Текст книги "Веслом по фьорду!"

Автор книги: Андрей Белянин

Слышно было, как потустороннее нечто целиком заглатывает принесённые дары и как дары пытаются сопротивляться. Потом настала тишина. Нечто икнуло. Пол содрогнулся. Снова икнуло, и теперь уже содрогнулся потолок. Начали разбиваться лампы, мумии вываливались из ниш и рассыпались. Напольная плитка отстала, показав свету уставшие плоские лица карликов [34]34
  Скандинавские тёмные эльфы (они же лесные карлики, свартальвы), славящиеся золотыми руками и коварством, действительно могут годами обходиться без света, воды и пищи, будучи замурованными под напольной плиткой. Соответствующие испытания проводились дважды (1979–1982 гг., 2002–2004 гг.) в подвальных помещениях Музея прикладного искусства (Kunstindustrimuseet) города Осло.
  Третий эксперимент планируется летом 2012 года, окончательную дату, наличие и стоимость билетов уточняйте в кассе музея г. Кишинёва.
  Режим работы: вт, ср, пт 11.00–15.00, чт 11.00–19.00, сб, вс 12.00–16.00.


[Закрыть].

«Браво! – раздалось у викинга в голове. – Спасибо, что накормил Сета самыми преданными последователями. Для жрецов большая честь принести себя в жертву владыке, но он, как понимаешь, переваривает только непорочную пищу».

Подтверждая сказанное, из отверстия вырвались звуки агонии чего-то огромного и страшного.

«Переваривал, – уточнил голос. – Молодец! Сет был таким старым, таким древним змеем, что на него не сохранилось ни одного документа. Не осталось ни одного бога, который бы помнил о его происхождении. Пришлось его списать. Ну да ладно, человек. Мы держим своё слово. Можешь подойти к любому зеркалу и посмотреться. Отныне твой волос будет рыжим, как датская ведьма, и ты сможешь смело называть себя Пламеном Славянином. Никто не усомнится в этом».

Гуннар был счастлив, как только может быть счастлив человек с помутнением разума. То есть сплошное йо-хо-хо!

«Ах да, – добавил голос, – верблюд, что ждёт снаружи, с этой минуты будет одного цвета с тобой. Чмоки-чмоки! Пока-пока!»

Чернолицые карлики улыбались измятыми от времени и тяжести плит мордашками. Переглянувшись, отступили в угол потемнее и принялись яростно шептаться.

«Свартальвы, нижние гномы, живущие под землёй», – отметил про себя Гуннар. В детских сказках про Пламена они были. Торн рассказывал сыну о том, как боги создали карликов из могильных червей, ползавших в трупе великана Имира. Несмотря на мерзкое происхождение, из них получились отличные мастера кузнечного дела. Свартальвы выковали молот Тора – Мьёллнир, копье Одина – Драупнир и даже волосы для богини Сив, попутно построив великий корабль Скидбладнир…

Закончив совещание, подземные жители обернулись к долгожданному спасителю. Тот стоял скрестив на груди руки, с интересом наблюдая за ними.

– Тир Пений, – представился один.

– И Трутт, – поклонился второй, – так нас зовут.

– Пламен Славянин, так зовут меня, – уверенно назвался новым именем отважный скандинав. – Хотите, вместе отправимся за приключениями? Будем брести по пустыне, умирать от жажды, потом встретим грабителей караванов и сразимся с ними?

Свартальвы почему-то перестали улыбаться.

– Возможно, разбойники захватят нас в плен, кому-то отрубят бороду или голову, кого-то пощадят, оставят ухаживать за скотиной, – продолжал варвар, вспоминая одну из повестей о любимом персонаже.

Трутт спрятал бороду под рубахой, а Тир Пений громко сглотнул.

– Потом пираты пустыни свяжут меня, воткнут в рот грязный кляп и продадут в рабство ближайшему купцу или военачальнику. Но тот из вас, свартальвы, кто останется жив и только немного покалечен, пройдёт сквозь годы и невзгоды, болезни и нищету, найдёт меня и спасёт ценой собственной жизни…

– Нет! – тихо запротестовал Трутт на ухо Тиру Пению, мощная мозолистая длань которого прикрыла ему рот.

Рыжеволосый синеглазый силач в чёрных кожаных доспехах замер, ожидая воплей радости и клятв вечной дружбы. Громко капала вода. Гномы молчали…

– Заманчиво, – наконец протянул Тир Пений, собираясь с мыслями. – Почётно твоё предложение, Пламен. Но только отчасти.

