Текст книги " А.Н.О.М.А.Л.И.Я. Дилогия"

Автор книги: Андрей Лестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Все тело у меня болело, и я никак не мог улечься на старом сыром матрасе. Анфиса помолчала, слушая, как я вожусь на печке и покряхтываю.

– Кошкин, лучше спи. Я тебе завтра все расскажу. Честно.

Голос у девчонки был сонный, она еле ворочала языком. Мне стало жалко ее.

– Ладно. Пусть будет завтра. Деваться некуда… А спать все равно не буду, – сказал я решительно. – Вдруг они развяжутся?

Но Анфиса уже не слышала меня. Некоторое время я прислушивался к ее дыханию и к звукам, доносящимся из сеней, но потом глаза мои закрылись, я глубоко втянул в себя воздух и провалился в беспамятство.

15

Проснулся я от какого‑то стука. Кто‑то вошел? Или вышел? В избу сквозь щели в заколоченных окнах проникал утренний свет, но его было слишком мало, чтобы разглядеть, что происходит в углах. Я хотел вскочить, но, едва пошевелившись, застонал от боли. Неплохо меня вчера отделали! Даже лучше, чем позавчера. Я привстал, оперся на локоть и вспомнил всё.

И сразу же подумал о Наде. Вчера я не успел позвонить ей из гостиницы. Что она думает? Я был уверен, что она и близко не догадывается о том, что со мной происходит. Как связаться с ней? И стоит ли?

– Эй, Кошкин! – раздался откуда‑то из‑за печки голос Анфисы. – Чего разнежился? Вставай! Пойдем пытать заключенных!

Через секунду появилась и сама Анфиса. В джинсах, обтягивающем красном свитерке и с железной кочергой в руках.

Я с трудом слез с печки и поплелся за девчонкой в сени.

– Постой, Анфиса! – сказал я ей в спину. – Ты обещала утром все рассказать. Зачем мы здесь? Чего эти люди от нас хотят? Чего мы от них… То есть чего ты от них хочешь?

– Времени нет на объяснения, – ответила Анфиса, тыкая кочергой поочередно то в лопоухого Хэша‑Чебурашку, то в толстяка Тэга. – Фолловь за допросом и кое‑что поймешь.

Я был знаком с диалектом Сектора, но не сразу сообразил, что Анфиса предлагает мне «следить» за допросом. Обычно употребленное ею слово использовали дерганые женщины, когда заигрывали с представителями противоположного пола. «Фолловьте меня!» – кричали они, с дурацким смехом убегая по улице в своих балахонах.

– Ну! Кто начнет рассказывать? Кто первый? – спросила Анфиса, закинув кочергу на плечо.

Бойцы выглядели плохо. Ночь в связанном виде, без еды и питья, не способствовала восстановлению сил. Особенно был плох Чебурашка.

– Пить! – попросил он сквозь щелочку в губах.

Я представил, как запеклось у него все в разбитом рту, и между лопаток у меня пробежала судорога.

– Сейчас, – сказал я, повернув в избушку за водой.

– Ты куда? – спросила Анфиса. – Не надо никуда идти. Он потерпит еще немного. Потерпишь, лопоухий? Да?

Я остановился в нерешительности на пороге, и громадный толстяк Тэг хрипло и вместе с тем как‑то обреченно засмеялся.

– У тебя, дамочка, неправильная политика френдования, – проговорил он. – Кого ты выбрала в партнеры? Посмотри на него. «Сейчас я принесу водички…»

Учитывая его состояние, толстяк довольно похоже передразнил меня.

– Говорю тебе, брось этого недоделка, давай между нами двумя все решим, – продолжал он, судорожно сглатывая почти после каждого слова.

– Ты чего добиваешься, Тэг? – спросила Анфиса, поигрывая кочергой. – Хочешь, чтобы Ваня тебе еще раз продемонстрировал хук справа? Лучше начинай говорить.

Тэг смотрел упрямо, но во взгляде было слишком много боли. Мне показалось, что он вот‑вот сломается.

– Что ты хочешь знать? – спросил толстяк, глядя на свой живот.

– Я хочу знать, где сейчас находится полковник Бур и что вы делали на берегу озера.

