Текст книги "Глаголь над Балтикой (СИ)"

Автор книги: Андрей Колобов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

Адмирал фон Эссен знал, против кого строит свой флот Кайзер. Он понимал, и даже в какой-то мере сочувствовал желанию Гогенцоллернов оспорить британское владычество на морях и океанах. Германия содержала могущественную армию и строительство второго по величине флота в мире требовало от нее тяжелых усилий. Не для того немцы столько лет создавали могучие эскадры, чтобы бездарно губить их в узостях Финского залива. И зачем – ради шанса показать язык Петербургу?! Николай Оттович был уверен – пока у него есть хотя бы пара-тройка броненосцев или дредноутов, немцы в Финский не сунутся. Слишком велики будут германские потери, слишком ничтожен выигрыш.

И потому адмирал, несмотря на жуткое неравенство сил, чувствовал себя вправе учинить пиратство по всему Балтийскому морю почти всем корабельным составом, что имелся у него в наличии. Даже неся чувствительные потери, флот сохранит способность защитить Санкт-Петербург, а коли так, то пуркуа бы не па, милостивые государи? Тихо покидать залив, проскользнув одним лишь нам известными тропками сквозь собственные минные заграждения, незаметно прокрадываться и наносить удар, а затем, по возможности уклоняясь от встречи с превосходящим противником, возвращаться домой. Разбить немцев на море нельзя, но не давать покоя, раздергивать их силы, теребить и будоражить, кусая то тут, то где-то еще, создавать призрак неуловимой угрозы всюду и этим заставить врага с криком просыпаться по ночам – вполне можно.

Этой тактики, елико возможно, и собирался придерживаться Николай Оттович, но на пути ее претворения в жизнь имелось два могущественных препятствия. И первое из них – Государь Император.

Русский самодержец любил флот и понимал полезность морской силы государства, поэтому моряки почти всегда могли рассчитывать на его покровительство. Но эта же любовь вызывала у Николая II известную боязнь потерять столь дорогие его сердцу "игрушки" -корабли. От осознания мощи кайзеровского флота боязнь эта только крепчала, к тому же Государь был... нет, не то, чтобы робок, но... в общем, той самой жилки, которая вела Ушакова и Суворова в бой против многажды превосходящего противника у Николая как-то не просматривалось. Вот будь на его месте так не вовремя почивший Александр... Тьфу. Хватит уже, хуже "скубента"-народника стал, честное слово морского офицера...

Решительных планов фон Эссена Государь не одобрял, предпочитая беречь флот для защиты Петербурга, и тем самым обрекая его на бездействие и пассивность, погубившую русскую эскадру в Порт-Артуре. Но адмирал не терял надежды не мытьем так катанием добиваться для вверенного ему флота большей свободы действий, и со свойственным ему деятельным оптимизмом льстил себе надеждой на успех.

Имя второй причине – Моонзунд, но сухопутному человеку было бы непросто понять, чем архипелаг из нескольких островов, да еще в входящий в состав земель, над которыми безраздельно царила корона Российской Империи, мог угрожать адмиральским планам.

Вот только чем был Моонзунд? К югу от входа в Финский залив располагались острова, отделенные от материка водами Рижского залива. Через последний можно было бы войти и в Финский залив, причем в обход планировавшихся на случай войны минных заграждений. Однако эту угрозу не так уж сложно было бы парировать, завалив проход все теми же минами, проблема была отнюдь не в этом.

Настоящая угроза заключалась в другом, что в отличие от прорыва в Финский залив, немцам вполне по силам было бы захватить острова Моонзундского архипелага, и возможностей помешать этому у адмирала было не слишком много. Ведь тот, кто владеет Моонзундом, контролирует горло Финского залива – достаточно занять крупные острова архипелага, развернуть на них временную базу для собственного флота, дополнить русские минные заграждения, преграждающие вход в залив своими, наладить патрулирование – и все, Балтийский флот окажется взаперти и уже не сможет выходить в море. На этом агрессивным планам русского адмирала и вообще всякой активности придет конец, никакой достойной роли в грядущей войне флот сыграть не сможет.

