Текст книги "Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси."

Автор книги: Андрей Буровский

Впрочем, значение Пскова так велико, что разговор о нем пойдет отдельный.

ЧАСТЬ IV
ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ ПСКОВ

Вишневую косточку в землю

Зарыли мы прошлой весною.

Теперь там гараж и терраса.

Мергиона Пейджер

Глава 1
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПСКОВ

На крыше построил скворечник

И хлебные крошки носил им.

Скворцы обожрались и сдохли.

Мергиона Пейджер

Обычный город

Новгород – всё же особый, исключительный город: и по своему положению, и по своему месту в истории. Необычно его расположение среди болот, обреченность на ввоз продовольствия. Необычны его промысловые владения на Северной Двине и в Заонежье, его богатство.

Новгород – единственный русский город – феодальная республика.

Новгород – единственный русский (и вообще славянский) член Ганзы.

Новгород – особый город русской истории.

Новгород – прямой преемник первой столицы Руси, Ладоги.

Уникален даже культурный слой Древнего Новгорода.

В сравнении с Новгородом Псков очень обычен. Псковская земля – обычная территория русского княжества Средневековья. Почти всё как у всех.

Псковская земля на карте выглядит почти как щит, заслонявший с запада Новгородчину: 300 верст с севера на юг, довольно узкая, тянется она по обоим берегам реки Великой, по восточному берегу Псковского и Чудского озер, а потом речки Наровы. На востоке и западе Псковская земля граничила с владениями Новгорода, на юге – Литвы, на западе – Ливонского ордена.

На эту территорию легко мог вторгаться (и неоднократно вторгался) неприятель.

У Пскова не было огромных малонаселенных владений, через Псков не шел поток пушнины, воска и моржовых клыков.

Но юг Псковщины плодороден, Псков не ввозил к себе хлеба. Север и центр – тоже достаточно плодородны. Правда – здесь тяжелые суглинки.

Спрятанный среди болот и топей, Новгород не испытал обычных бедствий средневекового города: с 864 по 1478 год ни разу враг не топтал его улиц и площадей. 614 лет неведомая судьба хранила Господин Великий Новгород.

В отличие от него, Псков расположен так же, как большинство русских городов – на крупной реке Великой, при впадении в него малой, Псковы. Великая течет в Псковское озеро, то соединяется с Чудским озером, а из Чудского озера вытекает река Нарва, впадает в Балтийское море. Город на торговом пути… Но это путь тупиковый^{67} – истоки Великой далеки от любых других водных путей, тут нет удобных, коротких волоков.

Зато место «крепкое», удобное для строительства укреплений: Пскова подмывает высокие, до 30 метров, холмы^{68}, сложенные плотными глинами. Почти идеальное место для обороны.

Псков возник как крепость, и судьба его – судьба крепости. В XIII, XIV, XV веках он выдержал 26 осад, и трижды Псков брал неприятель.

Заурядное княжество? И да, и нет… Потому что обычный, заурядный Псков развивался по той же модели, что необыкновенный Новгород. Он меньше известен, знаменитый Новгород как бы заслонил его в исследованиях историков, в учебниках и в сознании современного россиянина.

Но Псков – такое же порождение русского Северо– Запада, город в такой же степени интересный и яркий. Он кое в чем даже интереснее – потому что особенности его развития, силу вечевого строя, демократию, самоуправление невозможно списать на особенности географического положения и на торговлю.

