Текст книги "Безумная Роща"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 36 страниц)

Спросила Нинель:

– Что это за условия?

Бесстрастно ответил ангел, продолжая полет:

– Я полагаю, он желает, чтобы ты отдала ему свое сердце, как хотела бы отдать Каэрдину.

Нинель долго молчала, а затем сказала:

– Но я не понимаю, почему я что-то значу во всем этом…

– Поверь мне, – сказал ей ангел. – Таков порядок вещей. Мне трудно объяснить тебе его вот так вот, наспех, поэтому просто поверь мне. Достаточно сказать, что Судья Стражей заключил бы бесконечность в жертве, а для Каэрдина эта бесконечность заключилась в любви к одной-единственной женщине. И то, и другое, не следует измерять внутри существовавшего прежде или какими-либо известными правилами, но, напротив, эти заключения бесконечности сами устанавливают подобия, правила и порядок вещей. Ибо таков выбор Элов, а что может быть превыше этого?

Сказала Нинель:

– И все же, я не понимаю…

Сказал ангел:

– Понятнее я объяснить не могу. Однако нам следует оставить беседу, ибо мы пребываем на один из островов, существующих вне древа времени. Здесь нам предстоит определить дальнейший путь. Полагаю, хозяин острова, великий колдун, не откажется помочь нам.

Спросила Нинель:

– Кто он?

Ответил ангел:

– Лорд Гиверхинэль, Повелитель Обратного Мира, один из сильнейших Владык Чар. Некогда он воевал с богами, победив же их, перестал интересоваться глупостями и всецело посвятил себя изучению магии. В числе прочего он заинтересовался природой времени и многого достиг в этом; мы обучали его, но кое-в-чем он пошел дальше нас. Он сотворил этот остров и с тех пор живет здесь, внутри собственного древа времени, на краю сотворенной им вселенной, совершенствуя свое магическое искусство.

Сверкающим был этот остров в темноте безвременья, малое подобие древа времени, что покинули путники. Казалось, будто бы невидимый хор возносит славословие к небесам от алмазных башен острова. Не были башни красивы – нет, казалось, не башни, но сама красота, торжество и величие застыли там, впереди, ненадолго приняв видимый облик. Золотые и серебряные свечения окружали владения Гиверхинэля, и глаза Нинель увлажнились, и на мгновение она забыла о всех бедах, созерцая открывающееся великолепие.

Они вошли во время и приблизились к одному из миров Гиверхинэля, к области, где высился один из его дворцов. Как серебряная игла, возносилась центральная башня дворца на семьсот лиг над прочими постройками. Там был узкий балкон, ангел, бережно держа Нинель, опустился на него…

И в тот же миг что-то раскололось в сути этого мира, в сути самого времени. Исчезли башни и сады, замолк незримый хор, свет сменился тьмой, торжество – холодом, с которым разграбленный дом встречает случайного путника. Не было более ни балкона, ни дворца Гиверхинэля – они стояли на темной мертвой земле, под черным беззвездным небом, и едва видели друг друга.

Они были там не одни. Нинель поняла это, когда фигура, стоявшая перед ними, пошевелилась, но тот час же ангел шагнул вперед и закрыл ее собою. В руке его, как осколок черного зеркала, сверкнул меч.

И тогда Нинель услышала голос.

– Глупцы, – сказал остававшийся в тенях. – Бороться со мной для вас то же, что бороться с самой судьбой: победа столь же немыслима. Раб, ты рассчитывал на помощь чародея, победившего богов, но знай, что ты стоишь на месте, где некогда была великая битва, и в той битве боги одержали победу над Гиверхинэлем. Все времена принадлежат мне и все, что наполняет эти времена, и я могу распоряжаться всем этим по своему усмотрению.

Сказал ангел:

– Я не раб. Убить ты меня можешь, но подчинить себе – нет. Ты же сам – только слуга, лишенный хозяина, и еще вор – ибо личина, которую ты носишь, украдена у твоего господина.

