Текст книги "Мы из спецназа. Лагерь"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

– Хорош, чижики! – отступивший в сторону Гусак великодушно хлопнул в ладоши. – Я сказал: хорош! Нам труп не нужен. Поднимай его и потопали!…

Не слишком церемонясь, подростка вздернули на ноги, подтолкнули в спину. Кто-то из пацанов, не удержавшись, вновь ударил по лицу, но странное дело – боли Игнат не ощутил. Кое-как переставляя ноги, он продолжал видеть перед собой чуть припухшие губы девушки, нежный овал ее лица и изумрудного цвета глаза. Верно, в этом изумруде и крылась причина тех перемен, что произошли сейчас с ним. Объяснение напрашивалось одно-единственное: Игнат безнадежно влюбился. Влюбился впервые в своей жизни. Одномоментно и бесповоротно.

Глава 8

Сидя в офисе охранного агентства, Шебукин возмущенно рассказывал:

– Я ведь не сразу туда рванул, сперва в Управление свердловской железной дороги подался, думал по своей наивности через них все узнать. Только там тоже козлов хватает. Обломили, как дауна последнего. Пытался одному чувачку с лычками про Стаса нашего рассказать. Про девчонок погибших и прочие дела. А потом, смотрю – эта падла зевает! Я ему про кровь, а он зевает!…

– Чего ты заводишься? Ну, не выспался человек, мало ли что?

– Да причем тут – не выспался? Не в этом же дело! Ему, курве, насрать на всех нас! Еще и зевать-то пытается скрытно! Первый раз видел, что так можно зевать. То есть голова, значит, неподвижная, глазки участливые, а шейка этак набухает и жилы вот здесь вздуваются. Прикидываете, какой урод! А будто я, с понтом, не вижу! Он же вот – в метре от меня развалился – боров недорезанный! – Шебукин судорожно стиснул кулак. – Ох, потолковать бы с таким где-нибудь на темной улице!…

– Да успокойся ты со своим чинушей! Нашел, на кого губу вздувать! Ты нам про разведку свою рассказывай.

– А чего ему рассказывать? – прогудел из своего угла Тимофей. – Нашлепали, небось, по ушам и развернули на сто восемьдесят градусов. Вот он и кипит теперь.

– Ну, по ушам, положим, не нашлепали, а развернуть – действительно пытались. – Мишаня преспокойно откупорил бутыль с минералкой, набулькав полный стакан, залпом опустошил. – Только главное я все равно успел высмотреть.

– И что же ты там высмотрел?

– Да то и высмотрел, что в придорожной лесополосе тотальный шмон, и шерстят, судя по всему, спецы. Видел там пару собачек на поводках, и даже обормот какой-то с рамкой ходил.

– Экстрасенс, что ли?

– Кто ж его знает… Но вполне может быть. Я от знакомых слышал, что в Конторе полно таких специалистов. Сейчас-то их малость подсократили, а во времена Горбачева с Ельциным целые отделы штаны протирали – порчу, ядрить их налево, от властей отводили.

– А на дороге-то они что делали?

– Тоже, видать, следы искали.

Дмитрий Харитонов невольно переглянулся с сидящим в кресле Тимофеем.

– Следы?

– Вне всякого сомнения! – Шебукин энергично кивнул. – Террор – он ведь на пиаре держится. Значит, нужны кадры, нужно фотоподтверждение сделанного. А откуда лучше снимать взрыв? Как раз из такой вот лесополосы.

– Выходит, ты полагаешь, что взрыв тех вагонов снимали?

– Больше чем уверен!

– И судя по всему – не ты один… – Харитонов возбужденно прищелкнул пальцами. – Что ж, картинка и впрямь получается логичная: хозяин взрывчатки на виду не маячит, в очередях не торчит, – сразу занимает свое законное место в кустиках, настраивает антенну и ждет. Подружка его тоже знает, что делать, – преспокойно покупает билет, садится в вагон и едет, ни о чем не подозревая.

– Так уж не подозревая?

– А какая, фиг, разница? Им перед операцией головы так дурят, что хоть заподозревайся. – Дмитрий пожал плечами. – И потом ей действительно могли сказать, что сам акт состоится в ином месте и гораздо позже. Вот и ехала себе без особых нервов, ведать не ведая, что все за нее давно решили.