– Отчасти?

– Мы лежали под плитами, сносили ходьбу и молитвы жирных жрецов, не смея вдохнуть.

– И пляски! – добавил другой.

– Особенно пляски, – подчеркнул Тир Пений. – Мы были ужасно подавлены… в чисто физическом смысле.

– И ждали спасения!

– Мы заслужили радостной жизни и лучше останемся здесь, откроем пивную, будем встречать караваны и зарабатывать честный бакшиш. А в благодарность ускорим всё то, что ты нам сейчас предложил, и после, возможно, разыщем тебя и спасём!

Карлики перемигнулись.

– Ускорите? Не понял. – Гуннар (или уже Пламен?) почесал голову сквозь натурально рыжую гриву.

Подземные мастера снова переглянулись.

– Сказано – сделано, смелый мечтатель, – в один голос сахарно заверили они, – просим закрыть на минуту глаза и заткнуть уши. Щас тебе всё будет!

Викинг пожал плечами – странный народ эти гномы…

– Ладно, валяйте, закрываю и затыкаю. Что дальше?

– Считай до двух сотен, – добавил то ли Тир Пений, то ли Трутт.

Гуннар кивнул и, честно не открывая глаз, воткнув по указательному пальцу в каждое ухо, принялся считать.

Свартальвы по-хозяйски осмотрели залу, походили туда-сюда, нырнули в коридор, пошныряли там, заглянули в пару комнат и на счёт «сто один» вернулись к спасителю с добрым мотком верёвки. Бросив её на пол, снова принялись рыскать. На «сто пятьдесят один» они в четыре руки приволокли тяжёлый металлический молот для разглаживания туник. Тир Пений помог другу взобраться на алтарь и подал орудие труда.

На «сто восемьдесят три» молот полетел в затылок сына Торна.

Тир Пений и Трутт подошли к распростёртому на полу телу, проверили пульс и, убедившись, что пациент скорее жив, чем мёртв, принялись вязать. Когда верёвка кончилась и был затянут последний узел, бородачи вздохнули с облегчением. Они уселись неподалёку и, довольные, ударили по рукам.

Чтобы викинг не ругался, когда очнётся, его снабдили надёжным и грязным (как он мечтал!) кляпом. Спустя некоторое время верные слову карлики из чувства глубокой благодарности продали викинга (недорого) первому попутному каравану.

Происходило это так…

Стояла глубокая ночь. Верблюд тихо смотрел в остывающий песок и клевал носом. Бдительные стражники дремали под навесом. Из большой пирамиды, пыхтя, вышли два нагруженных карлика. Слейпнир пошевелил ушами и стал их разглядывать. Эти двое тащили что-то большое – тело человека, сразу догадался дромадер.

Блохи и оводы! Знакомое тело…

Хозяин!

– Тир Пений! – сказал один из злодеев. – Где здесь караванная остановка?

– Не знаю, спроси кого-нибудь, – отмахался второй.

Они положили груз на песок, критически посмотрели на неотрывно глазеющего на них Слейпнира и направились к навесу. Хозяин даже не шевельнулся, странно…

– Эй, люди! Проснитесь! – крикнул тот, которого назвали Тиром Пением. – Скажите нам, люди, где ближайшая остановка караванов?

– Там, – сонно ответили из-под навеса, указывая неизвестно куда.

– Пошли, – сказал второй похититель хозяина.

В небе молчали звёзды, а на грешной земле раздавался храп.

«Хорошо ли они поступают? – озадачилось животное, – Каковы их намерения?» [35]35
  Внутренний мир дромадеров вдоль и поперёк изучен зоопсихологами в контексте филогенеза и онтогенеза. В этой связи рекомендуем следующие работы: Иванов И. Влияние клички вьючного животного на его характер и производительность. София; Претория, 1999; Бобровский А. К. Толкование и системный анализ сновидений ослов и верблюдов. Варшава, 2008; Гнатюк О. О. Давайте поговорим об этом. Луганск, 1994.
  Таким образом, у нас были все основания утверждать, что белошерстный дромадер Слейпнир переживал, мыслил, решал логические задачи – стало быть, существовал.


[Закрыть]

Единственный способ проверить – слежка. Слейинир лёг в песок и пополз следом за незнакомцами, уносящими хозяина.