Сказал Клинок:

– Я уничтожу тебя, как уничтожил всех твоих собратьев. Я вижу в твоей руке оружие. Оно не поможет. Может быть, как-нибудь ради развлечения я и создам весь мир заново, а вместе с ним и ваше племя; может быть, и нет, я еще не решил. Но все это будет потом; перед тем мне придется выполнить еще одно дело.

И, сказав так, он изменился. Изменившись же, он устремился к груди ангела, ибо суть его в этом состоянии была – стремление и смерть. Даже и царапины не оставило на нем оружие ангела. Что до Клинка, то он поразил противника в середину груди.

Нинель зажала рот рукой, чтобы не закричать, когда ее спутник упал и остался недвижно лежать у ее ног. Когда она перевела взгляд на его убийцу, то увидела не стремление и смерть, а вновь – подобие человеческой фигуры.

Слабый свет, разлитый в воздухе, усилился, ибо того пожелал Клинок. Ему самому свет не был нужен, но глаза смертных слабы, а он желал, чтобы Нинель могла хорошо разглядеть его.

Нинель долго всматривалась в его лицо; он же молчал и улыбался, и эта улыбка была страшнее всего. Последние печати милосердного забвения были сорваны с души Нинель в эти минуты. Все в этом лице было знакомо ей, не было ни одной лишней черточки, но все же это была лишь личина. Ничто не шевельнулось в ее сердце, когда она смотрела на его лицо; улыбка же его была ей отвратительна.

Сказал враг:

– В чем же дело, Нинель? Ты отвергаешь нищего, который приходит к тебе, и отвергаешь меня; ты непоследовательна. Вот, взгляни – разве мое лицо незнакомо тебе? А мое могущество – разве хоть в чем-то уступает могуществу, которое ты помнишь? Я тот, кого ты ждала.

Сказала Нинель:

– Нет. Ты лжешь. Я смотрю на твое лицо и вспоминаю нищего, некогда приведенного ко мне во дворец. Теперь я вижу ясно, что он говорил правду и действительно был тем, за кого выдавал себя. Ибо он более похож на Каэрдина, чем ты, имеющий его лицо и его могущество.

Сказал Клинок, рассмеявшись:

– Темного ангела я одолел легко, как и всех прочих врагов – Лордов и Стражей, богов и самого Каэрдина. С тобой же, я вижу, мне придется повозиться – да и оружие, которым мы собираемся фехтовать, мне внове. Каэрдин был сильнейшим, ты низвергла его, значит, ты и есть сильнейшая, и я со всем тщанием приготовлюсь к поединку с тобой.

Сказала ему Нинель, горько усмехнувшись:

– Что ж, нападай. Тебя удивит, с какой легкостью ты убьешь меня. Ты походя уничтожил моего спутника, защищавшего меня, а я вряд ли смогу оказать тебе какое-либо сопротивление.

Сказал Клинок:

– Да, я могу отнять твою жизнь и сломать твою волю. Я даже могу сделать так, чтобы ты никогда не рождалась. Я могу изменить твои чувства так, что сам Казориус, Повелитель Сердец, увидев это, пожелал бы стать моим учеником. Но ничего из этого мне не нужно.

Спросила Нинель:

– Что же тебе нужно? Для чего ты преследуешь меня? Разве тебе мало того, что ты сделал, чудовище?

– Что мне нужно? – Переспросил Клинок. – Трудно ответить. Я – мощь, не знающая равных. Я постиг все. Я почти всемогущ. Все, что я поглотил, стало частью меня, а поглотил я все сущее, вкусив и от плодов древа времени, и от корней его. Но есть маленькая загадка, которую я так и не смог решить – а ты, я надеюсь, мне ее решить поможешь.

– О чем ты говоришь?

– О том, что ты называешь «любовью».

– Ты никогда не узнаешь, что это, – с презрением бросила девушка.

