Текст книги "Невидимка (СИ)"

Автор книги: Андрей Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

   – Да бога ради, – пожали те плечами, слегка удивившись (им было чему удивляться), и пропустили вперёд себя старичка, который тут же выдохнул с облегчением и бросился набирать номер, не потому, чтоб занять у воспитанных молодых людей как можно меньше времени, а потому что действительно сильно спешил.

   Отойдя от телефонного автомата подальше, Юра не погрузился в размышления, а оглянулся в сторону телефона, у которого парень с девушкой о чём-то постоянно перешёптывались, мельком поглядывая в Юрину сторону, изредка похихикивая; Юра надеялся, что сейчас на противоположном конце провода N 66-66-66 тот парень с низким голосом заливисто хохочет, потому что кучерявый старичок будет говорить по телефону до тех пор, пока уступившая ему место молодёжь не выхватит у него клюку и не начнёт ей его бить, пока тот будет прижиматься к трубке как утопающий – к спасательному кругу и орать-орать-орать. Но... старичок уже вешал трубку на место (когда Юра оглянулся) и поспешно куда-то удалился – он спешил чудовищнее Белого Кролика из «Алисы в Стране Чудес».

   И сразу, как Юрий убедился, что всё в порядке, он позволил себе пуститься в размышления.

   Впрочем, в размышления он мог бы и не пускаться, а спокойно вернуться домой, написать своего «МЕДВЕДЯ» и позвонить Юлии-Джулии или её агентам, чтоб помогли ему связаться с Аллой. Но пока ему этого делать не хотелось; во-первых, потому что не очень понравились связи между рассказом («большеньким листком») и милиционерами, если не обращать внимание на совершенно безобидное явление, под названием «чёрный старик на одиноком пляже, которому в кошмарном сне приснился умерший 16 лет назад дед Юрия», и если не принимать во внимание кучу остальных ситуаций, вроде «рассказа»-письма (вернимнемоёвернимнемоё) и последовавшей за ним куче дьявольских совпадений, закончить которые можно телефонным номером, состоящим из шести шестёрок и этой чёртовой интуицией (если её можно так назвать) "человека, в котором есть всё (всё, что ни возьми); как он говорил, «от телефона, по которому ты сейчас звонишь, я ЧЕРТОВСКИ далеко! Просто я могу многое чувствовать!...» И, хоть Юрий как художник не относился к тому типу людей, на которых чуть сильнее надави и они начнут верить любому слову (понимать, что это любое слово – чистейшая правда), но, оглядываясь на всю эту дьявольщину, у него оставалось всё меньше и меньше возможностей в чём-либо сомневаться; но в то же самое время он старался многое отрицать (старался понять, что некоторые вещи имеют форму и подобие хорошей фекальной массы), и он был бы очень рад, если б за всё то время, что он размышлял, ему удалось бы хоть что-то отвергнуть.

   Но когда он подходил к телефону-автомату, – у которого баловались какие-то дети на роликовых коньках, звоня, то на радио New Wave, то в какой-то департамент, – и его изнутри грыз бес противоречий, он всё равно продолжал бороться и «двигаться прямым путём нормального и разумного человека».

   И, разогнав детвору от телефона, он набрался духу и уверенно набрал шесть шестёрок...

   – Только не отвечай мне сейчас «догадайся», – предупредил Юрий того, кому позвонил. – Если я получу ответы на ряд своих вопросов, то мне будет проще ориентироваться в некоторых сферах, – пояснил он. – Ты не против этого?

   – Задавай ряд своих вопросов, – разрешил ему всё тот же голос.

   – Первый: что угрожает моему дому? – начал он задавать.

   – Труба, – ответил тот вместо «догадайся».

   – Какая ещё труба? – не понял Юра.

   – Печная, – ответил тот, – дым из которой идёт.

   – Ну и причём здесь труба? – задавал он вопросы только потому, что самому догадываться было неохота или некогда.

   – Если она не удержится, – отвечал тот, – то чердак уедет.

   – Чердак моего дома? – уточнил тот, лишь бы уточнить.

