Пока он – умея думать – только понимал, что окружает его не просто реальность, а что это, возможно, будущее, хотя он всегда догадывался, что будущее и прошлое, это как два сиамских близнеца, соединяет которых узенькое, невидимое Сегодня, состоящее из бесконечности мигов, так что вполне может быть, что дерево, это не только его следующая жизнь, а одновременно и прошлая жизнь.

   Дерево (Алекс в прошло-будущей жизни) подумало, что неплохо было бы отправиться в настоящее (то настоящее, в котором Алекс спит и смотрит сон)... Необычность сна Алекса вот ещё в чём: у дерева появилась прекрасная возможность вообразить себя машиной времени. Именно в данный момент в корнях дерева (в мудрости этого дерева) появилось море фантазии. Оно решило встретить себя из будущего и поговорить (с собой) на некоторые темы.

   И совсем неожиданно в этой одной из центральных непроходимых частей тайги образовался заблудившийся подросток. Что он в этом лесу забыл? Пошёл прогуляться и заблудился. И угораздило его залезть в этот самый центр тайги и присесть отдохнуть (отдохнуть, чтоб через пару минут продолжить путь) у того самого дерева, корни которого впервые за несколько веков почувствовали необыкновенный поток информации, стекающийся в них со всей планеты (Алекс пока не знал, Земля это или не Земля, хоть и внешне всё походило на Землю), словно нырнули в самую бездну своего моря Фантазии. И в один момент Алекс переформировался в заблудившегося в лесу подростка (хоть подросток этот вовсе и не заблудился, как знал Алекс, а просто-напросто убивал время – до вечера ему надо было управиться, чтоб попасть под ту самую машину, которая позволит ему только кувыркнуться и 2 дня просидеть дома, дав Вове возможность подготовить ко вторнику хорошую почву), в то самое время как не переставал оставаться деревом. Таков сон. Но, опять же, это ещё не вся его необычность...

   'Что, чёрт возьми, со мной происходит?! – задумался заблудившийся в лесу подросток, – что это за ворона? Почему такое вокруг неё и меня началось?! Я же человека убил! Вова-то, само собой, не расскажет никому ничего. Тихо-мирно погрузили с ним тело в пальцев грузовичок и поехал Вова в сторону леса, по пьяным дорогам, пока я дома наводил порядок. Скинет Пальца где-нибудь подальше, и кому теперь он нужен этот Палец! Хотя чёрт его знает, этого Вову, он же непредсказуемее Господа Бога... Впрочем до Вовы мне сейчас никакого дела нет. Меня интересует...

   'Захоти самоубийства вороны, – ворвалась вдруг в его мозг неожиданная мысль, словно взявшаяся откуда-то извне, – когда она спросит твоё первое желание. Она – зло'.

   'Чёрт! – осмотрелся по сторонам Алекс, – что это было?!'

   'Дерево, подле которого ты сидишь', опять та же картина с мыслью извне.

   'Дерево! – посмотрел он на дерево и прикоснулся к нему руками; недавно он прочитал два тома книги Владимира Мегре «Звенящие кедры России», где говорилось, что с деревьями, в частности с кедром, можно 'разговаривать', получая необходимую информацию, так ему показалось, что не врёт Мегре про Анастасию, что действительно есть «говорящие деревья», и Алекс таким образом решил продолжить беседу. – Ты что, всё знаешь?'

   'То, что надо', – прозвучал ответ.

   'И что мне теперь надо делать? – мысленно спросил он. – Вообще, кроме вороны'.

   'Оставаться самим собой и терпеть. Терпение – путь вверх'.

   'А почему ворону...'

   'Ты можешь стать таким, как она, – перебило его дерево, – даже можешь стать хуже чем она! Задумайся'.

   'А кто она вообще такая?'

   Но ответа от дерева не последовало.

   Алекс глянул на то, обо что облокотился... И офонарел... Вместо дерева теперь стоял такой же точно Алекс... Алекс увидел самого себя – свою стопроцентную копию...

   – Ну и сон! – пробормотал спящий Алекс.

   – Не сон, – раздалось от Алекса N 2 что-то похожее на призрачное эхо. И не эхо:

   – Осмотрись по сторонам.

