Текст книги "Беглый герцог(СИ)"

Автор книги: Андрей Сухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

***

Изабелла дернула три раза за шнурок звонка, вызывая прислугу. Служанка возникла почти мгновенно и сразу же взялась за платье графини. Облачившись в платье, графиня устроилась в кресле, вытянула ногу, чтобы служанке было удобнее натягивать черный шелковый чулок и только тогда задумчиво спросила, больше сама себя, чем Лору.

– Так что же делать с этим Марком? Заклятье наложить нельзя – мешает ошейник, снять ошейник, который мне нужен, можно только с трупа, а я заплатила Лидии пятьсот золотых за раба. Жалко денег... Продать обратно Лидии? А ошейник? Она же сразу вывезет Марка из графства, там прикончит, сославшись на несчастный случай, а потом мне же и продаст этот ошейник. Я потеряю на этом полторы тысячи... Придется всё же выбрать ошейник... – пробормотала Изабелла, вытягивая вторую ногу для надевания чулка.

– Ваше Сиятельство, позволю себе заметить. У нас катастрофически не хватает рабов для инициации. Уже через месяц необходимо будет повторно инициировать слушательниц школы. Каждой для ритуала необходим один раб. А у меня в камерах сейчас всего десять рабов. Пусть этот раб поживет до инициации. А там и ошейник вашим станет и для ритуала на одного раба меньше надо будет покупать.

Служанка, закончив с чулками надела туфли на ноги графини, а затем принялась приводить в порядок ее волосы.

Изабелла задумчиво пожевала своими узкими сухими губами.

– Пожалуй, это наилучший вариант. Тогда пусть он у тебя в башне и остается. А насчет нехватки рабов... Инициировать выпускниц школы – первостепенная задача. За последние полгода потери среди воительниц, которых я предоставляю по найму, значительно увеличились и необходимо восстановить прежнюю численность. Я распоряжусь, чтобы выделили средства на покупку нужного количества рабов и чтобы через месяц у тебя все камеры были заполнены.

***

Я дочиста выскреб огромную миску овощного рагу с копченым окороком. Запил свою трапезу слабым местным пивом и откинулся на спину на нарах, поверх которых была накидана свежая солома. Я уже третий день плющил бока в камере номер десять и ситуация меня совершенно не радовала. Нет, питание для тюремной камеры было превосходное, а уж кружка пива прилагающаяся к нему – это вообще что-то с чем-то. Вот только почему-то мне в связи с этим приходило на ум только одно: бесплатный сыр и мышеловка.

Основания для беспокойства у меня были и весьма основательные. Изабелла и ее Лора теперь знали о моем втором ошейнике и даже младенцу было ясно, что с таким сокровищем меня отсюда не выпустят. А то, что кормят сытно... так поросенка или там гуся тоже откармливают перед тем, как зарезать.

И что со всем этим делать, у меня не было ни малейших соображений. Понятно, что лучше всего было бы удрать, но отсюда не удерешь. Даже дверь не открывают, а суют миску в окошечко на двери... Последует команда, придет пара-тройка этих трехметровых амазонок из личной гвардии графини с мечами вполовину моего роста и я ничего не смогу сделать. Даже мое ускорение не поможет в тесноте этой камеры.

Проклятье! Вот попал, так попал!

Единственную слабую надежду на какой-то иной исход давало то, что мне не сразу перерезали горло, а чего-то ждали. И в этом смысле каждый прошедший день эту мою надежду укреплял.

Но одной надеждой жив не будешь. Надо что-то и самому попытаться предпринять. Только вот что?

Бежать надо! Любыми путями постараться смыться отсюда. Дооттягивал побег, придумывая себе причины: то денег нет, то еды, то холодно в горах... В могиле будет еще холоднее... надо попытаться. Пусть уж лучше убьют при попытке к бегству, чем как свинью зарежут.

Если в камеру зайдет одна амазонка, то у меня шансы есть: используя ускорение и напитав руку магией убить ее, завладеть кинжалом или дубинкой и прорываться к выходу. Их меч мне без надобности. Этой их здоровенной железякой я долго махать не в состоянии.