   – Не только твоего дома, – отвечал тот своим спокойным-хладнокровным голосом. – Да и вообще тебе пора бы уже прекращать этот вопросник. Постарайся понять: позвонил я тебе чисто из вежливости.

   – Не, ну это ерунда какая-то! – пытался Юрий выразить своё удивление к серьёзности того, что «кто-то откуда-то» звонит и таким образом пытается выгнать его из дома – выгнать по какой-то там собственной прихоти!". – Я в это не верю! Этого не может быть.

   – Да бога ради, – скучно ответил тот. – Не может – так не может. Моё дело – предложить. Хозяин барин.

   – Не, ну ты поставь себя на моё место...

   – Знаешь, я был бы на 77 небе от счастья, если б ты уговорил меня, чтоб я уступил тебе своё место.

   – А что так?

   – А то, что «хорошо там, где нас нет».

   – Что, тебе очень хреново живётся?

   – Наверное, я не буду обсуждать с тобой хреновость всей своей жизни. Я тебе пообещал и золотые горы и твою Аллу и процветание в твоём творчестве и манду под хреном с маслом. Ты – делай выводы.

   – Ну ты хотя бы возможность мне дай, убедиться в чём-либо.

   – Это само собой! Возможность придёт немного позже. Возможно, сразу, как солнце исчезнет за горизонтом. Придут посредники с оформлением бумаг, либо... приду я сам. Что бы ты предпочёл выбрать? Посоветовал бы я выбрать тебе ребят с бумагами, но, поскольку в советах моих ты не нуждаешься, сам выбирай.

   – Хорошо, тогда приходи, – рискнул сделать Юрий выбор. – Буду ждать.

   – Я бы не желал тебе ждать, – проговорил голос, прежде чем повесить трубку. – Делай лучше ноги, Юра, пока не поздно. И это не шантаж, а всего лишь дерьмовая ситуация, в которую ты попал со своим чердаком; вернее, я в которую попал с твоим чердаком. – И раздались гудки.

   Несколькими секундами позже, Юрий постарался набрать ещё раз эти шесть шестёрок, пока вокруг никого из ожидающих телефона не было, но сразу после первой шестёрки из трубки донеслось монотонное, автоматическое «неправильно набран номер. Неправильно набран номер...», женским голосом.

   «Так, – задумался Юрий, – самый верный для меня сейчас выход, это позвонить в милицию... или сходить... А, может сразу „0-9“ и о терроризме заявление сделать?...» Но, пока не наступил вечер, никуда звонить он не мог, потому что многие звонки сейчас «засекаются», а ложный вызов обойтись ему может дороже, чем встреча с этим сумасшедшим владельцем номера шести шестёрок. И потом, он включил в работу воображение: он звонит и сообщает, что тот «писака», из-за которого он вчера вечером попал в неплохую передрягу, только что звонил ему и всячески угрожал, а ему отвечают, «ты с ума слетел, гражданин писатель, „Писака“ находится за решёткой, и вряд ли там, где он находится, есть какой-нибудь телефон». А потом его – Юрия – опять начинают допрашивать, выбивая из него новые сведения. Так что сейчас с милицией лучше не связываться. Но и, сидя дома, ничем не занимаясь, дожидаться вечера, тоже не дело.

   «А не позвонить ли мне Галине? – пришла вдруг Юрию в голову неожиданная идея. – Она единственная из всей „двенадцатки“ девушка, с которой – если что – не будет никаких проблем: она и на „кнопку“ в случае чего нажать успеет и свяжется с кем угодно, даже если ко мне в дом заберётся хоть сам Дьявол; а „связей“ у неё хренова туча – больше чем звёзд на небе. Не пригласить ли мне эту девушку сегодня к себе домой до завтрашнего утра (по утрам эта девушка, как и все нормальные люди, спешит на работу)?» Но, опять-таки, не мог он так поступить, вспомнив о Алле; что именно в самый неподходящий момент среди ночи постучится к нему в окно Алла (если обращать внимание на то, что самое невозможное наступает именно в самые неожиданные моменты) и попросит у него приюта. Если звонки через шесть шестёрок принимать за чистое безумие, то Алла может постучать в его дверь в любой момент. А если эта Алла позвонит ему по телефону в присутствии Галины, то Галина наверняка постарается уговорить его первой снять трубку. И тогда не Аллы ни Галины у него может не быть.

