Текст книги "Безумная Роща"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

– Это – изделие наших рук, – сказал Гасхааль. – И мы не в силах решить, кто из нас имеет больше прав владеть им. Я сотворил тело этой женщины и дал неутолимую страсть ее лону, также я наделил ее нежным и чувствительным сердцем.

– Зато я, – сказал Эмерхад, – создал ее разум и дал ей знания двадцати мудрецов и опыт восьмидесяти блудниц. Красивые игрушки быстро приедаются, однако она – не такова: она умна, остроумна в беседе и изобретательна в любви.

– Как ее зовут? – Спросил Дарующий Имена, не переставая рассматривать женщину.

– Мы еще не дали ей имя, – ответили ему братья.

– Тогда, – усмехнулся Кадмон. – Это сделаю я. Я дарую ей имя: пусть ее зовут Соблазн – потому что такова сущность ее. Теперь же, поскольку и я принял участие в сотворении сего чуда, следует выяснить, кто из нас троих более всего достоин владеть ею. Но, право, не советую вам состязаться со мной – потому что ваши имена мне известны, и я в любую минуту могу уничтожить вас, или подчинить своей воле, или превратить во что-нибудь совершенно невообразимое – ведь имена обладают подобной властью, а я повелеваю именами.

С тем и были вынуждены удалиться Обладающие Силой – вслух проклиная Кадмона, а в душе тайно подсмеиваясь над ним. Как только они покинули пределы того мира, где состоялась встреча, Эмерхад сорвал с шеи амулет с символами, защищавшими его от чар той женщины, и спросил Гасхааля:

– Как ты сумел не поддаться ее обаянию? Даже имея амулет, я едва смог расстаться с ней. Ведь мы сотворили искушение, такова природа ее, воплощенная в образе женщины.

– Я не настолько слаб, чтобы уступать соблазнам, – презрительно бросил Гасхааль.

Но поскольку спор их так и не был разрешен, в третий раз решили они отыскать достойного судью, могущего рассудить их. На этот раз они оба просунули руки в мешочек с костяными пластинками и одновременно бросили перед собой то, что выловили на его дне. Пластинки сложились в двойное имя, однако, прочитав его, оба пришли в растерянность и недоумение.

– Идти к такому судье? – С сомнением спросил Эмерхад. – Ведь он – один из тех, с кем, возможно, нам придется сразиться за право владеть новым миром.

– Наверное, в этом есть определенный смысл, – с таким же сомнением произнес Гасхааль. – Но, по крайней мере, я слышал, что приговоры его всегда справедливы и беспристрастны.

– Что ж, – сказал Эмерхад. – В таком случае, наверное, и в самом деле стоит посетить его, но прежде нам надлежит изменить обличья.

– Предлагаю лучшую шутку, – сказал Гасхааль. – Давай соревноваться в том, кто сотворит лучшее оружие. Как бы не рассудил нас Джордмонд-Законник, мы спросим о причинах его решения и попросим указать на изъяны наших изделий. Его советами мы воспользуемся; но если потом все-таки начнется между нами война, будет забавно увидеть, как Джордмонда поразит то самое оружие, совершенствованию которого мы вынудим его поспособствовать.

На том они и разошлись, уговорившись встретиться через три дня.

Два дня бродил по мирам Эмерхад, и множество идей приходило ему на ум – но среди них не находилось ни одной, осуществив которую, он твердо был бы уверен в том, что на этот раз выиграет состязание. И вот, он взошел на высокий утес, и увидел бурю, крушащую деревья и терзающую море, рассыпающую молнии, рвущую в клочья тучи и облака, затмевающую солнце и звезды. Далее двинулся он, и вот, в другой стране, увидел новую виселицу, где в петлю просунули голову осужденного; затем из-под ног человека выбили скамейку. Вскоре судороги повешенного закончились, а толпа разошлась, но Эмерхад запомнил все, что видел, и двинулся дальше. В некой горной стране он стал свидетелем обвала, под которым был погребен караван купцов, а в другой – полыньи, образовавшейся при переходи семьи бедняков через покрытую льдом реку: когда они были на середине, лед треснул и разошелся под ногами людей, и они утонули. Запомнив это, Эмерхад отправился в другой мир, где наблюдал лесной пожар и оставшееся после него пепелище.