Особый пригород Новгорода

До середины XIV века Псков формально был пригородом Новгорода. Только в конце XIII или в начале XIV века Новгород подписал Болотовский договор, и перестал посылать в Псков своих посадников.^{69}

С тех пор только в церковном отношении Псков как– то зависел от Новгорода: в Новгороде сидел архиепископ Новгородский и Псковский.^{70}

Но и до этого Псков был особым пригородом, имел особые автономные права в Господине Великом Новгороде. Например, Псков имел право строить собственные пригороды. Самый известный из них – это Изборск, но вообще-то пригородов у Пскова к XIV веку было двенадцать.^{71}

Псков имел собственного князя, собственную армию и постоянно вел собственные войны. После битвы под Раковором в 1268 году Псков особенно усилился, потому что в битве особую роль сыграла дружина его князя Довмонта. А вел объединенные войска Новгорода и Пскова псковский князь Довмонт.^{72}

Псков был особым городом русской истории уже ко времени распадения Древней Киево-Новгородской Руси. Он – тоже изначальный город русской истории. Сам Псков упоминается в летописях сравнительно поздно, в 903 году – первое упоминание о нем. Но по летописной легенде о призвании варягов Трувор «седе во Изъборску, а то ныне пригородок пъсковскии, а тогда был в кривичех болшии город». А ведь Изборск – пригород Пскова, один из городов Псковской земли.

С Псковской землей связана и легендарная княгиня Ольга: жена Игоря, мама Святослава, бабушка Владимира, прабабушка конунга Ярицлейва. В общем, матриарх– основатель династии Рюриковичей. У поляков есть хорошее слово: «предкиня».^{73}

Ольга, предкиня Рюриковичей, по легенде была дочерью перевозчика на реке. Олег присмотрел ее в жены князю и, когда Ольга вошла в должные годы, сосватал ее и увез к Игорю.^{74}

Естественно, это летописное сообщение возвышало Псковскую землю и ее столицу Псков, делало ее более значимой, причастной к основанию всей Древней Руси: и Трувор тут сидел, и Ольга отсюда родом.

Потому Псков и сделался особым пригородом Новгорода с момента возникновения Новгородского государства.

Странности Псковской земли

Странность уже в том, что на небольшом расстоянии друг от друга, порядка 30 километров, стоят два средневековых древнерусских города, существовавших одновременно: Псков и Изборск. Про «перенесение» городов уже говорилось, но эти-то два стояли одновременно и были почти равными по значению! Тогда как ни Новгород, ни Чернигов, ни Туров, ни Ярославль не имели и не терпели на своей территории конкурентов.

Русское княжество напоминало полис Древней Греции – город, а вокруг него подчиненные ему бесправные земли. Псковская земля – исключение. Историки и археологи очень любят выводить происхождение древнерусских городов из племенных центров. Но здесь их целых два! В результате читаем – то «Псков – племеннной город, центр племени псковских кривичей» [125. С. 388–389]; то «Изборск – племенной город, центр племени псковских кривичей» [126. С. 41].

Что бы все это значило? И кто на ком стоял, в конце концов!

Вторая странность – Изборск. Стоит он не на крупной реке, а у истоков маленькой, несудоходной речушки, впадающей в Псковское озеро. Как-то трудно предположить, что варяги-русы осели в стороне от водных путей; это для них совершенно не характерно. И еще: если Ольга оттуда – то как она могла быть дочерью перевозчика?

Д. А. Мачинский первым предположил, что «Изборск изначальный» стоял в бассейне Великой и скорее всего на ее берегу. Раз «место происхождения Ольги связано с Великой», то и «первичный Изборск находился у впадения в Великую Иссы, Сороти или Синей^{75}» [127. С. 21].

Но позвольте! Изборск – пригород Пскова в XI–XVI веках, и уж он-то вполне определенно находился там же, где и теперь. Получается, было два Изборска? Современный Изборск и еще какой-то другой, древний город, который тоже назывался Изборск? В общем, загадка на загадке.

Еще одна странность кроется в самом названии Изборск. За этим словом очень четко угадывается скандинавское Issaborg (Исаборг), немецкое Issaburg (Исабург). Исбург или Исборг. Город на Иссе. Откуда название?

В общем, странность на странности, загадка на загадке.

Археология

Уже писалось о попытках показать рост древнерусских городов как процесс бесконфликтный, чуть ли не приятный для местного финноугорского населения. Эту назидательную версию очень любят отстаивать представители московской археологической школы. Несомненно также, что версия эта очень патриотическая… Если бы она еще и подтверждалась фактами – да ей бы просто цены не было!

