Текст книги "Мы из спецназа. Лагерь"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава 12

Ножницы оказались отточены на славу, а потому, покончив с латанием крыши, Зимин приступил к изготовлению флюгера. Когда-то делал такие в коллективном саду у Зинаиды, получалось вроде неплохо. Вот и здесь решил смастерить нечто подобное. Рисунок изобразил по трафарету, а потому ящерка вышла как живая. Огладив жестяные края напильником, выровнял отдельные неровности, приклепал гнезда с крохотными подшипниками. Дело оставалось за малым, и, щедро смазав механизм маслом, он насадил флюгер на вбитый в конек стальной штырь. Крутанув рукой, полюбовался стремительным вращением зверька. Мельком подумал, что мастерить что-либо своими руками – чертовски приятная штука. Может, и зря он пошел в свое время в армию. В ПТУ нужно было путь держать, на завод и в мастерские! Возился бы сейчас с механизмами, отлаживал бы станки, мебель проектировал. Не только приятнее, но и безопаснее! Возможно, и с семьей все само бы собой нормализовалось. Жизнь – она ведь как клубок с нитками, только потяни за кончик – и такой шлейф потянется, что опутает по рукам и ногам. Глядишь, и обошлось бы в его жизни без стрельбы и крови. То есть, с одной стороны – конечно боевой опыт и фронтовые товарищи, но с другой – это ведь не жизнь, когда все время по краю да по казармам, когда не можешь ничего планировать ни на день, ни на неделю вперед. Димка Харитонов рассказывал как-то о пчелах. Дескать, вроде обычные насекомые, а тоже обязаны думать о будущем. Потому как укусить им дается всего один раз. С жалом в теле противника остается часть желудочка, и жизнь пчелиная прекращается. А та же оса живет всегда одним мигом и может кусать хоть сто раз на дню. Потому и глотает все, что угодно, – от пыльцы и мошек до человеческих объедков – в отличие от разборчивых пчел. Зато и ядом осиным не лечат. Даже самые простенькие заболевания. Тем обиднее, что принцип пчелки «укусить и умереть» у людей как-то не прижился. Разве что у японцев – да и то не у всех. Жить по законам ос человечеству нравилось значительно больше…

Сменив масленку на пассатижи, Стас прошелся по всему скату, придав карнизу характерный китайский завиток – не столько для красоты, сколько для прочности, хотя из тех же законов мировой механики следует, что только красивое способно ездить, летать и стрелять. Во всяком случае, Стасик в своей жизни повидал немало оружия и боевой техники, – и мог с честной совестью признать, что чего-то страшного и уродливого среди убийственного этого конвейера он практически не встречал.

Со стороны игровой площадки донеслись крики. Там играли в футбол, и в очередной раз кто-то кому-то забивал гол. Тут же поблизости крепыши с обнаженными торсами и сосредоточенными лицами вели иное соревнование. На спор карабкались по канатам, подтягивались на турниках. Иные действительно кое-что могли – накручивали по десятку подъемов с переворотами, а по канату добирались до верхней перекладины на одних руках. Отрываясь время от времени от своей работы, Стас с интересом наблюдал за детьми. С интересом, но без зависти. Потому как нечему тут было завидовать. Странная здесь протекала жизнь – странная и на детскую не очень похожая. Младшие детишки ходили в основном строем – и лишь от здания к зданию. Бегать не бегали, предпочитая жаться по углам и не выходить за пределы игровых площадок. Те, что постарше открыто резались в карты, играли в ножички, валялись на солнце. Это казалось неестественным, но над лагерем веяло опахалом большой и жаркой скуки. Если жизнь где и била ключом, так это в резиденции – двухэтажном просторном строении с кичливым витражом над центральным входом и увенчанной флагом башенкой. Из недр здания то и дело доносились взрывы хохота и незамысловатая музыка. Туда же постоянно заходили хозяева лагеря. Знакомство с последними у Стаса протекало довольно вяло. Сильвер обещания не сдержал и представлять своего нового рабочего хозяевам не торопился. Одноглазый завхоз продолжал играть в свои молчаливые игры, предпочитая давать задания, упрямо игнорируя любые вопросы. Именно по этой причине никого, кроме тех крепышей, что пытались ограбить Зимина по дороге, Стас не знал. Зато уж эти-то мелькали на территории лагеря постоянно, не очень стесняясь, указывали на него пальцами, скалили зубы. А еще имелась парочка подопечных – Алена и Игнат, которые также выделялись из общей толпы. Может, тем и выделялись, что старались держаться особняком, частенько уединялись в укромных углах, перешептываясь с заговорщицким видом. При этом на любовь с дружбой это мало походило, хотя девчонкой Алена была видной – с уже оформившимися грудками, стройной фигуркой и спортивными ножками. Тот же Игнат на ее фоне выглядел куда как бледно – обычный угловатый подросток с прыщавым лицом и слюнявыми губами. Тем любопытнее казалось разобраться в этом ребусе. Во всяком случае, ложной тревогой здесь точно не пахло. Опасность, как и гниль, обладает своим отчетливым ароматом, а этот легко узнаваемый запашок Стас уловил в первые же часы своего пребывания в лагере.

