Текст книги "Мы из спецназа. Лагерь"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Глава 6

Кажется, он приближался к нужной точке. И не точке даже, – к эпицентру. Разумеется, ни сожженным тротилом, ни гарью в воздухе пахнуть уже не могло, однако Шебукину все-таки казалось, что он ощущает отчетливый запах смерти. Может, и впрямь были правы господа экстрасенсы, утверждавшие, что все аномальные зоны возникают на месте смертоубийств. Грохнули человечка – вот тебе и отрицательная точечка! Схоронили в братской могиле пару тысчонок беглецов из гетто – и имеем целую патогенную зону, где и дома будут рушиться, и машины глохнуть, и вертолеты на землю валиться. Как бы то ни было, но эти недавние смерти Михаил тоже чувствовал. Тем паче – не чужие люди погибли, – те, кого он знал и любил. Может, их души и нашептывали ему что-то на ухо? Пытались подсказать то, чего не он еще знал?…

Как бы то ни было, но в прошлый раз ему повезло меньше: он был гол, а потому до места взрыва даже не добрался. Милицейский наряд остановил его на полпути, грубовато развернул и отправил обратно. На этот раз наброшенная поверх старенькой рубашки железнодорожная желтуха сработала должным образом. Милицейский заслон остался позади, а еще чуть погодя Шебукин добрался до столба с роковой зазубриной, оставленной металлическим осколком. Именно здесь рванула тротиловая начинка того чертового пояска, что с некоторых пор стали именовать поясом шахида. И именно здесь вагон, в котором ехали подруги Зимина, содрогнулся от внутреннего грохота, выбросив через вспоротые бока языки пламени. Михаил заявился сюда не абы как, а желая проверить кое-какие мыслишки. Не желая более дразнить судьбу, он взобрался по утрамбованной насыпи и самым лояльным образом зашагал по шпалам. Впрочем, теплящейся в груди надежде суждено было тут же угаснуть. Стоило ему показаться наверху, как от скучающего на отдалении «УАЗа», к Шебукину тут же метнулось две тени.

– А ну, стоять!

– Кто такой? Отвечать! Быстро!…

Взявшие его в вилку парни были обряжены в новенькое хаки и выглядели вполне браво. Можно было биться об заклад, что обоим уже до чертиков надоело стоять на шухере, а потому предложи Мишаня им такую возможность – оба с удовольствием сыграли бы с ним в пятнашки. На вид парни казались крепкими, и можно было не сомневаться, что догнали бы «кандагаровского» служащего в два счета. Справились бы или нет – другой вопрос, но состязаться с ними в ловкости Михаил и не собирался. Испуганно вздернув руки, он торопливо забубнил заранее припасенную легенду – про помехи в телефонном кабеле, про то, что со связью снова беда и злыдень-начальник послал искать обрыв.

– Вот, значит, и отправился. Надо же чинить…

– Куда ты отправился, чучело гороховое! Без приборов, без ничего!…

– Зачем мне приборы-то? Это ж воздушная линия. Вот и веду, так сказать, визуальный поиск.

– А ты знаешь, что на вашем участке теракт произошел?

– Ясен пень, знаю!

– Чего ж тогда ходишь тут?!

– Так начальник отправил, говорю же! – Михаил рукой указал в сторону тянущихся вдоль железной дороги проводов. – Как, значит, бабахнуло, то во-первых, путь попортило, а во-вторых, и нам пару проводов смахнуло. На скорую руку, конечно, все залатали, но, видно, хреново получилось. То есть, значит, дунул ветерок – и снова где-то коротнуло.

– А документики имеются? – один из хлопцев, вихрастый и голубоглазый, хозяйственно приблизился, не спрашивая разрешения, охлопал Мишаню со всех сторон – сначала грудь и живот, потом плечи и спину. Его напарник стоял тем временем на пару метров дальше, не спуская с липового железнодорожника внимательных глаз.

– Какие документики, о чем вы? Я ведь на работе.

– Что за работа?

– Так это… Путейщик я. Эксплуатация дорог, значит. Костыли, там, шпалы, путевые коробки и прочее.

– А из светофоров лампочки не ты часом выкручиваешь? – голубые глаза чекиста смешливо блеснули.

– Еще чего! Зачем мне это?… И потом светофоры – не мое хозяйство. Это уже за электромеханиками числится.

