Текст книги "Красавчик. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Андрей Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 19

В понедельник утром я поехал в «Гастроном», где трудился Нарек Давтян. Сжимал в руке ручку прадедовского потёртого портфеля, утяжелённого пачками советских денег. Держал в уме полученные от Александрова наставления, которые мне (пожившему в годы «дикого» российского капитализма) показались забавными. Я уже пообвыкнулся с нынешними советскими реалиями, в которых покупка и продажа иностранной валюты считалась преступлением. Но на это «жуткое» экономическое «преступление» я решился без особых моральных терзаний. Однако к напутственным словам Сан Саныча отнёсся серьёзно.

Через парадный вход я в магазин не зашёл. Направился во двор, заглянул в подсобку через служебный вход. Вдохнул запах гнилых овощей и протухшего мяса, подошёл к сидевшим на деревянных ящиках мужчинам (на этот раз Нарека с ними не было). Мне сказали, что Давтян сейчас работал. Один из «перекуривавших» работников «Гастронома» прогулялся в глубь магазина и сообщил мне, что Нарек сейчас выйдет. Я замер около двери – пыхтевшие табачным дымом мужчины разглядывали меня с нескрываемым любопытством (будто прикидывали, что именно мне понадобилось от их коллеги).

Нарек не заставил меня долго ждать. Он появился передо мной наряженный в раскрашенный кровавыми пятнами белый фартук (надетый на голый торс). Улыбнулся при виде меня, раскинул руки, поспешил мне навстречу. Притормозил в шаге от меня, снял и бросил на деревянный ящик фартук. Обтёр ладони о покрытую чёрными волосами грудь, обнял меня и похлопал по спине. В восторженном тоне Давтян заявил, что рад моему появлению. Сказал, что я прекрасно выгляжу, но всё же поинтересовался моим здоровьем. Лишь выслушав мой ответ, Нарик снова улыбнулся и поинтересовался целью моего визита.

Свои цели я озвучил Давтяну, когда мы вышли на улицу и остановились в тени от кроны дерева.

Нарек всплеснул руками из заявил:

– Серик, о чём ты говоришь? Какие…

Он замолчал, огляделся по сторонам и продолжил:

– Какие доллары? Я такими вещами не занимаюсь. Это же!.. серьёзная статья.

Я пожал плечами и сказал:

– Можно не только доллары. Сойдут немецкая марка, английские фунты, французские франки… даже турецкие лиры. Что угодно, кроме денег стран Варшавского договора.

Нарек посмотрел мне в глаза.

– Серик, это же… восемьдесят восьмая статья, – сказал он. – Там же… вплоть до смертной казни.

Я кивнул.

– Знаю, Нарек. Потому к тебе и пришёл. Как к другу и проверенному человеку.

Я протянул Давтяну портфель.

– Вот, загляни. Половина этих пачек – подарок тебе на свадьбу. Другую половину нужно обменять на иностранные деньги.

С кроны дерева вспорхнули воробьи – они шустро полетели через двор, словно поспешили передать мои слова «куда следует». Давтян настороженно взглянул им вслед. Затем он снова огляделся и опять вытер о грудь ладони. Принял из моих рук портфель, присел на бордюр и щёлкнул пряжкой. Нарек сунул в недра портфеля руку, примерно на пять секунд замер. Я посмотрел на него сверху вниз – с вершины фонарного столба наблюдала за нами ворона (она задумчиво склонила набок голову, будто что-то подсчитывала в уме). Нарек поднял на меня лицо – мне почудилось, что его морской загар чуть потемнел.

– Серик, сколько тут? – сиплым голосом спросил Давтян.

– Много, – ответил я. – Сам пересчитаешь.

– Серик, ты сказал, что половина…

– Половина этих бумажек – твоя.

Нарек пошевелил косматыми бровями и снова заглянул в портфель.

– Се… Кхм! Серик, ты уверен, что это не много?

– В самый раз, Нарек. Ведь мы же с тобой друзья. Ты мне один раз уже помог. Поможешь и ещё. Разве не так?

Давтян нервно вскинул руку и пригладил волосы у себя на затылке.

Ворона на вершине столба громко каркнула, будто повторила мой вопрос: «Разве не так?»

– Так, – ответил Нарек, – конечно, так. Разумеется, я…

Давтян вздохнул и тряхнул головой.