Он уже подбивал гвоздями подрамник чердака, когда раздался истошный визг. Вслед за этим послышалась ребячья ругань, и из здания расположенной напротив подсобки вылетела та самая «сладкая парочка», о которой Зимин только что вспоминал. Дела у парочки, судя по всему, обстояли неважно. Глаза Игната, казалось, вот-вот выскочат из орбит, а на лице Алены отражалась самая непритворная паника. Но хуже всего, что парочку преследовали все та же разбойная команда. Коренастый крепыш с мускулистыми ногами и начисто выбритой головой выскочил вслед за девчушкой, движением регбиста толкнул ее в спину. Стас и глазом моргнуть не успел, как оба беглеца оказались на земле. Выбежавшие из подсобки приятели крепыша, не долго думая, принялись месить упавших ногами. При этом работали с остервенением, свойственным сегодняшней молодежи, абсолютно не заботясь, куда именно придется очередной удар.

Стас напряженно привстал. Встревать в драку на третьи сутки пребывания в лагере представлялось более чем неумным, однако иного выхода у него не было. Внизу избивали не кого-нибудь, а его подзащитных. С другой стороны выдавать свои способности раньше времени тоже не хотелось. В этом смысле Сильвер был прав, советуя не светиться. Оставалось одно: мудрить и идти на хитрость.

Наверное, только в порыве вдохновения можно было сочинить столь отчаянный трюк. Ухватив одну из свободных досок, Стас, примерившись, метнул ее вниз. Угодил, куда и метил, – как раз по бедру мускулистого Шварца. А в следующую секунду с оглушающим воплем он и сам сиганул вниз.

Верно, опытному каскадеру изобразить подобное падение было бы совсем несложно, но Зимина больше беспокоил не сам момент приземления, сколько «бережное» соударение с противником. Конечно, осторожного контакта не получилось. Правая нога Зимина зацепила плечо Укропчика, рукой же он в выхлесте достал по лицу Дуста. Уцелели таким образом всего двое – Шнобель и Яхен, но этих двоих изначально можно было не брать в расчет. Кроме того, весь боевой пыл этих ребяток моментально угас. В изумлении они пялились на сверзившегося с неба мужика и, моргая глазенками, явно не знали что делать. Между тем, и самому Зимину притворяться почти не пришлось. Переворотом через спину он частично погасил силу падения, но бок себе все-таки ободрал. К тому же ныли костяшки зашибленные о черепок Дуста. Травма, к слову сказать, вполне серьезная, о чем лучше других знают участники рукопашных спаррингов. Даже боксеры, работающие в мягких перчатках, нередко уродуют костяшки фаланг, разбивая их о лоб и челюсть противника, – те же, кто лишен даже такой иллюзорной защиты, всерьез рискуют остаться калеками.

– Извините, мужики, сорвался… – Зимин кое-как приподнялся с земли и тут же вынужден был перекатиться в сторону, уворачиваясь от разъяренного Дуста. Лицо у парнишки было разбито, глаза горели неприкрытой яростью. Отбивая летящую в лицо ступню, Стас мысленно пожалел о том, что, падая с крыши, не вложил в удар должной силы. Лучше было бы послать этого звереныша в настоящий нокаут. Но пойди рассчитай все в такой кутерьме!