Вот мне повезет, я вырвусь из камеры, – продолжил фантазировать я. – Входная дверь под охраной. Человека два-три там... надо убивать. Наружная охрана башни... надо убивать... встреченные по пути к входным воротам замка амазонки... надо убивать...охрана на воротах... – я помотал головой в тоске. – Кто-нибудь где-нибудь обязательно подаст голос. Сразу и молча эти монстры умереть не пожелают, на крики набежит туча амазонок и порубят меня на гуляш. Да, даже если и вырвусь... ищейки найдут. Как всё плохо-то! А если в камеру зайдут две, а хуже того три амазонки, то я даже и побегать не успею – прикончат тут же, в камере. Обидно!

Я походил по камере из угла в угол, поковырял в раздумье солому носком моей туфли.

Ничего не остается, как попытаться стать сильнее и быстрее, чтобы справится с тремя амазонками разом и начать бегать так быстро, чтобы и глаз стражника не успевал рассмотреть, что такое вот только что тут промелькнуло.

Ошейник мне не препятствует становиться сильнее и быстрее. Видимо считая, что это пойдет на пользу хозяину ошейника, вернее хозяйке.

Я печально вздохнул. Спокойная и сытая жизнь похоже закончилась. Впереди тяжкий труд. "Что мне требуется для задуманного? Надо добиться, чтобы магические потоки в моем теле, регулировались и контролировались сознанием, а не эмоциями, как сейчас. Надо научиться напитывать магией всё тело. Только тогда можно будет быть и сильным и быстрым одновременно. Надо усилить эти потоки... Надо, надо, надо...но ведь действительно надо. Иначе закончится не только моя спокойная и сытая жизнь, а и вообще всякая".

Я сел на солому, оперся спиной о стену камеры, закрыл глаза и сосредоточился.

"Ну, где вы мои магические потоки? Сейчас я попытаюсь вас построить..."

Однако, сколько я ни вглядывался в себя, сколько ни напрягался, но никаких своих магических потоков внутри себя не увидел.

"Как же так? Ведь было же... сам видел и даже мог направлять в экстренных случаях..."

Я созерцал однородное светло-серое пространство внутри себя. Пустота. Сколько времени я был погружен в себя, я не знаю. Времени здесь не чувствовалось. Я продолжал понукать себя, стараться увидеть хоть что-то. Отступать мне было некуда. И увидел, наконец, но не пресловутые каналы, а свое тело изнутри. Вернее эта светло-серая субстанция была ограничена в пространстве чем-то серебристым типа пленки, которой обтянули мою руку.

Вернее пленка была в форме руки. Я пригляделся. Вот ноги, вот брюхо, вот доставивший столько радости Лили, Сабрине и Лидии отросток на моем теле... Всё это очень смахивало на гондолу дирижабля изготовленную в форме человеческого тела и надутую воздухом.

"Цвет этой пленочки очень уж похож на цвет моего `любимого` мифрилового ошейника. – размышлял я. – Скорее всего так оно и есть. Эта пленка блокирует мою магию. Не пускает наружу, а внутри делай что хочешь. Вот только с чем делай что хочешь, ничего ведь нет! А если подумать вот о чем. Все магессы, что Лили, что эта Лора спрашивали меня словно для проформы: не маг ли я? И мой ответ при этом их не очень-то и интересовал. А почему собственно? Да потому, что они и так своим истинным зрением видели, что я никакой не маг. Но я ведь могу кое-что, а иногда, когда припрет даже и не кое-что... В-о-о-о-т! Когда припрет! Магам ведь документы, что они маги не требуются. Они друг на друга только глянут и сразу определяют маг или не маг, какой силы, какого направления... а у меня ничего такого не видно. Может это связано с особенностью моего появления здесь или это организм у герцога такой необычный? Тогда надо поспособствовать проявиться этим моим способностям..."