А надо сказать, что он мог смотреть на окружающий мир не только плотскими глазами или колдовским виденьем, но еще и особым зрением, присущим только ему одному. Прибегая к этому зрению, он начинал видеть символы и буквы, из которых состоят все вещи; и тогда все, что окружало его, становилось подобно перемешанным между собой отрывкам разнообразных текстов – и оставалось только выяснить, откуда происходил тот или иной отрывок, и отыскать его продолжение, и то, что ему предшествовало. Слова постоянно и неуклонно менялись, появлялись новые знаки, но каждая вещь менялась с одной, только лишь ей присущей скоростью. Вот налетал ветер и заставлял колыхаться траву – и тогда Эмерхад едва успевал прочитать символы, возникавшие из переплетения зеленых и пожухлых стеблей, прежде чем их сменяли другие; тоже было с древесной листвой, и с мельтешением насекомых, выписывающих в воздухе замысловатые буквы. Облака менялись медленнее и от того читать их было легче, также травинки и камни на земле, сухие ветки и звериные следы составляли удивительнейшие сочетания. Еще проще было с валунами, на поверхности которых вязью неведомых человечеству рун змеились тонкие трещины, образованные ветром и влагой. Все эти знаки были понятны Эмерхаду – от того-то именовался он Господином Знаков и Повелителем Символов. Также рождение и смерть, постройка дома или его разрушение, война и полевые работы, любовь и ненависть могли быть для Эмерхада, если он желал этого, лишь различными письменами – отличавшимися друг от друга лишь по виду букв и по своему содержанию. Теперь, желая приобрести необыкновенное оружие, он наблюдал за смертью и разрушением, изучал их язык, и учился узнавать их символы и руны. Происхождение этого языка ему было неизвестно, но, освоив его и составив представление о его структуре и виде, в одном пустынном месте Эмерхад призвал силы, сущность и свойства которых описывали обнаруженные им разрушительные символы. Так он создал магические врата и, шагнув за их край, очутился в месте, называемом Старым Колодцем. Стены его были сложены из тлеющих углей и обломков, что давным-давно откололись от плоти миров и, падая в хаос, были подхвачены ветрами времени. Не испугавшись, Эмерхад закрепил веревку и спустился по ней вниз, внимательно рассматривая стены и выгравированные на них символы распада и разрушения. Он вытащил из стены десять камней и полез обратно. Веревка его затрещала и оборвалась, не выдержав дополнительного веса, но он успел ухватиться за край колодца, и выбрался наружу. Однако при этом он оборонил один из камней, который выскользнул у него из рук и полетел вниз – и Эмерхад так и не услышал звука его падения. Впрочем, он вскоре позабыл о том. Закрыв за собой магические врата, Господин Знаков с нетерпением приступил к исследованию девяти частиц Старого Колодца. Он изменил их, обточил их края, уменьшил их толщину, стер некоторые знаки, видимые только его зрению, а другие сделал видимыми и для глаз непосвященных. Затем он подкинул первый диск в небо, второй бросил в землю, третий в море, четвертый в огонь, пятый в солнце, шестой в луну, седьмой заточил в зеркало, восьмой омыл в звериной крови, а девятый скрыл своей тенью. Вслед за тем, он поочередно призвал их обратно, и темные диски с острыми краями возникли перед ним и легли ему в руки. В центре каждого из них был изображен особый знак, отличающий его от остальных – но любой из этих символов отнимал волю и сводил с ума смотрящего на него. Немало иных гибельных свойств приобрели эти диски в руках Господина Знаков, и о некоторых из тех свойств будет упомянуто ниже, но теперь надлежит обратиться к тому, как провел эти дни Повелитель Ворон.