Полковник Бур! Вот кого она искала. Я слышал об этом человеке. Серый кардинал Сектора. То ли министр обороны, то ли руководитель спецслужб. Было время, когда его боялись настолько, что ангелианцы прерывали службу, если он парковал свой электромобиль рядом с храмом. Высыпали на улицу и прикладывали руки к левому уху. Этот жест у них означал нечто среднее между «Аве Анжела» и «Хайль Бур!».

Но этой весной толпа в Секторе взбунтовалась, наверное, нажрались галлюциногенов. Все решили, что снова стала работать мобильная связь, бегали, как я уже говорил, голяком по улицам, визжали и плакали. Потом на улице появились войска и вот такие вот ребята в серых костюмах, как Хэш и Тэг. Толпу усмирили, но в какой‑то стычке полковник Бур погиб. Такой версии придерживались все рюкзачники и все дерганые, с кем мне доводилось говорить.

Во всяком случае, с тех пор о Буре больше никто и никогда не упоминал.

– А если я не скажу, что ты сделаешь? Ударишь кочергой? – глухо, но с вызовом проговорил Тэг.

– Могу и ударить. Но лучше брошу вас здесь без еды и питья. Выведу ночью в лес, раздену, свяжу и положу рядом включенный фонарик. Пока закончатся батарейки, комары превратят вас в полуфабрикаты. Страшно подумать, как вы будете корчиться! Как гусеницы на огне. Брр…

– Понимаешь, Анфиса. Такое дело, – сглотнул Тэг. – Мы, конечно, можем превратиться в полуфабрикаты, но можем и не превратиться. Нас могут найти наши пацаны. Есть шанс. А вот если мы расскажем тебе про полковника, то шанса у нас уже не будет. Он нас из‑под земли достанет. А это пострашнее комаров.

– А если я оттащу вас двоих в Орехово‑Зуево, посажу на электричку, привезу к Адамову и расскажу ему, кто изуродовал его дочь? Как вы думаете, при таких раскладах будет у вас шанс?

Тэг побледнел, как это было вчера вечером, когда Анфиса что‑то шептала ему на ухо.

«Адамов! – подумал я. – Я догадывался, что он человек непростой! Но ведь он жил рядом с нами, в Тихом мире, у него тихая жена, работает в школе. Что происходит? И как с ним связана Анфиса?» Чем больше я узнавал, тем больше запутывался. Калейдоскоп никак не складывался в картинку. Полковник. Озеро… И при чем тут мои клиенты Смирновы‑Инстаграм, о существовании которых Анфиса, похоже, даже не догадывалась?

– Он в инкубаторе! – вдруг еле различимо сказал Хэш.

– Что? – переспросила Анфиса и наклонилась к нему.

– Полковник в инкубаторе, – выдавил из себя Чебурашка. – И без нас ты его все равно не найдешь.

– В каком еще таком инкубаторе? – Анфиса приготовилась внимательно слушать.

– Заткни свою пасть! – в ярости сказал толстяк Хэшу. – Заткни, или я своими руками оторву твою челюсть!

– Ладно, – сказала Анфиса, сняв кочергу с плеча и постукивая ею по ладони левой руки. – Как хотите. Я считаю до десяти. Раз!

– Анфиса! – сказал Тэг. – Ради чего ты это затеяла? Чего ты хочешь добиться? Хочешь отомстить Буру за Сервера?

– Его, между прочим, звали Антон, – сказала Анфиса, сжав зубы. – А ты помнишь, как тебя называла мама? Коля? Сережа? Может быть, Богдан? Или Саша? «Тэг»! – с презрением сказала она. – Присвоили себе клички вместо имен и довольны. А полковник и рад, что вы такие идиоты.

– Кто бы говорил об идиотах, – пробурчал Тэг. – Сама где сейчас живешь! С кретинами.

Этот выпад Анфиса проигнорировала.

– Он и тебя при случае так же пристрелит из арбалета, как он это сделал с Антоном. Или ножом пырнет. Или сделает маленькую дырочку и подвесит вниз головой, чтобы кровь стекала… Два!

Толстяк замолчал. Чебурашка Хэш весь извивался и дергался, ему явно хотелось поскорее прекратить мучения и выдать все, что было ему известно, но по какой‑то причине он боялся связанного напарника больше, чем Анфису с кочергой.

– Три!

Напряжение сгущалось. Мне хотелось закрыть глаза или выйти, но я не желал давать повода для насмешек и терпел.

– Четыре!.. Пять!

– Хорошо, Анфиса, – сказал толстяк. – Я расскажу. А что ты собираешься сделать с нами?