– Разумеется, Серик, я тебе помогу, – сказал он. – Как другу. Как почти брату.

Он застегнул портфель, выпрямился. Сунул портфель себе подмышку.

Посмотрел на меня и сообщил:

– Есть у меня один земляк… который знает другого моего земляка, который…

Давтян кивнул.

– В общем, я разузнаю, что, да как, – сказал он. – Серик, как скоро тебе понадобятся… результат?

– Чем скорее, тем лучше, – ответил я. – В течение недели. Желательно.

Давтян прижал ладонь к портфелю, будто к разболевшемуся вдруг сердцу.

– Неделя… – повторил он.

Нарек задумчиво посмотрел мимо меня на окна жилого второго этажа. Мне показалось, что в одной из квартир у меня за спиной захлопнули форточку. Давтян сместил взгляд на моё лицо, решительно тряхнул головой.

– Подожди здесь, Серик, – сказал он. – Сейчас вернусь.

Давтян ушёл в магазин, унёс с собой портфель моего прадеда. Сидевшая на фонаре ворона насмешливо каркнула и полетела через двор. Она будто бы погналась за недавно умчавшимися в том же направлении воробьями.

Почти пять минут я скучал под деревом. Слушал доносившееся из квартиры на втором этаже бормотание радиоприёмника. Рассматривал кусты и деревья – отметил, что в их кронах уже появились яркие жёлтые листья.

Нарек вернулся без портфеля. Протянул мне клочок газеты, размером с половину сигаретной пачки. На этом клочке я увидел числа номера телефона и состоявший из одной буквы и трёхзначной цифры код.

Нарек мне пояснил, что этот код – от автоматической камеры хранения.

– На каком вокзале? – уточнил я.

Давтян пожал плечами.

– Пока не знаю, – ответил он. – Позвони по этому номеру, Серик. Скажем…

Нарек на пару секунд задумался.

У меня за спиной новь громыхнула форточка, звуки из радиоприёмника стали значительно тише.

– Скажем, в следующий понедельник рано утром. До семи. Сможешь?

– Разумеется, – ответил я.

Нарек улыбнулся.

– Прекрасно, – сказал он. – Надеюсь, Серик, что к тому времени я уже решу твою проблему. По телефону я скажу тебе название вокзала. Или сообщу о другом месте, где тоже есть камеры хранения. Приедешь туда. Заберёшь из ячейки портфель. Договорились?

– Прекрасно, – сказал я.

Мы пожали друг другу руки, перекинулись десятком «вежливых» фраз и попрощались «до пятницы».

Нарек шагнул в сторону магазина. Но тут же остановился. Обернулся.

– Серик, а ты не боишься, – сказал он, – что я твой портфель… потеряю?

Я хмыкнул, пожал плечами и ответил:

– Не боюсь, Нарек. Деньги – всего лишь бумага. Но если вдруг потеряешь…

Я посмотрел Давтяну в глаза.

– … скажи мне об этом, Нарек. Ведь ты же помнишь, что я умею. Я найду эти деньги и этот портфель где угодно.

* * *

Вечером я отчитался о проделанной работе перед Сан Санычем.

– В следующий понедельник позвони ему, – сказал Александров. – Но ни на какой вокзал не суйся. Я сам туда съезжу. Потому что если тебя возьмут – плакала твоя заграница. Подождёшь меня дома. А я уж выкручусь, если что.

– Сан Саныч, а что там с самолётом? – спросил я.

Александров пожал плечами и ответил:

– Пока не знаю, Красавчик. Я передал информацию, куда следует. Я же тебе говорил. Мне пока ничего не сообщили. Да и не должны. Но «голоса-то» тоже молчат. А это уже хороший признак.

* * *

В субботу я впервые в этом тысяча девятьсот семидесятом году с таким нетерпением ждал почтальона. И впервые с искренним интересом заглянул в газету «Правда». Открыл шестую страницу.

Посмотрел на деда, улыбнулся и сообщил:

– Дед, похоже, у нас получилось.

* * *

Сан Саныч и Варвара Юрьевна пришли к нам в субботу днём. Они тоже принесли с собой газету «Правда».

Бабушка Варя взмахнула газетой и спросила:

– Вы уже видели? Статьи нет!

Варвара Юрьевна расцеловала меня в щёки ещё в прихожей. Отнесла газету на кухню, развернула её на кухонном столе. Она ткнула пальцем в шестую страницу.