Гасхааль, расставшись с родичем, посетил некое место, где недавно произошла жестокая сеча между двумя воинствами – и большая часть участвовавших в том сражении осталась на поле, а уцелевших было так мало, что они не смогли даже похоронить павших товарищей. Здесь собрал Гасхааль своих подданных и дал им богатый пир, а после спросил совета в своем предприятии. Многое поведали ему черные птицы; он слушал их целый день и всю ночь, не перебивая.

Заинтересовавшись одним из рассказов, он сотворил путь в место, указанное птицами – то были пустынные, холмистые земли, где на одном из холмов стоял высокий замок. Стены его были чернее, чем здешние небеса, никогда не знавшие солнца. Все небо было затянуто грозовыми облаками, и лишь над главной башней замка облака расходились – там, в узком просвете облаков, пылал черный диск, окруженный кольцом бледного света. Это было затмение – но длилось оно бесконечно, потому что бег светил был навсегда остановлен в том мире. А в замке обитал один из Обладающих Силой, бывший, возможно, виновником этих перемен, а возможно – лишь их следствием. Звали его Каэрдин, Повелитель Затмений.

Приблизившись к замку, Гасхааль постучался в ворота и был впущен внутрь. Хозяин вежливо принял гостя и угостил его легким ужином, и только после этого поинтересовался, что же привело сюда Гасхааля. При этом его интерес к гостю был скорее поверхностно-вежливым, чем дружеским, однако ни на волосок не отклонялся от приличий и правил хорошего тона.

– Я слышал, что вы обладаете властью над некими странными дорогами, уводящими под оболочку привычного мира, – сказал Гасхааль. – И я хотел бы увидеть те области своими собственными глазами. Понимаю, моя просьба может показаться вам дерзкой, однако я все же прошу исполнить ее. Впрочем, возможно, вы думаете: «Какая мне выгода вести этого чародея в подобное путешествие?» Если дело только в этом – назовите цену и я, если цена будет не чрезмерна, постараюсь заплатить вам ее.

– Не знаю, – сказал Каэрдин, – чем бы вы смогли заплатить мне за это путешествие, ибо у меня есть все, что нужно. Поэтому я не стану требовать с вас платы и окажу вам простую любезность, как и подобало бы поступить по отношению к гостю. Но скажите, если это не секрет, для чего вам понадобилось это путешествие?

– Я поспорил со своим родичем, – ответил Гасхааль, – что являюсь лучшим магом, чем он. Чтобы полюбовно решить наш спор, мы условились сделать по одному волшебному изделию и сравнить их свойства. Однако стихии видимых миров давно изучены и известны нам обоим, и мне, чтобы быть уверенным в исходе спора, следует принести какую-нибудь совершенно необыкновенную вещь.

– Что ж, – сказал Каэрдин, – я постараюсь помочь вам.

И вот, воспользовавшись своей Силой, он открыл волшебную тропу, подобных которой Гасхааль не встречал прежде. Ибо известные пути связывают Земли и Острова, и открыть их можно почти что в любом месте и в любое время, но кто знает, какие особенные тропы открываются в час лунного или солнечного затмений? Больше всех прочих знал об этом Каэрдин, и, хотя он и не спешил делиться своим знанием с кем бы то ни было, он все же не трясся над ним, подобно нищему или скупцу.

И протянулся путь, подобный вертикальному туннелю, верхнее основание которого упиралось в солнце, скрытое черным диском, а нижнее, проникая сквозь кожу реальности, уходило во тьму и бесцветье. Идти по этому пути было невозможно, но Повелителю Ворон ничто не стоило отрастить себе крылья, а Каэрдину и вовсе не требовалось ничего менять: ибо его обычный облик был обликом не человека, а темнокрылого ангела. Обладающие бросились вниз и, скользя по пути, миновали множество мрачных областей. Размеры некоторых областей можно было измерить всего лишь несколькими шагами в длину, а другие продлевались на десятки миль, прежде чем пространство их сворачивалось и гасло, растворяясь в пустоте, путешественники очутились над черным маслянистым морем. Гасхааль хотел продолжить путь и дальше, проложив сквозь море дорогу в еще более низкие области, но Каэрдин отсоветовал ему это. Приглядевшись, Гасхааль заметил, что внизу – не море, но непредставимое множество колыхающихся черных тел, подобных человеческим, но лишенным глаз и волос на голове и коже. Тела не лежали недвижно, их постоянные перемещения были подобны суете муравьев в муравейнике, но сколько Гасхааль не смотрел вниз, завороженный увиденным, он не смог понять, чем занят колыхающийся под ним океан людей – любовной оргией или безжалостной, бессмысленной борьбой за то, чтобы оказаться на поверхности океана.

