Текст книги "Глаголь над Балтикой (СИ)"

Автор книги: Андрей Колобов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Еще ночью на стоящие в двухчасовой готовности к выходу крейсера был доставлен приказ командующего: выйти на перехват германских кораблей, незнамо как просочившихся в Финский залив. "Баяну" и "Адмиралу Макарову", командование которыми принял князь Еникеев, надлежало следовать к Дагерорту, одному из возможных путей отхода неприятеля, вторая пара крейсеров их бригады пошла к Готска-Сандену. И ей не повезло – похоже на то, что все самое интересное достанется именно Алексею Павловичу.

Некоторое время назад на горизонте обнаружились дымы, и оба русских крейсера рванули со всей доступной им скоростью прямо на них: интересно было разобраться, кто это почтил до того безлюдные воды своим присутствием? Белые усы бурунов вздулись едва ли не до самых клюзов, погодка была свежей и "Баян" с "Макаровым" целеустремленно резали невысокую балтийскую волну – благо, с самого выхода держали пары под полный ход. Подозрения укрепились, когда оба замеченных морских странника вдруг резко развернулись, ложась на обратный курс, а клубы дыма из их труб, ясно видимые на фоне свинцового неба, неопровержимо указали на попытку набрать полный ход... плохо то, что кроме дыма теперь почти ничего не было видно, так что идентифицировать тевтонов не получалось.

– Ставлю шесть "Клико" против бутылки шиттовского, это "Аугсбург" с "Магдебургом" – авторитетным голосом заявил старший штурман, но спорить против очевидного желающих не нашлось. Кто еще мог бы рискнуть сунуть голову в пасть тигру, если не эти быстроходные, способные улизнуть от любой неприятности крейсера? Однако время шло, а "Баян" и не отстающий от него "Макаров" медленно, но верно нагоняли пытающихся удрать германцев.

– Да кто же это такие, хотел бы я знать... Крайний вообще отстал сильно, еле движется... Тааак... – медленно цедил слова старший артиллерист "Баяна", половина лица которого скрылась за тяжелым биноклем. По всеобщему признанию, он обладал самым зорким глазом среди всей кают-кампании, так что остальные присутствующие внимали, затаив дыхание.

– Две мачты...две трубы...  маловат что-то для крейсера...   Да это же... – вдруг воскликнул старарт изменившимся тоном, но его опередил рев луженой глотки сигнальщика:

– Так что крайней канонирская лодка типа "Пантера", вашсковородь!!

В боевой рубке удивленно загомонили – всех чрезвычайно интересовал вопрос, с какого бы это перепугу осторожные и разумные немцы отправили к русским берегам эдакого тихохода, едва ли способного идти более 14 узлов?

– Вот зачем, спрашивается, мы на мачту телефон тянули, если Нечипоренко не то, что с боевого марса или там с клотика, а с небесной планеты Марс до боевой рубки доораться может? – поморщившись, задал риторический вопрос Алексей Павлович, и наступила тишина.

– Андрей Геннадьевич – обратился командир к своему старарту:

– А ведь уели Вас сигнальщики, как есть уели...

– Не совсем – улыбнулся в ответ невысокий, как и князь, но куда более молодой и худощавый офицер:

– Первым идет крейсер типа "Газелле", а наверху этого пока не видят.

Князь едва сдержал недоверчивый смешок. Судьба явно решила сделать ему великолепный подарок, уж неведомо и за что. С самого начала войны быстроходные германские рейдеры вели себя хуже надоедливых ночных комаров – вроде и невелик вражина, а попробуй прибей его! Крейсеры кайзера возникали из ниоткуда, пакостили по мелочи и невредимыми растворялись в морских просторах, потому что догнать их мог разве что новейший эсминец "Новик", который, однако, в одиночку с крейсером справиться не мог, а уж с парой тем более. В общем, пользуясь своей превосходной скоростью, германцы пиратствовали по маленькой, оставаясь неуязвимыми для русских крейсеров. Посему Алексей Павлович не сомневался, что и сегодня его ожидает фиаско, и вдруг – два древних германских кораблика, причем даже вместе они были куда как слабее и меньше "Баяна": ни уйти, ни противостоять русским крейсерам немцы не могли.