– Накормлю и оставлю здесь, в избушке. После того как найду Бура, вернусь, развяжу – и идите куда хотите. Если будет желание, могу в Тихой замолвить за вас словечко.

– Анфиса! – не выдержал я. – Какое словечко? О чем речь? Их нельзя исправить. Ты понимаешь это? Нельзя! С ними и Переворот не справился. У них мозги так устроены, что им любое Воздействие нипочем. Это жадные, жестокие твари. Им нужно побольше развлечений, чтобы не думать о своей жадности и жестокости. Они не будут жить в Тихой. Их нельзя пускать к нормальным людям.

– Ну, это кто еще нормальный, – сказал Тэг. – Так что, рассказывать дальше, или поговорим с твоим дружком о Гегеле и Фейербахе?

– Ваня… – сказала Анфиса.

– Они убить меня хотели! – не мог остановиться я. – Глаз выколоть штопором! А ты хочешь их отпустить на все четыре стороны?

– Ваня, я тебя что‑то не пойму. То ты против того, чтобы их убить, то против того, чтобы их отпустить. Ты помолчи немного и подумай. А я послушаю Тэга.

Я замолчал, хотя внутри все кипело от ощущения, что события развиваются неправильно.

– На берегу озера, – сказал медленно Тэг, – мы обеспечивали работы, которые шли на дне озера.

– А что там, на дне? – спросила Анфиса.

– Мы и сами не знаем. Это правда. Вроде как там раньше были склады боеприпасов. После Переворота забили ключи, и они ушли под воду.

– Но боеприпасы не действуют. Зачем их искать?

– Да там и нет никаких боеприпасов. Песок, ил, растительность всякая. Даже следа от складов не осталось. Но наши там роют, достают из‑под воды грунт и везут к полковнику.

– В инкубатор?

– А ты сообразительная, – печально усмехнулся Тэг. – Ну да, в инкубатор.

– Зачем полковнику грунт со дна озера? Он что, уран ищет? Или золото с алмазами?

– Нет никакого урана. Ничего нет. Никакого оружия. И золота с алмазами нет.

– Так зачем ему это? Неужели никаких соображений? Никаких слухов?

– Ну, говорят… – Тэг поежился и оглянулся, как будто даже здесь боялся, что полковник услышит его. – Говорят, что на этих складах он впервые увидел Анжелу.

– Анжелу! – в каком‑то восторге воскликнула девчонка и оглянулась на меня с видом «ну я же говорила!». – Анжелу… И что? Что он там увидел? Что говорят?

– А этого никто не знает. Ничего не говорят. Правда.

– Хорошо! – Анфиса взволнованно прошла по маленьким сеням до стены и обратно, переступив по дороге через ноги связанных. – Значит, Бур видел там Анжелу и теперь роет землю в нетерпении… Понятно. То есть ничего не понятно. Ладно, а где он сам? Как его найти?

– Давай карту, покажу. И воды.

– Сейчас.

Анфиса вошла в избушку и вернулась с кружкой воды и зеленовато‑серым глянцевым листком, испещренным надписями, разноцветными линиями и пометками, сделанными от руки зеленой шариковой ручкой. Я узнал этот листок, хотя и не видел его никогда. Зато видел его родных братьев из атласа автодорог Подмосковья, который мы с Надей нашли у Анфисы в квартире. Я вспомнил, как мучился, пытаясь разгадать загадку вырванных страниц (по нумерации не хватало двух, а фактически вырвано было четыре), и как решил, что на развороте, очевидно, была реклама. Извернувшись и заглянув за оборот листа, я убедился, что был прав на сто процентов. Две недостающие страницы занимала реклама МТС. Оператора мобильной связи. Ирония показалась мне даже слишком очевидной.

– Вот здесь, – стал объяснять Тэг, с жадностью выпив всю воду (я взял у него пустую кружку и, не спрашивая разрешения, пошел за водой для лопоухого), – видишь, озеро в виде человеческого эмбриона. Это старая карта, и сейчас озеро гораздо больше и выглядит совсем не так. В смысле по форме совсем другое… Мы находимся где‑то здесь. У тебя тут ручкой помечено. Правильно?

– Правильно, – ответила Анфиса нетерпеливо. – Ну и?

– Значит, берег, с которого ныряют на дно, должен находиться где‑то здесь. Тут вот, видишь, квадратики. Бл…, не разберу! Масштаб слишком мелкий.