Я от души врезал кулаком по каменной стене камеры. Кулак немедленно заболел и сильно так заболел, а я разозлился. На себя, на амазонок, на Изабеллу, запершую меня тут, но злость моя быстро испарилась, когда я увидел что в пустом до той поры пространстве моего

тела-дирижабля появился круглый плотный светящийся шарик. Он медленно вращался вокруг своей оси и располагался в районе солнечного сплетения.

– Ага! – сказал я себе и мысленно потер руки. – Дело двигается.

***

Дело действительно двигалось, но не так быстро, как мне хотелось. Хоть я и прерывал свою медитацию только ради недолгого сна и приема пищи за прошедшие две недели я научился вызывать свой шарик в любой момент даже в состоянии полного покоя и спокойствия. Научился также невидимыми, как бы руками слегка сплющивать его. Это приводило к тому, что шарик начинал выбрасывать во все стороны ярко-светящиеся нити. Чем сильнее плющишь шарик, тем больше нитей он выбрасывал. Шарик в обычном спокойном состоянии бывший размером с мандарин раздувался до размеров апельсина, заполнял все мое внутренне пространство клубком светящихся нитей и больше на мои пальпацию не реагировал. Еще я научился равномерно распределять нити внутри тела и тогда уже снаружи тело покрывалось какой-то золотистой и ужасно твердой на ощупь коркой.

"Какой-то аналог магической брони", – решил я, поскольку в этом состоянии не мог даже поцарапать кожу острым осколком глиняной миски. Специально для этого эксперимента я разбил миску, из которой ел кашу, суп и вообще все, что было в моем тюремном меню. В качестве наказания за порчу графского имущества я был вынужден после эксперимента три дня питаться всухомятку, но не расстраивался по этому поводу. Дело того стоило.

Очередной эксперимент, который я наметил, был более серьезным. Сразу после завтрака я вызвал свой шарик, привычно стиснул его и когда тот выбросил светящиеся нити, направил большую часть нитей в правую руку. Они там свивались в клубки, перетекали с места на место, но заполнили весь объем руки, и рука стала выглядеть так, словно была сделана из золота.

Я несколько раз глубоко вздохнул, а потом ударил кулаком по каменной стене. Сильно ударил, но боли не было. Мой золотистый кулак при ударе вошел в каменную стену, сминая ее так, словно та была из глины. Но стена глиняной всё же не была. Каменный блок, который я стукнул, пошел трещинами, в воздух поднялось облако пыли, а в камере загудело, словно я ударил в колокол.

Бум!

Я торопливо отдернул руку. Глубокий отпечаток кулака в покрывшейся множеством трещин плите в полутьме стоявшей в камере был малозаметен, но если стража учует запах пыли, принесет факелы, увидит отпечаток кулака в каменной стене камеры, то ко мне, несомненно, возникнут вопросы, ответить на которые мне будет совсем не просто. Самое простое: спал, ничего не видел и не слышал, не прокатит.

Поэтому я сидел и с тревогой прислушивался к шуму, производимому озабоченно перекликавшей стражей, которая шныряла по узилищу в поисках источника загадочного звука. Вот начали открывать камеры для проверки. К счастью для меня начали с дальней и когда распахнулась тяжеленная деревянная дверь моей камеры, обитая для прочности стальными полосами, пыль уже успела осесть на пол и ничего подозрительного возникшая на пороге настороженная амазонка держащая наготове короткое копье не обнаружила.

"Пронесло, – подумал я, когда дверь захлопнулась. – Но в следующий раз может так и не повезти. Надо все-таки сначала головой думать, а потом уже руки в ход пускать... Но результаты эксперимента следует признать положительными. Я сейчас запросто смогу проломить нагрудник, ребра и разнести вдребезги сердце у пары амазонок, а третья меня и зарубит пока я этим занимаюсь. Надо теперь сделать упор на ускорение, чтобы я на форсаже молнией мелькал, ломая ребра. И выяснить, кстати, сколько времени мой магический моторчик может работать без подзарядки. Завтра и начну, а сейчас пусть все успокоятся..."

