Текст книги "Мы из спецназа. Лагерь"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 10

Зданий на территории лагеря располагалось совсем немного – парочка складских помещений, бетонная уборная, столовая и три жилых двадцатиместных барака. Пустяк в сравнении с бетонными монстрами советских времен, но довольно солидно для эпохи «Постсоветикус». Кроме того, помимо означенных построек в лагере имелась еще одна архитектурная достопримечательность, а именно та самая резиденция, о которой рассказывал Стасу завхоз. Именно так между собой пацанва успела прозвать сросшееся из двух строений здание, напоминающее со стороны нечто до того дикое, что на ум тотчас приходили подвиги былых авангардистов, не чуравшихся скрещивать самые несовместимые цвета и формы. В первом из строений, похожем на гигантских размеров рифленый кирпич, разместился просторный, напичканный спортивными тренажерами зал, второе строение напоминало обезглавленную церковь – с каменными колоннами, высокими, стрельчатыми окнами и одной-единственной уцелевшей башенкой, опоясанной мраморными ангелочками. Кое-кто именовал башню «спасательной вышкой», но большинство странную эту конструкцию ассоциировали с вышкой сторожевой – из тех, что время от времени показывают в фильмах про отечественные зоны и фашистские концлагеря. Флаг, впрочем, на башенном шпиле развевался привычный – все тот же российский триколор, отчего вся территория лагеря приобретала вполне официальный вид. Несмотря на курчавящуюся тут и там колючую проволоку, несмотря на европейские стеклопакеты, несмотря на бревенчатую кладку, стыдливо прикрывающую каменный фундамент резиденции. Так или иначе, но именно в этом домике протекала главная жизнь лагеря, и именно в это здание не имели права заглядывать случайные дети. Тем не менее, Гусак этой чести сегодня удостоился. Точнее – его удостоили…

А в общем, Чан был стопудово прав, не советуя бегать с жалобами к Папе, но кто же слушает добрые советы! По дурости своей Гусак сунулся во двор резиденции и даже успел выпалить пару гневных тирад, но на этом его миссию и прервали. Подростка сгребли за воротник, грубо втащили на крутое крыльцо и тычком препроводили вглубь апартаментов. Разумеется, это снова были клешни Косты, главного телохранителя Папы, а уж с этим костоломом спорить представлялось крайне неразумным. Разумеется, Гусак трепыхался и размахивал ручонками, но бывший призер Питера по боксу и обладатель черного пояса по кёкушинкаю, церемониться с мелочевкой вроде Гусака не собирался. Ни школьные достижения парнишки (два последних класса Гусак одолевал вдвое дольше положенного срока), ни его спортивные успехи, конечно, не могли впечатлить меднолобого Косту. Все телодвижения Гусака на фоне атлетической фигуры телохранителя выглядели не более, чем трепыхание окунька, угодившего на крючок. Сравнение был тем более уместным, что самым подлым образом Коста подцепил паренька под ребра и, подняв перед собой, внес в главную комнату, где и швырнул на широкий, занимающий добрых полкомнаты диван. С пылающим лицом Гусак попытался было вскочить, но немедленно угодил под каучуковый кулак Косты. Уже в падении его достал сам Папа. Таким образом, повторно Гусак рухнул уже в состоянии полного «гроги». Звуки еще доносились до его слуха, он даже понимал отдельные слова, но общий смысл усваивал с трудом. Впрочем, особой мыслительной работы от него и не требовали, – ему делали внушение, и он это внушение должен был безропотно выслушать.

– Я вижу, тебе понравилось… – желтое лицо Папы надвинулось вплотную, на секунду заслонило потолок. А чуть позже на грудь Гусака опустился замшевая ступня Папиного сапога. Эти самые мокасины (действительно американские, да еще ручной работы) были давним предметом гордости лагерного вожака, и даже не знавшие Папу люди немедленно узнавали его по голливудской обувке. – Значит, жаловаться приполз? Молодец! Видать, сам сообразил, что наказали недостаточно? Так мы тебе сейчас добавим…

– За что, Папа?… – стон Гусака тотчас прервался энергичным движением мокасина.

