Текст книги "Ужин с шампанским"

Автор книги: Андрей Яхонтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

С у д а р у ш к и н. Как же так? Блестящее осмысление, ораторский дар!.. Если бы я так умел…

Метелко крутит ручку арифмометра.

Ну хорошо, ты не выступишь из принципиальных соображений, я из боязни, что не так и не то скажу, не сумею убедить. И в итоге – опять все промолчат.

Метелко неопределенно бурчит.

Если бы я был смелым! Но я боюсь. Боюсь и не скрываю этого. (Смотрит на Метелко.) Послушай…

Метелко трет залысины, молчит.

Ты меня слышишь?

М е т е л к о. Нет.

С у д а р у ш к и н. Ты демагог.

М е т е л к о. А ты трус.

С ненавистью смотрят друг на друга.

(Примирительно.) Ну хорошо, не будем.

С у д а р у ш к и н. А кто, кто все это произнесет?

Метелко молчит.

Ну хоть со мной-то поговори.

М е т е л к о. Что там у нас дальше? В нашей программной речи, которую некому читать?

С у д а р у ш к и н (заглядывает в листки). Что скоро не будет хлеба, масла, молока… Если не начнем работать…

М е т е л к о. Это сильно. А дальше надо сказать: товарищи, а может быть, не запрещать, а разрешить? Не отвергать с порога, а присмотреться к тому, что происходит? Ведь если все кругом злоупотребляют дисциплиной, рабочим временем, своими обязанностями и положением, – это о чем-то говорит. Значит, люди стремятся к другой жизни.

С у д а р у ш к и н. Какой?

М е т е л к о. Пока не знаю. Но вывод напрашивается, сам собой: не проще ли убрать плотину, которая дает течь через все щели, чем то и дело ремонтировать ее? Неблагодарное и невозможное дело – поворачивать течение жизни при помощи бумажек. Мы почему-то думаем: принять закон – и проблема решена, все будут его выполнять. Но закон – та самая бумажка, приказание в пустоту, если он не учитывает направление развития жизни. Люди будут все равно поступать, как удобнее, разумнее, привычнее…

Входит  Н и к и т и н, Сударушкин и Метелко замолкают, смотрят друг на друга.

С у д а р у ш к и н. А что, если…

М е т е л к о. Мне тоже пришло в голову…

Н и к и т и н. Я заглянул проститься.

С у д а р у ш к и н. Как?

Н и к и т и н. После всего случившегося… Мне стыдно. Я не могу смотреть людям в глаза. Я объявлен жуликом.

С у д а р у ш к и н. Вы ведь рисковый человек. Вам надо отважиться на следующий шаг.

М е т е л к о. Вам надо выйти на трибуну и восстановить правду.

Н и к и т и н. Правду?

С у д а р у ш к и н (протягивает листки). Вот материал. Изучите на досуге.

Затемнение.

В кабинете – В с е в о л о д о в  и  Д а л и д а д з е.

Д а л и д а д з е. Конечно, сам факт замены лозунга возмутителен. Но объективно институт благодаря этому спасен. Что особенно важно накануне юбилея.

В с е в о л о д о в. Ох этот юбилей! Пережить бы.

Д а л и д а д з е. Вы еще такой молодой! Сколько икры заказывать?

В с е в о л о д о в. Знаешь, когда я почувствовал, что старею? Когда перестал есть икру для удовольствия и стал принимать как лекарство.

Д а л и д а д з е. Замечательно выглядите.

В с е в о л о д о в. Какое… Утром поймал себя на том, что запихивал хлеб в холодильник.

Д а л и д а д з е. Это что… Я тут сидел у телефона с записной книжкой и думал, как набрать черточки между цифр.

Стук в дверь. Входит  п о ж и л о й  с о т р у д н и к.

П о ж и л о й  с о т р у д н и к (неуверенно). Глеб Дорофеевич…

В с е в о л о д о в. Да, мой дорогой. Рад вас видеть. Давно не заглядывали…

П о ж и л о й  с о т р у д н и к. Не хотел беспокоить.