Меж тем, они летели дальше и дальше над океаном, пока не достигли круглого отверстия в небе, которое источало холод и темноту. Жестокий ветер опалил их и едва не бросил Повелителя Ворон вниз, в гущу человеческих тел, но Каэрдин подал ему руку и помог пересечь это препятствие. Преодолев сопротивление ветра, они оказались в следующей области. Там была зима: серо-стальной снег скрывал всю поверхность земли до самого горизонта, а небо было подобно сотам. Ветер здесь был еще сильнее, поскольку он проникал из многих небесных отверстий, а не из одного, как в предшествовавшей области, и Гасхааль едва сохранял сознание и разум под его убийственными порывами. Если бы не Повелитель Затмений, вряд ли бы он смог выбраться отсюда. Каэрдин провел его в одну из небесных дверей. Там их ждала долгая дорога, во многом подобная обычной, которые пролегают в сумерках между мирами, и во время пути Гасхааль немного оправился. Затем они очутились в некоем пустынном месте, где в землю был воткнут предмет, подобный серому копью. Впрочем, при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это не копье, а большая стрела с оперением.

– Кто сотворил эту стрелу, – спросил Повелитель Ворон у своего проводника, – и какому исполину она предназначалась?

– Ответ, который я мог бы дать, не уместится в рамки того мира, который ты знаешь, – сказал Каэрдин. – Намного важнее то, сможешь ли ты взять предлагаемую тебе силу и воспользоваться ею по своему усмотрению.

– И все же, я желал бы знать, – осторожно сказал Гасхааль.

– Даже если бы ты мог вместить мой рассказ, здесь не место и не время для изложения всех подробностей и обстоятельств. Достаточно сказать, что происхождение этой стрелы связано с войной между существами более древними, чем известные тебе боги, и эта стрела предназначалась для умерщвления одного из них. В этом предмете заключена великая мощь, воспользоваться которой не просто, однако если тебе повезет в этом, ты сможешь быть точно уверен в том, что выиграешь состязание со своим родичем.

Гасхааль попробовал вытащить стрелу из земли, но не смог и сдвинуть ее на волосок – столь тяжела она была. Ни Искусство, ни Сила не помогли ему, ибо стрела отбрасывала любую магию. Разочаровавшись, он оставил попытки, и они покинули это место. Двигаясь далее, Каэрдин и Гасхааль достигли вертикального озера и, проникнув сквозь его воды, оказались в следующей области. Это было место безумия: область состояла из утеса, высящегося посреди пустоты, и звездного неба – но необычными были его звезды: они кричали, как будто были раздираемы какими-то непредставимыми муками, выли, лаяли и скулили, как бешенные звери, и страшны были голоса их. Повелители Стихий долго спускались с утеса, пока, наконец, не достигли его основания. Там простиралась великая пустыня, а в ней на некотором расстоянии друг от друга были разбросаны оболочки умирающих и давно угасших звезд. Подобрав одну из них, Гасхааль хотел было идти обратно, но в это время звезда ожила и потянулась к нему, желая выпить его Силу. Долго стоял Повелитель Ворон посреди пустыни, неподвижный, как изваяние, в то время как его магия и воля боролись с волшебством звезды, и Каэрдин находился рядом, ожидая, чем закончится это противоборство, ибо дары, которые он предлагал, нужно было еще суметь взять. Наконец Повелитель Ворон победил и подчинил себе умирающую бестию, и тогда путешественники взошли обратно на утес. Здесь Гасхааль сложил все собранные компоненты и заключил их в подобранную внизу оболочку. Первым компонентом было серое ледяное крошево, вторым – обжигающий ветер, третьим – вода из вертикального озера, которая не входила в соприкосновение ни с какой вещью, опущенной в нее, но только лишь расступалась перед ней. Что же получилось в результате? Шкатулка, будто покрытая водяной оболочкой – но стоило протянуть руку, и оболочка расступалась, сплетаясь в удивительные синие, зеленые и желтые узоры. Завершив творение, Гасхааль попросил Повелителя Затмений увести его из этого места, потому что трудно было слушать крик мечущихся звезд и сохранять рассудок. И они отправились в обратный путь. Миновав уже известные Гасхаалю области, они вернулись в замок. Повелитель Затмений пригласил Гасхааля погостить у него с тем, чтобы отдохнуть от путешествия, но Гасхааль отказался, сказав, что боится опоздать к условленному сроку встречи со своим соперником. На том они расстались, и Вороний Лорд поспешил к замку Джордмонда-Законника.