– Выходит, еще не врубился?… А ведь мы можем и кого из обиженных пригласить – так сказать, для пущей доходчивости. Ты, короед, многих тут обидел. Вот они с тобой и потолкуют. Еще даже почище Любаши с Косты.

–Я же ничего такого… – Гусак попытался было осторожно приподняться, но плечо его тотчас хрустнуло под пальцами бдительного Косты. Хватка у бывшего чемпиона была жуткой. Пришлось даже стиснуть зубы, чтобы не закричать.

– Ты, братишка, целку из себя не строй. Ты девочек наших хотел обидеть. – Папа наконец-то убрал с груди парнишки ногу, вальяжным шагом прошелся по комнате. Взяв со стола длинную пятнистую сигару, щелкнул зажигалкой. – Скажи спасибо своему Натовцу, что вовремя тебя остановил.

– Да чего такого-то мы сделали? – снова забубнил Гусак. – Даже и не успели ничего…

– Успели бы, я бы с вас шкуру живьем спустил!

– Да первый раз, что ли? Они ж сами провоцировали! Голыми по лесу ходили!

– Они загорали, ты понял. Это мое указание было! Мне белотелых здесь не нужно. Вот они и загорали!

– Так откуда же я знал!… – Гусак уже почти рыдал от боли. Пальцы Косты, словно невзначай гусеницами переползали с места на место, перетирая его плоть в фарш, обещая превратить плечо в сплошной синяк.

– Засохни, кусок говна! – совершенно безразличным движением Папа ткнул в сторону Гусака зажженной сигарой. – Кто ты есть? Ноль, пустое место! За тебя даже поручиться некому. Кроме меня, конечно… А ты знаешь, что это такое, когда ни одна тварь не готова за тебя поручиться?

На этот раз Гусак благоразумно промолчал.

– А это значит, дружок, что ты исчезнешь – и общество не зевнет, не поперхнется. О похоронах с гробом забудь! Никто даже не заметит твоего исчезновения. Дунул ветерок, – и не стало. – Папа и впрямь брезгливо сдул просыпавшийся на рукав пепел сигары. – И не вздумай, апарыш, обижаться. Сам знаешь, как поступают с обиженными. Это во-первых, а во-вторых, помни, что учат всегда тех, кого любят. Вот и я тебя, дурака, учу. Потому как надеюсь, что рано или поздно станешь человеком.

– Но они же обычные шалашовки!…

– Идиот! – нижняя губа Папы брезгливо изогнулась книзу. – На этих шалашовках мы будем делать капитал, вкуриваешь?

– Какой еще капитал?

– Настоящий! – сигара Папы величаво выписала в воздухе полукруг. – И это не кто-нибудь, – это я тебя толкую! Мы здесь не в игрушки играем, у нас – бизнес! А для хорошего бизнеса нам и товар требуется непорченный – такой, на который настоящая рыбка клюнет… Отпусти его, Коста. Думаю, он все понял. – Папа пристально взглянул на потирающего плечо паренька. – Так ты понял мою мысль, сынок?

– Понял-то понял, только этого шкафа, – Гусак свирепо зыркнул в сторону Косты, – я когда-нибудь все равно завалю.

– А завалилка не отсохнет? – ласково поинтересовался Коста.

– Ну, это уж у кого раньше! – Гусак дерзко сверкнул зубами. – Ты не сомневайся, я и подождать могу.

– А не устанешь?

– Ждать – не шпалы таскать, так что своего момента дождусь. Падлой буду, но дождусь! А уж тогда поговорим по-настоящему!

– Гляди-ка, волчонок какой! – Папа с любопытством покосился на своего телохранителя. – Не боишься оставлять такого зверя на свободе?

