Текст книги "Америка несбывшихся чудес"

Автор книги: Андрей Кофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Можно не сомневаться, что испанский король принял на веру путевые записки Акуньи. Во всяком случае, в Испании миф об американских амазонках не сходил со сцены – как в переносном, так и в буквальном смысле. В 1632 г. выдающийся испанский драматург Тирсо де Молина завершил работу над пьесой «Амазонки Индий», которая была вскоре поставлена на сцене и имела немалый успех у публики. Сюжет этой «исторической» драмы чрезвычайно любопытен. К тому времени Сервантес уже нанес смертельный удар рыцарскому роману, но Тирсо де Молина без смущения повторяет сюжетные ходы «Подвигов Эспландиана». Итак, во время похода в Эльдорадо Гонсало Писарро вторгается во владения амазонок. При единоборстве с их королевой Меналипе Писарро как истинный кабальеро лишь защищается, а сам не наносит ударов. Что выйдет из этой встречи, догадаться нетрудно: бывшая мужененавистница Меналипе без памяти влюбляется в Писарро, а ее сестра Мартесия – в капитана Франсиско Карвахаля (видимо, этот персонаж возник из смешения Франсиско де Орельяны с Гаспаром де Карвахалем). Между прочим воительницы излагают испанцам историю своего появления в Новом Свете. Потерпев поражение под Афинами, амазонки решили не возвращаться в Скифию, а поплыли на запад, пересекли океан и поселились на берегах великой реки в трехстах лигах от устья, где основали города и создали королевство. Меналипе и Мартесия умоляют испанцев остаться в их государстве: обладая даром предвидения, они знают, сколь печальная участь ожидает Писарро в Перу. Властительница амазонок даже предлагает Писарро свой трон и все свои богатства. Но тот непреклонен – для него превыше всего долг перед Богом и королем. Он возвращается в Перу, подавляет мятеж Диего Альмагро (на которого драматург взваливает всю вину за перуанские междоусобицы), но козни нового вице-короля вскоре приводят его на эшафот. Писарро погиб, а вот южноамериканские амазонки продолжали жить в сознании современников Тирсо де Молины.

В течение всего XVII в. от миссионеров и путешественников поступали сведения об амазонках и оседали в пыльных колониальных архивах. Следующий век в этом отношении не желал отставать от предыдущего.

Можно было не доверять монахам или конкистадорам, но трудно заподозрить во лжи просвещеннейшего человека своего времени, знаменитого французского географа и математика Шарля Мари де ла Кондамин, которого Людовик XV послал в Америку измерить экватор. В 1743 г. Кондамин записал от индейцев ряд любопытных рассказов, которые стали широко известны после публикации его путевых заметок.

«Один индеец сообщил нам, что в Коари, может, еще живет старик, чей отец видел амазонок. В Коари мы узнали, что этот человек уже умер, зато мы беседовали с его сыном, вождем племени, которому на вид было лет семьдесят Он рассказал, что его дед действительно видел, как эти женщины проходили рекой Кочиуэра, и разговаривал с четырьмя из них… Он сказал нам, как звали каждую из тех четырех амазонок… Ниже по течению Кауры индейцы повсюду говорили об амазонках, и хотя рассказы их разнились в деталях, они совпадали в главном. В частности, индейцы из Топайо показывали нам зеленые камни, именуемые камнями амазонок, и уверяли, что унаследовали эти камни от своих отцов, а те привезли их в дар от куньянтэнсэкуима – так они называют на своем языке безмужних женщин, которые очень ценили эти зеленые камни и имели их во множестве».

Десятилетие спустя бразильские миссионеры сообщали, что «во всех миссиях не найдется ни одного, кто не верил бы рассказам, передаваемым от отца к сыну, о битве женщин-воительниц с испанцами-первопроходцами и об их бегстве на север, через Риу-Негру в глубь сельвы. Никто не сомневается, что амазонки по-прежнему существуют, и некоторые индейцы по заведенному обычаю ежегодно навещают их».