В с е в о л о д о в. Я все помню. Держу на контроле. Как место освободится – положим вашего папу. С главврачом я переговорю.

П о ж и л о й  с о т р у д н и к. Спасибо. (Уходит.)

Д а л и д а д з е. Итак, на чем остановились?

В с е в о л о д о в. Пометь его просьбу насчет больницы. Надо помочь.

Стук в дверь. Входит  м о л о д о й  с о т р у д н и к.

М о л о д о й  с о т р у д н и к (неуверенно). Глеб Дорофеевич…

В с е в о л о д о в. Да, мой дорогой. Рад вас видеть. Тезисы прочел. Серьезный труд, поздравляю. Будем двигать к защите.

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Спасибо.

В с е в о л о д о в. Конечно, есть недоброжелатели. Но у кого их нет? Только у ничего не значащих пешек. А у любой личности…

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Отец родной… (Уходит.)

В с е в о л о д о в. На чем остановились?

Д а л и д а д з е. И как вас на всех хватает!

В с е в о л о д о в. Насчет защиты себе пометь.

Д а л и д а д з е. Пометил. Так что с банкетом?

Стук в дверь. Входит  с о т р у д н и ц а.

С о т р у д н и ц а. Глеб Дорофеевич!

В с е в о л о д о в. Да, милая. Как вы всегда чудесны! Эх, где мои семнадцать лет!

С о т р у д н и ц а. Мне сына в институт…

В с е в о л о д о в. Дайте недельку на размышление.

С о т р у д н и ц а. Спасибо великое. Зайду. В следующий четверг.

В с е в о л о д о в. Буду ждать. Трепеща сердцем.

С о т р у д н и ц а. Вы… славный… Дивный… Не человек, а святой. (Уходит.)

Д а л и д а д з е. Растрачиваете силы, энергию на пустяки. А ваше время – драгоценно.

В с е в о л о д о в. Что есть теория без практики? Что я значу без института, последователей, учеников?

Д а л и д а д з е (потупясь). Как вы скромны! Горжусь своим учителем…

Открывается дверь, входят  М е т е л к о  и  С у д а р у ш к и н.

С у д а р у ш к и н. Глеб Дорофеевич, можно?

В с е в о л о д о в. Только что о вас говорил. О своих учениках.

Д а л и д а д з е (поднимается). Я пойду…

В с е в о л о д о в. Мои ученики должны дружить, быть вместе…

Д а л и д а д з е. Вызовете, когда понадоблюсь. (Уходит.)

В с е в о л о д о в (смотрит ему вслед с сожалением. Сударушкину и Метелко). Почему вы не любите Далидадзе?

Метелко и Сударушкин торжественно приближаются к нему.

С у д а р у ш к и н. Глеб Дорофеевич, вы всегда были застрельщиком нового…

В с е в о л о д о в (приосанясь). Случалось, бывал…

М е т е л к о. Боролись с рутиной, косностью…

В с е в о л о д о в (пристально смотрит на одного, потом на другого). Это что, репетиция юбилея?

М е т е л к о (выпаливает). Мы как раз по этому поводу… Упраздните юбилей.

В с е в о л о д о в. Что?.. (Шарит по карманам.) Где таблетки? Вы, мои ученики… В канун такого дня…

М е т е л к о (дает ему стакан воды). Глеб Дорофеевич… так будет лучше…

В с е в о л о д о в. Я вас растил… Пестовал… Что плохого я вам сделал? Кто вас подослал?

С у д а р у ш к и н (к Метелко). Не надо было…

В с е в о л о д о в. Три любимых ученика… Лепил. Лелеял. Защищал. Ты, Гриша, самый первый, я не был даже академиком. С тобой мы написали учебник… Десять лет прошло – и появился Арчил. За что вы не любите Далидадзе? За то, что он предан мне? Еще восемь лет я ждал тебя, Саша. Хотел, чтобы ты возглавил лабораторию. Зачем я дожил до этого дня? Горе мне! Чего вы от меня хотите?

М е т е л к о. Сейчас поймете. Откроем тайну. Это мы заменили лозунг.