***

Но все мои планы тренировок и восхождения на новый уровень рухнули не начавшись. В камеру, которую я уже начал было считать своей персональной, вселили новых постояльцев.

Раным-рано, еще до завтрака дверь в камеру распахнулась и пока я протирал свои сонные глаза, население камеры резко возросло. Три лохматых, оборванных мужика молча, сноровисто начали устраивать себе лежанки из кучи соломы, которую вытряхнула посреди камеры из огромного мешка одна из амазонок.

"Морды какие-то бандитские, – подумал я, разглядывая своих новоявленных соседей. – Все в шрамах, зубы имеются через один и выпали явно не по причине кариеса... Но контакт надо устанавливать, может тогда и не придушат ночью".

– Привет! – сказал я, жизнерадостно улыбаясь и демонстрируя все свои целые белые зубы.

– Я раб, принадлежу графине Изабелле, не выполнил один из ее приказов. Вот меня сюда и засунули... А вы откуда?

Мужики уже развалившиеся на соломе помолчали немного, хмуро разглядывая меня. Было ясно, что мой юный вид не вызывает у них никакого доверия. Я не торопил события. Торопиться было совершенно некуда. Медитировать, а уж тем более проверять: насколько я могу ускориться, в присутствии соседей не стоило.

Наконец мужики намолчались вдоволь и самый здоровый, с самой дегенеративно-уголовной рожей ответил.

– Мы из отряда Ракло Кривого. Баронские стражник застали нас врасплох. Частью побили, частью захватили в плен и продали на торгах в рабство. А эти... – он кивнул лохматой головой в сторону двери. – Бабы нас купили.

– Так вас тут в графстве никому не продавали? Пригнали и сразу сюда запихнули?

Мужик кивнул.

– Меня Марк зовут. Я в графстве уже несколько месяцев. Сначала работал на тысячницу Лидию. Затем меня перепродали самой графине, а та уже отправила сюда в эту башню и что будет со мной, представления не имею.

Мужики тоже представились. Слева направо.

– Ринус Мелкий.

– Жак Шило

– Ник Сопля

Естественно, что поводу клички `Сопля` у Ника я не позволил себе ухмыльнуться даже уголками рта. Чревато.

– Когда тут кормят? – задал самый животрепещущий вопрос Ринус.

– Да уже должны бы принести... – ответил я и тут, словно по волшебству распахнулось решетчатое окошечко в двери.

– Подходи по одному! – пробасила амазонка, притащившая бадью с кашей.

Недовольство, имевшее место быть на мордах моих сокамерников мгновенно сменилось оживлением. Поесть – это они любили.

День был проведен в разговорах. Сначала правда бандюганы попытались соблазнить меня игрой в кости, но я сразу отказался, мотивировав полным отсутствием денег. Делать было нечего, и я после двух недельного молчания (с амазонками особо-то не поговоришь!) развлекал соседей байками из своей жизни наемника. За девять лет скитаний накопилось много всякого.

Мужички тоже делились...опытом. Как правильно ограбить человека в дороге, в городе, в деревне, живущего в своем доме или в гостинице, передвигающегося в карете или идущего пешком... Просвещали где эти хитрецы обычно прячут деньги и как развязать язык тем, кто не хочет делиться... В общем такой маленький бандитский ликбез.

Три дня камера числилась четырехместной, пока стражницы не определили к нам, на постой двух крестьян проданных амазонкам на торгах за долги.

Стало уже тесновато. А уж когда через пять дней к нам впихнули еще четверых, то жилищный кризис обострился до предела. Если бы не строгий надзор через окошечко в двери, жестоких разборок было бы не миновать. А так при малейших признаках шума или какой-нибудь подозрительной возни три-четыре стражницы врывались в камеру и охаживали деревянными дубинками, обтянутыми толстой кожей всех подряд. Принуждение к миру, так сказать.