В начале XIX в. знаменитый ученый Александр Гумбольдт слышал рассказы об амазонках во время своих путешествий по Южной Америке. В 1844 г. английский исследователь Роберт Герман Шомбургк прошел по маршруту Уолтера Рэли и достиг неведомых областей Гвианского плоскогорья. По его свидетельству, карибы немало рассказывали ему об амазонках. «То же самое я слышал от индейцев племени макуси, живущих в саваннах… На тех равнинах я часто натыкался на большие кучи разбитой керамики, и макуси уверяли меня, что их оставили амазонки. Карибы утверждают, будто государство женщин по-прежнему существует в истоках реки Корантейн, куда еще не ступала нога европейца».

В 1890 г. бразилец Барбоза Родригес, исследовавший район между реками Тромбетас и Йамунда, обнаружил явственные следы пребывания амазонок. «Откуда я знаю это? – пишет он. – Потому что я нашел множество каменных топоров и керамику, а главное, зеленый камень, который, как известно историкам, использовали амазонки».

Даже в XX в. находились вполне просвещенные люди, безусловно верившие в существование амазонок. Таков, например, английский историк Гаролд Уилкинс. В его книге «Потаенные города древней Южной Америки» (1950) есть глава под названием «Южноамериканские амазонки существовали!». Ученый пишет: «Неужели сведения об амазонках – всего лишь миф, перекочевавший из Старого Света в Америку? Я отвечаю решительно: „Нет!“ Американские государства белокожих женщин-воительниц, имеющих свою правительницу, были подлинным фактом малоизученной истории». Уилкинс уверен, что амазонки, о которых поведали античные авторы, когда-то в далеком прошлом перекочевали в Новый Свет через исчезнувшие земли Атлантиды. Он не исключает и того, что в дебрях амазонской сельвы по-прежнему сохраняются небольшие общности белокожих женщин-воительниц. И если он прав – то-то возрадуются феминистки…

Глава четвертая
ЗОЛОТЫЕ МИРАЖИ СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ

ПРЕДВЕСТИЯ

Легенда о земле, изобилующей золотом, восходит к незапамятным временам – вспомним Xбиблейскую страну Офир, которую европейцы вплоть до XVII в. пытались отыскать то в; Африке, то на островах Тихого океана. В средние века эта легенда связана в первую очередь с богатствами Индии, описанных и в «Романе об Александре», и в письме пресвитера Иоанна, и в «Путешествиях» Мандевила, и, разумеется, в рыцарских романах. А на американскую почву эту легенду перенес, как и многие другие, первопроходец Колумб, который неоднократно передавал в своих письмах и дневниках сообщения индейцев об «островах, где золота больше, чем земли», и упомянул без тени сомнения о «сплошь золотом» острове. Адмирал явно выдавал желаемое за действительное, пытаясь тем самым поддержать интерес монархов к заокеанским землям. Однако ни Антильские, ни Багамские острова не давали никаких подтверждений легенде, если не считать жалких золотых побрякушек, отобранных у местных дикарей. Золотые миражи Америки смогли обрести явственность лишь на бескрайних материковых землях. Здесь было где разгуляться воображению.

^{Богатства Антильских островов} 

Поэтому, если быть точным, то начало этого увлекательного сюжета следует отнести к 1517 г., когда капитан Франсиско Эрнандес Кордова отплыл с Кубы в поисках рабов, нехватка которых уже стала ощущаться на острове. Штурман Кордовы, Антон Аламинос, искавший источник вечной юности вместе с Понсе де Леоном, наугад повел корабли на запад и вышел к полуострову Юкатан. Испанцы сочли эту землю за остров, прошли вдоль северных и западных берегов семьсот километров, хотели обогнуть его с юга, но нескончаемый берег повернул на запад. Тогда-то Аламинос предположил, что это – твердая земля, то есть материк. Куда важнее для испанцев стало другое открытие – здесь были обнаружены туземные народы, по уровню культуры намного превосходившие дикарей Антильских островов. Туземцы (а это были индейцы майя) строили большие каменные храмы, носили красивые одежды из хлопчатобумажных тканей и украшали тела тонкими изделиями из золота и меди. Правда, это открытие очень недешево обошлось конкистадорам. Майя оказались не такие простаки, как араваки и тайно, они не купились на дешевые побрякушки и встретили незваных гостей во всеоружии. Во время последней битвы у селения Чапотон испанцы потеряли пятьдесят человек убитыми, пятеро утонули, двое попали в плен. Ранены были почти все, в том числе множество ранений получил и сам Кордова. Для управления судами не хватало рук, поэтому один корабль пришлось сжечь, а на оставшемся конкистадоры кое-как добрались до Кубы. Кордова умер через десять дней после возвращения.