– Шутите? – Коста со скрипом потер небритую челюсть, небрежно повел литым плечом. – Сейчас мне таких, как он, с десяток надо для серьезного разговора.

– Он не про сейчас, – он про потом толкует.

– Потом – штука скользкая. Я так смекаю: либо этот зверек поумнеет, либо сдохнет.

– Тоже верно, – Папа с усмешкой хлопнул Гусака по плечу, отчего тот немедленно скорчился. – Готовься, Гусенок, в город поедешь.

– А с кем?

– Пока один. Толпой там лучше не отсвечивать.

– Делать-то чего нужно? Телок опять ловить?

– Хватит, отловился. Кента одного выпасти нужно. Без шума и лишнего гонора. Я тебя потому и выпускаю, что пацанов он не ждет. Вот и будешь следить. Заодно товар ему подкинешь.

– Кто такой хоть?

– Гость наш будущий. Сазан жирный, но очень и очень пугливый. – Папа неспешно погрозил пальцем, и Гусак завороженно уставился на его огромный перстень. – Нам этого сазана подсечь нужно. Осторожно и грамотно. Вот ты мне и поможешь.

– А как же здесь?

– А что здесь? Присмотри среди свои щенков кого поспособнее, поручи ему продукты и пацанву. Не мне тебя учить.

– Шалить будут.

– Значит, дисциплинку подтяни. Если кто из муфлонов затесался в ряды, – вычисти. Нам лишнего хлама не нужно.

– Так только скажите! – Гусак с готовностью поднялся. – Зачем бить-то?

– Без битья, сосунок, воспитания не бывает. – Приблизившись, Папа неспешно похлопал Гусака по щеке. – А из тебя, я уже сказал, не дешевый жиган и не лох должен выйти, а честный пацан.

– Думаете, получится? – сипло поинтересовался Коста.

– Получится, – Папа взглянул на него без тени усмешки. – Будем стараться, обязательно получится.

– А оно нам надо?

– Надо, Коста, еще как надо! Или забыл уже, что говорил великий грузинский уркаган?… Кадры решают все! А кто у нас здесь эти самые кадры? Может быть, я или ты? Не-ет, Коста, мы с тобой уже старички. – Сигара Папы ткнулась в направлении Гусака. – Вот он наш главный кадр! Прыщавый, как огурец, глупый и жадный. Его и будем толкать наверх.

– Лишь бы этот прыщавый огурец не споткнулся… – на каменном лице Косты не дрогнул ни один мускул.

– Не страшно, – Папа растянул тонкие губы в змеиной улыбке. – Споткнется, поправим. Это мы делать умеем…

***

– Ну! Что шнифты вылупили? Не видели никогда?

В изумлении глядя на припухшую физиономию Гусака, Дуст только покачал головой. Шварц ограничился усмешкой.

– Кто ж тебя так?

– С Костой поцапались, – Гусак мельком глянул на себя в зеркало, сердито поморщился. – Короче, вломили мне сегодня по полной. Сначала Любаша в лесу чуть не прикончила, а потом в резиденции на кулаки поставили. И все из-за тех телок с Натовцем гребанным!

– Ты думаешь, это он настучал Папе?

– Да мне по фигу кто стучал! Кайф-то нам Натовец поломал? И по затылку мне звезданул он. – Гусак яростно пристукнул кулаком по раскрытой ладони. – Короче, наказать надо козла. По полной программе, вкуриваете?

Шварц задумчиво потер переносицу.

– Вообще-то пацан приборзел. Вон и Яхену грудянку отбил.

– А я что толкую!

– Дело-то верное, только Коста часом не возбухнет? – поинтересовался более осторожный Дуст. – Возьмет – и еще разок накажет.

– Не боись, он свое слово уже сказал. И Папа не будет против. – Гусак по-боксерски резко выдохнул из себя воздух. – Короче, на раз надо воспитать козлика.

– Да он и так сделает все, что скажем.

– Может, и сделает, только и продаст при первом удобном случае. Все равно как на той поляне.