Сказал ей Клинок:

– Ошибаешься. Я знаю, что это. Знаю намного лучше тебя. Знаю – но все же не могу понять. Я созерцал десять тысяч миров в течении десяти тысяч лет. Я видел разные виды любви. Я видел, как запахи проникают в ноздри мужчины и женщины, как следят их глаза за друг другом, как происходят различные химические превращения в их телах. Так рождается желание. Я видел влюбленность и страсть, видел, как меняются эфирные тела мужчины и женщины, приникая друг к другу. Видел я и притяжение разумов, наблюдал и взаимное уважение, и привязанность, и терпение, рождающееся после долгих лет совместной жизни. Видел я и многое другое. Все это довольно примитивно и легко поддается расчету. «Высокие чувства» не более таинственны, чем телесное влечение – все отличие состоит в том, что во втором случае изменяются определенные вещества в телесном мире, а в первом – происходят схожие превращения в мире более тонком. Умеющий видеть легко поймет, как это происходит. Я знаю о любви все. Стоит мне оказать определенное воздействие на некоторые участки твоего тела, или твоего разума, или твоей души – и ты станешь такой, какой я захочу и будешь испытывать те чувства, которые я пожелаю. Я знаю все – и все-таки есть одна вещь, которую я не могу понять.

– Какую? – Спросила Нинель.

– Если я знаю все это, то и Каэрдин должен был знать, – ответил Клинок. – А раз так, почему же он не сумел уберечься от тебя? Ведь если все, что вы называете любовью – лишь определенные изменения в плоти, душе и сознании, как ты могла пленить Каэрдина? Что стоило ему создать соответствующую колдовскую преграду – как поступил один из твоих создателей, Эмерхад? А если он хотел испытать некоторые приятные ощущения, которые дает влюбленность, почему Каэрдин не выдавил из себя этот гной, когда стало ясно, что эти же самые ощущения подталкивают его к саморазрушению? Вот что мне непостижимо.

Сказала Нинель:

– Ты разделил целое на части, исследовал каждую часть и теперь удивляешься, куда же исчезла жизнь, прежде соединявшая части. Да ведь эту самую жизнь ты уничтожил, когда разделял целое! В том, что мы зовем любовью, соединяется не только желание, страсть, влюбленность и привязанность. Кроме того есть еще и стремление любить – то, что собирает все наши чувства, соединяет их, усиливает, развивает и направляет их дальше. Есть не только данность, не только то, что присутствует, что дано нам, но и то, к чему мы стремимся, то, что мы выбрали для себя и что желаем осуществить. Будь иначе, мы были бы лишь механическими существами, с которыми что-то происходит; в любви же было бы не больше ценности, чем в росте ногтей и волос. Это стремление не всегда сознательно, но…

– Все это, – перебил ее Клинок. – Я и без тебя знаю. Я знаю еще тысячу других объяснений. Все они бессмысленны. Я легко читаю твои мысли и вижу, что ты говоришь именно то, что думаешь, и не лжешь мне. Из этого я заключаю, что ты и сама не понимаешь природы оружия, которым уничтожила Повелителя Затмений. А раз так, мне придется приступить к изучению этого оружия другим способом.

Спросила его Нинель:

– Что ты хочешь сделать?

Сказал Клинок:

– Мне известно, при каких условиях это оружие стало действовать, а раз оно слепо, то должно сработать еще раз. Я воссоздам эти условия. Первое условие – ты; и ты сейчас стоишь передо мной. Второе условие – Каэрдин. Как видишь, мой облик уже соответствует его облику, мое колдовское могущество также ничем не отличается от того, коим обладал Каэрдин. Теперь я буду постепенно изменять свою сущность так, чтобы она во всем совпала с сущностью Каэрдина, я буду менять свое мышление, и чувства, и некоторые аспекты волшебства таким образом, чтобы совпадение стало совершенным. Ведь Каэрдин пребывает во мне, как и все древо времени, а я могу стать всем, что пребывает во мне. Я буду внимательно следить за тобой, ведь в какой-то момент моего превращения незримое оружие обязательно должно будет покинуть ножны твоей души и обратиться ко мне. Тогда я пойму природу этого оружия, захвачу его и достигну желаемого.

Сказала Нинель:

– Ты никогда не сможешь сделать этого. Ты просто не сможешь в точности стать им.