Крутанувшись на месте, он подцепил за пятку неосторожно приблизившегося Яхена, рывком переправил его к Дусту, заставив парнишек сшибиться телами. Приемами айкидо Зимин владел не столь виртуозно, как Тимофей Лосев, но этот трюк у него получился на славу. Беда только, что проморгал момент новой атаки, когда пришедший в себя Шварц нырнул вперед, ухватив шею Зимина в железный замок.

– Задавлю урода!…

Шварц знал, что говорил. На тренировках в спортзале он единственный уверенно жал от груди сто килограммов, а на бицепс брал почти семьдесят. Во всяком случае, силенкой его природа не обидела, и Стас это немедленно ощутил на своей шее. В голове у него зашумело, мир в глазах закачался и поплыл. Между тем, к нему приближался Шнобель, и, разумеется, нескладный этот подросток также не собирался протягивать руку помощи.

Впрочем, помощь к Стасу все-таки пришла – пришла со стороны Алены. Вскочившая с земли девчушка с воплем вцепилась ногтями в лицо подростка, и этого оказалось достаточно, чтобы обратить его в бегство. Со Шварцем же Зимин поступил еще более просто. Разжать силовой капкан не всегда бывает возможно, а вот противопоставить силовому приему шок – дело очень даже несложное. А потому, не долго думая, Стас дотянулся рукой до подмышечной впадины крепыша и свирепо ущипнул. Даже у самого грубого мужчины можно обнаружить места с нежной уязвимой кожей, и даже легкий щипок способен отрезвить грозного буяна. Стас же щипал отнюдь не по-женски, позаимствовав методику щипка у премудрых китайцев. Те же в свою очередь равнялись целиком и полностью на природу – на тех же попугаев, что поворотом головы увеличивают разрушительную силу клюва, на крокодилов, что, вонзаясь в жертву зубами, стремительным вращением вырывают из нее огромные куски. Стас поступил менее жестко, однако Шварцу хватило и этой малости. Взвыв благим матом, он тотчас расцепил свои могучие руки. Зимин не стал препятствовать его освобождению, однако ударом в солнечное сплетение все же попотчевал. Минутой позже поле боя было очищено. Успевшая отряхнуть свои джинсики, Алена решительно приблизилась к Зимину.

– Спасибо! Вы нам помогли.

– Я? – Стас изобразил на лице удивление. – По-моему, наоборот – это вы меня выручили.

– Чего ты гонишь? – возмутился Игнат. – Мы что, по-твоему, совсем слепые? Ты же их, в натуре, урыл!

Стас нахмурился. Сказанное Игнатом ему крайне не понравилось. Конечно, его еще не раскрыли, но определенные подвижки в этом направлении все же наметились.

– Не знаю, кто там кого урыл, но живете вы тут весело.

– Еще как весело! – кисло отозвалась Алена. – Каждый день кого-нибудь бодают.

– Ага, – подтвердил Игнат. – Кого в дупло, а кого в ухо. У нас, в натуре, рамсы путать опасно.

– Это в каком смысле?

– А в самом прямом. За каждый косяк штрафуют – причем жестко. Либо баблом, либо натурой.

Зимин покачал головой.

– Мда… Язык у вас тоже замысловатый.

– А чего? Нормальный язык – как у всех россиян.

– Тогда, может, просветите на своем нормальном языке, в какие игры вы тут играете?

– Ха, чего захотел! – фыркнув, Игнат неспешно поднялся с земли. – Здесь все жить хотят, дураков нет.

– Боитесь, что ли?

– Может, и боимся. Не боятся только дураки!…

Покосившись на своего приятеля, Алена чуть пригнула голову, тихо проговорила:

– А ты приходи вечерком к старому колодцу, там и поговорим.

– Какому еще колодцу?

– Это за территорией лагеря, как раз на развилке дорог. Да тут это место все знают. Часикам к десяти, годится?

Стас не сразу кивнул.

– Але, кажется, шухер! – испуганно шикнул Игнат. Голова его поневоле втянулась в плечи, в глазах мелькнул ужас. Проследив за его взглядом, Зимин разглядел подходившую к ним женщину. Дамочка была обряжена в спортивные брюки и блузку, больше напоминающую спортивную майку. Она и шагала отнюдь не по-дамски, ступая решительно и тяжело, заметно покачивая плечами.

– Это что еще за краля? – поинтересовался он.