– А воздушная линия за кем?

– СЦБ и связь – это уже они.

– Тогда чего ты тут делаешь, путейщик хренов?

– Так обрыв ищу, объяснял же! Мы завсегда друг дружке помогаем. Найдут они какой дефект на пути, нас вызывают, ну, а мы за их хозяйством присматриваем.

– Ну, а скажи-ка мне, дорогой путейщик, сколько должно быть миллиметров между рельсами одной нитки?

– Это как где…

– Что значит «как где»!

– Так ведь условия-то везде разные. Оно, конечно, – по нормам больше сантиметра не положено, но в реалиях чего только не встретишь. Вот и приходится постоянно их двигать. Поезда-то бегают, тормозят, – ну, рельсы и смещаются…

– Смотри-ка, все знает!

– Ясен пень! Мне ж каждый день работы нужно проводить. Согласно графику.

– Это какие же такие работы? – голубоглазый присел рядом на корточки, все с той же тщательностью принялся ощупывать брючины Шебукина.

– Известно какие – разные работы. И профилактические, и ремонтные… – скороговоркой забубнил Михаил. – То, значит, шунтовую чувствительность проверяем, то кабель новый закапываем, то противоугоны обновляем. Какие уж тут документы! Считай, всю дорогу внаклон работаем. Все, что угодно, выпадет – не только документы.

– Выпасть может – это точно! – голубоглазый был не дурак пошутить – мимоходом дернул Шебукина за причинное место, тут же успокаивающе подмигнул. – Не боись, пока не выпало.

– За такие шуточки!… – начал было Михаил, но голубоглазый весело похлопал его по плечу.

– Ты не напрягайся, мы парни мирные. С нами по-хорошему, и мы не тронем.

– Выходит, шастаешь по путям без документов? – подал голос второй чекист. – А не боишься милиции?

– Чего ж ее бояться? Я ведь на этой дороге более десяти годочков служу. Меня здесь кажная собака знает.

– И что же она о тебе знает – эта самая собака?

– То и знает, – проворчал Мишаня, – что работаю электромонтером, что зовут Мишкой Спивакиным.

– А может, Спиваковым? – схохмил все тот же голубоглазый. – Я по телевизору раз видел одного Спивакова. Правда, его не Мишкой звали.

– Так и я не Спиваков, говорю же – Спивакин. – Шебукин подпустил в голос нотку раздражения. Словоохотливые гэбешники начинали его утомлять. – Можете и у начальства справиться. Хоть у нашего, хоть у вашего.

– У вашего – это какого?

– А это уж до какого докричитесь. Хотите, у мастера поинтересуйтесь, а хотите – у диспетчера. У вас же вон – рации на поясах, так что звоните…

– Дубина! – чекист, стоявший на отдалении, скривился. – Это по телефону звонят, а тут рация.

– Будто я не знаю! – Мишаня фыркнул. – Только и по рациям звонить можно. Что они – хуже телефонов? Мы ведь тоже с такими бегаем. И даже поболе ваших будут. Когда, значит, на повреждение или другую какую хрень вызывают – без рации никак.

– Что ж ты сегодня с собой ничего не взял?

– Так ведь конец смены. Рацию сдавать полагается, а я пройдусь до конца перегона и прямиком домой. Мне тут совсем близко. От ВИЗа через лесок – и, считай, дома…

– Ладно, ладно, разговорился… – тот, что оставался на дистанции, как-то враз потерял к Шебукину интерес. Раздраженно махнув рукой, развернулся и заскользил обувкой по насыпи вниз.

– Э-э, старшой! – окликнул его голубоглазый. – С этим-то как быть?

– Да пусть валит на все четыре.

– Значит, не проверять?

– А чего его проверять? Без того видно, что не ваххабит. Дай ему поджопника – и все дела.

– Слыхал, что старшой сказал? – взглянув на Мишаню, чекист весело подмигнул. – Стало быть, разворачивайся кормой.

Настроения на продолжение спора у Шебукина не было. Он покорно развернулся и даже чуточку отклячил зад. Спасибо, попался обычный служака, не стал испытывать его на прочность – пнул легонечко, для проформы.

– В следующий раз ксиву все-таки носи при себе.

– Так на фига!