– Ничего нет! Не было никакого угона самолёта!

Она улыбнулась и заявила:

– Я и вчерашнюю газету просмотрела. Ничего там не нашла.

Сан Саныч усмехнулся:

– Варя две ночи просидела около радиоприёмника. Как шпионка.

– Там тоже ничего не сказали! – сообщила Варвара Юрьевна. – Даже «голоса» об угоне не сообщили! Похоже, Сан Саныч этот угон всё же предотвратил. Надеюсь, что тех бандитов не пожалеют. Пусть на этот раз они и не убили девочку.

Я положил на бабушкину газету привезённый мной из будущего клочок газетной бумаги с заголовком статьи: «К нападению на советский самолёт» и с видневшимися надписями «Правда» и «17 октября 1970 г.» Нарочно сохранил эту статью (не бросил её в воскресенье в огонь), чтобы сравнить её со статьёй, напечатанной в сегодняшней газете.

Взглянул на начало полученной от Порошина «старой» статьи: «В связи с обращением Советского правительства правительство Турции сообщило, что оно готово вернуть угнанный в результате бандитского нападения 15 октября советский самолёт „АН-24“, а так же его экипаж и находившихся на борту пассажиров. 16 октября экипаж самолёта и пассажиры возвратились на родину…»

В «порошинской» заметке говорилось, что в турецком госпитале остался получивший серьёзные ранения в грудь штурман самолёта. Два бандита, совершившие вооружённое нападение на экипаж советского самолёта и убившие бортпроводницу, задержаны. Турецким органам прокуратуры дано указание расследовать обстоятельства дела.

Сегодня под надписями «Правда» и «17 октября 1970 г.» красовался заголовок: «Нужна кровь». Эту статью я сегодня прочёл дважды. Не нашёл в ней ни слова об угоне самолёта «АН-24», случившемся в «той» прошлой реальности пятнадцатого октября тысяча девятьсот семидесятого года. Не увидел я в сегодняшней газете и фото погибшей «тогда» бортпроводницы.

Информацию об этом угоне самолёта и об убийстве бортпроводницы мой прадед не включил в свои «записи советского Нострадамуса». Эту статью он изначально положил в стопку со статьями о преступлениях маньяков. Доверил «работу» над этим «делом» Александрову. Тот пообещал нам, что «разберётся». Хотя и не уточнил, как именно он это сделает.

Сан Саныч взглянул на меня и спросил:

– Не боишься, Красавчик, что твои планы полетят к чёрту?

Он уже задавал мне этот вопрос.

Тогда я ответил ему так же, как и сейчас:

– Иначе никак, Сан Саныч. Даже Порошины это понимали. Раз положили в папку вот эту вот заметку.

Я указал на газетную вырезку.

Мы дружно скрестили взгляды на черно-белом изображении лица молодой бортпроводницы. Той, которая в прошедший четверг всё же долетела до Сухуми.

Александров поднял на меня глаза.

– Думаешь, твой план не вылетел в трубу? – спросил он.

Я пожал плечами и ответил:

– Скоро узнаем.

* * *

– Есть информация о самолёте! – сообщила Варвара Юрьевна в воскресенье, едва переступив порог квартиры своего отца.

Сан Саныч ухмыльнулся и прикрыл дверь.

Мы с прадедом выждали, пока гости переобуются, проводили их на кухню.

Юрий Григорьевич тут же поставил на огонь медную турку.

Я спросил:

– Что за информация, ба? От кого?

– «Голоса» разродились, – сообщила бабушка Варя.

Она развернула принесённый на кухню бумажный свёрток, переложила из него печенье на поданную Сан Санычем тарелку.

– Варя снова просидел до утра около приёмника, – сообщил Александров. – Не выспалась.

Сан Саныч покачал головой и уселся за стол.

– Не зря просидела! – сказала Варвара Юрьевна.

Она радостно улыбнулась.

– «Голоса» сказали, что в этом году в СССР уже дважды попытались угнать самолёт, – заявила бабушка Варя. – Один раз это случилось в июне. Вторая попытка произошла в этот четверг. Сказали, что в Батуми у трапа самолёта задержали двух… этих… бандитов, в общем. Те попытались пронести на борт самолёта оружие. Наши милиционеры преступников задержали. У бандитов нашли приготовленную для передачи экипажу самолёта записку с требованием лететь в Турцию.