   Алекс осмотрелся... Оказывается, он не спал; вокруг была не непроходимая тайга, а обыкновенная глубь леса, куда он ушёл, после того, как подтёр пол и решил, что Вова поехал не в противоположную глубь леса, а куда-нибудь в милицию или – того хуже – к друзьям (и теперь Алексу крышка, потому что он 'запорол самый нереальный косяк'). А подле Алекса стоял его стопроцентный двойник.

   – Ворона чёрная? – произнёс двойник голосом Алекса. Не спросил, а именно произнёс, хотя прозвучало как вопрос.

   – Что? – как по привычке переспросил Алекс. – Ты кто, вообще?

   – Птица дятел, – ответил двойник. – Стучу по барабану и закладываю ворону. Молодец, что не заложил ворону.

   – Да я её и не собирался заклады... А что, её 'заложить' можно было бы именно так, играя в карты?

   – Если ты через не хочу стал играть в карты, – объяснил ему двойник, – то через то же самое не хочу ты сможешь натворить и много других нехороших вещей. А это не есть путь вверх. Чтоб идти вверх, нужно жить шиворот-навыворот.

   Алекс слушал этого парня, как учился жизни, не перебивая и не показывая свой ум.

   – Так вот, я задал тебе вопрос, – прервался парень, – какого цвета ворона, а ты мне так и не ответил.

   – Ты имеешь в виду мою ворону? – уточнил Алекс.

   – Не она твоя, а ты её, – поправил его парень. – Ты – птенец, а не она.

   – Что за птенец? – не мог понять Алекс.

   – Тебе первому задали вопрос, – ответил парень. – А потом, может быть, ты узнаешь, что такое птенец.

   – Все вороны чёрные, – ответил Алекс на вопрос, – а мо... в смысле, данная ворона, судя по всему, белая. Так?

   – Вот ты и заложил свою ворону, – усмехнулся двойник.

   – Почему? – не понял Алекс.

   – Потому что надо тебе учиться жить шиворот-навыворот, – ответил парень. – Знаешь, например, как меня зовут?

   – Знаю, – догадался Алекс, – но не знаю, как меня тогда зовут.

   – Настоящее твоё имя Алекс Аноров, – сказал ему парень.

   Только Алекс и сам не понял, как его угораздило отвести от парня взгляд в сторону, потому что когда он вернул взгляд на место, то перед ним стояла белая ворона в человеческий рост...

   – Это мой натуральный цвет, – раздался из неё каркающий голос. – Закомплексованность человеку не мешает расти, ибо нельзя выпрямлять искривленное природой. Раз ты похож на ворону, то не делай себе пластических операций, будь собой.

   – А ты раньше была человеком?

   – Возможно, – ответила ворона. – Возможно, была белой вороной, не мне судить о своём цвете. Потом покрасилась, как это бывает со многими. А потом, опять же возможно, увеличилась в размерах, ибо хорошего человека должно быть много. А я считаю себя неплохой. А ты, я смотрю, не хочешь навязываться и скромно ждёшь, когда я спрошу у тебя, какое твоё первое желание. Верно?

   – А ты сама не можешь догадаться?

   – Скромен! – похвалила его ворона. – Растёшь, стало быть. Но желания твои исполнять мне ещё пока рано. Тебя ведь ещё не пытали, по-настоящему не заставляли меня предавать.

   – Шутишь, – понял Алекс, – 'выворот, на шиворот'.

   – Тебе ещё нет тринадцати, – объяснила ему ворона, шутки отставив в сторону. – Потерпи – недолго осталось. Я в твои годы и не такое терпела, и дооолго терпела, а тебе вот удача улыбнулась так.

   – Хорошо, потерплю, – согласился с ней Алекс.

   – Вот именно. Поживи, наберись желаний.

   И всё. Алекс словно ни с кем и не разговаривал. Опять его угораздило отвести взгляд в сторону, а когда вернул его назад, вокруг никого уже не было. Только лес.