– Вот, губошлеп! Тебе ж толкуют – на вашем участке теракт произошел. Это тебе не какая-нибудь авария, ядрена-матрена! Мы тут еще, может, полгода будем всех шерстить. Под горячую руку можем и обидеть… Короче, сваливай и в другой раз не маячь на виду.

Не заставляя себя упрашивать, Михаил торопливо засеменил вдоль железнодорожного полотна. По лицу без того градом стекал пот, – короткая беседа с работниками службы безопасности стоила ему пары седых волос. Считай, в несколько минут выложил все свои скудные познания о путевом хозяйстве. Задай ему вопрос посложнее – и погорел бы в два счета. И боялся-то больше не за себя, а за коллег. Потому как прав был Харитонов, говоря о неприятностях, что при случае могли им устроить эти господа. Даром что ни менты, ни гаишники не пытаются с ними тягаться, не говоря уже о частных службах. Уж частникам-то ребятки из ФАПСИ и ФСБ проще простого загнут салазки. Во всяком случае, одним поджопниками не отделаешься.

Впрочем, все, что хотел, он уже высмотрел. Следственная работа действительно продолжалась полным ходом, и, судя по всему, представители Конторы пришли к тем же выводам, что и он. Полоса в тридцать-сорок метров вдоль дороги была выжжена и вырублена, но вот далее тянулась обычная «зеленка», и именно в ней прозорливый Мишаня углядел фигурки эфэсбэшников. Они искали, и Шебукин отлично знал – что именно. Неделей раньше он и сам ринулся бы искать те же самые вещдоки, однако с того времени кое-что существенно изменилось. Кроме того, если бы искомые улики имели место быть, их непременно бы уже обнаружили сыскари от безопасности. Но, судя по всему, эти господа ничего до сих пор не отыскали, и это лишний раз доказывало, что маленький человечек Мишаня Шебукин в своей интеллектуальной дуэли умудрился переиграть могущественную государственную службу. Равно как и он, они шерстили всех подозрительных гостей с юга, проверяли всевозможных свидетелей посадки в вагоны, расспрашивали жителей прилегающих к железной дороге сел, и все-таки выводы их качественно отличались от того анализа, который провел Михаил. Служба безопасности искала в кустах, камышах и на земле то, чего там, в принципе, не могло быть. И сегодня Шебукин убедился в этом окончательно.

Уже спустя какой-нибудь час, вернувшись на вокзал и достав из автоматической камеры хранения привычную одежку, он вооружился сотовым телефоном и поспешил отзвониться Дмитрию Харитонову.

– Димон? Это я. Только пожалуйста, не ругайся… Да, есть за что, но есть за что и хвалить… Да ты не кипешись! Дело в том, что, кажется, я догадываюсь, кто именно нажимал кнопку радиоуправляемого заряда… Нет, нет, я не шучу. Речь идет о вагоне, в котором ехал Стасик… Имя? Нет, пока не знаю, но через полчаса, пожалуй, сумею назвать.

Сказать на это Харитонову было совершенно нечего, но, поднатужившись, начальник все-таки выдавил из себя фразу, показавшуюся Мишане высшей похвалой:

– Ты либо гений, либо законченный придурок.

– Но ты ведь знаешь, что я не придурок, правда? – Мишаня прижал трубку к уху теснее. – А если так, то следовательно?…

– Следовательно, дуй сюда и быстрее!

Глава 7

Облом, что и говорить, вышел аховый. Ждали бабу, а напоролись на мужика. И хуже всего, что кабан попался крепкий – даже удар поленом по кумполу выдержал проще простого. А ведь Гусак бил крепко. По прежним свалкам знал, что может с первого удара завалить. Он и сегодня у столовки как обычно поймал молодого из рослых, придравшись к пустяку, отправил на землю первым же хлестким хуком. Молодец, конечно, вскочил, но только для того, чтобы получить от Гусака вторую порцию зубодробящих ударов. И тем обиднее было возвращаться теперь назад. Тело ныло после оплеух взрослого мужика, под левой грудиной стремительно расплывался огромный фиолетовый синяк. Ничуть не лучше обстояли дела у приятелей. Оттого, может, и чесали языками оживленнее обычного. Шутка известная: кто хорошо болтает, тот меньше работает кулаками, и наоборот…

– Не-е, если бы не Сильвер, мы бы его точно замочили.