Гасхааль и Эмерхад встретились на некотором отдалении от замка и, после взаимных приветствий, отправились к избранному жребием судье – предварительно, впрочем, не забыв изменить свое обличье. В высоком зале, озаряемом блеском множества светильников, сидел Джордмонд, владетель окрестных земель и мудрый судья. Его устами никогда не говорили чувства – но только разум. Сложно было бы отыскать книгу, которую не прочел Джордмонд, или устную легенду или сказание, которых бы он не слышал. Об обычаях разных народов, их традициях и праве ему было известно все. Вынося приговоры, в левой руке он держал раскрытую книгу, а правой водил по ее страницам, что делало его похожим на слепца, пытающегося при помощи пальцев возместить отсутствие зрения. За его троном возвышалось до самого потолка большое бронзовое зеркало; но никто из приходивших на суд к Джордмонду никогда не видел там своего отражения.

Войдя в замок, назвавшись вымышленными именами и испросив аудиенции, Гасхааль и Эмерхад получили ее и предстали пред троном Законника. Эмерхад изложил их дело; и когда Джордмонд спросил о свойствах их творений, он же и начал говорить первым.

– Это девять дисков, – сказал Эмерхад, демонстрируя судье свои изделия. – Их свойства различны, хотя природа и происхождение этих свойств во многом одинаковы, и по-разному можно использовать их. Можно поражать ими врагов, как обычными метательными дисками – но сложно будет отыскать доспех, способный выдержать их удар. Можно использовать их и для церемоний, подобно пентаклям; можно, искажая, управлять посредством ритуалов силами, связанными с дисками: небом и водой, почвой и пламенем, светом дня и светом ночи, видимостью, жизнью и темнотой. Также следует сказать, что каждый из дисков во многом подобен живому существу. Произнеся некоторые заклинания, можно пробудить их душу. Тогда вместо дисков появятся могущественные демоны, и исполнят любое приказание своего господина. Уничтожить их почти невозможно, ведь основание их силы – прах и уголья времени, лежащие в Старом Колодце, а то что один раз уже сгорело, не может сгореть вновь.

– Твое искусство велико, – молвил Джордмонд, – немногие знают о Старом Колодце, и еще меньшее число известных мне чародеев способны на то, чтобы добыть что-либо оттуда. Послушаем теперь, что скажет твой соперник.

– Вижу я, – сказал Повелитель Ворон, – что ты, братец, сотворил сильные амулеты, однако и я не терял времени даром. Вот шкатулка, обладающая много большей разрушительной силой. Стоит открыть ее и выпустить на волю хотя бы горсть льдинок, лежащих там, как поднимется волшебный ветер, в котором соединены жар и холод, и разнесет льдинки туда, куда будет ему приказано. Куда попадет льдинка, там она умножится многократно и прорастет, подобно зерну, и пища тому ростку – жизнь и тепло, волшебство и сила. Перед тобой будет большое войско – во мгновение ока погубит его шкатулка; будет искусный волшебник или существо, наделенное собственной, внутренней магией – и вскоре они исчерпают свою Силу, а потом лишатся и жизни; будет цветущая страна – останется лишь пустыня.