– А он, значит, установил камеру и снимал себе спокойненько… – пробормотал из кресла Тимофей.

– Точно! И я так поначалу рассуждал. – Мишаня хлопнул себя по колену, в возбуждении налил себе еще минералки. – Дескать, номер вагона оговорили заранее, так что наводить камеру знали куда. И кнопочку этот гад тоже знал, когда нажимать.

– Погоди, погоди! Что значит – поначалу? – кустистые брови Тимофея недоуменно сошлись на переносице. – А сейчас ты что же – больше так не думаешь?

Шебукин величаво покачал головой.

– Представь себе – нет!

– А какие резоны?

– Да самые простейшие! Очень уж большой риск – торчать вблизи железнодорожного полотна. Сами вспомните, как быстро развернули программу «Антитеррор». Уже через четверть часа перекрыли все дороги, место взрыва взяли в тройное кольцо и даже вертолеты в воздух подняли. Спрашивается, на кой это было нужно нашему долбанному террористу? Тем паче, и улики при нем атомные! Видеоаппаратура, радиопускач…

– Ну, пускач он, положим, и сбросить мог.

– Все равно! За глаза хватит одной камеры с пленкой. С такой уликой и следствия не понадобится, – сразу можно к стенке прислонять. – Шебукин с сожалением покосился на пустой стакан, отер рукавом взмокшее лицо. – Да и сама идея со съемкой из безопасного места – не слишком, честно говоря, свежая.

– Как это несвежая? Ты же сам хвастался, что первый об этом догадался!

– Вот именно, что догадался. И я догадался, и менты с эфэсбэшниками. А раз так, значит, и риск засветиться гораздо выше. – Шебукин оглядел приятелей снисходительным взором. – А с другой стороны – оцепление вон уже сколько времени не снимают. Значит, что?…

– Что?

– Значит, не могут они ничего там найти! – торжествующим тоном объявил Шебукин. – Ни единого следочка! А ведь собрали спецов высочайшего уровня! Я слышал – даже из Москвы ребят пригнали. Опять же псы поисковые… Вот и скажите мне, бестолковому, возможно ли такое, чтобы целая толпа профессионалов в течение длительного времени не могла ничего обнаружить?

– Ты полагаешь…

– Да, черт подери! Именно так я и полагаю. Не было в том лесочке никого! Потому и не могут ничего найти.

– Ёханый стос! Ты же сам толковал про фотоподтверждение! Значит, должен быть и оператор.

– Правильно, оператор был, – спокойно кивнул Мишаня, – но находился он не в лесочке, а в поезде. С самого первого момента отправления.

– Не понял?…

– Вот и они не доперли! Это я о спецслужбах. Надеются еще найти какой-нибудь окурочек. Только не найдут. Разве что те уроды нарочно подбросили какой-нибудь чепухи. – Шебукин выдернул из лежащей на столе папки чистый лист, развернул перед собой, вооружился карандашом. – Ладно, господа стратеги, рисую наглядно – тогда, глядишь, и сообразите.

– Что ты собираешься рисовать?

– Сейчас сами увидите… – карандаш вычертил на бумаге дугу. – Это, стало быть, железная дорога, фертштейн? Ну, а это, стало быть, вагоны. Обратите внимание, дорога в этом месте как раз изгибается – видите, какая дуга? Спрашивается – простое совпадение? Нет, судари мои, не совпадение!

– Погоди, погоди! – Дмитрий в волнении ухватил Михаила за руку. – Ты считаешь, он снимал через окно?

– Ну, конечно же! Окна по причине тепла уже распечатали, так что высунь в окошечко крохотную камеру да еще с выдвигающимся экранчиком – и никто ничего не заметит. Стой себе у окна и снимай, а чтобы обзор получше был, как раз и требуется искомая кривизна пути. – Шебукин фыркнул. – А вовсе не для того, чтобы спровоцировать дополнительный сход вагонов. Уверен, именно такой версии придерживаются господа чекисты… Но главное – никакого риска. Снимаешь, взрываешь, прячешь камеру в карман и линяешь. При этом все внимание привлечено к последним вагонам, а пассажиры первых легко и просто могут сваливать на все четыре стороны.

– Насколько я знаю, сразу после расцепки вагонов уцелевшую часть состава отогнали на следующую станцию. – Задумчиво пробормотал Харитонов.