Раскопки в Пскове насчитывают не одно десятилетие. Первые серьезные научные исследования здесь были проведены в 1930-е годы. Ленинградские исследователи К. К. Романов (профессор архитектуры, представитель старой петербургской школы археологии) и H. Н. Чернягин (блестящий молодой исследователь, раскопщик от Бога) вскрыли в 1930 и 1936 годах небольшие раскопы в Кремле. Оба исследователя были крайне осторожны в своих выводах, но оба отметили, что стратиграфия культурного слоя здесь очень сложная, слой состоит из многочисленных разновременных прослоек, накапливавшихся на протяжение по крайней мере двух тысячелетий – от эпохи раннего железного века и вплоть до Нового времени.

В первые послевоенные годы – с 1945 по 1949 год – в Псковском кремле работала московская экспедиция под руководством С. А. Таракановой. Исследовательница выявила несколько основных слоев, отметила, что между слоями нет стерильных прослоек и, следовательно, поселение существовало непрерывно от эпохи раннего железного века и вплоть до Средневековья.

Правда, раскопки Тараканова вела не по слоям и прослойкам, как это делали ленинградцы, а по условным пластам. Поэтому находки из разновременных прослоек оказались перепутаны уже в полевых условиях. Однако это не помешало исследовательнице сформулировать на материалах своих раскопок стройную и внешне непротиворечивую концепцию постепенного перерастания славянского племенного центра в средневековый город. Именно эта концепция была подхвачена историками и на многие годы стала хрестоматийной.^{76}

Псковская экспедиция Эрмитажа работает с 1954 года. В 1954–1962 годах начальник экспедиции Гроздилов Григорий Павлович (многолетний участник экспедиции в Старой Ладоге, заместитель Равдоникаса), с 1963 по 1992 год – Белецкий Василий Дмитриевич. Вначале – раскопы за пределами Кремля. Интереснейшие результаты.

В 1956 году начаты раскопки Довмонтова города, они продолжались до 1990 года.

В 1960, 1961, 1972–1974, 1977–1978, 1983–1985, 1991–1992 годах – раскопки в Кремле, в том числе – на площадке городища. В Довмонтовом городе за годы раскопок вскрыто около одного гектара площади культурного слоя.

В Кремле Тараканова раскопала почти две тысячи квадратных метров слоя, но эти материалы крайне плохо стратифицированы (раскопки пластами!!!), а материалы самого интересного раскопа (1949 год) были впоследствии полностью депаспартизованы в фондах музея.

Раскопы Эрмитажа в Кремле затронули меньшую площадь (всего что-то порядка 600–700 кв. м плюс раскопы на вечевой площади в южной части Кремля, без учета раскопов, в которых исследовалась крепостная стена, – что– то порядка 150 кв. м). Но раскопки велись не пластами, а слоями, и это позволило полностью пересмотреть Тараканову.

Различия между экспедициями вытекают из различий двух школ археологии – московской и петербургской. И конечно же, из различий двух городов – Новгорода и Пскова.

Экспедиция Эрмитажа изначально была музейно-археологической. Более комплексной, более интеллигентной. Пожалуй, более воспитывающей.

Впрочем, может быть, это обаяние не города, а конкретной человеческой личности – Дмитрия Васильевича Белецкого. Этого человека хорошо вспоминали буквально все, кто побывал хоть раз в Псковской экспедиции.

Раскопки в 30-е годы и в 1946–1949 годах начались на Псковском городище – на территории современного Кремля. Гроздилов же, напротив, начал копать в Среднем городе и только потом перебрался в Довмонтов город и в Кремль.^{77}

Этот высокий мыс при впадении Псковы в Великую – и есть древнейшая часть Пскова. Отсюда начался разрастаться древнейший город. Постепенно людям становилось тесно на высоком мысу, застройка словно бы сползала вниз и затопляла низины вдоль Псковы и Великой, двигалась уже в отдалении от возвышенности.