^{Экспедиции Франсиско Эрнандеса Кордовы и Хуана де Грихальвы}

Препятствия никоим образом не останавливали конкистадоров, наоборот, лишь распаляли их неуемную энергию. На следующий год была организована куда более внушительная экспедиция в составе четырех кораблей и двухсот сорока солдат под командованием Хуана де Грихальвы. Штурманом был назначен все тот же Аламинос. Грихальва проследил северное побережье Юкатана, дошел до реки Пануко и окончательно убедился, что земли эти – материковые; а главное, он привез первые известия о богатейшем государстве ацтеков, лежащем в глубине материка.

Сразу по возвращении Грихальвы губернатор Кубы Диего Веласкес спешно взялся за снаряжение мощной экспедиции для завоевания Мексики. Мы не станем пересказывать перипетии похода Эрнана Кортеса, бессчетное множество раз описанные в исторической и художественной литературе. Мы стараемся рассказывать о событиях не столь известных, тем более что речь в этой книге идет преимущественно о миражах, а богатства ацтеков оказались куда как реальными и весомыми. Весили же золотые изделия, награбленные Кортесом в 1519–1521 гг., тысячу семьсот килограммов.

Можно вообразить, в какое волнение пришла вся конкистадорская братия после завоевания ацтекского государства. Размеры новооткрытых земель все расширялись; уже становилось понятным, что Новый Свет составляют два громадных неизведанных материка. К двадцатым годам XVI в. северный материк представлял собой почти сплошное белое пятно: помимо пути в долину Анауак, где находилась столица ацтеков, была обследована, да и то пунктирно, лишь незначительная часть побережий – юг Мексиканского залива до реки Пануко, Флоридское побережье и, далеко на севере, берег Ньюфаундленда, открытый Джованни Кабото. Истинных размеров материка еще никто не мог представить, но уже было ясно: он вполне может вместить еще с десяток государств наподобие ацтекского. «Неужели это единственная богатая страна огромного материка? – думали конкистадоры, – Да быть того не может!»

Начало было положено.

ЗЛОСЧАСТНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

Героем этого повествования станет бравый капитан Панфило де Нарваэс. Вот как его характеризует Бартоломе де Лас Касас, который вместе с ним в течение двух лет бок о бок прожил на Кубе: «Нарваэс был высокого роста, с белокурыми, почти рыжими волосами. Это был вполне достойный человек, честный, разумный, хотя и несколько беззаботный, обходительный в разговоре, приятного нрава; в сражениях с индейцами он проявил мужество, как, впрочем, проявил бы его и в любом другом бою.

Был у него, однако один тяжкий порок, а именно – полная беспечность. О чем мы еще расскажем» [59]59
  Перевод А. Косс.


[Закрыть].

Как и многие другие конкистадоры, Нарваэс жестоко завидовал славе Кортеса. К тому же об удачливом завоевателе ему напоминал отсутствующий левый глаз – выбитый именно в битве с людьми Кортеса, которого Нарваэс должен был по приказу губернатора Кубы «доставить живым или мертвым». Так в 1520 г. пересеклись и разошлись пути двух конкистадоров: один отправился покорять Теночтитлан, сманив к тому же часть людей Нарваэса, а другой вернулся к губернатору с выбитым глазом и неутешительными новостями. За позорное поражение Нарваэс был осужден; но после того, как в Испанию хлынуло золото ацтеков, король отпустил Кортесу грехи своевольства, и тогда, соответственно, пришлось оправдать и Нарваэса.