– Что и требовалось доказать! – Шебукин пририсовал к поезду жирную стрелку. – Значит, тотчас после акции наш клиент благополучно отчалил восвояси. Там пересел на попутную электричку и окончательно скрылся. Вместе с радиопускателем и видеоматериалами.

– Скрылся – да не совсем… Во всяком случае, мы почти наверняка знаем, что ехал он где-то здесь. – Подавшись вперед, Дмитрий ткнул пальцем в первые два квадратика нарисованных Мишаней вагонов. – Это либо первый вагон, либо второй, – дальше уже снимать было бы трудно. Разве что высунуться в окошко по пояс, но этого он делать бы не стал.

– Значит, на этих двух вагонах и остановимся, – вздохнул Тимофей. – Хотя и в них пассажиров набирается порядком. Чуть ли не сотня человек.

– Ошибаешься! – возразил Дмитрий. – Во-первых, купированные вагоны в поездах чередуют по расположению коридоров. Нас интересует исключительно правая сторона, а значит, один вагон уже отсеивается. А во-вторых. Билеты в купированные вагоны продаются только по предъявлению паспорта. Из этого следует, что круг подозреваемых гуманоидов не столь уж широк.

– Молодец, соображаешь! – похвалил Шебукин. – Теперь остается добыть список пассажиров и пробежаться по нему с калибром покруче. Заодно поспрошать особо бдительных, – может, даже повезет, и кто-нибудь припомнит камеру в руках попутчиков.

– Ну, это, пожалуй, слишком жирно… – Дмитрий откинулся в кресле, задумчиво покрутил в пальцах ручку. – Но в любом случае попробовать стоит.

– Так я гений или нет? – задиристо поинтересовался Шебукин.

– Гений, не гений, но молодец. – Дмитрий задумчиво кивнул.

***

Великое дело – личные связи. Подкрепленные телефонной и компьютерной техникой, они способны творить дела мирового масштаба. Уже спустя пару часов Дмитрий выложил перед друзьями симпатичную распечатку.

– Прошу любить и жаловать!

– Что это?

– Как что? Список пассажиров первого, второго и третьего вагонов.

– А третьего зачем? – удивился Шебукин.

– На всякий пожарный, мало ли. Сделай несколько копий – и вперед!

– То есть?

– Ты Ваньку-то не валяй! Ты это дело начал, тебе его и завершать. Возьмешь Маратика, Серегу Маркелова – и пробежитесь по адресочкам.

– Так это ж адова работа!

– Все верно, а ты как думал? Привыкли, понимаешь, ментов ругать, а у них, между прочим, подобной рутины выше крыши. – Дмитрий утешающе похлопал Шебукина по плечу. – Ладно, не тушуйся, в случае чего поможем. Да и чудится мне, работу эту ты завершишь уже завтра.

– Это почему же?

– Да потому, что наполовину вагоны пусты, а кроме того, есть тут ряд товарищей, фамилии которых показались мне крайне любопытными… – нагнувшись над столом, Харитонов взял ручку и жирно обвел троицу фамилий. – Обратите внимание: у ребяток и билеты в одном купе, и ехали совсем недалеко.

– Зурабишвили, Асланов, Хабиров… – вслух прочел Тимофей. – Хмм… Это, конечно, любопытно, но само по себе еще ни о чем не говорит.

– Значит, следует начать издалека. Опросить сначала соседей, проводниц. На пустом их, конечно, не подловишь, вот и обеспечьте наблюдение с прослушкой, поизучайте жизнь этих ребяток.

– А я бы еще на квартирку к ним наведался. В перчаточках, разумеется…

Покосившись в сторону Тимофея, Дмитрий покачал головой.

– Да уж, методы у вас, коллега!

– Сам знаю, что методы – не блеск, зато быстро и эффективно. Это только Знаменский с Томиным могли работать сугубо по закону и ордерам. А сегодня такие методы не проханже. Тем более, что может и повезти. Вдруг, да найдем какую-нибудь дурь или ствол – вот вам и повод для задержания.

– А кто задерживать будет?

– Да уж не мы, конечно. Шепнем тем же чекистам, они же потом нам спасибо скажут.

– Ты в этом уверен?

– На все сто. Еще и на руках носить будут. У них же за каждого взятого террориста медали вешают! Ясное дело – носить будут!