– Так уже вроде получил за ту поляну.

– Значит, мало получил! Пусть с мое попробует. – Гусак припомнил слова Папы, снисходительно похлопал Дуста по щеке. – Без битья, сосунок, воспитания не бывает. Короче, опускать пора мальчика. На самое дно. Вот тогда он и будет у нас шелковым.

– Так-то оно так, только как бы палева не вышло.

– Чего ты боишься?

– Так это… Его ж на родичей раскручивать собирались.

– Сто лет пройдет, пока соберутся. Или думаешь, он должок свой добровольно отдаст? Хрен там! – Гусак фыркнул. – А поучим муфлона, – и нас уважать станет, и должок свой скорее вернет.

– Ясно…

– Ну, а раз ясно, значит, останешься за главного.

– Чего?

– Я говорю: мазу останешься здесь держать. Возьмешь на себя столовку и прочую хрень.

– А ты куда?

– Я временно отчаливаю…

Дуст понятливо напрягся, даже оглянулся по сторонам.

– Никак дельце замаячило?

– Точно, – Гусак кивнул. – В город мне надо, кента одного попасти. Не кто-нибудь, – сам Папа посылает! Прямо сейчас и поеду.

– Вернешься-то скоро?

– По ходу решу. А вам надо тут гниль почистить. Чтоб не завоняло ненароком. Вкурили, козлики?

Дуст со Шварцем – оба с готовностью кивнули. И тот, и другой были не согласны насчет гнили и предстоящей чистки, но вожак на то и вожак, чтобы его слушаться. Приказы, конечно, скверная штука, но по слухам, они даже в армии не обсуждаются…

Глава 11

Спустя каких-нибудь десять минут, Игнат уже сидел в подсобке с Аленой и, нескладно пересказывая сюжет недавних событий, взирал на лагерный двор через загаженное мухами стекло. Далеко направо простиралось поле с баскетбольными кольцами, чуть ближе тянулась череда ржавых брусьев и турников. Тут же красовались вкопанные в землю автомобильные покрышки, под которыми обычно заставляли проползать проигравшихся в карты. Налево тянулась череда двухэтажных бараков – довольно изношенных, с выпирающими наружу трухлявыми досками, с множеством скабрезных словечек на стенах, знаменующих собой местное графити.

– Да-а, удивил ты меня, Натушка! Ты же вроде никогда не дрался.

– Я и сам удивляюсь.

– Очень интересно!– покачивая головой, Алена отошла к стене, уселась на свернутый рулоном рубероид. Щелкнув зажигалкой, прикурила пару сигареток, одну протянула Игнату.

– Держи, буян, по такому поводу угощаю.

– С начинкой?

– Само собой.

– Откуда ж такое богатство?

– Значит, достала, какая разница!

Игнат глубоко затянулся, по-кошачьи зажмурился.

– Хорошая травка! Каждый день бы такую курить!

– Ты курить-то кури, а о деле не забывай. Я тебя сюда не за тем позвала, чтоб твои истории выслушивать!

– А зачем?

– Ко мне Любаша сегодня подваливала, прикидываешь? О долге напоминала.

– Так это она тебе косяк сбросила?

– Ну, и что? Мы ей так и так должны под самую завязку. Косяком больше, косяком меньше – какая, фиг, разница?

– Когда больше – всегда лучше, – Игнат мечтательно затянулся. – Тогда любое палево можно пережить.

– Хрен, ты переживешь! – Алена презрительно фыркнула. – Ты хоть раз серьезно задумывался о том, что с нами будет?

– Откуда мне знать? Я не генеральный секретер, чтобы голову за каждый день ломать.

– Ну, а не будешь ты ломать, значит, тебе сломают! Придуркам – им завсегда головы ломают.

– Следи за базаром!

– У меня нормальный базар, Натушка.

– Ничего себе – нормальный! Ты ж вчистую наезжаешь!