– Эй, – шёпотом спросил один карлик другого, – ты не знаешь, зачем за нами ползёт эта скотина?

– Она тебе мешает?

– Нет.

– Ну и пускай себе ползёт.

– Да странно как-то…

– Ничего странного, банальный лунатизм.

– Но при лунатизме ХОДЯТ, а не ползают!

– Видимо, очень ленивая скотина. Ты давай тоже пошевеливайся…

Свартальвы с трудом доковыляли до хлипкого сооружения из четырёх столбов и привязанной к ним охапки сухих пальмовых листьев – ближайшей караванной остановки [36]36
  Караванные остановки и по сей день разбросаны по Чёрному континенту. На территории городов и районных центров переоборудованы в автобусные. Заметка Давида Ливингстона, не вошедшая в его знаменитую книгу «Путешествия и исследования в Африке», содержит зарисовку таинственной надписи, обнаруженной им на старейшей караванной остановке близ Луксора. По мнению Эдварда Норхейма – учёного египтолога из Бергенского университета, – это надпись, выполненная на древненорвежском языке: «Тир Пений и Трутт когда-то были тут».


[Закрыть]. Там они положили Гуннара спиной на холодный песок и сели ему на ноги.

Свет луны равнодушно отражался в их бегающих глазёнках.

– Знать бы, когда следующий, – пробормотал Тир Пений. – Надо было спросить.

– Надо было…

– Могли и расписание повесить. Неужели так трудно?

– Дикая страна, дикий народ…

– Эй, Трутт, он опять на нас смотрит.

– Кто?

– Оранжевый зверь.

– Ну и что? Остановка, между прочим, для всех. Он, в отличие от нас, наверняка местный. Прояви уважение, будь так добр.

Караван без предупреждения появился из тьмы, будто длинный гигантский змей, бороздящий пустыню в поисках добычи. Тир Пений и Трутт принялись орать как ненормальные, скакать и размахивать руками.

Довольно быстро к ним примчался кто-то из прислуги:

– Тише вы, шайтаны пустыни, а то мигом лишитесь своих безмозглых голов! Остановка пять минут. Чего у вас? Предупреждаю, мест нет!

– Э-э-э-э, – начал Тир Пений, обдумывая, какую бы назначить цену за норвежца. – Рабы нужны?

– Сколько?

– Один! Вот этот, – ответил Трутт, поглаживая бессознательного викинга по широкой груди. – Силач, красавец, послушный, как… как…

– Как волосы Аллаха? – с надеждой в голосе подсказал человек из каравана.

– Да! – ничего не поняв, подхватили свартальвы.

Незнакомец внимательно осмотрел товар, заглянув ему (товару) буквально везде.

– Что с ним?

– Тяжёлый день, жрецы совсем заездили.

– Понятно. Вот вам три арабские монеты – и мы в расчёте.

– Постойте! – не согласился Трутт. – Что значит – три? Ведь мы не сможем поделить их поровну.

– Хорошо. Две монеты, и донесёте раба до каравана.

– ???

– Эй, вы ещё думаете?!

Обиженные карлики кивнули.

– У вас минута на доставку. Караван отходит, а следующий будет только через месяц. Или вас уже устраивает одна арабская монета?

– Нет!!! – в один голос ответили гномы, ощущая себя самыми хреновыми работорговцами на свете, но дружно подняли Торнсона. – Мы готовы!

– Тогда шевелитесь быстрее! – чрезвычайно довольный результатом торгов, скомандовал незнакомец.

* * *

Двое утащили хозяина в темноту, следуя за человеком в чалме. Ветерок донёс до одногорбого много новых запахов: людей, братьев-верблюдов, ослов, фруктов, запылённого шёлка, спрятанных в горшках с дёгтем пакетиков кокаина и многого другого, запрещенного к провозу, – всего не перечесть…

Дромадер затаился в прохладном песке, прижав уши.

Похитители возвращались обратно без ноши. Значит… всё?!

И только тогда глаза животного налились кровью, а шерсть стала дыбом, и сжалось большое сердце, ибо понял Слейпнир – что-то совсем нехорошее сделали они с его хозяином.

И поднялся одногорбый на четыре ноги, и стряхнул с морды скупую слезу.

Он найдёт и спасёт хозяина, чтобы вместе наказать негодяев.

Слейпнир стиснул кривые зубы и тихо побежал на запахи.

Только луна знала об этой клятве.