– Не знаю, как они нас будут носить, – лишь бы не поносили. – Скаламбурил Шебукин. – А лучше – выдали бы документики с особой печатью…

– Ага, на допуск в резиденцию губернатора, министерские файлы и мавзолей. – Харитонов поднялся из кресла. – Ладно, господа-товарищи, хватит трепаться. На сегодня расходимся, а завтра – с самого утра займемся означенным списком…

Глава 9

– Але, Натовец, потолковать надо! – дорогу заступил Яхен. Худющий, весь в каких-то шишках и костистых выступах, он был значительно выше Игната и при всей своей худобе умел довольно опасно драться. Потому, верно, и пытался после вчерашнего фиаско восстановить пошатнувшуюся репутацию. Самого Яхена Игнат не слишком боялся, однако тревожило, что на некотором отдалении маячило еще трое ребят, включая коренастого Шварца, вездесущего Укропчика и Дуста. Последнего, к слову сказать, Игнат тоже вчера обидел, а уж Дуст великодушием Гусака не страдал и подобные вещи запоминал накрепко. Кто знает, возможно, и Яхена на предстоящий реванш подговорил именно он. И рассчитал все абсолютно точно: ни вожака, ни взрослых поблизости не было, а самому Игнату отвертеться от схватки было затруднительно. Дуст был пареньком ушлым и подобные ситуации просекал на пару ходов вперед. Единственное, о чем он не знал да и не мог знать, это о масштабе тех перемен, что произошли в душе Игната. Из раба Натовец превратился в личность, но пацаны об этом еще не подозревали.

Сколько помнил себя Игнат – драться он никогда не любил. Избегал конфликтов в школе, отличался покладистым характером в детском саду. Собственно, необходимости драться он как-то и не ощущал, – чаще всего умудрялся договариваться, а особо серьезным ребятам с легкостью уступал. Все изменилось в лагере после встречи с Гусаком. Именно Гусак первое время покровительствовал «маменькиному сынку», терпеливо делясь дворовыми тайнами, вдалбливая в голову азы, что позволяли в кратчайший срок завоевать в ребячьем кругу уважение.

– Это, прикинь, везде работает, – вещал он, – хоть в зоне, хоть в армии. Будешь всем рыло подставлять, превратишься в дупло ходячее. Поэтому правило номер один: бей первым! Сомневаешься там или нет, – бей! И не в плечо, не в грудянку, а сразу в чухальник. Чтобы сразу всем показать, кто ты есть. Даже если тебя уроют, все равно станут уважать…

Самое смешное, что слова Гусака оказались в какой-то степени пророческими. Все так и получилось, и первой жертвой собственного совета стал сам Гусак. В самом деле, там, на поляне, Натовец понятия не имел, как поступить, – и именно поэтому атаковал. Впрочем, не ошибся Гусак и во всем остальном. Неожиданная выходка Игната не осталась незамеченной. На него теперь странно косились, что-то шептали за спиной, а главное – больше не задирали. Да и в тоне заговаривающих с ним ребят чаще стали мелькать уважительные нотки. И ничего, что кое-кто крутил пальцем у виска. Это, может, у взрослых быть психом – не слишком престижно, – в детской среде, да еще когда вокруг через одного бакланы да откровенная шпана, к психам отношение наблюдается ровное. Потому как даже самые отвязные уркаганы обязательно припоминали десяток-другой историй, когда такой же помешанный вдруг принимался резать глотки паханам, кромсал стеклом собственные и чужие вены, молотил кирпичом по черепушке спящего обидчика. Псих тем и опасен, что не знает страха, что действует не по правилам, бросаясь на толпу, пуская в ход все, что оказывается под рукой. Так вот и вышло, что теперь в этот доблестный ряд неожиданно для себя угодил сам Игнат. Кроме того, в его случае появился еще один уважительный момент: Игнат посягнул на вожака из-за чувихи, иначе говоря – из-за чувств, к которым в мальчишечьей среде в общем и целом относились с долей уважения. Словом, Игнат вчерашний и Игнат сегодняшний были двумя абсолютно разными людьми. Возможно, вчерашнего Яхен и сумел бы напугать, но сегодня дело обстояло совершенно иначе. Игнат даже не стал дожидаться, что скажет ему Яхен, – сам подобием танка двинулся к пареньку. В таких случаях слова уподоблялись ударам, и по совету того же Гусака следовало говорить и говорить не переставая.