   «Боже мой, какие Аллы и Галины! – чуть не вскричал он вслух. – Совсем я забыл про незабвенную „четвёртую власть“, власть силы прессы!» Вот куда нужно было обратиться! Забыл он и про Каплева, главного редактора газеты «Восток», которую он – Юрий – спас однажды от смерти, когда у всей редколлегии и у всей газеты наступил творческий кризис... Тут-то и появился Юра Владиков (как он себя тогда называл), ранее нигде не печатавшийся молодой, талантливый писатель, и предложил им пару кучек рассказов. Так литературная газета города и восстановила себя, печатая Юрины произведения под разными псевдонимами; так Юра и побратался с Каплевым, и при возникновении каких-либо проблем запросто мог позвонить ему, и проблемы моментально переставали существовать. Крутоват был Каплев Олег Гогович. Но почему «был»? Наверняка он и сейчас есть, хоть Юра и не встречался с ним уже давно. Но позвонить он всё-таки попробовал. И сразу, как трубку подняли, Юра попросил пригласить к телефону господина Каплева.

   – Каплев слушает, – раздалось через пару длительных секунд. Хриплый, немного гнусавый голос Олега Гоговича нельзя было спутать ни с чьим больше.

   – Привет, Олег, – поздоровался с ним Юра, – это тебе Владик звонит.

   – О, Юрчик! – обрадовался тот. – Как поживаешь, рассказывай!

   – С плохого или с хорошего начинать? – полюбопытствовал у Каплева Юра.

   – Что, проблема беспокоит? – прозвучал участливый ответ. – Рассказывай, не стесняйся. Чем смогу – помогу.

   – Да псих ко мне сегодня какой-то звонит весь день, – начал Юра без обиняков. – Из дома меня выселить собирается, как он говорит.

   – Да? – отвечал Каплев. – Ладно, я ребятам своим позвоню и присылаю к тебе телохранителей. Идёт?

   – Да я и не знаю, – пожал Юра плечами. – Человек это какой-то странный. Мне кажется, он может уделать твоих телохранителей...

   – Не уделает! – уверял его Каплев. – Сам увидишь. После захода солнца они подъедут. У них сила...

   – Что ты сказал? – переспросил его Юра. – После зах... А раньше телохранители подъехать не смогут? Потому что парень этот обещал придти ко мне в гости после захода, но он может придти и раньше.

   – Конечно, – соглашался с ним Каплев. – Я тебя понимаю. Но пойми и ты меня: они придут вместе с тем парнем. Понимаешь? И будут помогать ему, а не тебе. Ты тут не причём.

   – Не понял, Олег, – произнёс Юра. – Что ты...

   – Лучше уезжай, Владик, пока не поздно, – перебил его Каплев. – Пока труба ещё в состоянии удержать чердак на месте.

   – Ты не Каплев? – спросил Юрий, хотя собирался задать совсем другой вопрос. – Ты...

   – Возможно, и не Каплев, – отвечал голос Каплева, – а, возможно, и немножко больше и значительней чем Каплев. Покинь лучше, Юра, дом, пока солнце не подкатилось к горизонту.

   – Я думаю, пока оно подкатится, – говорил Юрий, уже уверенный, что разговаривает не с Каплевым, – я успею кое-куда съездить.

   – А ты уверен, что поездка для тебя станет удачной? – полюбопытствовал у него голос Каплева.

   – А ты в этом неуверен? – отпарировал Юра.

   – Я иду по минимуму, – объяснял голос. – Сначала угощаю тебя различными цветочками. После... я дам тебе попробовать ягоды... Но, я думаю, до этого дело не дойдёт. Я думаю, ты...

   Он повесил трубку, не став выслушивать мысли этого голоса – копии голоса Каплева, который Юрий не с каким другим не спутал бы.

   Юра прыгнул в Хонду, придя домой, выгнал её из гаража и двинулся сквозь дворы и переулки, по направлению к главной магистрали. На дороге пробок не было и вообще машин этим днём было значительно меньше чем всегда.