– Сейчас! – обрадовался я. – Сейчас принесу.

Я сбегал за картой, которую мне одолжили в читальном зале, и Анфиса стала под руководством Тэга чертить на ней. «Ну что ж, – подумал я, – остается надеяться, что девушка из библиотеки простит меня».

Когда маршрут был прочерчен и Анфиса узнала, как охраняется дорога от озера к инкубатору, она спросила:

– А что это за инкубатор? Кого он там разводит? Страусов?

– Этого мы не знаем, нас туда не пускали. Но мне кажется, не страусов, – ответил Тэг. – Мне кажется, он там разводит людей.

– Людей? – воскликнул я.

– Людей… – задумчиво произнесла Анфиса, и мне показалось, что у нее по этому поводу есть кое‑какие соображения. – А вы, что вы делали здесь в лесу? Про инкубатор вы ничего не знаете, что достают из озера, тоже не знаете. А кто знает?

– Бур знает. Может, Мураховский знает.

– Мураховский? – воскликнула Анфиса. – Он тоже жив?

– Да. Только после того случая у него с головой совсем уже плохо. Не дружит он теперь с головой.

– Мураховский, значит. А вы, значит, ничего не знаете?

– Не знаем! Подумай, кто с нами делиться будет? С тобой сильно делились секретами, когда ты в «Прыгающем человеке» работала? Мы охраняли, следили, чтобы вокруг никто не шарахался. А когда увидели тебя, сразу подумали, что тебя кто‑то прислал, что ты теперь на каких‑то гадов кретинских работаешь, и пошли тебя искать. А тут – этот, рюкзачник. Решили и его прижать.

– Бур знает, что вы меня видели?

– Нет, мы хотели сами тебя выловить и сделать ему сюрприз.

Анфиса внимательно посмотрела на толстого.

– Ладно, поверю, – сказала она. – По куску сыра с сухарями вы заслужили.

Через полчаса, собравшись и покормив Хэша и Тэга, мы вышли из избушки с рюкзаками за плечами.

– Если Бура там нет, я вернусь и убью вас, – сказала Анфиса бойцам вместо прощания. – Не возражаешь, Ваня? – спросила она у меня.

Я понял, что она очень взволнованна, и решил никак не реагировать на ее слова.

– Между прочим, – сказал вдруг Тэг из сеней, и мы на секунду остановились, чтобы выслушать его, – между прочим, мама называла меня Иваном. Ваней. Как этого придурка с рюкзаком… Хотя вас это в принципе не касается.

Часть третья

1

– Анфиса, ты когда‑нибудь убивала человека? – спросил я.

Двигаясь на северо‑восток, мы отошли от избушки с полкилометра, не больше. В лесу стояла тишина. В том смысле, что не было никаких звуков, связанных с человеком. Зато, несмотря на сентябрь месяц, на все голоса пели птицы. А до Переворота, я это хорошо помнил, птичье пение в подмосковных лесах прекращалось где‑то в середине лета. Стучал дятел, извлекая из какого‑то звонкого дерева довольно мелодичный звук. Раз или два неподалеку раздался треск ломаемого сухостоя, я испугался и остановился, но Анфиса успокоила меня, предположив, что это олени. «Это территория Тэга и Хэша. Другие охранники появятся здесь не раньше чем через сутки, когда поймут, что с Хэштэгами (правильно я говорю? – улыбнулась она) проблема».

Комаров было меньше, чем ночью, но все же достаточно. Ненавижу комаров. В особенности в сочетании с паутиной, налипающей на вспотевшее лицо и шею. Да, лес – развлечение не для меня.

Однако в это утро я почти не обращал внимания ни на паутину, ни на кровососущих. Я чувствовал, что я изменился. Даже осанка, несмотря на ушибы, стала другой. «Интересно, что сказал бы Василий Николаевич, мой тренер, увидев меня сейчас?» – подумал я и посмотрел на опухший правый кулак с кожей, содранной на фалангах пальцев.

Как только мы вышли на поиски инкубатора, я стал сводить воедино все, что узнал ночью и сегодня утром. Пока что было ясно следующее:

1. Анфиса ищет полковника Бура.

2. Полковник Бур, которого все считали мертвым, – жив.

3. Полковник построил какой‑то инкубатор на территории Тихого мира.

4. Полковник делает нечто бессмысленное – поднимает ил со дна озера и возит его в свой инкубатор.