ГЛАВА 9
Ковчег вечной жизни

Загребущая сектантская

 
Там, на маленьком плоту,
В трудовом, бликующем поту,
Кто-то после шторма тканью машет
И ладонь свою несёт ко рту.
Мы галеру быстро повернём,
Мы ему рукой своей махнём,
Мы его спасём, возможно, даже,
Если в нашу веру обернём.
Коли станет спорить, правду гнуть,
Мы в обратку можем повернуть,
Пусть попробует сказать, что сосны – лажа.
Без таких пройдёт наш верный путь…
 

Сверху пустыня похожа на океан. Верблюды – на корабли, барханы – на волны, а суслики – на селёдку…

Но вот где-то в Атлантике затерялась старая галера, команда которой называла собственное судно не иначе как «ковчег вечной жизни». Подобно Гуннару Торнсону, судно скиталось. Но в отличие от сына кузнеца эти скитальцы не знали женщин, войны и простой логики варваров. Все члены команды мнили себя не мужчинами, не путешественниками и даже не славными ребятами, а «разумами»…

– Встаньте, разумы! – приказал самый высокий разум, ростом около семи футов. Одежда на нём истлела, как и на остальных разумах на этой галере. – Дайте мне посмотреть на ваши просветлённые лица.

Намеренно лиц никто не прятал, правда, бороды были столь густы и длинны, что устилали не только скамейки, но и дощатый пол ветхого судна, где перемешивались с волосами, ниспадающими с плеч и подмышек.

– Благословляю всех на утреннее избавление от инграмм. – Высокий разум, кряхтя, сел на скамью. – Приступайте!

Разумы зашевелились.

– Есть одна! – послышался приглушённый негромкий голос с кормовой части.

– Разум Евстихий? – прищурился высокий.

– Я, о недосягаемый!

– Кого одолело зло на этот раз?

– Соседа по лавке, – ответили с кормы. – Вы же знаете, здесь только разум Хныч.

– Вера покидает Хныча, – с грустью в голосе отметил высокий разум. – Я могу рассчитывать на твою честность и преданность, Евстихий?

– Беспредельную честность и безграничную преданность, – тихо, но уверенно подтвердили с кормы.

– Скажи правду, только одна инграмма? [37]37
  Дальними родственниками инграмм считаются омограммы, и по сей день прекрасно размножающиеся в неволе (см. об этом: Чудасов И. Несколько наблюдений над сношающимися омограммами // http://riffma.com.eu/Chudasov-3.htm.).
  В меньшей степени в настоящее время распространены палиндромы, так как в отличие от своих родственников совершенно неустойчивы к кислой среде (см.: Чудасов И. Несколько интимных наблюдений в микроскоп над палиндромами //http://rifma.com.ru/Chudasov-4.htm).


[Закрыть]Или, может быть, две за левым ухом и ещё восемь в паху, как выяснилось вчера при осмотре разума Выдоха?

– Я не заглядывал в пах, – скорбно признались в ответ.

– Все мы суть единое целое, коллективный разум, – нравоучительно заявил высокий. – Моя подмышка, твой пах или его затылок – всё это только часть бессмертного космоса! Приказываю, Евстихий, тщательно проверь ближнего своего.

– Можно я скажу? – послышался другой тихий голос с кормы.

– Ты хочешь признаться социуму, разум Хныч? – Высокий растянулся в улыбке, – Мы принимаем друг друга такими, какие мы есть. Говори без стеснения. Мы рады тебе!

– Я хочу признаться в желании покинуть корабль.

Сотня глаз развернулась, чтобы посмотреть на самоубийцу, произнесшего эти слова.

– Э-э-э, – начал высокий, осторожно дотрагиваясь до уха. – Это как понимать?

– Хочу сойти, мой глубокоуважаемый гуру, чьё имя можно произносить вслух, лишь думая о свистящих соснах.

Лицо высокого окаменело.

– Епона-мать! – крикнул он. – Епона-мать! Слышишь, что говорит твой заблудший сын, чей разум отвернулся от космоса, желая вкусить земного греха? Где я допустил ошибку, Епона-мать?

Мать не ответила, ибо среди членов экипажа не значилась.

– Если вы не против, – сдержанно попросил Хныч, – я возьму с собой Евстихия.

– Да, – кивнул Евстихий, – я давно хочу много раз познать женщину, вкусить паров кальяна, как следует дерябнуть ужаса алкоголя и, в конце концов, умереть старым и здоровым в охренительном богатстве, под рыдания многочисленных детей, родственников и любовниц.