Конечно, Моонзунд был неплохо защищен. Удобные для высадки места прикрывали батареи тяжелых орудий, проходы между островами также будут завалены минами, преграждающими проход в Рижский залив. На архипелаге развернута база легких сил флота, там базировались оба оставшихся после Цусимы броненосца береговой обороны. Были там крейсера, эсминцы и подводные лодки, и даже более того – дабы иметь возможность заметить врага издали, на Эзеле построили настоящий аэродром, разместив там эскадрилью этих новомодных самолетов!

Адмирал привычно поморщился. В теории идея была неплоха – использовать самолеты для разведки противника, но на деле эти фанерные конструкции, более всего напоминающие карточные домики, пугали его своей капризностью и очевидной непрочностью. К тому же даже в лучшем случае, если этому чуду техники удавалось взлететь, время полета было очень ограничено. То ли дело дирижабель! Фон Эссен много сил положил, уговаривая Морское ведомство подкупить у немцев несколько их "Цеппелинов". Те могли часами висеть в воздухе, патрулируя морские просторы, вот была бы у флота всем разведкам разведка, но... Увы, как и многие другие предложения неугомонного адмирала, это также сгинуло под сукном или сыграло в долгий ящик, в общем – кануло в пучинах казенного канцеляризма, чтоб ему...

Фон Эссен не верил в попытку прорыва кайзеровского флота в Финский залив. Слишком много потерь и слишком мало выгоды. Десант на острова Моонзунда, вообще-то тоже не станет для немцев легкой прогулкой, но в отличие от "дранг нах Петербург", эту операцию осуществить было можно, причем при вполне приемлемом уровне потерь. Об этом знает он, фон Эссен, значит понимают и в германском штабе – дураков там нет.

Если в грядущей войне на стороне России будет воевать Англия – тогда германский флот, скорее всего, и носа не покажет из Северного моря. Дредноуты и броненосцы кайзера будут охранять собственные берега от угрозы куда более многочисленного Ройал Нэви и вряд ли смогут всерьез озаботиться Балтикой. Конечно, есть еще Кильский канал, которым так легко перебросить эскадру-другую из Северного моря в Балтийское и обратно, но все же нависающая угроза британского флота заставит немцев осторожничать и не рисковать крупными кораблями без крайней на то нужды. А вот если британские сэры и пэры решат отсидеться в сторонке... тогда да, тогда возможно все и атака на Моонзунд – в том числе.

Адмирал с чувством смаковал сложносочиненный акафист генмору, от которого покраснел бы даже матерый боцман. Ведь предлагали умные головы строить базу флота в Моонзунде, а не в Ревеле! Вот тогда проходы в Рижский залив были бы прикрыты ничуть не хуже горла Финского залива. Да черт с ней, с базой, достаточно было провести донноуглубительные работы, с тем чтобы новейшие линкоры могли выходить из Финского в Рижский... но нет. Не провели. И теперь, подойди вражеская эскадра к Моонзунду, отправить на его защиту можно было бы только два самых старых броненосца – "Славу" с "Цесаревичем", потому что ни "Андрею Первозванному", ни "Павлу I", не говоря уже о новейших "Севастополях" не позволяла пройти осадка. Иных вариантов не было – если не считать за таковой попытку выйти из Финского в море и дать последний и решительный, но от этого не менее безнадежный бой превосходящему противнику. Вот только адмиралу со времен Артура безумно надоели безнадежные бои. Ему хотелось на старости лет увидеть, как не он, но его противник идет в безнадежный бой...  Должно же быть в жизни хоть какое-то разнообразие!

Николай Оттович еще раз задумчиво посмотрел на лежавшую на тумбочке газету. Выстрелы в Сараево что-то перевернули в нем, теперь грядущая война ощущалась так близко, как никогда раньше.

– Мы не готовы, – задумчиво сообщил адмирал самому себе. Задумчиво пожевал губами и добавил:

– Опять.