– Почему ты так думаешь?

Сказала Нинель:

– У Каэрдина была честь.

– Я сделаю себе ее точное подобие.

– А как же стремление, о котором я говорила тебе? Недостаточно просто испытывать те или иные эмоции. Тебе придется еще и своей волей стремиться к этому, как стремился Каэрдин. Тебе это не по силам, ведь твоя воля – это голод и разрушение.

Сказал ей Клинок, усмехнувшись:

– Не беспокойся за меня. Я сумею выполнить то, что хочу. Я вижу, что ты боишься удачного перевоплощения, ведь если оно произойдет, ты потеряешь над собой контроль и кинешься в мои объятья. Ты правильно боишься. Ибо хотя ты утверждаешь, что любовь измерить нельзя, в глубине души, однако, ты знаешь, что прав я, утверждающий, что можно.

И еще сказал он:

– Привлекает меня в этом опыте и кое-что другое. Видишь ли, Нинель, я убил Каэрдина тогда, когда он был слаб и ничтожен, и это немного отравляет мое торжество. Но Повелителя Затмений нельзя уже воскресить, чтобы испытать наши силы на равных. Некогда, на заре времен, так уже было, и тогда он подчинил меня своей воле. Как же мне теперь превзойти его, когда он уже мертв? Я вижу только один способ. Я одержу победу там, где он потерпел поражение. Он не успел или не смог воспротивиться действию твоего незримого оружия. Я буду наготове. Я смогу и успею.

И вот, начал он изменение. Изменение же это было невидимо для глаз Нинель, и она с затаенным ужасом ждала, что последует дальше. Но вот увидела она, что глаза врага ее внезапно остекленели и рот исказила судорога, и пальцы рук искривились и стали похожи на крючья. Что-то пошло не так, как рассчитывал Клинок. По всему его телу прошла сильная дрожь. Он откинул голову и полуоткрыл рот. Тело его стало судорожно содрогаться, как в припадке эпилепсии, крылья беспорядочно били воздух и раскалывали камни. Он упал на землю. Мучительный вой вырвался из его глотки – отчаяние и страшнейшее страдание заключались в нем. Казалось, он борется с кем-то или чем-то невидимым – но бесполезно, и он безнадежно проигрывал в этой борьбе. Наконец, он застыл.

Нинель ждала, не шевелясь. Бежать было бесполезно, а приблизиться к чудовищу, убившему ее возлюбленного, она опасалась.

Но вот он пошевелился. Оперевшись рукой о землю, встал на колено. Поднял голову. И увидел Нинель.

Ее сердце бешено забилось, когда она увидела его лицо. Перед глазами все поплыло. «Не лги себе! Ты ведь знаешь, что это только обман!» – Закричала она мысленно, но сердце ее, казалось, зажило своей собственной жизнью, и сделалось неподвластным разуму.

Не отпуская ее глаз, враг встал. Он не произносил ни слова и, казалось, не мог оторвать от нее глаз. Протянул к ней руки…

– Нет!!! – Закричала Нинель, отступая и тщетно пытаясь сдержать слезы. – Убирайся, тварь! Я никогда не буду любить тебя так, как любила его! Ты можешь подчинить себе мой разум и мое сердце, но по своей воле я никогда не буду принадлежать тебе!

Сказал темный ангел:

– Я – Каэрдин.

Закричала Нинель:

– Но только «некоторой частью», не так ли?!!

– Нет. – Он покачал головой. – Не так. Клинок потерпел неудачу. Ты победила его и спасла меня. Все возвращено на свои места. И слепая Сила, которая едва не натворила непоправимых бед – также возвращена на свое место.

Тогда Нинель перевела взгляд на его пояс и увидела ножны, и в тех ножнах – клинок.