– А я бы хотел поесть пирожков, – в тему добавил разум Выдох.

– Вы все будете наказаны, – негнущимся тоном отсёк гуру. – Неблагодарные! Зачем вам женщина? Или здесь мало космической любви? Зачем кальян, ведь вокруг целебный воздух? Вы бессмертны, как Вселенная, и вдруг изъявляете желание уподобиться обычным людям?! Где вы этого дерьма нахватались? Я вас решительно не понимаю!

– А мы вас, – упрямо буркнул Евстихий. – Я не могу желать Хныча как женщину, потому что у него такая же борода, на которую можно привязать якорь и бросить в самом глубоком месте океана. К тому же у него нет груди четвёртого размера, а у женщин такая грудь есть, и вообще… у Хныча ноги волосатые и эти противные инграммы…

– А ещё женщины пекут наивкуснейшие пирожки, – подтвердил разум Выдох. – Пожалуй, я тоже хочу женщину. С пирожками!

– Олухи! У коллективного разума не может быть низменных желаний! – громогласно провозгласил высший разум. – Все мы следуем Пути, завещанному посланниками, даровавшими этот ковчег. Взгляните за борт и убедитесь – мы не одиноки. За нами вот уже три месяца преданно следует ганзейский когг. Что вы на это скажете?

Под бездонным небом Атлантики натянулся парус торгового судна Ганзы.

– А я скажу, что теперь он является вотчиной разума Лысого, – продолжал наставническим тоном главный среди разумов. – Знаете почему? Потому, что Лысый отказался от желаний. Потому что Лысый в поисках инграмм мог заглянуть не только под мышку, но и куда подальше. Потому что Лысый – человек космоса! Хвала Лысому!

– Хвала! – без особого энтузиазма подхватило большинство.

– Только, кроме того, у Лысого есть ганзейское вино… ему-то чего не жить… счастливчик… вовремя соскочил… везёт же… – прошелестело в рядах гребцов.

– Да, повезло! – Гуру решил перетряхнуть это пыльное одеяло. – Но задумайтесь, какая серьёзная ответственность легла на его плечи. Подумайте, чего ему будет стоить вбить в нетрезвые головы моряков и пассажиров основные идеи нашего учения?

– Что правда, то правда… трудная задача… я и сам не сразу поверил… и уже жалею… – заговорили на скамьях.

– Там, – гуру кивнул в сторону когга, – будет наше первое плавучее поселение. Вы только представьте! Мы разносим свет свистящих сосен по всему миру!

– Разрешите вопрос, – подал голос неугомонный Хныч. – Уважаемый гуру, ну вот опять вы говорите – поселение, а какое может быть поселение без женщин? Вы понимаете, к чему я веду? Может быть, есть смысл потерять пару дней, оставить Путь и причалить к тихой деревеньке, полной незамужних женщин…

Главный сморщился, как старый вилок капусты.

– Опять ты за своё!

– А за чьё?! Женщин-то нет…

– Дело говорит Хныч, – храбро поднялся Евстихий, – Я согласен дружить с космосом, если нам разрешат собрать побольше милых мордашек, чтобы всем хватило.

– Да! Больше женщин – больше пирожков, – логично подметил Выдох, – Давайте уже найдём их, и пусть пекут!

– Говорят, женщины отлично ищут инграммы, – поддержал кто-то осведомлённым тоном.

– И делают из них разные штуки, – кивнул другой авторитетный голос.

– Я хочу пирожки! – потребовал Выдох.

– Епона-мать! – Высокий разум воздел длинные руки к небу, похожему на огромную палитру, на которой причудливо смешалось два цвета – синий и белый, – Епона-мать, как мне с ними поступить? Наказывать всех сразу – глупо. А вдруг и на самом деле те, кого земляне называют женщинами, умеют искать инграммы, превосходя в этом искусстве даже разума Лысого?

На галере стало совсем тихо. Кто победит: разум коллективный или высокий? Коллективного больше, но высокий – главный, и за ним… космос, свистящие сосны и сама Епона-мать.

– Сосна с вами! – резко выдохнул гуру. – Ка-ро-че. Для поддержания тёплой обстановки добра и единения с космосом, удовлетворения некоторых потребностей, особенно для повышения качества поиска инграмм я разрешаю в порядке эксперимента взять на борт нескольких женщин. Но!