С "Пантерой" покончили весьма быстро – тихоходный кораблик и так отставал от своего более быстроходного собрата по несчастью, а после второго попадания еще и резко сбавил ход – тем не менее флага не спустил и яростно отстреливался, почему и был безжалостно добит "Баяном" и "Макаровым". Дистанция продолжала сокращаться и ничто не могло бы спасти наконец-то опознанный "Амазон", когда прямо по курсу возник еще один дым – корабль явно шел навстречу русским крейсерам, чем и вызвал большое недоумение на мостике "Баяна" ...

– Кто бы это мог быть? – повторил вслед за Алексеем Павловичем артиллерист.

– "Кайзер"! – с наисерьезнейшим выражением лица ответствовал старший штурман.

– Почему – "Кайзер"? – с удивлением переглянулись находящиеся в рубке офицеры

– А потому что день сегодня такой. Вот скажите, кто из нас ожидал увидеть немецкую канонерку у Моонзунда? Никто! Тем не менее – встретили. Неприятельский дредноут мы тоже видеть не рассчитываем, так почему б ему и не объявиться, раз пошли такие чудеса?

– Типун Вам на язык, Георгий Васильевич!

И действительно – если бы волею судеб здесь оказался вражеский линкор или линейный крейсер, то роли резко переменились: ни удрать, ни сражаться с таким врагом крейсера Еникеева не могли, и были бы сами потоплены с той же легкостью, с какой "Баян" и "Макаров" отправили на дно "Пантеру".

– Трехтрубный! – опуская бинокль, безапелляционно заявил старший артиллерист.

– "Аугсбург"! Задумали нагадить в Финском, это понятно, но зачем они с собой тихоходы потащили?

– Может, это "Аугсбург". А может и другой, трехтрубных крейсерков у немцев много – раздумчиво молвил князь:

– Вот только его командир возомнил, что стоит на мостике "Фридриха дер Гроссе". Иного объяснения его действиям я дать не могу.

И действительно – германский крейсер, не снижая скорости, нагло пер вперед, прямо на русские корабли. Вот он вошел в пределы досягаемости восьмидюймовых орудий, вот – разошелся контркурсом с горящим и прилично уже побитым "Амазоном". И вдруг по его темному силуэту праздничной гирляндой засверкали вспышки выстрелов.

– Недолет!

– Однако! Господа, он что, желает отогнать нас огнем?

Как бы ни было абсурдно зрелище небольшого корабля, под грохот своих игрушечных стопятимиллиметровых орудий идущего в самоубийственную атаку на два русских броненосных крейсера, но и любоваться им до бесконечности было нельзя. Безусловно, даже один "Баян" обладал подавляющим превосходством в огневой мощи над германцем, но никакое превосходство нельзя было реализовать, продолжая обстреливая "Амазон". Так что Алексей Павлович распорядился перенести огонь на неожиданно случившийся немецкий крейсер – и вскоре вокруг него взметнулись белопенные столбы падений восьмидюймовых снарядов.

А тот в ответ завертелся юлой, уходя из-под накрытий и сбивая наводку русским артиллеристам. Комендоры германского крейсера продолжали азартно палить в белый свет, как в копейку, хотя его залпы и падали большими недолетами. Этот "Аугсбург", или как там его, старался держаться на пределе дальности, постоянно менял курс, уворачиваясь от русских снарядов. С учетом того, что по нему сейчас могли стрелять только носовые башенные орудия – по одной восьмидюймовке с каждого крейсера – шансы на попадание были невелики. И он... ну да – он сейчас отступал, двигаясь иным курсом, нежели горевший "Амазон"

– Это что же, он так своего пытается выручить?! На себя отвлекает? Молодеееец.... – протянул Георгий Васильевич и тут же началась дискуссия:

– Заманивает, как есть заманивает!

– Куда?

– А на минное поле!

– Да откуда ж ему взяться-то здесь?