Увы! В Пскове не возникло ничего даже отдаленно похожего на роскошный культурный слой Новгорода. Но и раскапывая сухие, плотные слои, не сохранявшие бересты и деревянных предметов, удалось совершить просто удивительные открытия.^{78}

Ученые могут иметь самое разное представление о том, что же наиболее интересно в этих раскопках. Автор этих строк полагает (субъективно, разумеется), что самое важное – мы теперь знаем, как рос этот город.

К нашему времени в Пскове вскрыто в общей сложности 13 слоев. Далеко не все эти слои прослежены во всех раскопах. Нижние слои – это поселения культур I тысячелетия по P. X. Поселение каждой из них занимало очень небольшую часть Псковской горы: одновременно всего несколько десятков, самое большее – до сотни человек селились в этом удобном месте.

Вот что важно – многие поселения, возникшие на месте будущего Пскова, были уничтожены внешним врагом. Например, «поселение культуры сетчатой керамики на Псковском городище гибнет во второй половине IV – первой половине V вв.» [38. С. 56].

Каждое небольшое поселение уничтожалось кем-то, кто тоже хотел здесь поселиться. На протяжении I тысячелетия по P. X. на Псковской горе (и уж наверное, не на ней одной) несколько раз меняется население… Предыстория края и самого Пскова вырисовывается вовсе не как благостная бесконфликтность, а как история напряженная, драматичная, жесткая. Расселялись племена, шли передвижения огромных масс людей, и новые пришельцы истребляли старых с наивной жестокостью людей родоплеменного общества.

В VIII–IX веках на месте будущего Псковского кремля находилось поселение культуры, как пишут археологи, «типа Камно-Рыуге». Это культура финноугорского населения, ближе всего к культуре предков современных эстонцев. Во второй половине IX века это поселение гибнет в пожаре. Спил с обгоревшего в этом пожаре бревна определен по методу дендрохронологии – 860 год^{79}. Прямо скажем – очень много о чем говорящая дата.

Во второй половине IX века на месте Псковского кремля опять шумит поселение. Но это уже совсем другой поселок: характер его застройки резко меняется. Другой тип жилищ – основательные избы из крупных бревен, а вещи показывают: жили здесь скандинавы либо славяне. Или и те, и другие. Для этого городища получены даты по дендрохронолигии: 938 и 944 годы.^{80}

Часть слоя образует два строительных яруса. Подальше от Горы, от точки возникновения первоначального города, прослеживается только один строительный ярус, более поздний. Этот слой лежит непосредственно на материке, раньше тут никто никогда не селился. Теперь город разросся, люди стали жить уже и здесь…

Посад словно вытягивает щупальца, разрастаясь вдоль Великой и вдоль Псковы. А между двумя языками посада в конце IX – начале XI веков функционировал курганный некрополь. Здесь же было языческое капище.

Курганы копали в 1974–1991 годах, вскрыли более 70 погребений. О большей части из них трудно сказать, погребены в них варяги или славяне. Меньшая часть погребений (восемь или девять) может быть однозначно определена как скандинавские: в них найдены «молоточки Тора», ритуальный железный топорик, типичные для скандинавов заколки-фибулы, ножи, наконечники стрел, наборы амулетов.

В. В. Седов делает из этого вывод, что «пребывание скандинавов в Пскове представляется малозаметным эпизодом» [127. С. 147].

Но ведь «именно «варяжская» серия признаков оказывается среди прочих характеристик псковского некрополя единственной выразительной» [38. С. 68]. Ведь об остальных погребениях невозможно сказать однозначно – славянские они или скандинавские. Если даже и не скандинавские – получается, самые яркие элементы культуры связаны именно с варягами!

В первой половине – середине XI века курганы снивелированы, языческое капище уничтожено, и по языческому обряду в Пскове больше никогда не хоронят. Одно из бревен, вколоченных в насыпь уничтоженного кургана, имеет дату по дендрохронологии: 1044 год. Бревно вколотили при застройке территории кладбища. Значит, кладбище уничтожили раньше.