В этом месте всеобщее ликование, подкравшись к самому краю, застыло.

– Но, – продолжал, растягивая слова, высокий разум, – только в случае, если на пути возникнет материк или остров.

– Так ведь в поселении Лысого есть настоящие моряки! – не выдержал кто-то. – Они подскажут!

– Не трогайте Лысого, – приказным тоном возразил высокий разум, – Нас поведёт сама Епона-мать!

Социум испытывал сложные чувства. Вроде и победили, а вроде и проиграли. Кто её поймёт, эту Епону-мать… Сколько времени плавали, а берега с женщинами не видели ни разу.

– Подождём? – шепнул Евстихий Хнычу.

– Подождём нашу мать, – кивнул задумчивый Хныч.

ГЛАВА 10
Торн и Порн заглядывают в лицо смерти
и понимают, что ошиблись…

Песня жирной норвежской селёдки.

Исполняется от первого лица,

под струнный аккомпанемент Вячеслава Добрынина.

Сначала слова адресованы селёдке-соратнице,

затем – викингу-рыбаку

 
Ну почему такая хрень всё время —
С утра пораньше и до чёрной ночи,
Нас не спасает ни зима, ни темень,
А тот, кто сверху, как дебил хохочет.
Мы на борту, и мы почти уснули.
Не сможет он понять всей нашей боли!
И снова нас с тобой перевернули,
Не позволяя жить своей судьбою.
 

Припев:

 
Не сыпь мне соль на рану,
Небритый паразит!
Не сыпь мне соль на рану —
Она и так болит!
 
 
Когда-нибудь на части разорвёшь ты
Мой юный торс, нальёшь большую кружку,
Напьёшься в хлам, затискаешь подружку
И будешь слюни распускать в её подушку.
Ах, почему такая хрень всё время —
Остались от меня одни очистки,
Казалось, буду жить и счастье близко,
Но всё не так, а ты ваще редиска…
 

Припев.

Суровый северный ветер играл шерстью фьордских пони. Вязаные шапочки теперь были у каждого – мода есть мода. Над пасущимся табуном завистливо кружились местные чайки, прозванные тупиками. Слегка трезвые рыбаки прямо на каменистом берегу сортировали селёдку. По пояс голый заклинатель Порн, стоя на коленях, сунул голову в дым, щедро валивший от груды углей. Пять – семь разломанных вёсел, охапка дырявых носков и тайный заговор на избавление от туалетных паразитов – вот и всё, что требуется поджечь для удачного обряда…

– Эй, Порн, ну что там? – Постаревшее лицо кузнеца Торна замерло от напряжения.

Рея стояла рядом и не знала, куда себя деть. Много лет прошло после того случая, когда драккар её мужа трагически затонул. Кузнец спасся, ухватившись за полностью уцелевшую мачту, а их сын Гуннар… Никто не видел Гуннара, волны принесли несколько трупов, чужих трупов, и на этом всё.

– По-орн?

Заклинатель нервно отмахнулся и не ответил. Подышав минут десять, он покачнулся и повалился возле кострища на спину, разметав в стороны длинные руки.

– Порн?

– Может, ему воды дать? – Рея с сомнением взглянула на мужа.

– Он не просил, – подумав, ответил кузнец.

– Щас откроется, – с усилием проговорил закопченный колдун. – Отойдите…

Он приподнялся на локте и показал кривым пальцем на столб клубящегося дыма. Что-то изменилось в воздухе. Дым стал двигаться иначе, словно его вдували в большую плоскую флягу. Образовалась своего рода дверь, которая не замедлила открыться…

– Мир мёртвых говорит с нами! – с торжественной гордостью известил всех Порн и взялся за посох, валявшийся рядом.

Рея прижалась к супругу и дрожала как девочка. Торн опасливо огляделся: к чему бы прижаться самому. Пони разбежались, с берега испуганно орали рыбаки, тупики зарылись клювами в дёрн, выдавая подёргивающиеся лапки за веточки.

Из дверного проёма выплыли два привидения. Их загробное происхождение сразу бросалось в глаза – движения замедленные, тела полупрозрачные, внизу вместо ног трепещущие, немного стёртые хвостики…

– Задуши меня Сет, но я всегда говорил, что пожилые мужчины тоже порой очень даже ого-го! Не так ли, Херент? – сказало первое привидение, стреляя глазками то в Торна, то в Порна.