– Потому и наезжаю, чтоб мозги тебе прочистить. Любаша ведь не шутит. Вот зажмут нас с тобой в угол – и запоем тетеревами!

– Значит, это… Надо ускоряться. Типа, как товарищ Грибачев предлагал.

– Шутки шутишь?

– Причем тут шутки? Жизнь-то, бляха-муха, идет! Вот и не фиг кукситься… – Игнат выпустил перед собой пару аккуратных колец, в одно из них тут же попытался нырнуть макушкой. При этом чуть было не растянулся на полу, сам же над собой и засмеялся. Травка явно подействовала на него, и Алена тут же пожалела о подаренном косяке.

– Так что делать будем, весельчак?

– А что нам делать?… – приятель легкомысленно пожал плечами. – Работаем по прежнему плану. Они ведь съемки готовят, а мы свои, в натуре, проведем! Камера в надежном месте, диск есть, чего ты волнуешься?

– А это ты видел? – Алена кивнула в сторону окна. – Похоже, накрывается наша съемка.

– Что там еще? – Игнат лениво повернул голову. – Вроде чинят что-то…

– В том-то и фокус! Любаша работягу вызвала, сейчас он крыши латает. Значит, и до твоей дырки над студией доберется.

– Ну?

– Баранки гну! Мы ведь через нее снимать собирались. Вот заделает ее – и как снимать будем?

– Может, не заделает? У нас ведь быстро ничего не чинят.

– Этот починит! Вон какой бугай! Вчера с мастерской ковырялся, а сегодня уже здесь. – Алена внимательно следила за работой незнакомца. – Доски как перышки в руках вертит!

– Да уж, амбал!… – Игнат приблизил к окну лицо. – И шрам через всю грудь. Как пулеметная лента у матроса… Ха! Да я его знаю!

– Откуда?

– Так это ж на него нас Гусак натравил. Сказал, воспитать надо новичка, ну, мы и попробовали.

– И что?

– Ничего. Сильвер прискакал, разогнал всех… Хотя я так прикидываю, этот типус и без Сильвера устоял бы. Во всяком случае, лягался он здорово! – Игнат невольно потер ноющую голень. – Нога до сих пор болит… И как достал, непонятно! Я ведь ближе двух метров к нему не приближался…

– Он красивый, – с непонятной интонацией протянула Алена.

– Чего?… Красивый? – Игнат недоуменно поглядел на собеседницу, вновь перевел взор на работягу. – Да вроде ничего особенного. Обычный мужлан. Даже татуировок путевых нет.

– Дурачок ты! Причем тут татуировки?

– А что тогда причем? Длина члена?

– Вот и снова выходит, что ты дурачок! Дело, Натушка, не в члене и не в татуировках.

– А в чем?

Прежде чем ответить, Алена затянулась косяком, на пару секунд задумалась.

– Я так думаю, что в энергии дело.

– Какой еще энергии?

– А такой, – я вот гляжу на него сейчас и вижу, что в нем это есть. Живой он, понимаешь? Мы с тобой – картонки фальшивые, а он – живой. Захочет – и бабу любую забодает, и мужиков толпу отдубасит…

– Ну, ты выдала!

– А что? Я не удивлюсь, если его назначат телохранителем Любаши.

– В смысле, значит, хахалем?

– Ну да, хранителем ее дражайшего тела.

– А как же Коста?

– Что Коста? Коста при Папе отирается. И потом Косту она уже до печенок проела. Она ж такая, ей свежатинки хочется.

– Свежатинки? – Игнат гоготнул.

– А как ты думал! Она по этим делам – та еще соска. Сам, небось, знаешь.

– Чего это я знаю!

– Знаешь, знаешь, глазками-то не убегай!

– Вот, дура-то! – чувствуя, что краснеет, Игнат торопливо отвернулся.

– Еще скажи, что не было у тебя ничего с ней!

– Ясное дело, не было!