5. Анфиса знает об Адамове то, чего не знают другие.

6. Бойцы из Сектора тоже знакомы с Адамовым и смертельно его боятся.

7. Полковник утверждает, что видел Анжелу.

8. Анжела существует.

9. Это не новость для Анфисы.

Прояснив все, что мне стало известно, так сказать, ответы, я решил обозначить и главные вопросы. И вот что получилось:

1. Зачем Анфисе встречаться с Буром?

2. Как она узнала, что Бур жив?

3. Что (или кого) Бур разводит в инкубаторе?

4. Почему Анфиса, зная Адамова, отправилась на поиски Бура одна?

5. Действительно ли Анжела (раз уж она существует в реальности, а не только в воображении ангелианцев) способна включать мобильники, запускать двигатели внутреннего сгорания и стрелять из огнестрельного оружия?

6. Какое отношение ко всему этому имеют Смирновы‑Инстаграм?

7. Когда мы вернемся домой?

Хорошенько обдумав оба умозрительных списка, я решительно поправил лямки своего рюкзака, окликнул идущую впереди девчонку и спросил ее:

– Анфиса, ты когда‑нибудь убивала человека?

2

– Зачем спрашиваешь? – в своей обычной манере (либо возражать, либо отвечать вопросом на вопрос) ответила Анфиса.

– Хочу знать, – терпеливо сказал я, ускорив шаг и приблизившись к девчонке почти вплотную.

Анфиса метров тридцать шла молча.

– А ты мне точно поможешь? Не сдрейфишь, как вчера в лесу? – наконец спросила она.

– Помогу. Но я должен все знать.

Анфиса оглянулась и засмеялась.

– Ты чего? – спросил я.

– Видок у тебя премиальный! Синячище‑то позеленел, всеми красками переливается…

Тут она снова замолчала. Но я не стал ее дергать. Чувствовал, что сейчас начнет говорить. Так и случилось – не только тихие бывают проницательными.

– Когда случился Переворот, мне было тринадцать лет, – сказала Анфиса. – Мы жили в Новогиреево, в двухкомнатной квартире. Я и мои родители. Утром все начали шуметь, бегать, звонить по городским телефонам. Мобильники не работали, телевизор тоже… Включила ноут, а там заставка – большое слово WORD. А сам ноут не грузится. Дела… Ну, в общем, ты и сам это все знаешь. Я побежала на улицу.

Я шагал рядом с Анфисой, немного отставая и чуть‑чуть справа от нее. Так что передо мной раскачивались ее мелкозавитые волосы, убранные в хвост, и хорошо были видны загорелая щека и шея и на удивление скромная сережка в ухе.

– Отец не хотел меня пускать, но я не послушалась, выбежала. Паника, дружки, тусня, то да сё… Все хотели, конечно, сфоткать все, что там было, или снять видео и потом вывесить в фейсбуке и «одноклассниках», но ничего не работало, а люди как‑то это не могли понять. Ну ладно мобилы (тут связь могла отказать и все такое), а почему обычные фотики косячат? Потом как‑то все улеглось, и я побежала домой. А родителей уже дома нет. Я была во дворе, внизу, они не выходили, ну, может, я и проглядела их, и они вышли, но почему они мне ничего не сказали? – Голос Анфисы дрогнул, но она довольно быстро взяла себя в руки. – Короче, ключи от квартиры на месте, от машины тоже, бумажник отца лежит на полке под телевизором, сумка матери – в прихожей. Документы на месте, все на месте. А родителей нет. Больше я их никогда не видела.

Пропали родители. Довольно распространенная история. Я знал, что во время Переворота исчезло много стариков. Некоторые уехали из Москвы, как мои родители, а некоторые, как моя бабушка, просто растворились бесследно, как будто их никогда и не было.

– Ты знаешь, – сказала Анфиса, – они ведь были не такие уж и старые. Папе было пятьдесят, маме сорок пять. И еще. Все их вещи остались на месте, в квартире. Но исчезла обувь. Сколько ни искала, не смогла найти папины ботинки и мамины сапоги, замшевые, на змейке. Как будто они обулись и ушли. Куда?

Да, про ботинки – это было сильно. Даже слишком. Может, они хотели выйти следом за Анфисой на улицу, обулись, и тут их и настигло то, что настигло мою бабушку. А может быть, их позвал кто‑то, они обулись и ушли. Вот только куда? Долгие годы я старался не думать об этом, и это в общем‑то несложно делать, пока ты живешь в Тихой.