– Дурак! Если бы не Сильвер, он сам бы нас замочил. Вон какой жлобяра! – Гусак метнул в сторону чумазого Яхена ненавидящий взгляд. – Ты сам-то чего в стороне стоял? Видел же, как нас месят!

– Чего ты, в натуре? Я тоже помогал…

– Хрена ты помогал! Только на месте топтался. Даже Натовец его пару раз тюкнул.

– Кого он тюкнул? Ни хрена он не тюкал!

– Значит, я, по-твоему, гоню?!…

– Ладно тебя, Гусак! Чего он мог в этой свалке?

– А как малолеток трахать – это он может?

– Чего ж тут мочь? Тут, в натуре, все могут. А там реальная каша была – где кто, не разбери-поймешь… – щербатый Дуст циркнул слюной сквозь зубы, потер зашибленное плечо. – Мне вон в глаз брызнули, а кто брызнул? Я лично не уверен, что это колотушка мужика была. По почерку на твою похожа.

– Чего это на мою-то?

– А видишь ссадина? – Дуст показал заскорузлым пальцем на кровоточащую щеку. – Такое палево завсегда после перстеньков бывает. А у тебя, в натуре, печатка на указательном. У единственного! Вот и прикинь.

– Можно посмотреть на печатку через увеличительное стекло. – Предложил находчивый Шнобель. – Типа, если и там кровь, значит, точняк, Гусак приложился.

– Я лучше тебе ща приложу! – угрюмо пообещал Гусак. Оглянувшись на отставшего Шварца, сердито рыкнул: – Чего, в натуре, хромого изображаешь?

– Он-то как раз не изображает. Его тот хобот по копчику достал. Вот он и льет сопли… – оживленно шмыгнув, Дуст обернулся к хромающему приятелю. – Але, Шварц! Я слышал, у тех, у кого с копчиком напряг, может и на самую сисястую не встать.

Хоть и не было настроения веселиться, но пацаны с готовностью захохотали. За что и терпел Гусак языкастого Дуста – что мог хохмач поднимать настроение, мог бренчать на гитаре и петь песни, от которых сводило иной раз животы. Его хоть и прозвали за ехидство Дустом, но смешить он действительно умел. Да и в делах серьезного толка мог подмечать главное. Не его бы помощь, уж несколько раз могли бы спалилиться. И когда ларек брали в районе, и когда телок мяли на последнем выпускном вечере. Сам Гусак заводился, впадал в раж и забывал об опасности. Вечно смешливый Дуст головы никогда не терял, чем и нравился Папе, чем нравился даже помешанной на кокаине Любаше. По слухам, из всей ребятни именно Дуста она привечала чаще всего, а почему и за что – секрет! Может, песни его любила слушать, а может, умел, урод такой, охмурять и улещивать… Расспросить бы в подробностях – что делает да как, но очень уж тема щекотливая. Разве что улучить момент, да поговорить под пузырь белой…

– А если по чесноку, – Дуст глянул на него серьезными глазами. – Нас только сеть и спасла. Я этому гандону руку пытался удержать – какое там! У него бицепс, как колено у воспитахи из третьего отряда! Хорошо, Шварц сеть на него накинул. А то бы он ногами нас поразбрасывал. Спасибо, гитару не поломал.

– А зачем ты ее брал?

– Ну, так привычка.

– Привычка… – Гусак сплюнул под ноги. – С такой привычкой залетим когда-нибудь в ментовку. Это тебе не шрам и не бритая черепушка, – примета похуже прочих.

– А я, пацаны, другого опасаюсь, – подал голос Игнат. – Как бы Сильвер нас не сдал администрации.

– Ты чего прикалываешься, в натуре? Какой администрации он нас сдаст? Кому?!

– А если Папе скажет?

– Ну и что? Будто Папа не знает о нас ничего! – фыркнул Укроп.

– Знает или не знает – не в этом дело. – Рассудил Дуст. – Главное, что мы никого не тихарнули. Все живы, в натуре, здоровы. Вот если бы он нас на врачихе поймал, тогда было бы дело.

– А что было бы? – взвился Гусак. – И ничего бы не было! Зуб даю, Папа сам эту врачиху раз сорок имел. Чего ему – поделиться западло? На крайняк, даст разок по соплям и забудет.

– Хорошо, если забудет, а если нет?