– Германцы всегда мины с собой таскают. Поди, пока мы гнались за их тихоходами, набросал их где-то рядом, а сейчас пытается нас от "Амазона" отвлечь и на свою минную банку заманить.

– Рисково больно...

– Так ведь и немец не лопух!

– Это точно, не лопух, – сказал Алексей Павлович, и в рубке вновь наступила тишина. Князь поощрял обсуждения своих подчиненных, в таких спорах нередко рождались необычные, но правильные решения, но уж если начинал говорить командир – умолкали все:

– Во-первых, этот немец изрядный нахал – а кто еще рискнул бы полезть в Финский залив легкими силами? Во-вторых, вместо того, чтобы удирать после рейда куда глаза глядят, он тут с нами в пятнашки играет и пытается своего выручить, что опять же похвально. Следовательно, храбростью и разумом их командир не обделен, а значит и впрямь может пытаться заманить нас на минную банку. Поэтому идти за ним нам не нужно. Может, никакого минного заграждения и нет, а он просто пытается оттянуть нас в сторону, потом даст полный ход и – поминай его как звали, в скорости он нас узлов на шесть-семь опережает.  Так что курс прежний, артиллерия работает по "Аугсбургу" – "Амазон" от нас и так никуда не уйдет, сблизимся еще и расколупаем его в момент. А если Бог даст, – тут князь ехидно глянул на своего старарта:

– То и этого скорохода подобьем и будет у кайзера одним трехтрубным крейсером меньше...

Губы Беринга давно превратились в тонкую, бескровную линию. Вытащить русских на U-3 не получалось, они явно не собирались следовать за "Аугсбургом", предпочитая синицу в руках журавлю в небе. Два их "Баяна", хоть и били сейчас по флагману контр-адмирала, но с курса не свернули и продолжали настигать "Амазон". Расстояние между преследуемым и гончими продолжало сокращаться, пока по "Амазон" не стреляли, но с ним немедленно будет покончено, как только русские обратят на него внимание... осколок просвистел прямо над головой, воздух туго толкнулся в тулью морской фуражки, чуть-чуть ниже и...  Но что еще можно сделать? – судорожно размышлял контр-адмирал, глядя как опадает стена воды, только что выросшая в каких-то полутора десятках метров от его корабля... Решение пришло мгновенно.

– Так что немец скорость потерял, вашблагородь! – Старший вахтенный офицер только кулаки сжал: что же, что бой, а за донесение не по уставу сигнальщик под ружьем настоится. Но ведь правда – после разрыва у борта германский трехтрубный крейсер покатился влево, резко теряя в скорости.

– Да неужто?!  – боевой успех воодушевил офицеров. Один вражеский корабль потоплен, да и "Амазонке" недолго осталось, эту пару все уже считали своим заслуженным трофеем. Но добавить к ним еще и современный крейсер – это же совсем великолепно! Вот сейчас командир скомандует поворот, "Баян" и "Макаров" подойдут поближе к "Аугсбургу" и...

– А потерял, так и хорошо. Андрей Геннадьевич, работайте! – только и распорядился князь, не приказав, однако, изменить курса.

Снаряды ложились все ближе и ближе, а Беринг вглядывался в силуэты русских кораблей. Ну вот же я, израненный, беспомощный, неужели вы пройдете мимо? Идите сюда, добейте меня! Увы – русские, продолжая вести огонь по "Аугсбургу" курса не меняли. Еще оставался совсем мизерный шанс на то, что русские, убедившись в невысокой эффективности стрельбы почти на предельную дистанцию, все же...

Грохот разрыва ударил по ушам, и контр-адмирал почувствовал, как палуба легко толкнулась в ноги, когда восьмидюймовый снаряд, пробив борт "Аугсбурга" взорвался внутри полубака. Верхнюю палубу изрядно вспучило, хотя носовые орудия крейсера не пострадали, однако похоже было, что внутри корабля начинался пожар.