***

   13 лет Алекс 'отметил' в милиции, на дознании. Нет, от него не требовали 'заложить ворону', как пыталась недавно накаркать его загадочная подруга, способная принимать различные облики и усилием мысли перекрашиваться в белое оперение; от него требовалось кое-что другое, связанное с недавними событиями, бездушным предателем Вовой (впоследствии Вова обнажил перед братишкой своё истинное лицо. Алекса аж передёрнуло всего от ужаса, когда Вова снял с себя маску); хотя по сути не такой уж он и предатель: его Большая Мафия состояла из двух человек, так что теперь, когда лучшего друга, Пальца, на стало, Мафия потеряла цвет.

   И сразу, после допроса, как только Алекса ввели в одиночную камеру и захлопнули за ним дверь, Алекс понял, что в этот раз в камере он не один. То, чего не видел он уже несколько нелёгких недель, теперь сидело с ним в одной камере... Только, судя по всему, данная ворона была вольной птицей, и умела просачиваться сквозь стены, раз маленький Кузя (пиздюк), сразу как встретил старшего брата Алекса, чтоб отдать ему сапог (немного позже им повстречается пятёрка ГМНА и Вова, на каждом полуслове перебивая малыша, кое-что расскажет этой пятёрке о своём младшем брате-недотёпе), поведал, как его Алекс 'разговаривал с вороной' ('разговаривал с белой вороной', имеется в виду, «человек окончательно поссорился с головой»).

   – Теперь ты всемогущ, – раздался из сидящей в углу чёрной вороны обычного роста знакомый каркающий голос, – я тебе просто-таки завидую, Алекс.

   – Чё ты орёшь! – как можно тише прикрикнул тот на неё шёпотом.

   – Ни тебя не меня не слышат, когда мы разговариваем, – не меняя голоса произнесла птица. – Больше таким ошибочкам, какая произошла с пиздюком Кузей, не бывать. Больше наше общение никто не услышит, можешь мне верить.

   – Ну и что, – незаметно ухмыльнулся Алекс, хоть ему это и было трудно проделать разбитыми губами, – ты желаешь у меня что-то спросить?

   – Скорее всего, – отвечала птица. – У тебя ведь, я так думаю, имеются кое-какие желания.

   – Всего одно, – ответил Алекс, перестав ухмыляться. – Чтоб ты сдохла.

   – А ты хорошо подумал, прежде чем я его исполню? А ведь я его исполню на полном серьёзе!

   – От тебя одни неприятности, ворона. Из-за тебя человек погиб!

   – А ты задумайся лучше. Не являюсь ли я тобой самим, прилетевшим на импровизированной моим воображением 'машине времени' из далёкого будущего? Задумайся.

   – А чё тут думать? Если ты из будущего, то мне ничего не грозит, если ты подохнешь! Возможно, я в этом далёком будущем постепенно превращусь в ворону, 'вернусь' в прошлое и повторю картину, 'убив себя'. Так или иначе, ворона, от тюрьмы да от сумы не зарекайся, ВСЁ может быть. Так что сдыхай спокойно и ни о чём не думай.

   – Я твой джин из бутылки, – последнее, что донеслось от вороны, перед тем, как она исчезла у Алекса на глазах. Впрочем, не одна она исчезла; всё вокруг Алекса погрузилось в кромешную глухо-слепую тьму почти так же, как когда-то, несколько недель назад, погрузилось вокруг Пальца. Только один единственный звук перерезал эту бездонную тьму... Впрочем, Алексу он показался таким же призрачным, как и всё, что окружало его последнее время. Возможно, этого звука, чем-то напоминающего собой отзвук шёпота 'вороньего голоса', вовсе и не было. Но, 'я наврала', несмотря ни на что пронзило слух Алекса почти как раскалённой спицей ('любой человек готов отдать ВСЁ, желая спасти свою жизнь, – наверно, должен был подобный шёпот складываться в такие слова, – но ещё больше он может заплатить, желая чужую смерть; но... ещё больше он заплатит, если пожелает свою смерть').

– – happy end – -

   Пробудил его не пинок брата, не подзатыльник мачехи; пробудило его какое-то приятное предчувствие...