Перед тем, как покинуть адмиральские апартаменты Николай Оттович фон Эссен на секунду задержался у зеркала. Китель сидел великолепно на невысокой, плотной, но не расплывшейся фигуре. Густые усы переходили в короткую бородку, над умными и чуть-чуть печальными глазами кустились широкие брови, а больше никаких волос на голове адмирала долгие годы уже не наблюдалось. Да и те, что были, давненько уже высеребрило грузом прожитых лет.

– Ничего, седина в бороду – бес в ребро! – подумал про себя адмирал

И, видя, как в глаза возвращается привычная всем его подчиненным, веселая чертовщинка, Николай Оттович улыбнулся своему отражению. Посмотрим еще, чья возьмет. А пока...

– Адмирал на мостике!

Фон Эссен чуть поморщился. Конечно, по службе положено, но чего уж так горланить-то, да еще почти в ухо?

– Вольно, голубчики. – обвел он вытянувшиеся в струнку фигуры самым что ни на есть благодушным взглядом, который, впрочем, никого здесь не смог бы ввести в заблуждение. Вахтенный офицер, равно как и случившийся на мостике старший штурман великолепно знали – чем добрее адмиральский взгляд, тем большая каверза их ожидает в самом ближайшем будущем. И, конечно же, не ошиблись.

– Я вот тут обедал, милостивые государи, – обратился ко всем присутствующим адмирал:

– И подумалось мне, а отчего бы нам не потренироваться немножко? Знаю-знаю, согласно утвержденного плана собирались выходить только послезавтра. Но зачем откладывать так надолго?  Давайте-ка пригласим штаб, да и подумаем – а не выйти ли нам завтра утром, да хотя бы и на стволиковые стрельбы? Щиты вроде сегодня приняли, сами и сбросим. Пойдем на "Андрее", ну и новичков с собой прихватим – адмирал кивнул в сторону стоящих на рейде "Гангута" и "Севастополя":

– Заодно посмотрим, смогут ли новики наши попасть хоть во что-то. А к послезавтрему как раз первая бригада подтянется, тогда уж повоюем как планировали!

Не то, чтобы слова адмирала вызвали бешеный энтузиазм, ибо у господ офицеров, очевидно, на завтрашний день имелись собственные планы. Их крушение Николай Оттович сейчас и наблюдал, отеческим взором созерцая подернувшиеся грустью глаза младшего вахтенного офицера, чьи черты лица будто вышли из-под резца самого Бенвенуто Челлини. "Ишь, красавчик, девки поди так и сохнут. Молодой ведь, наверняка рассчитывал завтра спозаранку в Гельсинки", – подумал про себя адмирал: "Поди еще и зазноба ждет. А ничего, погонять всех вас как следует, глядишь – и вернетесь к своим зазнобам. Живыми".

Пока собирались офицеры штаба, адмирал вышел из рубки на мостик, оперся на поручни. Было как-то жарковато, да даже и душновато – совершенно невозможное состояние для Балтики, но тем не менее. Николай Оттович задумчиво смотрел на приземистые силуэты двух могучих дредноутов. Какая все-таки сила сокрыта в этих новейших кораблях! Причем именно что скрыта – со стороны, далекому от морского дела человеку, его флагман мог показаться даже более грозным, нежели один из "Севастополей". За счет двухэтажных казематов, высоких труб и аж шести башен бывший эскадренный броненосец, а ныне – линейный корабль Российского императорского флота "Андрей Первозванный" казался куда как страшен, а низкий, распластанный над водой силуэт дредноута, несмотря на четыре мощнейшие трехорудийные башни все-таки не производил такого впечатления.

Вот только в бою один на один "Севастополь" растерзает "Андрея" минут за тридцать-сорок, не слишком и утрудившись. Если его артиллерийский офицер не склонен считать ворон, конечно.