– Эта вещь опасна, – сказал Джордмонд, – но вряд ли можно полагать ее наилучшим оружием. Сила, заключенная в шкатулке, разрушая, выходит из-под власти того, кто выпустил ее. Сила эта многое отнимает у того, против кого обращена, но ничего не оставляет и своему владельцу. Это не оружие – скорее проклятие, и лишь безумец воспользуется им против своих врагов: ведь если то, что ты говоришь, правда, то песчинки, выпущенные из шкатулки, способны быстро погубить не только противника, но и весь мир, где будет происходить битва. Потому состязание ваше выиграл твой родич, а не ты: его изделие не столь губительно, но магией, заключенной в дисках, при случае можно воспользоваться, а тем, что изготовил ты, пользоваться не следует ни при каких обстоятельствах.

Гасхааль усмехнулся, поскольку имел на этот счет свое мнение, однако не стал оспаривать приговор судьи. На том и закончилось состязание. Джордмонд пригласил обоих колдунов погостить у него некоторое время, поскольку их мастерство вызвало в нем уважение. Немногие способны проникнуть в Старый Колодец и что-либо вынести оттуда. Прежде Джордмонд полагал, что подобное под силу только Повелителям Стихий, и на этот счет относительно своих гостей у него сложились некоторые подозрения, и это было первой причиной его гостеприимства. В отличии от дисков, о происхождении шкатулки с песчинками ему ничего не было известно, и обстоятельства эти также интересовали его, но более всего он желал под каким-нибудь предлогом изъять шкатулку у Гасхааля, потому что опасался сил, заключенных в ней – это было второй и третьей причинами гостеприимства.

Гасхааль и Эмерхад приняли его приглашение и остались на несколько дней, поскольку им хотелось побольше разузнать о своем будущем враге и, возможно, обнаружить области волшебства, в которых он слаб, изучить особенности его колдовского искусства и обнаружить в его невидимой броне уязвимые места. Так, каждый день, под видом добрых гостей, они обедали и ужинали с Джордмондом, и развлекали его байками о своей выдуманной жизни. С каждым новым днем Джордмонд все больше убеждался, что его гости – отнюдь не те, за кого себя выдают, но не показывал пока виду, что что-то подозревает, потому что не мог определить точно, что в их рассказах ложь, а что правда. Он наблюдал за ними, притворяясь радушным хозяином; он несколько раз пытался выкупить у Гасхааля его шкатулку, но тот всякий раз отказывался.

Теперь следует упомянуть о еще одной персоне, гостившей у Законника в то же время. Это была сестра Лорда Келесайна Майтхагела, девушка по имени Талиана. Гасхааль постарался поближе познакомиться с ней, чтобы выяснить, какие у нее отношения с братом и разузнать что-нибудь о Повелителе Молний. Он вел себя с ней очень любезно и всегда с большим уважением отзывался о ее брате. Однако это оказало противоположный эффект: Талиана в то время была в ссоре с Келесайном. Она не испытывала доверия к Путям Света и презирала всех, кто слепо следовал ими – а среди таковых первым она считала своего единокровного брата. Когда она впала в ересь, Келесайн пригрозил, что выдаст ее замуж, чтобы выбить из головы девичью дурь. Так началась их ссора. От того-то, погостив в замке Законника всего несколько дней и вдруг обнаружив там щедрого на любезности кавалера, Талиана возомнила, что ее брат решил исполнить свою угрозу и свести ее с будущим женихом. Как следствие, она была чрезвычайно холодна с Гасхаалем. Она полагала, что по прошествии самого короткого времени он постарается перейти от светского общения к общению более доверительному и не желала давать ему каких-либо надежд. Конечно, она могла бы поиграть с ним, а потом, когда он признался бы ей в своих чувствах, жестоко высмеять, но такие игры были ей не по вкусу.

Меж тем ситуация складывалась таким образом, будто бы Гасхааль и впрямь делал попытки ухаживать за ней, и с каждым днем она все больше и больше убеждалась в правоте своих предположений. Эта игра сильно раздражала ее, и вот, в один из дней, когда Гасхааль случайно встретился с ней на большом балконе (Талиана полагала, что встреча эта отнюдь не случайна – без сомнения, «жених» специально выслеживал ее), она решила раз и навсегда разобраться с этим.