   Он, сам не зная почему, подскочил к окну, и тут же в глаза ему попался соседский хулиганистый малыш... Когда Алекс выглянул из окна, малыш уже достал из кар– мана рогатку и нагинался за камнем. И совсем кстати в полушаге от ноги Алекса располагался зимний сапог его брата Вовы (второй сапог, помнилось Алексу, лежал под подушкой вечно незаправленного дивана мачехи), поскольку денёк сегодня выдался тёплым и до необыкновенности счастливым, хоть и Пятница 13-е (но Алекс просто-таки сердцем чувствовал надвигающийся на него Великий Потоп 'СЧАСТЬЯ', хоть и привык очень часто просыпаться в дурном настроении и вставать с постели не с той ноги). Но в этот раз Алекс осмотрелся по сторонам, чтоб из-за угла случайно не выглядывал глаз его троюродного брата, Вовы. Но квартира, как чувствовало сердце Алекса, была пустынна полностью, если не обращать внимание на тараканов, проскальзывающих то тут то там (если раньше Алекс и старался избегать возможности раздавить таракана, то теперь он их не собирался трогать тем более – живые всё-таки существа). И Алекс с удовольствием поднял с пола сапог, – пока Кузя поднял камень, зарядил им рогатку и чертыхнулся, как всегда промахнувшись, – аккуратно поставил его в нишу и отправился в спальню матери (хоть его троюродная тётка и не являлась ему даже понятием слова 'мать', но всё-таки усыновила) за вторым сапогом.

***

   Позже Алекс повстречался и с Пальцем и с отвратительным братом Вовой (по отношению к Алексу он стал отвратительнее, чем был когда-либо; этаким мерзким гадким и бездушным типом, словно под его основной маской у него была ещё бездна масок, каждая из которых вомного раз превосходит предыдущую своей отрицательной стороной), и с кем он не встречался, каждый помогал ему РАСТИ, подниматься по бесконечной «невидимой лестнице» всё выше и выше. И чем неприятнее выглядела со стороны жизнь Алекса, тем больше счастья рождала в себе его душа, словно вместо вороны он напоминал собой некую бродячую собаку, на которую отовсюду валятся шишки, но несмотря ни на что, собака такая от них не уворачивается, а старается, чтоб ни одна из шишек не пролетела мимо.

   Эпилог (дописано лет через десять).

   – Тебе могут скостить срок, – терпеливо уговаривал Алекса следователь. – Ведь ты же не знал, что твой брат якшается с этим типом!

   – Не знал.

   – Если ты о нём расскажешь побольше... Понимаешь?!

   – А что я должен рассказать?.. Неправду?

   – Как это неправду! Ты же понимаешь, за ложные показания тебе не скостят... Скорее, накрутят! Срок-то...

   – Не ложь, а логика. Я отреагировал чисто логически. – Объяснял Алекс. – Я ничего не знал про отношения моего брата с Пальцем... И тем не менее, должен рассказать о нём побольше! Вот я и спрашиваю: что конкретно я должен рассказать?

   – Что конкретно? – не понял следователь его «чисто логических» рассуждений. – Ну, хотя бы то, что он обирал многих твоих сверстников!

   – Да?

   – Выйдет из-за угла, где-нибудь в темноте, и...

   – Но вы же понимаете, что в одиночку он всё это не проделывал!

   – Да мне наплевать... Короче, ты в этом участвовал?! Вот, что мне надо! Если участвовал, я смогу нанять тебе адвоката и рассматривать твоё дело, как личную месть. Ну, может, ты хотел ему отомстить, но... Не подрассчитал удар!

   – А я говорю про другое. Про то, что с ним там целая банда. И что, я должен пацанов закладывать? А вы меня за это отпустите. Чтобы они меня сделали!..

   – А что ты за них боишься?

   – Видите ли, меня не интересует какой-то «гоп-стоп». Кто-то на кого-то накатил... Меня другое интересует...

   – Что же?

   – Например, почему все дети его так сильно боятся! Почему никто не жалуется родителям?.. Наконец, почему вы допрашиваете меня с таким видом, словно я тоже должен был пострадать от его действий!..

   – А что ты имеешь в виду?

   – Я просто говорю, что меня больше интересуют корни происходящего! А «взять на гоп-стоп» – это уже последствия! Итог, так сказать.

   – Я тебя спрашивал, – пояснил следователь тему диалога, – почему, на твой взгляд, все дети так сильно боятся этого типа?