Адмирал прищурился. Он помнил всех своих старших офицеров по крейсера включительно, помнил и многих миноносников, хотя и не всех, конечно. Но уж капитанов первого и второго рангов с линейных кораблей знал наперечет, держа в голове все их достоинства и недостатки. А посему Николаю Оттовичу не приходилось напрягать память – та сразу же подсказала имя старшего артиллериста "Севастополя"

Маштаков...Николай Филиппович. Этот ворон считать не будет точно. Адмирал хмыкнул, вспомнив как на не столь уж давних учениях, сей офицер умыл-таки его флагманского артиллериста. Не то, чтобы Александр Евгеньевич отстрелялся плохо – отнюдь. Первая щит был накрыт, как положено –  третьим залпом, а вот по второму "бог артиллерии" умудрился залепить со второго накрытия, и это на сорока пяти кабельтовых, между прочим! Да только "юное дарование", как про себя иной раз называл Маштакова адмирал, умудрилось положить оба щита со второго накрытия каждый. Было ли это случайностью или нет, сказать нельзя, но Николай Оттович довольно ухмыльнулся – повод как следует вогнать в краску Александра Евгеньевича был идеальный, адмирал вспоминал, как бурели уши старарта его флагмана, когда фон Эссен начинал пространно рассуждать о молодых талантах, способных отстрелить альбатросу в полете любое перо на выбор.

В общем, на "Севастополе" артиллерией командовал весьма многообещающий офицер, правда перевели его туда совсем недавно и вряд ли он успел многое. Но ничего, а то еще поди зазнался, обставив флагмана, самое время и ему спеси немножко поубавить... разумеется, исключительно для пользы дела!

ГЛАВА 13

«Блек-блек... бульк!» – сказал камушек, навсегда исчезнув в темной воде небольшого озерца, больше похожего на пруд. Николай, поморщившись, подобрал еще один, оказавшийся на удивление плоским и гладким. Даже странно, откуда бы такой гальке взяться на берегу тихого водоемчика? Ведь не морской пляж, где волны от века катают взад-вперед каменья, обтачивая и шлифуя их до полного совершенства. Впрочем, откуда бы сей «бел-горюч-камень» ни появился, а для забавы, которую почему-то захотелось вспомнить кавторангу, он отлично подходил. В детстве Николаю не составляло труда сделать семь, а то даже и девять блинчиков, а ну-ка ...

"Блек-блек-блек...бульк!" – и все.

Хотелось бы сочинить подходящую случаю хайку, но, как на зло, на ум совершенно ничего не приходило.

– Дядя Николай, а что Вы делаете? – неожиданно прозвучал высокий детский голос. Несмотря на явное стремление тщательно выговаривать каждую буковку, "Николай" прозвучало как "Никоай".

Кавторанг обернулся. Из-под бежевой шляпки с цветочком, под которой еле-еле уместились пышные русые волосы, на него смотрели серьезные голубые глаза девочки лет так шести-семи. Очаровательный ангелочек с упитанными щечками, только вот подол платьишка был слегка запачкан понизу. Впрочем, чего еще ждать от ребенка на природе?

Но как она так тихо подошла, что Николай ничего не услышал? Как будто из-под земли выросла в трех шагах от него.

– А яаааа.... – протянул кавторанг вспоминая, как зовут девочку

– А я, Аннушка, запускаю камушки блинчиками. Хочешь попробовать?

– Хочу! – очень серьезно ответила юная леди.

Николай объяснил, какие нужны для этого камни и показал, как их правильно держать и бросать.  Сперва у девочки не получалось, но после нескольких неудачных попыток пущенный детской рукой кругляш сделал аж три блинчика. Не ожидавшая такого успеха Анна, широко распахнув и без того большие глаза, с шумом втянула в себя воздух и запрыгала на одном месте, маша руками в совершеннейшем восторге.

– Пааадумаешь! – раздался столь же юный голос у него за спиной, так что Николай едва не вздрогнул, а обернувшись, обнаружил перед собой мальчика, на пару лет старше Ани.  В нем кавторанг без труда опознал брата девочки – не то, чтобы сорванец был так уж похож на свою сестру, просто Николай был представлен сегодня родителям обоих сорванцов.