   Когда трассу начали сопровождать горы и кучи сопок и холмов, дорога стала извилистой и неровной. Но Юра в любом случае старался не нарушать ни единого правила, и это у него уже входило в привычку; может быть, срабатывал обыкновенный инстинкт самосохранения полезного обществу (как он сам считал) человека. Но, если бы Юрий мог кому-нибудь открыться, то он бы рассказал сперва о Боге; эта, его излюбленная фраза, «было бы Богу угодно...», стала для него как бы девизом, и этой фразой он мог бы объяснить любое счастливое (для него) совпадение, и иногда обходящие его стороной опасности, он мог бы отнести тоже к этой фразе.

   Но ехал он не к Господу Богу и «девиз» свой пускать в ход, когда солнце исчезнет за горизонтом, он не собирался: шутки – шутками, а жизнь шутя не проживёшь.

   Припаркованную к краю дороги патрульную машину Юрий заметил сразу, как завернул за угол одной крутой лесистой сопочки. Подле машины стоял автоинспектор, имеющий такой вид, словно собрался кого-то останавливать. А кроме Юриной Хонды на дороге больше никого не было. И тогда инспектор подал своим жезлом Юре знак остановиться.

   Юра исполнил указание, притормозив у самого инспектора.

   – Нарушил? – тут же поинтересовался Юра у гаишника.

   – Да нет, ну что ты! – улыбнулся тот. – Просьба к тебе большая, приятель: подбрось лейтенанта, вам по пути. На следующей развилке он сойдёт.

   Юра заметил в патрульной машине покуривающего «астру» сорокалетнего лейтенанта.

   – Ладно, – добродушно пожал Юра плечами, смущённый таким неожиданным обращением, – подброшу, если так надо.

   – Конечно надо! – открыл этот патрульный дверцу, вызволяя лейтенанта из своей машины. – Он заплатит даже.

   Что это он такой счастливый, этот автоинспектор? – хотелось бы Юре знать. Но некогда было узнавать: лейтенант открыл дверцу Юриного кабриолета, со словами «благодарю вас, молодой человек», присаживаясь рядом с Юрой и трогаясь в путь, сразу как Юра выжал сцепление.

   Ехал лейтенант милиции молча. А начал Юра разбираться в сути замысловатости ситуации сразу, как лейтенант перестал молчать:

   – Назад повернуть не желаете, молодой человек? – спокойным голосом поинтересовался этот лейтенант, не прошло и десяти минут езды.

   – Что вы сказали? – сделал Юра вид, что не расслышал.

   – Просто Вам сегодня не нужна помощь, – сказал тот.

   – Какая помощь? – спрашивал Юрий. – Вы о чём?

   – Это не суть, – отвечал тот. – Просто разверните машину, едьте домой и дожидайтесь захода солнца.

   Юра хотел уставиться на него как на шизофреника, но вспомнил, что во время езды нельзя отводить взгляд от дороги.

   – Но лучше всего сейчас свернуть не направо, когда начнётся развилка, а налево. И уезжать – уезжать, куда глаза глядят.

   – Вы, вообще, со мной разговариваете? – уточнил Юрий, чисто для себя, не наступило ли у этого странного лейтенанта милиции раздвоение личности.

   – Вы ведь не сможете найти утерянное, – посмотрел на него лейтенант. – Нашли бы и не было проблем. А теперь, либо «сматывать удочки», либо терпеть. Но что тут ещё терпеть?! Скоро Вам предстоит встреча не из приятных: Вас начнёт ловить ваш дед. Так что лучше удирать прямо сейчас: по развилке – налево.

   – А если я не поеду ни на какое «лево»?

   – Тогда тебя следующий автоинспектор задержит. А он будет зол, учти.

   – В каком смысле, зол? – не понял Юра.

   – В том смысле, – отвечал лейтенант, – что заставит тебя ехать домой. Он на развилке стоит и регулирует движение: кому направо, а кому – налево. Так что лучше едь налево, чтоб не попасться в лапы этому ублюдку.

   – А что там, на леве? – поинтересовался Юрий, остановив машину.

   – Выйду-ка я, – произнёс лейтенант, открывая дверцу и выбираясь из машины. – А платить тебе не буду.