– Это обман, – сказала она, но в голосе ее уже не было прежней уверенности. – Как я могла победить и спасти тебя? Я не Леди и не колдунья…

Сказал Каэрдин:

– Ты – та, кому отдано мое сердце. Никто – ни Леди, ни колдунья, ни богиня – не может сравниться с тобой. Как ты смогла победить? Ты приняла вызов Клинка и противостояла ему, не отступая ни на шаг. Ведь он жаждал победить тебя не силой и не волшебством, а иным оружием. Но твоя воля была тверда, а любовь – столь чиста и сильна, что теперь я могу лишь склониться пред тобой, ибо я недостоин этой любви.

– Ты… – У Нинель перехватило горло и она была вынуждена начать снова:

– Ангел говорил мне, что Каэрдин убит, а его душа поглощена Клинком. Как же ты смог вернуться… если ты – это действительно ты?

Сказал Каэрдин:

– Нелегко ответить в двух словах. И хотя ничего не желаю я больше, как прикоснуться к тебе, все же, я вижу, мне придется ответить, чтобы изгнать твой страх.

Скажи, Нинель, чем отличается видимость от подлинного, а иллюзия – от того, что она изображает? Где сходство перестает быть всего лишь сходством, а становится самой вещью? Представь, что есть некий плод и иллюзия плода, и ты по своему желанию можешь изменять степень этой иллюзии. Сначала эту иллюзию можно лишь увидеть, потом – потрогать и ощутить ее запах и вкус. Потом – ты съешь этот плод и утолишь голод так же, как будто бы это был настоящий плод. Дальше – еще больше: иные видят этот плод, и полагают его существующим в мире, вне зависимости от тебя: иллюзия той степени насыщенности, при которой иллюзия уже неотличима от материи, которая, впрочем, сама есть иллюзия. Но и это еще не предел. Сделаем так, чтобы второй плод стал состоять в точности из тех же веществ, что и первый, поместим его в то же место в пространстве и в то же время, где находился первый. Не будет ли он тем же самым плодом, с которого мы сделали копию?

Сказала Нинель:

– Люди – это не яблоки и не груши.

Сказал Каэрдин:

– Верно. Но все в человеке, относящееся к сотворенному миру – душа и тело, чувства и разум – ничем не выше яблок и груш, и лишь более сложно устроено. Отличие не в этом, а в том, что содержится в сердцевине того «Я», с которым человек себя отождествляет. Содержащееся в сердцевине не имеет ни качеств, ни свойств, ни имени. Оно как будто бы никак не выражает себя, как будто бы подобно пустоте, но это не пустота в смысле недостатка или отсутствия чего-либо. Это – единственно подлинное, что у нас есть. Это – мы сами. Если отнять у человека руку, он останется самим собой; если убить, останется самим собой; если уничтожить сознание, останется; если уничтожить саму душу, останется это подлинное, высшее, истинное «Я». Если отнять тело, «Я» всего лишь будет лишено возможности действовать в плотском мире, если отнять разум и душу – будет лишено возможности действовать в мире сотворенном, но по своей природе оно – бессмертно и вечно.

Клинок был почти всемогущ, но он был лишен этой сердцевины. Так и должно быть, ведь он – всего лишь орудие, выпавшее из моей руки. Натолкнувшись на твое сопротивление, вынужденный прибегнуть к последнему способу, обладая силой и мощью, но не тем, что подлинно, он сам создал для меня новое вместилище. И когда я вошел в это вместилище, он не смог сопротивляться мне, как было и раньше, ибо инструмент не может сопротивляться своему владельцу.

И темный ангел подошел к девушке, а она не отступила, и лишь со страхом и надеждой продолжала вглядываться в его лицо.

Сказала Нинель:

– Как я могу быть уверена, что все это – не ложь и не хитрость, не маска, которую принял мой враг?

Сказал Каэрдин, протягивая ей руку:

– Никак. Тебе придется или поверить мне, или нет.

И сказала ему Нинель, вкладывая свою ладонь в его, сказала, отбрасывая страх и открывая свое сердце:

– Я верю.