– Сударь, с дамами следует быть галантнее... – начал было Николай, но тут девочка, сожмурив глазки в щелочки, широко открыла рот и показала пацаненку язык во всю длину, еще и помахав им из стороны в сторону.  В ответ на это братишка совершил нечто невероятное – поднял обе руки к лицу и, вложив мизинцы в оба уголка рта, растянул ими губы в лягушачью ухмылку, а его указательные пальцы, оказавшиеся возле самых глаз, оттянули веки вниз, так что стали видны глазные яблоки – зрелище тем более жутенькое, что паренек при этом отчаянно скосил зрачки к носу. И, словно этого было мало, напоказ выставил кончик языка.

Поняв, что урок хороших манер не удался, кавторанг предпочел сменить тему.

– Ну, а сколько блинчиков сможешь сделать ты?

Мальчик сбежал вниз, к самой воде, чуть поковырялся в мокром песке и извлек из него камушек. Придирчиво осмотрел, отбросил, поднял следующий – и одним плавным движением метнул его над водой. Камень, не теряя скорости "блекнул" дважды, и не приходилось сомневаться, что ему по силам по меньшей мере еще три-четыре блинчика. Но в тот самый миг, когда пущенная умелой рукой галька должна была скользнуть по поверхности пруда в третий раз, неожиданно плеснула рыба. Кавторангу показалось даже, что камень угодил прямо в чешую, но, как бы то ни было, третий блинчик оказался последним.

– Ни-чья, ни-чья! – захлопала в ладоши девчушка.

– Так нечестно! – возмутился ее брат.

– Зато ты попал в рыбу. А это, знаешь ли, мало кому по силам! – пряча улыбку в усы, сказал Николай мальчику, и тот немедленно сменил гнев на милость.

– Я часто кидаю камни. Беру какую-нибудь палку, и кидаю в нее. А еще здорово бывает, если есть лужа или пруд. Тогда палка – это крейсер, а камни как будто снаряды – сообщил мальчуган.

– А вон как раз ветка плывет. С какого раза попадешь, воин? – подзадорил пацана кавторанг. Мальчик, вытянув шею, прищурился, хотя до ветки было не слишком далеко.

– В эту-то? Да вторым камнем!

– А давай!

Первый "выстрел" лег перелетом, второй почти попал, но именно что почти и ветка была поражена только с третьего раза.

– Неправильно ты делаешь – вдруг вмешалась молчавшая до того времени Аннушка:

– Вот как надо!

И девочка, собрав в ладошку несколько небольших камушков, не слишком ловко бросила их в сторону ветки, которая к тому моменту подплыла еще ближе к берегу.  Конечно же, ни один камушек не попал, но мальчик не стал смеяться над сестрой, а промолчал, лишь бросив на нее короткий, исполненный глубокого превосходства взгляд.

– Ну почему же? Вот смотри – взялся объяснять Анне Николай:

– Когда кидаешь по одному камушку, тогда целиться легче. Если камень улетел далеко, значит следующий надо кидать слабее, а если не долетел, тогда сильнее. Так и попадешь в конце-то концов.

Но девочка явно не имела сейчас настроения выслушивать поучения старших. Ничего не ответив, она взяла в руку камушки покрупнее и попытала счастья снова.

Со стороны это выглядело изумительно. Лицо девочки стало страшно серьезным, бровки сползлись к переносице, а во взгляде сощурившихся небесно-голубых глазенок вдруг почудилась дымчатая синева дамасской стали. Аня сделала полшага назад, расставив поудобнее крепенькие ножки, плавно отвела ручку с камнями за голову, не спуская глаз с ветки высунула кончик языка и вдруг, единым плавным движением, в котором не было ни капельки обычной детской неуклюжести метнула горстку камней в цель...

 Увы – один из них, не дотянув совсем немного, бухнулся в воду, второй же перелетел через ветку, так что оба взметнули небольшие фонтанчики воды, причем деревяшка оказалась аккурат между ними. Третий и вовсе ушел куда-то влево, шлепнувшись недалеко от берега.