– Забудет, не бзди… – Гусак остервенело потер зудящую голову. То ли не мылся давно, то ли не отошел еще от драки. – А Сильвер ваш сам по уши в дерьме. Ему стучать тоже нет резону. Он здесь, пока его терпят. Понадобится, Любаша его в любую минуту на зону сошлет.

– Опаньки! – шагающий впереди Укроп застыл на одном месте. Все равно как охотничий пес, делающий стойку. – Кажись, целочки плывут!

– Чего?

– Точно тебе говорю, сам покнокай!

– Ёкарный бабай!… Уж не те ли это мокрощелки, о которых Папа вчера толковал? – рванувшись вперед, Гусак впился глазами в далекие фигурки. Вся его команда устремила взоры в том же направлении. Укроп не ошибся. Взявшись за руки, две девчушки в бежевых платьицах вышагивали по зеленому лугу. Лет по четырнадцать каждой, на головах искрящиеся заколки, в руках свеженькие веники из одуванчиков.

– Чего это они за руки-то держатся? – Укроп судорожно сглотнул.

– А это у них, типа, лесбийская любовь. – Дуст хмыкнул. – Или не в курсе? Нынешним бабам с мужиками барахтаться в падлу.

– Во, дуры-то!

– Это как сказать. Может, и не дуры.

– В каком, типа, смысле?

– А в таком, – Дуст многозначительно поглядел на Гусака. – Я слыхал, у баб ощущения другие. Типа, значит, на порядок круче.

– От кого ты это слыхал? От Любаши, что ли?

– От кого надо, от того и слыхал. Они ж все друг про друга знают – и что гладить, и на какие эрогенные зоны нажимать.

– А нам эти знания по барабану!

– Вот потому и не хотят они с нами дело иметь. – Дуст кивнул в сторону разгуливающих подруг. – А этих, Гусак, я так просекаю, лучше не трогать.

– Чего это ты за них впрягаешься?

– Неприятностей не хочу. Сам же Папу помянул.

– А может, они из села?

– Не похоже, – Дуст мотнул головой. – Селянок пацаны давно уже распугали, – обходят лагерь за пять верст.

– Выходит, наши курочки? – Укроп нетерпеливо хохотнул, заегозил на месте ногами. – В натуре, уже хочу! Только чур, я первый!

– С чего это – первый?

– А кто их увидел? Ты, что ли?… Глянь, какие буфера, это ж окосеть можно!

Перевесив гитару на грудь, Дуст тут же с готовностью забренчал по струнам. Голос у него был гнусавый, но, странное дело, слушать его любили.

Все было просто, паренек ширялся,

Ну, а под ширево ловил незрелых цып,

Он был маньяк, но перед Папой клялся,

Что чист, как голубь, и невиннее овцы.

Он был крутой, как ствол на пилораме,

В сортирах люстры, шпалер в кобуре,

Двубортный клифт, фото папаши в раме,

Джакузи, телекс и борзая в конуре.

И бедных девочек он опускал и жалил,

Менты все знали, но их закон держал,

Всего лишь раз его слегка прижали,

Вмешался Папа, адвокат наш все сказал…

– Да заткнись ты! Спугнешь ведь!

– А может, наоборот? Бабцы – они песню народную любят…

– Только чур, я первый! – вновь проблеял Уроп.

– Сиди, козел, твой номер шестой! Первым он будет… – Гусак покосился в сторону Дуста. – Значит, думаешь, это новенькие, о которых Папа толковал?

– Откуда ж я знаю? Но он ведь собирался кого-то привезти. Могут быть и они.

– А на хрена они здесь нужны?

– Это ты у Папы спроси. – Дуст нервно теребнул басовую струну, сорвав случайный стебель, сунул в зубы. – Может, для съемок, а может, и для гостей.

– Если для гостей, то плохо. – Приблизившийся Шварц, коренастый, загорелый увалень, опустился на корточки, погладив ушибленный копчик, покачал головой. – Это ж, типа, спецзаказ. За такое можно и отыметь от Папы, въезжаете в тему?

– А если только одну? – азартно предложил Яхен. – Мы ж аккуратненько! Никто и не заметит.

– Ага, впятером аккуратненько – ты думаешь, в натуре, чего мелешь! – Дуст постучал себя кулаком по лбу. – Или хочешь лишнего геморроя?