– Прикуси язык, это Любаша! – Алена торопливо отступила от Стаса. – И вообще будь с ней осторожнее, – та еще мегера.

– А мы пойдем, хорошо? – пробормотал Игнат.

– Конечно, идите… – с некоторым недоумением Стас пожал плечами. Отряхнув колени, подобрал упавшую доску, любовно огладил шероховатый бок. Как бы то ни было, но свое доброе дело эта деревяшка сделала. Возможно, падение и впрямь выглядело не слишком естественным, но предъявлять к нему какие-либо претензии было бы сложно…

– Ишь, припустили юродивые! Знать, чуют за собой грешки! – подошедшая «мегера» победно тряхнула головой. Коротенький темный ежик на голове женщины делал ее похожей на мальчишку, но вблизи это впечатление рассеивалось. Жизнь наложила на лицо Любаши явственный отпечаток, проложив возле губ напряженные складки, утяжелив веки и шею сеточкой отчетливых морщин. Даже кофейного цвета загар и чрезмерный макияж не могли скрыть явственных следов увядания, а ряд признаков отчетливо говорил о пристрастии Любаши к выпивке и табаку. Сочная помада и чрезмерно подведенные веки также не свидетельствовали в пользу вкуса женщины. Впрочем, с фигурой у Любаши наблюдался полный порядок: как это частенько бывает у дам, тело явно отставало от стареющего лица, оставаясь крепким и молодым. Она и одевалась соответствующим образом, намеренно подчеркивая все свои положительные качества: сильные ноги обтягивали легкие спортивные брючки, а дерзко выпирающая сквозь блузку грудь выдавала чувственную, падкую до плотских утех натуру.

– Может, они просто боятся вас? – предположил Зимин.

– Боятся? Да за что же меня можно бояться? – Любаша впилась в лицо Стаса своими черными глазищами, широко улыбнулась. На солнце тотчас блеснуло золото ее зубов. В давние довоенные времена, подобный оскал мог бы показаться шикарным, сейчас же он больше пугал, чем привлекал. Впрочем, сама Любаша об этом явно не догадывалась, как не догадывалась о том, что стоящий перед ней электрик знает о лагере значительно больше положенного. Зимин и о Любаше знал достаточно много, включая и то, что суровая эта дамочка, торгуя наркотики и покровительствуя уличным путанам, умудрялась в свою очередь дружить одновременно с несколькими влиятельными паханами. Самое удивительное, что, зная, ненасытную суть золотозубой дамочки, ее даже не пытались ревновать. В сущности, не с ней жили и спали, – это она выбирала себе кавалеров, предпочитая поддерживать дружеские отношения со всеми сильными мира сего. Общий срок девонька также успела намотать немалый. Собственно, и сейчас эта «мегера» должна была бы сидеть, но спасло вмешательство могущественных друзей. На УДО шаловливую мадам отправили раньше срока. Видно, и впрямь знала прозорливая Любаша кому и каким местом следует улыбаться.

– Ну, я не в курсе… Я ведь здесь человек новенький.

– Новенький-то новенький, а уже второй раз бузу затеваешь!

– Какая там буза, это детки у вас бедовые. Шагу мимо не ступишь, чтобы не разругаться. Толпой на одного кидаются.

– Видела я, как ты трепал эту толпу. С крыши-то небось нарочно сорвался?

– Я что, враг себе – с шести метров прыгать?

– Ну, не знаю… – Любаша покосилась вверх, измеряя глазами высоту крыши, и тут же шутливо ткнула Зимину кулачком в грудь. – Дураков на земле тоже много. Хотя… На дурака ты не слишком похож. Как звать-то тебя, красавчик?

– Я же передавал вам документы. Там все ясно сказано.

– Тебе что, лень лишний раз языком шевельнуть?

– Вообще-то Стасом зовут.

– А погоняло есть?

– Ну… – Зимин на секунду замялся. – Когда-то Капитаном величали.

– Капитаном? – брови Любаши изогнулись кокетливыми крылышками. – Чего ж так громко?

– Да так… Плавал одно время на сейнере.

– В документах этого не было, – она хитровато прищурилась. Ясно было, что с бумажками, отданными Сильвером, она все-таки успела ознакомиться. – Чего финтишь, дружок? Там у тебя только армия и ПТУ.

– Вот в армии я и плавал. Я же во флоте служил… Опять же море люблю.