Варвара Юрьевна взяла Александрова за руку, посмотрела ему в глаза.

– Так что всё у нас получилось, – сказала она. – Сан Саныч, твой план сработал. Ты у меня молодец!

Она поцеловала Александрова в губы.

Бабушка посмотрела на меня и сообщила:

– «Голоса» уверены, что после этих случаев власти нашей страны усилят меры безопасности при перелётах. Как ты, Сергей, и рассказывал. Они сказали, что «тюремные решётки СССР станут ещё крепче».

* * *

В понедельник рано утром мы с прадедом пробежались до метро. Сразу не повернули обратно. Потому что я задержался в пропахшей табачным дымом кабине телефона и позвонил по указанному в записке Давтяна номеру. Трубку сняли быстро. Я услышал в динамике незнакомый мужской голос. Мой собеседник спросил моё имя, но сам не представился. Он сообщил, что «посылку» уже доставили на Ленинградский вокзал. Назвал двузначный номер ячейки.

Эту информацию я примерно через два часа передал Сан Санычу (Александров позвонил на телефон в квартиру моего прадеда).

Вечером Сан Саныч явился к нам уже затемно и вручил мне сетку-авоську, в которой лежал пропахший чесноком газетный свёрток.

– Что это? – спросил я.

– То, что ты, Красавчик, просил, – ответил Александров. – Восемьдесят восьмая статья Уголовного кодекса.

– Статья – это понятно. Портфель-то где?

– Не было там портфеля. Только вот это.

Александров указал на свёрток.

Я развернул газету в гостиной на журнальном столике (под присмотром Сан Саныча и Юрия Григорьевича). Увидел четыре пачки денег, иностранных: вперемешку лежали американские доллары, английские фунты стерлинги, французские франки, немецкие марки – перечисленные мной неделю назад Давтяну иностранные валюты. Под покровом пропитанной жиром и пропахшей чесноком газеты я не нашёл только турецкие лиры. Я смял газету, понюхал и показал её Александрову.

Спросил:

– Сан Саныч, в чём это она?

Заметил прилипшие к банкнотам кристаллы соли.

– Так понимаю, раньше в этой газете лежало сало, – ответил Александров. – С чесноком.

Я покачал головой, усмехнулся.

– А говорят, что деньги не пахнут, – сказал я. – Вот значит, чем сейчас в СССР пахнет валюта.

* * *

Двадцать первого октября Александров позвонил в квартиру моего прадеда за четверть часа до полудня. Трубку снял Юрий Григорьевич. Но прадед тут же подозвал к телефону меня.

– Собирайся, Красавчик, – прозвучал в динамике голос Сан Саныча. – Через сорок минут за тобой заеду.

– Что случилось? – поинтересовался я.

В моей голове ещё витали результаты спортивных соревнований за тысяча девятьсот восемьдесят шестой год. В том году в финале Кубка Европейских чемпионов румынская «Стяуа Букурешти» (со счётом два-ноль) обыграла «Барселону». А сборная Аргентины в финальном матче чемпионата мира по футболу победила футболистов из ФРГ (три-два).

– Расскажу, когда приеду, – пообещал Александров.

Через полчаса он перешагнул порог квартиры и поторопил меня:

– Не жуй сопли, Красавчик. Нас ждут. Платок для работы прихвати.

– Санечка, что случилось? – спросил май прадед.

Он замер на пороге своей спальни, посмотрел на Александрова.

– Хлыстова из Минкульта случилась, – ответил Сан Саныч. – Чуть ли не на колени передо мной стала. Слёзно попросила помочь. Не смог ей отказать. Слабый я человек, Григорьич. Женщины из меня всю жизнь верёвки вьют. Да ты и сам это знаешь.

Я натянул джемпер, стряхнул на пол прицепившееся к рукаву белое пёрышко – то закружилось в воздухе, подобно большой снежинке.

– Снова спёрли машину у её сына? – спросил я.

Александров покачал головой.

– Если бы, – сказал он. – Помните, мы посмотрели фильм «Возвращение 'Святого Луки»? Вот сейчас похожая ситуация. Только спёрли не картину, а какую-то жутко ценную скрипку. И не у нас, а у приезжего англичанина. Хлыстова волосы на себе рвёт.