С XI–XII веков прослеживается существование города, который уже хорошо известен и по данным археологии, и по письменным источникам. С XII века начинается строительство Детинца и храма Святой Троицы, положивших начало историческому Пскову, городу летописей, пригороду Новгорода, а затем столице независимого государства.

Правда, и тут археология несколько «поправляет» представления о чисто русском характере города… К этому времени относятся несколько неукрепленных поселений вокруг тогдашнего Пскова – крепости на горе. В том числе такие поселения прослежены на противоположном берегу Великой напротив крепости. Раскопан могильник, относящийся к одному такому поселению. В могильнике обнаружены погребения балтов, финноугров, славян: население и в эту эпоху было пестрым, разнообразным.^{81}

Что же касается истории города… Археология свидетельствует: уже в исторические времена город возникал трижды. Дважды он погибал в огне нашествия. Сначала погиб Псков финноугров: скорее всего, он уничтожен в ту самую эпоху, когда варяги княжества Рюрика захватили Приильменье и Повеличье. Тогда-то появились в этих краях и родственники будущей княгини Эльги-Ольги, а ее отец смог сделаться перевозчиком на большой реке.

Этот варяжский Псков тоже погиб спустя полтора столетия. Об этом неопровержимо свидетельствуют «следы пожара, в котором погибли постройки первой половины XI века» [38. С. 61].

Судислав и Ярослав

Ну ладно, с варягами все ясно – захватили финнское поселение, учинили резню, стали сами жить-поживать. Ничего другого от них как-то особо и не ждешь. Но что же произошло с варяжским Псковом в середине XI века?

В летописях есть глухое упоминание: мол, из сыновей Владимира Красное Солнышко сидел в Пскове князь Судислав. Вообще жизнь на Древней Руси XI века особой скукой не отличалась: шла отчаянная борьба за власть между полчищами сыновей Владимира. Воевать было тем легче, что происходили сыновья от разных жен князя, воспитывались в разных городах и первое «мама» произносили на разных языках: ведь жены Владимира, ко всему прочему, были разноплеменны.

К эпохе борьбы между Владимировичами относится и убийство Бориса и Глеба… По официальной версии – Святополком Окаянным, но некоторые исследователи давно предположили, что убил братьев как раз Ярослав. Эта версия о Ярославе – жестоком собирателе земель и братоубийце, интересно представлена в книге Фаины Гинзбург [128].

Война и взаимное истребление Владимировичей завершилось фактическим разделением Руси между Ярославом и Мстиславом Тмутараканским. В 1026 году, после примирения Ярослава и Мстислава, из множества сыновей Владимира в живых осталось всего трое. Ярослав владел основной частью Руси и ее столицами, Киевом и Новгородом. Мстислав держал крайний юг Руси, Причерноморье.^{82}

Третий оставшийся пока в живых Владимирович, Судислав, сел на псковский престол между 1010и 1015 годами. Точной даты его вокняжения летопись не называет – Судислав был из «молодших» Владимировичей, в междоусобицах не участвовал и летописца мало интересовал. О времени его вокняжения мы судим по документам Спасо-Мирожского монастыря, основанного в 1015 году. Монастырь создан был как оплот христианства и для поддержки Судислава в языческой Псковщине; его первыми вкладчиками (а может быть и основателями?) были семеро из двенадцати сыновей Владимира.

В 1036 году скончался Мстислав Тмутараканский. И «в се же лето всади Ярослав Судислава в порубъ, брата своего, Плескове, оклеветан к нему» [30. С. 34].

Очень глухое, неопределенное упоминание. В чем состояла клевета? Что говорил по этому поводу сам Ярослав? Как это вообще понимать: «всадил в поруб»? Судислав же – князь Пскова! У него же есть своя дружина, он может поднять ополчение своей земли… Мстислава Ярослав, может быть, тоже хотел бы удавить или посадить в каталажку, да поди удави и посади…

Еще целая обойма вопросов, на которые нет вообще никаких ответов. Никаких. Это вопрос о том, что же делал Судислав во время своего княжения?