Вот теперь мальчик, втянув всей грудью воздух, открыл было рот, дабы съехидничать от души – но внезапно передумал и сделал вид, что его тут решительно ничего не касается.

– Дети! Что за поведение? Разве можно мешаться взрослому человеку – внезапно раздался мужской голос, и Николай, оборачиваясь, успел подумать, что умение подкрадываться незаметно дети явно унаследовали от родителей.

Буквально в нескольких шагах от него хмурил рыжеватые брови худощавый мужчина лет тридцати пяти, держащий под руку миловидную улыбчивую блондинку, один взгляд на которую не оставлял сомнений, от кого Аня унаследовала свои огромные, бирюзово-голубые глаза.  Чета Завалишиных – они и Николай были представлены друг другу менее часа тому назад.

– Папа! А дядя Николай меня блинчики учил делать!

– Хорошо, дочка, хорошо, а теперь – иди погуляй, только далеко не убегай, сейчас уже за стол пора будет. Алексей, тебя это тоже касается...  Прошу простить, Николай Филиппович, дети! Уж такие пострелята, не уследишь!

– Ничего страшного, Ваша Анна совершенно очаровательна, да и Алексей молодец – улыбнулся Николай родителям:

– Они ничуть не мешали, и мне было приятно побыть с ними, так что это я должен благодарить Вас за доставленное мне удовольствие.

Глава семейства вежливо кивнул, чуть улыбнувшись:

– Быть может, вернемся к обществу? Кажется, сейчас там веселье в разгаре!

В каких-то двадцати шагах от них сейчас разворачивался шикарный пикник – гомонили на разные голоса, но дамские сопрано мешались с мужскими басами и слов было не разобрать. Зато постоянно слышался взрослый и детский смех и вообще жизнь била ключом.

– Обязательно присоединюсь к Вам, но чуть позже, с Вашего позволения. Я-то ведь отлучился выкурить трубочку, да так и не успел.

Завалишины оставила Николая и он, не теряя более времени, быстро набил трубку душистым табаком, "раскочегарил" ее и с удовольствием затянулся.

И все-таки, жизнь прекрасна!

Удивительно, но история с Валерией как-то неожиданно соскользнула в область не слишком болезненных воспоминаний. Конечно, после объяснения он впал в буйную мизантропию и с огромным трудом удерживался от того, чтобы взять любимую саблю, да и истребить их всех – госпожу Абзанову, Стевен-Штейнгеля, и кого-нибудь еще в придачу – по большому счету ему было все равно, но убить кого-то хотелось страшно. Кавторанга снедала злость на графа и Валерию, посмевших играть с ним в такие игры, и на себя, поддавшегося их интригам. Но спустя пару дней приступы черной ярости стали перемежаться не менее черной меланхолией. Тогда Николаю становилось все равно, а единственным желанием было остаться наедине с самим собой, чтобы никто не тревожил его терзаемого мрачной болью духа. А потом... потом ему вдруг стало смешно.

Вот ведь чудак, влюбился как мальчишка. Ведь предупреждали, поминал Николай добрым словом и князя, и его супругу, что не нужно ему связываться с Валерией Михайловной. Намекнули, да что там – прямо говорили, что за прекрасной внешностью не скрыто достоинство души, а он? Позволил ослепить себя, увлекся, в какой-то момент даже потерял голову, хотя...

Хотя, говоря по правде, в его ухаживаниях немало было и от охотника, предвкушающего удивительный трофей. Он, быть может, не задумывался особо, а ведь было все-таки, было и такое. Ведь льстила ему картина – не избалованный титулом и богатством капитан второго ранга рука об руку со сногсшибательной светской львицей, перед которой падают на колени графья, князья да миллионщики.

Была страсть, желание дотянуться до звезд, завоевав-таки сердце великолепной красавицы, вот только сердечко-то оказалось... Кавторанг никогда не мнил себя казановой и знатоком женских чувств. Но замечал ведь, и не раз, как из-под безупречной светскости Валерии Михайловны, то словом, то взглядом выглядывало что-то странное, чуждое ему, недоброе. Не обращал внимания, отмахивался. Может где-то в глубине души и догадывался кавторанг – не пара они с Валерией, вот только задумываться об этом раньше не хотелось.