– Вас ведь послал мой брат, не так ли? – Спросила она молодого человека, пристально глядя ему в глаза. – Наверное, это для вас большая честь: ухаживать за сестрой Повелителя Молний по его же указке.

Гасхааль рассмеялся. В этих немногих словах ему открылось больше об отношениях Талианы с братом, чем он узнал за все прошедшие дни. Предположения ее позабавили и развеселили Вороньего Лорда.

– Госпожа, – сказал он, – если бы ваш брат узнал о нашем знакомстве, он несомненно постарался бы убить меня, а если бы он заранее узнал о нем, то постарался бы убить меня еще до того, как оно произошло.

Слова эти ошеломили Талиану.

– Разве вы враги? – Спросила она с сильным недоверием.

– Я не считаю его своим врагом, – ответствовал Гасхааль, – и не питаю к нему вражды. Однако он сильно ненавидит меня по причинам, которые мне неизвестны, и обвиняет меня в чудовищных преступлениях, противоречащих всякому здравому смыслу. Я не против примириться с ним, но он не хочет.

– Но отчего тогда Келесайн оставил меня в этом замке, если знал, что вы можете здесь появиться?

– Сомневаюсь, чтобы он знал об этом. Я оказался в гостях у Джордмонда совершенно случайно. Кроме того, я ношу личину, которая делает мое лицо совершенно неузнаваемым, ведь Джордмонд – один из союзников и друзей вашего брата, и, признаться, мне не очень-то безопасно здесь находится. Впрочем, я покажу вам, как выгляжу на самом деле.

С этими словами он снял личину. И если личина красивого юноши, которую он носил, вызывала неприязнь у Талианы, поскольку она подозревала юношу в неких неблаговидных намерениях на ее счет, то подлинное лицо Гасхааля, не очень красивое, изрезанное морщинами, лицо хищника и аристократа, показалось ей куда симпатичнее. Кроме того, имелось и еще одно обстоятельство. Как уже было упомянуто в начале истории, Гасхааль носил черные одежды, а Талиана испытывала большую симпатию к этому цвету – хотя бы потому, что ее брат всегда предпочитал светлое одеяние жреца.

Узнав от Талианы о том, что Келесайн должен вскоре посетить замок Законника, Гасхааль и Эмерхад поспешили распроститься с гостеприимным хозяином, опасаясь, что Повелитель Молний сумеет разгадать их личины.

Далее они отправились на Вороний Остров, где Гасхааль хранил записи, которые похитил у астролога – записи, повествующие о том, когда и в каких местах откроются пути в новый мир. Эмерхад взялся расшифровать те заметки, но Гасхааль остановил его.

– Кто способен лучше разобраться в них, как не сам составитель? – С этими словами он вызвал птицу, бывшую когда-то городским звездочетом, и приказал ей объяснить им смысл написанного. Птица исполнила приказание, но по ее словам выходило, что до появления нового мира должно пройти, по меньшей мере, еще несколько месяцев. На сем Гасхааль и Эмерхад расстались, уговорившись встретиться через некий срок. Но когда срок истек, Гасхааль не поспешил исполнить это условие: своего брата он ценил скорее как возможного союзника в близкой войне, но отнюдь не испытывал желания делиться с ним силой. Обратиться к его помощи Гасхааль решил лишь перед самой войной и пожалел о том, что и так слишком поторопился, рассказав родичу так много о своих надеждах и неприятностях.

Однако, и об этом будет рассказано дальше, жадность сыграла с Повелителем Ворон дурную шутку.