– Хрен, я тебе поверю. – Алена переложила окурок из правой руки в левую, подцепив ногтем на полу случайную щепку, попыталась оторвать. – Уж с этой зубастой лялькой вы все успели покувыркаться.

– Причем тут мы-то? Она сама к себе пацанов таскает.

– Еще бы – с такими зубками и не затащить! Вы против нее – все равно что телята против волчицы. – Алена хмыкнула. – Ты часом не интересовался, как у нее зубки во рту помещаются?

– А ты сама рискни! Я посмотрю, как тебя эта лярва разукрасит. После такой заявы станешь еще симпатичнее, чем я.

– Симпатичнее быть трудно. – Алена с любопытством пригляделась к Игнату. – И губки припухшие, и фонарь, и гультя над ухом… Небось, втроем тебе мутузили?

– Впятером, – горделиво отозвался Игнат. – Только ты не думай, я тоже кое-кого успел отоварить. Даже Гусаку по шарабану разок врезал. Даже пальцы зашиб.

– Ишь ты! Чего ж он тогда пожалел тебя?

– Откуда мне знать? Гусак – он ведь такой. Хрен поймешь, что у него на уме. Сегодня одно, а завтра – другое.

– Это точно, он – жучила из темных. – Алена наконец-то оторвала от половицы щепку, примериваясь, сжала ее в кулаке точно кинжал. – Ему бы в тюрьме сидеть, а он в детском лагере малышню гоняет.

– Не беспокойся, посадят когда-нибудь.

– Слушай, а ты чего на него кинулся? Я слышала, из-за Таньки все получилось?

– Какой еще Таньки?

– Ты не прикидывайся! Я о той девке – из новеньких. Рассказывают, будто они там голые с подругой загорали. Правда, что ли?

– А что такого? Все загорают.

– Но не все на таких голышек западают.

– Ну, а я запал, тебе-то что?

– Да ничего, просто интересно, – Алена обхватила рукой колено, качнулась телом. – Даже не думала, что из-за какой-то соски ты на Гусака буром попрешь.

– Она – не соска!

– Верно, она – лесбиянка. Ей мужики, если хочешь знать, вообще не нужны.

– Врешь ты все! – лицо Игната перекосилось. – Что вы вообще о ней знаете!

– Стало быть, знаем. Ее ж сюда затем и пригласили, чтобы с подружкой перед камерой обжималась. У них номер такой, прикидываешь? И Гусаку твоему Папа втык за нее сделал. Телки-то по его приказу загорали. Чтоб молоком, значит, не отсвечивали.

– Ну, и что?

– Да ничего. Просто хочу понять, что ты в ней нашел.

– Слушай, может заткнешься!

– Ух, ты, ох, ты! Аж пятнами весь поплыл. Точь-в-точь – как мухомор! Правильно тебя пацаны Натовцем прозвали. – Алена покачала головой. – Натовец и есть! Чуть что твое тронули – и зверем начинаешь смотреть.

– Чего это зверем-то?

– А скажешь – нет? И ругаться готов, и драться.

– Ну, и что? Причем тут НАТО? За свое в этом мире все дерутся.

– Все, да не ты. Такой раньше смирный был, без пяти минут комнатный мальчик – и вдруг на Гусака поднялся! – Алена фыркнула. – И потом Танька эта – еще не твоя.

– Значит, будет моей.

– Вот будет, тогда и толкуй. Сам знаешь, за базар у нас строго спрашивают. А лучше, если нормальную бабу найдешь. Тогда и трепа никакого не будет. И пацаны поймут, и та же Любаша.

– Нормальную – это какую же?

– Да вот хоть меня! Чем я хуже твоей Таньки?

– Чего?!… – изумление на лице Игната было столь неподдельным, что Алена с ухмылкой махнула рукой.

– Ладно, проехали…

– Нет, погоди! Ты что, серьезно хочешь пустить цинк по лагерю о нашей связи?

– Может, и хочу! – с вызовом отозвалась девушка. – Или боишься?