Итак, капитан Панфило Нарваэс вознамерился переломить незадачливую судьбу. Он вернулся в Испанию, втерся в доверие к королю и, получив титул аделантадо и будущего губернатора Флориды, взялся за подготовку экспедиции. Чем его манила Флорида, не вполне понятно. Здесь уже сложили головы Понсе де Леон, а позже, в 1526 г., Луис Васкес де Айльон, также возжаждавший омолодиться. Вовсе не исключено, что в душе его еще дремала надежда найти источник вечной юности. Но главное, он почему-то был уверен, будто именно здесь отыщет свое золотое царство.

Дело было организовано с размахом: пять кораблей, шестьсот членов экипажа, сотня лошадей. Казначеем и старшим альгвасилом (судьей) экспедиции был назначен Альвар Нуньес Кабеса де Вака. Об этом замечательном человеке следует сказать особо, поскольку он сыграет в нашей истории далеко не последнюю роль, и его голос очевидца и участника событий будет часто звучать по ходу повествования.

Его странная фамилия (букв.: «голова коровы») была предметом родовой гордости: предок Альвара Нуньеса крестьянин Мартин Альяха в XIII в. во время войны с маврами нашел незащищенную тропу в их лагерь; отметив ее коровьим черепом, он вернулся к христианам и провел их в тыл врага. Мавры были разбиты, и король Наварры пожаловал Мартину дворянское звание и фамилию в напоминание о его подвиге. Альвар Нуньес родился около 1507 г.; участвовал в войнах, которые Испания вела в Италии, а затем отличился в сражении при Памплоне, где были разбиты французские войска, вторгшиеся в Наварру. Так что опыта военных экспедиций ему было не занимать. Но впереди его ждал суровый опыт совсем иного рода. Тяжкие испытания, выпавшие на его долю, он впоследствии опишет в замечательной книге «Кораблекрушения», которая по праву считается одним из лучших образцов литературы эпохи конкисты. Эта книга, написанная как отчет королю, была дважды издана при жизни автора – в 1542 и в 1555 гг.

^{Испанский порт Сан-Лукар-де-Баррамеда. Отсюда отправлялись первые экспедиции в Новый Свет} 

Итак, 17 июня 1527 г. корабли Нарваэса покинули берега Испании и взяли курс на запад. По пути во Флориду с длительными остановками на Гаити и Багамских островах Нарваэс порастерял часть кораблей, людей, лошадей и припасов и лишь в апреле следующего года высадился на западном берегу Флориды с тремя сотнями конкистадоров.

И тут же – обнадеживающая находка: в покинутой индейцами деревне обнаружилось несколько золотых вещиц. На все расспросы о золоте туземцы, указывая на север, восклицали: «Аппалачи!» – и при этом давали понять, что желтого металла в той стране сколько угодно. Радостное оживление царило в стане конкистадоров. Нашлось золото, нашлась золотоносная страна, у страны нашлось имя – чего еще надобно? Если бы испанцам дано было заглянуть в будущее, веселья бы у них поубавилось. Ибо из трехсот человек, отправившихся в глубь страны, в живых суждено было остаться только шестерым, да и тем еще не раз пришлось позавидовать погибшим.

Впрочем, нашелся один человек, который в какой-то степени смог предвидеть будущее. Это был Кабеса де Вака. Когда Нарваэс, ослепленный золотым миражом, принял решение немедленно двинуться по суше в столицу аппалачей [60]60
  Племя аппалачей, обитавшее на севере Флориды, давно вымерло. О нем напоминают лишь несколько географических названий.


[Закрыть], оставив корабли, Кабеса де Вака единственный стал возражать против этого опрометчивого шага. Он с жаром доказывал, что ни в коем случае нельзя покидать корабли, пока их не приведут в известное и безопасное место, и что рискованно идти неведомо куда, не имея толком припасов. Разумеется, его никто не послушал. И вот Нарваэс отдал совершенно безумный приказ кораблям искать удобную гавань в районе Пануко и ждать его там не менее года. До какой же степени смутные географические представления о североамериканском материке были у конкистадоров! Ведь Пануко находится аж в Мексике, на восточном побережье Мексиканского залива. Видимо, земли северного материка, лежащие между Флоридой и Мексикой, испанцы представляли себе как узенькую полоску шириною в двести-триста километров, тогда как до Пануко было морем по прямой около тысячи миль, а берегом – вдвое больше.