   – Вот это главное, чего я не знаю!.. Представьте себе... Идёт Палец по своему району... Мимо проходит какой-нибудь маменькин сынок... Шпана его хвать – и затаскивает в подвал... Так вот, ЧТО они там (в подвале) с ним делают?.. И поэтому все в округе его так сильно боятся!.. Никто ничего не рассказывает старшим...

   – Ты имеешь в виду педофилию?! – рассмеялся следачок. – Но это просто несерьёзно! Педофилия среди детей... Это по меньшей мере смешно!

   Он был совершенно прав, потому что «Палец» – такой же сопляк, как и они все. Те, кто боятся уличную шпану, как огня.

   – А что тут, вообще, смешного?..

   – Да нет, не сам факт насилия среди детей. Другое. То, что ты сам себе противоречишь. Но да ладно. Ты это потом поймёшь...

***

   – Молодцы они, вообще! – начал разговор двойник Алекса откуда-то издалека, – тринадцатилетнему пацану подстроили документы, типа 14 лет, и решили продержать год в полном вакууме!

   Двойник задавал ему очень много вопросов. Хотя, Алекс и большой любитель потрещать языком, но в этот раз на него напала какая-то немота! Двойник в основном допытывался до самой истины (до самой глубины всего, произошедшего).

   – Если ты всё правильно сказал следователю, неужели ты не понял, чего так сильно испугался?.. Собственной наивности, вот чего!

   – Как это всё понять? – ответил Алекс на многочисленные его вопросы.

   – То, что подсознательно ты почувствовал насилие (изнасилование), но тем не менее ты поверил в любовь! В то, что ты убил любовь... Ведь ты же убил Пальца из-за вороны?! Но дак почему же ты под конец заставил ворону убить себя?!

   Алекс ничего на это не сказал.

   – Только потому, что ты побоялся, что она навлекла на тебя серьёзное зло: принудила убить настоящую любовь!

   – Господи, – вздыхал Алекс, – что за бредятина...

   – Никакая не бредятина! Просто ты ещё не понял, что они никогда не сумеют расследовать твоё дело! Ты можешь всю жизнь проторчать в изоляторе!

   – Зачем ты мне всё это тараторишь?

   – Ты спрашиваешь, зачем тебе здесь торчать? Потому что ты противоречил сам себе! Ты сказал, что тебе известно про педерастию между твоим братом и... Но ничего не сказал про то, что считаешь себя виноватым...

   – Я не считаю себя виноватым!

   – Да, тебя толкнуло на убийство какое-то чувство! Но ты должен пересмотреть свой моральный кодекс и сознаться, что это было убийство из хулиганских побуждений! ... И зачем ты вообще ввязался со следователем в разговор?! Сидел бы себе тихо!..

   – Я ввязался только потому, что не считаю себя виноватым! Я просто – дал ему об этом знать! А то, что ты говоришь по поводу хулиганства... Ну, ты сам-то в это веришь?..

   – Себя со стороны никогда не видно, – пожимал двойник плечами. – И всё, что касается твоих близких... родственников... Всё это кажется каким-то... великим! Волшебным, что ли?..

   – Да какие они мне родственники?! Вовик – мой двоюродный брат. Тётка... По отцовской линии!.. Причём, она на моего отца совершенно непохожа! Она вся в мать! Короче, я вообще не понимаю, зачем она взяла меня к себе жить... В детдоме мне было намного легче...

   – Это влияние силы судьбы!.. Потом, если она узнает, что её сын гомосексуалист, она не захочет жить с ним, как муж и жена! Понимаешь?! Но тут – бац – и ты на подхвате!.. По крайней мере, про тебя слухи не успели распространиться, что ты был в «близких отношениях» с этим... с этим извращенцем.

   – Извращенцем?..

   – Да. Ты ещё поживёшь и... И сам увидишь.

***

   – Значит, твоё желание, чтобы я сдохла? – переспрашивала Ворона у Алекса. – Но ты же понимаешь, что ты не должен этого видеть!

   – А иначе ты не издохнешь? – спрашивал Алекс с подстрекательством. – Если я буду видеть, то... Да?

   – Дело в том, что я оборотень. Тебе хочется увидеть, КТО окажется на моём месте? Чей труп будет лежать после того, как я «сдохну»?