Меня резко возросшее народонаселение камеры не волновало только до того момента, пока я не увидел на правой руке одного из новоприбывших знакомое загадочное клеймо, давным-давно продемонстрированное мне Броном: ромб в овале.

Путем осторожных расспросов и еще более осторожных наблюдений я выяснил, что вся последняя четверка рабов имела подобный знак отличия на правой руке.

Вот тогда-то мне и стало ясно, что ничего хорошего ни меня, ни моих сокамерников в ближайшем будущем не ждет.

В пользу нехорошего конца говорило то, что никого с таким клеймом на торги, по уверениям Брона не выпускали. Они просто исчезали, и никто больше их не видел и ничего о них не слышал. У меня клейма не было, но само мое попадание в эту компанию свидетельствовало об одном: графиня решила заполучить мой мифриловый ошейник, а поскольку заполучить его можно было, только сняв его с трупа, то получается, что вся наша компания – смертники.

А почему именно наше ближайшее будущее видится в черных тонах? Было одно соображение: слишком уж нас хорошо кормили. Это ж, какие расходы! А люди здесь ужасно практичные и ни о каком сострадании к бедным рабам и речи быть не могло. Раз уж ты попал в рабство, то виноват уже одним этим фактом и исключительно сам.

"Ну и что делать? А делать то, что и собирался: красиво умереть, в борьбе так сказать. С двумя амазонками я худо-бедно должен справится, а там уж как карта ляжет...", – так рассуждал я про себя, разглядывая сытые, довольные морды соседей. Им готовившимся хлебать пустую похлебку из репы с куском черствого хлеба, здешние разносолы казались чем-то запредельным.

"И бесполезно этих убеждать, что они смертники: не поверят. Надо продумать какие-нибудь расклады хоть на чуть-чуть увеличивающие мои шансы выжить..."

Но на любую хитрую гаечку имеется свой персональный болт с нужной резьбой, как любил говаривать знакомый слесарь. Здешние тюремщицы имели богатый опыт в сфере своих профессиональных интересов. И осложнять жизнь себе категорически не хотели. А поскольку среди массы рабов-смертников изредка попадались экземпляры вроде меня, которые видели несколько дальше своего носа, то они даже безоружные могли обеспечить существенные неприятности своим надзирательницам, поскольку терять им было нечего. Вот чтобы подобных инцидентов с такими рабами-интуитами не было, всех рабов просто-напросто усыпляли, подмешивая им в еду сонное зелье.

Но об этом, я весь такой хитрый из себя, узнал гораздо позже, когда поделать уже ничего было нельзя.

Глава 13

Когда я очнулся, то еще не открывая глаз понял, что мое дело – дрянь. Ни рукой, ни ногой было не пошевелить, голой спиной я ощущал холодную твердость гладкого камня, откуда-то слышались стоны и хрипы, те самые, предсмертные, а главное в воздухе стоял густой тяжелый запах свежей крови.

Остатки сна исчезли мгновенно. Я немедленно открыл глаза и убедился в том, что всё верно, и это мне не снится.

Черный, как ночь потолок из полированного мрамора плавно повышался к центру помещения и был совершенно не похож на серые каменные плиты моей камеры. Не успел я повертеть головой, оценивая обстановку, как надо мной, заслоняя все вокруг, возникло огромное лицо амазонки. Она вгляделась в меня и крикнула кому-то низким рокочущим голосом.

– Этот пришел в себя...

– Отлично, – раздался в ответ откуда-то сбоку не менее низкий, но, что самое интересное мужской голос. – Пусть оклемается немного, а пока заткни ему рот, чтобы не орал.

– Открой пошире ротик и скажи тете `А-а-а`, детка, – осклабилась нависшая надо мной амазонка.

Выждав пару секунд и не дождавшись ответа, она резко дернула мою челюсть вниз, чуть не вывихнув ее при этом, а затем засунула мне в рот, раздирая в кровь десны, язык и нёбо нечто твердое и судя по вкусовым ощущениям деревянное. Деревянный кляп был такого размера, что в обычных условиях никак не должен бы был поместиться у меня во рту. Но амазонка об этом понятия не имела и потому лишь слегка хлопнув по кляпу своей тяжелой ладонью загнала мне его почти до самого горла.