– Потом все вокруг стали тихими, тупыми, им нравилось, что больше не работают телевизоры и не летают самолеты, и мы с моей подружкой и ее родителями ушли от них подальше – на Профсоюзную, где начали собираться нормальные люди.

– То есть дерганые, – не удержался я.

– Ну да. Потом появились Просеки, потом сделали забор вокруг Сектора и отрезали все коммуникации, соединявшие с Москвой. Оставили только две высоковольтных линии, по которым подавалось электричество. Бесплатно. Чтобы мы сидели тихо. Но это ты тоже знаешь… Я искала родителей, но в Секторе их найти не могла, и никто, кого я спрашивала, о них не слышал… А когда мне исполнилось четырнадцать, меня изнасиловали. Прямо на улице, на асфальте. Их было трое. Сбили с ног. Держали. Вначале один, потом полез другой. Рядом была какая‑то помойка, битые стекла. Мне уже было все равно, как жить дальше. Я подняла кусок стекла и этого второго резанула по горлу…

«Значит, убивала», – поежился я.

Анфиса достала карту, посмотрела на нее и огляделась. Мы двинулись дальше.

– Так он и не успел ничего сделать. Не насладился, так сказать, не повысил свой «гедонистический индекс». А те два подонка были нетрусливые, не убежали, стали бить меня ногами. И забили бы, если бы не появился Антон.

– Это он на фотографии? – спросил я, вспомнив парня с квадратной челюстью и надпись на обороте «Солнечный лучик постели коснется, звук смс‑ки нарушит покой».

– Да. Он потом взял себе имя Сервер. Пошел работать в охрану президента. Мы пять лет были вместе. Играли в «и‑мэйл», как все, ходили в разные клубы, заменители цифровых развлечений. Хотели пожениться. А потом Бур убил его.

Теперь мне было понятно, почему Анфиса никому ничего не сказала.

– И ты отправилась за Буром, чтобы отомстить? – спросил я осторожно.

– Нет, – сказала Анфиса, отводя рукой тугую ветку и придерживая ее. – Я ведь тебе говорила. Я отправилась не за Буром, я отправилась за Анжелой.

3

– Так, значит, Анжела – это реальный человек? – спросил я.

– Ну да, я же тебе говорила. Ты что, не веришь?

– И она действительно умеет оживлять мобильники?

– Ну да.

– Но это невозможно. Там нужны какие‑то настройки… Я не очень разбираюсь. Но операторов давно нет. Вышек нет. Сим‑карты не действуют. Компьютеры, которые все это обслуживали, давно превратились в хлам. Нет, Анфиса, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

– Вот как? – сказала Анфиса. – Не может быть?.. Ты видел, как остановились все машины пять лет назад?

– Ну, видел.

– А как таяли в воздухе заводские трубы?

– Видел, ну и что?

– А алкоголиков видел?

– Последний раз лет шесть назад, до Переворота. Теперь не встречаю.

– Вот видишь. Их, кстати, даже в Секторе нет. И после этого ты говоришь, что могут быть невозможные вещи?

– Да, но…

– Никаких «но». Кошкин, я еще раз говорю: я своими глазами видела и слышала, как в одну минуту включились все мобильники в Секторе. Звонили звонки, играли рингтоны, люди кричали «Алло!», разговаривали друг с другом.

– Это был психоз, галлюцинации.

– Дурак ты и не лечишься! – рассердилась Анфиса.

– Да у них давно аккумуляторы разряжены. Чтобы работать, любому электроприбору нужно питание.

– Это твоему мозгу нужно питание, Кошкин. А Анжеле, чтобы включить мобильник, ничего не нужно.

– Все равно, тебе просто могло показаться.

– Послушай, Ваня! Послушай меня внимательно. Скажу тебе сейчас одну вещь, и ты сразу ее забудь. Забудешь? – Анфиса остановилась и повернулась ко мне, разглядывая меня в упор.

– Забуду.

– Я своими глазами видела, как шестилетний ребенок дал своему отцу пистолет и сказал: «Стреляй!» И отец нажал на курок и выстрелил. В полковника Бура. В сердце. Наповал. Не знаю, как он выжил. Так вот. Если ребенок смог выстрелить из пистолета, в то время как профессора во всем мире уже пять лет не могут взорвать даже новогоднюю хлопушку, то неужели ты думаешь, Анжелу может остановить разряженный аккумулятор? Анжела плевать хотела на аккумуляторы. Анжела – это…

– Я все понял. Дальше не надо, – поспешил согласиться я.