   – Подожди-подожди...

   – Ждать некогда! Ты уже загадал желание, процесс пошёл и его уже не остановишь. Я тебя ещё раз спрашиваю: Ты хочешь узнать, чей труп будет лежать на моём месте?

   – Не решаюсь.

   – Хорошо, если ты не решаешься, в таком случае, надень вон ту Шапку.

   Она кивнула в самый тёмный угол камеры. Там лежала одна Шапка, которая выглядела довольно необычно...

   Нет, не в том плане, что она не была похожа на шапку. Как раз таки была!

   Необычность состоит в том, что земляне такие головные уборы не носят. – Именно в этом!

   Шапка казалась Алексу настолько необычной, что он... Не только не одевать – подходить к ней близко не решался!

   – Что это такое? – единственные слова, донёсшиеся из мальчика в то время, как он подал голос. – Почему я её...

   – Это шапка-невидимка. Одевай быстрее!

   – Во странно! Ты хочешь, чтобы я не видел, как ты будешь подыхать, и я должен её надеть?! Тебе не кажется, что ты что-то перепутала Ворона?

   – Это необычная Шапка! Одень её и ты не увидишь весь этот мир!

   – Ну, насмешила! Что, честно?! Прямо, вот так, надену и... НЕ УВИЖУ?

   Последние два слова Алекс не договорил, потому что исчез.

   – Почему-почему!.. Распочемукался!.. – каркала Ворона, расхаживая по совершенно пустой камере.

   – Потому что иначе невозможно расследовать всё то, что ты нагромоздил! Только шапка-невидимка одна наверно поможет в таком деле!

   Она каркала таким тоном, словно сама перед собой оправдывалась, потому что ей тоже очень трудно будет объяснить на Высшем Суде, что она только сейчас сделала. Что конкретно она сделала с этим молодым человеком?

   – Как ты объяснишь, что убил человека только за то, что он голубой?! А я как объясню, за что меня устранили?.. За то, что ты очень наивный и доверчивый? За то, что испугался, будто бы убил настоящую любовь?!

***

   – Куда ты его дела?! – спросил ворону двойник Алекса.

   – Отправила во времена Родиона Раскольникова!

   – Какой ещё Раскольников?! Вот блин! Ты что, мне прикажешь его заменять?..

   – Да. Как раз, в школе они сейчас проходят... Узнаешь, кто он такой.

   – А я конкретно тебя спрашиваю...

   – Родион Раскольников – убийца с топором из далёкого прошлого. Я туда полетела, заставила его надеть Шапку. Сейчас он побывал в нашем времени.

   – Зачем ты это сделала?!

   – Мне нужен был очень смышлёный убийца. Потому что это тот самый человек, чью судьбу невозможно распутать. Отсюда следует, что его невозможно арестовать... Невозможно что-либо ему предъявить.

   – Что значит, «смышлёный убийца»? Почему ты всё время несёшь какую-то тарабарщину?! Ты, хоть, каркай по-вороньи – понятно будет, что ты там мямлишь!..

   Двойник испытывал очень сильное негодование тем, что Алекс пропал. Ведь ему так нравилось находиться в тени!.. Если бы Алекс блуждал по пустыне и умер от истощения, это было бы очень плохо, так как Тень должен был находиться постоянно рядом с телом (мучится под палящем солнцем, которое никогда не заходит за горизонт, а носится по кругу, как загнанная лошадь). Даже тогда, когда от Алекса останется один скелет, ждать пока кости лежат на песке и молить бога, чтобы их унесла какая-нибудь птица. Но совсем никуда не годится, если Алекс пропал!

   – «Смышлёный убийца»?.. Я имею в виду человека, обладающего космическим сознанием.

   – А! – произнёс обрадованный Тень. – Уже хоть чуть-чуть понятно!

   – Что тебе понятно?!

   – То, что ты тупо врёшь. Про какое космическое сознание ты бормочешь? Ты же шестёрка каких-то дешёвых сектантов! Тебя колдун научил разговаривать, да?

   – Нет. Я пришелица из космоса.

   – Хорошо. Хрен с ним... Допустим, что ты... То, что ты счас пробормотала. Но какая логика твоего прибытия?