Вопросы возникают потому, что Судислав сидел на престоле крайне тихо. Это «один из самых незаметных князей» Древней Руси [68. С. 415]. О нем очень мало известно. Всего два упоминания между 1015 и 1036 годами – о вокняжении «малолетнего» Судислава в Пскове и о свержении его Ярославом. И все. Чем занимался князь два десятилетия – Бог весть.

Этого-то «тихого князя» Судислава его брат по отцу, великий князь Ярослав-Ярицлейв сверг с престола и «посадил в поруб» – то есть в тюрьму. За что?

После 1036 года Судислав опять исчезает из летописей. О нем известно только, что он просидел почти четверть века в тюрьме и был освобожден племянниками только для того, чтобы принять монашеский постриг. Очень загадочный князь, очень мало известное, мало понятное княжение.

Наверняка современникам было известно многое, о чем они говорили, но в летописях не писали. Может быть, как раз потому, что Судислав-то сидел в порубе, а его более удачливый брат был на свободе и притом во главе государства?

Невольно возникает подозрение – может, именно личные качества Судислава, его малозаметность, кротость и сыграли роковую роль? Остальные-то братья воевали, принимали активное участие в междоусобице, их голыми руками не взять!

Впрочем, летописный рассказ никакого мотива для ареста вообще не выдвигает, не объясняет совершенно ничего. Можно приписать Ярославу вообще любые мотивы – от каких-то важнейших государственных причин до личного раздражения… что угодно. Скажем, Судислав слишком громко чавкал за столом, Ярослава это раздражало – вот он и отомстил Судиславу за испорченный аппетит. Бред? Но ведь данных никаких.

И все же при любых личных качествах князя все равно получается странно: старший брат вот взял – и посадил младшего брата, князя Пскова в тюрьму! А дружина где? А псковичи? Или они не любили князя и потому так легко отдали его на расправу князю Ярицлейву?

Только вот история о «заключении в поруб» Судислава совпадает по времени с уничтожением полуваряжского Пскова. Судислава свергают в 1036 году. Бревно, прорезавшее уничтоженный языческий могильник, срублено всего через восемь лет, в 1044 году. За несколько лет до этого 1044 года Псков брали штурмом, резали его жителей, население сменилось почти полностью. Псков горел, языческое капище и кладбище при нем были полностью уничтожены; потом поверх «слоя набега, слоя пожара», начала формироваться совершенно новая застройка.

Примерно в эти же годы то же самое происходит еще с одним городом Прибалтики – с городом, который теперь имеет три имени: эстонское Тарту, немецкое Дерпт, русское Юрьев. Иногда приходится слышать, что Тарту хотя и был «в 10–11 вв. известен как поселение древних эстов – Тарпату», но «впервые упоминается в летописях под 1030 как город Юрьев, построенный Ярославом Мудрым (по христианскому имени Ярослава – Юрий)» [129. С. 630]. Все так – и в летописях упоминается, и Юрьевом его действительно назвали. Но как чаще всего и бывает, уважаемый и авторитетный источник чуть– чуть, совсем чуть-чуть не договаривает.

Дело в том, что при виде войска Ярослава эсты странным образом не кинулись ассимилироваться, издавая ликующие вопли. Раскопки Тартуского городища зафиксировали грандиозный пожар начала XI века. В огне этого пожара погибло крупное поселение культуры Рыуге, – то есть археологической культуры эстов.

На месте этого поселения вырастает древнерусское поселение с очень характерными для Древней Руси постройками, инвентарем и керамикой, атрибутами христианского культа. Интересны находки предметов южнорусского происхождения – ведь армия Ярицлейва включала воинов родом с Киевщины, с юга его государства. В очередной раз сообщения летописи подтверждаются данными археологии – и наоборот [130. С. 265–271].