В с е в о л о д о в. Вы?

Сударушкин и Метелко переглядываются.

С у д а р у ш к и н. Пропали! Совсем пропали.

М е т е л к о. А ваш юбилей – второе звено в этой цепи. Оздоровление обстановки в институте.

В с е в о л о д о в. Все меняется вокруг. Я ничего не понимаю. Чем вам мешает мой юбилей? Чем помешал прежний лозунг? Имеем право на отдых. На труд. На соревнование. Слава труду! Вы против основ? Разве этому я вас учил!

М е т е л к о. Об основах все и так помнят. Зачем твердить общеизвестное?

С у д а р у ш к и н. Развешивают на каждом углу! Стерлось, примелькалось.

М е т е л к о. А уж язык… Ну как можно «шире» бороться? Вы же выдающийся человек, должны понимать. Не тратить время на писание подобной чуши. Надо просто внедрять эти самые изобретения – вот что нужно. Кому вообще нужны призывы? Разве вокруг дети, которых надо учить, как в первом классе?

В с е в о л о д о в. Тебе не нужны. Ты можешь жить своим умом. А есть те, кто нуждается в учителях и разъяснениях. Кому-то, кто не слишком тверд в своих убеждениях, лишние напоминания не помешают. Да и не только колеблющимся! Всех, даже самых знающих, идейных и дисциплинированных, лозунги мобилизуют на высокие свершения. Эх, будь я моложе, выполнил бы пятилетку в четыре года!

М е т е л к о. Зачем? Зачем в четыре? Это же все равно что родить ребеночка до срока. Если поезда начнут ходить быстрее – что произойдет? Если времена года начнут быстрее сменяться – урожая не соберем.

С у д а р у ш к и н. И так не весь собираем.

В с е в о л о д о в. Я плачу, когда читаю: «От каждого – по способностям, каждому – по труду». Как справедливо! Гуманно! На что вы замахнулись?

М е т е л к о. Обе части неверны! Что значит от каждого по способностям при номенклатуре, когда побеждает не талант, а анкета?

С у д а р у ш к и н (к Метелко). Ты беспощаден. (Всеволодову, терпеливо.) Я понимаю: во время культа, когда вокруг было полно врагов… А сейчас где враги? По деловым качествам нужно подбирать.

В с е в о л о д о в. В каком лозунге сказано про номенклатуру? Покажите. Я не читал.

М е т е л к о. Не сказано, а подразумевается. Как набор генов – и не ухватишь, а существует.

В с е в о л о д о в. Я не читал. И стал академиком. Был парнишкой без роду и племени.

М е т е л к о. А вторая часть… «Каждому – по труду»… Да ведь на одного работающего приходится по десять дармоедов. Что они производят?

В с е в о л о д о в. Мы, может быть, увлеклись, переоценили темпы роста сознательности. Рассчитывали, что все будут работать с полной отдачей для общего блага. Тогда общество процветало бы. Разве не так? А многие, увы, рвут больше, чем отдают. Если бы и сегодня, как раньше, выполняли, что сказано в лозунгах, – все шло бы иначе.

М е т е л к о. Но ведь не выполняют. Почему?

В с е в о л о д о в. Не так просто изменить вековые привычки. Мы ставим перед собой великую цель – воспитать нового человека, который откажется от личной выгоды. Нам нелегко, рецидивы прошлого дают о себе знать. Идеологический противник нас разлагает, мешает…

М е т е л к о. Тоже мне идеологический противник – стоит старушка в подземном переходе, торгует флоксами и трясется. Любой может подойти и штрафануть. Ну скажите, почему она дрожать должна? Она что, украла?

С у д а р у ш к и н (тихо). Хватит-хватит. Ты что, не видишь, ему сейчас плохо будет. (Громко.) И украла, и идеологический противник. Украла – потому что на рынке, чтобы продать, уплатила бы налог. А противник – потому что добивается личного обогащения и поведением своим пропагандирует частнособственническую психологию.