Стрельба русских оказалась неожиданно хорошей, так не стыдно было бы стрелять и комендорам "Хохзеефлотте", и это значило, что засада окончательно сорвалась. Два русских крейсера будут расстреливать "Аугсбург", не приближаясь к нему, а он, изображая подранка, не может вертеться, изворачиваясь от накрытий. В конце концов его подобьют, а потом уничтожат, тогда четвертый германский корабль погибнет без всякой пользы, и этого Беринг, конечно, допустить не мог. Он еще раз взглянул на горящий, пытающийся бежать и явно обреченный "Амазон". Мысль, что нужно уходить, бросая товарища, резанула по сердцу неожиданной болью, но контр-адмирал не колебался ни секунды: помочь морякам "Амазон" он не мог, так что увеличивать и без того избыточное количество сегодняшних жертв не имело никакого смысла.

– Я же говорил – заманивает! – авторитетно заявил Георгий Васильевич, глядя как получивший попадание "Аугсбург", быстро набрав ход, лег на новый курс с явным намерением покинуть поле боя.

– Ничего, для первого раза и без него неплохо будет!

ГЛАВА 16

– А неладно воюем, Людвиг Бернгардович. Неладно! – приговаривал Николай Оттович фон Эссен, помешивая чай узкой серебряной ложечкой. Это нехитрое движение командующий Балтийским флотом проделывал с виртуозной легкостью привыкшего к качке моряка. На чай он никакого внимания не обращал, потому что смотрел собеседнику прямо в глаза безотрывно, но несмотря на то, что ароматнейший напиток был налит, как это говорят, «с горочкой», ни единая капля не пролилась на стол, а серебро ни разу не соприкоснулось с граненым стеклом стакана. Сейчас Николай Оттович чем-то неуловимо напоминал старого, но крепкого еще деда, главу семейства, угощающего одного из своих многочисленных внуков. Впечатление тем более усилилось, когда, отложив наконец ложечку, фон Эссен придвинул к своему собеседнику вазочку с брусничным вареньем

– Не желаете ли? Настоятельно советую – много вкуснее сахара, а уж о пользе организму и говорить нечего!

Не то, чтобы контр-адмирал фон Кербер был любителем варенья, но обстановка располагала, так что он последовал рекомендации своего командира. Людвиг Бернгардович больше полутора лет служил у фон Эссена начальником штаба, о чем нисколько не жалел – "дед" был на флоте личностью легендарной.

Несмотря на позор Порт-Артура и Цусимы, несмотря на перст указующий, коим памятник адмиралу Макарову днем и ночью взывал: "Помни войну!", несмотря на массу изменений и подвижек, случившихся после русско-японской войны в Морском ведомстве, дух Адмиралтейства оставался насквозь бюрократическим и канцелярским. Страшный удар с Востока, низвергнувший морскую мощь России, конечно же вывел петербургских адмиралов из сонного благодушия: так подпрыгнет и затрясет увесистыми брылями престарелый английских бульдог, если ему, спящему, отвесить со всей силы пинка. Выводы были сделаны. Многое, на что раньше не обращалось внимания, теперь принималось в расчет, а особенно – качество боеприпасов и подготовка флота. Теперь на это денег не жалели, пусть даже в ущерб вновь закладывавшимся кораблям. Ибо что стоят корабли с неподготовленными экипажами показал Порт-Артур, а что стоят экипажи, пускай и подготовленные, но вынужденные вести бой снарядами, способными лишь долбить врага "мертвым весом" – показала Цусима.

Однако же, получив чувствительный урок, и сделав из него выводы, адмиралтейство, подобно все тому же престарелому бульдогу вновь почило на лаврах собственной непогрешимости. Увы, как старому псу никогда не обрести молодого задора, так и людям из-под адмиралтейского шпица оказались чужды всякие потуги к инициативе и стремлении выступать в ногу со временем. До русско-японской войны были установлены порядки, по которым жил флот, но к войне они устарели. Теперь же были установлены новые правила, и не будет ошибкой утверждать, что придерживайся их флот до войны, японцы могли быть разбиты. Но кто сказал, что этого будет достаточно и в будущем? После Порт-Артура и Цусимы адмиралтейство справедливо упрекали в зашоренности, и многое поменялось. Но важнейший урок – необходимость постоянно искать изменений, рисковать, экспериментировать, выискивая наиболее верные пути развития – так до конца и не был усвоен. Адмиралтейство поменяло свои старые шоры на более современные, только-то и всего: не зря говорят, что военные всегда готовятся к прошлой войне. Вот только будет ли этого достаточно теперь, когда в промозглых туманах Балтики вот-вот замаячат тевтонские дредноуты?