И тогда Каэрдин взял ее руки в свои и укрыл ее крыльями, что черней самой ночи. Нинель же прижалась к своему возлюбленному и почувствовала, что невыразимое счастье наполняет ее; и казалось ей, что некая чистейшая эссенция циркулирует в них, соединяя двоих в единое целое. И еще долго так стояли они, чувствуя, что обрели нечто много более ценное, чем значил каждый из них по отдельности.

И лишь много вечностей спустя Нинель тихо сказала:

– Я так счастлива… Но неужели наше счастье должно стоить столь дорого? Тот ангел, который хотел спасти меня… и другие…

Сказал ей Каэрдин:

– Смотри.

И она, по прежнему прижимаясь к нему, оглянулась и увидела гибкие темные фигуры, скользившие в ночном небе вокруг них. И темные ангелы приветствовали своего вождя и его возлюбленную.

Спросила Нинель:

– Ты воскресил их?

Сказал Каэрдин:

– Нет. Я владею временем и вечностью; поэтому они никогда не умирали и никогда не сражались с Клинком в безнадежной войне.

Сказала Нинель:

– Владеешь временем и вечностью? Значит, ты – и в самом деле один из Элов, как говорили мне?

Услышав это, Каэрдин рассмеялся.

– Покажи мне того, кто не является Элом! – Смеясь, сказал он. – Мое происхождение не ниже и не выше твоего. Ты знаешь меня и, вслед за другими, полагаешь меня едва ли не творцом мира, но я знаю Нинель, которая сотворила вечность и время, заполнила древо времени многочисленными мирами, а миры населила людьми и животными, богами и демонами. И вот, среди сотворенных ею созданий был некто Каэрдин, которого она полюбила и глаза которого открыла, показав ему подлинную суть вещей; и вот уже Каэрдин, стоящий у истоков времени, впервые встречает Нинель в одном из сотворенных миров.

– Я не понимаю. Значит, есть два древа времени?

– Нет, – сказал Каэрдин. – Только одно. Не только ты или я, но каждый из живущих является Элом и каждый когда-либо сотворил древо времени или когда-либо сотворит – тут между «было» и «будет» нет разницы. То, что называют истинным «я» также можно назвать Элом, ибо оно без труда вмещает в себя всю вселенную и является ее истоком. Я покажу тебе подлинную суть вещей, возлюбленная моя.

И вот, он распахнул крылья, как будто бы собирался обнять все мироздание, и мироздание пришло в движение. И показалось Нинель, будто бы вознеслись они надо всем что есть или проникли в самое сердце сущего – тут между словами «вознеслись» и «проникли» нет никакой разницы. Сущее стало сферой, границы которой нигде, а центр везде, все помещалось во всем, и если Нинель вглядывалась в какой-либо предмет, то оказывалось, что в нем заключается вся вселенная, все древо времени со всеми ответвлениями его, все множество вещей. И тогда оказывалось, что за пределами этой вселенной нет ничего, но стоило вглядеться в какую-либо частицу этого множества, как она вырастала до размеров вселенной, и заключала в себя все прочие вещи и существа, и среди них – и саму Нинель. Истинная природа вещей открылась ее взору, и узнала она, что не только люди или ангелы обладают истинным «я» – в любом целом пребывает оно. В яблоке не было его, но у яблони было оно; в горсти земли не было его, но у любой из Земель было оно; в куске мяса не было его, но в человеке было оно. И еще увидела Нинель, что реальны не сами люди или вещи, сколь не были бы они прекрасны и высоки, но реальна Великая Красота, что стоит за ними и воплощается в них. Самое же ужасающее заключалось в том, что эта Красота была той же природы, что и истинное «я» в сердцевине каждой души и внутри собственной души Нинель.

И она услышала, как Каэрдин, по-прежнему обнимавший ее, сказал:

– Хотя у этого подлинного, истинного, у того, что ты воспринимаешь как Великую Красоту или Великую Музыку, проникающую во все и воплощающуюся во всем, и нет имени, все же есть имя, вполне ясно выражающее природу этого незримого, предвечного, истинного. Это имя…

– Любовь, – промолвила Нинель.

– …любовь, – вторил ей Каэрдин.

сентябрь 2000 – январь 2002.