Последний раз, я испытывал схожие ощущения очень давно, еще в прошлой земной жизни, когда стоматолог пытался добраться до моего больного зуба мудрости и раздирал своей пятерной мне рот.

Как тогда, так и сейчас я был способен только мычать и вращать глазами. Но если в случае со стоматологом это был мой осознанный выбор, за мои же кровные деньги, то тут мне явно готовились предоставить бесплатную услугу.

Амазонка, выполнив поставленную перед ней неизвестным задачу, уплыла куда-то в сторону, предоставив мне возможность покрутить головой и осмотреться.

Увиденное подтверждало мои самые худшие предположения.

Огромный зал, без окон, возможно подземелье под башней, но с такой вероятностью это мог быть верхний этаж башни Лоры. Пять каменных постаментов-лежанок на которых лежали распластанные мужчины-рабы. Соседа справа я узнал. Это был Ринус Мелкий. Совершенно голый, как и я, он лежал на постаменте с накрепко примотанными руками и ногами к вделанным в камень кольцам. Тоже, как и я, он мог только крутить головой и судя по его расширенным от ужаса глазам, наконец, сообразил, что в ближайшее время у него будут крупные неприятности. Кроме этих основательных постаментов в зале имелись и обычные дубовые столы, уставленные глиняной и стеклянной посудой, бутылками, банками и баночками. Имелось и непонятное внушительное по размерам механическое устройство. В зале за порядком на всякий случай приглядывали две амазонки, хотя у потенциальных нарушителей лежавших на постаментах ни единого шанса устроить беспорядки не было.

Кроме них в зале присутствовал здоровенный, весь обросший жестким черным волосом, словно какой-нибудь питекантроп, мужик. Степень его волосатости можно было определить так легко потому, что на нем не было ничего кроме штанов и кожаного фартука, покрытого бурыми и красными пятнами. И словно для того, чтобы ни у кого из присутствующих не возникло вопросов по поводу происхождения этих пятен, мужик поигрывал огромным окровавленным кинжалом. Питекантроп был занят делом: он неспешно обходил лежавших на постаментах и внимательно разглядывал их. Наконец он добрался и до меня. Поглядев на меня своими маленькими, злобно-веселыми глазками он довольно кивнул, пробормотал себе под нос.

– Все очнулись, – и вышел из зала.

Спустя пару минут, во время которых, я делал безуспешные попытки пошевелить рукой или ногой, стараясь делать это незаметно для присутствующих в зале амазонок, мужик вернулся и вернулся не один.

Впереди выступала фигура в балахоне красного цвета украшенного золотыми узорами. Капюшон балахона был откинут, да даже если бы не был, то я все равно сразу бы узнал в ней замковую магессу. За ней следом возникла еще одна фигура, тоже в красном балахоне и тоже женская, но мне незнакомая. Лору сопровождала худющая светловолосая девица. На ее бледном некрасивом лице бросались в глаза лишь длинный тонкий нос, который делал ее похожей на родную сестричку Буратино, да неожиданно пухлые, ярко-красные губы.

Эта тройка тоже обошла всех лежавших в зале участников эксперимента (а то что нам предстоит принять участие в каком-то ритуале, у меня лично не вызывало сомнения!) и задержалась только около меня.

Лора оглядела меня равнодушно.

– Так, все в сознании и можно начинать. Жофрей!

Мужик в кожаном фартуке скромно стоявший позади парочки в красном, встрепенулся.

– Да, госпожа магесса!

– Этого оставишь напоследок. Над ним надо будет поработать немного больше, чем всегда. После обычного ритуала, ты отрубишь ему голову, снимешь с шеи металлический ошейник, вымоешь его... Я имею ввиду ошейник, а не покойника и передашь его мне.

– Конечно, госпожа магесса! Всё будет исполнено!