Летописное сообщение об этих неоднозначных событиях такое же краткое, как об аресте Судислава: «Иде Ярослав на чюдь, и победи я, и постави градъ Юрьевъ». Эпически конкретно и коротко. Идеологическим основанием для похода на «чюдь» была «необходимость» крестить язычников, нести им Слово Божие. Ведь ясное дело, стоит шарахнуть язычника по башке мечом – он тут же сделается ревностным христианином. А расширение своего государства, стяжание новых богатств – это уже как бы естественные последствия; так сказать, законная награда за тяжкий труд крестителя и проповедника.

Судислав не мог не быть крещен… Но Псковщина тогда была языческой. Спасо-Мирожский монастырь и создавался как оплот новой веры, как идеологическая поддержка христианской династии Рюриковичей.

Вот и получается – Псков и Псковская земля разделили судьбу «чуди белоглазой», их стольного города Тарпату. Сперва, в 1030 году, смели с лица земли Тарпату и поставили на его месте Юрьев. В 1036-м то же самое сделали с Псковом.

Опять варяги…

Наивно было бы видеть в Ярославе искреннего миссионера, стремящегося расширить пределы христианского мира. Шла обычная цепь феодальных войн, завоевание всего, что недостаточно хорошо защищается.

А поход на языческий Псков имел и еще один смысл: поход против последнего оставшегося в живых брата Ярослава, «который мог претендовать на часть власти в государстве» [36. С. 86]. Война с язычниками – великолепный предлог!

Судя по данным археологии, крестить город пришлось «огнем и мечом», а сначала было бы неплохо его взять… Был ли Судислав кроток и мягок, или просто исключительно хитер и затаился на десятилетия, но город Псков с Ярославом воевал. Победить он, скорее всего, и не мог – слишком неравны были силы.

Ярослав добился своего: взял, разграбил и уничтожил город при слиянии Псковы и Великой. Захватил и упрятал в тюрьму родную кровинушку – злейшего конкурента Судислава. Ну, и крестил Псковскую землю, под страхом смерти велел носить кресты и не поклоняться прежним языческим богам.^{83}

В свете пожара, сожравшего город в 1036 году, история Пскова и Псковской земли вырисовывается еще более сложной, чем казалось раньше. И роль варяжского элемента. Выходит, псковские варяги оказались слишком непокорными, самостоятельными. Хранители традиций древней вольницы времен Рюрика, они не сумели вписаться в новые реалии. В эпоху, когда потомки всех – и завоевателей, и покоренных должны были покориться единому верховному князю.

Рискованная аналогия – но точно так же и балтийские матросы не смогли вписаться в систему подчинения всех Центральному Комитету ВКП (б) и были уничтожены почти поголовно.

Язычники, не желавшие принять новую веру, они пали жертвой своей приверженности к старине: как в плане религии, так и в плане самостоятельности. Полтора века жили они, как привыкли, по законам времен Рюрика. А потом Ярослав-Ярицлейв наступил на них железной пятой – и уничтожил.

Интересно, а были ли у княгини Эльги-Ольги братья и сестры? Если были – не очень далекие родственники Ярослава-Ярицлейва вполне могли стоять на стенах города, отражая армию князя Киевского и Новгородского. Ведь Ольга приходится прабабкой Ярославу – четвероюродные дядья и пятиюродные братья Ярослава могли принимать участие в войне, на стороне Пскова.

Уже в 1980 году, во время 1-го заседания семинара «Археология и история Пскова и Псковской земли», прозвучал доклад Сергея Васильевича Белецкого о материалах многолетних раскопок Псковского городища. Сергей Васильевич пересмотрел версию племенного происхождения Пскова. Он решительно выявил «варяжский период» в истории города, – с конца IX по середину XI века.