И вот, спустя несколько месяцев, некоем месте, собрались волшебники, с которыми астролог до часа смерти успел поделиться своими расчетами – Келесайн, Тарнааль, Джордмонд, а также их ученики и спутники. Из наиболее известных и сильных спутников следует назвать Ягани, Огненную Танцовщицу, Шаркэля, Хозяина Видений, Алгарсэна, Повелителя Драгоценностей, Зерема, Повелителя Бестий, Астану, Хозяйку Деревьев и Ирвейга, Властелина Теней. Была открыта дорога в новый мир, и Обладающие Силой вступили на нее. Никто из них, однако ж, не заметил, что позади процессии, на некотором от нее удалении летела птица с черно-серым оперением, каковое оперение делало ее совершенно невидимой в сумраке между мирами. Лорды вступили на землю нового мира, а та птица была первым живым существом, коснувшимся его небес.

Этот мир, в последующие времена названный Эссенлером, Рассветными Землями, был удивительным местом. Лучи двух солнц изливались на его моря и долины; смешиваясь, их свет порождал многочисленные радуги – зеленые, золотистые, алые. Воздух не был одноцветен, освещение, вследствие движения двух светил постоянно менялось, плавно, незаметно принимая новые оттенки. Радостью исполнен был юный мир, и великая тишина царила над его просторами, и казалось, что эта тишина – лишь сон новорожденного. Земли Эссенлера были пусты и не имели еще ни лесов, ни гор – появление тех и других, а так же животных и птиц должно было произойти в свои сроки, ждать наступления которых, впрочем, осталось уже недолго. Но голоса зверей и тени лесов были доступны восприятию пришельцев, из которых никто не был чужд волшебству, и чем дольше любой из них задерживал взгляд на каком-либо являвшемся ему призраке, тем реальнее тот становился: так, с самой первой минуты пребывания в Эссенлере, Обладающие Силой стали влиять на него и ускорили его пробуждение. Каждый из них имел свою долю в волшбе новорожденных Земель, и каждый определил ее и объявил пред другими, но прежде чем они разошлись, подыскивая себе обиталища и определяя территории, где можно будет в полной мере проявить свое искусство, Келесайн, Повелитель Молний, обратился к ним со следующими словами:

– Звездочет, рассказавший нам о тайной дороге в эти земли, исчез, равно как и его бумаги, и многое заставляет предположить, что это дело рук Вороньего Лорда, против которого звездочет просил нашей помощи. Если это так, Гасхааль наверняка уже здесь или будет здесь в самом скором времени. Полагаю, что ни у кого из нас нет желания признавать его своим добрым соседом и мириться с его обществом. А потому я предлагаю сотворить Ловчую Сеть, в которую попадутся он сам и его мерзкие птицы: сеть пленит его и доставит нам беспомощным пленником с тем, чтобы мы могли предать его справедливому суду за его злодеяния.

Остальные Лорды согласились с Келесайном, и сотворили Ловчую Сеть, а Ангел-Страж раскинул ее над миром. И вскоре Гасхааль попался в ловушку и почуял, как будто что-то стягивает ему крылья и отделяет от стихий Эссенлера; и как он не исхитрялся, как не пытался сбросить путы, он лишь сильнее запутывался в них. Тогда он решил на время покинуть Эссенлер, чтобы достичь своего Острова и там снять заклятье, но сеть не выпускала его за пределы мира. Меж тем, каждая попытка высвободиться лишь вдвое ограничивала область его передвижений, и он понял, что, действуя таким образом, в скором времени уже не сможет сдвинуться ни на дюйм, и зависнет между небом и землей, связанный незримыми путами. Тогда, не прибегая больше ни к какому сильному волшебству, он отправился в земли своих врагов, чтобы выяснить, чем они заняты, и, может быть, изыскать какую-нибудь хитрость, чтобы снять заклятье. Так вышло, что первой областью, избранной им, благодаря случаю оказались владения самого Лорда Келесайна. Там стоял прекрасный дворец, окруженный фонтанами и садами – все это Келесайн сотворил в первый день своего появления в Эссенлере, чтобы было где поселить пришедших с ним учеников и вассалов. Сам он редко появлялся во дворце, занятый возведением иной постройки, которую полагал сделать своим постоянным обиталищем – колдовского замка, названного позже Грозовой Цитаделью. Свое имя Цитадель получит от того, что серебряно-золотые стены ее будут сиять подобно солнцу, и веретено молний окружит их несокрушимой броней.