А может, все это просто душеспасительные фантазии влюбленного по уши, но отвергнутого ухажера? Или утешает его сейчас уязвленная гордость, ведь как бы то ни было, никому не позволено безнаказанно превращать офицера российского императорского флота в марионетку? Как знать... Сердце еще ныло, душа требовала одиночества, коньяка и "Лунной сонаты" хотя Вагнер тоже подошел бы. А вот копаться в своих чувствах Николаю больше не хотелось.

Зашуршал листвою теплый ветерок и Николай всей грудью вдохнул напоенный запахами лета воздух. Кавторанг привык к свежести морского бриза, запаху соли и морской волны. А вот ароматы напитанной дождями и прогретой солнцем земли, набравшей изумрудной зелени травы, тихо шелестящих ветвей доставались ему не слишком часто. Большая часть жизни военного моряка принадлежит кораблю, а когда удается покинуть его бронированное чрево, тогда будь ты хоть адмирал, хоть матрос распоследней статьи – приморский город примет тебя в свои ласковые каменные объятия. В городе найдет для себя военный моряк все необходимое, положенное ему по рангу для тела и души – особняки, квартиры или койки в экипаже, изысканные рестораны и непритязательные кухмистерские, модные ателье и экономные магазины готового платья, аристократичную оперу и рыночный балаган. И конечно женщины, женщины, женщины... Как умелый купец, город предложит все: любовь до гроба, воспетую поэтами, и любовь платную во всем ее многообразии, от браков по расчету до уличных гулящих девок, чего изволите-с? Но ошибется тот, кто сочтет город угодливым ресторанным человеком, искательно заглядывающим в глаза в надежде на чаевые. Нет, город не таков, он охотник, а не добыча, хозяин, но не слуга. Его объятия уютны и ласковы, но крепки и порочны – грехи на любой вкус предложит тебе город, попробуй, отвергни его дары! Соблазнившийся ими будет навечно захвачен тенетами городских улиц, но не пожалеет об этом, ведь паутина так прекрасна в лунном свете... И бьются в кипении неверных страстей очарованные мишурной суетой люди и, не задумываясь, меняют вечное на сиюминутное радуясь эфемерному барышу...

Кавторанг хмыкнул – ну надо же, на смену чувственному самокопанию явился философический нигилизм! А ведь в обществе присутствуют не только порочные пустышки, но и такие, как князь Алексей и его Ольга, корабел Кутейников и многие, многие другие. Или вот взять к примеру чету Завалишиных. Конечно, Николай их совсем не знал, но разве может быть испорченной женщина, у которой такой прямой и открытый взгляд и такие замечательные дети? И вряд ли может быть совсем уж плохим мужчина, к которому льнет такая женщина...

Так что нечего малевать мироздание в черный цвет – вокруг нас намешано всякого, и хорошего и плохого поровну. А если сейчас ему видится в первую очередь мрачное, так это, как говорили коновалы древности, исключительно от переизбытка флегмы в организме.

Впрочем, спасибо начальству, времени на самокопания в распоряжении кавторанга оставалось немного. Адмирал в последние пару недель словно с цепи сорвался, загоняв вверенный ему флот до совершеннейшего изнеможения. Сперва офицеры что-то шутили по поводу мухи, совсем некстати укусившей деятельного старика, но позднее кто-то заметил, что никакая муха такого эффекта дать не может, и что это был африканский буйвол, или, быть может, индийский слон. А потом на шутки уже не осталось сил – господа офицеры валились с ног, еле успевая реагировать на следующие одна за другой адмиральские экзерциции.