Юрий Григорьевич скрестил на груди руки.

– Что за англичанин? – спросил он.

– Скрипач, – ответил Александров. – Имя я не запомнил. Хлыстова сказала, что он явился к нам на гастроли. Фурцева лично приняла участие в их организации. Ну и Хлыстова в этом тоже поучаствовала. Чуть ли не английская королева на этот визит добро дала.

Сан Саныч усмехнулся.

– Англичанин приехал, заселился в Интурист. Вчера вечером. А сегодня после завтрака заявил, что у него из номера исчезла дорогущая скрипка – подарок всё той же английской королевы. Сказал, что без неё концерт не состоится. Рвёт и мечет.

– Кто? – поинтересовался я. – Англичанин? Или Хлыстова?

Александров махнул рукой.

– Все, – сказал он. – И англичанин, и Хлыстова, и Фурцева. Но о пропаже скрипки пока молчат. Это же международный скандал. Урон престижу нашей страны. Хлыстова сказала: у Фурцевой сегодня едва инсульт не случился. В общем: ситуация напряжённая.

Сан Саныч покачал головой и сообщил:

– Хлыстова ко мне лично приехала. Рубашку на плече мне слезами промочила. Там следы от косметики остались. Я её на работе бросил. Надел запасную. Чтобы Варвара чего не подумала. А то фантазия у Вари хорошая. Рассказы о скрипке не помогут.

Юрий Григорьевич кивнул.

– Это точно, – сказал он. – Это ты, Санечка, правильно сделал.

Александров взглянул на меня и сказал:

– Чего замер, Красавчик? Обувайся. Поехали. Нас в гостинице важные люди ждут. Не боись: на твои планы наша сегодняшняя поездка не повлияет. Сколько тут тебе в Москве жить осталось? Пока вспомнят о тебе в этой суете – от тебя уже и след простынет.

Он повернулся к моему прадеду, спросил:

– Или я не прав, Григорьич?

– Прав, Саня, – ответил Юрий Григорьевич. – Вот только Сергей с тобой не поедет.

Я замер в одном полуботинке, обернулся – иронии во взгляде прадеда не заметил.

Александров нахмурился.

– Это ещё почему, Григорьич? – спросил он. – Поясни.

– Потому что вместо Сергея поеду я, – сообщил мой прадед.

Он улыбнулся и заявил:

– Разве ты, Санечка, не понял? Это тот самый шанс, который мне и нужен. Внимание влиятельных персон Сергею ни к чему. А вот мне оно придётся в самый раз. Екатерина Алексеевна не последний человек в нашей стране. Хороший старт для моего плана.

Юрий Григорьевич пожал плечами.

– Саня, для тебя ведь всё рано, кто эту скрипку отыщет. Я с этим справлюсь не хуже Сергея. Ты и сам это знаешь. Примерно такое начало я и планировал. Только не думал, что оно случится до Серёжиного отъезда. Но, раз уж так получилось…

Прадед развёл руками и заявил:

– Не вижу причины не воспользоваться такой прекрасной возможностью. Напомню о себе Хлыстовой. А там… кто знает… может и встречусь с Екатериной Алексеевной. А Фурцева, как ни крути, птица высокого полёта. Там и до Леонида Ильича будет рукой подать.

Сан Саныч озадаченно хмыкнул.

– А ведь и правда, Григорьич, – произнёс он. – Как-то я не подумал о такой возможности. Скрипку ты найдёшь. В этом я уверен. Фурцева-то об этом деле по любому узнает. Красавчика от неё прятать не придётся. И для нас польза будет.

Александров покачал головой.

– Странно, что я сам о такой возможности не подумал. Что-то я совсем заработался, Григорьич. Или постарел? В отпуск мне пора. В санаторий: в грязевые ванны и в лечебные соли. А не в очередную командировку за очередным подонком.

Юрий Григорьевич улыбнулся.

– Не прибедняйся, Санечка, – сказал он. – Знаю тебя: бережёшь меня по старой привычке. Только позабыл, что наши планы изменились. А это повлекло и смену образа жизни. Привыкай, Саня. Теперь я не прячусь. Теперь я этот… второй Вольф Мессинг.

Прадед выпрямился, заправил футболку в штаны.

Мне показалось, что он вот-вот согнётся в поклоне, будто цирковой артист. Но Юрий Григорьевич лишь горделиво приподнял подбородок и посмотрел на Сан Саныча сверху вниз.