Приводимый ниже фрагмент из «Кораблекрушений» добавляет яркий штрих к духовному портрету Кабесы де Ваки: «После того, как это распоряжение было отдано, губернатор [61]61
  Речь идет о Нарваэсе.


[Закрыть]в присутствии всех, кто там находился, сказал мне, что поскольку я так противился и так боялся входить в глубь земли, то пусть я останусь и возьму командование над кораблями и над всеми людьми на кораблях…

Я отказался, но когда все разошлись, губернатор сказал, что, как ему кажется, никому, кроме меня, нельзя доверить это, и снова повторил мне, что просит взять под командование корабли и людей, которые на них остаются. Видя, что, несмотря на такую настойчивость, я продолжаю отказываться, он спросил меня, по какой причине я избегаю принять его предложение. На это я ответил, что не хочу брать на себя командование, ибо уверен и знаю, что ни он никогда больше не увидит кораблей, ни корабли не увидят его, а ясно мне это, потому что я вижу, как опрометчиво собираются они войти в ту землю. И хотя я еще больше, чем он или другие, желал бы испытать опасности и пройти через то, через что они пройдут, я просил, чтобы он не поручал мне корабли, ибо тем самым он даст возможность говорить, будто я… остался из страха, и моя честь окажется под сомнением. Я же готов скорее рисковать своей жизнью, чем позволить усомниться в моей чести» [62]62
  Здесь и далее фрагменты книги Кабесы де Ваки даны в переводе Ю. Ванникова.


[Закрыть].

* * *

В первый день мая конкистадоры получили каждый по два фунта сухарей и полфунта сала и бодро направились на север Флориды, продираясь через дремучие леса и буреломы. Легко вообразить, каково пришлось испанцам, когда с этими припасами они две недели брели через безлюдные леса и не могли найти ничего съестного, кроме диких плодов. Индейцы же старательно избегали встреч с пришельцами. Тем более возрадовались конкистадоры, когда вышли наконец к индейскому селению, где были доброжелательно встречены вождем племени, который подкормил бедолаг и вызвался сопроводить их к городу аппалачей.

Еще несколько недель томительного пути – и перед взорами испанцев открылась столица аппалачей во всем своем великолепии: четыре десятка крытых тростником хижин в зеленом кольце седьвы. Можно себе представить, как яростно бранились конкистадоры! «Столицу» они заняли без боя, поскольку все мужчины племени ушли на охоту. Разумеется, никакого золота в ней не нашли, зато обнаружили изрядные запасы маиса и реквизировали их, а проще говоря – украли. С паршивой овцы хоть шерсти клок! Когда же мужчины стали возвращаться в родное селение, испанцы без труда разогнали их. Эта славная победа им скоро аукнется.

^{Индейцы Флориды. Гравюра Теодора де Бри из серии «Америка»}

Индейцы, обитавшие по соседству, в один голос твердили, «что самое большое селение на этой земле – это Аппалачи и что чем дальше вглубь, тем меньше там людей и тем они беднее». Через двадцать пять дней, основательно вычистив съестные запасы столицы аппалачей, конкистадоры пустились в обратный путь, к морю.

Вот тут-то и началось. Из-за деревьев и кустарников в испанцев полетели тучи стрел с наконечниками из змеиных зубов, которые пробивали даже металлические доспехи. «Некоторые наши люди клялись, – свидетельствует Кабеса де Вака, – что видели в этот день два дуба, каждый толщиной с бедро в нижней его части, и оба эти дуба были пронзены насквозь стрелами индейцев; и это совсем не удивительно для тех, кто знает, с какой силой и сноровкой пускают индейцы стрелы, ибо сам я видел одну стрелу, которая вошла в ствол тополя на целую четверть». Но еще хуже оказались стрелы без наконечников: ударяясь о доспехи, тростник расщеплялся, острые щепки проникали сквозь ячейки кольчуг и наносили многочисленные раны. Аркебузы, мечи, кони – все эти преимущества конкистадоров в открытом бою оказывались бесполезными в войне с невидимым противником.