   – В основном, я защищаю природу. Но меня сильно привлёк человек! Этот мальчик. Когда я увидела, с каким рвением он встал на защиту птицы... Да, и не просто птицы, а противной вороны... Я подумала, что этот мальчик станет королём! ... Нашим королём. ... Но откуда я могла знать, что он поведёт себя так неадекватно? Вот, и ты тоже решил, что я «сектантская подстилка»! А он не просто решил, а повёл себя так!.. Будто всё, что мне от него надо, это жертвоприношение.

   – И ты одна собиралась защищать огромную планету?!

   – Нет. Я прилетела на разведку. Меня послали, чтобы убедиться в том, дескать человек на самом деле прибыл из другой планеты. Мы должны, либо перестроить его сознание, либо уничтожить.

   – При помощи своих идиотских шапок-невидимок?!

   – Невидимки – это тоже «разведка». Попытка устранить преступность. Шапки мы распространяем в некоторых тюрьмах...

   – Надеваете их на арестантов и устраиваете побег?! – спросил двойник с сарказмом.

   – Нет, на надзирателей.

   – На надзирателей?.. Что это ты задумала?! ... А с людьми что?

   – Ой. Такую заворошку, которую мне здесь устроили... Лучше никогда не сталкиваться ни с чем подобным!

ПИСАКА

   За окном дома Юрия Владивостоцкого шёл дождь, но не просто шёл, а лил как из ведра. Это был самый скучный день Юрия. Но он даже и не предполагал, что именно в этот скучный день с ним начнется нечто необыкновенное... Может, ему доведется забрести в ту сторону, где Вселенная теряет свои границы и начинается неизведанное – что-то похожее на фантасмагорию. Но, так или иначе, пока ничего ещё не было известно – не ему, не кому-либо (чему-либо). Пока – он работал над своим новым рассказом, и у него ничего не получалось. Начало вышло неплохое: дорога – маньяк-убийца, по которой с убийственной скоростью носятся иномарки с начинающими водителями за рулем, и дом, стоящий подле этой дороги и взятый за главный персонаж. В дом поселяется семья из пяти человек: муж, жена, дети (две дочери-близняшки и сын, на год младше своих шестилетних сестёр). И единственное, что беспокоило хозяина дома (мужа и главу семейства), это дорога. Ползарплаты он угрохал на металлический забор, чтоб тот огибал дом и позволял детям чувствовать себя за ним как за другим забором... с колючей проволокой. Но в одну из ночей он проснулся от собственного крика, и не обнаружил рядом с собой жены... Не было и детей в их кроватках (двухъярусная кровать в спальне дочерей выглядела так, словно дочерей этих с нее унесли чьи-то огромные и безжалостные руки; в спальне сына на кровати осталось... несколько капель крови... Но когда мужчина подошёл к окну, он остолбенел... Он увидел на дороге собственную жену в ночной рубашке и троих детей; складывалось впечатление, что они вчетвером играли в некую чудовищную игру: перебегали дорогу перед самыми «быстрыми» иномарочками (типа «феррари», «Ситроена» или «Роллс-ройса»), за рулем которых находились любители быстрой – русской (новой-русской) – езды; езды с ветерком и максимально повышенной скоростью. Оказывается, жена этого мужчины и дети страдали лунатизмом... Здесь Юрий Владивостоцкий и остановился; он не мог продолжать, а когда пытался, получалась какая-то ерунда. Много произведений он загубил таким образом: вроде бы, начала получались неплохими (некоторые даже гениальными), но... наступал «стоп» и дальше ничего не клеилось. Для него это было хуже «творческого кризиса» и атомной войны вместе взятых. Но не все рассказы у него получались такими «недоделанными»; бывали моменты, когда он начинал плотно и упорно работать над рассказом и не «останавливался» до тех пор, пока его личное мнение – мнение автора – не подсказывало ему, что всё что он хотел сказать, уже сказано и пора бы уже вводить какой-нибудь эффектный финальный эпизод и потихоньку завершать произведение. Не зря ведь Юрий несколько месяцев назад нанял себе платного литературного агента и напечатал несколько книжек, над которыми он проработал немало лет (несколько лет подряд он писал различные повести, рассказы и четыре романа). Но опубликовались не все его вещи. Не потому, что в некоторых из его вещей было слишком уж много через чур богатой фантазии и мало здравого смысла, а совсем по другой причине. Юрий иногда размышлял над этой причиной, потому что она крылась в нём самом, и скорее всего это было «желание печататься», так можно было бы назвать ему этот «недостаток». Ещё в юности (а писать он начал именно тогда) его очень часто одолевала навязчивая идея, что печатать его не будут, как он ни старайся. Иногда даже хотелось бросить всё к чертовой матери и не заниматься больше этой бестолковостью. Но Юрий не бросил, а начал писать для себя, как бы «на заказ». Когда он хотел почитать какую-нибудь литературу и не находил нигде то что ему было нужно, то он пробовал это сам написать, и иногда у него получалось. Но желание печататься не покидало его никогда. И как только случай свёл его с Союзом писателей, он даже и сам не ожидал, что всё так до идиотизма просто: «плати деньги и нет проблем». Так он начал печататься. И только немного позже его стал мучить новый вопрос: «а много ли у меня читателей?»