– Да какой там геморрой! Все одно добру пропадать. Приедет какой-нибудь боров из города и порвет их как Тузик грелку.

– Может, порвет, а может, и нет. У стариков с этим делом редко получается. Вспомни, как сам помогал тому старперу…

Гусак довольно кивнул. Тот прошлогодний случай он помнил отлично. Действительно привезли из города какого-то индюка с фарфоровыми зубами, с залысинами на висках и вислым брюхом. Папа шепнул – будто какой-то высокий чин из столицы. Дескать, заехал поохотиться. На волков, а заодно на свеженьких нецелованных девиц. Нецелованных найти оказалось трудно, но для высокого гостя Папа специально расстарался. Девочку нашли и морально подготовили, в нужный момент и в нужном месте расстелили пластом, да только член у высокого гостя покачивался вялым шлагбаумом и дело свое делать решительно отказывался. Вялотекущая эрекция – так, кажется, выразился тогда Папа. Дело с грехом пополам выполнить сумеет, а вот сил на то, чтобы поломать целку, не хватит. В общем, «индюк» добрых полчаса пыжился и пыхтел, но в результате только окончательно иссяк. Тогда и выдали Гусаку шлепка по заду. Чтобы, значит, и «проход» девочке зачистил положенным образом и бравым своим примером вдохнул силы в червеобразный отросток высокого гостя. Ну, а Гусаку это только подавай! Девочка уже давно не сопротивлялась и даже не плакала. Так что с дефлорацией Гусак управился быстро. Плохо только, что гость, возбудившийся от быстро мелькающей мальчишечьей задницы, вознамерился пристроиться сзади. Нечего и говорить, что такой возможности Гусак ему не дал. Выскользнув ужом из смыкающейся западни из двух тел, он рыбкой сиганул в окно. Долгое время потом боялся, что за отказ гостю его накажут, но обошлось. Наоборот Папа даже похвалил, что не стал пидором. Хотя и посетовал: дескать, век наступает сучий, – только истинные воры и блюдут чистоту рядов. А во всем остальном – в правительстве, на сцене, в бизнесе – везде наверх выползают те, кто вовремя успевает подставить собственное очко. Позже даже показал какого-то хлюпика по телевизору, объяснив, что типчик этот задницей сделал себе карьеру. Был рядовым чинушей – огонек к сигаретам подносил, у машин встречал, башмаки чистил, а после переспал с нужными людишками, обстряпал кое-какие документы и враз стал олигархом. Теперь запросто скупает журналы с газетами, заводы с кораблями. Захочет – и сам сможет заказать любую эстрадную задницу…

– Так что делаем? Решаемся или нет?

Вероятно, Гусак пошел бы на попятный, но в эту минуту, добравшись до опушки леса, прогуливающиеся девицы раскатали на траве одеяло и, стянув с себя платья с бельем, улеглись загорать. Тела у обеих были белые, с ультрафиолетом почти не знакомые, и от вида молочных ягодиц у Гусака тотчас помутилось в голове. Все здравые рассуждения Дуста тут же отошли на задний план. Подобно Укропу с Яхеном он уже не мог спокойно оставаться на одном месте.

– Ладно, – решил он, – делаем только одну. И без экспериментов!

– А что со второй? Она ж заложит.

– Не заложит. – Гусак кивнул Шварцу. – Ты ей глазки завяжешь какой-нибудь тряпкой.

– Откуда я тебе тряпку возьму?

– Да хоть собственной футболкой завязывай, меня не волнует. Главное – чтобы не видела наших физий.

– А если увидит?

– Увидит – тоже не велика беда. Мы их так напугаем, что, хрен, о чем разболтают. Пообещаем, что под трактор положим или в колодце утопим.

– Может, все-таки не надо? – жалобно проблеял Игнат.

– Что, очко заиграло?

– Так ведь пронюхают Папа с Любашей! А если это их клиентки, – пополам потом разорвут.

– Может, и пронюхают, только откуда им знать, что это мы? – Гусак фыркнул. – Мало ли маньяков по лесам шляется! А тут парочка шалав – да еще загорать вздумали у всех на виду. В другой раз не будут разгуливать без ничего.

– Точно! – поддакнул Яхен. – Сами, блин, провоцируют, а после сопли распускают. Мы же, блин, не из железа.