– Тебе чего мало вчера перепало? Еще надо, урод?!

В этот первый удар, пришедшийся в область сердца, Игнат вложил всю свою силу, а точнее весь свой упрятанный в груди страх. Однако и по лицу он бить воздержался, все еще предупреждая о своей готовности драться всерьез. Впрочем, результат подобной атаки оказался удивительным даже для него. Ойкнув, Яхен схватился за грудь и молча опустился на корточки. По щекам его беззвучно потекли слезы, из горла вырвалось жутковатое сипение. И немедленно вперед шагнул Дуст.

– У тебя что, крышу сорвало? – он по-блатному наклонил вперед голову, пугающе дернул рукой. – Ты чего народ глушишь, в натуре?

– А пусть народ не прыгает! – дерзко отозвался Игнат. – Тогда и глушить не придется.

– Чё?! – физиономия Дуста страшновато перекосилась. – Чё ты сказал?!

– Что слышал!

– А ты пальчики не слишком широко раздвинул, чувак?

– Лучше пальцы раздвигать, чем ножки!

– Так это ведь ты у нас ножки раздвигать любишь? Куда топаешь-то? Опять к Алене? А две телки на один хрен – не много ли?

Вот о телках ему поминать явно не стоило. Чуточку поутихший после слез Яхена Игнат тотчас воспрял духом или говоря иначе – психанул. Расставив руки всем тем же разогнавшимся танком он метнулся к Дусту.

– Ты чего меня провоцируешь, да? Чего тебе надо от меня, кардинал сраный! Я тебе не Бивис и не Батхет, чтоб дерьмо твое из ушей выскребать. И дыши давай в сторону! От тебя блевотиной за километр прет!…

Намерение Дуста ударить он угадал по глазам и тут же ударил в свою очередь. Получилось совсем как в боксе: ударили оба враз и оба попали куда надо. В голове у Игната тоненько зазвенело, зато по подбородку Дуста разом протекла пара кровяных змеек.

– Совсем Натовец оборзел! – пробормотал Шварц, но, к собственному удовольствию, в голосе его Игнат расслышал не угрозу, а все те же уважительные нотки.

Наверняка, Дуст мог еще драться, но, уловив наметившийся перелом, Игнат сам ускорил события – сипло дыша, повернулся к остальным, отрывисто поинтересовался:

– Ну? Кому еще нужно?

Этого от него явно не ожидали, и тот же широкоплечий Шварц с усмешливой миной на лице приподнял свои мускулистые руки.

– Спокуха, братан! Никаких претензий…

– Так я ухожу?

– Без вопросов. – Шварц помог подняться с земли Яхену, потянул за собой. – Пошли, красавчик, посмотрим твою грудянку. Похоже, отшиб тебе Натовец требуху…

***

Половина Любашиных зубов покрывало сияющее золото, отчего улыбка ее не могла не вызывать содрогание. Впрочем, находились и такие кавалеры, что от улыбки Любаши млели и таяли. Тому имелось здравое объяснение: в дополнение к лошадиным зубам и выпирающей вперед нижней челюсти Любаша обладала длинными мускулистыми ногами, довольно крупной грудью и грациозной походкой. Словом, любителей «не пить воду с лица» в окружении хозяйки лагеря всегда находилось немало. Во всяком случае, недостатка в свежих кавалерах Любаша не знала. И тот же Гусак в свое время успел вволю потискать темные от загара груди хозяйки, в свою очередь испытав на себе прелесть Любашиных ласк и укусов.

Впрочем, это неожиданное приглашение на «пленэр» ему сразу не понравилось. Во-первых, Гусака приглашали побаловаться огнестрельным оружием, а во-вторых, приглашал человек, доверять которому опасался даже сам Папа. Слава Любаши была такова, что куда безопаснее представлялось совать руку в пасть кобре или гюрзе. В жутковатых зубах Любаши не содержалась яда, однако было отлично известно, что убивать она умеет не хуже заморских змей. Кроме того, помимо Гусака она брала с собой Чана, одного из бойцов Косты, и это также наводила на определенные подозрения. Собственно, подозревать тут особо было нечего. С первых минут Гусак сообразил, что его собираются наказать за тех двух дурочек, что разгуливали нагишом по лесу, но он и помыслить не мог, что его накажут столь изуверским способом.