   Проблема пришла к нему сразу после того, как он узнал, что читателей у него достаточно. Вот тут и начались эти чёртовы «стопы» («торможения»). Он уже и не знал, что с ними делать, продолжения не поддавались ни в какую.

   Так Юрий Владивостоцкий и дожил до этого «самого скучного» дождливого дня (много ли таких впереди?), когда в голову вообще ничего не лезло и неплохо было бы уже подумать о самоубийстве... Во всяком случае, Юрий не принадлежал к числу тех людей, которые неудачи и невезения топят в спиртном.

   Именно в этот день Юрий вспомнил о чердаке...

   Давненько он о том чердаке не вспоминал. Ещё в детстве чердак прогонял по его коже мурашки всякий раз, как он туда залезал. В общем-то ничего особенного там не было, кроме кровати, табуретки и многих старых вещей; просто по чердаку витала какая-то дурная энергия, и, когда шестилетний Юрик летом забирался на чердак спать, то, пока он в приятном одиночестве лежал в постели, его начинали охватывать разные мысли; иногда эти мысли казались ему довольно странными; например, когда по шиферной крыше чердака барабанил дождь и Юра не мог уснуть, ему почему-то всё время казалось, что на крыше кто-то сидит (сидит и ждёт, пока все уснут). Или, когда он забирался на чердак, ему начинало казаться, что в доме – под чердаком – не всё ладно: не забрался ли в дом кто посторонний, пока Юрка залазил на чердак. Но больше ему казалось, что если он спустится и вернётся назад – в дом, – то, вместо его дедушки с бабушкой там будут сидеть какие-то другие люди, и они будут очень злыми и выгонят из дома маленького Юрку, если вообще в милицию не сдадут. То ему начинало казаться, что, пока он спит, его дед достал из подполья самогонку и вместе с бабушкой пьет по-страшному, а потом они начинают драться и убивать друг друга. В общем, разные мысли его охватывали; постепенно доходило до того, что он уже начинал бояться чердака и залезать туда только в том случае, когда он «забывался» и о чердаке в голове его оставались только приятные воспоминания. Но, закончилось лето, на чердаке делать было больше нечего. Наступила зима и бабушку шестилетнего Юрия увезли в больницу, со злокачественной опухолью мозга. Скончалась она через три недели. Двумя месяцами позже, деда Юрия – здоровенного широкоплечего старика – лечили от язвенной болезни. Умер он во время операции. Так ему и его родителям достался в наследство этот дом с чердаком. И с наступлением следующего лета, Юра уже и не вспоминал о чердаке, как будто его могли там подкарауливать вдрызг пьяные дедушка с бабушкой, с налитыми убийственной яростью глазами, и косой или топором в руках... Но Юра об этом старался не задумываться, а жить спокойной безмятежной жизнью; жить временами года, выстроившимися в очередь бесконечным конвейером, и с каждым годом всё сильнее и сильнее забывать о существовании чердака. Нечего там делать; там всегда темно, пыльно и скучно (скорее, страшно, чем скучно), и много старых никому ненужных вещей.