– Короче, все будет в ажуре, пошли! – Гусак мотнул головой. – Шварц, берешь на себя ту, что слева и сразу мордой в траву, чтоб не дергалась.

– А почему ее?

– Да больно худая. Я таких не люблю… Правая вроде покрепче будет. И морда смазливая, и буфера подходящие. Я, в натуре, не столичный гость. Да и задолбали уже малолетки…

***

На этот раз атака удалась. Девиц застали врасплох, чему и сами жертвы в немалой степени поспособствовали. Обе лежали на своем покрывале, подставив солнцу незагорелые тела, кое-как прикрыв глаза листьями свеженьких лопухов. Так или иначе, но Шварц со своей задачей справился блестяще – с рыком навалился на худенькую блондиночку, перевернув ее лицом вниз, с силой придавив затылок. Хуже пошли дела с «крепенькой». Девица оказалась на удивление сильной и бойкой. Сунувшемуся вперед Яхену она бесцеремонно врезала в пах, а навалившемуся сверху Гусаку ударила пятерней в лицо, после чего вцепилась зубами в ухо. Не помог даже Укропчик, попытавшийся подставить девице подножку. Крепконогая «жертва» и здесь оказалась быстрее своих насильников. Зубы она, конечно, разжала, однако тут же молотнула пяткой по затылку незадачливого Яхена.

– Ах, ты ж падла! – держась за кровоточащее ухо, Гусак выхватил из кармана нож, с щелчком выбросил лезвие. Обычно выкидуха действовала на жертв гипнотизирующе, заставляя цепенеть соперников, лишая голоса самых истеричных девиц. Эта, впрочем, ножа не испугалась – все также молча попятилась в сторону леса.

– Спокуха, милая! – вездесущий Дуст шагнул ей за спину, отрезая путь. – Или хочешь бросить свою подруженьку на растерзание?

Сказано это было крайне вовремя, девушка и впрямь готова была сорваться с места. Теперь же, замерев на месте, она метнула в сторону спутницы испуганный взор. Впрочем, даже испуг ничуть не портил эту красотку, скорее – наоборот. Напряженная, нервно стискивающая кулачки, она стояла, чуть расставив ноги, одной своей позой провоцируя на безумства. Тело ее было не просто стройным, но и отчетливо мускулистым, а сильные ноги, без сомнения, могли крепко бить. Глаза девушки горели удивительным изумрудным блеском, на щеках успел разгореться гневный румянец, и оттого голая девушка казалась еще более привлекательной. Впрочем, охваченная похотью команда видела несколько иную картину, и редкую красоту девушки разглядел только один Игнат.

– Что вам надо! – дрогнувшим голосом крикнула обладательница изумрудных глаз. – У нас ничего с собой нет!

– Почему же ничего, кое-что есть… – Гусак глумливо ухмыльнулся. Не обращая внимание на боль в прокушенном ухе, лагерный вожак продолжал поедать глазами тугие грудки стоящей перед ним девицы. Судя по всему, Папа знал, кого подкладывать под своих друзей. Ясно было, что на такой товар западет кто хочешь.

– Что вам нужно? – вновь выкрикнула девушка.

– А ты не догадываешься? – Гусак щегольским движением перебросил нож из одной руки в другую. Он уже видел, что жертва артачилась только по инерции. Чуток надавить – и сдастся… – Короче, так, козочка: дашь по-хорошему, отпустим обеих. Без пыток, угроз и синяков.

– А если не дам?

– Куда ж ты денешься? Побежишь – догоним. Да еще накажем за непослушание.

– В очко все по разу трахнем! – брякнул Яхен.

– Можем и в очко, – подтвердил Гусак. – И даже не по разу.

– Что мы вам сделали? – в голосе девушки послышались панические нотки. Она качнулась назад и тут же вздрогнула, наткнувшись на руку Дуста.

– Пока ничего, но думаю, скоро сделаете. Слышала о такой штуке, как любовь по-французски? По-ученому говоря – минет. – Гусак смачно подмигнул приятелям. – Вот его ты нам и сделаешь, лапочка. Всем по очереди… Так оно даже лучше будет, а, Дуст? Хорошо я сообразил?… Папе ведь девочки нужны, вот и останешься целенькой.

– Хрен тебе! – в характерном жесте девушка ударила себя по сгибу правой руки.