– Одно только море?

– Почему, не только. Есть и другие хорошие вещи…

Она покачала своей стриженной головой, ощупывающим взором пробежалась по голой груди Стаса, по его мускулистым рукам, по изуродованным шрамами плечам, по и изуродованной спецназовской наколке.

– Где тебя так исполосовали-то? Во флоте любимом?

– Да нет, это уже потом – в дисбате. Место не сахарное, – вот и пытался бежать.

– Куда бежать-то?

– Да никуда. Просто погулять захотел. Да и планчик один был: как, значит, нагуляюсь, – в комитет солдатских матерей подаваться. Они там доверчивые, – глядишь, и отмазали бы.

– Я погляжу – ты хитрован!

– Да уж не дурак, соображаю.

– Чего ж тогда под пули полез, если не дурак?

– Так уж вышло. У них собаки были, – вот и обложили.

Любаша рукой коснулась пулевой отметины над его левым соском.

– Они что, – из автоматов по своим бьют?

– Там своих нет. Если бежал, да еще с оружием, значит, всё – вне закона. При задержании можно гасить.

– А ты, значит, с оружием бежал?

Стас скромно кивнул.

– Круто… – словно невзначай она шагнула ближе, почти надвинулась своей необъятной грудью. Зимину даже показалось, что ее проглядывающие сквозь ткань соски, заметно увеличились в размерах. И пахнуло неприкрытым женским желанием, заставившим Зимина поневоле отшатнуться.

Слов нет – перед ним стояла первостатейная хищница, с огромными несколько выпуклыми глазами, ярко накрашенными губами и черным, поблескивающим, словно воронье крыло, ежиком на голове. И все бы ничего, но дело осложнялось тем, что хищница по совместительству являлась еще и опытной уголовницей. Не зря так шарахнулись от нее подростки. Зимин не сомневался, что Любашу в лагере действительно боятся как огня.

– Хмм… А ты ничего, Капитанчик! И видно, что качался.

– Какое там! – баловался.

– Ну, а к нам в зал заглядывал, баловник?

– Да нет, пока не приглашали.

– Ну, так я приглашаю. Видишь тот домик с чешскими стеклами? Там у нас и сауна своя, и тренажерный зал, и даже небольшой бассейн с бильярдом.

– Круто устроились!

– А ты как думал! Не ты один капитанить любишь. Кто хочет жить хорошо, тот хорошо и живет.

– А кто живет плохо, тот, значит, жить хорошо не желает?

– Получается, что так. – Запрокинув голову, Любаша посмотрела на изготовленный Стасом флюгер. – Ты, я вижу, и мастерить умеешь. Это в тему. А то был тут у нас до тебя плотник один, так у него руки из задницы росли.

– Что же он тут делал?

– Да малолеток портил. Что ему еще делать? Вешалку прибить и ту не мог.

– Ну, с вешалкой я как-нибудь управлюсь.

– Я уже поняла. – Любаша приблизилась еще на десяток сантиметров, и грозные ее соски словно бы невзначай коснулись тела Зимина. Голос хозяйки лагеря съехал вниз на добрую октаву, став глухим и вязким. – Слушай, красавчик, может, ты и нам флюгерок сообразишь?

Долгие церемонии это дамочка явно не любила, и Стас грубовато взял Любашу за локоть, не позволяя ей совсем уж откровенно прижаться.

– А что бы ты хотела – еще одну ящерку?

– Я много чего хочу, Капитан… – Любаша зазывно улыбнулась. Крепость пальцев Зимина ее явно не смутила. С волками жить – по волчьи выть, а эту престарелую красотку любили исключительно волки. – Меня, к примеру, сумеешь изобразить?

– Тебя? – удивился Стас. – Это как же? В фас или профиль?

– А сам подумай. Если Капитан, значит, должен соображать. – Любаша вновь ткнула его в грудь кулаком, игриво похлопала по плечу – и даже не похлопала, а скорее погладила. Положительно, она заводилась с пол-оборота. У нее и в глазах заплясали масленые отблески – словно зажгли пару восковых свечек.

– Я подумаю, – пообещал Стас. – А ты поразмысли насчет своей прически.

– Что, что? – брови ее скакнули вверх.

– Я в том смысле, что зря ты стрижешься коротко.