М е т е л к о. Но если в государственном цветочном магазине я ничего, кроме кактуса, купить не могу? Беда в том, что все упирается в непонимание: любой труд – на благо общества. Догма всему преграда. Ну почему мы так боимся, что люди начнут работать? (Смотрит на Всеволодова.) Почему пеленаем взрослых людей по рукам и ногам всевозможными правилами и указами?

С у д а р у ш к и н. Зачем работать, если государство и так платит?

М е т е л к о. Нет, не так. Есть, есть еще люди. Хотят и не разучились работать. Но им мешают те, кто этой догмой кормится. Стоят на страже и за это получают деньги. И еще талдычат при этом о бескорыстии и честности. Знаете, что это мне напоминает? Будто мы кутенка отрываем от блюдца с молоком, к которому он тянется, и тычем мордой в блюдце с овсянкой, убеждая, что она вкуснее. Может, для кого-то и вкуснее. А для него нет. Но мы все тычем и тычем и не хотим его понять. Гоним людей от привычного и естественного – к абракадабре бесхозяйственности, насаждаем, воспитываем ее. Хочешь сделать догму несокрушимой – сделай ее средством пропитания.

С у д а р у ш к и н. Все, пойдем. Не доводи до беды.

М е т е л к о. Прощения просим…

С у д а р у ш к и н. …за беспокойство.

Оба пятятся к двери.

В с е в о л о д о в. Постойте! (Переведя дыхание.) Да что я, слепой, сам ничего не вижу? Много, много нелепостей и несоответствий. Когда вводили бесплатное образование, то воображали чистых, тянущихся к знаниям ребят и девчонок, какими были сами. И устраняли с их пути возможные препоны, стремились, чтобы талант как можно скорее обретал силу и начинал приносить пользу. А вместо этого самые талантливые вообще не могут сегодня поступить в институт – места заняты сынками и дочками. Почему не взять образование, если оно бесплатное? Вот и получается: нужны, нужны барьеры. Увы, нужны. Не сословные, а экономические. Хочет учиться – пусть сам на это заработает или пусть родители платят. А если оно не нужно – не станут платить, потому что никто деньги на ветер выбрасывать не станет!

С у д а р у ш к и н. Грандиозно!

М е т е л к о. Я знал, что вы поймете!

В с е в о л о д о в. Но как обидно все это сознавать!

М е т е л к о. Просто мы порой забега́ли вперед. Хотелось побыстрее скакнуть в будущее… Это были святые ошибки.

С у д а р у ш к и н. Давайте же начнем с малого: пусть на вашем юбилее все будет естественным. И от этой отправной точки будем двигаться дальше, оздоровлять институт. От малой честности, разумности, здравого смысла – к большой, будем расширять ее границы…

В с е в о л о д о в. Вы пришли меня убить.

С у д а р у ш к и н. Мы пришли вас спасти.

В с е в о л о д о в (всхлипывает). Такие приготовления…

С у д а р у ш к и н. Те, кто вас любит и уважает, придут и будут говорить то, что думают. И о том, за что вас ценят. А ценят вас за то, что вы всегда умели чувствовать, находить и открывать новое. Ваш юбилей станет новой страницей в истории института.

В с е в о л о д о в. У всех был юбилей, а у меня не будет. (Загибает пальцы.) У Судакова был, какие люди приезжали… У Лаврентьева был. У Холмогорова… Два банкета по пятьсот человек. Чем они лучше?

М е т е л к о. Вы, вы лучше, об этом и речь.

В с е в о л о д о в. Что скажут люди?

С у д а р у ш к и н. Что вы молоды, как никогда.

М е т е л к о. И еще. Забудьте старое. Пригласите на юбилей Савойского.

В с е в о л о д о в. Я? Савойского?

С у д а р у ш к и н. Вам семьдесят… А ему девяносто три.

В с е в о л о д о в. Ни за что. Когда я пришел в институт, он был первым моим душителем. Проходу не давал.

М е т е л к о. Сколько ему осталось? Сделайте шаг навстречу.

В с е в о л о д о в. Не просите.

С у д а р у ш к и н. У вас мировой авторитет.