Инициатива? Формально она конечно приветствовалась, но практически едва ли не всякий чих нужно было утверждать в Генеральном штабе. И исполнять его лишь по получении соответствующей директивы, а попробуй ее получи! Узкая шпага адмиралтейского шпица вознеслась в вечном салюте стылым морским ветрам и замерла, разрубая низкую серость туч над Санкт-Петербургом. Наверное, потому-то северная Столица Российской Империи и не знала никогда недостатка в дожде... Шпиц выглядел изящно и тонко, словно натянутая струна: но тень его, подобно голодному питону, давно опутала флот бесчисленными кольцами параграфов, инструкций, рескриптов и директив, безжалостно выдавливая всякое желание мыслить самостоятельно и инициативно.

Но Николай Оттович ползучих гадов не боялся. Конечно, командующий Балтфлотом не мог стать Георгием Победоносцем, в бою грудь-о-грудь повергающим змия, и пойди фон Эссен на открытый конфликт – враз вылетел бы в отставку, но адмирал действовал много тоньше. Адмиралтейство не представляло собой монолитного организма, ставящего своей задачей всемерно подавить флот: как всегда, как водится, в таких заведениях, в нем сцепились разные силы, озабоченные борьбой за власть и за влияние. Силы эти, конечно же, не были враждебны флоту, просто по большей части они стремились угодить собственным интересам, и лишь во вторую очередь – флотским. Но все это можно было использовать: надо было только знать с чем и когда, а главное – к кому обратиться с просьбой, так что бы пожелание твое вошло в унисон с интересами того, к кому обратился. А уж заручившись высокой поддержкой можно было добиться многого... Но это уже политика – и кто мог подумать, что порывистый сорвиголова, командир лихого "Новика", за которым команда была готова идти хоть на край света, проявит вдруг недюжинную склонность к дипломатическим играм? Однако же для фон Эссена словно и не существовало разницы: как в прошлую войну он недрогнувшей рукой вел малый свой крейсер меж могучих японских броненосцев, так и теперь адмирал смело лавировал среди титанов паркета. Конечно, не всякое начинание удавалось фон Эссену, а многое, что он хотел бы сделать, удавалось едва наполовну, но кто на его месте смог бы добиться большего? Что бы не случилось, Николай Оттович не унывал и, даже претерпев поражение в очередной "паркетбаталии", не складывал рук, а придумывал что-нибудь новенькое....

В общем, вверенный его попечению флот готов был проследовать за своим адмиралом хотя бы в самый ад и Людвиг Бернгардович – в первых рядах. Макаров, не Макаров, но, если в Российском императорском флоте кто и мог претендовать на лавры преемника Степана Осиповича, так это фон Эссен и был.

– Спасибо, Николай Оттович за чай и варенье. А сражаемся мы и верно неладно, но что же поделать? Там, наверху, давно уж определили нашей задачей оборону Финского, кораблей у нас мало, вот и экономят, не пускают нас в море, немцу крылышки пощипать. Крейсеров еле выпросишь, 2-ую бригаду линкоров, самотопов наших додредноутных, дальше Готланда посылать нельзя. Да и тех-то в море разрешили выводить только потому что новые линкоры вскоре в строй встанут, так что если и потеряем, то не жалко – так в генморе рассуждают. Остаются только легкие силы, ну да это мы используем по способности. Вот и план минных постановок, если позволите...

– Позволить-то я конечно позволю, на это даже высокое соизволение имеется, чего ж не позволить? А только... дело вот в чем, Людвиг Бернгардович: не хочу я, чтобы Вы этим занимались и далее.