Поредевший отряд с трудом выбрался к морю. Сбылось предвидение прозорливого Кабесы де Ваки: кораблей и в помине не было. Нарваэс понимал, что найти корабли – года не хватит, а дожидаться их можно до второго пришествия, и принял отчаянное решение построить новые суда. Из деревянных труб и оленьих шкур испанцы смастерили кузнечные мехи, переплавили стремена, шпоры, шлемы и выковали гвозди, пилы, топоры. Проявив чудеса упорства и изобретательности, конкистадоры построили пять лодок, просмолили их варом, приготовленным из сосновой живицы, приладили к мачтам паруса, сшитые из собственных рубах, а такелаж сплели из конских хвостов и грив. «И такова была эта земля, куда по грехам нашим мы попали, что лишь с большим трудом удалось найти на ней камни для якорей и для того, чтобы придать остойчивость нашим лодкам…» Нечего было и мечтать добраться на этих жалких посудинах до Кубы. Нарваэс намеревался плыть на запад вдоль берега и так достигнуть испанских владений в Мексике. Как видно, он вовсе не представлял себе протяженность предстоящего пути.

За те полтора месяца, что ушли на постройку кораблей, от болезней и голода умерли более сорока человек, десять было убито индейскими стрелами и несколько попало туземцам в плен (одному из них суждено будет выжить). Двадцать второго сентября конкистадоры съели последнюю лошадь и сели в лодки по сорок с лишним человек в каждую, «После того как припасы и одежду перенесли в лодки, они погрузились в воду почти до краев, и, кроме того, мы были так стеснены, что не могли даже пошевелиться; но столь велика была наша нужда, что мы отважились плыть в подобных лодках и даже выйти на них в опасное море, и при этом никто из нас не имел никакого представления о мореходном искусстве».

И началось многомесячное плавание вдоль негостеприимных берегов. Что ни высадка – то ожесточенная стычка с туземцами. И голод – каждодневный мучительный голод. А к нему вскоре добавилась жажда: бурдюки, сделанные из лошадиных шкур, прогнили, и вода в них стухла. Однажды испанцы высадились на безводном островке, где их застигла буря, которая бушевала шесть дней и не давала им выйти в море. «Мы пять дней ничего не пили, и жажда стала такой непереносимой, что вынудила нас пить соленую воду; однако некоторые оказались при этом очень неосторожными, и у нас умерло сразу пять человек». Отряд таял день за днем.

Когда угроза смерти нависла над всеми, конкистадоры решились на отчаянный шаг: вышли в море, несмотря на сильное волнение, и, черпая воду бортами, добрались-таки до материкового берега. Здесь их встретило множество индейских каноэ. Поначалу туземцы отнеслись к чужестранцам с доброжелательностью, напоили и накормили их, а Нарваэса местный касик поселил у себя в доме. Была ли это тактическая уловка или, что скорее всего, по каким-то причинам отношение к гостям вдруг резко изменилось, но в полночь индейцы внезапно напали на испанцев. Нарваэс, раненный камнем в лицо, еле выбрался из дома касика, а те, кто оставался на берегу у лодок, с большим трудом отразили натиск туземцев. При этом, сообщает хронист, «среди нас не осталось никого, кто не получил бы рану, я тоже был ранен в лицо». В другой раз при высадке конкистадоры отправили двух людей за водой, а в результате не увидели ни воды, ни своих товарищей. Несколько лет спустя экспедиция Эрнандо де Сото подберет одного их тех христиан. Это – второй из оставшихся в живых людей Нарваэса.

Можно только изумляться, как испанцы все же умудрились добраться до дельты Миссисипи. Когда они пересекали устье великой реки, разразился шторм, и тогда, зыркнув своим единственным глазом, Нарваэс обратил к соратникам жестокие слова: «Отныне пусть каждый как может спасает свою жизнь!» После чего удалился спасать собственную жизнь, имея самую надежную лодку и самых крепких гребцов. Но не спас: лодку вынесло ветром в открытое море, где и сгинула она без следа.