– Это еще почему?

– Да потому что волосы у тебя красивые. Такие наоборот напоказ выставляют.

– Да?… – она невольно огладила собственную макушку. – А ты и впрямь симпатяшка.

– Спасибо.

–В зал-то приходи, поглядим, чего ты в деле стоишь. Прямо сегодня и забегай.

– Я подумаю.

– Ну, думай-думай. И о флюгере не забывай. Успеешь к завтрашнему вечеру?

– Чего ж не успеть, успею.

– Правильно отвечаешь, молодец! – посмотрев в дальний конец двора, она жестко усмехнулась. – А вон и твой пес цепной ковыляет. Сильвер гребанный! Пора, пожалуй, прощаться…

Обернувшись, Зимин разглядел приближающегося завхоза. Тот и впрямь спешил, сильно припадая на одну ногу, с усилием толкаясь самодельным костылем. Возможно, завхоз хотел сказать что-то Любаше, но говорить с ним последняя явно не желала.

– До встречи, красавчик! Жду от тебя флюгера! – хозяйка лагеря похлопала его по щеке и, грациозно развернувшись, легким шагом двинулась прочь. Угнаться за ней было непросто, и бедный Сильвер, конечно же, остался с носом.

– Ну, лахудра! Удрала таки! – тяжело дыша, Сильвер остановился возле Зимина. Стасу показалось, что в лице его читается какая-то неуверенность.

– Хотел у нее что-то спросить?

– Хотел… – завхоз хмуро уставился на голый торс Зимина. – А ты здесь чего растелешился? Нашел, где титьками сверкать? Хоть бы майчошкой прикрылся!

– Так жарко ведь!

– Не пудри мне мозги, парень! Жарко ему стало!… – приблизившись вплотную, одноглазый завхоз по-змеиному прошипел: – С огнем играешь, паря! Не заиграться бы.

– Что-то не очень я тебя понимаю, Сильвер.

– А тут и понимать нечего! Интересуется тобой народ!

– Какой еще народ?

– А такой! Уже и Папа про тебя спрашивал, и Любаша – сама вон приползла. А с пацанами зачем вяжешься? Гусак со своими сопляками уже второй раз кровью умываются. Не слишком ли много волн, матросик?

– По-моему, все нормально.

– Нормально? – мохнатые брови Сильвера скакнули вверх. – Да ты хоть понимаешь своими куриными мозгами, что меня по твоей милости прикончить могут!

– Как это?

– Да очень просто! Станешь шушукаться за моей спиной, и нарисуют мне вилы. А после и сам с Папиными мокасинами познакомишься.

– Какими еще мокасинами?

– Увидишь, поймешь. А может, и почувствуешь! Только поздно уже будет… – губы Сильвера брезгливо дрогнули. – Вот я и спрашиваю: чего ты добиваешься, козлик?

– Ничего. – Стас пожал плечами. – И про Папу твоего я ничего не знаю, и за Гусака не ответчик. У пацанов гормональный токсикоз, кулаки чешутся, – вот и нарываются.

– А с Любашей о чем базарили?

– Любаша мне флюгер для резиденции заказала, только и всего.

Сильвер окинул Зимина медлительным взглядом – так словно снимал мерку для гроба. В сомнении пожевав губами, качнул головой.

– Ой, не знаю, парень, откуда ты, но чую – тухлецой от тебя попахивает. Ведь не дурак – сам должен понимать, на какие неприятности напрашиваешься. И ведь напросишься, точно тебе говорю!

– Да брось ты пугать! Чего, в самом деле, горячку-то пороть? Ну, сварганю им флюгер – что тут плохого? Я ж не бездельничать сюда приехал.

Скрюченный палец ткнулся Зимину в грудь.

– А вот это еще надобно выяснить, зачем ты сюда приехал! Сдается мне – ты и сам не прочь помаячить у Любаши на глазах. А ведь я говорил тебе: не вяжись с этой стервой! Говорил или нет?

– Ну, говорил. Что дальше?

– А то, что с этими ребятками даже одним воздухом лучше не дышать! Твое дело – провода да гвозди, а про все остальное забудь! Если, конечно, хочешь свалить отсюда живым.

Зимин молча поглядел в лицо завхозу. Очень походило на то, что одноглазый Сильвер-Сильвестр отнюдь не шутил…