Впервые была сформулирована идея о сопоставлении обширного пожара первой половины XI века со сведениями летописи об аресте Ярославом брата Судислава, сидевшего в Пскове. Эта легенда была интерпретирована как память о крестовом походе Ярослава на языческий варяжский Псков Судислава.

Конечно же, далеко не все признали эти выводы. На том же семинаре звучали и совершенно иные доклады: например, доклад Лабутиной, основные выводы которого сводились к отсутствию в Пскове варягов. Мол, погребения отражают лишь торговые связи (умирали же иногда купцы на чужбине!), а не проживание варягов в городе. Автор доклада считала баснословными все сведения о княжении Судислава в Пскове. Мало ли что говорит летопись, нам виднее.

На следующий день после доклада Белецкого псковский поэт Анатолий Александров подарил ему стихотворение такого содержания:

 
Напрасно они пустошили кошли,
Не купится старая слава.
С великим позором от Пскова ушли
Обратно послы Ярослава.
 
 
Горящему штевню на воду упасть
Закрыта на море дорога,
И лучше со славой язычником пасть,
Сражаясь за старого Бога.
 
 
Под стенами города воинский клич,
Но в плене не видя резона,
Держал оборону отважный пскович —
Последний варяг гарнизона.
 

(Анатолий Александров, Псков, 1980 г.)

Таким образом, стихотворение Александрова стало как бы своеобразным выступлением в прениях (правда так и не прозвучавшим).

Действительно ли послы Ярослава уговаривали псковичей принять новую веру по-хорошему? Это совершенно неизвестно, но имеет же право поэт на художественный вымысел? А в остальном – примерно так и было.

Кому-то режет слух это «отважный пскович»? А почему, собственно? Да, конечно, пскович! Пскович, до последнего защищавший землю, ставшую Родиной для нескольких поколений его предков.

Варяги, вообще германцы – крестители «огнем и мечом» славян и прибалтийских народов. Тут все наоборот. Варяги – защитники родной земли и язычники, отбиваются от славянской в основном армии «крестителя» Ярослава…

Как все меняется в истории! Как опасно давать однозначные оценки народам, событиям, эпохам.

О раскопках Изборска

В VIII–IX веке на месте будущего Изборска располагался большой протогородской центр: Труворово городище. Позднее этот ОТРП стал детинцем древнерусского Изборска.

В VIII–IX веках 60 % керамики было славянской, 30–40 % – финской, «характерной для памятников типа Камно-Рыуге» [38. С. 26]. Из числа печей и очагов тоже примерно треть характерны для финского мира, две трети – для славянского. В общем, смешанное славяно-финское население.

Во второй половине IX века это городище гибнет. В нижнем слое зафиксированы следы пожаров вместе с находками предметов вооружения северо-европейского типа. В ту самую эпоху, на которую приходится «призвание варягов» по летописи, «жизнь на Труворовом городище прекратилась… Активную роль в этом сыграли… профессиональные воины, пользовавшиеся предметами вооружения скандинавских типов» [38. С. 32–33].

Если с Рюриком и шли славяне, они вовсе не считали славян с Труворова городища дорогими сородичами и резали их так же лихо, как финнов.

В середине XI века опять происходит с Изборском какая-то пертурбация! Опять гибнет прежнее поселение, а с середины – конца XI века Изборск – уже известный из летописей славянский город, не имеющий прямого отношения к прежнему. И называется – Изборск, что вообще ни в какие ворота не лезет: ведь ни на какой реке Иссе или Исе этот город отродясь не стоял.

Город с двумя именами

В 1980 году, вводя в науку представление о варяжском периоде в истории Пскова, Сергей Белецкий не сделал еще одного предположения. Родилось оно в начале 1990-х: а что, если первоначально Изборском-Issaburg'ом назывался варяжский Псков? Ведь этот варяжский или полуваряжский Псков IX–XI веков просто идеально соответствует месту, куда могли «сесть» племенные варяжские вожди типа Трувора; месту, откуда могла происходить княгиня Ольга. Самый что ни на есть Иссаборг, город на большой реке.