В с е в о л о д о в (зажмурясь). Как давно это было! А будто вчера. Я молодой. Он в соку. В расцвете. С именем, заслугами, премиями, связями. А я без роду и племени. Но я был прав. А он чувство реальности утратил. Я знал, что настою на своем, чего бы мне это ни стоило. Чувствовал, что пора, когда каждый тянет в свою сторону, миновала, что она уступит место твердой руке, твердой линии, которая приведет к достижению поставленной цели. И я знал, что такой твердости нет ни в ком, кроме меня. А время, какое время было! (Не то плачет, не то смеется.)

Сударушкин и Метелко склоняются над ним.

Затемнение.

Квартира Петрова-Фролова. Звонок. П е т р о в – Ф р о л о в  открывает. Входит  С у д а р у ш к и н.

П е т р о в – Ф р о л о в. Побыстрее, я тороплюсь. За мной сейчас машина придет.

С у д а р у ш к и н. Я с очень простым вопросом. Вы ведь выступаете на чествовании Всеволодова…

П е т р о в – Ф р о л о в. Ну?..

С у д а р у ш к и н. Текст готов?

П е т р о в – Ф р о л о в. Принесли.

С у д а р у ш к и н. А кто написал?

П е т р о в – Ф р о л о в. Не знаю.

С у д а р у ш к и н. Сами-то Всеволодова видели? Общались?

П е т р о в – Ф р о л о в. Не привелось.

С у д а р у ш к и н. Давайте начистоту. Зачем вам это?

П е т р о в – Ф р о л о в. Поручили.

С у д а р у ш к и н. Кто?

П е т р о в – Ф р о л о в. Администрация.

С у д а р у ш к и н. А если бы не поручили?

П е т р о в – Ф р о л о в. Что вам от меня надо?

С у д а р у ш к и н. Я вас прошу не выступать.

П е т р о в – Ф р о л о в. Почему это?

С у д а р у ш к и н. Признайтесь, ведь вам самому, без бумажки, нечего сказать.

П е т р о в – Ф р о л о в. Без бумажки… не умею.

С у д а р у ш к и н. Так и не говорите, если не умеете.

П е т р о в – Ф р о л о в. Я человек ответственный.

С у д а р у ш к и н. Но это же абсурд!

П е т р о в – Ф р о л о в. Порядок есть порядок.

С у д а р у ш к и н. Давайте рассуждать здраво. Ведь вы считаете себя честным человеком? Как же можете говорить о том, чего не знаете, да еще пользоваться чужими мыслями?

П е т р о в – Ф р о л о в. Они, как мои.

С у д а р у ш к и н. Делайте то, что можете. За станком у вас получается – вот и трудитесь. Я же не лезу к вам за станок.

П е т р о в – Ф р о л о в. Не путайте. Производственное и общественное…

С у д а р у ш к и н. Одно и то же.

П е т р о в – Ф р о л о в. Товарищ Всеволодов огорчится, если от нашего коллектива никто не поздравит. Ему привет рабочего человека дорог, он сам из народа.

С у д а р у ш к и н. Это я беру на себя.

П е т р о в – Ф р о л о в. Вот заладил. Как вы это себе представляете?

С у д а р у ш к и н. Выйти на трибуну и отказаться. Объявить, что текст не ваш. Что Всеволодова вы не знаете.

П е т р о в – Ф р о л о в. С ума сошли!

С у д а р у ш к и н. Почему вы со мной можете искренне говорить, а с трибуны нет?

П е т р о в – Ф р о л о в. Ну чего привязались? Езжайте к другим – один я, что ли, выступаю?

С у д а р у ш к и н. Я у других уже был. Вы последний.

П е т р о в – Ф р о л о в (недоверчиво). Их тоже отговаривали?

С у д а р у ш к и н. Пытался.

П е т р о в – Ф р о л о в. Удалось?

С у д а р у ш к и н. Не скрою, от вашего решения очень многое зависит. Ваше выступление одно из главных.

П е т р о в – Ф р о л о в. И мне же предлагаете сорвать его?