– Тогда начинаем! После этой партии пообедаем.

Маленькие глазки Жофрея заблестели еще больше и даже в сонных рыбьих глазах помощницы Лоры прорезался небольшой интерес к окружающему миру.

Тройка разбрелась по залу. Лора устроилась в кресле у дальней стены, помощница взгромоздилась на табурет около загадочного механического устройства, а Жофрей направился к одному из лежавших.

Я подозревал, что сейчас случится что-то нехорошее, поэтому и смотрел внимательно за происходящим, одновременно судорожно пытаясь придумать способ освободиться.

Я едва смог заметить быстрые, точные, профессионально выверенные движения Жофрея кинжалом. Одновременно с этим раздался полный смертной боли стон, впрочем, быстро стихнувший. Что именно делал Жофрей с рабом мне в лежачем положении было не очень хорошо видно, а вот результат его работы я разглядел во всех подробностях, поскольку он прошел рядом со мной. В руках по локоть измазанных кровью Жофрей бережно нес крайнюю плоть раба, вырезанную вместе с изрядным куском внутренностей и засунул в агрегат около которого сидела помощница магессы.

Та брезгливо проворчала.

– Аккуратнее не можешь! – и стерла пальчиком упавшую на нее капельку крови, а затем кивнула уже стоявшей рядом амазонке. Та начала крутить какой-то кривой рычаг, торчавший из машины.

Уж на что я был привычный к расчлененке, (за годы войны, в которой используют только холодное оружие всякого насмотрелся и сам нашинковал немало противников, но то было на поле боя) но тут меня затошнило. В этом устройстве я признал обычную мясорубку, только больших размеров. Миска на выходе мясорубки быстро наполнялась кровавым фаршем.

Помощница магессы процессом и содержимым миски смущена не была. Она споро начала добавлять в миску загадочные ингредиенты из банок и бутылок. Я сглотнул несколько раз, усилием воли подавил поднявшуюся к горлу тошноту и продолжил наблюдать. Сейчас для меня была важна любая мелочь.

Наконец, молодая ведьма (магессой эту кровожадную тварь я назвать никак не мог) решила, что ее работа закончена и поволокла миску к другой, старой, матерой ведьме до этого сидевшей с совершенно индифферентным видом.

Содержимое миски после таинственных манипуляций сменило цвет с красного на желто-зеленый, а действия Лоры уже не выглядели уже такими отвратительными, как у ее помощницы, но их людоедской сути это не меняло.

Под какую-то невнятную скороговорку Лора опустила в миску большой голубой камень на серебряной цепочке. Из миски повалил пар. Скороговорка Лоры еще больше ускорилась. Пара стало еще больше, но через минуту всё закончилось.

Лора вытащила камень из миски. Совершенно чистый, к нему не пристало ни частички содержимого. А затем к моему удивлению налила получившуюся в результате прозрачную жидкость в золотой кубок стоявший тут же на столе.

– Зови! – кивнула она дежурившей рядом амазонке. Та шустро распахнула дверь и зычно рявкнула.

– Следующая! Заходи!

В дверях возникла амазонка и быстрым шагом направилась к сидящей в кресле Лоре. Та молча вручила амазонке кубок. Амазонка за несколько могучих глотков, не поморщившись, осушила кубок и ожидающе воззрилась на ведьму.

– Возвращайся к себе и спи до завтрашнего утра. Когда утром проснешься, все уже закончится, – проинструктировала Лора внимающую ей амазонку.

Я увидел достаточно, чтобы начать думать.

"Итак, молодая амазонка выпила некое магическое снадобье, одной из составляющих частей которого являются половые органы мужчин – источник тестостерона и прочих мужских гормонов. Плюс загадочные ингредиенты, плюс магия и пожалуйста: быстро и без всяких усилий у выпившей увеличивается рост и она обрастает могучими мускулами, то есть становится амазонкой. Вернее окончательно становится амазонкой. За два раза. Сначала видимо женщины дорастают до двух метров, как Аннет и ее подруга, а потом, выпив снадобье, доращивается уже до двух с половиной метров. А трехметровым гвардейкам графини вполне возможно, что и три раза приходилось пить из этого кубка..."