Меньше всего мне хотелось, чтобы Анфиса начала учить меня, что Анжела – это бог, или ангел господень, или еще что‑нибудь из набора ангелианцев.

– Но тебе она зачем? – спросил я ее. – Анжела?

– А затем, что один человек обещал мне помочь найти моих родителей и не сдержал обещание. – Девчонка поправила рюкзак, сверилась с картой и снова бодро зашагала впереди.

Я тоже заглянул в карту через ее плечо. До инкубатора нам оставалось еще километров шесть‑семь. Вполне могли закончить разговор.

Если бы я знал, что нас ожидает впереди, то, конечно бы, не торопился. Не торопился бы идти и не торопился бы задавать вопросы.

4

Однако в будущее я заглядывать еще не научился, поэтому спешил все выяснить, пока мы не добрались до инкубатора. Я плохо представлял себе, с чем мы там столкнемся, но понимал, что времени на разговоры скорее всего не будет. Сильно беспокоила боль в правом боку. Не помешают ли мне ушибы быстро набрать большую скорость при экстренном отступлении и поддерживать ее достаточно долго, чтобы оторваться от преследователей? Проще говоря, смогу ли я бежать как заяц, когда за нами погонятся люди несколько посерьезней, чем толстяк с Чебурашкой?

– Значит, никто тебе не помог найти родителей, и ты решила, что их сможет найти Анжела, которая может все? – спросил я.

– Типа того, – ответила нехотя Анфиса.

– Но почему ты никому ничего не сказала? Я бы понял, если бы ты хотела, например, убить полковника. Ясный пень, об этом рассказывать нельзя. Но почему не сказать про родителей и про Анжелу друзьям? Зачем такие тайны? Ты уж меня извини, но тут что‑то не так.

Я помнил, что перед тем, как уехать, Анфиса встречалась в Москве с каким‑то незнакомцем. И не эта ли встреча подтолкнула ее к бегству в леса? Хотя, может быть, это было не бегство, а наступление, кто его знает.

– Дело в том, Ваня, что я говорила. Знаю я кое‑кого, кто мог бы подсказать, где искать Анжелу…

– Например, Адамова, – подсказал я.

– Ваня, не говори, чего не знаешь. Адамову такие вопросы задавать нельзя. А почему нельзя – не нашего ума дела. Зато я говорила с другим человеком. Который застрелил Бура. Понимаешь, раз его сын смог сделать так, что выстрелил пистолет, значит, он такой же, как Анжела. Ну или почти такой же. И он тоже мог бы помочь мне. Я попросила этого человека, чтобы он позволил мне поговорить с мальчишкой. Он отказал. Я разозлилась. «Ах так, – говорю, – ты обещал помочь с поисками, полгода ничего не делал, обещание не сдержал, а теперь и с сыном твоим поговорить нельзя!» А он говорит: «Да, нельзя!» И, типа, пошла вон. Хорошо, говорю, я сама найду Анжелу, без твоей помощи. Пусть тебе будет стыдно, пусть тебя совесть сожрет, если она у тебя еще осталась! Из‑за тебя и твоей жены погиб Сервер, то есть Антон, а ты прячешь от меня своего мальчишку!

Анфиса подняла толстую ветку и шарахнула ею по стволу сосны изо всех сил. Ветка оказалась гнилой и рассыпалась. Удара не вышло. Тогда девчонка пнула шляпки грибов, которые брызнули мякотью во все стороны.

– Ты что? – сказал я, чтобы перевести разговор на другую тему. – Это же белые!

– А мне до жопы! – сказала она. – Хоть белые, хоть черные!.. А эта сучка Вика все равно в Сектор от него убежала!

– Вика? – вкрадчиво спросил я, припомнив поляроидную фотографию. – Этот человек… это, случайно, не Чагин?

Анфису будто холодной водой окатили. Она утихла и, засопев, ускорила шаг.

– Может, Чагин, а может, и не Чагин, тебе‑то что? Ты что, знаешь Чагина?

– Не столько его, сколько его жену. А сам он, конечно, неприятный тип… А что, Вика сбежала в Сектор?

– Не знаю. Считай, что я тебе ничего не говорила!