Досрочно вышли на стрельбы, сперва походили по Финскому, отрабатывая защиты минных полей. Дело это непростое и требующее большой сноровки – поскольку мин в случае войны предполагалось накидать до черта морского, важно было не налететь впопыхах на собственное заграждение. Штурманы с вахтенными исходили потом, прокладывая курсы и выглядывая ориентиры в обход затаившейся до срока подводной смерти. Хотя сейчас, понятное дело, эта самая смерть располагалась только на учебных картах, но адмиральский разнос штурману "Гангута", умудрившегося-таки влезть куда не надо, по мощи воздействия мало чем отличался от подрыва на стандартной отечественной мине с ее сотней килограмм тринитротолуола. Потом стреляли по щитам, пусть даже только стволиковой стрельбой. Но это Николай вполне одобрял – новейшие дредноуты еще не были готовы работать главным калибром, получилось бы бестолковое разбрасывание дорогущих снарядов.

Имитировали прорыв вражеских дредноутов через центральное минное заграждение, для чего "Севастополь" и "Гангут" должны были расстреливать щиты, маневрируя вдоль кромки минного поля. Получилось, кстати будь сказано, не слишком хорошо, процент попаданий вышел посредственным у обоих дредноутов. Еще хуже было то, что башни линкоров работали в унисон через раз на третий.

Вроде бы это должно быть несложно: дредноут оснащен приборами управления огнем знаменитой фирмы "Гейслеръ и К", позволяющими назначить для каждой башни орудие к выстрелу и углы наводки для него. Но есть одна проблема, и имя ей – качка. Хоть дредноут и велик, но качает его все равно, вот и приходится комендорам постоянно "подкручивать" прицел, чтобы компенсировать крен корабля. А пушка тяжела, управляется медленно, постоянно держать орудие наведенным на цель никак не получается, тут ловить момент надо и вот потому-то наводчик так и важен. Коли сумел выстрелить вовремя – исполать ему, снаряды лягут точно, а если нет, так никакое мастерство управляющего артиллерийской стрельбой делу не поможет.

Эх, когда ж наконец, сбудутся обещания представителей "Гейслера"? Уже год сулятся поставить флоту "жыроскопический кренометръ", способный точно уловить, когда корабль на ровном киле. Тогда морская стрельба стала бы сплошным развлечением: как только орудия заряжены и выставлен прицел, главарт нажимает кнопочку, замыкается цепь – и в миг, когда корабль и в самом деле оказывается на ровном киле, следует залп всеми назначенными орудиями. И никакой поправки на качку! Это был бы артиллерийский рай...  Но, по всей видимости, Господь Вседержитель в бесконечной мудрости своей считал, что в рай господину капитану второго ранга еще рановато, так что умникам из "Гейслеръ и К" никак не удавалось довести свой "кренометръ" до ума. А кавторангу оставалось только школить своих стрелков.

Увы – малоопытные еще наводчики "Севастополя" то давали залп преждевременно, то слишком долго выцеливали, от чего залп не складывался. Пытались стрелять четырехорудийными залпами, но это редко удавалось: хотя бы одна пушка либо излишне спешила или запаздывала, иной раз и вовсе пропуская залп. В итоге снаряды ложились некучно, что затрудняло пристрелку и поражение цели.

Конечно же, ничего странного или позорного в этом не было, корабли только начинали боевую подготовку, так что ждать от них соответствия высоким стандартам Российского императорского флота было нельзя, да никто и не ждал. Адмирал, назначая упражнение, отнюдь не зверствовал, стрельба по неподвижному щиту с четырех– четырех с половиной миль на скорости в 14 узлов считалась в русском послецусимском флоте детским упражнением. С такого расстояния Николай выбил бы 50% попаданий не то, что без дальномера – с завязанными глазами. Но сейчас ошибки следовали за ошибками – неверно определяли дальность до щита, ошибались при передаче данных в башни, а в самих башнях...

Что интересно, для только что вошедшего в состав флота корабля отстрелялись не так уж и плохо, а если начистоту – очень даже ничего и адмирал не сделал никакого разноса. Но ближе к вечеру, когда оцарапанные мелкокалиберными снарядами щиты, по которым упражнялись "Гангут" с "Севастополем", оттащили в сторону миноносцы, Николай Оттович фон Эссен вывел на позицию первую бригаду линкоров. И четыре старых броненосца показали класс.