Вот это был удар, от которого контр-адмирал едва удержал стакан с чаем от падения на форменные, идеально разглаженные вестовым брюки. Лицо фон Кербера не поменялось, не та закалка, но рука подвела, чуть-чуть дрогнув. Людвигу Бернгардовичу осталось только уповать, что фон Эссен этой слабости не заметил. А как бы он ее не заметил, если умение Николая Оттовича примечать все вокруг давно уже было притчей во языцех?

Но что было не так с планом? Ведь фон Кербер, казалось, предусмотрел все. Некоторое время русские появлялись то здесь, то там у берегов неприятеля – особых пакостей кайзеру не чинили, зато наблюдали во все глаза и выведали-таки основные морские маршруты неприятеля, которыми его транспорты возили товар из Швеции. Теперь же следовало вывести в море многочисленные легкие силы, вывести так, чтобы никто не знал ни о дате выхода, ни о предстоящей операции, отрядив корабли из множества мест, чтобы не испугать шпионов большим походом. Если из гавани Кронштадта в море выходят 20 миноносцев, это повод насторожиться, но если 3 или 4 – то нет, а то, что еще столько же вышли из Гельсинки, еще столько же из Либавы и столько же от Моонзундских островов, одной парой глаз не увидеть. Отряды миноносцев и крейсеров должны были следовать в одну точку: в ней будут вскрыты секретные пакеты и командирам станет ясен замысел операции. Самая масштабная минная постановка в водах неприятеля из всех, что делались в эту войну: все будет сделано тихо и тени русских кораблей растают в балтийской дымке, а затем... Затем корабли кайзера, привычно следующие своим маршрутам, встретятся с очень большим сюрпризом.

План выглядел идеальным... ну, может и не совсем, но уж точно не был плох настолько, чтобы отстранять автора от воплощения изложенного на бумаге в жизнь.

– Вот именно, Людвиг Бернгардович, – произнес командующий Балтийским флотом так, будто фон Кербер произнес последнюю фразу вслух:

– План получился хорош, и подготовка не подкачала, так что с остальным Канин с Бахиревым вполне справятся. Для Вас же у меня особая работа. Как мне не грустно терять прекрасного начштаба, а вынужден я буду просить Вас принять 1-ую бригаду линейных кораблей под Ваше командование.

Гооооосподи! Это же ссылка в чистом виде. У генмора и крейсеров не допросишься, а новейшие дредноуты... ну да – это сила, это мощь, это самые совершенные корабли флота. Но именно поэтому их никто и никогда не выпустят из Финского залива! У нас на Балтике всего 4 дредноута, а немцы в любой момент могут перебросить четырнадцать своих, да еще и с линейными крейсерами. У них – Кильский канал, сутки хода с Северного моря в Балтику... С такой силищей ни 1-ая бригада линкоров-дредноутов ни весь Балтфлот в открытом бою совладать не может. "Это будет игра дюжины котов с одно мышью", как сказал на обеде в кают-компании "Андрея Первозванного" один артиллерийский лейтенант, Ливитин, кажется...

Нет, если германский хохзеефлотте рискнет прорываться в Финский залив, то с опорой на минные поля и береговую артиллерию четыре дредноута и четыре старых броненосца возьмут с него кровью как следует. Это знают немцы, и потому вряд ли они сунутся в Финский, но это знает и русский генеральный штаб – потому-то он и стремится держать в кулаке достаточные силы, чтобы дать последний и решительный бой на подступах к Санкт-Петербургу. И генмор не будет рисковать этими силами ради любых операций вдали от собственных берегов, сколь угодно заманчивыми они бы не были, потому что если адмиралы ошибутся, и четверка дредноутов погибнет в бою с германским флотом, то Столица останется беззащитной, а этого допустить было бы ни в каком случае нельзя. А раз так, то дредноуты на всю войну прикованы к Финскому заливу. Кто-то будет сражаться, много ли, мало ли, это другой вопрос: но он, Кербер, до самого конца просидит за центральной минно-артиллерийской позицией, преграждающей вход в Финский залив... От подобной перспективы хотелось взвыть в голос. За что?!!