Во время шторма затонули две другие лодки, и третья пропала из виду. Лодка Кабесы де Ваки чудом держалась на плаву, но о том, что в ней творилось, пусть расскажет он сам: «Все это происходило зимой, было очень холодно, и мы уже долго страдали от голода и от ударов, которые нам наносило море, поэтому на следующий день люди начали падать в обморок, так что к концу дня все, кто был в моей лодке, уже лежали друг на друге полумертвые, и только пять человек еще оставались на ногах. Когда же наступила ночь, осталось только двое, кто мог управлять лодкой, – я и боцман, и в два часа ночи боцман сказал мне, чтобы я взял лодку на себя, ибо он был в таком состоянии, что думал – умрет этой же ночью; тогда я взял руль, а в середине ночи подошел посмотреть, не умер ли боцман, но он мне сказал, что ему лучше и что он будет править лодкой до утра. И поистине в этот час хотелось мне самому умереть, чтобы только не видеть такие муки моих людей».

Наутро гигантская волна выбросила лодку на берег [63]63
  Предположительно это случилось в заливе Галвестон, нынешний штат Техас.


[Закрыть]. Местные индейцы проявили к чужеземцам нежданное радушие и снабдили их провизией. Через несколько дней испанцы достаточно окрепли и решили продолжить путь по морю. С огромным трудом они вытащили лодку из песка и спустили на воду, но отошли совсем недалеко от берега, когда мощная волна перевернула ее, при этом накрыв и утопив трех человек. Остальным чудом удалось выбраться на берег. Здесь, сбившихся в кучу и дрожавших на холодном ноябрьском ветру, их и нашли туземцы. «Индейцы, узнав о неудаче, которая нас постигла, и о нашем бедственном положении, сели с нами и от горя и жалости, что им привелось увидеть нас в подобном несчастье, все разрыдались. Они плакали от всего сердца и так сильно, что можно было слышать издалека, и длилось это более получаса; а то, что эти люди, такие неразумные, дикие и грубые, так из-за нас сокрушались, заставило меня и всех нас страдать еще больше и еще глубже понять и почувствовать наше горе».

На этом морское путешествие завершилось. Сердобольные индейцы расселили испанцев в своей деревне. А через несколько дней христианское население деревни пополнилось экипажем еще одной лодки, выброшенной на берег неподалеку.

Итак, из всей экспедиции в живых осталось восемьдесят человек. О строительстве новых судов не могло быть и речи. Потому испанцы выбрали четырех самых здоровых солдат и отправили их пешим путем на запад, в Мексику, чтобы донести весть о своем бедственном положении. Видимо, конкистадоры по-прежнему полагали, что до испанских владений в Мексике рукою подать, тогда как до них предстояло пройти еще несколько тысяч миль по неведомым землям. Неудивительно, что посланцы канули в беспредельность, и об их судьбе ничего не известно.

Оставшиеся, теряя последнюю надежду, ждали спасателей. Наступили холода, а вместе с ними и голод. Индейцы уже не могли кормить своих гостей – им самим приходилось туго, а добывать себе пищу в этих краях испанцы не умели. Сраженные страшным голодом, конкистадоры умирали один за другим, «а пятеро христиан, которые жили в хижине на берегу, – с горечью свидетельствует Кабеса де Вака, – дошли до последней крайности и съели друг друга, так что остался только один, который, поскольку он был один, никого больше не мог съесть». Случай этот глубоко потряс туземцев: они были дикарями, но не до такой степени, чтобы есть своих сотоварищей. После этого отношение индейцев к христианам резко переменилось, и от их первоначальной доброжелательности не осталось и следа.

Индейцы разобрали два десятка уцелевших испанцев по разным селениям и племенам и обратили в рабов. Обращались же с ними хуже, чем с рабами: забавы ради били их палками, вырывали бороды и подвергали всяким измывательствам; троих убили за попытку сменить хозяина, а одного – за то, что некоей индеанке приснился сон, будто бы он убьет ее сына.

Прошло несколько лет, и в живых осталось только четверо христиан.

На этом завершается первый рассказ и начинается второй, не менее драматичный, но со счастливой развязкой.