   – Это почему не будешь? – тут же полюбопытствовал Юрий с театральной грозностью в голосе.

   – Потому что тебе сейчас нужно подумать о чём-нибудь гораздо большем, – сказал лейтенант в том самом тоне, в котором несколько минут назад с ним разговаривал по телефону низкий мужской голос. – А деньги для тебя сейчас, это ГЛУПОСТЬ. Езжай дальше один, и, я тебя умоляю, сверни налево и этот идиот к тебе не прикопается. – С такими словами лейтенант милиции отошёл в сторону и присел на корточки.

   Всё это выглядело настолько странным, что Юра уже собрался было разворачиваться и ехать домой, плюнув на всё на свете. Но... он решил принять слова лейтенанта за бред сумасшедшего, и ехать всё же направо, чтоб обеспечить себе сегодняшний вечер.

   Но когда он выехал на обзорную сторону шоссе, с которой была видна и развилка, и... пара патрульных машин, оцепивших эту развилку, Юра без промедления развернул Хонду и отправился назад, даже и не заметив как одна из патрульных машин второпях покинула развилку и юркнула вслед за Юриным кабриолетом. Заметил Юра эту машину ДПС только когда она поравнялась с ним.

   – Домой собрался? – раздался вдруг насмешливый голос из мегафона на крыше.

   – Ага, – этак самодовольно кивнул им в ответ Юра.

   – Ну езжай-езжай, – ответил этот искажённый мегафоном голос. – Удачи тебе. Хотя, какая там удача!

   Путь назад Юра проделал спокойный, ничем – никем не тревожимый. Его не остановил ни один автоинспектор. Гаишников на дороге было много, но все стояли и словно подмигивали ему, предлагая все «дорожные запретные плоды». Но не нарушать правила дорожного движения вошло в Юрину привычку, и он добрался домой почти как сыр в масле. Даже и не заметив, что солнце вот-вот начнёт готовиться к закату, Юра увалился в шезлонг и решил немного вздремнуть, как будто для него был ещё полдень или до сих пор никак не могло закончиться утро...

***

   Юра и сам не заметил, как его дремота переросла в крепкий и прочный сон, позволив солнцу спуститься к горизонту и исчезнуть за ним. Тогда-то Юре и пришло время просыпаться.

   "Что-то мне последнее время сны не снятся, – подумал Юрий, просыпаясь. – А ведь иногда нехреновенькие снились! По некоторым я даже несколько рассказов написал.– Он продрал глаза, даже не обратив внимание на то, что за окном начинало смеркаться, продолжал вспоминать. – Увидел, например, во сне большой красивый город; он как будто там, где я его увидел, всегда и находился: старее мира, старее проституции... (Располагался этот город на месте посёлка, в котором жила его вторая бабушка и где он проводил почти все каникулы). И на следующее утро написал о нём рассказ; о тех милых и добрых людях, что увидел во сне и о всём городе – городе-Боге – городе-любви. Только назвал я этот город очень странно... Но именно этот рассказ и спас единственную литературную газету нашего города («Восток»), когда весь народ устал от всего – от всех этих ужасов, от чепухи всякой – и ненадолго задумался о Боге, о духовности. – Не о религии, а о вселенной, о любви (под тем, что подразумевает собой понятие этого слова) и о «приближённости к космосу». – Тут-то и появился мой город-Бог; город, олицетворяющий собой этот большой организм, в котором живём не только мы, люди, а живёт в котором ещё и такая важная часть как время...

   Откуда-то с улицы донёсся очень отчётливый звук... Юра тут же выглянул в окно, но ничего существенного не увидел. Пустой двор, не спеша окутывающийся в сумерки, и высокая металлическая ограда, скрываться за которой от глаз хозяина этого дома может хоть целый танк. Но до того, что располагалось за оградой, Юре не было никакого дела; он думал о другом: "Интересно, как выглядит из себя этот тип, если он уже пришёл? – задумался Юра, тупо уставившись в окно. – Возможно, он метра под три будет; в руках его будет огромный топор мясника, которым он уже начнёт кромсать в щепки и пыль стены моего дома, поскольку двери я всегда за собой запираю. – Да, деревянные дедовы двери Юра давно поменял на металлические, укрепил стены дома, во все окна поставил металлические решётки, и даже в свой кабинет сдуру поставил металлическую дверь, за неимением деревянной. И теперь всегда, когда он машинально захлопывал её следом за собой, входя в свою рабочую комнату, дверь эта запиралась на автоматический замок. – А под рукой у меня ничего нет. – Внутренне он заставлял себя поверить, что никто к нему не пришёл – никакой «Писака»; но на самом деле считал он совсем по-другому...