– Григорьич, разве ты не второй Нострадамус? – спросил Александров.

Юрий Григорьевич махнул рукой и заявил:

– Одно другому не помешает. Будут им, Санечка, и фокусы, и предсказания. Как только я попаду на глаза нужной публике. Дело мы задумали серьёзное и правильное. Так что не поленимся: поработаем в полную силу. Правильно я говорю?

– Правильно, Григорьич.

Сан Саныч хмыкнул, повернулся ко мне и скомандовал:

– Отбой, Красавчик. Планы изменились. Отдай Григорьичу платок.

Глава 20

Сан Саныч и Юрий Григорьевич вернулись поздно вечером. За окном к тому времени уже стемнело. Я поужинал, уселся в кресло штудировать «спортивный альманах». До возвращения прадеда и Александрова я выучил наизусть результаты хоккейных матчей двух чемпионатов мира, отложил в памяти фамилии победителей Олимпийских игр восьмидесятого года, даже сунул нос в хитросплетения игр бейсбольных команд Соединённых Штатов Америки и Канады. В прихожей щёлкнул дверной замок – я тут же бросил на журнальный столик тетрадь. Встретил прадеда и Александрова на пороге комнаты. Увидел озорной блеск в глазах Юрия Григорьевича.

– Как прошло? – спросил я. – Нашли скрипку?

– А как же, – ответил прадед. – Нашли. Старый конь борозды не испортил.

Он усмехнулся и тряхнул головой. Я не удержался – чихнул: Сан Саныч снова принёс мощный запах своего одеколона. Александров будто почувствовал моё недовольство: нахмурился.

– Где она была? – спросил я.

– Там же, – ответил Юрий Григорьевич. – В гостинице. Это было несложно. Я поводил скрипача по этажам. Воспользовался твоим примером: сработал дважды по десять минут. Этого вполне хватило.

Прадед полюбовался на своё отражение в зеркале, словно заинтересовался причёской. Мне показалось, что мысленно он всё ещё ходил по гостинице «Интурист» – под прицелом удивлённых взглядов.

Я выждал, пока прадед налюбуется на себя, и спросил:

– Кто её спёр?

Сан Саныч махнул рукой.

– Дурацкая история, – ответил он. – Скрипку горничная прихватила. Пока не понятно: по собственной глупости, или по чужой указке. В этом без нас разберутся. Не наше это дело. Свою задачу мы выполнили.

Сан Саныч заглянул в мои глаза и заявил:

– У нас с Григорьичем к тебе, Красавчик, серьёзный разговор. Поставь чайник.

Александров указал рукой в сторону кухни.

Я посмотрел на ставшее вдруг серьёзным лицо Юрия Григорьевича, спросил:

– Вас в гостинице не покормили?

– Кто бы нас там кормил? – проворчал Александров.

Он покачал головой.

Под присмотром Сан Саныча я вскипятил на газу воду. Юрий Григорьевич за это время переоделся в домашнюю одежду и уселся за стол рядом с Сан Санычем. Александров эмоционально описал мне процесс поисков скрипки в гостинице «Интурист». Прадед выслушал окончание этого рассказа и добавил, что работа с «поиском» ему понравилась. Я поставил на стол чашки с чаем рядом с «организованной» Сан Санычем колбасной нарезкой. Понаблюдал за тем, как Юрий Григорьевич и Александров жадно проглотили по бутерброду. Вновь отметил, что разница в возрасте между Сан Санычем и моим прадедом сейчас почти незаметна.

Сан Саныч указал пальцем на тарелку с колбасой и сказал:

– Поешь, Красавчик. Я не уверен, что моя невестка тебя сегодня покормит. Небось, опять сидят с Аркашей без копейки. Бестолковая молодёжь. Так и не научились нормально жить от зарплаты до зарплаты.

Александров хмыкнул.

Он сделал глоток из чашки и спросил:

– Не передумал, Красавчик?

Александров снова соорудил себе бутерброд. При этом он не спускал глаз с моего лица.

– В каком смысле, Сан Саныч?

– Может, останешься, Сергей? – спросил Юрий Григорьевич. – Здесь, в СССР. С нами.

Он посмотрел на меня поверх чашки.

Я покачал головой, поднял руки и показал прадеду ладони.