– Брось ерепениться. – Покручивая ножом, Гусак сделал шаг вперед. – Ну, давай же. Тебе понравится, я знаю. Чего ты как неродная?

– А ты мне и так не родной! – взвизгнула девушка. – Не подходи, урод!

– Насчет урода – это ты зря. – Гусак покачал головой и сделал еще один вкрадчивый шажок. – Да и породниться нам – раз плюнуть. Десять минут – и гуляй, Вася.

– Перебьешься!…

– Дура! Тебя же все равно подложат под какого-нибудь борова. Сама прикинь – уж лучше с нами поиграться.

– Почему это лучше?

– Да потому, что, во-первых, с нами приятнее, а во-вторых, заступа на будущее появится. Тебя ведь Папа с Любашей сюда пригласили, верно? И денежки они тебе небось пообещали. Только это все дым! – для наглядности Гусак даже дунул на собранные в щепоть пальцы. – и кормить вас будут только до первой случки, и в платьишки красивые наряжать. А там пойдете по рукам и подешевеете, как драные купюры.

– Врешь!… Все ты врешь! – взвизгнула девушка, и изумрудные глаза ее наполнились слезами. – Нам только про фильм говорили! Слышишь ты! Про фильм и танцы!

– А что в том фильме с вами делать будут, Любаша не рассказывала? – более смело Гусак шагнул вперед, ладонью стиснул одну из грудок девушки. – Мы же с тобой и будем в том фильме кувыркаться. Может, еще и дружки мои присоединятся.

– Вали ее, не тяни резину! – хрипло выдохнул Яхен, но Гусак в его сторону даже головы не повернул.

– Ты красивая, – проворковал он, – мне такие нравятся.

– Не трогай меня! – откинув голову, девушка зажмурилась. – Не трогай меня, пожалуйста!…

– Да я же скоренько, чего ты! – жадные руки Гусака заскользили по голому телу, нетерпеливо разминая ягодицы, оглаживая бедра и спину. – Ну, давай же, козочка, чего тебе стоит? Тогда и подружку твою не тронем…

С горящим лицом Игнат продолжал взирать, как Гусак ломает психику молоденькой пленницы. В сущности он делал свое привычное дело. Привычное и любимое. И с каждым сладострастным движением вожака нечто острое глубже и глубже вонзалось в мальчишечье сердце Игната, творя непонятное, наполняя голову жарким туманом. Ядовитая волна гнева разливалась в груди, вызывая дрожь в коленях, заставляя сжиматься кулаки. Будь в его руках какое-нибудь оружие, пожалуй, он проще простого убил бы сейчас ублюдочного Яхена, пускающего слюни за спиной обнаженной девушки, убил бы и Гусака, уже стягивающего с себя спортивные штаны, убил бы ждущих своей очереди приятелей.

– Ну, давай же, цыпа… Поработай язычком…

И в ту секунду, когда девушка безвольно опустилась на колени, с ужасом взирая на волосатый пах Гусака, Игнат с рыком бросился вперед.

– Не касайся ее, гад!…

На пути его попытался встать Дуст, но правый кулак Игната смел его, словно кеглю, а в следующий миг он уже с рыком наваливался на Гусака. Какие слова и ругательства вырывались при этом из его груди, он даже толком не помнил, но хуже всего, что Игнат продолжал размахивать руками. В исступлении кулаки его месили воздух, пытаясь достать Гусака и Яхена, и раза два или три он даже умудрился попасть. Поскуливая от боли, рухнул на землю так и не дождавшийся своей очереди Яхен, а Гусак, получив звонкий удар по виску, воровато отпрыгнул в сторону, с готовностью поднял кулаки. Собственно, на этом столкновение и завершилось. Гусак неспроста был лидером лагеря – по слухам он хаживал одно время в боксерскую секцию и даже имел какие-то разряды. Более того, только Гусак – единственный из их детворы – запросто подтягивался на турнике до тридцати раз. Словом, Игнат ему был не соперник, что и было продемонстрировано перед всей честной компанией. Проведя обманный финт, Гусак достал Игната в солнечное сплетение и тут же завершил атаку первоклассной двойкой. С мычанием бунтарь рухнул на землю, и, разумеется, к избиению присоединились все прочие. Его пинали, словно футбольный мяч, в исступлении старались попасть в лицо, достать по затылку.