– Дредноуты пойдут в бой – глядя в глаза фон Керберу и чеканя каждое слово произнес Николай Оттович, а затем слова его потекли с привычной ему природной живостью:

– И произойти это может, да скорее всего и произойдет ранним летом, а может быть даже поздней весной. Времени на подготовку у нас практически не остается. Видит Бог, я и так сделал все, что в моих силах, чтобы как можно скорее ввести линкоры в строй. Но они все равно еще не готовы, и не будут готовы в этом году до зимы. А ранней весной обучение придется возобновлять после перерыва и полную боевую готовность корабли получат хорошо, если ранней осенью. – здесь фон Эссен позволил себе небольшую паузу, хлебнув чаю.

– У нас нет этого времени, Людвиг Бернгардович. Нам придется сражаться в следующем году, возможно – и даже скорее всего! – против численно превосходящего противника. Да хотя бы и против равного! Немцы – бойцы серьезные, и побеждать их можно только имея превосходство в подготовке экипажей. Наши должны стать лучше моряков хохзеефлотте! И это нужно сделать к лету 1915 года, а я не знаю никого, кто смог бы справиться с этой задачей. Лучше Вас, разумеется.

– Но... Как? Николай Оттович, не подумайте, что я отказываюсь, только каким образом Вы принудите генмор и всех, кто с ним и над ним бросить наши линкоры в бой? Это было бы какое-то чудо!

– Ах, оставьте, какие уж тут чудеса? Вот сейчас Бахирев с Каниным согласно Вашему плану доставят немцам изрядное беспокойство, да и крейсерам я не дам сидеть сложа руки – воевать так воевать! Но немцы не могут не реагировать. Что они предпримут? В Финский залив они конечно не полезут, не глупцы, к сожалению. А вот куда они вполне могут сунуться, так это... –  Николай Оттович, отставив чашку, поднялся из-за стола и шагнул к большой карте Балтийского моря.

– ...Я не знаю точно, когда и какими силами они это сделают. Но факт в том, что попытаться они просто обязаны и я не вижу ни единой причины, по которой этого не произойдет. Разве что внезапно потопнут, по глупости сунувшись в зубы флоту Его Величества, однако на это мы уповать не можем. И не будем. – закончил свою короткую речь командующий Балтфлотом.

Фон Кербер продолжал недоумевать:

– Согласен, Николай Оттович, все верно Вы говорите. Сил у нас конечно недостаточно, будем держаться, чем Бог послал, иного не дано. Но ведь это именно то, чего ждет от немцев генмор, на то и все наши планы составлены, включая категорический запрет на использование дредноутов в такого рода операциях. Потому я ума и не приложу, как же Вы думаете убедить командование бросить их в бой?

– Терпение, Людвиг Бернгардович, терпение. Вы согласны, что такая попытка – вопрос времени? И чем активнее мы воюем, тем быстрее немцы эту попытку предпримут?

– Несомненно.

– Много у нас шансов сорвать их замыслы?

– Да не так, чтобы очень...

– Тогда пойдем дальше: предположим, что они рискнули, а мы не справились. И что же? Несомненно, у немцев появляется интереснейшая возможность. Берется дивизия старых германских броненосцев и...

– М-да... – только и сказал Людвиг Бернгардович после кратких пояснений адмирала.

– А ведь может и сработать! Вот только не приведи Господь Ваши слова да немцу в уши!