– Чего боюсь-то… – Игнат смущенно повел плечами. – Не в этом же дело.

– А в чем? – жестко спросила Алена.

– Ну… Типа, сама должна понимать… Во-первых, у меня с Танькой, может, что получится, а во-вторых, мы же с тобой акцию готовим.

– Значит, акцию со мной, а шуры-муры с Танькой?

– Во дает!… – Игнат даже ногой притопнул. – Да ты вспомни, как я полгода назад сам тебе предлагал! Предлагал ведь?

– Ну…

– А теперь вспомни, куда ты меня послала?

– Я и сейчас тебя туда пошлю!

– Тогда что за дела? Чего ты меня напрягаешь всякой глупостью?

– А скучно!… – Алена с силой швырнула щепку в окно. Игнат проследил за ее полетом, вновь уткнулся взглядом в сидящего на крыше рабочего. Крепкогрудый мужик продолжал лихо перебрасывать из руки в руку двухдюймовые доски, с размеренностью прилаживал их на свои законные места, быстрыми ударами прибивал. Тяжелый молоток в его ладони казался игрушечным, а десятисантиметровые гвозди он вгонял в дерево чуть ли не с одного удара. Игнат поймал себя на мысли, что завидует работяге. Будь у него такая же сила, не случилось бы вчерашнего позорного избиения. Хотя… Не таким уж и позорным оно вышло. А сегодняшней схваткой можно было и вовсе гордиться. Во всяком случае, слух по лагерю обязательно прокатится, и та же Танька, конечно, об этом узнает. Плохо, что Дуст затаит злобу, но если держать ушки на макушки, то все в принципе может обойтись.

Мотнув головой, Игнат снова взглянул на Алену.

– Слушай, а может, ракетой в них запузырить?… Я на полном серьезе! Сожжем резиденцию вместе со студией – и все дела!

– Какой ракетой, о чем ты?

– Да хоть даже самодельной. Вон, в Китае каждый год конкурс ракет устраивают. Набивают бамбуковые стволы порохом, приделывают хвосты из фанеры – и готово. Самые крутые конструкции, прикинь, на пять километров взлетают! И размеры у них не маленькие – от полутора до четырех метров!

– У тебя что, бамбук с порохом есть? Из чего ты ее сделаешь, придурок!

– Можно и не делать. Помнишь, небось, как в прошлом году салют здесь устраивали? Ракеты у Папы брали. И еще остались, гадом буду! Если взять парочку, можно и попробовать.

– Да чушь это все! Порох, ракеты… – Алена притушила окурок, неловко поднялась. – Пошли, что ли, на воздух, все равно ничего толкового не выдумаем. А насчет травки ты не прав. Дохлая травка. Ни на грамм не возбудила.

– Да?… А мне понравилось.

– Это потому что ты маленький еще. Даже в Таньку свою влюбился по-детски.

– Ты чего несешь?

– Я не несу, а говорю. Ребенок ты еще.

– Сама-то!

– Что сама? – Алена бросила в сторону окна задумчивый взгляд. – Я, Натушка, уже с полсотни мужиков перепробовала, а для бабы это, ой, как много. Так много, что тебе дурачку даже представить сложно…

– Почему сложно-то?

– Да потому, что ты пусть маленький, но мужик. – Алена порывисто вздохнула. – Но посидели мы все же не зря.

– В смысле?

– Да идейка одна появилась…

– Что за идейка?

Алена загадочно покачала головой.

– Расскажу, но не сейчас…

Впрочем, что-либо рассказать она бы все равно не успела. Дверь в подсобку с треском распахнулась, внутрь влетело несколько парней. Крепкий удар ослепил Игната, и лишь секундой позже он сообразил, что лежит на полу, и верхом на спине его сидит мускулистый Шварц. Игнат попытался было вырваться, но держали его крепко.

– Спокуха, Натовец! – рыкнул Яхен. – Будешь рыпаться, таких наваляем, кровью харкать будешь.