– Ну не знаю, – сразу обиделось второе, – я умер молодым, преданным вам рабом и не заглядывался на посторонних, тем более пожилых незнакомцев.

– Ой да ладно! – сменил тон Владыка Чёрного Круга.

– Надо было носков меньше жечь, – буркнул под нос заклинатель, – не то, не те… не тот… Так… значит… Эй, вы, духи! Слышите меня?

– Владыка, кажется, это нас. – Херент надменно уставился на того, кто их вызвал. – Надеюсь, вы ему тоже понравились…

– Говори, – в кокетливом полуобороте откликнулся Ах-Тунг.

– Вообще-то я хотел увидеть душу викинга Гуннара, сына этого уважаемого человека. – Пожилой ученик вёльвы поднялся на ноги. Он сверкал на незнакомцев ярко выделяющимися на фоне прокопчённого лица белками глаз.

Привидения отскочили друг от друга, будто их застали за чем-то неприличным, повертелись вокруг «двери» и вернулись на исходные позиции.

Торн насторожился, призраки что-то знали.

– Опять он, – первым выдохнул Херент. – Что ж это делается!

– Нам не дано было сразу понять истинный смысл предсказания, – наставительно объяснил ему Ах-Тунг. – Пришествие варвара в нашу жизнь будет длиться вечно…

– А как мне хотелось чуть-чуть по-другому! – не скрывая чувств, заметил лысый Херент.

– Эй, вы! – оборвал их Торн. – Что вы знаете о моём сыне?

– Он супер! – не задумываясь, ответили оба.

– Это мы и без вас знаем, – включилась Рея. – Он жив?

– Увы, да! – снова дружно ответили духи, – Он бросил нас в пасть Сета, а сам был таков!

– Мой сынок! – Кузнец обвёл присутствующих гордым взглядом.

– Как он выглядел? – набросилась с расспросами Рея. – Вы его покормили? Он, часом, не болел? Не кашлял? Не хромал? Не заикался? Он же ещё…

Ах-Тунг и Херент, переглянувшись, весело и заразительно расхохотались. Порн еле удержался.

– Что вы, мамаша… – Владыка Чёрного Круга, играясь, схватил Херента за призрачный хвостик. – Об одном ли Гуннаре мы говорим? Тот, которого знаем мы, сам нас чуть не сделал заиками. Если б только мы с Херентом остались в живых, после того как эта детина забросила нас в пасть мировому злу, мы бы давно сами… заикались, кашляли и хромали на все конечности!

– У него был только один изъян, – добавил тот, что имел право носить костюм панды, – раздвоение личности.

Все застыли. Порн перестал хихикать, Рея и Торн напряглись, а подползшие с берега рыбаки, внимая, подняли головы.

– Раздвоение чего? – грозно отозвался Торн.

– Личности, – простодушно повторил Херент и перестал улыбаться. – Двинулся ваш Гуннар.

– По полной, – добавил Ах-Тунг, покрутив хвостиком Херента у виска. – Когда мы виделись в последний раз, он перекрасился в огненно-рыжий цвет и называл себя не иначе как Пламеном Славянином. Зачем, почему – неизвестно. Такие дела, родственнички.

– Правильно сделал, что перекрасился, – прикинув что-то, высказался Херент. – Оттенки красного ему к лицу, они делают его таким… инфернально-сокрушительным.

– Херент! Малыш! – Дыхание Ax-Тунга участилось. – Сейчас мы пойдём за дверь и ты повторишь мне эти слова… один на один!

– Повинуюсь, о владыка!

Это было последнее, что норвежцы услышали от привидений. Вздрагивая и вибрируя, посланцы загробного мира растворились в воздухе вместе с остатками волшебного дыма.

Торн увидел, что Рея не стоит на ногах. С ней что-то случилось.

– Порн, ей плохо! – крикнул он и жестом попросил рыбаков помочь.

Мама Гуннара Торнсона потеряла сознание, и было с чего. Уж она-то как никто другой знала, откуда в голове её сына появился инфернально-сокрушительный и огненногривый Плам Славянин…

Шумел прибой. Пони вернулись на выпас. Они задумчиво выщипывали дёрн, а с ним – тушки маскирующихся тупиков. От избытка чувств шахматист сказал бы: «Шах и мат!» Кузнец Торн пока был способен только на мат, а мы скажем просто то, что видим: «Фьорд и закат…» Ведь Норвегия – удивительная страна. Что бы там ни происходило, всё исчезает в величественной красоте её природы.