Тем временем отвратительное действо пошло на второй круг. Лора снова откинулась в своем кресле и, казалось, задремала, юная ведьма устроилась на табуретке около мясорубки, а этот вивисектор с кинжалом наперевес устремился к новой жертве.

Я торопливо закрыл глаза, жалея, что таким же образом не мог заткнуть себе уши и нос. Повторно смотреть на творившееся рядом мог только явный садист.

"Что же делать? – постарался я углубиться в размышления и хоть ненадолго отстраниться от реальности. – Вот если бы я умел нагнетать свою магическую энергию прямо в мышцы, то наверно смог бы порвать эти веревки, но научиться этому я не успел. Могу только создавать доспех на поверхности кожи, да ускоряться. Ускориться не удастся, примотан к столу прочно. Тогда остается только создать доспех, когда этот палач будет тыкать в меня своим кинжалом.

К сожалению, я не знаю пределов прочности моей магической защиты. Негде проверить было... а вдруг, если я растяну этот доспех на все тело, а он не выдержит удара кинжалом? Удар-то у этого здоровяка не слабый... а потому наверно стоит защитить только одну промежность для начала, по крайней мере. Конечно это лишь небольшая отсрочка. Палач не справится: кликнут амазонок и те мигом изрубят меня в такую мелкую крошку, что и через мясорубку пропускать не надо... Ну и черт с ними! Пусть хоть вспотеют, прорубая мою защиту. Раз уж доставить им более крупные неприятности у меня возможности нет..."

Я приоткрыл глаза, чтобы узнать, как там снаружи обстоит дело, и с изумлением и тревогой обнаружил, что уже подошла моя очередь. Палач направлялся ко мне с кинжалом наизготовку. Видимо в своих размышлениях я провел немало времени, а может обещание обеда подстегнуло производительность подручных Лоры.

Я едва успел отреагировать на стремительный выпад кинжалом в направлении моей промежности. Промежность, внутренняя часть бедер, низ живота мгновенно приобрело золотистый оттенок, что свидетельствовало, что одна из самых ценных частей моего тела надежно прикрыта от всяких посягательств.

Заметил ли этот волосатый тип, что у меня зазолотился весь низ живота или нет, я не знаю. В любом случае кинжал он придерживать не стал, и вонзил мне туда, куда и целилась эта сволочь: между внутренней стороной бедра и ...э...промежностью. Вот только результат оказался совсем другим. Кинжал звякнул об меня, словно воткнулся в металл, затем скользнул вниз, где встретился с твердым камнем постамента и вывернулся из руки палача, никак не ожидавшего какого-либо сюрприза. Кинжал был очень острый, а мужик пренебрегал правилами техники безопасности при работе с острыми предметами. Видимо полностью полагаясь на свой богатый палаческий опыт. В результате кинжал распорол ему его голую руку от кисти до самого локтя. Тут же выяснилось, что это только к чужой крови этот садист относился равнодушно, а своей-то ему было жалко. Громкий, отчаянный крик, раздавшийся в тишине зала сразу привлек к себе внимание всех остальных присутствующих. Лора открыла глаза, молодая ведьма соскочила со стула, а амазонки ринулись на помощь.

Я торопливо привел свою промежность в исходное состояние, на всякий случай испуганно округлил глаза, делая вид, что совсем тут ни при чем и стал ожидать, чем закончится дело.

"Раз палач выбыл из строя, то может меня сегодня трогать не будут, а отправят обратно в камеру? А уж там я постараюсь хотя бы пару амазонок упокоить, прежде чем самого прикончат".

Кровь из распоротой до кости руки Жофрея текла сплошным потоком, он бледнел на глазах и вдруг начал плавно опускаться на пол. Примчавшаяся к месту происшествия Лора возглавила операцию по спасению ценного кадра от смерти.