– Без вариантов, дед. Не останусь. Даже если ты решишь проблему с документами. Мы на эту тему уже поговорили. Забыл? С тех пор ничего не изменилось: ни СССР, ни моё мнение о жизни в нём.

Юрий Григорьевич и Александров обменялись взглядами.

Сан Саныч снова повернулся ко мне и сказал:

– Тогда собирайся, Красавчик. Отвезу тебя сегодня к себе. Поживёшь немного там: потеснишь Аркадия и его невесту. Не сомневаюсь, что они порадуются твоему визиту. Особенно если ты им завтра еды купишь.

Я вопросительно приподнял брови.

Юрий Григорьевич вздохнул (мне показалось: печально).

– В четверг Григорьич ужинает с Фурцевой, – сообщил Александров. – Григорьичем уже заинтересовались. Серьёзные люди. Понимаешь? Не только Министр культуры. Думаю, что завтра биографию твоего прадеда уже рассмотрят под микроскопом. Лучше, что бы ты, Красавчик, под этот микроскоп не попал. Лучше и для тебя, и для Григорьича. Так что пей чай, наедайся бутербродами. Собирай вещички. Уже сегодня переберёшься к Аркаше. Перекантуешься там до отъезда. С Георгичем сейчас попрощайся.

Я повернул голову, встретился взглядом с глазами прадеда.

– Так надо, Сергей, – произнёс Юрий Григорьевич. – Для твоего же блага. Чтобы ты уехал спокойно.

Он невесело улыбнулся.

Я пожал плечами и ответил:

– Хорошо. Как скажете, товарищи старички. Не вопрос.

* * *

Всё моё имущество снова поместилось в рюкзак. Кроссовки, джинсы и «фирменные» спортивные штаны я подарил своему прадеду. Бейсболку, пластмассовые шлёпки и шорты вручил Сан Санычу. Из привезённой в тысяча девятьсот семидесятый год одежды я уложил в рюкзак только белые футболки и китайские трусы. Туда же я сунул купленные уже здесь, в СССР, вещи. Не взял с собой ни почти опустевший баллончик с пеной для бритья, ни мобильный телефон, ни туалетную воду – всё это я отдал Александрову. Прадеду я сам одел на руку мои швейцарские часы («на память») – тот сопротивлялся лишь для приличия. Остаток советских денег я поделил на две части (лишь одну пачку сунул в рюкзак вместе с валютой) и тоже передал их Сан Санычу и Юрию Григорьевичу.

Прощание с прадедом получилось недолгим. Мы обнялись. В глазах Юрия Григорьевича блеснула влага. Я клятвенно пообещал прадеду, что непременно оповещу о себе, когда обустроюсь за границей: пришлю на бабушкин адрес открытку с изображением Эйфелевой башни или Биг-Бэна. Выслушал заверения о том, что для меня «дверь всегда открыта» – в случае, если «заграничная» жизнь мне всё же не понравится, или если я затоскую «по Родине». Прадед пожелал мне удачи – я ответил ему примерно теми же фразами. Напомнил я напоследок прадеду и о том, что мост между «берегами» не только возможен, но и необходим. Юрий Григорьевич с этим снова согласился. Мы синхронно вздохнули. Я шагнул вслед за Сан Санычем за порог прадедовской квартиры.

В салоне автомобиля я выслушал нотации Сан Саныча и снова задумался о том, правильное ли я принял решение. Под бубнёж Александрова я вновь проанализировал свои желания. Понял, что в СССР меня удерживали только прадед, Сан Саныч, бабушка и… Лебедева. Понял, что не чувствую тоску по пионерским галстукам и по ленинским субботникам; не ощутил желание заполучить комсомольский значок или партбилет. Я посмотрел на проплывавшие за окном красные флаги и баннеры с советскими лозунгами – сообразил, что нынешняя Москва так и не стала для меня родной. Я больше скучал по той столице, где сверкали рекламные надписи и светились яркие вывески многочисленных магазинов. Понял, что соскучился даже по своей работе в ночном клубе.

* * *

Рита и Аркадий удивились нашему визиту. На известие о том, что временно я стану их соседом, они отреагировали спокойно. А вот Василий моему появлению искренне порадовался. Он сразу же потребовал, чтобы я рассказал вторую часть истории о «жутком» терминаторе. Я подтвердил своё прошлое обещание. Только уточнил, что расскажу историю завтра вечером. Васю родители уложили спать. Аркадий и Рита посидели вместе со мной на кухне, напоили меня чаем. Я убедился в правдивости слов Сан Саныча о том, что в Аркашином холодильнике «мышь повесилась». Сделал в уме пометку прогуляться завтра в магазин и купить продукты.