– И харкать, и писать. – Добавил Шварц, подкрепив свои слова злым ударом по почкам. Бил он не сильно, но точно – настолько точно, что Игнат поперхнулся от боли.

– Вы чего, в натуре! С ума спрыгнули!

К самому лицу Игната склонил свою физиономию Яхен.

– Да ты не волнуйся. Всего-то и придется потерпеть – с десяток минут. Мы с пацанами быстро управимся.

– Вы чего задумали, суки! – Игнат заегозил на полу с новой силой. – Что я вам такого сделал?

– Ты, падла, Яхена обидел. – С блатным припевом произнес Дуст. – И Гусака прилюдно оскорбил. Жестко оскорбил, вкуриваешь?

– Да он же сам мне потом заступу дал!

– Как дал, так и обратно взял. И тебе, братан, придется расплачиваться. Гусак говорил: ты Любаше должен. Пять косарей бакинских.

– Три же было!

– Проценты, урюк, капают. Или арифметику в школе плохо учил?… Давай, Укроп!

Вкрадчивым шагом перед Игнатом вышел Укропчик, демонстративно расстегнул ремень.

– Мы отдадим! С процентами! – истошно выкрикнул Игнат. – Скажите Гусаку – мы вдвое заплатим! Пусть поручится за нас.

– Ага, еще на правило с вами отправляться, разбор устраивать! – Дуст, оставшийся возле двери, издевательски хохотнул. – Да Любаша с прибором положила на ваше слово! Ей бабки нужны. Реальные и сегодня.

– А где я их возьму? – взвизгнул Игнат.

– Тоже верно, – поддакнул Укропчик. – Мы ведь, братан, не звери, тоже понимаем, что бабок пока нет? Ведь нет же, правда?

– Нет, – Игнат кое-как кивнул. – Но мы заработаем! Гадом буду, заработаем!

– Правильно, заработаете. Только чем вы их будете зарабатывать, ты об этом думал, чмо? – Укропчик кивнул на Алену. – Вот у нее рабочий инструмент в порядке – всегда при себе, а твой где?

И в ту же секунду ладонь его ласково похлопала Игната по ягодицам.

– Вот, паря, твой инструмент. Приучайся пользоваться. Им и будешь отрабатывать долг.

– Вы чего спятили! – Игнат снова дернулся. – Вы что, за гомика меня держите?

– Спокойно, братан, это не наше слово, – так Гусак решил. А ты знаешь: его слово – закон. – Укропчик гадливо улыбнулся. – Ну, а чтобы вам легче работалось вашими инструментами, мы вам их малость подрехтуем. И ей по разочку вставим, и тебе до кучи.

– Гады!…

Шварц попытался было зажать рвущемуся Игнату рот, но парнишка так сдавил челюсти, что, зарычав от боли, насильник рванулся в сторону. Воспользовавшись этим, Алена тараном метнулась к выходу, по пути сшибла зазевавшегося Шнобеля. Дуст попытался было ее удержать, но его отшвырнул в сторону вскочивший Игнат. Быстрее молнии они вылетели за порог.

– Уйдут, суки!

– Не уйдут, спокуха! – взметнувшись с пола, Шварц словно пушечное ядро ринулся за беглецами. Как ни крути, а с тем, кто пробегает стометровку за двенадцать с небольшим секунд, состязаться сложно. Из подсобки заговорщики успели выбежать, но на этом их жалкие успехи и завершились. Первой на землю Шварц сшиб Алену. Игнат успел оторваться чуть дальше, но и его коренастый атлет догнал мгновением позже. На этот раз не стал даже толкать – просто подсек футбольным финтом, заставив кувыркнуться в воздухе и юзом проехаться по песчаной почве. Подскочившие напарники довершили дело энергичными пинками. Футбол был одной из немногих игр, что приветствовались в лагере, а потому пинать здешний контингент умел очень даже неплохо…