   В металлическую дверь раздался стук...

   Юра так и замер на месте: уж чего-чего, а этого-то он никак ожидать не мог. Единственное, что отделяло Юрия от внешнего мира, это зарешёченное окно и дверь, которая – судя по всему – захлопнулась следом за ним чисто машинально, и теперь всё зависело только от Юрия, открывать ему эту дверь стучащемуся или не открывать, поскольку этот «стучащийся» – каким бы сильным и безумным он ни был – вряд ли сможет вышибить эту стальную дверь.

   Но пугало Юрия совсем другое: чёрт с ней, с дверью, но... кто это?... Он вошёл в его дом, пока тот спал, поднялся по лестнице на второй этаж и решил, что имеет полное право зайти в Юрину рабочую комнату и... И что он, этот «стучащийся», намерен предпринимать дальше?... Ведь – хоть Юра и старался как мог уверять себя в обратном – это тот самый, кому он сегодня звонил по шести шестёркам и из-за кого он не смог обеспечить себе «спокойный вечер»; уж не он ли (нечто вроде сорокалетнего лейтенанта милиции) загипнотизировал Юру, что тому вдруг ни с того ни с сего приспичило вздремнуть, завершив свою неудачную поездку? Хоть Юра и пытался уверять себя в том, что за дверью стоит всего лишь Алла (или не Алла, а ещё какую-то подружку принесло к нему без приглашения), или какой-нибудь приятель-шутничок решил разыграть его, но только не тот («Писака») тип, из-за которого с самого утра СТОЛЬКО ВСЕГО произошло в этом тихом безобидном городе (или ещё только собирается произойти).

   Медленно и бесшумно Юра подошёл к двери, сразу как стук повторился... Повторился он в настойчивом и упорном темпе, медленно и уверено: бум-бум-бум-бум. У Юрия почему-то ёкнуло сердце.

   – Не стой под дверью, как сирота казанская, – донёсся из-за неё тот самый – низкий и неприятный голос, только теперь этот голос не был искажён телефоном, и в нём чувствовалась изрядная доля издёвки, – к тебе же гости пришли. Открывай.

   Но Юра, хоть сердце его и находилось уже неподалёку от пяток (он не ожидал, что ситуация сложится именно так), испуга решил не выказывать, хоть и понимал, что тот, кто стоит сейчас за дверью, наверняка видит его больше чем насквозь.

   – А почему это я (на "я" ударение; прим. автора) должен открывать? – не выказывал он того, что коленки его сейчас подрагивают.

   – Ты предлагаешь мне это проделать? – осведомился приглушённый закрытой на замок дверью голос.

   – Я думаю, мы могли бы с тобой поспорить, что при всей твоей успешности, у тебя это получилось бы весьма неплохо. – Юра и сам не понимал, чего он добивается: то ли тянет за хвост кота, то ли вполне уверенно пытается не допустить этого субъекта в свою «рабочую комнату» (и по свою душу).

   – У меня весьма неплохо получится отправиться сейчас на чердак. А что будет дальше... решать твоему дому, его чердаку и – разумеется – тебе. Удовлетворит ли тебя подобная растасовка?

   – Слушай, – решил Юра перейти на нормальный диалект, – объясни ты наконец толком, зачем тебе всё это, и что вообще происходит.

   – Отдаймнемоёотдаймнемоёотдаймне... Как думаешь, что сие могло бы означать?

   – Ты тот огромный исписанный лист ищешь? – ответил Юра.