С у д а р у ш к и н. Не сорвать, а использовать. Для откровенного разговора. Хотя бы об организации подобных юбилеев. У вас самого разве не наболело?

П е т р о в – Ф р о л о в. Есть маленько… Времени уйма уходит… Жалко времени…

С у д а р у ш к и н. Вот и надо восстать. Ведь сколько вокруг нас противоестественного! Книги издают не те, которые люди с удовольствием бы прочли, а те, которые якобы по каким-то причинам нужно издать…

П е т р о в – Ф р о л о в. При чем здесь книги?

С у д а р у ш к и н. Извините, до вас с писателем разговаривал. Убедил, он откажется от слова.

П е т р о в – Ф р о л о в. Оставьте меня, я должен подумать…

С у д а р у ш к и н. Очень на вас рассчитываю… (Уходит.)

П е т р о в – Ф р о л о в. Откуда взялся? Как черт. Все мои мысли угадал…

Затемнение.

Кулуары торжественного собрания.

В одиночестве прохаживается  И п п о л и т о в. Появляется  О р е л и к.

О р е л и к. А вы что не в президиуме?

И п п о л и т о в. Знаю себя. Опять задремлю. Неловко. Все-таки мы с юбиляром приятели.

О р е л и к (в сторону). Хитер. (Ипполитову.) А почему народу мало?

И п п о л и т о в. Сейчас подъедут.

О р е л и к. Каким по счету выступаете?

И п п о л и т о в. Звонили, сказали, выступления не требуется.

О р е л и к. Кто звонил? Вот у меня в руках программка. Вы в числе ораторов. (В сторону.) Ох, старость – не радость.

Вбегает  Д а л и д а д з е.

Д а л и д а д з е. Возмутительно! Кто допустил? (Увидел Ипполитова.) Сейчас вам выступать.

И п п о л и т о в. Ничего не понимаю. (Пожимает плечами, уходит.)

О р е л и к. Что происходит?

Д а л и д а д з е. Вакханалия. Ничего-ничего. Сейчас все утрясем. (Убегает.)

Возвращается  И п п о л и т о в.

И п п о л и т о в. Чушь. Повернули назад, сказали, мое слово в конце. Если хватит времени.

О р е л и к. Какое неуважение! (Снимает трубку, набирает номер.) Редакция?.. Материал о юбилее пока не засылать. Ограничимся фотографиями. (Вешает трубку.)

Вбегает  Д а л и д а д з е, за ним – м о л о д о й  и  п о ж и л о й  с о т р у д н и к и  и  с о т р у д н и ц а.

Д а л и д а д з е (Ипполитову). Вы еще здесь? Вам же выступать.

И п п о л и т о в  пожимает плечами, уходит. За ним – О р е л и к.

Полупустой зал. В президиуме никого. Зато старый маразматик Савойский пожаловал.

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Кто дал Никитину слово? От молодежи я должен был приветствовать.

С о т р у д н и ц а. А от женщин, говорят, вообще приветствия не будет…

Д а л и д а д з е. Надо позвонить… (Снимает трубку.) Или не надо? (Опускает трубку.) Надо что-то делать. (Уходит.)

П о ж и л о й  с о т р у д н и к (оглянувшись по сторонам). Я думал, этот Никитин… А он… (Глядя на молодого сотрудника.) Возмутительно!

С о т р у д н и ц а (оглянувшись). Аж мурашки по коже. Искажаются, говорит, святые принципы! Человек, говорит, должен отдавать все способности и таланты. А если работать вполсилы, а зарплату получать как за полную отдачу… (Глядя на молодого сотрудника.) Какая беззастенчивость и самовосхваление!

Слышны аплодисменты.

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Нет, этого так оставлять нельзя!

С о т р у д н и к и  убегают.

Входят  В с е в о л о д о в  и  И п п о л и т о в.

И п п о л и т о в. Ты мне можешь что-нибудь объяснить?

В с е в о л о д о в. А что? Все замечательно.

И п п о л и т о в (с сомнением). Да?

О б а  уходят.

Вбегают  С у д а р у ш к и н  и  М е т е л к о.

М е т е л к о. Успех!