– На Бога надейся, да сам не плошай. Понимаете теперь, зачем нужна боеготовая 1-ая бригада?  А как ее получить? Видите ли, Людвиг Бернгардович, я вполне доверяю Вашему таланту моряка и командира. Полагаю, не миновать-стать Вам комфлота, когда придет пора мне на покой, да может оно и к лучшему, – здесь Николай Оттович взмахнул рукой, не давая фон Керберу говорить:

– Молчите, молчите, а лучше вспомните, кто разделал старика под орех на прошлогодних маневрах? Мы с Вами сразились честь по чести, что твои рыцари короля Артура: флот поделили, мне и Вам ровно пополам. И что же? Разгромили Вы меня, дорогой мой контр-адмирал, как есть разгромили.  Значит, теперь Вам и карты в руки -думайте! Обычным путем этой задачи не решить. Корабли новые, огромные – дредноуты! Целых четыре! Ничего подобного у нас никогда не было, а ведь даже старые броненосцы в таких условиях к походу и бою изготовить было бы непросто. Но – надо! Ох как надо! Германец, увы, ждать не будет. Так что же, возьметесь, господин контр-адмирал?

– Возьмусь, Николай Оттович.

– А и хорошо – фон Эссен вернулся к столу, где остывал недопитый чай и, присев на кресло с высокой спинкой жестом фокусника извлек откуда-то папку коричневой кожи.

– Вот сейчас приказ и подпишем...

Короткий скрип пера по мелованной бумаге.

– Ну, Людвиг Бернгардович, поздравляю Вас командующим первой и единственной во всем Российском императорском флоте бригадой дредноутов. Предстоящие Вам свершения мы уже обсудили, так что скажу Вам, как Степан Осипович, светлая ему память, говаривал: "Дай Бог, в добрый час!"

– Спасибо, Николай Оттович!  – и вдруг обычно невозмутимый фон Кербер как-то по-мальчишески улыбнулся. Это слегка заинтриговало командующего и тот не удержался от вопроса:

– Чувствую, Вам на ум пришла какая-то шутка, Людвиг Бернгардович?

– Да не так что бы... Просто я радуюсь тому, что наверху изволили в конце-концов все же поменять именования воинских должностей. Вот сейчас я уже пару минут как командующий 1-ой бригадой линейных кораблей, и это звучит достойно. Но по старому табелю меня зачислили бы в начальники 1-ой бригады линкоров. Мне всегда интересно было – и откуда только взяли этих начальников? Ну ладно еще начальник порта, начальник военно-морской базы, но... действующий флот? Словно я не морской офицер, а столоначальник уездной канцелярии из потомственных бюрократов.

Адмиралы посмеялись, а затем фон Кербер откланялся. Катер ждал его у трапа, но новоиспеченный командир бригады не отказал себе в удовольствии задержаться на минуту и бросить взгляд на вступившие под его командование корабли. Четыре гиганта стояли в ряд, один за другим: эти дредноуты строились по одному проекту и выглядели без пяти минут близнецами – какие-то небольшие отличия, конечно, присутствовали, позволяя отличить один корабль от другого, но сделать это мог только знающий человек. Сокрушительная мощь таилась в каждом из них, а вместе эти четыре грозных силуэта способны были произвести впечатление на любого, сколь угодно искушенного в военном деле зрителя. Можно только представить себе, насколько внушительно было зрелище четырнадцати таких силуэтов, стоявших под германскими флагами в бухте Яде...

Но сейчас четверка русских дредноутов являла перед контр-адмиралом задачу, которую предстояло решить, да только неясно, каким способом. По своему личному опыту фон Кербер знал: множество задач, выглядевших неразрешимыми, таковыми на самом деле вовсе не являются. Не видишь, как можно выполнить поручение – делай хотя бы то, что можешь и понимаешь, просто не опускай руки. Начни с понятного, работай, даже если уверен, что успеха тебе не видать, вникай в каждую мелочь. И если ты был усерден и внимателен, тебе откроются неочевидные ранее возможности, которых ты и не мог знать, пока не приступил к работе.

Стоя на верхней палубе броненосного крейсера "Рюрик", контр-адмирал фон Кербер не представлял себе, как выполнить приказ своего командующего. А значит, нужно было идти и принимать командование, знакомиться с командирами кораблей и офицерами, проверять как учатся экипажи, разбираться с материальной частью и делать еще тысячу и одно дело, которые... ну никак не помогут обеспечить боевую готовность к лету 1915 года. Но начинать надо, и чем быстрее – тем лучше, а там, глядишь, что-нибудь и придумается.