   – Уже нет, – сказал голос. – Понял, что бесполезно это. Но хотелось бы, знаешь ли, вернуть его назад. Однако, с помощью твоего чердака я мог бы написать кое-что новенькое; может быть и восстановить то «начало»... Хотя, я наверняка мог бы восстановить «посеянный» твоим разгильдяйством лист, может даже – улучшить. Если бы ты мне помог.

   – Я не пойму, что тебе мешает, – разговаривал Юра с этим неприятным голосом уже как с человеком. – Залазь себе на чердак, да твори, как ты это делал тайком от меня. Зачем я должен уезжать из своего дома?

   – Я не могу тебе сейчас это объяснить, – отвечал голос. – Ты можешь мне не поверить.

   – Почему я могу тебе не поверить? – полюбопытствовал Юра.

   – Потому, – дал голос полный ответ. – Я хочу околотить дом; так его изуродовать, чтоб даже мухи в него не залетали. Только тогда я смогу спокойно сидеть на чердаке и писать – писать. Ты ведь, я надеюсь, уже понял, что чердак этот непростой?

   – И ты с помощью этого чердака стал непростым? – сказал Юра.

   – Я много каким стал, – ответил голос. – А может и был таким всегда. С моей точки зрения, для тебя это не важно.

   – Ну хорошо, – согласился он с тем, что для него это неважно. – А ты уверен, что после того как ты околотишь мой дом досками, в него ни единая душа не войдёт?

   – Возможно, что и не войдёт, – опять отвечал тот неопределённо. – Возможно, этот дом будет наводить на людей ужас; возможно, кому-нибудь взбредёт в голову его снести, но у него не получится снести этот дом. Возможно. А я буду как ни в чём не бывало сидеть на чердаке и заниматься написанием всё новых и новых рассказов, повестей и романов. А ты будешь первым, кто прочтёт каждый из них. Это такие вещи, на которые не надо ни редактора ни хрена кошачьего; полностью готовые к печати. И, поскольку творить я буду круглосуточно, то писаться большой и толстый роман будет в течении двух-трёх недель, не больше. Многие вещи я если буду выпускать под псевдонимом Юрий Владский, как тебе это понравится?

   – Сначала мне нужно поверить во всё это, – ответил «Юрий Владский».

   – Это твоё личное право, – сказал Юрию голос. – Только заметь, что уже половина одиннадцатого. Полночь нагрянет беспощадно. А во всех твоих мистических сказках полночь – не очень приятное время.

   – А причём здесь сказки? – не понял Юра.

   – Можешь считать, что не причём, – ответил голос. – Но когда эти полтора часа пройдут... – и он недоговорил, словно боялся того ужаса, о котором собрался оповестить Юрия.

   – Логичнее всего мне сейчас открыть дверь, – не поинтересовался Юрий, а просто произнёс.

   – Ты прав, – раздался из-за двери спокойный тон.

   – Только я не знаю, что ты собой представляешь, – откровенничал Юра. – Ты сейчас напоминаешь мне волка, который стоит под дверью и ждёт, когда же семь козлят откроют её ему. Вдруг ты ворвёшься ко мне с топором и утопишь его в моих мозгах. Хрен тебя знает!

   – Слушай, дружок, – устало заговорил голос,– если б мне надо было тебя убить, то ты б давно уже валялся на 14-м километре. Просто, пойми ты меня: всё изменилось после того как ты поднялся на чердак. Не стоило тебе этого делать. 16 лет я творил, никому не мешал, а как ты залез, то всё и изменилось: появились менты какие-то, объявили на меня розыск; вещи странные начали происходить... Я бы даже сказал, ужасные – кошмарные вещи. Но, раз ты залез на этот чердак, то делай лучше как тебе советуют; больше я душе твоей ничего пожелать не могу.

   – Но ведь вещи эти происходили ещё до того как я залез на чердак, – не соглашался с ним Юрий, – мне менты рассказывали...

   – Прими лепет ментов за бред сумасшедшего, – посоветовал ему на это голос, – и считай, что «вещи» начали происходить в тот момент, как ты залез на чердак.

   – Мне было бы проще принять тебя за бред сумасшедшего, – сказал ему Юра.