С у д а р у ш к и н. Молодец Никитин!

М е т е л к о. Какая в зале тишина. Боятся слово пропустить.

Слышны аплодисменты.

С у д а р у ш к и н. Я бы не сказал, что тишина.

Оба убегают. Входят другие  с о т р у д н и к и.

П о ж и л о й  с о т р у д н и к. А как по кадрам прошелся! До каких, говорит, пор кадры будут тасовать люди, которым наплевать, что произойдет от этой перетасовки, лишь бы получать свою зарплату? И вообще, говорит, хотел бы я знать, по какому принципу производятся у нас назначения, перемещения, повышения?

С о т р у д н и ц а. Прав Никитин. Зачем арифметический подход? Работают люди двадцати трех национальностей… Дружба – это когда не интересуются, кто ты и кем записан, а если учитывают, – это уже что-то иное.

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Миллионы на свалке! Да, наш институт может целое десятилетие безбедно существовать, ничего не делая, а только переплавляя старые клеммы… И ведь мы все знали, что приборы паяют платиной, а спокойно выбрасывали…

С о т р у д н и ц а. И о выступлениях хорошо. Сперва, говорит, историческая часть, повтор общеизвестного со времен царя Гороха – расшаркиваемся перед прошлым, даем понять, что не посягаем, – и только потом куцые замечания о сегодняшнем. Кого мы все время убеждаем и заверяем – и для этого бьем себя в грудь и повторяем общеизвестное? Давайте вынесем эту первую часть за скобки. Представьте себе, что мы и между собой начнем говорить с получасовыми воспоминаниями о прошлом перед каждой фразой – вся жизнь в разговорах пройдет. На всех собраниях, уж если отрывать людей от дела, надо говорить только по существу!

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Или вообще их отменить, чтобы не тратить времени на болтовню! И еще внести пункт – не принимать в институт людей с заочным образованием. Ведь обман! Все мы знаем, какие знания они получают. Липовые! Давайте перестанем обманывать друг друга!

С о т р у д н и ц а. А как здорово придумал насчет лесопосадок. И мытья окон. Я первая выйду на расчистку института от бумаг!

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Дальше только так будем жить. Ни для кого никаких исключений. Всем правду. И всем в глаза.

Все уходят.

Появляются  В с е в о л о д о в, И п п о л и т о в  и  О р е л и к.

В с е в о л о д о в. Кто еще может похвастать таким юбилеем? Какая радость слушать то, что люди на самом деле думают! Без прикрас, без лести, без лакировки.

И п п о л и т о в. Считаешь, имеет пропагандистскую ценность? (Подзывает Орелика.) Надо дать об этом событии небольшую информацию. В плане популяризации положительного опыта…

Все уходят.

Вбегают  С у д а р у ш к и н  и  М е т е л к о.

С у д а р у ш к и н. Ты молодец!

М е т е л к о. Нет, ты!

С у д а р у ш к и н. Сейчас бы и я выступил.

М е т е л к о. Сейчас уже не надо. Все сказано.

Входит  Н и к и т и н.

Сударушкин и Метелко по очереди горячо жмут ему руку.

От души поздравляю. Блестящее выступление!

Н и к и т и н. Я так волновался. Себя не слышал…

С у д а р у ш к и н. Великолепно. Сорвать такую овацию.

Н и к и т и н. Пить хочу. Умру, если не попью.

Н и к и т и н  в сопровождении  С у д а р у ш к и н а  и  М е т е л к о  уходит.

Появляется  Д а л и д а д з е  и группа  с о т р у д н и к о в.

Д а л и д а д з е. Я это так не оставлю! Ишь, выдумал! Все вокруг плохие, один он герой. Он этим выступлением окончательно поставил себя вне коллектива. (Снимает трубку, набирает номер.) Але, это Далидадзе…

Появляются  И п п о л и т о в  и  О р е л и к.

И п п о л и т о в. Все понял? Дать полный текст выступления.

О р е л и к. Нет вопросов.

Д а л и д а д з е (опускает трубку, плюхается на стул). Вот блин!