В первый же вечер Рита и Аркадий выплеснули на меня накопившиеся новости. Они сообщили мне, что Валентина Кудрявцева ещё месяц назад уехала в Тольятти к своему бывшему мужу. Она заявила, что «бывший» испортил ей жизнь, поэтому она повезла ему «должок». Валя пообещала подругам, что не успокоится, пока её бывший муж не попросит у неё прощения «стоя на коленях». Сказала, что выцарапает глаза «разлучнице» и покажет «семейке» бывшего мужа, «где раки зимуют». Уже месяц Рита и Аркадий о Вале ничего не слышали. Хотя Рита и спрогнозировала, что Валентина Кудрявцева вернётся в Москву «до конца нынешнего года».

Рассказали мне Рита и Аркадий и новость о семействе Порошиных. Они заявили, что Ольга Порошина беременна. Пошутили, что мой «контрабандный» кофе пошёл Петру и Ольге «на пользу»: из пансионата Порошины уехали уже с подарком, о котором узнали здесь, в Москве. Рита озвучила мне эту новость и взглянула на Аркадия, будто бы задумчиво. Я тоже задумался: над тем, порадуется ли Сергей Петрович появлению брата или сестры, которых в той, в прошлой реальности у него не было. Решил, что нынешний Серёжа Порошин наверняка порадуется, а мнение на этот счёт своего бывшего коллеги по работе в клубе Сергея Петровича я уже никогда не узнаю.

* * *

В среду я выполнил данное самому себе обещание и прогулялся в магазин. Намеренно не пошёл в тот продуктовый, где примерно месяц назад встретил Надю Петрову. Потому что сейчас подобные встречи в мои планы не входили. Я сразу же у подъезда свернул в сторону, противоположную той, где находился Надин дом. Немного покружил по кварталу, но магазин отыскал. Особенно над покупками я не раздумывал. Потому что подозревал: Аркадию, Рите и Василию сейчас пригодятся любые продукты. Я вернулся к дому Александровых с набитыми всякой всячиной авоськами. Дежурившие на лавке около Аркашиного подъезда пожилые женщины встретили меня и мои покупки любопытными и слегка завистливыми взглядами.

Больше всех порадовался преобразившемуся виду полок в холодильнике пятилетний Вася. Вечером он слушал «леденящую душу» историю о втором пришествии терминатора и безостановочно жевал то колбасу, то сыр, то халву, то конфеты. Рита и Александров отреагировали на обилие продуктов не столь эмоционально, как их сын. Но поужинали активно. Мой рассказ о терминаторе они заедали бутербродами и запивали молоком из треугольных пакетов. На фразу «айл би бэк» Рита и Василий отреагировали печальными вздохами (я сразу же озвучил им перевод этого «ненашинского» выражения «ненашинского» робота-убийцы). Аркадий усмехнулся и заявил, что с удовольствием бы посмотрел снятый на основе моего рассказа фильм.

– Посмотришь, Аркадий, – пообещал я. – Обязательно посмотришь. В будущем.

* * *

Варвара Юрьевна и Сан Саныч нагрянули к нам в субботу утром. Рита и Аркадий отреагировали на их появление без особого восторга. А вот Вася появлению моей бабушки обрадовался. Он сразу же угостил её и Сан Саныча конфетами. Александров-старший по-хозяйски прошёл в кухню, заглянул в холодильник. Хмыкнул при виде разложенных там по полкам продуктов. Посмотрел на меня, покачал головой. Положил на стол перед Аркадием две сторублёвые банкноты и потребовал, чтобы его сын раздал долги и больше не «попрошайничал до получки». Аркадий взял со стола деньги и поинтересовался причиной щедрости своего родителя.

– Премию получил, – сообщил Сан Саныч. – Я ведь работаю. И работаю хорошо.

– За скрипку англичанина, что ли, тебе премию выписали? – спросил Аркадий и стрельнул в меня взглядом.

Сан Саныч тоже посмотрел мне в лицо и спросил:

– Красавчик уже о скрипке разболтал?