   – А себя? – отпарировал тот. – Ты уверен, что труба твоего дома способна удержать чердак на месте?... Уверен ли ты, что вообще никогда – в этой жизни – с ума не сойдёшь?

   – Значит так, – пришёл Юра к выводу, – самый для меня реальный сейчас выход, это дождаться двенадцати часов ночи. Если судить по твоим рассуждениям, в полночь начинается новая градация. Правильно?

   – Ты думаешь, что ты дождёшься до полуночи? – полюбопытствовал тот с лёгкой усмешкой в голосе.

   – До вечера же я дождался, постараюсь и до полуночи дотянуть. Во всяком случае, пока ничего не происходит.

   – Ты в этом уверен? Я бы на твоём месте не стал так говорить. Вокруг много чего может происходить, ты ведь не видишь всего этого из своей комнатушки. А «ждать – беду накликать» существовал ли у тебя когда-нибудь такой девиз?

   – Всё равно, дверь я тебе не открою, – заявил ему Юрий.

   – А мне и не надо дверь открывать, – сказал ему голос. – Если вдуматься. Ты вдумайся: может я здесь стою перед твоей дверью как раз для того, чтоб задержать тебя до полуночи. А?

   – Я не думаю, – произнёс Юра.

   – Напрасно не думаешь. Может быть, сегодняшняя полночь способна сыграть какую-нибудь СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННУЮ роль, и я для того – а наверняка я не один – разработал некий грандиозный план. А? Так что сиди, дожидайся. Уже около часа ждать осталось. Не открывай! Не в коем случае не открывай мне дверь. А я пока отправлюсь на чердак, если ты не возражаешь; за час я успею написать пару рассказиков. А тебе я почитать их не дам, хоть ты лопни.

   – А если я тебе открою сейчас эту дверь, – произнёс Юра, – то тогда почитать мне их ты дашь?

   – Нет, Юрок, – начал голос удаляться, – всё уже поздно. На меня налетело вдохновение. А ты воспользуйся лучше телефоном. – Слово «телефоном» он прокричал, поскольку его голос уже не было слышно.

   И Юру словно осенило: телефон!! Единственный телефон располагался не где-нибудь, а именно в Юриной рабочей комнате, если его «моторола» осталась в другой. И как он о нём не вспомнил, пока стоял и болтал с этим «голосом»?

   В мгновение ока он подлетел к телефону... Но трубку поднял очень хладнокровно, уверенный что телефонный кабель (как это показывают по «видику» американские фильмы) перерублен «голосом»... Но едва поднял Юра трубку, как тут же успокоился: с телефоном всё было в порядке и он мог уже смело набирать номер.

   Последовало несколько долгих гудков, после того как Юрий набрал номер редактора Каплева (Юрий надеялся не на то, что его на этот раз не разыграют, посоветовав ему уезжать пока не поздно, «пока труба всё ещё в состоянии удерживать на месте чердак и „Писаку“, что расселся там как х...й на именинах», а надеялся на то, что «раз на раз не приходится»), после которых раздался женский механический голос автоответчика: "вы набрали телефон: 666666. Оставьте сообщение после гудка. – И раздался гудок.

   «Опять эти ублюдочные шестёрки!!! – разозлился про себя Юрий. – Я ведь другой номер набрал!»

   – Нет, – раздался из трубки искажённый женский голос, как будто кто-то ещё подключился к этому номеру, – вы, товарищ, набрали номер своего чердака. Говорите с ним.

   Юрий нажал на рычажок, попробовал набрать ещё какой-нибудь первый попавшийся номер людей, с которыми знаком, и на этот раз телефон замолк: ни гудков ни признаков жизни, как будто действительно перерубили кабель. И сразу, как Юра положил трубку на место, глядя на свой телефонный аппарат как на маленькое НЛО, телефон затрезвонил...

   – Не желаешь ли пообщаться со своим чердаком? – раздался из трубки «низкий-неприятный» голос, сразу как Юрий поднял трубку, с которым он пару минут назад закончил болтать ни о чём.

   Тут Юра и бросил трубку на место, отключив свой телефонный аппарат.

   Теперь он твёрдо решил дожидаться двенадцати часов ночи, если – разумеется – ему в этом не помешает ничто.