Два пистолета красовалось за поясом у молчаливого Чана – этого орангутанга, игравшего роль первого спарринг-партнера Косты, еще один покручивала в своих загорелых руках сама Любаша. Они отошли от лагеря уже достаточно далеко, и изучающий взгляд Любаши, нет-нет, да останавливался на Гусаке.

– Ну, как? Хорошее место? – она притопнула ногой по свежей травяной поросли.

– Хорошее-то оно хорошее, только во что стрелять будем? – Гусак, оглядевшись, подхватил с земли ржавую в дым консервную банку, помахал ею в воздухе. – Может, в эту ерунду? Мы с Папой баловались пару раз – как раз по банкам шмаляли.

– А что, подходящая мишень! – Любаша передернула затвор. Пистолет она держала в руке уверенно, – ясно было, что игралась тетенька с оружием часто. – Поставь-ка на ту кочку.

– На эту? – отойдя на некоторое расстояние, Гусак водрузил жестяную посудину на взгорок.

– Нет, – Любаша холодно улыбнулась. – Я имела в виду другую кочку.

– Чего-то я не врубаюсь.

– Вот и я вижу, что ты фишку не рубишь.

– Ты объясни толком!

– Объясняю… – Любаша коснулась стволом собственного виска. – Я говорю об этой кочке, вкурил? Поставь банку на свой шарабан, козел!

– Ты чего, рехнулась?

Рука Любаши взметнулась вперед, громыхнул выстрел. Мгновенно взмокнув, Гусак бросился в сторону, упал на землю. Сердце его билось, как у кролика. Он видел, что Любаша не шутит, и близость смерти – такой простой и обыденной – впервые дохнула ему в лицо своими смердящими ароматами. То есть, может, она и пугала, но пулям-то это не объяснишь! Запросто могли и попасть, куда не просят.

– Попрыгаешь у меня, сучонок!… – Любаша выстрелила повторно, заставив паренька рывком переместиться ближе к кустам. Пуля при этом взрыла дерн перед самым носом подростка.

– Чан, скажи ей! – срывающимся голосом крикнул он. – Она же убьет меня!

– И убью! – по-змеиному зашипев, Любаша выпустила в него еще одну пулю, угодив в березовый ствол над головой Гусака. Следующая пуля тюкнула в дерево еще ближе.

– Чан! – в отчаянии крикнул Гусак, но боец, к его ужасу, преспокойно вскинул свои стволы и, с каменным лицом прицелившись, выдал пулеметную серию выстрелов. От близкого грохота у подростка немедленно заложило уши, на голову и плечи посыпалась древесная труха. Пули ложились в такой опасной близости, что он тотчас почувствовал предательскую влагу в штанах. А ведь сколько раньше ржал над другими писюнами! И думать не думал, что сам способен обмочиться…

– Уж извини, Гусачок, ты у нас давно напрашивался. – Чан вновь упрятал пистолеты за пояс, взглянул на раскрасневшуюся Любашу. – Ну что, может, хватит с него? Или хочешь побаловаться с щенком?

– Да что он сейчас сможет! – злым движением хозяйка лагеря перебросила пистолет бойцу. – Дай ему еще разок по сусалам. Для памяти.

– Что я сделал-то? – всхлипнул Гусак.

– Вот и объясни ему, если не понял. – Развернувшись, Любаша решительно зашагала назад к лагерю.

– Все нормально, пацан! – Чан приблизился к Гусаку, ободряюще похлопал по спине. – Не трогай чужое, и всегда будешь в ажуре.

– Вы чего, сбрендили, в натуре! А если я Папе расскажу?

– А что ты ему расскажешь? – Чан ухмыльнулся. – Что замочить тебя хотели? Так я лично в воздух стрелял.

– А она? Ты видел куда она шмаляла!

– Но ведь не попала же.

– Сука жирная! Тварюга!… Ничего, я ей еще устрою! – Гусак шмыгнул носом. – Или вовсе свалю в город. На хрена мне этот геморрой!

– Мне-то что, – Чан пожал могучими плечами. – Хочешь, жалуйся, а хочешь – сваливай. Только не забывай: Папа – он всюду достанет. Так что может и хуже выйти…