«Хорошо, – подумал я. – Тогда и я тебе не скажу, что заходил вчера к Чагину и что он не захотел разговаривать. Хотя теперь понятно, почему у него на двух этажах охрана. Был бы у меня ребенок, стреляющий из пистолетов, я б его еще не так охранял».

– Слушай, Кошкин! А почему это я должна все время на твои вопросы отвечать? Ты сам‑то не хочешь кое‑что рассказать? – спросила вдруг Анфиса.

– Могу и рассказать, – ответил я. – Хотя это я за тобой тащусь, а не ты за мной.

– Ну и расскажи, с чего это ты вдруг за мной тащишься? Зачем столько упорства?

– Я же говорил, Надя попросила.

– Надя попросила, наверное, в Москве меня найти, среди тихих. В раю. А ты куда поперся? Ты хоть понимаешь, что тут с нами могут сделать?

– Понимаю, – сказал я (хотя я не понимал или, точнее, не хотел понимать). – Но я обещал.

– Это что, такая любовь у вас?

– А в чем сомнения? – спросил я.

– Да как‑то ты не похож на спасителя девчонок.

– И чем же? Чем же именно я не похож? Размерами? Шириной плеч? Силой удара?

– Да нет, с размерами и силой удара у тебя вроде все в порядке. Толстоват немного, на мой вкус, а так ничего. Но все равно не похож. «Не верю!» – как говорил покойный Лева‑Теоретик.

– Это говорил Станиславский, – сказал я. – Был такой театральный режиссер.

А сам подумал: «Вот именно поэтому я за тобой и тащусь. Чтобы верили». Но вслух ничего не сказал.

5

Я решил, что Анфиса обманывает меня. Могло ли быть совпадением, что она искала Анжелу именно там, где случайно обосновался полковник Бур, убивший ее жениха? Навряд ли. Таких совпадений не бывает. Скорее всего девчонка заговаривает мне зубы, бьет на жалость: родители, Анжела и все такое. А сама с самого начала искала полковника, чтобы отомстить ему. Но как именно?

Я уже достаточно хорошо знал Анфису, чтобы наконец‑то понять, что она попросту собирается убить Бура.

Убить человека. Это раз.

Убить полковника, которого охраняют головорезы, садисты и извращенцы. Это два.

И что прикажете делать мне? Как остановить ее? Как вернуть назад, домой, в Тихую Москву? А если она откажется? Наброситься и связать? Но с такой ношей я не выберусь из этого леса (даже если у меня получится связать ее). Нас выловят и поджарят на вертеле, как Буратино с Мальвиной. Или утопят в озере.

Так что же, идти с ней? На убийство? Или все‑таки бросить ее к чертям собачьим? Но этого‑то как раз я сделать и не мог. «Не похож на спасителя! Не верю!» И Надя так считает. Не верит. Если брошу девчонку, то назад вернуться не смогу. Нужно будет бежать подальше, на край Земли, где меня никто не знает, где будет все равно, верят мне или нет. Но от себя‑то – не убежишь!

Значит, не отвертишься. Надо идти с ней. Недолго осталось. Километра три. Когда дойдем, все станет ясно.

«Делай что должен, и будь что будет», – вспомнил я.

Но должен ли я это делать? Вот в чем вопрос.

– Анфиса! Ты собираешься убить полковника? – решил рубануть я сплеча.

– Да, – ответила Анфиса не задумываясь.

6

Расстояние до инкубатора между тем сокращалось, причем гораздо быстрее, чем мне того хотелось. Анфиса шла все медленнее и осторожнее, всматриваясь в заросли по сторонам и стараясь не наступать на хрусткие ветки.

Сердце у меня билось с перебоями, ноги слабели и двигались все хуже. Единственное, в чем я точно отдавал себе отчет, было то, что я абсолютно не понимал, что делаю. «Убить? Убивать? – крутилось у меня в голове. – Убью, убьем, убьет… Что ж, все когда‑то происходит впервые». А в следующую секунду я уже думал, что ничего, мол, страшного, мне‑то лично ничего делать не придется, Анфиса все сделает сама, а я только так, для прикрытия.

– Анфиса! – позвал я в конце концов шепотом. Мне хотелось поговорить, выговориться, иначе, казалось, стиснутые страхом слова убьют меня раньше, чем эта девятнадцатилетняя фурия доберется до своей жертвы.